Страница:
Флора согласно кивнула:
— Помнится, мы с тобой раз виделись. Мне было тогда лет десять или около того. Единственный раз, когда я провела несколько дней в германских владениях отца. Ты как раз в тот год и родился.
— Мать частенько приглашала к нам тетушку Джин — кстати, она еще жива? — и они подолгу сплетничали о тебе, все больше шепотом. — Он смешно наморщил нос. Аш подумалось, что даже в таких обстоятельствах он держится свободно и уверенно. Наконец-то в мире с самим собой? Фернандо добавил: — Я тогда думал, ты сбежала из дома с любовником. Мне в голову не приходило, что ты решила сама стать мужчиной!
— Я решила стать врачом! — сердито поправила Флора.
— А стала бургундской герцогиней. — Он покосился на Аш. — Потом стало известно, кто командует бургундской армией, и меня сочли вдвойне полезным…
На этот раз огрызнулась Аш:
— То-то была, поди, радость!
— Да, если не считать, что о тебе я мог сказать и того меньше: «Она — солдат, я на ней женился, она мне не доверяла». Я не мог даже сказать, хороший ли ты солдат. Сам-то, видишь ли, я в этом деле ничего не понимаю. Ну, теперь уж они сами убедились.
Фернандо говорил очень сухо, и Аш вдруг смешалась. Ей хотелось накормить его, погладить по небритой щеке… Защищаясь, она буркнула нарочито грубо:
— Да уж, солдат из тебя… Они оставили за тобой Гизбург?
— Священник не может владеть землей. Я потерял почти все, что имел. Но я им по-прежнему полезен, благодаря тому что Флора — моя сестра. А пока я полезен, мне позволяют говорить… что в этой войне не будет победителей…
— Христос на Древе, надо запить это дело! — перебила Аш, нервно меряя шагами пол. — И где, черт подери, Ла Марш? Пора разгрести это говенное дело с «эмиссаром»!
Не осталось ни одного пажа, чтобы подать еду, — все сопляки из обоза, судя по визгу, раздававшемуся снизу, собрались там. Даже теплые занавеси на двери не заглушали веселого гомона. Из окна тянуло сквозняком — ставни мало помогали.
Аш продолжала расхаживать по комнате, а Флора шлепнулась на пол перед огнем, расправив за плечами плащ, как ловушку для тепла, — старый солдатский трюк, которому она выучилась за те полдюжины зим, что провела с отрядом. Фернандо дель Гиз стоял, сложив руки на груди, и, суховато улыбаясь, посматривал на женщин.
Аш склонилась над лестничным пролетом, гаркнула:
— Рикард!
Мальчишка отозвался далеко не сразу. Наконец снизу донесся его запыхавшийся голос:
— Да, босс?
— Где носит Ла Марша с Оксфордом и прочих?
— Не знаю, босс. От них никто не приходил.
— А ты чем занимаешься?
Раскрасневшееся лицо Рикарда показалось на дне дымного колодца;
— Мы готовим представление, босс. И я тоже играю! Вы спуститесь?
— От Оксфорда ничего?
— Капитан Ансельм только что послал к нему во дворец человека.
— Черт. Чем они занимаются? — она оглянулась через плечо. — Там у вас внизу потеплее, а? И пожрать дают. Ладно, подождем благородных лордов внизу. Только раздобудь мне выпить, пока еще не вошел в роль!
Внизу ее встретил гул голосов, однако относился он не к ней и не к Фернандо дель Гизу, как она было подумала: две сотни глоток подхватили рождественский куплет:
Украсим поросенка мы
Гирляндами и бантами,
Пусть хор подхватит весело:
Qui estis in convivo.
Caput apri defero,
Reddens laudes domino.
Флора устроилась у стены рядом с Аш: народ из уважения к начальству чуть потеснился. Аш жестом приказала им продолжать, не обращая на них внимания. Флора пробормотала сквозь зубы:
— А неплохо бы раздобыть поросенка…
— Обойдешься гирляндами, — подмигнула Аш, которой кто-то уже сунул в руки миску и костяную ложку. Обернувшись поблагодарить пажа, она обнаружила, что бок о бок с ней сидит Фернандо дель Гиз.
Ей пришлось задрать голову, чтобы встретить его взгляд.
Пронзительный свист флейты Караччи перекрыл людской гомон. Аш заметила, что Анжелотти фальшивит. Говорить в таком шуме было невозможно.
«Я и забыла, какой он высокий. И какой молодой».
Поскольку столов не было, пока одни женщины занимались готовкой, другие перебегали от компании к компании, разнося угощение. Аш тоже подставила миску и отправила в рот ложку горячего варева. Песнопение закончилось громовым аккордом.
— Представление! Даешь представление заорал кто-то. Его поддержали, сотрясая стены воплями.
Фернандо под капюшоном ничем не отличался от любого другого священника. Никто и не взглянул в его сторону. Дель Гиз дотошно изучил содержимое своей миски и неторопливо начал кушать. Аш отвернулась от него, обратив все внимание на расчищавших середину зала актерах.
Вместо рождественского «целовального куста» кто-то приспособил пару старых штанов. «Хоть что-то зеленое», — усмехнулась Аш, и Джон Баррен с Адрианом Кампином пьяно разыгрывали под ними нежный поцелуй. Аш пристально вслушивалась в кошачий концерт и хохот — слишком уж пронзительный, да и голосов маловато. Оглянулась на дверь, не показались ли посланные: никого.
«Да что же они так задерживаются?»
Фернандо дель Гиз старательно прожевывал особо неудобоваримый кусок. Флора забыла о еде, заболтавшись с Бальдиной. Солдатня вокруг смотрела только на актеров.
Фернандо наконец проглотил и с облегчением обернулся к ней:
— Нельзя ли нам поговорить наедине?
— Если я забьюсь с тобой в какой-нибудь угол, все только на нас и будут смотреть. Говори уж здесь.
Она с удивлением поймала себя на том, что в ее голосе не было ни малейшего ожесточения.
Фернандо зачерпнул еще ложку варева, нахмурился, уронил ложку обратно в миску и передал миску соседу. Лицо в тени капюшона выражало колебание и сдержанную тревогу.
— Я хотел с тобой помириться.
Она ответила долгим удивленным взглядом.
— Я даже ни разу не поинтересовалась, жив ли ты. После Карфагена мне легче было заняться другими делами и не вспоминать о тебе.
Он пристально вглядывался в ее лицо:
— Должно быть, так.
Аш хотела добавить что-то резкое, но ее прервал взрыв восторга. Процессия ряженых цепочкой тянулась через зал, извиваясь в толпе. Люди раздвинулись к стенам, прихлопывали в такт, невнятно вопили.
— Что это? — прокричал Фернандо. Двое громил в кольчугах цыкнули на него с двух сторон.
— Рождественское представление, — пояснила Аш, склонившись к его уху.
Возглавлявший шествие выбрался наконец на середину. Адриан Кампин, узнала Аш. Здоровенный фламандец закутался в конскую попону и нацепил на голову уздечку. Какая-то ветошь болталась на щиколотках, изображая вожжи. Сбросив попону, Кампин упер руки в боки и продекламировал:
Я — несчастная кляча, святого Георга вожу на себе.
Адский холод снаружи, пустите погреться в тепле!
Коль актеров достойно вы примете и наградите не скупо,
Так и быть, не задержимся долго и ложку-другую оставим вам супа!
Наемники взревели. Когда лошадь начала приплясывать, Аш закрыла лицо руками. Рядом взвизгивала Флора, с другого бока сотрясался от смеха Фернандо. Когда толпа стиснула их вплотную, он шепнул Аш:
— Впервые вижу подобное рождественское представление. У нас в Гизбурге на рождество обычно представляли «пир Епифании»… надо понимать, вы не рассчитываете, что город продержится до Двенадцатой Ночи?
— Так и собираешься донести Гелимеру?
Он задорно улыбнулся:
— Гелимер придет в ярость. Он-то надеялся, что вы в глотки друг другу вцепитесь, а тут такое веселье!
Аш оторвалась от созерцания брыкающейся пляски «лошади». Ей показалось, что кое-кто из наемников уловил имя Гелимера. Она незаметно покачала головой, предостерегая Фернандо. В теплом воздухе ей почудился его запах: мужской пот и еще что-то, свойственное только ему одному.
Рядом послышались грубые шутки и сквернословие. Аш устремила взгляд на тех, кто, как видно, опознал в священнике рыцаря, так недолго владевшего отрядом. Разговорчики вокруг затихли или, по крайней мере, передвинулись туда, где она не могла их услышать.
«С какой стати мне щадить его чувства?»
— Фернандо, тебе все равно придется мне рассказать, — шепнула она, поддавшись мгновенному порыву. — Как ты попал в священники?
— Вытащив аббата Мутари из-под развалин дворца, — пояснил он.
— Я бы не стала!
— Мне нужен был покровитель, — с горечью заметил Фернандо. — Я только что заступился за тебя, помнишь, во дворце? И знал, что Гелимеру меня растоптать легче, чем собаке задрать лапу, вот и схватился вытаскивать первого разодетого в богатые одежды и драгоценности — а первым попался как раз Мутари.
— И он принял твое обращение за чистую монету?
— Ты не представляешь, что творилось в Карфагене, — нахмурился Фернандо. — Сперва разошлись слухи, что король-калиф мертв, и империя, казалось, вот-вот разлетится на куски. Потом эти огни в пустыне, где мы проезжали. Над могилами… И говорили, что это проклятие…
Аш видела, что он сейчас мыслями далеко от нее, и не прерывала поток воспоминаний.
— Я и сейчас так думаю, — добавил он, чуть помолчав. — Я проезжал там, когда мы искали лорда Леофрика. Там были рабы, бараны, козы, все… все мертвые. Они словно растаяли, как воск, они были в воротах этих гробниц — вплавленные в бронзу… И свет — сияющий занавес, во все небо… Теперь они называют это Пламенем Благословения Господня! note 103
Аш, своими глазами видевшая раскрашенные стены пирамид над молчанием Диких Машин, почувствовала, как похолодел загривок.
Фернандо передернул затянутыми в рясу плечами, потянулся рукой к медальону:
— Я бы назвал это «джином».
— Не джин и не дьявол. Это Дикие Машины, — возразила Аш, указывая рукой на светлевшее за окном небо. — Они высасывают свет из мира. Даже думать не хочется, как это выглядит вблизи.
— Я и не собираюсь думать, — пожал плечами Фернандо.
«И это мой муж… бывший муж», — поправилась она.
Аш не заметила, закончился ли танец Кампина или «кляча» попросту свалилась с ног. Полдюжины добровольцев утащили ее со сцены. Бальдина и еще несколько девиц подсыпали на пол свежей соломы, и вперед выступил Генри Брант. Он был облачен в бархатную мантию, бывшую некогда красной — пока пятна копоти не выкрасили ее в черный цвет. На белых кудряшках сиял стальной венчик с торчащими в стороны шипами — только сейчас из кузницы. На цепь, болтавшуюся на шее, не пожалели упряжи от десятка лошадей — она была наспех склепана из удил.
«Молодчина, Ансельм, — размышляла Аш, тщетно отыскивая взглядом своего помощника. — Нам это сейчас вот как необходимо!»
Генри Брант властно простер перед собой руку и объявил:
Я — истиной король английской стороны, :
Вы с взгляда первого увидеть то должны.
Но вот за сына я давно тревожусь —
Скажите мне, здесь нет ли принца Джордж?
Из компании английских лучников выкрикнули:
— Ты из Йорком или из Ланкастеров?
Генри Брант через плечо ткнул пальцем в комедианта, изображающего принца Джорджа:
— Сам не видишь?
— Это же Ансельм, — воскликнула Флора, привставшая на цыпочки, чтобы лучше видеть. — Роберто! — выкрикнула она, весело блеснув глазами на Аш.
— Тогда это, пожалуй, ланкастерский король, — догадалась Аш.
Немалая доля шума исходила от парней, которые никогда не бывали в Англии, но были рады-радешеньки подзадоривать англичан. Аш готова была присоединиться к веселью, радуясь, что измотанные люди хоть ненадолго позабудут о войне, но ее останавливал напряженный взгляд Фернандо.
— Ты, кажется, готов предложить мне подписать контракт с калифом! — усмехнулась она.
— Я не настолько глуп… — Фернандо вдруг коснулся ее руки и кивнул на ряженых. На лице его на мгновенье мелькнуло чистое неприкрытое веселье. Аш стало не по себе от его непринужденной грации, от мысли, что — если бы не война — он мог бы и дальше блистать на турнирах, женился бы на какой-нибудь баварской наследнице, завел детишек, и ни разу бы не заглянул в себя глубже, чем необходимо и ему бы в голову не пришло принимать монашеский обет.
— Чего же ты от меня хочешь? — спросила она. Его ответ утонул в громком хохоте. Роберт Ансельм с копьем в руке протопал на свободную площадку между латниками и женщинами из обоза.
— Господи помилуй, где еще увидишь такие доспехи! — заливалась Флора.
— Единственные в мире, — вторил ей брат.
Ансельм нацепил на себя столько железа, что непонятно было, как удается ему держаться на ногах. На ходу он оглушительно бренчал. Поножи были собственные, а вот кираса (на человека много толще и выше ростом) Аш сразу заподозрила, что он позаимствовал ее у кого-то из бургундцев. На широких плечах болтались многочисленные наплечники; наручи, стальные манжеты и налокотники были налеплены где в три, а где и в четыре слоя. Чеканный нагрудник сверкал и отливал серебром — его почти не прикрывала бурая накидка с белой звездой на груди. Под острием копья болтался белый вымпел — женская рубаха — с наляпанной кое-как красной розой.
Ансельм откинул забрало, показав ухмыляющуюся небритую физиономию, стукнул тупым концом копья в пол и широким жестом выбросил в сторону левую руку.
Я — принц Джордж, достойный рыцарь,
Кровь за Англию пролил…
Он выдержал паузу, дожидаясь аплодисментов, и, дождавшись, приставил ладонь к тому месту, где под шлемом, вероятно, скрывалось ухо:
— Громче! Не слышу!
Гром аплодисментов и топот ног сотрясли башню. Ансельм между тем продолжал:
Кто не славит мою храбрость?..
Тому дам цинка под зад!
Фернандо дель Гиз тихо застонал:
— Таких комедиантов и при дворе у Фридриха не бывало!
— А, только наемники живут полной жизнью! — серьезно согласилась Аш.
Он смеялся совсем по-мальчишески, но стоило ему стать серьезным — и на лице проступали морщины. Три месяца назад, в Карфагене, их еще не было.
«Три месяца, — подумала она. — Всего-то. Солнце из созвездия Девы перешло в Козерога. Совсем недолго…»
Она заметила, как он напрягся при выходе следующего актера.
Эвен Хью, пошатываясь, выдвинулся вперед. Поверх кольчуги он натянул женскую сорочку с квадратным вырезом. Желтоватый подол болтался на уровне коленей. Стрелки и латники встретили его громкими воплями, какая-то из женин — кажется, Бланш — пронзительно свистнула. Аш, все еще смеясь, недоуменно наморщила лоб. Только когда уэльсец, морщась, натянул на пробитую башку визиготский помятый шлем, она догадалась, на кого пародия.
Эвен с показной робостью прокрался на площадку, сжимая длинное карфагенское копье.
Сарацинский я герой, сами видите!
Карфаген мой дом родной, понимаете.
Вот прирежу принца Джорджа — и увидите,
Всем я глотки перережу, понимаете!
— Застебешься! — выкрикнул кто-то.
— Справлюсь, — откликнулся Эвен. Погодите у меня, увидите!
— Раньше увидим, как ты овцу дерешь!
— Баррен, я тебя слышу! — прикрикнула Аш. На Фернандо она старалась не смотреть. Флора дель Гиз издала протяжный непристойный звук и скорчилась от хохота. Аш изо всех сил старалась сохранить вид начальственный и неприступный .
— Требование момента, придется простить их, — извиняющимся тоном заметила она, мучительно стараясь не рассмеяться.
Эвен Хью выхватил у ближайшего стрелка деревянную чашу, осушил одним глотком и развернулся к Роберту Ансельму:
Тебе, принц Джордж, я вызов шлю!
Тебя я трусом объявлю!
Бояться я тебя не стану:
Ведь вижу, меч твой — деревянный!
— И сам ты — англичанин сраный… — добавил гордый уэльсец вполголоса.
Ансельм взмахнул копьем, осенив ближайших зрителей полотнищем новоявленного знамени, и продекламировал ответ:
Моя десница и клинок
Тебе земной готовят гроб…
— Ух ты! — серьезно проговорила Флора.
Рядом с ней возник Антонио Анжелотти, забормотал:
— Я же им говорил, я предлагал… Terza rima …
Аш с улыбкой заметила, что светловолосый канонир сжимает руку Флоры, словно рядом с ним был старый отрядный лекарь, а отнюдь не герцогиня Бургундии. На лице Фернандо мелькнуло что-то вроде зависти.
Ансельм нацелил копье прямо в грудь Эвена Хью. Уэльсец автоматически отступил на шаг. Ансельм заключил:
Душа на небо улетит!
Беги, несчастный, иль умри!
Отбросив копья, оба извлекли из-за пояса учебные мечи китовой кости. Началось сражение, и вопли превзошли предел возможного. Английские лучники скандировали: «Да-вай, Сент-Джордж!» и топали ногами в такт.
— Ты посмотри на них, — вздохнула Аш. — Ну, не могли удержаться!
Эвен Хью с Робертом Ансельм и думать забыли о ролях, требовавших разыгрывать комическую схватку, и осторожно кружили по усыпанному соломой полу. Вот Роберт сделал прямой выпад, Эвен парировал и ударил сам, Роберт закрылся…
— Устроили настоящую драку, — с улыбкой кивнула Флора. Латники, в восторге от зрелища, вопили без умолку. — Надеюсь, они еще вспомнят о представлении, — добавила она и присоединилась к общему хору: — Давай, Эвен, покажи, как хорошо я тебя заштопала!
В гомоне и лязге костяных клинков о доспехи Аш расслышала голос Фернандо:
— Так мир, Аш?
Она оглядела его, стоящего с надвинутым на лицо капюшоном в зале, полном врагов. Внешне невозмутим, но Аш уже хорошо знала его и видела — боится…
— Много чего случилось после Нейса, — отозвалась она. — Брак и разлука, лишение прав и аннуляция. И Карфаген был давным-давно. Почему ты заступился за меня? Тогда, на коронации? Почему?
Фернандо, вроде бы не к месту, забормотал:
— Ты думала, я должен был запомнить твое лицо. Но я забыл. За семь лет забыл. Мне в голову не приходило, что женщина в латах, которую я увидел под Нейсом, это та самая, которую я… встречал… в Генуе.
— Это твой ответ? Извинение?
Солнце, прорвавшись в стрельчатое окно, бросило серебристый отблеск на головы толпы, засверкало на доспехах Эвена и Роберта, скакавших по соломе в сумасшедшей дуэли, блеснуло на раскачивавшихся от крика гирляндах под потолком. Аш стало зябко, она опустила взгляд на свои белые бескровные ладони.
— Так это извинение? — переспросила она.
— Да.
В центре зала Эвен отступал под сыпавшимися на него мощными неотразимыми ударами Ансельма. Китовая кость звякала о металл. Английские стрелки охрипли от крика.
— Фернандо, зачем ты пришел сюда?
— Нужно добиться перемирия, а потом и мира. — Дель Гиз взглянул на свои пустые руки и снова на нее. — Слишком много смертей, Аш. Дижон погибнет. И ты вместе с ним…
Две мысли столкнулись в ее мозгу. Первая: «Как он молод!» и в то же время: «Он прав. Логика войны всюду одинакова. Вряд ли Гелимер так уж боится турок, а значит, победив, он вырежет всех подчистую. И очень скоро».
— Христос на камнях! — воскликнул Фернандо. — Да уступи же ты хоть раз в жизни! Гелимер обещал мне, что оставит тебе жизнь и не отдаст в руки Леофрика. Просто запрет в какой-нибудь тюрьме на пару лет…
Он почти кричал, и Аш поймала взгляды Флоры и Анжелотти, устремленные на германского рыцаря.
— Ты и впрямь рассчитываешь убедить меня? — спросила она.
Ансельм разыграл финт и выбил оружие из рук Эвена Хью. От дружного крика: «Сент-Джордж!» содрогнулись мощные стены башни.
Обезоруженный сарацин вдруг уставился за спину Роберту и выкрикнул: «Сзади!»
Ансельм неосторожно оглянулся через плечо, и Эвен тут же воспользовался моментом, чтобы сделать ему подножку.
— Господи! — огорченно вскрикнул Фернандо. Эвен Хью отступил с пути валившегося на него тела, перехватил меч Роберта и обрушил могучий удар на его шлем, после чего выпрямился и пропыхтел:
— Получай, английский ублюдок!
Аш закусила губу при виде картинно корчащегося на полу Ансельма, сообразила: «Цвет лица в порядке, он может двигаться…», догадалась, что сцена была разыграна по плану и ударила в ладоши. По обе стороны от нее аплодировали Флора и ее брат, а Анжелотти смеялся до слез.
— Погиб! — выкрикнул Генри Брант, бросаясь к упавшему, в съехавшей набекрень короне, путаясь в королевской мантии. — Погиб!
Найдется ль врач, что сына моего спасет
И исцелит смертельное ранение?
По толпе пробежал шепоток. Аш видела краем глаза, что зрители забыли об угощении и замерли, предвкушая новый поворот событий. Пауза затягивалась. В уголке у камина срочно облачали в костюм нового комедианта.
— Нет! — Рикард стряхнул с себя помощников и выскочил в зал. По волочившейся за ним долгополой мантии и мешочку с кузнечными инструментами Аш догадалась, что ему предстояло играть доктора, но парень не остановился на площадке, а настойчиво проталкивался к ним, и зрители расступались, давая ему дорогу.
Рикард с подростковой неуклюжестью склонился перед Аш, и еще ниже — перед герцогиней-лекарем.
— Мне не хватит умения сыграть благородного доктора, — отбарабанил он, — но здесь есть некто, обладающий высоким искусством. Мессир Флориан, прошу!
— Что? — оторопела Флора.
— Сыграйте благородного доктора! — повторил мальчишка. — Прошу вас!
— Просим! — в один голос заорали латники.
— Ага, давайте, док! — подхватили стрелки во главе с Джоном Барреном.
Роберт Ансельм, распростертый мертвым на соломе, звякнув железом, поднял голову:
— Тут принц Джордж помирает, так что давайте, лечите побыстрей!
— Мессир Флориан, лучше не спорить, — весело вздохнул Анжелотти.
— Да я роли не знаю!
— Знаешь! — заспорила Аш, силясь удержаться от смеха. — Ой, ну и вид у тебя! Флора, эти роли все знают наизусть. Да ты наверняка и играла хоть раз на Двенадцатую Ночь! Давай, выходи. Приказ босса!
— Слушаюсь, босс, ваша милость! — угрюмо буркнула Флора.
Она постояла в раздумье — высокое пугало, а не женщина — и быстро расстегнула свой полукафтан, скинула его и с помощью пажа влезла в докторскую мантию, дернула плечом, расправляя складки, повернулась к Аш — растрепанная, с блестящими глазами:
— Ну, погоди, я тебе припомню! — и шагнула вперед.
Рикард кинул ей мешок с инструментом, и она поймала его на лету, на ходу нащупала одну из рукояток, выступила на середину, задумчиво водрузила ногу на широкую грудь Роберта и оперлась руками о колени.
— Уф-ф!
Я — доктор…
— Ё… — Флора запнулась. — Погодите, дайте вспомнить…
— Господи, вылитый отец, — вырвалось у Фернандо. Он с улыбкой повернулся к Аш: — Какая жалость, что старый негодяй помер. Вот был бы рад узнать, что у него двое сыновей!
— Провались ты, Фернандо, — добродушно пожелала Аш. — Ты понимаешь, что я не дам ее убить? Так и передай Гелимеру.
Флора тем временем с помощью пары здоровенных гвоздорезов вскрыла кирасу Ансельма и задумчиво потыкала рукояткой в брюхо страдальца:
— Бедняга мертв!
— Давным-давно! — выкрикнула Бальдина.
— Мертвее камня, — повторил лекарь. — О, дерьмо… нет, не подсказывайте, сама вспомню…
Аш просунула ладонь под локоть Фернандо поверх плаща. Он чуть склонился к ней и накрыл ее пальцы своей ладонью. Аш крепче сжала его руку.
Флора посреди зала продолжала исследования. Она передвинула ногу от груди к гульфику. Кошачий концерт! Она продекламировала:
Я — доктор, любые болезни лечу:
Чахотку и насморк, понос, золотуху.
Я вам кости вправляю,
Я вам мозги вправляю,
А коль надо — из мертвых пинком подниму!
— Такая поднимет! — выкрикнул Биллем Верхект в непритворном восторге.
Флора закинула гвоздодеры за плечо, как алебарду, и отозвалась:
— Тебе-то чего беспокоиться, Биллем, ты уже много лет покойник!
— Дьявольщина, мне так и помнилось, что в Генте со мной что-то случилось!
Аш ухмыльнулась, покачала головой. Последний котел был вылизан дочиста; кухарки вытирали руки фартуками и устраивались среди зрителей.
«Меньше половины пайка на каждого. И это по случаю Рождества Роберт расщедрился! Мы в дерьме по самые уши…»
Фернандо вдруг сказал:
— Гелимер собирается сделать тебе предложение. Он велел сказать… я сам не поверил…. если Дижон сдадут, он даст свободный пропуск всем жителям, хотя ему придется повесить гарнизон. А что касается моей сестры: король-калиф собирается взять герцогиню Бургундии в жены.
— Что-что?!
Беззастенчиво подслушивавший Антонио Аижелотти вмешался:
— Чистая работа, мадонна. Господи, все купцы и гильдейские старшины мигом потребуют сдачи. Вот тут и начнутся споры да раздоры!
— В жены? — тупо повторила Аш.
— Тут он промахнулся, — пояснил ей Фернандо, бросив сердитый взгляд на Анжелотти. — Люди Фридриха уже поговаривают, что будь он в силе, так попросту взял бы город штурмом. Ничего из этого не выйдет, но, — он дернул плечом, — я должен был сказать.
— О, господи! Представляю, как расскажу об этом Ла Маршу! — Помянув бургундца, Аш снова покосилась на дверь. Никого, кроме стражи — и те не бдят на часах, а любуются на герцогиню-доктора и Сент-Джорджа.
Голос Флоры зазвенел:
По воле моей и искусством моим
Мертвый Сент-Джордж — станет живым!
— Помнится, мы с тобой раз виделись. Мне было тогда лет десять или около того. Единственный раз, когда я провела несколько дней в германских владениях отца. Ты как раз в тот год и родился.
— Мать частенько приглашала к нам тетушку Джин — кстати, она еще жива? — и они подолгу сплетничали о тебе, все больше шепотом. — Он смешно наморщил нос. Аш подумалось, что даже в таких обстоятельствах он держится свободно и уверенно. Наконец-то в мире с самим собой? Фернандо добавил: — Я тогда думал, ты сбежала из дома с любовником. Мне в голову не приходило, что ты решила сама стать мужчиной!
— Я решила стать врачом! — сердито поправила Флора.
— А стала бургундской герцогиней. — Он покосился на Аш. — Потом стало известно, кто командует бургундской армией, и меня сочли вдвойне полезным…
На этот раз огрызнулась Аш:
— То-то была, поди, радость!
— Да, если не считать, что о тебе я мог сказать и того меньше: «Она — солдат, я на ней женился, она мне не доверяла». Я не мог даже сказать, хороший ли ты солдат. Сам-то, видишь ли, я в этом деле ничего не понимаю. Ну, теперь уж они сами убедились.
Фернандо говорил очень сухо, и Аш вдруг смешалась. Ей хотелось накормить его, погладить по небритой щеке… Защищаясь, она буркнула нарочито грубо:
— Да уж, солдат из тебя… Они оставили за тобой Гизбург?
— Священник не может владеть землей. Я потерял почти все, что имел. Но я им по-прежнему полезен, благодаря тому что Флора — моя сестра. А пока я полезен, мне позволяют говорить… что в этой войне не будет победителей…
— Христос на Древе, надо запить это дело! — перебила Аш, нервно меряя шагами пол. — И где, черт подери, Ла Марш? Пора разгрести это говенное дело с «эмиссаром»!
Не осталось ни одного пажа, чтобы подать еду, — все сопляки из обоза, судя по визгу, раздававшемуся снизу, собрались там. Даже теплые занавеси на двери не заглушали веселого гомона. Из окна тянуло сквозняком — ставни мало помогали.
Аш продолжала расхаживать по комнате, а Флора шлепнулась на пол перед огнем, расправив за плечами плащ, как ловушку для тепла, — старый солдатский трюк, которому она выучилась за те полдюжины зим, что провела с отрядом. Фернандо дель Гиз стоял, сложив руки на груди, и, суховато улыбаясь, посматривал на женщин.
Аш склонилась над лестничным пролетом, гаркнула:
— Рикард!
Мальчишка отозвался далеко не сразу. Наконец снизу донесся его запыхавшийся голос:
— Да, босс?
— Где носит Ла Марша с Оксфордом и прочих?
— Не знаю, босс. От них никто не приходил.
— А ты чем занимаешься?
Раскрасневшееся лицо Рикарда показалось на дне дымного колодца;
— Мы готовим представление, босс. И я тоже играю! Вы спуститесь?
— От Оксфорда ничего?
— Капитан Ансельм только что послал к нему во дворец человека.
— Черт. Чем они занимаются? — она оглянулась через плечо. — Там у вас внизу потеплее, а? И пожрать дают. Ладно, подождем благородных лордов внизу. Только раздобудь мне выпить, пока еще не вошел в роль!
Внизу ее встретил гул голосов, однако относился он не к ней и не к Фернандо дель Гизу, как она было подумала: две сотни глоток подхватили рождественский куплет:
Украсим поросенка мы
Гирляндами и бантами,
Пусть хор подхватит весело:
Qui estis in convivo.
Caput apri defero,
Reddens laudes domino.
Флора устроилась у стены рядом с Аш: народ из уважения к начальству чуть потеснился. Аш жестом приказала им продолжать, не обращая на них внимания. Флора пробормотала сквозь зубы:
— А неплохо бы раздобыть поросенка…
— Обойдешься гирляндами, — подмигнула Аш, которой кто-то уже сунул в руки миску и костяную ложку. Обернувшись поблагодарить пажа, она обнаружила, что бок о бок с ней сидит Фернандо дель Гиз.
Ей пришлось задрать голову, чтобы встретить его взгляд.
Пронзительный свист флейты Караччи перекрыл людской гомон. Аш заметила, что Анжелотти фальшивит. Говорить в таком шуме было невозможно.
«Я и забыла, какой он высокий. И какой молодой».
Поскольку столов не было, пока одни женщины занимались готовкой, другие перебегали от компании к компании, разнося угощение. Аш тоже подставила миску и отправила в рот ложку горячего варева. Песнопение закончилось громовым аккордом.
— Представление! Даешь представление заорал кто-то. Его поддержали, сотрясая стены воплями.
Фернандо под капюшоном ничем не отличался от любого другого священника. Никто и не взглянул в его сторону. Дель Гиз дотошно изучил содержимое своей миски и неторопливо начал кушать. Аш отвернулась от него, обратив все внимание на расчищавших середину зала актерах.
Вместо рождественского «целовального куста» кто-то приспособил пару старых штанов. «Хоть что-то зеленое», — усмехнулась Аш, и Джон Баррен с Адрианом Кампином пьяно разыгрывали под ними нежный поцелуй. Аш пристально вслушивалась в кошачий концерт и хохот — слишком уж пронзительный, да и голосов маловато. Оглянулась на дверь, не показались ли посланные: никого.
«Да что же они так задерживаются?»
Фернандо дель Гиз старательно прожевывал особо неудобоваримый кусок. Флора забыла о еде, заболтавшись с Бальдиной. Солдатня вокруг смотрела только на актеров.
Фернандо наконец проглотил и с облегчением обернулся к ней:
— Нельзя ли нам поговорить наедине?
— Если я забьюсь с тобой в какой-нибудь угол, все только на нас и будут смотреть. Говори уж здесь.
Она с удивлением поймала себя на том, что в ее голосе не было ни малейшего ожесточения.
Фернандо зачерпнул еще ложку варева, нахмурился, уронил ложку обратно в миску и передал миску соседу. Лицо в тени капюшона выражало колебание и сдержанную тревогу.
— Я хотел с тобой помириться.
Она ответила долгим удивленным взглядом.
— Я даже ни разу не поинтересовалась, жив ли ты. После Карфагена мне легче было заняться другими делами и не вспоминать о тебе.
Он пристально вглядывался в ее лицо:
— Должно быть, так.
Аш хотела добавить что-то резкое, но ее прервал взрыв восторга. Процессия ряженых цепочкой тянулась через зал, извиваясь в толпе. Люди раздвинулись к стенам, прихлопывали в такт, невнятно вопили.
— Что это? — прокричал Фернандо. Двое громил в кольчугах цыкнули на него с двух сторон.
— Рождественское представление, — пояснила Аш, склонившись к его уху.
Возглавлявший шествие выбрался наконец на середину. Адриан Кампин, узнала Аш. Здоровенный фламандец закутался в конскую попону и нацепил на голову уздечку. Какая-то ветошь болталась на щиколотках, изображая вожжи. Сбросив попону, Кампин упер руки в боки и продекламировал:
Я — несчастная кляча, святого Георга вожу на себе.
Адский холод снаружи, пустите погреться в тепле!
Коль актеров достойно вы примете и наградите не скупо,
Так и быть, не задержимся долго и ложку-другую оставим вам супа!
Наемники взревели. Когда лошадь начала приплясывать, Аш закрыла лицо руками. Рядом взвизгивала Флора, с другого бока сотрясался от смеха Фернандо. Когда толпа стиснула их вплотную, он шепнул Аш:
— Впервые вижу подобное рождественское представление. У нас в Гизбурге на рождество обычно представляли «пир Епифании»… надо понимать, вы не рассчитываете, что город продержится до Двенадцатой Ночи?
— Так и собираешься донести Гелимеру?
Он задорно улыбнулся:
— Гелимер придет в ярость. Он-то надеялся, что вы в глотки друг другу вцепитесь, а тут такое веселье!
Аш оторвалась от созерцания брыкающейся пляски «лошади». Ей показалось, что кое-кто из наемников уловил имя Гелимера. Она незаметно покачала головой, предостерегая Фернандо. В теплом воздухе ей почудился его запах: мужской пот и еще что-то, свойственное только ему одному.
Рядом послышались грубые шутки и сквернословие. Аш устремила взгляд на тех, кто, как видно, опознал в священнике рыцаря, так недолго владевшего отрядом. Разговорчики вокруг затихли или, по крайней мере, передвинулись туда, где она не могла их услышать.
«С какой стати мне щадить его чувства?»
— Фернандо, тебе все равно придется мне рассказать, — шепнула она, поддавшись мгновенному порыву. — Как ты попал в священники?
— Вытащив аббата Мутари из-под развалин дворца, — пояснил он.
— Я бы не стала!
— Мне нужен был покровитель, — с горечью заметил Фернандо. — Я только что заступился за тебя, помнишь, во дворце? И знал, что Гелимеру меня растоптать легче, чем собаке задрать лапу, вот и схватился вытаскивать первого разодетого в богатые одежды и драгоценности — а первым попался как раз Мутари.
— И он принял твое обращение за чистую монету?
— Ты не представляешь, что творилось в Карфагене, — нахмурился Фернандо. — Сперва разошлись слухи, что король-калиф мертв, и империя, казалось, вот-вот разлетится на куски. Потом эти огни в пустыне, где мы проезжали. Над могилами… И говорили, что это проклятие…
Аш видела, что он сейчас мыслями далеко от нее, и не прерывала поток воспоминаний.
— Я и сейчас так думаю, — добавил он, чуть помолчав. — Я проезжал там, когда мы искали лорда Леофрика. Там были рабы, бараны, козы, все… все мертвые. Они словно растаяли, как воск, они были в воротах этих гробниц — вплавленные в бронзу… И свет — сияющий занавес, во все небо… Теперь они называют это Пламенем Благословения Господня! note 103
Аш, своими глазами видевшая раскрашенные стены пирамид над молчанием Диких Машин, почувствовала, как похолодел загривок.
Фернандо передернул затянутыми в рясу плечами, потянулся рукой к медальону:
— Я бы назвал это «джином».
— Не джин и не дьявол. Это Дикие Машины, — возразила Аш, указывая рукой на светлевшее за окном небо. — Они высасывают свет из мира. Даже думать не хочется, как это выглядит вблизи.
— Я и не собираюсь думать, — пожал плечами Фернандо.
«И это мой муж… бывший муж», — поправилась она.
Аш не заметила, закончился ли танец Кампина или «кляча» попросту свалилась с ног. Полдюжины добровольцев утащили ее со сцены. Бальдина и еще несколько девиц подсыпали на пол свежей соломы, и вперед выступил Генри Брант. Он был облачен в бархатную мантию, бывшую некогда красной — пока пятна копоти не выкрасили ее в черный цвет. На белых кудряшках сиял стальной венчик с торчащими в стороны шипами — только сейчас из кузницы. На цепь, болтавшуюся на шее, не пожалели упряжи от десятка лошадей — она была наспех склепана из удил.
«Молодчина, Ансельм, — размышляла Аш, тщетно отыскивая взглядом своего помощника. — Нам это сейчас вот как необходимо!»
Генри Брант властно простер перед собой руку и объявил:
Я — истиной король английской стороны, :
Вы с взгляда первого увидеть то должны.
Но вот за сына я давно тревожусь —
Скажите мне, здесь нет ли принца Джордж?
Из компании английских лучников выкрикнули:
— Ты из Йорком или из Ланкастеров?
Генри Брант через плечо ткнул пальцем в комедианта, изображающего принца Джорджа:
— Сам не видишь?
— Это же Ансельм, — воскликнула Флора, привставшая на цыпочки, чтобы лучше видеть. — Роберто! — выкрикнула она, весело блеснув глазами на Аш.
— Тогда это, пожалуй, ланкастерский король, — догадалась Аш.
Немалая доля шума исходила от парней, которые никогда не бывали в Англии, но были рады-радешеньки подзадоривать англичан. Аш готова была присоединиться к веселью, радуясь, что измотанные люди хоть ненадолго позабудут о войне, но ее останавливал напряженный взгляд Фернандо.
— Ты, кажется, готов предложить мне подписать контракт с калифом! — усмехнулась она.
— Я не настолько глуп… — Фернандо вдруг коснулся ее руки и кивнул на ряженых. На лице его на мгновенье мелькнуло чистое неприкрытое веселье. Аш стало не по себе от его непринужденной грации, от мысли, что — если бы не война — он мог бы и дальше блистать на турнирах, женился бы на какой-нибудь баварской наследнице, завел детишек, и ни разу бы не заглянул в себя глубже, чем необходимо и ему бы в голову не пришло принимать монашеский обет.
— Чего же ты от меня хочешь? — спросила она. Его ответ утонул в громком хохоте. Роберт Ансельм с копьем в руке протопал на свободную площадку между латниками и женщинами из обоза.
— Господи помилуй, где еще увидишь такие доспехи! — заливалась Флора.
— Единственные в мире, — вторил ей брат.
Ансельм нацепил на себя столько железа, что непонятно было, как удается ему держаться на ногах. На ходу он оглушительно бренчал. Поножи были собственные, а вот кираса (на человека много толще и выше ростом) Аш сразу заподозрила, что он позаимствовал ее у кого-то из бургундцев. На широких плечах болтались многочисленные наплечники; наручи, стальные манжеты и налокотники были налеплены где в три, а где и в четыре слоя. Чеканный нагрудник сверкал и отливал серебром — его почти не прикрывала бурая накидка с белой звездой на груди. Под острием копья болтался белый вымпел — женская рубаха — с наляпанной кое-как красной розой.
Ансельм откинул забрало, показав ухмыляющуюся небритую физиономию, стукнул тупым концом копья в пол и широким жестом выбросил в сторону левую руку.
Я — принц Джордж, достойный рыцарь,
Кровь за Англию пролил…
Он выдержал паузу, дожидаясь аплодисментов, и, дождавшись, приставил ладонь к тому месту, где под шлемом, вероятно, скрывалось ухо:
— Громче! Не слышу!
Гром аплодисментов и топот ног сотрясли башню. Ансельм между тем продолжал:
Кто не славит мою храбрость?..
Тому дам цинка под зад!
Фернандо дель Гиз тихо застонал:
— Таких комедиантов и при дворе у Фридриха не бывало!
— А, только наемники живут полной жизнью! — серьезно согласилась Аш.
Он смеялся совсем по-мальчишески, но стоило ему стать серьезным — и на лице проступали морщины. Три месяца назад, в Карфагене, их еще не было.
«Три месяца, — подумала она. — Всего-то. Солнце из созвездия Девы перешло в Козерога. Совсем недолго…»
Она заметила, как он напрягся при выходе следующего актера.
Эвен Хью, пошатываясь, выдвинулся вперед. Поверх кольчуги он натянул женскую сорочку с квадратным вырезом. Желтоватый подол болтался на уровне коленей. Стрелки и латники встретили его громкими воплями, какая-то из женин — кажется, Бланш — пронзительно свистнула. Аш, все еще смеясь, недоуменно наморщила лоб. Только когда уэльсец, морщась, натянул на пробитую башку визиготский помятый шлем, она догадалась, на кого пародия.
Эвен с показной робостью прокрался на площадку, сжимая длинное карфагенское копье.
Сарацинский я герой, сами видите!
Карфаген мой дом родной, понимаете.
Вот прирежу принца Джорджа — и увидите,
Всем я глотки перережу, понимаете!
— Застебешься! — выкрикнул кто-то.
— Справлюсь, — откликнулся Эвен. Погодите у меня, увидите!
— Раньше увидим, как ты овцу дерешь!
— Баррен, я тебя слышу! — прикрикнула Аш. На Фернандо она старалась не смотреть. Флора дель Гиз издала протяжный непристойный звук и скорчилась от хохота. Аш изо всех сил старалась сохранить вид начальственный и неприступный .
— Требование момента, придется простить их, — извиняющимся тоном заметила она, мучительно стараясь не рассмеяться.
Эвен Хью выхватил у ближайшего стрелка деревянную чашу, осушил одним глотком и развернулся к Роберту Ансельму:
Тебе, принц Джордж, я вызов шлю!
Тебя я трусом объявлю!
Бояться я тебя не стану:
Ведь вижу, меч твой — деревянный!
— И сам ты — англичанин сраный… — добавил гордый уэльсец вполголоса.
Ансельм взмахнул копьем, осенив ближайших зрителей полотнищем новоявленного знамени, и продекламировал ответ:
Моя десница и клинок
Тебе земной готовят гроб…
— Ух ты! — серьезно проговорила Флора.
Рядом с ней возник Антонио Анжелотти, забормотал:
— Я же им говорил, я предлагал… Terza rima …
Аш с улыбкой заметила, что светловолосый канонир сжимает руку Флоры, словно рядом с ним был старый отрядный лекарь, а отнюдь не герцогиня Бургундии. На лице Фернандо мелькнуло что-то вроде зависти.
Ансельм нацелил копье прямо в грудь Эвена Хью. Уэльсец автоматически отступил на шаг. Ансельм заключил:
Душа на небо улетит!
Беги, несчастный, иль умри!
Отбросив копья, оба извлекли из-за пояса учебные мечи китовой кости. Началось сражение, и вопли превзошли предел возможного. Английские лучники скандировали: «Да-вай, Сент-Джордж!» и топали ногами в такт.
— Ты посмотри на них, — вздохнула Аш. — Ну, не могли удержаться!
Эвен Хью с Робертом Ансельм и думать забыли о ролях, требовавших разыгрывать комическую схватку, и осторожно кружили по усыпанному соломой полу. Вот Роберт сделал прямой выпад, Эвен парировал и ударил сам, Роберт закрылся…
— Устроили настоящую драку, — с улыбкой кивнула Флора. Латники, в восторге от зрелища, вопили без умолку. — Надеюсь, они еще вспомнят о представлении, — добавила она и присоединилась к общему хору: — Давай, Эвен, покажи, как хорошо я тебя заштопала!
В гомоне и лязге костяных клинков о доспехи Аш расслышала голос Фернандо:
— Так мир, Аш?
Она оглядела его, стоящего с надвинутым на лицо капюшоном в зале, полном врагов. Внешне невозмутим, но Аш уже хорошо знала его и видела — боится…
— Много чего случилось после Нейса, — отозвалась она. — Брак и разлука, лишение прав и аннуляция. И Карфаген был давным-давно. Почему ты заступился за меня? Тогда, на коронации? Почему?
Фернандо, вроде бы не к месту, забормотал:
— Ты думала, я должен был запомнить твое лицо. Но я забыл. За семь лет забыл. Мне в голову не приходило, что женщина в латах, которую я увидел под Нейсом, это та самая, которую я… встречал… в Генуе.
— Это твой ответ? Извинение?
Солнце, прорвавшись в стрельчатое окно, бросило серебристый отблеск на головы толпы, засверкало на доспехах Эвена и Роберта, скакавших по соломе в сумасшедшей дуэли, блеснуло на раскачивавшихся от крика гирляндах под потолком. Аш стало зябко, она опустила взгляд на свои белые бескровные ладони.
— Так это извинение? — переспросила она.
— Да.
В центре зала Эвен отступал под сыпавшимися на него мощными неотразимыми ударами Ансельма. Китовая кость звякала о металл. Английские стрелки охрипли от крика.
— Фернандо, зачем ты пришел сюда?
— Нужно добиться перемирия, а потом и мира. — Дель Гиз взглянул на свои пустые руки и снова на нее. — Слишком много смертей, Аш. Дижон погибнет. И ты вместе с ним…
Две мысли столкнулись в ее мозгу. Первая: «Как он молод!» и в то же время: «Он прав. Логика войны всюду одинакова. Вряд ли Гелимер так уж боится турок, а значит, победив, он вырежет всех подчистую. И очень скоро».
— Христос на камнях! — воскликнул Фернандо. — Да уступи же ты хоть раз в жизни! Гелимер обещал мне, что оставит тебе жизнь и не отдаст в руки Леофрика. Просто запрет в какой-нибудь тюрьме на пару лет…
Он почти кричал, и Аш поймала взгляды Флоры и Анжелотти, устремленные на германского рыцаря.
— Ты и впрямь рассчитываешь убедить меня? — спросила она.
Ансельм разыграл финт и выбил оружие из рук Эвена Хью. От дружного крика: «Сент-Джордж!» содрогнулись мощные стены башни.
Обезоруженный сарацин вдруг уставился за спину Роберту и выкрикнул: «Сзади!»
Ансельм неосторожно оглянулся через плечо, и Эвен тут же воспользовался моментом, чтобы сделать ему подножку.
— Господи! — огорченно вскрикнул Фернандо. Эвен Хью отступил с пути валившегося на него тела, перехватил меч Роберта и обрушил могучий удар на его шлем, после чего выпрямился и пропыхтел:
— Получай, английский ублюдок!
Аш закусила губу при виде картинно корчащегося на полу Ансельма, сообразила: «Цвет лица в порядке, он может двигаться…», догадалась, что сцена была разыграна по плану и ударила в ладоши. По обе стороны от нее аплодировали Флора и ее брат, а Анжелотти смеялся до слез.
— Погиб! — выкрикнул Генри Брант, бросаясь к упавшему, в съехавшей набекрень короне, путаясь в королевской мантии. — Погиб!
Найдется ль врач, что сына моего спасет
И исцелит смертельное ранение?
По толпе пробежал шепоток. Аш видела краем глаза, что зрители забыли об угощении и замерли, предвкушая новый поворот событий. Пауза затягивалась. В уголке у камина срочно облачали в костюм нового комедианта.
— Нет! — Рикард стряхнул с себя помощников и выскочил в зал. По волочившейся за ним долгополой мантии и мешочку с кузнечными инструментами Аш догадалась, что ему предстояло играть доктора, но парень не остановился на площадке, а настойчиво проталкивался к ним, и зрители расступались, давая ему дорогу.
Рикард с подростковой неуклюжестью склонился перед Аш, и еще ниже — перед герцогиней-лекарем.
— Мне не хватит умения сыграть благородного доктора, — отбарабанил он, — но здесь есть некто, обладающий высоким искусством. Мессир Флориан, прошу!
— Что? — оторопела Флора.
— Сыграйте благородного доктора! — повторил мальчишка. — Прошу вас!
— Просим! — в один голос заорали латники.
— Ага, давайте, док! — подхватили стрелки во главе с Джоном Барреном.
Роберт Ансельм, распростертый мертвым на соломе, звякнув железом, поднял голову:
— Тут принц Джордж помирает, так что давайте, лечите побыстрей!
— Мессир Флориан, лучше не спорить, — весело вздохнул Анжелотти.
— Да я роли не знаю!
— Знаешь! — заспорила Аш, силясь удержаться от смеха. — Ой, ну и вид у тебя! Флора, эти роли все знают наизусть. Да ты наверняка и играла хоть раз на Двенадцатую Ночь! Давай, выходи. Приказ босса!
— Слушаюсь, босс, ваша милость! — угрюмо буркнула Флора.
Она постояла в раздумье — высокое пугало, а не женщина — и быстро расстегнула свой полукафтан, скинула его и с помощью пажа влезла в докторскую мантию, дернула плечом, расправляя складки, повернулась к Аш — растрепанная, с блестящими глазами:
— Ну, погоди, я тебе припомню! — и шагнула вперед.
Рикард кинул ей мешок с инструментом, и она поймала его на лету, на ходу нащупала одну из рукояток, выступила на середину, задумчиво водрузила ногу на широкую грудь Роберта и оперлась руками о колени.
— Уф-ф!
Я — доктор…
— Ё… — Флора запнулась. — Погодите, дайте вспомнить…
— Господи, вылитый отец, — вырвалось у Фернандо. Он с улыбкой повернулся к Аш: — Какая жалость, что старый негодяй помер. Вот был бы рад узнать, что у него двое сыновей!
— Провались ты, Фернандо, — добродушно пожелала Аш. — Ты понимаешь, что я не дам ее убить? Так и передай Гелимеру.
Флора тем временем с помощью пары здоровенных гвоздорезов вскрыла кирасу Ансельма и задумчиво потыкала рукояткой в брюхо страдальца:
— Бедняга мертв!
— Давным-давно! — выкрикнула Бальдина.
— Мертвее камня, — повторил лекарь. — О, дерьмо… нет, не подсказывайте, сама вспомню…
Аш просунула ладонь под локоть Фернандо поверх плаща. Он чуть склонился к ней и накрыл ее пальцы своей ладонью. Аш крепче сжала его руку.
Флора посреди зала продолжала исследования. Она передвинула ногу от груди к гульфику. Кошачий концерт! Она продекламировала:
Я — доктор, любые болезни лечу:
Чахотку и насморк, понос, золотуху.
Я вам кости вправляю,
Я вам мозги вправляю,
А коль надо — из мертвых пинком подниму!
— Такая поднимет! — выкрикнул Биллем Верхект в непритворном восторге.
Флора закинула гвоздодеры за плечо, как алебарду, и отозвалась:
— Тебе-то чего беспокоиться, Биллем, ты уже много лет покойник!
— Дьявольщина, мне так и помнилось, что в Генте со мной что-то случилось!
Аш ухмыльнулась, покачала головой. Последний котел был вылизан дочиста; кухарки вытирали руки фартуками и устраивались среди зрителей.
«Меньше половины пайка на каждого. И это по случаю Рождества Роберт расщедрился! Мы в дерьме по самые уши…»
Фернандо вдруг сказал:
— Гелимер собирается сделать тебе предложение. Он велел сказать… я сам не поверил…. если Дижон сдадут, он даст свободный пропуск всем жителям, хотя ему придется повесить гарнизон. А что касается моей сестры: король-калиф собирается взять герцогиню Бургундии в жены.
— Что-что?!
Беззастенчиво подслушивавший Антонио Аижелотти вмешался:
— Чистая работа, мадонна. Господи, все купцы и гильдейские старшины мигом потребуют сдачи. Вот тут и начнутся споры да раздоры!
— В жены? — тупо повторила Аш.
— Тут он промахнулся, — пояснил ей Фернандо, бросив сердитый взгляд на Анжелотти. — Люди Фридриха уже поговаривают, что будь он в силе, так попросту взял бы город штурмом. Ничего из этого не выйдет, но, — он дернул плечом, — я должен был сказать.
— О, господи! Представляю, как расскажу об этом Ла Маршу! — Помянув бургундца, Аш снова покосилась на дверь. Никого, кроме стражи — и те не бдят на часах, а любуются на герцогиню-доктора и Сент-Джорджа.
Голос Флоры зазвенел:
По воле моей и искусством моим
Мертвый Сент-Джордж — станет живым!