Джеффрис Сабрина. В постели с принцем

   — Рад наконец-то познакомиться с вами, мисс Меривейл.
   Кэтрин наградила графа игривой улыбкой:
   — Я столько слышала о вас, что у меня такое ощущение, будто я знаю вас давно, милорд.
   Лорд Айверсли удивленно вскинул бровь:
   — Надеюсь, ничего плохого.
   — Не более того, что говорят о молодом мужчине, который возвращается в Англию после путешествия по заграницам.
   — Надеюсь, вы не хотите сказать «после легкомысленных заграничных курбетов»?
   Кэтрин растерянно заморгала. Зачем она ведет себя столь глупо и дразнит графа?
   Миссис Меривейл нервно хихикнула:
   — Курбеты, говорите? Ваши bonmottes свидетельствуют о вашем остроумии.
   — Bonmots, мама, — еле слышно проговорила Кэтрин, поправляя мать.
   — Нет, ваша мама права, — спокойным тоном произнес граф. — Я в самом деле глуп, как комок земли. Я не должен думать, что вы верите сплетням обо мне.
   Кэтрин смутилась.
   — Я не знаю, какую сплетню вы имеете в виду, милорд.
   — В самом деле? — Граф лукаво блеснул глазами. — Но вы только что сказали…
   — Я сказала лишь, что о вас все говорят. Однако я… гм… не прислушиваюсь к сплетням. Или по крайней мере стараюсь их не слушать.
   — Стало быть, вы достойны уважения зато, что занимаетесь своим делом. Боюсь, что я не таков. Если люди настолько неосторожны, что говорят там, где я могу их слышать, то я слушаю. И сегодня я услышал множество интересных вещей.
   Что ж, Кэтрин заслужила это.
   Ухмыльнувшись с видом человека, выигравшего очко, Айверсли добавил:
   — Но я совсем забыл, зачем пришел. Я шел сюда с надеждой на то, что вы удостоите меня чести и согласитесь подарить следующий танец.
   — Прошу прощения, приятель, но мисс Меривейл обещала его мне, — раздался позади чей-то голос.
   Обернувшись, Кэтрин увидела Сидни — тот с негодованием смотрел на лорда Айверсли, держа в руках по бокалу с пуншем. Дело принимало нешуточный оборот.
   — Прошу прощения, сэр Сидни, — вмешалась миссис Меривейл, — боюсь, что вы несколько перепутали. Кэтрин уже станцевала один танец с вами, и я знаю, что она согласилась отдать вам последний танец перед ужином. — Торжествующая улыбка матери действовала Кэтрин на нервы. — Будет весьма неприлично вам с Кэтрин танцевать больше чем два танца. Что могут подумать люди? Ведь вы даже не помолвлены.
   Казалось, Сидни вот-вот хватит апоплексический удар. Лорд Айверсли в это время старался спрятать улыбку. Кэтрин не могла определиться, кого больше ей хотелось задушить: леди Дженнер за то, что та привела лорда Айверсли, Сидни за его ложь или маму за то, что она уличила его во лжи.
   Кэтрин выплеснула свой гнев на графа:
   — Сожалею, милорд, но я в настоящий момент не настроена танцевать.
   Леди никогда не должна отказывать джентльмену в танце. Это определенно оскорбит его. Но не тут-то было. Казалось, графа это лишь позабавило.
   — Какая жалость! Я хотел рассказать вам весьма интересную сплетню, которую подслушал. Но если вы хотите, чтобы мы обсудили ее с вашей мамой и сэром Сидни, мы можем пропустить этот танец.
   Конечно же, граф блефовал. Если он расскажет о том, что они делали на галерее, это выставит его в столь же неприглядном свете, как и ее, Кэтрин.
   Для Айверсли не существует правила, которое бы он не нарушил.
   Кэтрин может так никогда и не узнать конец той истории, если откажет ему.
   — Ну, если вы ставите вопрос таким образом, разве могу я воспротивиться?
   Не обращая внимания на обиженное лицо Сидни, а заодно и на внезапно появившуюся солнечную улыбку мамы, Кэтрин взяла графа под руку и последовала с ним на танцевальную площадку.

Глава 5

   Соблазнение женщины подобно военной кампании. Вы должны окружить ее со всех флангов и оставить ей только один выход — сдаться.

Аноним. Руководство для повесы

   Уводя Кэтрин на танцевальную площадку, Алек, в отличие от нее, обратил внимание на лицо Ловеласа.
   «Очень плохо, приятель. У тебя был шанс. Теперь она моя».
   Тем более что танцевать они будут один из новых вальсов.
   Кэтрин посмотрела в лицо графа, и в ее глазах вспыхнули озорные огоньки. Гм… возможно, Алек преждевременно злорадствует.
   Кэтрин откинула назад свою хорошенькую головку и произнесла:
   — Я не подозревала, что вы способны прибегнуть к шантажу ради того, чтобы пригласить даму на танец.
   — Я всего лишь хотел повальсировать с вами, — ответил Алек с невинным видом.
   — А я просила вас оставить меня в покое, — резким тоном проговорила Кэтрин, и Алек заметил, как при этом на ее щеках вспыхнул румянец.
   Заиграла музыка. Алек намеренно заключил Кэтрин в более тесные, чем предписывали правила исполнения вальса, объятия.
   — Вы не хотели этого.
   Когда Кэтрин попала в шаг, в ее карих глазах вспыхнули янтарные искорки.
   — Вы самый напыщенный, самоуверенный мужчина, которого я когда-либо знала.
   — Да, но я танцую с вами, в то время как ваш бедный поэт вынужден лишь наблюдать за нами.
   Не приходилось сомневаться, что баронет не спускал с них глаз. Для деревенской девушки Кэтрин танцевала на удивление легко, природная грациозность помогала ей компенсировать неуверенность в танце. Она настолько быстро уловила ритм движений, что Алек невольно задался вопросом: способна ли эта девушка так же чутко вести себя в постели? Он еще крепче сжал руку Кэтрин, и она сердито посмотрела ему в глаза:
   — Сидни был прав в отношении вас.
   — В самом деле? Что еще мой старый школьный приятель наговорил вам обо мне?
   — Что вы вели себя столь вызывающе лишь потому, что были графским сынком.
   Черт бы побрал этого Ловеласа!
   — Вам не приходило в голову, что у вашего друга Сидни существуют свои причины для того, чтобы не рассказать вам всю историю?
   — А вы отрицаете тот факт, что одноклассники называли вас Александром Великим за то, что вам позволялось делать все, что вздумается?
   — Они просто восхищались моими талантами.
   — Сидни говорит, что вы никогда толком не учились, а лишь постоянно скандалили со своими друзьями.
   — А Ловелас все свое время тратил на то, чтобы скулить о своей матери.
   Точный удар. Кэтрин побледнела и, смутившись, опустила глаза:
   — Нет ничего плохого в том, что мальчик… тоскует по матери.
   — Поначалу — да. Но даже на третьем семестре Сидни еженедельно писал матери. И почти также часто получал от нее посылки.
   Кэтрин безошибочно среагировала на негодующий тон графа:
   — А разве ваша мама не присылала вам посылки? Алек с досады скрипнул зубами.
   — Я бы ей этого не позволил, — солгал он, как делал нередко в Харроу. — Ни один уважающий себя мальчишка не позволит, чтобы его мать так нянчилась с ним.
   Правда заключалась в том, что старый граф никогда не допустил бы подобного. Когда Ловелас лакомился марципанами, свежими яблоками и шафранным кексом, Алек делал вид, что его это не волнует.
   — Вы поэтому невзлюбили Сидни? — Нежность, звучавшая в голосе Кэтрин, действовала Алеку на нервы. — Из-за того, что он получал посылки от матери, а вы нет?
   — Не говорите чепухи. Если я за что-то и не люблю Ловеласа, то лишь за то, что он не ценит других, более достойных вещей.
   Взгляд Кэтрин стал колючим.
   — Таких, как вино, женщины, музыка?
   — Таких, как вы. Вы заслуживаете лучшего мужчины, нежели Ловелас, и мы оба это знаем.
   Удивленный взгляд, а также тихое восклицание «О!» почти обезоружили Алека. Он опустил руку чуть ниже ее талии, к соблазнительной округлости, которую скрывало шелковое платье. Еще чуть-чуть — и он сможет ощутить под рукой очаровательную попку. Это определенно шокирует всех матрон, а он заслуженно схлопочет пощечину.
   Алек вздохнул. Ухаживать за женщиной было гораздо проще в Португалии. Да и вообще там не было ухаживания как такового. Мужчина мог перейти непосредственно к делу и забыть о танцах и болтовне.
   Но если он хочет получить Кэтрин в жены, то обязан играть по правилам, а не таскать мисс Меривейл на галерею, где мог бы забыться и снова погрузиться в сладостную пучину чувств, вызываемых ее поцелуями. Леди предпочитают комплименты, вдруг подумал Алек и сказал вслух:
   — Мне нравится ваше платье.
   Кэтрин бросила на него скептический взгляд:
   — Оно не слишком красное?
   С какой стати оно может быть слишком красным?
   — Разумеется, нет. Оно вполне соответствует этому балу. Легкая улыбка коснулась губ Кэтрин.
   — Цветы черешни белые.
   — Плоды черешни красные. — Алек понизил голос: — Как ваши губы.
   Кэтрин не слишком элегантно фыркнула:
   — Должно быть, вы нашли это на странице двадцать шесть. — Видя, что граф непонимающе заморгал, она добавила: — Одной из книг, где обучают лести.
   — Простите, если я не столь поэтичен, как драгоценный соискатель вашей руки, — парировал Алек, — но мне показалось, что вы хотите услышать мое истинное мнение о вашем платье.
   — В этом вы ошибаетесь — я предпочитаю искренность лести. — Взглянув на графа из-под опущенных ресниц, Кэтрин добавила: — Так что вы думаете о моем платье на самом деле?
   — Что это самое эротичное платье, которые я когда-либо видел. — Алек провел рукой по поясу на талии. — Мне нравится, как оно обтягивает ваши груди и ваши…
   — Достаточно. — Кэтрин густо покраснела. — Вы не должны говорить подобные вещи.
   — Вы сказали мне, чтобы я был честен.
   — Да, но… Я имела в виду… — в смущении залепетала Кэтрин. — Я уверена, что для вас это развлечение, а для меня это жизнь. Я не могу позволить, чтобы вы насмешничали ради собственного удовольствия.
   Алек почувствовал, что начинает злиться.
   — Вы считаете, что я играю с вами?
   — Я знаю, что вы испытываете какое-то особое, извращенное удовольствие в поддразнивании Сидни, но не хотите понять, насколько ваши шуточки осложняют мне жизнь.
   — Должно быть, ваш ревнивый поэт рассказал вам о моих мальчишеских подвигах, но он не знает ничего обо мне как о взрослом мужчине. Так что нельзя сказать, что я получаю извращенное удовольствие, поддразнивая невинного.
   — В таком случае, с какой целью вы все время досаждаете мне?
   — С той же целью, что и любой мужчина, ухаживающий за женщиной.
   Смех Кэтрин рассердил Алека.
   — Должно быть, вы шутите.
   — Нисколько. — Алек наклонился к уху Кэтрин: — Вероятно, мне следует проводить вас на галерею и напомнить, насколько я искренен.
   Кэтрин нахмурилась и резко отстранилась:
   — В отношении поцелуев — да. Но это не одно и то же. Люди вашего сорта всегда искренни в отношении поцелуев.
   Алек посмотрел на нее, прищурившись:
   — Это какого такого сорта?
   — Вы же знаете — светские мужчины.
   — Даже светские мужчины должны жениться, — раздраженно заявил граф.
   — Да, но не на каких-то там дочерях сквайров с деревенскими манерами. Тем более если вы обладаете титулом, столь же древним и почетным, как сама Англия.
   — Какие другие причины у меня могут быть для того, чтобы ухаживать за вами?
   — Не следует думать, что если я деревенская девушка, то до такой степени наивна. Я хорошо знаю, что мужчины вроде вас ищут в ухаживании лишь развлечения. А поймав зайца, тут же исчезают, в то время как заяц тушится в кастрюле.
   Упрямое желание Кэтрин думать о нем столь плохо раздражало Алека все сильнее. Он притянул девушку поближе.
   — Я как-то не вижу в вас зайца, Кэтрин.
   Мисс Меривейл очень ловко снова отстранилась, восстановив прежнюю дистанцию.
   — Это потому, что я не собираюсь им быть. Никогда. Проклятие, да у нее защитные редуты покрепче, нежели на португальской горе Пенеда. Ему не следовало целовать ее на галерее — это только ухудшило ее впечатление о нем. Но как он мог воспротивиться подобному приглашению?
   К сожалению, только правда о том, как он жил за границей, способна изменить ее мнение о нем, но в то же время породить вопросы, на которые он не хотел бы отвечать. Например, вопрос о его финансовом положении или роде занятий в Португалии.
   Нет, лучше предоставить ей возможность узнать его характер — тогда она сможет убедиться, что ее впечатления о нем ошибочны. Но будет ли этого достаточно?
   — Ваш цинизм порожден отношением к своему отцу и его «стремлением совращать все то, что в юбках»? — спросил Алек.
   Кэтрин густо покраснела.
   — О Боже, да вы слышали весь наш разговор на галерее!
   — Достаточно для того, чтобы понять, что мнение о своем отце вы распространяете на всех мужчин. Всего лишь потому, что единственный известный вам мужчина оказался развратником…
   — Я знакома со многими хорошими мужчинами, уверяю вас. Мой дедушка жил с нами, пока не умер шесть лет назад. Он был человеком порядочным и строгих правил.
   — Как Сидни?
   — Да. И как отец Сидни. Я не раз бывала в поместье Ловеласа и видела, как там достойно и правильно живут люди. Они уважают друг друга, вежливы и внимательны, а не… — Кэтрин осеклась. — Я решила, что никогда не позволю себе из-за влечения к мужчине совершить нечто такое, о чем впоследствии буду сожалеть.
   — Я чувствую себя польщенным: на галерее ради меня вы нарушили это правило.
   Кэтрин упрямо вскинула подбородок:
   — Это был всего лишь эксперимент, цель которого — напомнить, что мое решение относительно Сидни правильно. А теперь с этим экспериментом покончено. Навсегда.
   Черт побери, она уже подвергла его испытанию и осудила без суда и следствия. Если Алек не предпримет что-то в самое ближайшее время, она станет избегать его. А как он тогда убедит ее в достоинствах своего характера?
   В особенности если она станет сравнивать его со своим драгоценным, идеальным поэтом, который обладает безупречными манерами. Алек бросил взгляд в ту сторону, где стоял Ловелас. Сидни не слушал нескончаемую болтовню миссис Меривейл, а пристально следил за танцующими Алеком и Кэтрин.
   Время менять курс. Ловелас попросил две недели. Этого времени достаточно для Алека, чтобы придумать другой план, который поможет завоевать мисс Меривейл.
   — Вы упускаете великолепную возможность, — проговорил Алек.
   — Позволить вам поймать меня и затолкать в кастрюлю? — спросила Кэтрин.
   — Нет, поставить Ловеласа в такое положение, чтобы он сделал вам предложение.
   Алек почувствовал, как девушка нервно стиснула ладонь в кулак.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ревность — могучее чувство, дорогая моя. Возможно, ваш Сидни подумает, что теряет вас, и решится сделать предложение.
   — Или же решит, что я бессовестно флиртую и недостойна стать его женой.
   — Разыгрывание роли давно страдающего друга не сработало, не так ли? Вы до сих пор ожидаете от него формального предложения.
   Нижняя губа Кэтрин задрожала.
   — Он говорит, что скоро его сделает.
   — Через две недели. И только лишь потому, что вы настаиваете. Вы в самом деле в это верите? Нет, он не пойдет на решительные действия до тех пор, пока не поймет, что вынужден на это пойти. И вы должны убедить его в этом.
   — Заставив ревновать?!
   — Именно.
   — Догадываюсь, каким образом вы предполагаете это организовать, — язвительно заметила Кэтрин.
   — Все очень просто: я флиртую с вами на людях до тех пор, пока ревность Ловеласа не вынудит его сделать вам предложение.
   Кэтрин удивленно вскинула брови:
   — Интересно, и что от этого имеете вы? «Брак, надеюсь…»
   — Вы же говорите, что такие люди, как я, получают удовольствие от ухаживаний. Что ж, — Алек погладил Кэтрин по талии, — я буду за вами ухаживать.
   Испуг промелькнул в глазах девушки. Хорошо. По крайней мере она не была столь безразлична, как притворялась. Алек демонстративно пожал плечами:
   — Но если моя идея поухаживать за вами беспокоит вас, то в этом случае она не сработает. Вы безумно в меня влюбитесь, и все закончится тем, что у вас будет разбито сердце.
   — Не преувеличивайте своих достоинств.
   — Разумеется, я тоже рискую. — Например, существует опасность того, что Ловелас сломается раньше и сделает Кэтрин предложение до того, как Алек успеет завоевать ее. — Я тоже могу безумно влюбиться в вас, а вы сбежите с Ловеласом, и тогда будет разбито мое сердце.
   Кэтрин презрительно фыркнула:
   — Нуда. Вы раздадите все свои богатства бедным и сделаетесь скромным приходским священником в деревне.
   — Поскольку вы настолько хорошо разобрались, что собой представляют мужчины такого сорта, как я, — Алек хитро прищурился, — то вам нет необходимости сопротивляться. Знание — лучшая защита.
   — Должны быть выработаны правила, — сказала Кэтрин, нахмурившись.
   Алек попытался скрыть торжествующую улыбку.
   — Разумеется.
   — Прежде всего вы не должны меня целовать. Проклятие!
   — Что я тогда буду от этого иметь? Я сказал, что хочу ухаживать за вами, а не плестись следом наподобие вашего пони. — Алек притянул Кэтрин к себе поближе. — Кроме того, если вы так хорошо знаете сорт людей, к которому принадлежу я, то как могут повредить нашему делу несколько поцелуев?
   — Никаких поцелуев! — упрямо повторила она.
   Если граф начнет настаивать, она может просто-напросто отказать ему. Кроме того, она может возражать против поцелуев в ярко освещенном бальном зале, но когда они окажутся наедине в темноте…
   Алек сдержал улыбку. Он сможет обойти ее правила. К тому же существует много других способов обольщения женщины. Мисс Меривейл слегка приподняла планку, но он способен выполнить прыжок.
   — Ладно, — согласился Алек. Кэтрин улыбнулась, и он добавил: — Но у меня есть свои правила.
   Улыбка сошла с лица мисс Меривейл.
   — Никаких «своих» правил.
   — Ведь я оказываю вам услугу, вы это помните? И я согласился лишиться половины удовольствия, отказавшись от поцелуев.
   Кэтрин сделала гримасу:
   — Каковы же ваши правила, милорд? Официальный тон не понравился Алеку.
   — Прежде всего вы не должны говорить «милорд», когда мы наедине.
   — Ведь вы не принимаете правила приличия слишком серьезно, не так ли?
   — Да, если их можно нарушить. — В доказательство Алек скользнул рукой под золотистый пояс на талии Кэтрин и погладил гладкий шелк под ним. Кэтрин смущенно покраснела. Алек любил женщин, которые краснеют. Кажется, их так мало осталось. — Я предпочитаю, чтобы наедине вы называли меня Алек.
   — Хорошо… Алек.
   Когда граф услышал, как мисс Меривейл произнесла его имя, ему захотелось окончательно вогнать ее в краску и повести себя именно так, как тот «сорт» мужчин, о котором она говорила.
   Очень плохо, что он джентльмен.
   — Второе правило заключается в том, что вы должны информировать меня обо всех ваших планах. Если вы получаете приглашение на бал, я должен знать об этом, чтобы тоже там появиться и ухаживать за вами.
   Алек провел большим пальцем по обтянутому шелком ребру.
   — Э-это вполне справедливо, — произнесла Кэтрин прерывистым шепотом, от которого у Алека закипела кровь.
   Он принялся развивать свой успех:
   — Я ожидаю абсолютной честности от вас. Вы не должны видеться с Ловеласом за моей спиной. — Видя, что Кэтрин нахмурилась, Алек добавил: — Вы не должны возвращаться к старой привычке. Если меня нет рядом, вы снова станете играть роль терпеливого друга, и это вернет ему чувство самоуспокоения. Вы снова окажетесь на том самом месте, с которого начинали.
   — Я думаю, что мне не следовало пускаться в этот путь, — пробормотала Кэтрин.
   — И остаться стоять на галерее нецелованной и необрученной?
   Кэтрин сердито сверкнула на Алека взглядом.
   — И еще одна вещь. Когда вы со мной, то не должны распространяться о Ловеласе. Я не хочу слышать рассказы о вашей первой встрече с ним или ваше хныканье о том, что он не ценит вашу верную любовь. И, конечно же, мы оба должны понимать, что не будет разглагольствований о вашем первом поцелуе.
   Щеки Кэтрин покрылись румянцем.
   — Прежде всего, я не хнычу и не разглагольствую. Во-вторых, почему вас так беспокоит, если я вдруг заговорю о Сидни?
   — Потому что я должен получать какое-то удовольствие от игры, вы это помните? А я его не получу, если буду слышать, как женщина болтает о другом мужчине.
   Похоже, Кэтрин оскорбилась.
   — Я не болтаю!
   — Отлично! В таком случае мы вполне сработаемся. Если вы соглашаетесь на мои условия.
   — Я все-таки не понимаю, почему я должна воздерживаться от разговоров о.Сидни…
   — Никаких разговоров о Сидни! Или сделка не состоится. — Алек посмотрел в ту сторону, где мать Кэтрин развлекала Ловеласа разговорами. Судя по его виду, он мечтал только об одном: поскорее сбежать. — Ага, вон поглядите на вашего претендента и вашу матушку. Они вполне находят общий язык друг с другом, как вы думаете? Возможно, вам вообще не понадобится моя помощь.
   Когда до Кэтрин через весь зал донесся громкий смех матери, она страдальчески застонала.
   — Тот, кто требует, чтобы при молодых леди постоянно находились дуэньи, просто не знал мою маму. Она способна отпугнуть даже самых решительных соискателей руки.
   Что ж, миссис Меривейл играла на руку Алеку.
   — Итак? — настойчиво повторил он. — Вы согласны на мои условия?
   Кэтрин грустно улыбнулась, а затем вполне решительно произнесла:
   — Когда мы начнем, милорд?
   Спустя час Кэтрин стала снова размышлять о плане Алека. В особенности после того, как Сидни отреагировал на внимание Алека к ней тем, что ушел в игровой зал. Он даже не видел, что она приняла приглашение Алека на второй танец. И даже после того, как танец закончился и Алек вел ее с танцевальной площадки, она нигде не обнаружила присутствия Сидни.
   — Сейчас мы окончательно заставили его сбежать, — пробормотала Кэтрин, когда вместе с графом протискивалась сквозь группу щебечущих девиц и их дуэний.
   Алек загадочно взглянул на нее:
   — Надеюсь, вы не отступите? Ни одна гонка не была выиграна всадником, который признал свое поражение на самом старте. Придерживайтесь курса и дайте ему время. Он появится.
   — А если нет?
   — В таком случае он идиот и вам лучше оставаться без него.
   — Вы не понимаете — Сидни не такой, как другие мужчины. — Кэтрин оглядела зал и с огорчением убедилась, что нигде не видно ни Сидни, ни ее матери. — Он склонен видеть в моем флирте с вами либо предательство, либо доказательство моей вульгарности.
   — Вы нисколько не вульгарны, — твердо заявил Алек. — Даже не позволяйте ему говорить подобное.
   Раздраженный тон графа удивил Кэтрин. Она заметила, что его суровый взгляд устремлен куда-то вперед, а скулы напряжены.
   — Почему вас это так взволновало? — тихо спросила Кэтрин.
   Их глаза встретились.
   — Мой отец часто говорил подобное матери. «Ты маленькая вульгарная Сит», — повторял он, а она склоняла голову и покорно смирялась с оскорблением. Как будто согласилась с его словами, потому что однажды… — Алек осекся. — Она не заслуживала этого. Как и вы.
   — Я полагала, что вы не ладили с вашей мамой. Ходили слухи, что вы даже не приехали в Англию, когда она заболела. Насколько я понимаю, эта болезнь была затяжной.
   Лицо графа сделалось непроницаемым.
   — Шла война, и поэтому я узнал о смерти матери далеко не сразу. А когда узнал — уже не было смысла приезжать.
   — Понимаю, — проговорила Кэтрин, хотя на самом деле ничего не понимала.
   Если отец Алека и был таким неприятным человеком, как он о нем отзывается… Ой, да почему ее это беспокоит? Алек был лишь средством достижения цели.
   — Коли разговор зашел о матерях, — продолжил граф, — вероятно, ваша мама находится сейчас в буфете. Давайте поищем ее там.
   Кэтрин согласно кивнула и, взяв графа под руки, последовала вместе с ним в другую комнату. Когда они проходили под украшенной цветущей черешней аркой и белый цветок упал на ее затянутую в перчатку руку, граф стряхнул его, а затем накрыл кисть Кэтрин своей ладонью.
   Кэтрин вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать.
   Продолжая ощущать тепло руки графа на своей, Кэтрин оглядела буфет, но миссис Меривейл не обнаружила.
   — Полагаю, мама сознательно исчезла, заметив, что танец заканчивается. Таким образом, вы не можете подвести меня к ней и будете вынуждены провести еще какое-то время в моей компании.
   — Какая жертва! — иронично заметил Алек. — Похоже, мы с вашей матушкой очень скоро станем хорошими друзьями.
   — Вы говорите сейчас так потому, что не знаете ее. Мама всегда делает подобные вещи. Я готова отправиться на ее поиски самостоятельно.
   — Но вы не можете так поступить, потому что…
   — Это неприлично. — Кэтрин сокрушенно вздохнула. — Это одно из самых дурацких правил. Ну какой вред от того, что женщина одна пройдет через бальный зал?
   — Приятно, что я не единственный человек, кто не воспринимает правила приличия со всей серьезностью.
   — Я воспринимаю их серьезно, но не хотела бы относиться к ним таким образом.
   Наклонившись, Алекс произнес шепотом:
   — И не относитесь, во всяком случае со мной.
   Какой-то странный трепет охватил все тело Кэтрин. Пытаясь совладать с волнением, она напустила на себя суровый вид.
   — Вполне могу себе представить, какие именно правила вы готовы игнорировать.
   — Сомневаюсь в этом. — Алек ласково погладил Кэтрин по руке, что нарушало все правила приличия. — Но если вы хотите прогуляться в сад, то я провожу вас.
   Кэтрин решительно убрала свою руку:
   — Благодарю вас, я получила достаточное для одного вечера количество уроков.
   Снова окинув взглядом помещение, она заметила, что мать и Сидни выходят из игрового зала.