Страница:
— Режь сумки.
Не успела Аш сообразить, к ней относится приказ Ангуса или нет, тот соскочил наземь и принялся осматривать круп гнедого.
— Режь, я сказал.
Aш переглянулась с Райфом.
— Помоги ей, Райф. Аш, пересядь на мое место. — Ангус извлек из ближней к нему седельной сумки ворох маленьких кожаных свертков и сунул их себе за пазуху. Он действовал быстро, все время оглядываясь через плечо.
Марафис стал теперь ясно виден — руками в перчатках, похожими на пару воронов, он направлял своего жеребца к ручью. Аш, перепиливая вьючные ремни, заметила, что один из семерых нарушил строй и отстал. В таком же черном плаще, как и все остальные, он, однако, был безоружен и конем правил с видимым затруднением. Когда ветер распахнул его плащ, внизу мелькнула белая одежда священника или затворника, и в памяти Аш что-то забрезжило. Она уже видела этого человека — его бледность и угловатые плечи были ей знакомы. Он один из людей Пентеро Исса, один из тех, кого Кайдис Зербина вводил в покои правителя после прихода ночи.
— Сарга Вейс, — опередив ее, промолвил Ангус, и это прозвучало как одно из проклятий Марафиса. Его медные глаза на миг стали красными, словно металл раскалился в горне. — Подай-ка мне лук, Райф. Живо.
Райф, уже срезавший с Лося поклажу, подал дяде лук и колчан. Ангус, не сводя глаз с семерки, прицепил колчан к поясу.
— Придется нам разделиться — все троим. Их семеро, и наша единственная надежда — раздробить их. Ты, Райф, поедешь по берегу на север. Дерись только в случае крайней необходимости, а лучше спасайся бегством. Если за тобой погонится слишком много Рубак, сворачивай на лед. Лось не так нагружен, как их кони, и будет легче ступать. Только не удаляйся от берега больше чем на четыре лошадиных корпуса. — Ангус дождался кивка Райфа и сказал: — Хорошо. — Это слово почти что заглушил хруст льда под копытами коня Марафиса, въехавшего на кромку ручья. Другие последовали за ним, и в воде замаячили их темные отражения. Ангус провел пальцем по тетиве, прогревая ее. — Ты, Аш, поедешь через озеро по льду. Ты самая легкая...
— Нет, — вмешался Райф. — Она погибнет. Никто не знает, насколько крепок лед ближе к середине...
— Думаешь, я не знаю, как это опасно, Райф Севранс? — Тихо, с подергивающейся щекой спросил Ангус. — Лохань мне знакома лучше, чем тебе выгон у круглого дома, а гнедой ее и того лучше знает. Он перенесет ее на ту сторону благополучно. Пойми, девочка: ты не боец, и все твое оружие — это мой нож. Единственный способ, которым я могу тебя защитить, — это переправить тебя в безопасное место. По льду за тобой гнаться никто не сможет — помоги им Создатель, если они на это решатся, а туман прикроет тебя от стрел. Доверься гнедому. В его жилах течет Древняя Кровь. Он унесет тебя от опасности. Я не посадил бы тебя на него, будь это не так.
Аш посмотрела Ангусу в глаза. Он слегка дрожал, еще во власти только что произнесенных слов, и она поверила ему безоговорочно. Она видела, как ступает гнедой по льду, когда они переправлялись через ручей. Если бы Ангус хотел ее смерти, он давно бы от нее избавился. Он хочет, чтобы она была жива и в безопасности, — она видела это по его глазам. Но почему? Отчего он так дрожит? Какое чувство он перебарывал в себе во время своей речи? Уж не боится ли он ее? Отогнав от себя эту мысль, Аш взглянула на озеро. Черная Лохань. Оно никогда не замерзает окончательно, даже в середине зимы. Сориссине из Элмса это стоило жизни.
«Брошенная умирать за Тупиковыми воротами», — прозвенело в уме у Аш, как молитва. В этих словах вся ее жизнь — они сделали ее такой.
Она взяла в руки поводья.
Ангус тяжело вздохнул, глядя на ручей. Марафис пришпорил коня, преодолевая остаток ледяной кромки. Его маленький рот был четко виден теперь, бледный и стянутый, как куриная гузка.
— Ступайте оба! — Ангус хлопнул Лося по крупу. — Райф, следи за Аш, сколько сможешь, но не суйся вслед за гнедым. Лось — хороший конь, но для него это непосильное испытание. В десяти лигах к северу, где озеро выгибается, как полумесяц, увидишь на берегу рощу белых дубов. Если я не догоню тебя еще раньше, встретимся там, как стемнеет.
Райф кивнул, хотя вид у него был недовольный. Аш видела, что ему не хочется пускать ее на лед. Их взгляды встретились, и он потрогал свой амулет. Аш, взволнованная сама не зная чем, отвела глаза.
Ангус, держа гнедого за узду, промолвил:
— Тарра дан мис. — И сказал Аш: — Доверься ему. Он отменный танцор. Я позову тебя, когда все будет кончено.
Аш дернула головой, надеясь, что это сойдет за кивок. Говорить она не могла. Она хотела спросить Ангуса, что он будет делать пеший, но в запасе у них оставались считанные мгновения, и она боялась, что попусту отнимет у него время. Aш вдела ноги в стремена.
— Ступай, — сказал Ангус. — И думай только о нынешнем мгновении.
Аш развернула гнедого и предоставила ему спускаться по склону самостоятельно. Стало слышно, как поскрипывает кожа и свистят в воздухе конские хвосты: семерка, выбираясь из воды, снова строилась в клин на берегу. Оглянувшись через плечо, Аш увидела, что Ангус бежит вниз в противоположную от нее сторону, спеша укрыться в густом ельнике.
— Да спасет его Создатель, — прошептала Аш, жалея, что так ничего ему и не сказала. Надо было пожелать Ангусу удачи, спросить у него настоящее имя гнедого, узнать, зачем он забрал у Райфа лук, как только углядел Саргу Вейса.
— Вот она! На гнедом! Стреляйте в коня!
Все мысли вылетели у Аш из головы, как только она услышала голос Марафиса. Ее точно двинули в живот, и детский ужас, который она испытывала перед Ножом, сразу выскочил из прошлого. Вцепившись в поводья, она ударила пятками коня — куда сильнее, чем следовало. Вслед ей неслись новые приказы, выкрикиваемые во всю глотку:
— Трей, Стагро — за мной. Мальгарик и Ход — за кланником. Крестовик, к ельнику. Ты, Стагро, держись рядом с Вейсом. — Он хотел, чтобы Аш его слышала: он знал, как она боится его.
Гнедой рысью шел по склону к полузастывшему илистому берегу. Одна стрела просвистела у его ног, другая — над головой. Аш стиснула зубы. Ее мир сузился до расплывчатых деревьев и резкого, отраженного льдом света. Куда поехал Райф — на север? Она взглянула в ту сторону, но не увидела его. Марафис назвал его кланником. Аш и сама давно уже это подозревала из-за дикарского наряда — она видела такой в книгах. Но Райф ни разу не упоминал о своем клане.
Гнедой замедлил шаг, собираясь ступить на озерный лед. Он тянул голову вперед, прося отпустить поводья. Вся конная выучка Аш противилась тому, чтобы давать коню свободу в таком месте, но Ангус сказал «доверься ему». Аш, нахмурившись, немного отпустила поводья, только начиная понимать, какое тяжелое дело ей предстоит.
Крепкий прибрежный лед зазвенел под коваными копытами гнедого, и конь вошел в стену тумана. Сразу усилившийся холод ожег щеки Аш. Освещение переменилось — в нем не было больше ни теней, ни бликов, по которым можно судить о расстоянии и глубине. Испуганная Аш посмотрела вниз. Озеро блестело под ней, выметенное ветром, засыпанное снегом, цвета алмазов и соли.
— За мной! Не теряйте ее из виду! — Голос Марафиса рассек туман, и лед загудел под тяжестью других людей. Марафис выругался и добавил: — Делай свое дело, Женомуж. Она не должна уйти.
Аш вздрогнула. Туман вокруг нее был редок, как гнилое полотно. Видит ли ее Марафис? Оглянуться она не отваживалась.
Гнедой, глядя огромными влажными глазами на лед, сосредоточился предельно. Аш чувствовала, как струится под кожей его кровь, видела, как напряглись мышцы на холке и шее. Внезапно он свернул в сторону, подергивая ушами, и копыта застучали глуше, чем прежде. Прислушивается, с изумлением поняла Аш. И откуда только берутся такие кони?
Лошади позади — совсем близко — тоже замедлили ход. Аш слышала, как они дышат.
Аш отпустила поводья еще больше, крепко стиснув ногами бока гнедого. Ей почудился какой-то знакомый запах, вроде меди или молнии в грозу, но это прошло, когда гнедой снова повернул — против ветра. Они уже отъехали очень далеко от берега. Туман впереди рисовал собственные пики и равнины. Не это ли видела Сориссина из Элмса перед смертью — этот белый плененный свет?
Что-то кольнуло Аш в шею, как будто ноготь или комариный укус, заново оживив ее страх. Как тихо стало — почему она больше не слышит погони? Ей не хотелось оборачиваться и видеть то, что позади.
— Стой на месте, Асария Марка, не то мы убьем твоего коня.
Аш оглянулась. Четверо мужчин ехали по льду в тридцати шагах от нее. Марафис, Сарга Вейс, худой, с попорченным носом гвардеец и еще один, чуть позади. Худой держал на сгибе руки заряженный арбалет. Марафис скрючился в седле, крепко держа поводья. Его глаза за сеткой птичьего шлема блестели, как льдинки. Сарга Вейс ехал в середине, с непокрытой головой, и его бледное лицо торчало над кожаным воротом гвардейского плаща, как мертвое. Он тяжело дышал, и серая кожа лоснилась от пота.
Аш внезапно осознала, что между ними больше нет тумана — иначе она не смогла бы их разглядеть. Впереди она не видела ничего уже в пяти шагах, зато позади образовался коридор чистого воздуха.
Аш сглотнула. Это было противоестественное явление, как если бы река потекла вспять или солнце взошло в полночь. Туман разогнала человеческая воля, и при мысли об этом Аш объял ужас. Вот, значит, что такое чародейство? Не хитрые фокусы и не волшебные огни, а власть над стихиями.
Цсс! Над головами всадников пролетела стрела. Аш, узнав ее корявую форму и оперение из конского волоса, в тот же миг пустила коня галопом. Ангус целил высоко, не зная, где она, и боясь ее ранить, но все-таки худо-бедно отвлек врага. Пригнувшись к шее коня, Аш услышала глухой щелчок арбалетного выстрела. Гнедой тотчас свернул, и стрела поцарапала ему круп, содрав кожу.
Аш плотно сжала губы, чтобы не вскрикнуть. Кровь коня оросила ее сапоги. Лед под копытами гнедого стал трещать. Вражеские лошади скакали за ними. Марафис послал непристойное ругательство Сарге Вейсу. Раздался металлический скрежет — это Худой снова наставил свой арбалет.
Гнедой мчался все быстрее и быстрее. Аш, глядя вниз, видела просвечивающую сквозь лед озерную глубину. Приемный отец как-то говорил ей, что пресноводный лед толщиной с яичную скорлупу уже способен выдержать человека — но всадника? Насчет скачущих всадников ей ничего не вспоминалось. Лед под ними заколебался, и гнедой сильно отклонился влево. Одно копыто с мокрым хрустом провалилось вниз, и по льду, как резвые муравьи, побежали трещины. Гнедой скакал по льдинам. В лицо Аш летели брызги. Лед позади треснул со стоном поваленного дерева. Раздался чей-то вопль, и пронзительно тонко, как под ножом, закричала лошадь. Льдины раскачивались на вздымающейся воде, и участок, по которому бежал гнедой, шатало, словно плот в бурю.
Аш, набравшись смелости, оглянулась через плечо. Туман клубился, сверкая голубыми искрами. Лошади и всадники барахтались среди битого льда с выпученными от ужаса глазами. Марафис цеплялся за шею своего провалившегося коня. Последнее, что видела Аш, были его руки в перчатках, взбивающие холодную черную воду.
Аш неслась все дальше в смертельном танце.
28
Не успела Аш сообразить, к ней относится приказ Ангуса или нет, тот соскочил наземь и принялся осматривать круп гнедого.
— Режь, я сказал.
Aш переглянулась с Райфом.
— Помоги ей, Райф. Аш, пересядь на мое место. — Ангус извлек из ближней к нему седельной сумки ворох маленьких кожаных свертков и сунул их себе за пазуху. Он действовал быстро, все время оглядываясь через плечо.
Марафис стал теперь ясно виден — руками в перчатках, похожими на пару воронов, он направлял своего жеребца к ручью. Аш, перепиливая вьючные ремни, заметила, что один из семерых нарушил строй и отстал. В таком же черном плаще, как и все остальные, он, однако, был безоружен и конем правил с видимым затруднением. Когда ветер распахнул его плащ, внизу мелькнула белая одежда священника или затворника, и в памяти Аш что-то забрезжило. Она уже видела этого человека — его бледность и угловатые плечи были ей знакомы. Он один из людей Пентеро Исса, один из тех, кого Кайдис Зербина вводил в покои правителя после прихода ночи.
— Сарга Вейс, — опередив ее, промолвил Ангус, и это прозвучало как одно из проклятий Марафиса. Его медные глаза на миг стали красными, словно металл раскалился в горне. — Подай-ка мне лук, Райф. Живо.
Райф, уже срезавший с Лося поклажу, подал дяде лук и колчан. Ангус, не сводя глаз с семерки, прицепил колчан к поясу.
— Придется нам разделиться — все троим. Их семеро, и наша единственная надежда — раздробить их. Ты, Райф, поедешь по берегу на север. Дерись только в случае крайней необходимости, а лучше спасайся бегством. Если за тобой погонится слишком много Рубак, сворачивай на лед. Лось не так нагружен, как их кони, и будет легче ступать. Только не удаляйся от берега больше чем на четыре лошадиных корпуса. — Ангус дождался кивка Райфа и сказал: — Хорошо. — Это слово почти что заглушил хруст льда под копытами коня Марафиса, въехавшего на кромку ручья. Другие последовали за ним, и в воде замаячили их темные отражения. Ангус провел пальцем по тетиве, прогревая ее. — Ты, Аш, поедешь через озеро по льду. Ты самая легкая...
— Нет, — вмешался Райф. — Она погибнет. Никто не знает, насколько крепок лед ближе к середине...
— Думаешь, я не знаю, как это опасно, Райф Севранс? — Тихо, с подергивающейся щекой спросил Ангус. — Лохань мне знакома лучше, чем тебе выгон у круглого дома, а гнедой ее и того лучше знает. Он перенесет ее на ту сторону благополучно. Пойми, девочка: ты не боец, и все твое оружие — это мой нож. Единственный способ, которым я могу тебя защитить, — это переправить тебя в безопасное место. По льду за тобой гнаться никто не сможет — помоги им Создатель, если они на это решатся, а туман прикроет тебя от стрел. Доверься гнедому. В его жилах течет Древняя Кровь. Он унесет тебя от опасности. Я не посадил бы тебя на него, будь это не так.
Аш посмотрела Ангусу в глаза. Он слегка дрожал, еще во власти только что произнесенных слов, и она поверила ему безоговорочно. Она видела, как ступает гнедой по льду, когда они переправлялись через ручей. Если бы Ангус хотел ее смерти, он давно бы от нее избавился. Он хочет, чтобы она была жива и в безопасности, — она видела это по его глазам. Но почему? Отчего он так дрожит? Какое чувство он перебарывал в себе во время своей речи? Уж не боится ли он ее? Отогнав от себя эту мысль, Аш взглянула на озеро. Черная Лохань. Оно никогда не замерзает окончательно, даже в середине зимы. Сориссине из Элмса это стоило жизни.
«Брошенная умирать за Тупиковыми воротами», — прозвенело в уме у Аш, как молитва. В этих словах вся ее жизнь — они сделали ее такой.
Она взяла в руки поводья.
Ангус тяжело вздохнул, глядя на ручей. Марафис пришпорил коня, преодолевая остаток ледяной кромки. Его маленький рот был четко виден теперь, бледный и стянутый, как куриная гузка.
— Ступайте оба! — Ангус хлопнул Лося по крупу. — Райф, следи за Аш, сколько сможешь, но не суйся вслед за гнедым. Лось — хороший конь, но для него это непосильное испытание. В десяти лигах к северу, где озеро выгибается, как полумесяц, увидишь на берегу рощу белых дубов. Если я не догоню тебя еще раньше, встретимся там, как стемнеет.
Райф кивнул, хотя вид у него был недовольный. Аш видела, что ему не хочется пускать ее на лед. Их взгляды встретились, и он потрогал свой амулет. Аш, взволнованная сама не зная чем, отвела глаза.
Ангус, держа гнедого за узду, промолвил:
— Тарра дан мис. — И сказал Аш: — Доверься ему. Он отменный танцор. Я позову тебя, когда все будет кончено.
Аш дернула головой, надеясь, что это сойдет за кивок. Говорить она не могла. Она хотела спросить Ангуса, что он будет делать пеший, но в запасе у них оставались считанные мгновения, и она боялась, что попусту отнимет у него время. Aш вдела ноги в стремена.
— Ступай, — сказал Ангус. — И думай только о нынешнем мгновении.
Аш развернула гнедого и предоставила ему спускаться по склону самостоятельно. Стало слышно, как поскрипывает кожа и свистят в воздухе конские хвосты: семерка, выбираясь из воды, снова строилась в клин на берегу. Оглянувшись через плечо, Аш увидела, что Ангус бежит вниз в противоположную от нее сторону, спеша укрыться в густом ельнике.
— Да спасет его Создатель, — прошептала Аш, жалея, что так ничего ему и не сказала. Надо было пожелать Ангусу удачи, спросить у него настоящее имя гнедого, узнать, зачем он забрал у Райфа лук, как только углядел Саргу Вейса.
— Вот она! На гнедом! Стреляйте в коня!
Все мысли вылетели у Аш из головы, как только она услышала голос Марафиса. Ее точно двинули в живот, и детский ужас, который она испытывала перед Ножом, сразу выскочил из прошлого. Вцепившись в поводья, она ударила пятками коня — куда сильнее, чем следовало. Вслед ей неслись новые приказы, выкрикиваемые во всю глотку:
— Трей, Стагро — за мной. Мальгарик и Ход — за кланником. Крестовик, к ельнику. Ты, Стагро, держись рядом с Вейсом. — Он хотел, чтобы Аш его слышала: он знал, как она боится его.
Гнедой рысью шел по склону к полузастывшему илистому берегу. Одна стрела просвистела у его ног, другая — над головой. Аш стиснула зубы. Ее мир сузился до расплывчатых деревьев и резкого, отраженного льдом света. Куда поехал Райф — на север? Она взглянула в ту сторону, но не увидела его. Марафис назвал его кланником. Аш и сама давно уже это подозревала из-за дикарского наряда — она видела такой в книгах. Но Райф ни разу не упоминал о своем клане.
Гнедой замедлил шаг, собираясь ступить на озерный лед. Он тянул голову вперед, прося отпустить поводья. Вся конная выучка Аш противилась тому, чтобы давать коню свободу в таком месте, но Ангус сказал «доверься ему». Аш, нахмурившись, немного отпустила поводья, только начиная понимать, какое тяжелое дело ей предстоит.
Крепкий прибрежный лед зазвенел под коваными копытами гнедого, и конь вошел в стену тумана. Сразу усилившийся холод ожег щеки Аш. Освещение переменилось — в нем не было больше ни теней, ни бликов, по которым можно судить о расстоянии и глубине. Испуганная Аш посмотрела вниз. Озеро блестело под ней, выметенное ветром, засыпанное снегом, цвета алмазов и соли.
— За мной! Не теряйте ее из виду! — Голос Марафиса рассек туман, и лед загудел под тяжестью других людей. Марафис выругался и добавил: — Делай свое дело, Женомуж. Она не должна уйти.
Аш вздрогнула. Туман вокруг нее был редок, как гнилое полотно. Видит ли ее Марафис? Оглянуться она не отваживалась.
Гнедой, глядя огромными влажными глазами на лед, сосредоточился предельно. Аш чувствовала, как струится под кожей его кровь, видела, как напряглись мышцы на холке и шее. Внезапно он свернул в сторону, подергивая ушами, и копыта застучали глуше, чем прежде. Прислушивается, с изумлением поняла Аш. И откуда только берутся такие кони?
Лошади позади — совсем близко — тоже замедлили ход. Аш слышала, как они дышат.
Аш отпустила поводья еще больше, крепко стиснув ногами бока гнедого. Ей почудился какой-то знакомый запах, вроде меди или молнии в грозу, но это прошло, когда гнедой снова повернул — против ветра. Они уже отъехали очень далеко от берега. Туман впереди рисовал собственные пики и равнины. Не это ли видела Сориссина из Элмса перед смертью — этот белый плененный свет?
Что-то кольнуло Аш в шею, как будто ноготь или комариный укус, заново оживив ее страх. Как тихо стало — почему она больше не слышит погони? Ей не хотелось оборачиваться и видеть то, что позади.
— Стой на месте, Асария Марка, не то мы убьем твоего коня.
Аш оглянулась. Четверо мужчин ехали по льду в тридцати шагах от нее. Марафис, Сарга Вейс, худой, с попорченным носом гвардеец и еще один, чуть позади. Худой держал на сгибе руки заряженный арбалет. Марафис скрючился в седле, крепко держа поводья. Его глаза за сеткой птичьего шлема блестели, как льдинки. Сарга Вейс ехал в середине, с непокрытой головой, и его бледное лицо торчало над кожаным воротом гвардейского плаща, как мертвое. Он тяжело дышал, и серая кожа лоснилась от пота.
Аш внезапно осознала, что между ними больше нет тумана — иначе она не смогла бы их разглядеть. Впереди она не видела ничего уже в пяти шагах, зато позади образовался коридор чистого воздуха.
Аш сглотнула. Это было противоестественное явление, как если бы река потекла вспять или солнце взошло в полночь. Туман разогнала человеческая воля, и при мысли об этом Аш объял ужас. Вот, значит, что такое чародейство? Не хитрые фокусы и не волшебные огни, а власть над стихиями.
Цсс! Над головами всадников пролетела стрела. Аш, узнав ее корявую форму и оперение из конского волоса, в тот же миг пустила коня галопом. Ангус целил высоко, не зная, где она, и боясь ее ранить, но все-таки худо-бедно отвлек врага. Пригнувшись к шее коня, Аш услышала глухой щелчок арбалетного выстрела. Гнедой тотчас свернул, и стрела поцарапала ему круп, содрав кожу.
Аш плотно сжала губы, чтобы не вскрикнуть. Кровь коня оросила ее сапоги. Лед под копытами гнедого стал трещать. Вражеские лошади скакали за ними. Марафис послал непристойное ругательство Сарге Вейсу. Раздался металлический скрежет — это Худой снова наставил свой арбалет.
Гнедой мчался все быстрее и быстрее. Аш, глядя вниз, видела просвечивающую сквозь лед озерную глубину. Приемный отец как-то говорил ей, что пресноводный лед толщиной с яичную скорлупу уже способен выдержать человека — но всадника? Насчет скачущих всадников ей ничего не вспоминалось. Лед под ними заколебался, и гнедой сильно отклонился влево. Одно копыто с мокрым хрустом провалилось вниз, и по льду, как резвые муравьи, побежали трещины. Гнедой скакал по льдинам. В лицо Аш летели брызги. Лед позади треснул со стоном поваленного дерева. Раздался чей-то вопль, и пронзительно тонко, как под ножом, закричала лошадь. Льдины раскачивались на вздымающейся воде, и участок, по которому бежал гнедой, шатало, словно плот в бурю.
Аш, набравшись смелости, оглянулась через плечо. Туман клубился, сверкая голубыми искрами. Лошади и всадники барахтались среди битого льда с выпученными от ужаса глазами. Марафис цеплялся за шею своего провалившегося коня. Последнее, что видела Аш, были его руки в перчатках, взбивающие холодную черную воду.
Аш неслась все дальше в смертельном танце.
28
ПОХОД НА БАННЕН
Пятый сын Собачьего Вождя, Траго, застегивал отцу доспехи. Прослуживший тридцать лет черный панцирь был помят, во многих местах запаян и зверски исцарапан. Вайло не мог смотреть на него без улыбки. Эти два стоуна закаленного железа оставались при нем дольше, чем все его друзья.
— Не затягивай так, Траго. Я не цыпленок, которого ты готовишься насадить на вертел.
Глаза Траго цветом и разрезом в точности повторяли глаза старого Гуллита Бладда — Вайло пробирало холодом при виде их. Гуллита Бладда уже тридцать пять лет как нет на свете, но он воплотился во всех семи сыновьях Вайло. Порой Вайло казалось, что Каменные Боги подстроили это ему назло.
Он хмурился, пока Траго возился с пряжками на поясе. Пять зим назад доспехи были ему впору, а теперь брюхо под ними выпирает, как чугунный котел. Пропади оно все пропадом! Кто бы мог подумать, что железный панцирь способен сесть?
— Ты бы велел Кроде сковать тебе новый панцирь, — напрягаясь, сказал Траго. — Или взял бы доспехи Бладдов, которые Гуллит припас для...
— Нет, — отрезал Вайло. Никогда он не наденет доспехи этого человека.
«Направь нож вот сюда, парень, в верхнюю часть сердца». Вайло тяжело задышал, припомнив эти слова. Он видел перед собой своего отца — тот лежал на лавке из старого черного дерева, изглоданный болезнью, с красными глазами. «Сделай это! Сделай, во имя богов! Оба мы знаем, что ты последние семнадцать лет ни о чем ином не мечтаешь. А теперь, когда я сам даю тебе нож, ты стоишь с застывшими, как градины, яйцами и трусишь, как последний ублюдок. Что с тобой такое? Я думал, у тебя зубы крепче».
Тогда-то нож и вошел в грудь. Вайло по сей день не знал, он ли вонзил его, или отец сам подался вперед. Но это не имело значения. Его рука держала рукоять, и красный сок брызнул на его пальцы. Столько крови... она хлынула на скамью и на пол, заливая трещины в камне. В глазах отца застыло торжество — он думал, что избавился наконец от своего побочного сына.
Вайло провел рукой по лицу. Все прошло гладко, словно в песне. Еще миг — и в комнату ворвались Арно с Гормаликом. Он так и стоял с ножом в руке, а отец еще не испустил дух. Вайло очень хотелось надеяться, что Гуллит не улыбнулся тогда, что его растянувшиеся губы были всего лишь предсмертной гримасой или игрой неверного света. Из всего, что произошло тогда в покоях вождя, больше всего его донимала эта улыбка.
Арно и Гормалик бросились на него с обнаженными клинками. Два длинных меча против ножика для резки фруктов. Но Вайло честно мог сказать: ему даже в голову не пришло, что он может умереть. Он хорошо знал своих братьев по отцу. Они ежедневно упражнялись на ристалище два часа, а он четыре. Их переполняла ярость законных сыновей, отца которых только что у них на глазах убил бастард. Вайло переполняла ярость бастарда, которого надул родной отец. Гуллит Бладд умирал уже несколько месяцев, зубы у него сгнили на корню, живот ссохся, пальцы скрючились, как птичьи когти. Когда он позвал к себе незаконного сына, он был все равно что мертв. Он и месяца не протянул бы. Но он был Гуллит Бладд, сын Траго Полу-Бладда, и гордость не позволяла ему умереть в одиночку. Он хотел прихватить с собой своего бастарда.
«Избавь меня от боли, мальчик. Я не могу больше ее выносить. Она пожирает меня заживо. Ты хочешь, чтобы я пускал слюни и ходил под себя?»
Гуллит сам приготовил нож — тот лежал около него на скамье. Синяя сталь, с рукояткой из священного ясеня. Бледными и усохшими, как у мертвеца, пальцами Гуллит приставил его к своему сердцу.
...Вайло прикрыл глаза. Можно было подумать, это случилось вчера — таким живым все оставалось в памяти. Еще до исхода того дня трое Бладдов полегли мертвыми в покоях вождя, и Вайло до сих пор помнил каждый удар из тех, которыми сразил своих братьев.
После его прозвали Смерть-Вождем. Легенды росли и множились, как бывает всегда, и он из бастарда-новика, прославившего себя похищением дхунского священного камня, превратился в убийцу отца и братьев, в узурпатора, в вождя.
Он ничего не объяснял и ничего не отрицал. Даже тогда, тридцать пять лет назад, он уже понимал, что лучше молчать и предоставить людям думать, что им угодно. Да и кто бы ему поверил? Его ненависть к отцу и братьям была всем известна. Кто поверил бы, что он убил отца из милосердия, что Гуллит сам направлял нож и молил сына вогнать его поглубже, чтобы рассечь становую жилу?
— Хватит, — сказал Вайло, тронув за плечо Траго. — Шлем и ворот я сам надену.
— Я пока приготовлю коня, — кивнул Траго.
Вайло посмотрел, как сын взбирается по узкой лесенке, ведущей наверх из покоев вождя в доме Визи. Странное это место, круглый дом: он построен нарочно, чтобы сбивать чужаков с толку. Это единственный смысл, который могут иметь его запутанные коридоры, колодцы, тупики, потайные комнаты и ловушки. Если повернешь не за тот угол, можешь провалиться в люк и упасть в утыканную пиками яму. Моло Бин сломал себе лодыжку, наступив на зыбкую каменную плиту, а Пенго провалился-таки, и пика проткнула ему щеку. Это, по мнению Вайло, не слишком ухудшило внешность его второго сына, но нрав ему испортило еще больше.
Клан Визи они захватили десять дней назад по той единственной причине, что его круглый дом помещался к юго-западу от Дхуна. Вылазкой руководил Пенго, имея под началом трех своих братьев и девятьсот копейщиков и молотобойцев. Кланом Бладд двигал гнев, и гордые визийцы, жившие две тысячи лет в тени Дхуна, решили, должно быть, что Каменные Боги отвернулись от них. Может, так оно и было — Собачий Вождь никогда не мнил себя знатоком в подобных вещах, но знал, что Визи принял на себя ярость, предназначенную для другого клана.
Черный Град. Вайло цепенел от этих слов. Это Черный Град, а не Визи брали в тот день его сыновья. Это Мейса Черного Града они видели перед собой, дробя все кости в мертвом теле визийского вождя. Это Райфа Севранса, который похвалялся у Даффа избиением бладдийских женщин и детей, пронзали они трехгранными наконечниками своих копий.
Пенго, Ганро, Гангарик и Траго перебили вчетвером двести визийцев, и еще тысяча сто человек пали от рук их воинов. Гордые визийцы, носившие кольчуги поверх кафтанов, подбитых мехом голубой лисы, и говорившие: «Мы клан, который создает королей».
Их похвальба не была лживой. Именно визиец объявил первого дхунита королем, и визиец же его короновал.
Вайло прикрепил латный ворот к панцирю. Если Визи делал королей, то Черный Град убивал их. Теперь об этом уже позабыли. Пятьсот лет прошло с тех пор, как у Дхуна был король, и с тех пор Дхун и Черный Град сдружились, точно два слепца в дороге. Общим врагом у них был Бладд — безбожный и безжалостный. Однако не бладдиец пустил стрелу в горло Родди Дхуну — это был Айан Черный Град. Вайло сощурил свои голубые глаза. Родди Дхун был избалованный матерью слабак с душонкой жестокой и темной, как Черная Лохань, но убивать королей стрелой все равно не годится. Бладдиец, даже если бы убил Дхуна на расстоянии, потом подошел бы к нему и пронзил бы клинком его сердце.
А впрочем, все равно. Вайло, зажав в кулак свои седые косы, надел рогатый шлем. Другие обматывают косы вокруг шлема, чтобы смягчить удары, но только не Собачий Вождь. Его косы в бою развеваются свободно. Мелочь как будто бы, но такие вот мелочи и делают людей теми, кто они есть. И когда этой ночью завяжется бой, две тысячи сторонников Бладда будут смотреть на его косы.
Вайло потрогал красный кожаный кошель с порошком священного камня, прежде чем заправить его под панцирь. Каменные Боги, храните мой клан в эту ночь.
Круглый дом Визи вдесятеро меньше дхунского, но его строителей отличало умение строить не вверх и не в стороны, а вниз. Покои вождя углублены в землю футов на сто. Вайло мог только гадать, где визийский вождь одевался для боя: вряд ли он каждый раз взбирался на сто двадцать ступенек, имея на себе два стоуна железа.
Именно так взбирался теперь Вайло, пыхтя и старательно глядя под ноги. Недавние мысли покидали его. Он — Собачий Вождь и должен вести свой клан в битву, как водил уже сотню раз. Если Каменные Боги будут милостивы к нему, он еще до рассвета приблизится на шаг к взятию Града, если же они проявят к нему равнодушие, он выберет другой день и нанесет новый удар.
Так или этак, а Черный Град будет его. Он вождь Бладда, и долгая тяжкая жизнь служит ему наградой. Гуллит Бладд умер на седьмом десятке, зато Траго Полу-Бладд дожил до восьмидесяти двух, а Вольвер Бладд — до девяноста четырех. Сам Вайло рассчитывал еще годков на тридцать... вполне достаточно, чтобы отправить Мейса Черного Града в ад.
— Вайло, бладдийское войско ждет твоего приказа.
Клафф Сухая Корка вошел в громадную дверь белого дуба, служащую входом в круглый дом. Его доспехи были лишь чуть-чуть меньше помяты и поцарапаны, чем у вождя, а ростом он лишь на ладонь отстал от Быка-Окиша, умершего пять лет назад, а до того ручавшегося за каждую его клятву. Масляные лампы, освещающие совершенно круглые сени, подчеркивали твердые скулы Клаффа и яркую голубизну его глаз.
Какой-то парнишка подбежал к ним с боевым молотом Вайло, блестящим и намасленным дальше некуда. У Вайло недостало духу сказать пареньку, что молот не надо было начищать, что он не должен отличаться от доспехов, меча и коня вождя.
— Прицепи-ка мне его, — только и велел он мальчугану — сыну Строма Карво, кажется.
Это была большая честь, и парень трясущимися руками вложил шипастый, начиненный свинцом молот в мягкую замшевую портупею и пристегнул к нему стальные цепи. Ощутив молот на спине, Вайло, как всегда, почувствовал первые признаки бойцовского страха. После стольких битв и потасовок он так и не научился унимать сумятицу в животе и учащенное сердцебиение.
Траго, как и обещал, держал Собачьего Коня наготове и подвел отцу, когда тот вместе с Клаффом вышел из двери на послеполуденный свет. Вайло остановился на ступенях, глядя на красное море своих воинов. Пенго сидел на своем боевом сером коне, вооруженный молотом с голову величиной. Гангарик, третий сын, в новеньком панцире, стоял в окружении полубладдийцев с топорами. Вайло узнал людей из клана Отлер, гладко выбритых, в багровых боевых плащах, фризовцев с медной проволокой в волосах и буграми от костей предков на щитах. Даже маленький клан Броддик послал шестьдесят человек на белоснежных конях, в коже цвета бычьей крови и шлемах в виде собачьих голов. Все присягнувшие Бладду кланы, даже преданный проклятию Серый, который вряд ли мог себе это позволить, прислали сюда своих воинов, и это кое-что значило для Собачьего Вождя. Не важно, что из двух тысяч всадников, собравшихся на большом дворе Визи, полторы тысячи были бладдийцами.
Совсем не важно.
Боевые и кровные узы связывали Бладд с Полу-Бладдом, Фризом, Отлером, Броддиком и Серым Кланом. У Дхуна вассальных кланов больше, но в середине клановых земель эти узы не столь крепки, как на дальних пределах. Все кланы, представленные здесь сегодня, знают, что такое обороняться от горных городов, от Транс-Вора и Утренней Звезды... и от сулльских стрел тоже.
Вайло тяжело перевел дух и стал спускаться с крыльца. Нет, не станет он думать о суллах... во всяком случае, не здесь и не сейчас.
С нижней ступеньки он сел на коня. Тот нынче был в игривом настроении и не давал натянуть поводья. Вайло настоял на своем — тогда Собачий Конь с визгом прянул на дыбы, распугав ближних лошадей. Вайло не выказал никакого недовольства. Вынув длинный меч из увешанных собачьими хвостами ножен, он оглядел лица своих людей и взревел:
— На юг, на Баннен!
Две тысячи глоток подхватили его призыв, когда он двинулся, чтобы стать во главе войска.
Собачий Вождь ехал скоро. День стоял холодный и ясный, ветер был переменчив, а ночью должен был выйти месяц. Местность к северу от Визи изобиловала рощами вязов и белых дубов, где водились дикие кабаны; там же лежали пастбища и пшеничные поля. На северо-востоке виднелись бурые воды Быстрой, загибающей на север к Дхуну. На юго-западе, в стороне Баннена, круглились низкие взгорья, поросшие белым вереском, чертополохом и диким овсом.
Вайло глубоко втягивал в легкие воздух, наслаждаясь свежим холодом ветра. Снег на завоеванной Бладдом земле приятно похрустывал под копытами Собачьего Коня. Топот и бряцание едущего позади войска пробуждали в Вайло жажду крови.
Баннен. Когда-то давно они присягнули Черному Граду и сражались на его стороне у Кобыльей Скалы, но дело не в этом, а в местоположении этого клана. Земли Баннена глубоко вдаются в южные пределы Черного Града. Заняв их, Бладд выйдет на рубеж для атаки на самого Градского Волка. Вайло долго над этим думал и пришел к выводу, что нападать на Град лучше с юга, а не с востока. Гнаш — слишком крепкий орешек, он кишит дхунитами, а его круглый дом все равно что крепость. Баннен — дело иное. Баннен взять можно. Черный Град и Дхун, вернее всего, ожидают, что Собачий Вождь ударит на запад, на Гнаш или Дрегг, — им и в голову не придет, что он вместо этого двинется на юг. Баннен тоже не ждет нападения — он не запрет своих дверей, его скот будет пастись в поле, и толстый дерн вокруг его круглого дома запросто можно полить маслом и поджечь.
Вайло низко пригнулся в седле, и ветер трепал его косы. Взяв Баннен, он начнет прибирать к рукам вассальные кланы Черного Града. Первым будет Скарп, родной клан Градского Волка, — уж о нем-то никто не пожалеет. Потом Дрегг, хотя дреггийцы — хорошие воины и без боя не сдадутся. И напоследок Орль. К Орлю Вайло питал уважение — там, как и в Бладде, знали, что значит жить на дальнем рубеже.
— Хочешь обогнать свое войско, вождь?
Сухая Кость поравнялся с ним на своем сером коне. В меркнущем свете он мало походил на кланника, и Вайло в который раз задумался, зачем же его мать-порубежница услала Клаффа прочь. В Адовом Городе он был бы в самый раз.
— Чего ты, Сухой, — спросил вождь с угрюмой усмешкой, — боишься, что я попаду в Баннен раньше тебя?
— Нет, просто опасаюсь засады.
— Ты осторожен, как всегда.
— Ты хочешь сказать, что сам не подумал об этом?
Вайло этого сказать не хотел. Засада всегда возможна.
— Не затягивай так, Траго. Я не цыпленок, которого ты готовишься насадить на вертел.
Глаза Траго цветом и разрезом в точности повторяли глаза старого Гуллита Бладда — Вайло пробирало холодом при виде их. Гуллита Бладда уже тридцать пять лет как нет на свете, но он воплотился во всех семи сыновьях Вайло. Порой Вайло казалось, что Каменные Боги подстроили это ему назло.
Он хмурился, пока Траго возился с пряжками на поясе. Пять зим назад доспехи были ему впору, а теперь брюхо под ними выпирает, как чугунный котел. Пропади оно все пропадом! Кто бы мог подумать, что железный панцирь способен сесть?
— Ты бы велел Кроде сковать тебе новый панцирь, — напрягаясь, сказал Траго. — Или взял бы доспехи Бладдов, которые Гуллит припас для...
— Нет, — отрезал Вайло. Никогда он не наденет доспехи этого человека.
«Направь нож вот сюда, парень, в верхнюю часть сердца». Вайло тяжело задышал, припомнив эти слова. Он видел перед собой своего отца — тот лежал на лавке из старого черного дерева, изглоданный болезнью, с красными глазами. «Сделай это! Сделай, во имя богов! Оба мы знаем, что ты последние семнадцать лет ни о чем ином не мечтаешь. А теперь, когда я сам даю тебе нож, ты стоишь с застывшими, как градины, яйцами и трусишь, как последний ублюдок. Что с тобой такое? Я думал, у тебя зубы крепче».
Тогда-то нож и вошел в грудь. Вайло по сей день не знал, он ли вонзил его, или отец сам подался вперед. Но это не имело значения. Его рука держала рукоять, и красный сок брызнул на его пальцы. Столько крови... она хлынула на скамью и на пол, заливая трещины в камне. В глазах отца застыло торжество — он думал, что избавился наконец от своего побочного сына.
Вайло провел рукой по лицу. Все прошло гладко, словно в песне. Еще миг — и в комнату ворвались Арно с Гормаликом. Он так и стоял с ножом в руке, а отец еще не испустил дух. Вайло очень хотелось надеяться, что Гуллит не улыбнулся тогда, что его растянувшиеся губы были всего лишь предсмертной гримасой или игрой неверного света. Из всего, что произошло тогда в покоях вождя, больше всего его донимала эта улыбка.
Арно и Гормалик бросились на него с обнаженными клинками. Два длинных меча против ножика для резки фруктов. Но Вайло честно мог сказать: ему даже в голову не пришло, что он может умереть. Он хорошо знал своих братьев по отцу. Они ежедневно упражнялись на ристалище два часа, а он четыре. Их переполняла ярость законных сыновей, отца которых только что у них на глазах убил бастард. Вайло переполняла ярость бастарда, которого надул родной отец. Гуллит Бладд умирал уже несколько месяцев, зубы у него сгнили на корню, живот ссохся, пальцы скрючились, как птичьи когти. Когда он позвал к себе незаконного сына, он был все равно что мертв. Он и месяца не протянул бы. Но он был Гуллит Бладд, сын Траго Полу-Бладда, и гордость не позволяла ему умереть в одиночку. Он хотел прихватить с собой своего бастарда.
«Избавь меня от боли, мальчик. Я не могу больше ее выносить. Она пожирает меня заживо. Ты хочешь, чтобы я пускал слюни и ходил под себя?»
Гуллит сам приготовил нож — тот лежал около него на скамье. Синяя сталь, с рукояткой из священного ясеня. Бледными и усохшими, как у мертвеца, пальцами Гуллит приставил его к своему сердцу.
...Вайло прикрыл глаза. Можно было подумать, это случилось вчера — таким живым все оставалось в памяти. Еще до исхода того дня трое Бладдов полегли мертвыми в покоях вождя, и Вайло до сих пор помнил каждый удар из тех, которыми сразил своих братьев.
После его прозвали Смерть-Вождем. Легенды росли и множились, как бывает всегда, и он из бастарда-новика, прославившего себя похищением дхунского священного камня, превратился в убийцу отца и братьев, в узурпатора, в вождя.
Он ничего не объяснял и ничего не отрицал. Даже тогда, тридцать пять лет назад, он уже понимал, что лучше молчать и предоставить людям думать, что им угодно. Да и кто бы ему поверил? Его ненависть к отцу и братьям была всем известна. Кто поверил бы, что он убил отца из милосердия, что Гуллит сам направлял нож и молил сына вогнать его поглубже, чтобы рассечь становую жилу?
— Хватит, — сказал Вайло, тронув за плечо Траго. — Шлем и ворот я сам надену.
— Я пока приготовлю коня, — кивнул Траго.
Вайло посмотрел, как сын взбирается по узкой лесенке, ведущей наверх из покоев вождя в доме Визи. Странное это место, круглый дом: он построен нарочно, чтобы сбивать чужаков с толку. Это единственный смысл, который могут иметь его запутанные коридоры, колодцы, тупики, потайные комнаты и ловушки. Если повернешь не за тот угол, можешь провалиться в люк и упасть в утыканную пиками яму. Моло Бин сломал себе лодыжку, наступив на зыбкую каменную плиту, а Пенго провалился-таки, и пика проткнула ему щеку. Это, по мнению Вайло, не слишком ухудшило внешность его второго сына, но нрав ему испортило еще больше.
Клан Визи они захватили десять дней назад по той единственной причине, что его круглый дом помещался к юго-западу от Дхуна. Вылазкой руководил Пенго, имея под началом трех своих братьев и девятьсот копейщиков и молотобойцев. Кланом Бладд двигал гнев, и гордые визийцы, жившие две тысячи лет в тени Дхуна, решили, должно быть, что Каменные Боги отвернулись от них. Может, так оно и было — Собачий Вождь никогда не мнил себя знатоком в подобных вещах, но знал, что Визи принял на себя ярость, предназначенную для другого клана.
Черный Град. Вайло цепенел от этих слов. Это Черный Град, а не Визи брали в тот день его сыновья. Это Мейса Черного Града они видели перед собой, дробя все кости в мертвом теле визийского вождя. Это Райфа Севранса, который похвалялся у Даффа избиением бладдийских женщин и детей, пронзали они трехгранными наконечниками своих копий.
Пенго, Ганро, Гангарик и Траго перебили вчетвером двести визийцев, и еще тысяча сто человек пали от рук их воинов. Гордые визийцы, носившие кольчуги поверх кафтанов, подбитых мехом голубой лисы, и говорившие: «Мы клан, который создает королей».
Их похвальба не была лживой. Именно визиец объявил первого дхунита королем, и визиец же его короновал.
Вайло прикрепил латный ворот к панцирю. Если Визи делал королей, то Черный Град убивал их. Теперь об этом уже позабыли. Пятьсот лет прошло с тех пор, как у Дхуна был король, и с тех пор Дхун и Черный Град сдружились, точно два слепца в дороге. Общим врагом у них был Бладд — безбожный и безжалостный. Однако не бладдиец пустил стрелу в горло Родди Дхуну — это был Айан Черный Град. Вайло сощурил свои голубые глаза. Родди Дхун был избалованный матерью слабак с душонкой жестокой и темной, как Черная Лохань, но убивать королей стрелой все равно не годится. Бладдиец, даже если бы убил Дхуна на расстоянии, потом подошел бы к нему и пронзил бы клинком его сердце.
А впрочем, все равно. Вайло, зажав в кулак свои седые косы, надел рогатый шлем. Другие обматывают косы вокруг шлема, чтобы смягчить удары, но только не Собачий Вождь. Его косы в бою развеваются свободно. Мелочь как будто бы, но такие вот мелочи и делают людей теми, кто они есть. И когда этой ночью завяжется бой, две тысячи сторонников Бладда будут смотреть на его косы.
Вайло потрогал красный кожаный кошель с порошком священного камня, прежде чем заправить его под панцирь. Каменные Боги, храните мой клан в эту ночь.
Круглый дом Визи вдесятеро меньше дхунского, но его строителей отличало умение строить не вверх и не в стороны, а вниз. Покои вождя углублены в землю футов на сто. Вайло мог только гадать, где визийский вождь одевался для боя: вряд ли он каждый раз взбирался на сто двадцать ступенек, имея на себе два стоуна железа.
Именно так взбирался теперь Вайло, пыхтя и старательно глядя под ноги. Недавние мысли покидали его. Он — Собачий Вождь и должен вести свой клан в битву, как водил уже сотню раз. Если Каменные Боги будут милостивы к нему, он еще до рассвета приблизится на шаг к взятию Града, если же они проявят к нему равнодушие, он выберет другой день и нанесет новый удар.
Так или этак, а Черный Град будет его. Он вождь Бладда, и долгая тяжкая жизнь служит ему наградой. Гуллит Бладд умер на седьмом десятке, зато Траго Полу-Бладд дожил до восьмидесяти двух, а Вольвер Бладд — до девяноста четырех. Сам Вайло рассчитывал еще годков на тридцать... вполне достаточно, чтобы отправить Мейса Черного Града в ад.
— Вайло, бладдийское войско ждет твоего приказа.
Клафф Сухая Корка вошел в громадную дверь белого дуба, служащую входом в круглый дом. Его доспехи были лишь чуть-чуть меньше помяты и поцарапаны, чем у вождя, а ростом он лишь на ладонь отстал от Быка-Окиша, умершего пять лет назад, а до того ручавшегося за каждую его клятву. Масляные лампы, освещающие совершенно круглые сени, подчеркивали твердые скулы Клаффа и яркую голубизну его глаз.
Какой-то парнишка подбежал к ним с боевым молотом Вайло, блестящим и намасленным дальше некуда. У Вайло недостало духу сказать пареньку, что молот не надо было начищать, что он не должен отличаться от доспехов, меча и коня вождя.
— Прицепи-ка мне его, — только и велел он мальчугану — сыну Строма Карво, кажется.
Это была большая честь, и парень трясущимися руками вложил шипастый, начиненный свинцом молот в мягкую замшевую портупею и пристегнул к нему стальные цепи. Ощутив молот на спине, Вайло, как всегда, почувствовал первые признаки бойцовского страха. После стольких битв и потасовок он так и не научился унимать сумятицу в животе и учащенное сердцебиение.
Траго, как и обещал, держал Собачьего Коня наготове и подвел отцу, когда тот вместе с Клаффом вышел из двери на послеполуденный свет. Вайло остановился на ступенях, глядя на красное море своих воинов. Пенго сидел на своем боевом сером коне, вооруженный молотом с голову величиной. Гангарик, третий сын, в новеньком панцире, стоял в окружении полубладдийцев с топорами. Вайло узнал людей из клана Отлер, гладко выбритых, в багровых боевых плащах, фризовцев с медной проволокой в волосах и буграми от костей предков на щитах. Даже маленький клан Броддик послал шестьдесят человек на белоснежных конях, в коже цвета бычьей крови и шлемах в виде собачьих голов. Все присягнувшие Бладду кланы, даже преданный проклятию Серый, который вряд ли мог себе это позволить, прислали сюда своих воинов, и это кое-что значило для Собачьего Вождя. Не важно, что из двух тысяч всадников, собравшихся на большом дворе Визи, полторы тысячи были бладдийцами.
Совсем не важно.
Боевые и кровные узы связывали Бладд с Полу-Бладдом, Фризом, Отлером, Броддиком и Серым Кланом. У Дхуна вассальных кланов больше, но в середине клановых земель эти узы не столь крепки, как на дальних пределах. Все кланы, представленные здесь сегодня, знают, что такое обороняться от горных городов, от Транс-Вора и Утренней Звезды... и от сулльских стрел тоже.
Вайло тяжело перевел дух и стал спускаться с крыльца. Нет, не станет он думать о суллах... во всяком случае, не здесь и не сейчас.
С нижней ступеньки он сел на коня. Тот нынче был в игривом настроении и не давал натянуть поводья. Вайло настоял на своем — тогда Собачий Конь с визгом прянул на дыбы, распугав ближних лошадей. Вайло не выказал никакого недовольства. Вынув длинный меч из увешанных собачьими хвостами ножен, он оглядел лица своих людей и взревел:
— На юг, на Баннен!
Две тысячи глоток подхватили его призыв, когда он двинулся, чтобы стать во главе войска.
Собачий Вождь ехал скоро. День стоял холодный и ясный, ветер был переменчив, а ночью должен был выйти месяц. Местность к северу от Визи изобиловала рощами вязов и белых дубов, где водились дикие кабаны; там же лежали пастбища и пшеничные поля. На северо-востоке виднелись бурые воды Быстрой, загибающей на север к Дхуну. На юго-западе, в стороне Баннена, круглились низкие взгорья, поросшие белым вереском, чертополохом и диким овсом.
Вайло глубоко втягивал в легкие воздух, наслаждаясь свежим холодом ветра. Снег на завоеванной Бладдом земле приятно похрустывал под копытами Собачьего Коня. Топот и бряцание едущего позади войска пробуждали в Вайло жажду крови.
Баннен. Когда-то давно они присягнули Черному Граду и сражались на его стороне у Кобыльей Скалы, но дело не в этом, а в местоположении этого клана. Земли Баннена глубоко вдаются в южные пределы Черного Града. Заняв их, Бладд выйдет на рубеж для атаки на самого Градского Волка. Вайло долго над этим думал и пришел к выводу, что нападать на Град лучше с юга, а не с востока. Гнаш — слишком крепкий орешек, он кишит дхунитами, а его круглый дом все равно что крепость. Баннен — дело иное. Баннен взять можно. Черный Град и Дхун, вернее всего, ожидают, что Собачий Вождь ударит на запад, на Гнаш или Дрегг, — им и в голову не придет, что он вместо этого двинется на юг. Баннен тоже не ждет нападения — он не запрет своих дверей, его скот будет пастись в поле, и толстый дерн вокруг его круглого дома запросто можно полить маслом и поджечь.
Вайло низко пригнулся в седле, и ветер трепал его косы. Взяв Баннен, он начнет прибирать к рукам вассальные кланы Черного Града. Первым будет Скарп, родной клан Градского Волка, — уж о нем-то никто не пожалеет. Потом Дрегг, хотя дреггийцы — хорошие воины и без боя не сдадутся. И напоследок Орль. К Орлю Вайло питал уважение — там, как и в Бладде, знали, что значит жить на дальнем рубеже.
— Хочешь обогнать свое войско, вождь?
Сухая Кость поравнялся с ним на своем сером коне. В меркнущем свете он мало походил на кланника, и Вайло в который раз задумался, зачем же его мать-порубежница услала Клаффа прочь. В Адовом Городе он был бы в самый раз.
— Чего ты, Сухой, — спросил вождь с угрюмой усмешкой, — боишься, что я попаду в Баннен раньше тебя?
— Нет, просто опасаюсь засады.
— Ты осторожен, как всегда.
— Ты хочешь сказать, что сам не подумал об этом?
Вайло этого сказать не хотел. Засада всегда возможна.