Страница:
Аш, потрясенная ответом, молча откинула в сторону расшитый дубовыми листьями занавес. Гранитная облицовка стен и потолка здесь уступала место естественному известняку. Пол уходил вниз широкими низкими ступенями. На сероватых стенах еще виднелись следы резца. Дым факелов тянулся к пробитым в скале отверстиям.
— Раз мы под землей, слишком холодно не станет, — практично заметила Аш.
Флориан подобрала волочившийся по камню шлейф платья и смяла ткань в руках.
— Мой отец нес здесь бдение перед посвящением в рыцари. Помню, он мне рассказывал, когда я была совсем маленькой. Я почти ничего больше о нем и не помню, — она подняла взгляд к сводчатому потолку, словно пытаясь разглядеть сквозь толщу камня стоявший на нем старинный дворец. — Он ведь был любимцем герцога Карла. Пока не перешел под руку Фридриха.
— Черт, я так и знала, что у Фернандо это наследственное.
— Отец венчался в Кельнском соборе, — Флориан повернула голову полюбоваться на возмущенную Аш. — Мы в конце концов узнали об этом событии от Констанцы. Это еще одна причина, почему я не хотела присутствовать на твоем венчании.
Аш, запнувшись о неровность каменного пола, вслед за Флорой неловко переступила порог и не сразу разглядела крошечный дымный зал, в котором они оказались: перед глазами стояли колонны и высокие своды собора, косые столбы света и Фернандо, говорящий: «воняет мочой»…
«Хуже, чем со шлюхой! — в бешенстве подумала Аш. — Он не стал бы насмехаться над шлюхой».
Она невольно сложила пальцы в знак Рогов, заметив, что Флора остолбенела на шаг впереди нее, уставившись вверх. Терракотовые плитки под ногами казались неровными, вытертые тысячами ног, проходивших к железной решетке, чтобы отслужить кровавую мессу. Аш вздрогнула: стены, казалось, смыкаются над ней, и падавший сверху свет факела не в силах был разогнать это ощущение.
— У меня ноги холодеют, — шепнула Флориан.
— Если мы проведем здесь всю ночь, не только ноги замерзнут! — Аш невольно понизила голос. Когда глаза привыкли к дрожащему тусклому свечению, исходившему от стен, у нее вырвалось: — Зеленый Христос!
Каждый открытый взгляду клочок стены покрывала мозаика — и не из смальты — из драгоценных самоцветов, сверкающих гранями в колеблющемся отблеске огня.
— Ты посмотри! Королевский выкуп! Да нет, больше того, — бормотала Флориан. — Не удивительно, что Луи завидует!
— Кому нужно выкупать королей, тут хватит снарядить дюжину легионов, если не подделка, конечно… — Аш склонилась к мозаике, изображавшей рождение Зеленого Христа: царственная иудейка-мать распростерлась под дубом, полумертвая от родовых мук; младенец сосет молоко дикой свиньи; орел в ветвях дуба уже расправил крылья, готовый отправиться в полет, чтобы — через три дня — привести легионы Августа сюда, в дикую глушь германских лесов. А на следующей картине Christus Viridianus исцеляет свою мать листьями дуба.
— Вроде рубины, — Аш поморщилась, когда горячий воск со свечи капнул ей на руку, поднесла огонек, поближе к стене, рассматривая мелкие квадратики, окаймлявшие лужу родильной крови. Ее вдруг настиг приступ тошноты, и она с усилием договорила: — А может, и гранаты.
Флориан торопливо прошлась вдоль стен, окидывая взглядом панели: Виридианус, вернувшийся со своими легионами в Иудею после персидской войны; Виридианус, беседующий с иудейскими старейшинами; Виридианус со своими офицерами поклоняется Митре. Дальше похороны Августа, коронация его истинного сына, и, на заднем плане, пасынок Тиберий с заговорщиками; мысль о дубе, на котором они повесят Христа — с переломленными костями, без пролития крови — уже читается на их лицах.
Круг, описанный по келье, привел ее назад к Aш и последней картине: Константин, три века спустя, обращает империю к религии Виридиануса, которого иудеи сочли всего лишь одним из пророков, но в котором последователи Митры давно и преданно чтили Сына Непобедимого Солнца.
— Не похоже, чтоб здесь уже служили мессу, — с сомнением сказала Аш.
Посреди пола возвышались два мощных столба, к которым полагалась привязывать быка. Между ними виднелась вделанная в пол железная решетка, обросшая почерневшими струпьями прежних жертвоприношений. Под ней просматривалась бесформенная чернота. Прутья решетки были сухими.
Аш подергала железные врата, перегораживавшие ведущий наверх, на волю, проход. Тяжелые цепи глухо лязгнули. Аш задрала голову, всматриваясь в темный тоннель, по которому сводили в этот крошечный зал быка.
Когда она отвела взгляд, глаза стоявшей рядом Флориан блеснули знакомой усмешкой. Не зная, обидеться или захихикать, Аш пробормотала:
— Что? Ну что?
— Для мессы нужен бык, — знакомо фыркнула герцогиня. — Интересно, что они будут делать с парой старых коров?
— Флориан!
Флора уверенно шагнула к последнему оставшемуся неисследованным выходу: деревянной дверце в углу. За ней начиналась темная лестница, от потянувшего сквозняка колыхнулись огни факелов. Бросив единственный взгляд через плечо, Флориан подобрала повыше подол и проскользнула за дверь. Аш целую минуту стояла, глядя на скрывающийся внизу белый платок.
— Подожди, черт возьми!
Узкая винтовая лестница заворачивала так круто, что в латах пройти по ней оказалось бы невозможно. Аш то и дело задевала рукавами влажные гранитные стены. Спускавшаяся впереди Флориан загораживала горевшие внизу огни. Аш, на ощупь пробиравшаяся следом, почувствовала под руками деревянный дверной косяк и вдруг оказалась на открытой, резко обрывавшейся вниз площадке.
— Зараза…
— Это все старое. Работа монахов, — Флориан, стоя рядом с Аш, тоже заглядывала в облицованный кирпичом колодец. — Может, благодать Господня хранила их от падения.
Сверху сквозь жертвенную решетку падал слабый отблеск факелов. Далеко-далеко внизу тоже светились огоньки — крошечные, почти не коптящие огоньки свечей.
Дверь, оставшаяся у них за спиной, открывалась на самый край шахты. В полумраке они разглядели вившуюся по стене колодца узкую лесенку. Спуск…
— Пошли, — Аш тронула Флориан за плечо и соскользнула с края площадки, дотягиваясь ногами до первой ступени.
Вместо перил лестницу отгораживал от провала украшенный мозаикой парапет высотой до колена. Он ни коим образом не внушал доверия — поскользнись, и опрокинешься головой вниз прямо на камни.
— Чтоб их, — буркнула Флориан. Оглянувшись, Аш увидела над собой блестящее от пота лицо. У нее и самой дыхание застревало в горле.
— Держись за мой пояс.
— Не надо. Справлюсь.
— Хорошо бы поскорее оказаться внизу, — Аш глубоко вздохнула, втягивая в себя запах смолы и пчелиного воска, мокрого камня и кирпича; внутренне собралась и начала спускаться по лестнице так же уверенно, как если бы это были обычные ступени, ведущие на бастион. Низкие ступени были вытерты посередине поступью столетия спускавшихся по ним ног. Доходя до угла шахты, лестница каждый раз круто поворачивала вправо и уходила дальше вниз. Немного привыкнув к темноте, Аш различила линии рисунка на противоположной стене, и блеск мозаики. В темный провал по правую руку она старалась не заглядывать. Вниз, поворот; вниз, поворот…
— Должен быть другой вход! — сердито предположила за спиной Флора.
— А может, и нет. Кто мог спускаться сюда, кроме священников? — новый поворот. Она сняла перчатку и вела рукой вдоль стены, сопротивляясь притяжению темной бездны. — Вот тебе первое требование к кандидату на место капеллана герцога — не страдать от головокружений!
За спиной фыркнули в нос:
— Капеллана герцогини!
«Не так все просто…»
Их охватило золотистое сияние свечей. Почувствовав идущее от огней тепло, Аш взглянула наверх, и обнаружила, что свет мешает разглядеть скрывавшуюся в темноте решетку Митры. До пола оставалось не больше пятнадцати-двадцати футов. Внизу виднелись красно-черные плитки — нет, все терракотовые, но залитые черной кровью, стекавшей с простой алтарной плиты.
Последний поворот, последние ступени, парапет обрывается, и Аш оказывается на дне шахты, в часовне. Кожа на подушечках пальцев стерта о стену. Снова натягивая перчатку, Аш вздохнула:
— Слава богу!
Флориан торопливо сбежала по последнему пролету, утирая ладонью лицо.
— Воистину, слава Богу, — раздался голос из тени за алтарем. — Но, мне кажется, мадам, это могло быть сказано несколько более благочестиво?
— Епископ Джон!
— Ваша милость, — приветствовал он Флору дель Гиз.
С удивлением отметив легкую дрожь в коленках, Аш решительно шагнула в часовню на дне священного колодца. Теперь ей стало видно, что помещение просторнее шахты: сводчатые приделы уходили на восток и на запад, заканчиваясь с одной стороны плитой со святым образом, а с другой — многоцветной ракой.
Когда же можно будет спросить его: «Почему Бургундия»? И когда он даст ответ?
Мимо епископа с поклоном прошел облаченный в белое с зеленым послушник с огарком восковой свечи в руках. Он ступил на лестницу, скрылся наверху — до Аш долетел сладкий запах горячего воска, и вся нижняя часть шахты озарилась сиянием. Искусная мозаика, изображающая Древо, Быка, Вепря и — вокруг мраморного алтаря, темного от запекшейся крови — квадрат пола, с которого миндалевидными глазами смотрел Зеленый Христос.
Почти в одно движение Флориан стянула с головы полотняный платок, а Аш откинула капюшон и сняла шляпу. Она подавила усмешку: «Обе мы слишком привыкли к мужской одежде!» — почувствовала, как расслабляется в расходящемся от свечей тепле занемевшее тело.
Флориан вопросительно взглянула на епископа:
— Теперь будем служить мессу?
— Нет, — твердо ответил маленький круглолицый священник.
— Не будем? — Аш только теперь осознала, что слышит наверху шаги других священников и послушников, но не чувствует запаха тельца и не слышит стука копыт.
— Меня могут обвинить в том, что я слишком старательно увеличиваю население Бургундии, — пояснил епископ Камбре, поблескивая черными глазами, — и в поклонении прелестной плоти, но только не в лицемерии. Мадам дорогая герцогиня Флора, я имел возможность во время совещания в башне Филипа понаблюдать не только за вашим капитаном, но и за вами. Не стану повторять некоторых ваших высказываний. Вы настолько чужды нашей вере, что я не надеюсь за одну ночь примирить вас с Господом.
— Вы, конечно, заблуждаетесь, ваша милость, — поспешно заметила Аш. — Наш лекарь… герцогиня, всегда ходила с нами к полевой мессе, а в ее госпитале работают дьяконы…
— Я не служу в инквизиции, — епископ Джон перевел взгляд на Аш. — И умею отличить еретика от доброй женщины, отвернувшейся от Господа, не вытерпев перенесенных страданий. Такова, дочь моя, Флора, и ты тоже. Если ты и хранила веру, боюсь, ты потеряла ее в Карфагене.
Аш скрипнула зубами:
— Задолго до того.
— Вот как? — он поднял мягкую черную бровь. — Но вернувшись из Карфагена, ты принесла рассказы о машинах и устройствах, о породе людей, выведенных как быки Митры, и ни слова о Руке Божьей, «Дева Бургундии».
Аш поежилась под плащом, невольно прижав сжатый кулак к животу.
Епископ снова обратился к Флориан:
— Я не могу отлучить вас от причастия, если вы о нем попросите, но могу настоятельно советовать не просить.
Флора дель Гиз обхватив себя руками, досадливо вздохнула. Складки одеяния величественно ниспадали на неровные терракотовые плитки пола. Теплый свет добавил золотистого блеска ее волосам, освобожденным от платка и свободно рассыпавшимся по плечам, но горячие блики только подчеркивали ее осунувшиеся черты.
— Чем же мы, в таком случае, займемся? — холодно поинтересовалась Флора. — Так и просидим всю ночь? В таком случае, для вашего герцогства было бы полезнее дать мне выспаться.
Епископ Джон смотрел на нее сверкающими глазами.
— Ваша милость, я — слуга церкви, обзаведшийся немалым количеством подающих надежды отпрысков, и боюсь, будут и новые: плоть слаба… Мне ли бросить в вас первый камень? Но даже без мессы, это ваше Бдение.
— Что означает?..
— Это вы узнаете, окончив его, — епископ Камбре протянул руку, коснувшись алтарного камня, словно в поисках ободрения. — Как и все мы. Простите меня, если я замечу, что мессир де Ла Марш не меньше меня стремится узнать, как вы его проведете.
— Не сомневаюсь, — буркнула Аш. — Ладно, значит, без мессы, но что же ей делать, ваша милость?
Огоньки свечей качались и мигали, по мозаичным стенам носились тени. Горький дымок пробрался в горло Аш, и она с трудом сдержала кашель.
— Она примет герцогскую корону, если такова будет воля Божья. Я советую провести некоторое время в медитации, — епископ чуть поклонился в сторону Флоры.
Аш не вытерпела и все-таки раскашлялась. Вытерла слезящиеся глаза и сказала:
— Я думала, у вас все расписано, ваша милость. Вы хотите сказать, что Флориан может делать, что хочет?
— Мой брат Карл провел здесь четырнадцать часов в непрерывной молитве — в полной броне. Тогда я понял, какого герцога мы получили. Помню, отец рассказывал, что он запасся вином и закусывал его жареным мясом Тельца, — пухлые губы епископа дрогнули в улыбке. — Он не говорил, однако я догадываюсь, что компанию ему составляла какая-то женщина. Чтобы ночь в холодной часовне не казалась слишком долгой.
Аш поймала себя на том, что одобрительно улыбается сводному брату Карла, сыну Филипа.
— Вы же, — продолжал тот, обращаясь к Флоре, — привели с собой женщину. Женщину, которая одевается как мужчина.
Аш перестала улыбаться.
— Как вы догадываетесь, — заметил епископ, — со мной говорила ваша тетушка, Джин Шалон.
— И что же она сказала?
В ответ на повелительный вопрос Флоры лицо маленького епископа выразило искреннее огорчение. Аш, привыкшая иметь дело с людьми его сорта, обладающими той же властью, размышляла: «Что же могла сказать ему старая корова? Две минуты назад Флора была для него „дорогая герцогиня“!» Епископ ответил напрямик, с отвращением в голосе:
— Правда ли, что у вас была любовница-женщина?
— А, — в улыбке Флоры не было ни капли веселья. — Позвольте, я угадаю. У этой высокородной ханжи племянница выбилась в герцогини, но та же племянница — позор семьи. Она явилась к вам рассказать, прежде чем слухи выплывут на свет. Сказала, что она должна исповедаться, что считает это своим долгом…
— Прикрой задницу, — прогудела Аш, старательно подражая Роберту Ансельму, и добавила: — Боже, ну коровища! Мало ты ей врезала!
Флора не сводила глаз с епископа.
— Более или менее, — признал Джон. — Сказала, что несмотря на преданность семье, она должна предупредить меня, что вы не только одеваетесь по-мужски, но и действуете как мужчина в других отношениях.
Несколько секунд длилось молчание. Флориан все смотрела на епископа.
— Официальное обвинение состояло в том, что она, будучи еврейкой, лечила пациентов-христиан.
— Она?
— Эстер. Моя жена, — Флориан улыбнулась, устало и безрадостно. — Моя любовница-женщина. Все это можно найти в докладах Пустому трону.
— Над Римом Тьма, и добраться туда невозможно, — вмешалась Аш. — Ты не обязана ничего говорить.
— О, но мне хочется высказаться, — глаза Флориан пылали. — Пусть этот епископ знает, с кем имеет дело. Потому что я все равно герцогиня!
Аш показалось, что епископ Камбре как-то сжался при этих словах.
— Эстер стала моей любовницей, после того как мы закончили курс медицины в Падуе, — Флориан сжала руки, комкая одежду на груди. — Она никогда, ни на минуту не считала меня мужчиной. Когда нас арестовали в Риме, у нее был новорожденный ребенок. Мы не слишком хорошо ладили. Из-за этого.
— Как ребенок?.. — Аш запнулась и покраснела.
— От какого-то мужчины, с которым она переспала ночь, — с презрением пояснила лекарь. — Она его не любила. Из-за этого мы тоже ссорились. Но больше из-за Иосифа — из-за младенца. Наверно, я ревновала. Она уделяла ему так много времени. Мы провели в камере два месяца. Иосиф умер, от пневмонии. Мы не смогли его вылечить. На следующий день они вывели Эстер из камеры, приковали к столбу и сожгли. На следующий день мне сообщили, что тетушка Джин заплатила за меня выкуп, и я вольна отправляться, куда пожелаю, лишь бы покинула Рим. Аббат сказал, что им приходится сжигать содомитов-мужчин, но не имеет значения, что делает женщина. Мне только воспретили заниматься медициной.
Слова Флориан падали в холодный воздух часовни с ледяной бравадой, хорошо знакомой Аш. «Мы все так говорим. После боя».
— Тетушка преследовала меня с тех пор, как я вернулась, — договорила Флориан. — Сказала ли она вам, епископ, что последнее, что я сделала, когда была здесь в августе — дала ей такого тумака, что она растянулась посреди людной улицы. Не удивительно, что она пролезла к вам у меня за спиной. А сказала она вам, что могла заплатить выкуп и за Эстер? Но не захотела.
— Возможно… — с трудом проговорил епископ, старательно разглядывая мозаики, — возможно, у нее хватило средств только на выкуп члена семьи?
— Эстер была «членом семьи»! — Флориан сдержалась. — Мой отец был еще жив. Если у нее не хватало денег, она могла бы написать ему.
— А римский аббат, — продолжал Джон, — возможно, все равно искал случая сжечь еврейку… если я правильно припоминаю то время, в Риме вспыхивали тогда голодные бунты? Обвинить в недороде евреев — приемлемый способ успокоить толпу. Но он должен был с большей осторожностью отнестись женщине из знатной бургундской семьи, родственники которой, по-видимому, были еще живы. Независимо от того, в чем она обвинялась.
Глядя на епископа, который словно разрывался между желанием протянуть к Флоре руки и попятиться подальше от нее, Аш поняла: мужчина, который гоняется за женщинами. Но за Флорой гоняться нечего — она мужчинами не интересуется. Похоже, его милость епископ де Камбре волнует вовсе не взгляд церкви на это дело.
Словно подтверждая ее догадку, Джон де Камбре послал ей заговорщицкий взгляд. Мгновенный взгляд, в котором ясно сквозила самая что ни на есть гетеросексуальная фривольность и приглашение к пониманию: «Мы-то не такие, как эта женщина. Мы — нормальные!»
Аш с отвращением отвела взгляд.
Годфри никогда бы так не сказал. Сутана еще не делает священника.
Она высвободила руку из складок плаща и обняла плечи Флориан.
— Ну, наговорила эта ядовитая старая корова гадостей, и что из этого? Я сама видела, как Флориан загнала Оленя. Она герцогиня. Если Джин Шалон это не нравится, она может пойти и повеситься.
— Она разболтает… — начала Флориан.
— Ну и пусть болтает.
— Прошлым летом в отряде…
— Там были солдаты! И те уже принимают тебя как должное, — Аш выпутала из плаща и вторую руку, за плечи развернула Флориан к себе лицом, и заговорила, вбивая ей в голову каждое слово:
— Пойми, Оливер де Ла Марш сделает все, что ты прикажешь. И его капитаны тоже. За стенами Дижона армия. В такое время допустить внутренние волнения — самоубийство! Скорее всего, ничего и не случится, людям не до того. А если найдутся такие, кто станет мутить воду — можешь кинуть их в тюрьму или повесить на крепостной стене. Быть герцогиней — это не значит добиваться одобрения народа. Это значит — держать всех в строю и равнять в одну сторону. Поняла?
То ли Аш удалось ее убедить, то ли Флора заметила растерянную физиономию епископа, только она неуверенно улыбнулась.
— В бургундской армии есть провосты, — добавила Аш, — а у вице-мэра — констебли. Их ведь не ради забавы кормят. Используй их. Если на то пошло, этот епископ может «удалиться» под домашний арест в монастырь северо-восточных кварталах.
Епископ Джон подался к ним:
— Поймите меня правильно.
Аш, заподозрив, что его порыв продиктован упоминания о военных властях, отступила.
Епископ тронул Флориан за руку.
— Мадам дорогая герцогиня, я понимаю ваши… духовные проблемы, но я и сам не безгрешен. Чем бы вы ни были, я ваш отец в вере… и слуга герцогини в миру.
Яркие цвета мозаики вспыхнули в отблеске свечи. Только теперь, увидев их рядом, Аш заметила, что епископ на пару дюймов ниже Флоры.
— В первую очередь вы наша герцогиня, — он сжал обе ее руки и встряхнул, подчеркивая свою мысль. — Спаси нас Бог, Флора дель Гиз, вы — преемница моего брата. Если Господь позволил вам принять герцогскую корону, нам ли его судить?
— Корону? Дело не в короне. Что значит этот кусок резного рога, — Флориан отняла руки и отступила назад. — Я знаю, что я такое, но не понимаю, почему и каким образом? Может быть, вы мне скажете? Вы ждете, что я вернусь в город, которого не видела с детства? Ждете, что я сделаю что-то ради чужих мне людей? Что? Объясните мне, что происходит!
Ее задыхающийся крик заглох, не отразившись от покрытых мозаикой стен. Тихий отзвук взлетел вверх, вырвавшись на волю через почерневшую решетку. Епископ Камбре молчал, и в голосе Флориан зазвенел лед.
— Я не принимала причастия со времен Пустого Трона. Не собираюсь и теперь. Мессы сегодня не будет, и вы можете отослать прислужников по домам, пусть хоть они выспятся, — Флора дернула плечом: — Если вам так нужно это бдение, объясните мне, почему герцоги Бургундии есть то, что они есть. Объясните, во что я влипла. Не то я просто свернусь в уголке и посплю. Мне случалось спать и в худших местах.
— Но только спьяну, — вырвалось у Аш, прежде чем она успела подумать, что говорит.
— Мадам герцогиня! — опешил возмущенный епископ. Флора что-то сказала ему, но Аш уже не слушала. Ее взгляд привлек отблеск света на раке, стоявшей под барельефом на стене, и глаза, привыкшие к зыбкому полумраку, наконец увидели, что изображала раскрашенная резьба.
Аш отвернулась от Флоры и епископа, напрямик шагнула мимо алтаря к дальней стене. Раскрашенная и позолоченная мраморная рака сияла под огнями толстых восковых свечей.
— Зеленый Христос! — вырвалось у нее. И, увидев устремленные на нее две пары глаз, Аш указала пальцем: — Это же пророк Гундобад!
— Да, — в неверном свете не разобрать было, дрогнуло ли что-то в серьезном взгляде епископа. — Это он.
— Вы храните мощи еретика? — поразилась Флора.
— Это не мощи Гундобада, — ответил епископ, шагнув вперед и указывая на одну из меньших фигур. — Это мощи Хейто. Сир Хейто — один из предков герцога Карла. И, как теперь очевидно, ваш предок, ваша милость.
— Не ожидала увидеть его здесь, — Аш привстала на цыпочки, чтобы коснуться пальцами мраморных сандалий Гундобада. — Флориан, герцог собирался сказать мне перед смертью. Пусть теперь скажет епископ… «Почему Бургундия?»
Обернувшись, она успела заметить волнение, почти восторг, мелькнувшее на изношенном страстями лице епископа. Но начал он сдержанно:
— Герцогиня взяла вас с собой, мадам, но она сама решит, как провести ночь Бдения. Не забывайте об этом, и проявляйте должное уважение.
— О, я очень уважаю Флориан, — Аш уперла в бока сжатые кулаки, привычно изготовившись к обороне. — Я видела, как ее выворачивало наизнанку за стеной госпитальной палатки, а через минуту она вернулась, и извлекла стрелу длинного лука, пробившую солдату легкое… — «Конечно, лучше бы ей вообще не напиваться…» — И не каким-то там бургундцам рассказывать мне о Флориан!
— Тише, — в глазах Флоры тот же холодный огонь, который горел на ее перемазанном кровью лице после Охоты. — Епископ, вы рассказали нам, с чем пришел сюда Карл Валуа. Рассказали, с чем приходил Филип. Но не спросили, с чем пришла я!
— С вопросами, — пробормотал епископ Джон. — Вы пришли с вопросами.
— И я тоже, — вставила Аш и, когда взгляд побочного сына Филипа Доброго обратился на нее, ткнула пальцем в раку: — Вы знаете, что там у вас?
— Это изображение карфагенского пророка Гундобада в момент его смерти.
— Гундобад был чудотворец, — ровным голосом заговорила Аш. — Я про него знаю. Я на юге много чего узнала о Гундобаде. От Леофрика, и от Диких Машин… я знаю, что на самом деле произошло семьсот лет назад. Гундобад превратил земли вокруг Карфагена в пустыню! Он высушил реки… Какого же дьявола… — Аш раздельно повторила: — Какого дьявола он позволил солдатам папы сжечь себя заживо?
Она не обернулась, почувствовав, как вздрогнула Флориан; может, просто озябла.
— В самую точку, — спокойно заметила та.
— Он был чудотворец, — повторила Аш. — Если он сумел устроить такое с Карфагеном и Дикими Машинами — не мог он умереть просто потому, что так приказал какой-то священник.
Покосившись на Флору дель Гиз, епископ напомнил:
— Он проклял папу Лео, note 84 и сделал пустым Пустой Трон. На боковой мозаике часовни как раз изображалась смерть Лео — ослепленного, загнанного, с изодранным в клочья телом — но Аш слишком хорошо знала эту историю, ей не было нужды смотреть на картину.
— Человек, который сумел превратить в пустыню половину Африки, — настойчиво твердила она, — не должен был умереть от руки римского епископа. Разве что мы не все знаем о папе Лео… Нет, — поправилась она. — Дело не в Лео. Кто был этот Хейто?
Воцарилось молчание, нарушаемое только стуком капель измороси с потолка.
Первой заговорила Флориан.
— Я собиралась сегодня молиться. Девочкой я молилась. Я была… благочестива. А если и ожидала получить ответы, то думала, что мне расскажут о Бургундии, о том, что произошло со мной тогда, на Охоте.
— Раз мы под землей, слишком холодно не станет, — практично заметила Аш.
Флориан подобрала волочившийся по камню шлейф платья и смяла ткань в руках.
— Мой отец нес здесь бдение перед посвящением в рыцари. Помню, он мне рассказывал, когда я была совсем маленькой. Я почти ничего больше о нем и не помню, — она подняла взгляд к сводчатому потолку, словно пытаясь разглядеть сквозь толщу камня стоявший на нем старинный дворец. — Он ведь был любимцем герцога Карла. Пока не перешел под руку Фридриха.
— Черт, я так и знала, что у Фернандо это наследственное.
— Отец венчался в Кельнском соборе, — Флориан повернула голову полюбоваться на возмущенную Аш. — Мы в конце концов узнали об этом событии от Констанцы. Это еще одна причина, почему я не хотела присутствовать на твоем венчании.
Аш, запнувшись о неровность каменного пола, вслед за Флорой неловко переступила порог и не сразу разглядела крошечный дымный зал, в котором они оказались: перед глазами стояли колонны и высокие своды собора, косые столбы света и Фернандо, говорящий: «воняет мочой»…
«Хуже, чем со шлюхой! — в бешенстве подумала Аш. — Он не стал бы насмехаться над шлюхой».
Она невольно сложила пальцы в знак Рогов, заметив, что Флора остолбенела на шаг впереди нее, уставившись вверх. Терракотовые плитки под ногами казались неровными, вытертые тысячами ног, проходивших к железной решетке, чтобы отслужить кровавую мессу. Аш вздрогнула: стены, казалось, смыкаются над ней, и падавший сверху свет факела не в силах был разогнать это ощущение.
— У меня ноги холодеют, — шепнула Флориан.
— Если мы проведем здесь всю ночь, не только ноги замерзнут! — Аш невольно понизила голос. Когда глаза привыкли к дрожащему тусклому свечению, исходившему от стен, у нее вырвалось: — Зеленый Христос!
Каждый открытый взгляду клочок стены покрывала мозаика — и не из смальты — из драгоценных самоцветов, сверкающих гранями в колеблющемся отблеске огня.
— Ты посмотри! Королевский выкуп! Да нет, больше того, — бормотала Флориан. — Не удивительно, что Луи завидует!
— Кому нужно выкупать королей, тут хватит снарядить дюжину легионов, если не подделка, конечно… — Аш склонилась к мозаике, изображавшей рождение Зеленого Христа: царственная иудейка-мать распростерлась под дубом, полумертвая от родовых мук; младенец сосет молоко дикой свиньи; орел в ветвях дуба уже расправил крылья, готовый отправиться в полет, чтобы — через три дня — привести легионы Августа сюда, в дикую глушь германских лесов. А на следующей картине Christus Viridianus исцеляет свою мать листьями дуба.
— Вроде рубины, — Аш поморщилась, когда горячий воск со свечи капнул ей на руку, поднесла огонек, поближе к стене, рассматривая мелкие квадратики, окаймлявшие лужу родильной крови. Ее вдруг настиг приступ тошноты, и она с усилием договорила: — А может, и гранаты.
Флориан торопливо прошлась вдоль стен, окидывая взглядом панели: Виридианус, вернувшийся со своими легионами в Иудею после персидской войны; Виридианус, беседующий с иудейскими старейшинами; Виридианус со своими офицерами поклоняется Митре. Дальше похороны Августа, коронация его истинного сына, и, на заднем плане, пасынок Тиберий с заговорщиками; мысль о дубе, на котором они повесят Христа — с переломленными костями, без пролития крови — уже читается на их лицах.
Круг, описанный по келье, привел ее назад к Aш и последней картине: Константин, три века спустя, обращает империю к религии Виридиануса, которого иудеи сочли всего лишь одним из пророков, но в котором последователи Митры давно и преданно чтили Сына Непобедимого Солнца.
— Не похоже, чтоб здесь уже служили мессу, — с сомнением сказала Аш.
Посреди пола возвышались два мощных столба, к которым полагалась привязывать быка. Между ними виднелась вделанная в пол железная решетка, обросшая почерневшими струпьями прежних жертвоприношений. Под ней просматривалась бесформенная чернота. Прутья решетки были сухими.
Аш подергала железные врата, перегораживавшие ведущий наверх, на волю, проход. Тяжелые цепи глухо лязгнули. Аш задрала голову, всматриваясь в темный тоннель, по которому сводили в этот крошечный зал быка.
Когда она отвела взгляд, глаза стоявшей рядом Флориан блеснули знакомой усмешкой. Не зная, обидеться или захихикать, Аш пробормотала:
— Что? Ну что?
— Для мессы нужен бык, — знакомо фыркнула герцогиня. — Интересно, что они будут делать с парой старых коров?
— Флориан!
Флора уверенно шагнула к последнему оставшемуся неисследованным выходу: деревянной дверце в углу. За ней начиналась темная лестница, от потянувшего сквозняка колыхнулись огни факелов. Бросив единственный взгляд через плечо, Флориан подобрала повыше подол и проскользнула за дверь. Аш целую минуту стояла, глядя на скрывающийся внизу белый платок.
— Подожди, черт возьми!
Узкая винтовая лестница заворачивала так круто, что в латах пройти по ней оказалось бы невозможно. Аш то и дело задевала рукавами влажные гранитные стены. Спускавшаяся впереди Флориан загораживала горевшие внизу огни. Аш, на ощупь пробиравшаяся следом, почувствовала под руками деревянный дверной косяк и вдруг оказалась на открытой, резко обрывавшейся вниз площадке.
— Зараза…
— Это все старое. Работа монахов, — Флориан, стоя рядом с Аш, тоже заглядывала в облицованный кирпичом колодец. — Может, благодать Господня хранила их от падения.
Сверху сквозь жертвенную решетку падал слабый отблеск факелов. Далеко-далеко внизу тоже светились огоньки — крошечные, почти не коптящие огоньки свечей.
Дверь, оставшаяся у них за спиной, открывалась на самый край шахты. В полумраке они разглядели вившуюся по стене колодца узкую лесенку. Спуск…
— Пошли, — Аш тронула Флориан за плечо и соскользнула с края площадки, дотягиваясь ногами до первой ступени.
Вместо перил лестницу отгораживал от провала украшенный мозаикой парапет высотой до колена. Он ни коим образом не внушал доверия — поскользнись, и опрокинешься головой вниз прямо на камни.
— Чтоб их, — буркнула Флориан. Оглянувшись, Аш увидела над собой блестящее от пота лицо. У нее и самой дыхание застревало в горле.
— Держись за мой пояс.
— Не надо. Справлюсь.
— Хорошо бы поскорее оказаться внизу, — Аш глубоко вздохнула, втягивая в себя запах смолы и пчелиного воска, мокрого камня и кирпича; внутренне собралась и начала спускаться по лестнице так же уверенно, как если бы это были обычные ступени, ведущие на бастион. Низкие ступени были вытерты посередине поступью столетия спускавшихся по ним ног. Доходя до угла шахты, лестница каждый раз круто поворачивала вправо и уходила дальше вниз. Немного привыкнув к темноте, Аш различила линии рисунка на противоположной стене, и блеск мозаики. В темный провал по правую руку она старалась не заглядывать. Вниз, поворот; вниз, поворот…
— Должен быть другой вход! — сердито предположила за спиной Флора.
— А может, и нет. Кто мог спускаться сюда, кроме священников? — новый поворот. Она сняла перчатку и вела рукой вдоль стены, сопротивляясь притяжению темной бездны. — Вот тебе первое требование к кандидату на место капеллана герцога — не страдать от головокружений!
За спиной фыркнули в нос:
— Капеллана герцогини!
«Не так все просто…»
Их охватило золотистое сияние свечей. Почувствовав идущее от огней тепло, Аш взглянула наверх, и обнаружила, что свет мешает разглядеть скрывавшуюся в темноте решетку Митры. До пола оставалось не больше пятнадцати-двадцати футов. Внизу виднелись красно-черные плитки — нет, все терракотовые, но залитые черной кровью, стекавшей с простой алтарной плиты.
Последний поворот, последние ступени, парапет обрывается, и Аш оказывается на дне шахты, в часовне. Кожа на подушечках пальцев стерта о стену. Снова натягивая перчатку, Аш вздохнула:
— Слава богу!
Флориан торопливо сбежала по последнему пролету, утирая ладонью лицо.
— Воистину, слава Богу, — раздался голос из тени за алтарем. — Но, мне кажется, мадам, это могло быть сказано несколько более благочестиво?
— Епископ Джон!
— Ваша милость, — приветствовал он Флору дель Гиз.
С удивлением отметив легкую дрожь в коленках, Аш решительно шагнула в часовню на дне священного колодца. Теперь ей стало видно, что помещение просторнее шахты: сводчатые приделы уходили на восток и на запад, заканчиваясь с одной стороны плитой со святым образом, а с другой — многоцветной ракой.
Когда же можно будет спросить его: «Почему Бургундия»? И когда он даст ответ?
Мимо епископа с поклоном прошел облаченный в белое с зеленым послушник с огарком восковой свечи в руках. Он ступил на лестницу, скрылся наверху — до Аш долетел сладкий запах горячего воска, и вся нижняя часть шахты озарилась сиянием. Искусная мозаика, изображающая Древо, Быка, Вепря и — вокруг мраморного алтаря, темного от запекшейся крови — квадрат пола, с которого миндалевидными глазами смотрел Зеленый Христос.
Почти в одно движение Флориан стянула с головы полотняный платок, а Аш откинула капюшон и сняла шляпу. Она подавила усмешку: «Обе мы слишком привыкли к мужской одежде!» — почувствовала, как расслабляется в расходящемся от свечей тепле занемевшее тело.
Флориан вопросительно взглянула на епископа:
— Теперь будем служить мессу?
— Нет, — твердо ответил маленький круглолицый священник.
— Не будем? — Аш только теперь осознала, что слышит наверху шаги других священников и послушников, но не чувствует запаха тельца и не слышит стука копыт.
— Меня могут обвинить в том, что я слишком старательно увеличиваю население Бургундии, — пояснил епископ Камбре, поблескивая черными глазами, — и в поклонении прелестной плоти, но только не в лицемерии. Мадам дорогая герцогиня Флора, я имел возможность во время совещания в башне Филипа понаблюдать не только за вашим капитаном, но и за вами. Не стану повторять некоторых ваших высказываний. Вы настолько чужды нашей вере, что я не надеюсь за одну ночь примирить вас с Господом.
— Вы, конечно, заблуждаетесь, ваша милость, — поспешно заметила Аш. — Наш лекарь… герцогиня, всегда ходила с нами к полевой мессе, а в ее госпитале работают дьяконы…
— Я не служу в инквизиции, — епископ Джон перевел взгляд на Аш. — И умею отличить еретика от доброй женщины, отвернувшейся от Господа, не вытерпев перенесенных страданий. Такова, дочь моя, Флора, и ты тоже. Если ты и хранила веру, боюсь, ты потеряла ее в Карфагене.
Аш скрипнула зубами:
— Задолго до того.
— Вот как? — он поднял мягкую черную бровь. — Но вернувшись из Карфагена, ты принесла рассказы о машинах и устройствах, о породе людей, выведенных как быки Митры, и ни слова о Руке Божьей, «Дева Бургундии».
Аш поежилась под плащом, невольно прижав сжатый кулак к животу.
Епископ снова обратился к Флориан:
— Я не могу отлучить вас от причастия, если вы о нем попросите, но могу настоятельно советовать не просить.
Флора дель Гиз обхватив себя руками, досадливо вздохнула. Складки одеяния величественно ниспадали на неровные терракотовые плитки пола. Теплый свет добавил золотистого блеска ее волосам, освобожденным от платка и свободно рассыпавшимся по плечам, но горячие блики только подчеркивали ее осунувшиеся черты.
— Чем же мы, в таком случае, займемся? — холодно поинтересовалась Флора. — Так и просидим всю ночь? В таком случае, для вашего герцогства было бы полезнее дать мне выспаться.
Епископ Джон смотрел на нее сверкающими глазами.
— Ваша милость, я — слуга церкви, обзаведшийся немалым количеством подающих надежды отпрысков, и боюсь, будут и новые: плоть слаба… Мне ли бросить в вас первый камень? Но даже без мессы, это ваше Бдение.
— Что означает?..
— Это вы узнаете, окончив его, — епископ Камбре протянул руку, коснувшись алтарного камня, словно в поисках ободрения. — Как и все мы. Простите меня, если я замечу, что мессир де Ла Марш не меньше меня стремится узнать, как вы его проведете.
— Не сомневаюсь, — буркнула Аш. — Ладно, значит, без мессы, но что же ей делать, ваша милость?
Огоньки свечей качались и мигали, по мозаичным стенам носились тени. Горький дымок пробрался в горло Аш, и она с трудом сдержала кашель.
— Она примет герцогскую корону, если такова будет воля Божья. Я советую провести некоторое время в медитации, — епископ чуть поклонился в сторону Флоры.
Аш не вытерпела и все-таки раскашлялась. Вытерла слезящиеся глаза и сказала:
— Я думала, у вас все расписано, ваша милость. Вы хотите сказать, что Флориан может делать, что хочет?
— Мой брат Карл провел здесь четырнадцать часов в непрерывной молитве — в полной броне. Тогда я понял, какого герцога мы получили. Помню, отец рассказывал, что он запасся вином и закусывал его жареным мясом Тельца, — пухлые губы епископа дрогнули в улыбке. — Он не говорил, однако я догадываюсь, что компанию ему составляла какая-то женщина. Чтобы ночь в холодной часовне не казалась слишком долгой.
Аш поймала себя на том, что одобрительно улыбается сводному брату Карла, сыну Филипа.
— Вы же, — продолжал тот, обращаясь к Флоре, — привели с собой женщину. Женщину, которая одевается как мужчина.
Аш перестала улыбаться.
— Как вы догадываетесь, — заметил епископ, — со мной говорила ваша тетушка, Джин Шалон.
— И что же она сказала?
В ответ на повелительный вопрос Флоры лицо маленького епископа выразило искреннее огорчение. Аш, привыкшая иметь дело с людьми его сорта, обладающими той же властью, размышляла: «Что же могла сказать ему старая корова? Две минуты назад Флора была для него „дорогая герцогиня“!» Епископ ответил напрямик, с отвращением в голосе:
— Правда ли, что у вас была любовница-женщина?
— А, — в улыбке Флоры не было ни капли веселья. — Позвольте, я угадаю. У этой высокородной ханжи племянница выбилась в герцогини, но та же племянница — позор семьи. Она явилась к вам рассказать, прежде чем слухи выплывут на свет. Сказала, что она должна исповедаться, что считает это своим долгом…
— Прикрой задницу, — прогудела Аш, старательно подражая Роберту Ансельму, и добавила: — Боже, ну коровища! Мало ты ей врезала!
Флора не сводила глаз с епископа.
— Более или менее, — признал Джон. — Сказала, что несмотря на преданность семье, она должна предупредить меня, что вы не только одеваетесь по-мужски, но и действуете как мужчина в других отношениях.
Несколько секунд длилось молчание. Флориан все смотрела на епископа.
— Официальное обвинение состояло в том, что она, будучи еврейкой, лечила пациентов-христиан.
— Она?
— Эстер. Моя жена, — Флориан улыбнулась, устало и безрадостно. — Моя любовница-женщина. Все это можно найти в докладах Пустому трону.
— Над Римом Тьма, и добраться туда невозможно, — вмешалась Аш. — Ты не обязана ничего говорить.
— О, но мне хочется высказаться, — глаза Флориан пылали. — Пусть этот епископ знает, с кем имеет дело. Потому что я все равно герцогиня!
Аш показалось, что епископ Камбре как-то сжался при этих словах.
— Эстер стала моей любовницей, после того как мы закончили курс медицины в Падуе, — Флориан сжала руки, комкая одежду на груди. — Она никогда, ни на минуту не считала меня мужчиной. Когда нас арестовали в Риме, у нее был новорожденный ребенок. Мы не слишком хорошо ладили. Из-за этого.
— Как ребенок?.. — Аш запнулась и покраснела.
— От какого-то мужчины, с которым она переспала ночь, — с презрением пояснила лекарь. — Она его не любила. Из-за этого мы тоже ссорились. Но больше из-за Иосифа — из-за младенца. Наверно, я ревновала. Она уделяла ему так много времени. Мы провели в камере два месяца. Иосиф умер, от пневмонии. Мы не смогли его вылечить. На следующий день они вывели Эстер из камеры, приковали к столбу и сожгли. На следующий день мне сообщили, что тетушка Джин заплатила за меня выкуп, и я вольна отправляться, куда пожелаю, лишь бы покинула Рим. Аббат сказал, что им приходится сжигать содомитов-мужчин, но не имеет значения, что делает женщина. Мне только воспретили заниматься медициной.
Слова Флориан падали в холодный воздух часовни с ледяной бравадой, хорошо знакомой Аш. «Мы все так говорим. После боя».
— Тетушка преследовала меня с тех пор, как я вернулась, — договорила Флориан. — Сказала ли она вам, епископ, что последнее, что я сделала, когда была здесь в августе — дала ей такого тумака, что она растянулась посреди людной улицы. Не удивительно, что она пролезла к вам у меня за спиной. А сказала она вам, что могла заплатить выкуп и за Эстер? Но не захотела.
— Возможно… — с трудом проговорил епископ, старательно разглядывая мозаики, — возможно, у нее хватило средств только на выкуп члена семьи?
— Эстер была «членом семьи»! — Флориан сдержалась. — Мой отец был еще жив. Если у нее не хватало денег, она могла бы написать ему.
— А римский аббат, — продолжал Джон, — возможно, все равно искал случая сжечь еврейку… если я правильно припоминаю то время, в Риме вспыхивали тогда голодные бунты? Обвинить в недороде евреев — приемлемый способ успокоить толпу. Но он должен был с большей осторожностью отнестись женщине из знатной бургундской семьи, родственники которой, по-видимому, были еще живы. Независимо от того, в чем она обвинялась.
Глядя на епископа, который словно разрывался между желанием протянуть к Флоре руки и попятиться подальше от нее, Аш поняла: мужчина, который гоняется за женщинами. Но за Флорой гоняться нечего — она мужчинами не интересуется. Похоже, его милость епископ де Камбре волнует вовсе не взгляд церкви на это дело.
Словно подтверждая ее догадку, Джон де Камбре послал ей заговорщицкий взгляд. Мгновенный взгляд, в котором ясно сквозила самая что ни на есть гетеросексуальная фривольность и приглашение к пониманию: «Мы-то не такие, как эта женщина. Мы — нормальные!»
Аш с отвращением отвела взгляд.
Годфри никогда бы так не сказал. Сутана еще не делает священника.
Она высвободила руку из складок плаща и обняла плечи Флориан.
— Ну, наговорила эта ядовитая старая корова гадостей, и что из этого? Я сама видела, как Флориан загнала Оленя. Она герцогиня. Если Джин Шалон это не нравится, она может пойти и повеситься.
— Она разболтает… — начала Флориан.
— Ну и пусть болтает.
— Прошлым летом в отряде…
— Там были солдаты! И те уже принимают тебя как должное, — Аш выпутала из плаща и вторую руку, за плечи развернула Флориан к себе лицом, и заговорила, вбивая ей в голову каждое слово:
— Пойми, Оливер де Ла Марш сделает все, что ты прикажешь. И его капитаны тоже. За стенами Дижона армия. В такое время допустить внутренние волнения — самоубийство! Скорее всего, ничего и не случится, людям не до того. А если найдутся такие, кто станет мутить воду — можешь кинуть их в тюрьму или повесить на крепостной стене. Быть герцогиней — это не значит добиваться одобрения народа. Это значит — держать всех в строю и равнять в одну сторону. Поняла?
То ли Аш удалось ее убедить, то ли Флора заметила растерянную физиономию епископа, только она неуверенно улыбнулась.
— В бургундской армии есть провосты, — добавила Аш, — а у вице-мэра — констебли. Их ведь не ради забавы кормят. Используй их. Если на то пошло, этот епископ может «удалиться» под домашний арест в монастырь северо-восточных кварталах.
Епископ Джон подался к ним:
— Поймите меня правильно.
Аш, заподозрив, что его порыв продиктован упоминания о военных властях, отступила.
Епископ тронул Флориан за руку.
— Мадам дорогая герцогиня, я понимаю ваши… духовные проблемы, но я и сам не безгрешен. Чем бы вы ни были, я ваш отец в вере… и слуга герцогини в миру.
Яркие цвета мозаики вспыхнули в отблеске свечи. Только теперь, увидев их рядом, Аш заметила, что епископ на пару дюймов ниже Флоры.
— В первую очередь вы наша герцогиня, — он сжал обе ее руки и встряхнул, подчеркивая свою мысль. — Спаси нас Бог, Флора дель Гиз, вы — преемница моего брата. Если Господь позволил вам принять герцогскую корону, нам ли его судить?
— Корону? Дело не в короне. Что значит этот кусок резного рога, — Флориан отняла руки и отступила назад. — Я знаю, что я такое, но не понимаю, почему и каким образом? Может быть, вы мне скажете? Вы ждете, что я вернусь в город, которого не видела с детства? Ждете, что я сделаю что-то ради чужих мне людей? Что? Объясните мне, что происходит!
Ее задыхающийся крик заглох, не отразившись от покрытых мозаикой стен. Тихий отзвук взлетел вверх, вырвавшись на волю через почерневшую решетку. Епископ Камбре молчал, и в голосе Флориан зазвенел лед.
— Я не принимала причастия со времен Пустого Трона. Не собираюсь и теперь. Мессы сегодня не будет, и вы можете отослать прислужников по домам, пусть хоть они выспятся, — Флора дернула плечом: — Если вам так нужно это бдение, объясните мне, почему герцоги Бургундии есть то, что они есть. Объясните, во что я влипла. Не то я просто свернусь в уголке и посплю. Мне случалось спать и в худших местах.
— Но только спьяну, — вырвалось у Аш, прежде чем она успела подумать, что говорит.
— Мадам герцогиня! — опешил возмущенный епископ. Флора что-то сказала ему, но Аш уже не слушала. Ее взгляд привлек отблеск света на раке, стоявшей под барельефом на стене, и глаза, привыкшие к зыбкому полумраку, наконец увидели, что изображала раскрашенная резьба.
Аш отвернулась от Флоры и епископа, напрямик шагнула мимо алтаря к дальней стене. Раскрашенная и позолоченная мраморная рака сияла под огнями толстых восковых свечей.
— Зеленый Христос! — вырвалось у нее. И, увидев устремленные на нее две пары глаз, Аш указала пальцем: — Это же пророк Гундобад!
— Да, — в неверном свете не разобрать было, дрогнуло ли что-то в серьезном взгляде епископа. — Это он.
— Вы храните мощи еретика? — поразилась Флора.
— Это не мощи Гундобада, — ответил епископ, шагнув вперед и указывая на одну из меньших фигур. — Это мощи Хейто. Сир Хейто — один из предков герцога Карла. И, как теперь очевидно, ваш предок, ваша милость.
— Не ожидала увидеть его здесь, — Аш привстала на цыпочки, чтобы коснуться пальцами мраморных сандалий Гундобада. — Флориан, герцог собирался сказать мне перед смертью. Пусть теперь скажет епископ… «Почему Бургундия?»
Обернувшись, она успела заметить волнение, почти восторг, мелькнувшее на изношенном страстями лице епископа. Но начал он сдержанно:
— Герцогиня взяла вас с собой, мадам, но она сама решит, как провести ночь Бдения. Не забывайте об этом, и проявляйте должное уважение.
— О, я очень уважаю Флориан, — Аш уперла в бока сжатые кулаки, привычно изготовившись к обороне. — Я видела, как ее выворачивало наизнанку за стеной госпитальной палатки, а через минуту она вернулась, и извлекла стрелу длинного лука, пробившую солдату легкое… — «Конечно, лучше бы ей вообще не напиваться…» — И не каким-то там бургундцам рассказывать мне о Флориан!
— Тише, — в глазах Флоры тот же холодный огонь, который горел на ее перемазанном кровью лице после Охоты. — Епископ, вы рассказали нам, с чем пришел сюда Карл Валуа. Рассказали, с чем приходил Филип. Но не спросили, с чем пришла я!
— С вопросами, — пробормотал епископ Джон. — Вы пришли с вопросами.
— И я тоже, — вставила Аш и, когда взгляд побочного сына Филипа Доброго обратился на нее, ткнула пальцем в раку: — Вы знаете, что там у вас?
— Это изображение карфагенского пророка Гундобада в момент его смерти.
— Гундобад был чудотворец, — ровным голосом заговорила Аш. — Я про него знаю. Я на юге много чего узнала о Гундобаде. От Леофрика, и от Диких Машин… я знаю, что на самом деле произошло семьсот лет назад. Гундобад превратил земли вокруг Карфагена в пустыню! Он высушил реки… Какого же дьявола… — Аш раздельно повторила: — Какого дьявола он позволил солдатам папы сжечь себя заживо?
Она не обернулась, почувствовав, как вздрогнула Флориан; может, просто озябла.
— В самую точку, — спокойно заметила та.
— Он был чудотворец, — повторила Аш. — Если он сумел устроить такое с Карфагеном и Дикими Машинами — не мог он умереть просто потому, что так приказал какой-то священник.
Покосившись на Флору дель Гиз, епископ напомнил:
— Он проклял папу Лео, note 84 и сделал пустым Пустой Трон. На боковой мозаике часовни как раз изображалась смерть Лео — ослепленного, загнанного, с изодранным в клочья телом — но Аш слишком хорошо знала эту историю, ей не было нужды смотреть на картину.
— Человек, который сумел превратить в пустыню половину Африки, — настойчиво твердила она, — не должен был умереть от руки римского епископа. Разве что мы не все знаем о папе Лео… Нет, — поправилась она. — Дело не в Лео. Кто был этот Хейто?
Воцарилось молчание, нарушаемое только стуком капель измороси с потолка.
Первой заговорила Флориан.
— Я собиралась сегодня молиться. Девочкой я молилась. Я была… благочестива. А если и ожидала получить ответы, то думала, что мне расскажут о Бургундии, о том, что произошло со мной тогда, на Охоте.