Джеффрис Сабрина. В постели с принцем

   Подавив вздох, Кэтрин посмотрела на лицо, которое знала не хуже своего.
   — Разумеется. Я мечтаю об этом.
   Сидни на минуту просветлел, но затем его лицо снова приобрело отрешенное выражение — вероятно, он был занят сочинением своей новой поэмы. Нет, Сидни никогда не заметит взглядов графа, и если он не начнет действовать в самое ближайшее время, то мама может осуществить свои угрозы. Кэтрин решительно расправила плечи:
   — Я хотела бы посетить твои чтения в Аргайл-Румз и в следующем месяце.
   Сидни недоуменно заморгал:
   — Так в чем проблема?
   — У нас не хватит денег оставаться в Лондоне так долго. Если, конечно, что-то не изменится в нашем положении. — Трудно было придумать более прозрачный намек.
   Нахмурившись, Сидни бросил взгляд на мать Кэтрин:
   — Ты не можешь тронуть деньги, которые тебе оставил твой дедушка? Ты не разговаривала с солиситором?
   — Он говорит, что воля деда неизменна. Я не могу получить доступа к моему состоянию до тех пор, пока не выйду замуж. — «Именно поэтому мама столь настойчиво требует от меня принять решение».
   — Дьявольски неразумно со стороны твоего дедушки. Кэтрин же подумала, что решение дедушки было как раз очень разумным. Если учесть страсть папы к сомнительным торговым операциям и любовь мамы жить на широкую ногу, деньги разошлись бы в течение нескольких недель. Дедушка не ожидал, что Кэтрин столь долго не выйдет замуж. Или что его зять умрет столь молодым и оставит их с большими долгами.
   Сидни покружил Кэтрин под хрустальными канделябрами, украшенными ветками цветущей вишни.
   — Вероятно, мне следует поговорить с мамой относительно того, чтобы пригласить тебя пожить в нашем доме.
   — Нет, мы не можем навязываться. — Кэтрин представила себе, как мама, вышагивая по городскому дому Сидни, подсчитывает стоимость меблировки. Неделя пребывания с ее мамой наверняка вынудит его отказаться от договора. — И потом, это может показаться неприличным.
   — Верно, — согласился Сидни. Судя по всему, для него проблема была уже решена. — На тебе сегодня очень необычное платье.
   Совершенно очевидно, что он меняет тему разговора, но по крайней мере обратил внимание на выбранный Кэтрин наряд.
   — Тебе нравится?
   — Интересный цвет. Кэтрин судорожно сглотнула:
   — Я полагала, что красный цвет подойдет для ежегодного бала цветущей вишни леди Дженнер.
   — Цветы вишни белого цвета.
   — Да, но плоды вишни красные.
   — Что ж, твое платье определенно красного цвета. Этот оттенок очень…
   Привлекателен? Пикантен?
   — Дерзок, — закончил фразу Сидни. — Да, в общем, ты всегда демонстрируешь дерзкие платья.
   Дерзость не очень приветствовалась Сидни:
   — Тебе оно не понравилось, — пробормотала Кэтрин.
   — Я этого не говорил. Я подумал, что этот цвет будет великолепно подходить для моей героини Серены в «Прекрасной куртизанке».
   Кэтрин удивленно посмотрела на Сидни:
   — Куртизанки? Девушки настолько ослепительной, что она способна смутить короля?
   Сидни растерянно посмотрел на нее:
   — О нет… Я не это имел в виду… Я лишь подразумевал…
   — Что волосы у Серены такие же рыжие, как и у меня? — Кэтрин чувствовала себя все более уязвленной. — Значит, ты считаешь меня несдержанной и…
   — Нет, нет, речь идет всего лишь о твоем платье! — Сидни побледнел. — Только о цвете платья. Проклятие, Кит, ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Оно ярко-красное, разве не так? И с этим золотистым шарфом… одним словом, оно привлекает внимание. Особенно когда ты носишь его с этим украшением в эмалированной оправе.
   — Я не могу себе позволить натуральные драгоценности, Сидни. По крайней мере до того момента, когда мы поженимся.
   Сидни проигнорировал намек.
   — Но молодые незамужние леди обычно не одеваются так броско. Они носят жемчужные украшения и белые платья…
   — При моей фигуре и с моими волосами это сделает меня похожей на свечку. У моих волос яркий, или, как ты это называешь — дерзкий, оттенок, и если по этой причине я более заметна, то должна дать возможность людям на что-то посмотреть.
   — Ты можешь попробовать надеть шляпу, — предложил Сидни. — Я слышал, они сейчас в моде.
   — Я не собираюсь носить шляпу, не собираюсь отказываться от украшений и носить платья, которые мне определенно не идут, — с чувством уязвленной гордости проговорила Кэтрин.
   На лице Сидни отразилась тревога: он страшно не любил спорить.
   — Разумеется. — Его голос сделался воркующим. — Знаешь, ты выглядишь замечательно. Ты — моя муза, вдохновляющая меня в написании стихов.
   И еще порождающая мысли о самых бесстыдных персонажах. Вот и конец ее надеждам на то, что платье позволит Сидни оценить ее как женщину. Неужели он не способен увидеть, что она более не девчонка-сорванец, каковой была в детстве? Он никогда даже не пытался поцеловать ее. Он разговаривал с ней как жених, однако вел себя как обыкновенный друг. Хотя Кэтрин хотелось бы выйти замуж задруга. Было бы так приятно, если бы он обнял ее и…
   — Успокойся и не злись на меня. — Вальс закончился, и Сидни повел Кэтрин с танцевальной площадки с присущей ему элегантностью. — Ты же знаешь, что я не могу без тебя.
   — Потому что я твоя муза, — ворчливо проговорила Кэтрин.
   — Потому что ты моя поэзия.
   Нежные нотки в голосе Сидни усмирили гнев Кэтрин.
   — Ах, Сидни, это замечательно! Сидни просветлел.
   — Правда? Очень удачная строчка, я должен ее записать. — Он стал ощупывать свои карманы. — Проклятие, у меня не на чем это записать. В твоем ридикюле, случайно, нет клочка бумаги?
   Кэтрин молча покачала головой. Она никогда, никогда не приведет Сидни к алтарю. Мама станет попрекать ее долгами до тех пор, пока Кэтрин не выйдет замуж.
   Похоже, Сидни даже не заметил ее уныния.
   — Ладно. Если бы я только смог… — Сидни остановился, заставив остановиться и Кэтрин. Она удивленно посмотрела на жениха. Он кого-то разглядывал у нее за спиной. — Не оборачивайся, граф Айверсли внимательно смотрит на нас.
   Кэтрин скрыла улыбку.
   — В самом деле? — Однако Сидни понадобилось много времени, прежде чем он это заметил. — Вероятно, он разглядывает мое безнравственное платье.
   — Я вовсе не говорил, что оно безнравственное, — огрызнулся Сидни. — А кроме того, он смотрит на нас обоих.
   — Правда? — Сидни перевел взгляд на Кэтрин, и она поспешно добавила: — С какой стати графу Айверсли смотреть на нас?
   — Вероятно, он узнал меня — я учился в Харроу с этим сущим дьяволом. Он и его друзья вели себя так бесцеремонно, не занимались и не делали ничего полезного. Айверсли был хуже всех. Не существовало правила, которого он бы не нарушил. И все потому, что он наследник графа. — На лице Сидни отразилось негодование. — Мы привыкли называть его Александром Великим. Полагаю, он оказался в Лондоне для того, чтобы промотать все состояние, которое ему оставил покойный отец.
   Кэтрин украдкой бросила взгляд на лорда Айверсли. Л гобой человек, который способен возбудить в благожелательном Сидни гнев, поистине должен быть порочным дьяволом.
   Граф по-прежнему буравил ее взглядом. Боже, этот откровенный раздевающий взгляд был по-настоящему скандальным. Граф посмотрел Кэтрин в лицо, и она почувствовала, как закружилась голова.
   Лорд Айверсли приподнял бокал в молчаливом тосте, словно они вдвоем знают один секрет. Словно «два жаворонка, которые единственные знают слова своей песни», как гласит ее любимая строчка из стихотворения Сидни.
   Вспыхнув от смущения, Кэтрин отвела взгляд.
   — Экий негодяй! — Сидни потянул невесту за руку. — Пойдем отсюда, пока он не потребовал, чтобы его познакомили с тобой. Я не хочу, чтобы ты оказалась рядом с ним.
   И в самом деле. Если граф способен вызвать головокружение одним только взглядом, можно предположить, что случится, если он окажется рядом. Вероятно, у нее остановится сердце. Определенно этот человек владеет секретными знаниями, описанными в «Руководстве для повесы».
   — Кроме того, — добавил Сидни, — мне нужно конфиденциально поговорить с тобой кое о чем.
   Сердце у Кэтрин радостно билось, когда Сидни повел ее к дверям, ведущим на галерею. «Спасибо тебе, лорд Айверсли». Пусть ее намеки не дошли до Сидни, зато вызванная ревность, очевидно, сработала. Давно пора.
   Алек хмуро наблюдал за тем, как жертва, на которую он нацелился, уходила с белокурым баронетом. Неужели леди Дженнер была права и мисс Меривейл почти обручена с этим человеком? Берн ничего об этом не говорил.
   Алеку захотелось познакомиться с огненноволосой леди еще до того, как он узнал, кто она такая. Уже одно платье выделяло эту молодую особу из среды ее пресных ровесниц. О нет, ей никак не подойдет девственно-белый цвет. Она была в красном платье, напоминавшем яркие наряды, которые Алек видел в Португалии и Испании.
   И надо же — именно эту наследницу порекомендовал Берн. Как ему, Алеку, могло настолько повезти? Проклятие, сейчас дочь богатого землевладельца находилась одна на галерее с этим… черт бы его побрал, как там его зовут? Если бы Алеку пришлось искать другую богатую наследницу, то это его не обрадовало бы. Огненноволосая леди его не на шутку заинтересовала. Не в пример всем остальным.
   Отставив бокал с шампанским, Алек направился к дверям галереи и остановился в таком месте, откуда он мог видеть молодых людей. Спрятавшись за колонну, он зажег сигару и прислушался к их разговору. Для этого ему не пришлось слишком напрягать слух.
   — Признайся, Кит, — проговорил мужчина брюзгливым голосом, — ты раздражена, потому что я не сделал… формально не предложил тебе своей руки.
   — Я не раздражена, — ответила мисс Меривейл. — Я уверена, что для этого у тебя есть свои резоны.
   Ее голос, ровный, сдержанный и в то же время полный женского очарования, вселил радость в душу Алека.
   — Дело в том, — попытался оправдаться молодой человек, — что у мамы снова разыгралась невралгия и она…
   — Прости меня, Сидни, но невралгия у твоей матери приходит и уходит по ее собственному желанию. Если ты будешь откладывать предложение до того момента, когда она поправится, мои похороны состоятся раньше нашей свадьбы. — Голос мисс Меривейл стал совсем тихим, и Алеку пришлось изрядно напрячь слух, чтобы расслышать то, что она сказала. — Твоя мама, судя по всему, меня не слишком жалует.
   — Не тебя! Твою семью. Она думает, что они несколько… гм…
   — Вульгарны, — подсказала мисс Меривейл.
   Алек нахмурился. Господи, как ему надоело это слово! Он слышит его без конца с самого детства.
   — Не то чтобы вульгарны… — попытался оправдаться Сидни. — Однако мама никогда не одобряла дружбу моего отца с твоим. Даже ты должна согласиться с тем, что сквайр был грубым и аморальным человеком. Не говоря уж о том, что твоя мама достаточно…
   — Хватит. Да, я все знаю о недостатках членов моей семьи, — с чувством собственного достоинства проговорила мисс Меривейл, что заставило Алека поморщиться. — Я знаю, что ты собираешься сказать, и не осуждаю тебя за то, что решил не жениться на мне.
   — Нет! Это совсем не так! Ты ведь знаешь, что ты единственная женщина для меня!
   Алек с досадой скрипнул зубами. Черт побери!
   — Мне лишь требуется время для того, чтобы убедить маму, — продолжил Сидни.
   — У меня нет времени, — заявила девушка. — Мама сказала, что, если ты не сделаешь предложение в течение двух недель, она сообщит всем, что я свободна, и примет лучшее из предложений до нашего возвращения в Корнуолл.
   Алек навострил уши.
   — Она не может так поступить! — протестующе воскликнул Сидни.
   — Разумеется, не может. Она знает, что я никогда не соглашусь на это. Тем временем жизнь моя дома будет настоящим кошмаром. Мы действительно нуждаемся в деньгах…
   — Я знаю. — Сидни тяжело вздохнул. — Ладно, дай мне две недели, чтобы уговорить маму. Если мне этого не удастся сделать, я все равно попрошу твоей руки.
   — Что изменится за две недели? — тихо спросила девушка.
   Умненькая девчонка, подумал Алек.
   — Проклятие, Кит, что ты хочешь от меня? — горестно произнес Сидни. — Если ты только не передумала. Или ты решила, что хочешь выйти замуж за более эффектного мужчину, а не за простого поэта.
   — За кого, например?
   — Ну вот есть, например, Айве рели, который пялит на тебя глаза.
   Алек смял сигару, пытаясь сдержать смех. Забавно! Он должен чувствовать себя виноватым за переживания этого бедняги, однако если мужчина позволяет матери понукать собой, то он сам виноват в своих несчастьях.
   — Только потому, что он смотрел на меня…
   — Ты отвечала тем же. И к тому же этот дьявол поднял бокал в твою честь. На виду у всех.
   — Откуда ты знаешь, что в мою честь, а не в твою? Ведь ты его школьный приятель.
   Алек нахмурился. Он знает Сидни со времен Харроу?
   — Я никогда не был его приятелем. И ты это прекрасно знаешь, иначе так отчаянно не краснела бы.
   — Как иначе я могла бы реагировать, если мужчина, которого ты называешь необузданным и диким, в упор смотрит на меня?
   Алек прищурил глаза. Минутку, минутку — это не тот ли стихоплет и кретин, который в Харроу постоянно одаривал его презрением? Ну да, Сидни Ловелас, наследник баронета и маменькин сынок.
   — Ты не должна была поощрять Айверсли, — ворчливо произнес Ловелас.
   — Я не думаю, что столь порочный тип нуждается в поощрении. Разве такие люди не считают своей целью развращать всех, на ком юбки? Видит Бог, отец знал это.
   Боже, эта женщина была вполне откровенна. Но она по крайней мере понимает ханжество светского общества что добавляет очко в ее пользу.
   — Кит, честное слово, — продолжал Ловелас, — иногда ты знаешь больше, чем иная другая молодая леди, о вещах… вроде этих.
   — Теперь мы подошли к сути дела: насколько я похожа на моего аморального отца, — с горечью проговорила мисс Меривейл. — Что ж, возможно, что ты и прав. Потому я хочу знать больше «о вещах вроде этих».
   Алек пришел к выводу, что разговор становится совсем интересным.
   — Господи, о чем ты говоришь?
   «О том, что она хочет, чтобы ты показал ей эти вещи, глупая твоя голова, — мысленно усмехнулся Алекс, — и тогда ты не упрекал бы ее в том, что она флиртует с незнакомцами».
   — Я говорю, что хочу узнать, какие чувства ты испытываешь ко мне, — ответила девушка.
   — Но ты знаешь это. Ты единственная женщина, на которой я хочу жениться. Я посвящу мою поэму тебе во время чтений завтра. Чего тебе еще нужно?
   Мужчина был туп как пробка. Если бы проводились состязания, Алек женился бы в течение недели.
   — Я хочу большего, чем просто стихов от тебя. — В голосе девушки послышались просительные нотки. — Боже мой, мне уже двадцать два, а меня еще ни разу не целовали!
   — Кэтрин!
   Сидни был явно шокирован, Алек же лишь покачал головой. Соблюдать приличия на публике — это одно дело, но наедине…
   — Ведь мы помолвлены, — настаивала мисс Меривейл, — а обрученные иногда целуются. Даже вполне порядочные люди.
   — Да, но… Видишь ли, я не могу продемонстрировать подобное неуважение к тебе. Даты наверняка и не хочешь этого.
   — Ты так думаешь? — пробормотала девушка.
   Алек едва сдержал смех. Испытывая желание не только услышать, но и увидеть эту интересную сценку, он выглянул из-за колонны. Ловелас явно пребывал в панике, что же касается мисс Меривейл, то она выглядела вполне решительной: щеки ее пылали, во взгляде читалась настойчивая просьба.
   Молодой человек был либо глуп, либо слеп, либо безумен. Разве может здравомыслящий мужчина отказать такой женщине? Или у него есть другая? Впрочем, Ловелас не был похож на повесу.
   — Клянусь, я не понимаю, что на тебя накатило, — нахмурился Ловелас. — Все дело, должно быть, в Айверсли. Не правда ли, он смутил тебя, заставил думать о вещах, о которых тебе не следует думать?
   — Это не имеет никакого отношения к нему! — огрызнулась Кэтрин. — Я даже не знаю этого человека. Но готова биться об заклад, что он поцеловал бы меня, если бы я его попросила.
   Ужаснувшись сказанному, девушка поспешно хлопнула себя по губам.
   «Слишком поздно, дорогая, — с довольным видом подумал Алек. — Ты сейчас задела гордость этого бедняги. Даже Ловелас не выдержит этой атаки».
   Сидни резко выпрямился:
   — Если тебе по душе такое поведение, то я не подхожу тебе в качестве мужа. Но если ты хочешь видеть мужчину, который обожает тебя за ум и надежность, то ты знаешь, где меня найти.
   Круто повернувшись на каблуках, он зашагал в бальный зал.
   Оставив мисс Меривейл одну и очистив поле сражения. Алек вышел из тени.
   — Мисс Меривейл, вы совершенно правы. Я определенно поцелую вас. Если вы попросите меня об этом.

Глава 3

   Иногда за приличным поведением женщины на людях скрывается ее жажда страсти.

Аноним. Руководство для повесы

   Кэтрин не верила своим глазам. Лорд Айверсли? Здесь, на галерее? То, что она так круто поговорила с Сидни, уже плохо, но то, что граф стал свидетелем ее унижения… Проклятие, неужели он слышал весь разговор?
   — К-как долго вы здесь находились? — заикаясь, спросила Кэтрин.
   — Достаточно долго.
   Луна освещала красивое лицо графа. Он смотрел на Кэтрин хищным взглядом небесно-голубых глаз.
   Хотя ему было не более двадцати семи лет, эти глаза свидетельствовали о том, что он знает о жизни многое, в том числе и то, что остается за пределами познаний Кэтрин.
   — Почему вы шпионите за нами?
   Бросив на землю сигару, лорд Айверсли раздавил окурок ботинком.
   — Я просто вышел покурить.
   — Неприлично подслушивать чужие разговоры.
   — Не более неприлично, чем разговаривать о других людях за их спиной.
   Лицо Кэтрин вспыхнуло. Какой ужас!
   — Мы не имели в виду… То есть… О Боже, что вы теперь можете подумать о нас!
   — Меня это не слишком беспокоит. Тем более после того, как я услышал о вашем печальном положении.
   — Печальном положении?
   — Двадцать два года — и вас ни разу не поцеловал муж-чина. Я готов оказать услугу. Как вы сказали, я мог бы это сделать.
   Кэтрин с трудом подавила в себе нервную дрожь. Меньше всего ей нужно, чтобы такой человек стал ее преследовать. Тем более что его единственной целью было соблазнить ее. Возможно, Сидни прав в отношении ее платья — не исключено, что оно навело его сиятельство на превратные мысли относительно ее целомудрия. Кэтрин вполне может потерять и Сидни, и девственность, если не проявит предельную осторожность.
   — Благодарю вас за предложение, ваше сиятельство, однако я пока не пала столь низко, чтобы просить о поцелуе незнакомого мне человека.
   — Я не совсем незнакомец. — Алек приблизился к Кэтрин с тигриной грацией. — За последние десять минут я узнал о вас очень много.
   — Например? — Кэтрин попятилась и уперлась спиной в мраморные перила.
   — Вы откровенны, практичны и… — Граф остановился всего лишь в нескольких дюймах от нее.
   — Беспутны? Не по этой ли причине вы оказались здесь? Не потому ли, что вы услышали, как я попросила сэра Сидни о поцелуе?
   Лорд Айверсли буквально пожирал Кэтрин взглядом.
   — Я бы назвал это смелым поступком. И честным. Вы идете к тому, чего хотите, без пустых извинений. Я восхищаюсь этой чертой в любом человеке, но особенно в женщине.
   — Вот как? А почему «особенно в женщине»? На лицо графа набежала тень.
   — Потому что женщин обычно учат делать так или иначе, не задавая вопросов. Это неразумно.
   — Странный совет для мужчины, который пристает к одинокой молодой женщине.
   — Я не пристаю к вам, — лукаво улыбнулся лорд Айверсли. — Я только подтверждаю то, что вы уже заявили: я поцеловал бы вас, если бы вы попросили.
   Он перевел взгляд с лица Кэтрин на ее грудь, затем на живот. Этот дерзкий взгляд, казалось, обжигал то место, на котором останавливался.
   — Поверьте, если бы я был на месте Ловеласа, вам не пришлось бы меня упрашивать.
   Несмотря на участившееся биение сердца, стук которого отдавался у Кэтрин в ушах, она постаралась сохранить внешнее спокойствие.
   — Я нисколько не сомневаюсь в этом, тем более после того, что я слышала о вас.
   Айверсли прищурился:
   — Что именно?
   — Уверена, что вы знаете всю историю: безответственный молодой лорд ведет себя плохо, его посылают в чужие края, чтобы удержать от неприятностей. После смерти отца, повзрослевший, хотя и не образумившийся, он возвращается домой, чтобы посмотреть, какой скандал может учинить здесь.
   В глазах Айверсли блеснули смешинки.
   — Очень умно с вашей стороны свести всю мою жизнь к банальному клише.
   — Как неразумно с вашей стороны обращать ее в такое клише.
   Смешинки в глазах графа исчезли.
   — Стало быть, вы верите тому, что обо мне говорят?
   — Ваше теперешнее поведение определенно это подтверждает.
   Граф приблизился к Кэтрин настолько, что она могла в упор разглядеть его крепко вылепленный подбородок, густые брови, которые придавали ему лукавое выражение.
   — А я-то думал, что вы можете подарить мужчине удовольствие сомнения. Ловеласу вы определенно его подарили.
   — Я знаю, что, несмотря на свои недостатки, Сидни любит меня.
   — Но недостаточно для того, чтобы поцеловать вас, когда вы об этом просите.
   — Вы не понимаете…
   — Отчего же, я понимаю. Он слишком труслив, чтобы противостоять матери, поэтому осуждает вас и вашу семью за свои недостатки. — Наклонившись, Алек шепотом добавил: — А вот я совсем не трус и готов идти за тем, чего хочу, Кэтрин.
   В точности как Александр Великий, который покорил не только Азию, но и нескольких женщин. И почему его хриплый голос, произнесший ее простое имя, звучит так экзотически, как если бы он произнес «Клеопатра»?
   — Откуда вы знаете мое имя?
   — Помимо того что Ловелас несколько раз употребил его, я расспросил о вас леди Дженнер.
   Кэтрин охватило волнение. Еще ни один мужчина никогда не расспрашивал о ней, правда, она редко бывала в обществе. Интерес графа Кэтрин явно льстил.
   Она прищурилась:
   — Вы не должны называть меня Кэтрин. Это неприлично.
   — Вы предпочитаете, чтобы я называл вас Кит? Мне кажется, это не совсем вам подходит.
   О, наверняка граф был хорошо подкован в вопросах обольщения! По всей видимости, изучил положения из «Руководства для повесы» лет в двенадцать. Его комплименты сбивали Кэтрин с мыслей, а ей весьма важно было сохранять способность рассуждать здраво.
   Она заставила себя произнести холодным, отчужденным тоном:
   — Я предпочитаю, чтобы вы называли меня мисс Мери-вейл. И вообще, пока мы официально не представлены друг другу, вы не должны даже разговаривать со мной.
   Алек мрачно хмыкнул:
   — Вы так строги в отношении соблюдения приличий не-замужними женщинами? А между тем всего лишь несколько минут назад просили о поцелуе.
   Кэтрин гордо вскинула подбородок:
   — Сидни и я почти помолвлены.
   — И он, судя по всему, намерен сохранить этот статус навсегда.
   Хотя Кэтрин и сама думала таким же образом, все же ей было неприятно услышать это от постороннего человека, подслушавшего их с Сидни разговор.
   — Вы ничего о нем не знаете. Сидни — состоявшийся поэт, весьма уважаемый, и гораздо лучше вас, несмотря на ваш высокий титул.
   — Не сомневаюсь. Однако он не поцелует вас. А я поцелую.
   Поймав конец золотистого пояса, который опоясывал Кэтрин, граф притянул ее к себе.
   У Кэтрин мгновенно застучало в висках.
   — Я не хочу, чтобы вы меня целовали, — слабо запротестовала она.
   Айверсли улыбнулся дразнящей улыбкой:
   — Не хотите? Тогда почему вы все еще здесь, а не бежите внутрь, чтобы присоединиться к вашему блеклому соискателю руки?
   Улучив момент, Кэтрин выдернула конец пояса и бросилась к дверям.
   Однако она не успела сделать и пары шагов, как граф поймал ее за локоть.
   — Успокойтесь, не спешите уходить. Никто не увидит, если мы нарушим одно-два правила.
   Дрожь пробежала по телу Кэтрин, когда она ощутила, как лорд Айверсли сжал ее локоть. Кэтрин испугалась. Почему она не стала сопротивляться, когда граф вынудил ее остановиться?
   Потому что устала от ответственности. С момента смерти деда Кэтрин одна командовала слугами, имела дела с торговцами и учила сестер.
   Тем не менее она не должна забывать уроки, которые ежедневно извлекала из поведения родителей: безрассудство ведет к потерям.
   — Сидни говорит, что вы умеете нарушать правила.
   — Он также говорит, что вы не должны хотеть, чтобы вас поцеловали. Но вы-то хотите этого. — Граф оперся о перила по обе стороны от Кэтрин, как бы поймав ее в ловушку. — Так почему не воспользоваться услугами мужчины, который хочет удовлетворить ваше желание?
   Умно с его стороны изображать дело таким образом, будто бы Кэтрин сама хочет воспользоваться его услугами.
   — Я не хочу навязываться, — саркастически проговорила Кэтрин. — Уверена, что в этом обществе вы слишком заняты оказанием услуг таким, как леди Дженнер. Так зачем вам возиться со мной?
   — По крайней мере я не занят прислуживанием своей матери.
   Эти слова уязвили Кэтрин. Она нервно сглотнула.
   — Сидни поцелует меня, когда придет время. Похоже, это не убедило графа.
   — Скажем так: в конце концов он распрямится настолько, что будет способен это сделать. — Теплое дыхание графа опалило щеки Кэтрин. — Возможно, в вашу брачную ночь, еслиона когда-либо наступит. Это не означает, что вы не можете поцеловать меня сегодня… чтобы было с чем сравнивать.