Джоансен Айрис. Гадкий утенок

   Больше всего он хотел в тот момент вцепиться ублюдку в горло руками, пока у того глаза из орбит не вылезут.
   Тогда еще Мариц не умел обращаться с ножом.
   Двери конторы распахнулись, оттуда вышла группка скорбящих. Заплаканные глаза, приглушенные голоса, а сами, поди, не нарадуются, что возвращаются из мира мертвых в мир живых.
   Мариц взглянул на часы. Девять. Контора должна закрываться. Еще пятнадцать минут подождать, и можно приступать к делу.
   Скорбящие расселись по машинам, и через пару минут стоянка опустела. Мариц тоже когда-то был скорбящим. Ведь он любил своего отца. Жалко, что отец умер так рано. Лучше бы мамаша сдохла, подлая сука. Все произошло само собой, Мариц ни в чем не виноват. Он лишь слегка толкнул папашу, а тот уж сам грохнулся с лестницы. Эх, надо было мать-стерву спихнуть.
   Из здания вышел молодой человек в темном костюме, свернул на служебную автостоянку. Должно быть, какой-нибудь из подручных вампира. А может, у Бирнбаума тоже есть сын. Насвистывая, молодой человек уселся в голубой «олдсмобиль», припаркованный возле роскошного «кадиллака».
   Между прочим, «кадиллак» совершенно новый. Судя по полученной информации, куплен всего через неделю после предполагаемой кремации Нелл Калдер. За покупку Бирнбаум заплатил наличными.
   Интересная деталь, ее Мариц сразу отметил.
   В вестибюле погас свет.
   Мариц подождал, пока «олдсмобиль» скроется за углом, затем вышел из машины, подошел к дверям и позвонил.
   Никакого ответа.
   Он позвонил еще раз, потом, минуту спустя, еще.
   Свет в вестибюле зажегся, дверь приоткрылась. Изнутри пахнуло холодом и терпким ароматом цветов.
   Джон Бирнбаум оказался толстячком в строгом сером костюме, с прилизанными седыми волосами.
   – Вы что, хотели попрощаться с телом? Сожалею, но мы уже закрылись.
   Мариц покачал головой:
   – Нет, хочу задать кое-какие вопросы. Я знаю, что уже поздно, но все-таки позвольте войти.
   Бирнбаум заколебался. Не хочет куш упускать, подумал Мариц. – У вас утрата? – сочувственно спросил Бирнбаум и посторонился.
   Мариц вошел, плотно закрыл за собой дверь, улыбнулся.
   – Вот-вот, утрата. Об атом мы и потолкуем.

* * *

   Нелл стояла в дверях, наблюдая, как Михаэла орудует в кухне. Руки Михаэлы по локоть были перепачканы мукой. Она раскатывала на доске тесто быстрыми, четкими, грациозными движениями.
   – Вам что-нибудь нужно? – спросила она, не поднимая головы.
   От неожиданности Нелл ляпнула первое, что пришло в голову:
   – Что это вы делаете?
   – Бисквиты.
   – За завтраком вы угостили нас превосходным печеньем.
   – Знаю.
   Разговор обещал быть нелегким.
   – Вы очень заняты, да?
   Михаэла кивнула.
   – Очень мило с вашей стороны, что вы позволили Питеру пожить у вашего мужа на ранчо.
   – Он там никому не помешает. – Михаэла отложила скалку и стала нарезать тесто. – Если бы он мешал, его бы не оставили. У Джина нет времени на глупости. Мальчишка простоват, но он совсем не дурак. Он как ребенок, а детей можно учить. – Она говорила короткими, отрывистыми фразами, в такт движениям рук. – А что нужно вам?
   – Ваше лицо.
   Михаэла на миг замерла.
   – По-моему, ваше лицо будет получше моего, – ответила она.
   – Я имела в виду… Мне хотелось бы сделать ваш портрет.
   Михаэла уже раскладывала бисквиты на противне.
   – У меня нет времени позировать.
   – Я могу делать наброски, пока вы работаете. Это займет не так уж много времени.
   Михаэла ответила не сразу.
   – Вы что, художница?
   – Не совсем. У меня нет на это времени. Я пишу картины, только когда…
   Нелл запнулась, поймав себя на том, что автоматически дает точно такой же ответ, как в прежней жизни, до Медаса. Но ведь у нее теперь нет ни Ричарда, ни Джил. Подавив приступ боли, она поправилась:
   – Да, я художница.
   Ей самой показалось странным, как прозвучали эти слова.
   Михаэла испытующе посмотрела на нее и кивнула:
   – Валяйте, рисуйте. Только под ногами не путайтесь.
   Нелл обрадовалась:
   – Сейчас, только альбом принесу.
   – Я ради вас на месте стоять не буду.
   – Ничего, я приспособлюсь.
   Однако это было легче сказать, чем сделать. Михаэла ни секунды не стояла на месте. Для женщины с таким бесстрастным лицом она обладала слишком неуемной энергией. Испортив несколько листов. Нелл решила сделать наброски отдельных деталей лица. Начала она с глубоко посаженных глаз.
   Дело сразу пошло на лад. Потом она соединит детали вместе…
   – Что вы здесь делаете?
   Нелл вздрогнула. Впервые за последний час Михаэла разомкнула уста.
   – Ничего. Я здесь в гостях.
   Михаэла чуть качнула головой:
   – А Николас сказал, что вы останетесь до зимы. Столько времени не гостят.
   – Я постараюсь вам не мешать.
   – Мне-то что? Если Николасу так лучше, я могу и потерпеть. – Он сказал, что настоящие хозяева здесь вы и Джин.
   – Так оно и есть, но Николас постепенно обвыкнется. Должно пройти время.
   – Обвыкнется?
   Михаала пожала плечами:
   – Ему трудно прикипеть душой к месту. Но он этого хочет, а это главное. Поживем – увидим.
   – Вы хотите, чтобы он здесь остался?
   Михаэла кивнула.
   – Он нас понимает и не мешает нам. А другой хозяин может оказаться глупым и неподдающимся воспитанию.
   – Значит, вы воспитываете Николаса? – Удивилась Нелл.
   – Конечно. Его воспитывать легко. Он человек волевой, умный. Со временем приноровится.
   – А мне казалось, что сила волн мешает человеку приспосабливаться к обстоятельствам.
   – Здешняя земля слабаков не любит. – Михаала взглянула на Нелл. – Пережевывает их и выплевывает.
   Карандаш замер над листом бумаги.
   – Вы думаете, что я слабая?
   – Не знаю. А вы сами-то как думаете?
   – Я не слабая.
   – Тогда вам не из-за чего тревожиться.
   – Вы ведь не хотите, чтобы я здесь оставалась.
   – Мне все равно. – Михаэла достала из духовки противень. – Только не увозите отсюда Николаса. Можете с ним разговаривать, улыбаться, даже спать с ним. – Теперь она взялась за сковородку. – Но когда уедете, оставьте его здесь.
   Нелл возмущенно встрепенулась.
   – Я не собираюсь с ним спать! Я прнехала сюда не за этим.
   Михаэла пожала плечами:
   – Рано или поздно это произойдет. Он мужчина, а до вас ближе, чем до женщин в городе. – Она потыкала спичкой в бисквиты. – Такая женщина, как вы, не оставит мужчину равнодушным.
   – Он смотрит на меня другими глазами.
   – Все мужчины смотрят на женщин одинаковыми глазами. Естественная реакция. Уже потом они понимают, что, кроме тела, у нас еще есть и душа.
   – С вашей точки зрения, решать будет Николас, а не я?
   – Вам нравится на него смотреть. Вы все время на него смотрите.
   Неужели? Ну разумеется, Михаэла права. На Николаса трудно не смотреть. Он и в толпе-то сразу обращает на себя внимание.
   – Это неважно. Между нами ничего такого нет.
   – Ну, вам виднее. – Михаэла отвернулась. – Некогда мне болтать. Обед скоро. Нужно посуду расставлять.
   Нелл вздохнула с облегчением. Конечно, Михаэла ошибается, но разговор принял слишком уж щекотливое направление.
   – Вам помочь? – спросила она.
   – Нет. – Михаэла доставала из шкафа посуду. – Сходите лучше в конюшню, позовите Николаса.
   Нелл отложила альбом, встала.
   – Иду.

* * *

   Когда она вошла в конюшню, Николас чистил скребницей гнедого жеребца.
   – Пора обедать, – сказала Нелл, останавливаясь в дверях.
   – Сейчас приду.
   Нелл смотрела, как он ровными, аккуратными движениями расчесывает коню гриву. Он всегда действует так – расчетливо и эффективно, подумала она. В старых джинсах и свитере Танек выглядел не хуже, чем в смокинге. Сразу было видно, что работой конюха он ничуть не гнушается. Можно подумать, он всю жизнь только этим и занимался. Как мало был похож Танек, которого Нелл впервые увидела на Медасе, на этого ковбоя.
   – Что это вы затихли? – спросил Николас, не поднимая головы. – О чем вы думаете?
   – У вас хорошо получается. Вы разбираетесь в лошадях?
   Он улыбнулся.
   – Учусь. До того как я здесь поселился, лошадей я видел только в британском клубе по конному поло.
   – Вы состояли в британском клубе?
   – Не совсем. Мальчишкой я работал там на кухне, мыл посуду.
   – Трудно себе представить вас, моющим посуду.
   – Правда? А в то время это было для меня большой удачей. До того я мыл полы в борделе, где работала моя мать.
   – О Господи…
   Танек оглянулся через плечо.
   – Весьма вежливый комментарий с вашей стороны. Я вас смутил?
   – Нет, но я… – Нелл запнулась и тут же разозлилась сама на себя. – Это не мое дело. Я не собиралась вмешиваться в вашу частную жизнь.
   – Ничего страшного. Я свою мать почти не помню. Гораздо лучше ко мне относились другие шлюхи. Мать была американкой, приехала в Китай с другими хиппи, чтобы найти «истинный свет». К сожалению, «истинный свет» она видела, лишь когда накачивалась наркотиками, поэтому пребывала в этом состоянии почти все время. Она умерла от слишком большой дозы, когда мне было шесть лет.
   – И долго вы прожили в публичном доме?
   Танек призадумался.
   – Мне было лет восемь, когда я перебрался в клуб. А в двенадцать лет меня оттуда вышибли.
   – Почему?
   – Повар сказал, что я украл три коробки черной икры и продал ее на сторону.
   – Это правда?
   – Нет, повар сам стащил икру, но на меня свалить вину было проще. – Голос Танека звучал совершенно бесстрастно. – Я не мог за себя постоять, заступиться за меня тоже было некому.
   – И вы можете говорить об этом так спокойно?
   – Дело давнее. К тому же я получил ценный урок. Во-первых, я научился себя защищать, а во-вторых, стал осторожным.
   – Что произошло потом? Вам было куда податься?
   – На улицу. – Танек отложил скребницу и погладил жеребца по морде. – Там мне преподали еще более полезные уроки, но вам о них лучше не знать. – Закрывая двери конюшни, Танек поправился: – Хотя теперь мои знания могут вам и пригодиться. В основном это были всякие гнусные трюки и способы делать другим больно.
   Нелл попыталась представить, что такое – жить в гонконговских трущобах одинокому мальчику двенадцати лет.
   Танек насмешливо заметил:
   – Вы смотрите на меня так же жалостно, как на Питера. И глаза стали добрые-добрые.
   Нелл быстро отвернулась.
   – Я ненавижу тех, кто измывается над детьми. Вы, насколько я помню, того же мнения.
   – Но я, в отличие от вас, при этой мысли не раскисаю.
   – Я и не думала раскисать.
   – А то я не видел. Не думайте, что все дети похожи на Джилл. Я был маленьким жилистым ублюдком с острыми зубами и цепкими когтями. – Он смотрел ей прямо в глаза. – Вам кажется, что вы сильно изменились, но в глубине души вы остались такой же чувствительной. А чувствительность означает слабость. Слабость же приводит к смерти.
   – Значит, я избавлюсь от чувствительности. –
   Нелл направилась к дому.
   – Если обед остынет, Михаэла оторвет нам голову.
   – Этого мы не допустим. – Танек ускорил шаг. – Как вы с ней уживаетесь?
   – Неплохо. Она позволила мне рисовать ее. – Нелл поморщилась. – При условии, что я не буду путаться у нее под ногами.
   – Ну и как, получается?
   – Вроде бы ничего. – Нелл покосилась на него. – Но не надейтесь, что за этим приятным занятием я забуду о главном.
   – Надеяться никогда не вредно. Пока все идет по плану.
   – Я сегодня рисовала три часа. Это значит, что за вами должок.
   Танек саркастически улыбнулся, открывая перед ней дверь.
   – Значит, вот чем объясняется ваша любовь к искусству.
   Нелл отрицательно покачала головой. Странный человек Танек: холодный, жесткий, но в то же время с твердыми представлениями о справедливости и ответственности. Поразительное сочетание, особенно если учесть, в каких условиях формировался его характер.
   Поистине Танек – человек незаурядный.
   «Вы на него все время смотрите».
   Кажется, именно так сказала Михаэла. Нелл передернулась от одной мысли, что между ней и Танеком может возникнуть близость. Полнейший абсурд! Если Танек – человек незаурядный, это еще не означает, что она хочет с ним переспать. В ее нынешней жизни нет места для секса. Что же касается Танека, то ни в качестве любовника, ни даже в качестве друга он ей не нужен. Танек для нее – всего лишь средство расквитаться с Марицом. Не надо было расспрашивать Танека о прошлом. Чем меньше она о нем знает, тем лучше.
   Нет, это неправда. Она не случайно стала задавать ему вопросы. Ей было интересно узнать, как сформировался такой человек. Интерес, любопытство – качества естественные, ничего криминального в них нет. Тут ей в голову пришел еще один вопрос – опять из любопытства:
   – А тот повар. Вы с ним с тех пор не встречались?
   – Почему же? Встретились.
   И Танек улыбнулся.

11.

   «Никто за мной не следит, все это нервы, – сказала себе Таня. – Хватит разыгрывать из себя идиотку».
   И тем не менее, въехав в ворота, она испытала неимоверное облегчение. Наконец-то дома, в безопасности.
   Какое-то время она сидела неподвижно, глядя в зеркало заднего вида. Никого. Только проехал микроавтобус, битком набитый детишками.
   Паранойя в чистом виде. Здесь ведь не Сараево, а Миннеаполис. Таня вышла из машины, открыла багажник, стала доставать пакеты с продуктами.
   – Разрешите я вам помогу, – раздался сзади голос, и Таня чуть не подпрыгнула.
   Это был Фил Джонсон.
   – Извините, я вас испугал.
   – Я не слышала, как вы подошли…
   Фил забрал у нее пакеты, локтем захлопнул багажник.
   – Что же вы не позвали меня помочь?
   – Думала, справлюсь, – улыбнулась Таня. – К тому же это не входит в ваши обязанности.
   – Все равно делать нечего. Лето кончилось, в саду работы почти нет. – Фил скривился. – Лучше бы я уехал в Айдахо с Николасом и Нелл.
   – Ну зачем так, вы нам очень помогаете.
   Открывая входную дверь, Таня спросила, не глядя на Фила:
   – Это Николас… велел вам приглядывать за мной?
   Фил непонимающе нахмурился:
   – В каком смысле? Он велел мне оставаться здесь до тех пор, пока я не получу дальнейших распоряжений. Я должен выполнять любые ваши поручения.
   – В том числе следить за мной, не попадаясь мне на глаза?
   – Нет. – Фил озабоченно прищурился. – За вами кто-то следил?
   – Нет. – Таня вошла в прихожую, повела Фила на кухню. – Должно быть, воображение разыгралось. Я никого не видела. Просто такое чувство, будто за мной следят. Но кому я могу быть интересна?
   Фил ухмыльнулся и присвистнул:
   – Не скажите. – Однако тут же посерьезнел. – Мало ли вокруг всяких маньяков. Нужно быть осторожней. В следующий раз я поеду с вами.
   – Ну уж нет, тогда я буду чувствовать себя полной дурой.
   – Ну и что? – пожал плечами Фил, выкладывая из пакетов содержимое. – Хоть будет чем мне заняться.
   – Ладно, посмотрим. Спасибо за предложение.
   Фил, немного смущаясь, сказал:
   – Вы и доктор Либер очень ко мне добры. Я не хотел бы, чтобы вы нервничали из-за пустяков. В общем, я с удовольствием составлю вам компанию.
   Таня ласково улыбнулась ему и закрыла за ним дверь. За последние недели Фил стал почти членом семьи. Он с удовольствием выполнял любую работу по хозяйству – колол дрова, мыл машины, ухаживал за садом. Всякий раз, когда Таня проходила мимо, он жизнерадостно улыбался и махал ей рукой.
   Таня собрала пустые пакеты. На сердце у нее было тревожно. Николас приставил к ней Фила не случайно. Но почему? Ведь опасность угрожает не ей, а Нелл Калдер. Здесь Америка, а не Югославия. Все тихо, спокойно, никаких снайперов.
   Однако инстинкт подсказывал Тане, что ей угрожает опасность. Америка тоже не рай земной, здесь звучат выстрелы, льется кровь.
   И потом, слишком уж острым было ощущение, что кто-то за ней следит.
   Может быть, и в самом деле взять в следующий раз с собой Фила?
   Но Таня тут же решительно покачала головой. На следующей неделе начнутся занятия в университете. Что, бедный Фил должен сидеть в коридоре и ждать, пока не закончатся лекции? Во всем виноваты нервы. Отзвук старых переживаний. Воспоминания, вырвавшиеся наружу из подсознания.
   Таня отогнала навязчивые видения прочь. Нужно действовать по обстоятельствам. К чему ломать над этим голову сейчас? Когда нужно будет куда-нибудь ехать, тогда она и решит, брать с собой Фила или нет. В доме, во всяком случае, ей ничто не угрожает.

* * *

   Девчонка уверена, что в доме она в безопасности, думал Мариц. Ей там спокойно и уютно, она ничего не боится.
   Он устроился на сиденье автомобиля поудобней, достал из пакета бигмак. Хорошо контролировать ситуацию, самому определять правила игры. Вовсе ни к чему так уж усердствовать со слежкой. Все равно Нелл Калдер сейчас в доме нет. Однако она там была. Мариц опросил соседей, и они рассказали, что в доме жила гостья.
   Возможно, что это была и не Нелл Калдер. Ту красавицей никак не назовешь, а про гостью Либера соседи в один голос говорили, что она красотка хоть куда. Но общеизвестно, что Либер – хирург-косметолог, а Именно он, судя по истории болезни, был лечащим врачом Нелл Калдер. Зачем, спрашивается, нужен хирург-косметолог, если не для пластической операции? Мариц с аппетитом чавкал, продумывая дальнейший план действий.
   Проблему с Нелл Калдер пора решить раз и навсегда. Не такая уж сложная задача. Если баба действительно жива, то доктор или его экономка знают, где она сейчас. Когда Мариц доберется до них, они выложат все начистоту. Нужно только выбрать момент. Либер – светило, это не какой-то там владелец погребальной конторы, тут придется повозиться. Если нужно будет прикончить и Либера, и его экономку, разразится такой там тарарам… Лучше подождать еще недельку. Глядишь, Калдер объявится сама.
   К тому же Мариуу доставляло истинное наслаждение следить за Таней Владос. Уже на второй день, к немалому своему удивлению и удовольствию, он обнаружил, что она чувствует слежку. Мариц не совершил ни единой ошибки, и все же девчонка его расколола. По ее поведению, быстрым взглядам через плечо, нервной походке было видно: она настороже.
   Давно уже Мариц ни с кем не играл в кошки-мышки. Гардо – сторонник быстрого, эффективного убийства. Раз-два, и готово. Где уж ему понять, что такое азарт охоты, как восхитительно видеть страх в глазах загнанной жертвы.
   Мариц проглотил последний кусок, скомкал пакет. Еще полчасика подождать, а там можно сделать кружок вокруг дома. Не похоже, что девчонка собирается куда-то выходить.
   Она чувствует себя дома в полной безопасности.

* * *

   Нелл со всего размаху ударилась о пол.
   – Встать, – приказал Николас. – Быстрей. Сбили с ног – немедленно вскочить. Когда человек лежит, он беззащитен.
   Немедленно? Нелл не то что встать – вздохнуть не могла. Все вокруг кружилось.
   – Встать!
   Она встала, но медленно.
   – Через секунду после падения вы были бы уже мертвы, – сказал Николас и жестом велел ей снова нападать. – Вперед!
   – А может быть, сначала вы все-таки научите меня защищаться? – зло спросила Нелл.
   – Нет, сначала я научу вас подниматься после падения. Как бы хорошо вы ни владели приемами боя, все равно падать придется. Вам нужно научиться полностью релаксироваться в момент падения, чтобы не получить травмы. На следующем этапе вы научитесь делать кувырок и вскакивать на ноги.
   – Сначала я хочу научиться давать сдачи. У вас какая-то странная метода обучения.
   – Возможно. Но это моя метода. Вперед, нападайте…
   Нелл бросилась на него.
   Легким движением Николас швырнул ее на мат и уселся сверху.
   – Теперь, будь я на месте Марица, я бы ударил вас ладонью по носу снизу вверх, чтобы кость прошла в мозг. И вам конец.
   Нелл свирепо смотрела на него снизу вверх. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и ни на что не годной.
   – Нет, он этого не сделал бы!
   – Почему? Неужто вы думаете, что он бы вас пожалел?
   – Вы сами говорили, что Мариц действует ножом. Если бы он сбил меня с ног, он не упустил бы возможности позабавиться.
   На лице Николаса мелькнуло удивление, тут же сменившееся суровостью.
   – В любом случае вы были бы покойницей.
   – Сегодня – да. Но завтра у меня будет получаться лучше. А послезавтра еще лучше.
   Танек посмотрел на нее с очень странным выражением.
   – Я знаю, что так и будет, – сказал он и с неожиданной нежностью провел костяшками пальцев по ее щеке. – Чтоб вам провалиться.
   Внезапно Нелл осознала, в какой двусмысленной позе она находятся: его мускулистые ноги прижаты к ее бедрам, сильные пальцы прижимают ее запястья к мату. От Танека пахло потом и туалетным мылом. Какое странное ощущение! Она отвела глаза.
   – Дайте мне подняться, и начнем сначала.
   Она почувствовала, что его колени притиснулись к ней еще ближе, но в следующую секунду Танек уже вскочил. Он помог ей подняться и отрывисто бросил:
   – На сегодня хватит.
   Нелл удивилась:
   – То есть как? Мы едва начали.
   – Тренировка прошла успешней, чем я ожидал. – Танек стремительно направлялся к двери. – На сегодня все.
   – Но вы обещали! Вы задолжали мне время!
   – Значит, за мной будет должок. – Он оглянулся через плечо. – Уверен, что вы не дадите себя обсчитать. Примите горячую ванну, а не то будут синяки. Завтра в то же время.
   Нелл в негодовании сжала кулаки, но за Танеком уже захлопнулась дверь. Опять его штучки! Выставил ее полным ничтожеством и поскорее ретировался, пока она не успела взять реванш. Очевидно, в этом и состоит его стратегия. Он надеется, что сумеет подорвать ее веру в себя, и тогда Нелл откажется от своего предприятия.
   Однако слишком уж неожиданным выглядело его бегство. Похоже, Танек и сам не знал, что занятие закончится так быстро.
   Неважно, что там с ним произошло, но день упущен. Больше этого повториться не должно. Она непременно разыщет его и все выскажет…
   Но что это даст? Ведь насильно в спортзал его не притащишь. Аргументы на него тоже не подействуют.
   Придется смириться. День пропал зря, но есть надежда, что завтра от занятия будет больше прока.

* * *

   Час спустя Нелл уже сильно сомневалась, что сможет на следующий день выдержать тренировку. Она лежала в горячей ванне, чувствуя себя совершенно разбитой. Мускулы плеч и спины с каждой минутой ныли все больше. На бедре красовался огромный кровоподтек, еще один – на левом боку, а на правом запястье отпечатались пять багровых пятен – след пальцев Танека.
   Да уж, уныло подумала Нелл, Танек умеет обращаться с женщинами. После такого свидания того и гляди на куски рассыплешься.
   Что означало то нежное прикосновение к ее щеке? Это, пожалуй, был единственный момент сегодня, когда он не сделал ей больно.
   И все же именно эта нежность почему-то тревожила ее больше всего.
   Выкинуть из головы, забыть. Она закрыла глаза и расслабилась, пусть тело растворится в горячей воде. Нужно готовиться к завтрашнему дню.

* * *

   – Готовы? – Танек поманил ее рукой. – Нападайте.
   Нелл смотрела на его бесстрастное лицо.
   – Сегодня вы от меня не сбежите?
   – Ни в коем случае. И вы об этом пожалеете. Нелл бросилась на него и тут же плюхнулась на мат.
   – Не напрягаться. У вас нет костей. Вы должны быть как желе. Откатились, перевернулись, вскочили.
   Не напрягаться, повторила про себя Нелл и поднялась на ноги. Быть как желе.
   Легко сказать. Когда летишь вверх тормашками, мускулы напрягаются сами собой. Естественная реакция.
   К концу часа она валилась с ног от усталости и совершенно не чувствовала собственного тела. – Хватит? – спросил Танек, стоя над поверженной Нелл.
   – Нет. – Она с трудом поднялась на ноги, покачнулась. – Еще.
   Полчаса спустя Танек взял ее на руки, отнес к ней в комнату, положил на кровать и грубовато сказал:
   – В следующий раз я сам буду решать, когда хватит. Иначе тренировка закончится летальным исходом.
   Он вышел из комнаты.
   Нелл решила, что полежит всего одну минуточку, а потом отправится в ванну. Как же у нее все болело! Она закрыла глаза. Завтра на тренировке она не будет напрягаться. Будет делать кувырок и вскакивать на ноги…
   Ее бессильно свесившейся руки коснулось что-то мокрое и холодное.
   Нелл открыла глаза.
   Сам. Должно быть, протиснулся в дверь следом за Танеком.
   – Хочешь на улицу? – спросила она. – Подожди минутку. Я пока не могу двигаться. Сам видишь, в какой я форме.
   Овчарка внимательно посмотрела на нее и разлеглась на полу возле кровати.
   Кажется, Сэм зачислил ее в число своих друзей. Он-то знает, что такое боль. Знает и по-своему выражает сочувствие.
   Нелл осторожно потянулась к его башке и почесала за ухом.

* * *

   На следующий день Нелл уже не напрягалась при падении, но кувырок у нее не получался.
   На четвертый день ей довольно ловко удалось перевернуться и откатиться, но зато она очень быстро выдохлась.
   На пятый день Нелл впервые и расслабилась, и перевернулась, и вскочила на ноги. У нее было такое ощущение, словно она создала великое произведение искусства. Дело шло на лад!
   – Хорошо, – сказал Танек. – Еще разок.
   Но в следующий раз комплекс получился у нее лишь два дня спустя. Танек стал швырять ее сильнее, темп тренировки значительно ускорился.
   Ежедневно Нелл проводила в спортзале всего два часа, но на это уходили все ее физические и духовные силы. Остаток дня она отдыхала и готовилась к следующей тренировке. При этом Нелл продолжала делать эскизы, разговаривала с Михаэлой, ела, спала, но все эти события проходили как во сне. Реальным был только спортзал, жестокий и непреклонный Танек да еще бесчисленные падения.