Страница:
Таул, велев мальчику подождать на углу, углубился в переулок. Ларнский жрец наказал ему доставить письмо человеку, живущему над маленькой булочной. По-видимому, он ошибся - Таул прошел почти до конца, но ничего похожего не нашел. Однако последний перед тупиком дом в самом деле оказался булочной. Таул вошел в лавчонку, предлагавшую скудный выбор не слишком свежего и аппетитного товара.
Усталая женщина за прилавком с неприкрытой враждебностью спросила:
- Чего надо?
Странный способ обращения с покупателями, подумал Таул.
- У меня письмо к человеку, который живет наверху.
- Да ну? Это от кого же?
- Боюсь, что не могу вам этого сказать, сударыня. - Женщина фыркнула, и Таул решил, что ей письмо отдавать нельзя. - Я был бы вам очень благодарен, если бы вы указали мне дорогу.
Женщина снова фыркнула, однако предложила Таулу следовать за ней и проводила его по узкой лестнице в короткий коридор, куда выходили три двери.
- Вам во вторую.
- Почем вы знаете, кто мне нужен? Я не назвал вам его имени.
- Вторая дверь, - повторила она. - Письма только туда и носят.
Таул постучал, и ему открыл худощавый жилистый человек. В его глазах было что-то странное, помимо настороженности. Таул произнес имя, названное ему жрецом, и человек, слегка вздрогнув, кивнул.
- У меня письмо для вас. - Таул достал письмо из-за пояса, и человек с прояснившимся взглядом схватил его и захлопнул дверь. Таул оглянулся, ища женщину, но она уже ушла. Он спустился вниз и вышел из лавки, стараясь понять, что же такое увидел он во взгляде незнакомца.
- А я уж думал, ты от меня сбежал, - сказал Хват. - Тебя так долго не было - с голоду можно помереть. - Таул улыбнулся, поняв, что мальчик напоминает ему о плате.
- Тогда пошли есть пирог с рыбой и угриные хвосты. - Оба весело засмеялись. Таул освободился от долга перед Ларном.
Бринж еще раз провел топором по камню. Скрежет точильного круга ласкал ему слух. Он попробовал пальцем широченное острие. Мечи и ножи - это для слабаков. Топор - вот оружие настоящего мужчины. Какому-нибудь дохлому лорду его не поднять. Бринж презрительно сплюнул и принялся натирать топор свиным жиром, макая тряпицу в горшок. Немного жира он на всякий случай захватил и с собой.
Он мог не соблюдать тишину, выходя из дома. Жена, пьяная и к тому же крепко им избитая, лежала без памяти. Проходя мимо своей супруги, распростертой на грязном полу, Бринж пнул ее в грудь, и она ответила слабым стоном.
Ночь казалась Бринжу прекрасной, когда он шел вниз по холму, держа на плече тяжелый топор. Месяц слабо светил в холодном небе, давая как раз столько света, сколько требовалось Бринжу. Полная луна светила бы слишком ярко: человек с хорошим зрением в полнолуние видит как днем. Бринж шел легкой поступью, мурлыча песенку. Славную песенку, повествующую о прелестях юной девицы. Бринж всегда вспоминал Герти, когда слышал ее. У Герти, правда, не было золотых кудрей и нежной кожи, как у девушки в песне, но она была теплая и податливая - большего Бринж от женщины не требовал. Ждать недолго - скоро он ее заполучит. Когда он избавится от жены и набьет карман деньгами, Герти будет принадлежать ему.
Вскоре Бринж добрался до своей цели - большого участка, засаженного яблонями. Сад помещался в уютной долине между холмами. Бринж знал, что ближайшая крестьянская усадьба находится далеко за холмом. Никто его тут не увидит. Считать Бринж не умел, но полагал, что в долине растет не меньше сотни деревьев. Нелегкая работа ему предстоит.
Он засучил рукава, и лунный свет лег на его бугристые мышцы. Ближе всех к нему стояла кряжистая яблоня с толстым стволом - на вид ей было больше сорока лет. Бринж взмахнул своим огромным топором и что было силы обрушил его на ствол. Жестокая сталь глубоко вошла в дерево. Бринж замахнулся снова, пригнулся и нанес удар уже под другим углом. Еще два взмаха - и в стволе изувеченного дерева осталась глубокая рана. Нежный внутренний слой древесины теперь обнажен, а впереди грядут дожди и морозы. Дождь вымочит дерево, а мороз скует влагу в поврежденном стволе. Даже если яблоня не засохнет и не сгниет, пройдут годы, прежде чем она опять даст хороший урожай.
Бринж перешел к следующему дереву. Он полагал, что подрубка всех деревьев в долине займет у него почти всю ночь, и мешкать не приходилось.
Глава 17
Таул проснулся как от толчка. В комнате кто-то был, и рыцарь схватился за нож, но ножа на месте не оказалось.
- Ты не это, случаем, ищешь? - спросил Хват, подав Таулу его оружие.
- Во имя Борка! Как ты сюда попал? - Таул был раздражен тем, что его застали врасплох, и кто - какой-то мальчишка.
- Очень просто. После вчерашнего обеда, расставшись с тобой, я смекнул, что мне и ночевать негде, ну и решил, что ты не откажешься приютить меня. Вот и залез сюда. Ты уже дрыхнул без задних ног, поэтому я устроился и тоже мигом захрапел.
- Но дверь была заперта.
- Да ты, никак, совсем прост.
Таул не нашел слов. В самом деле, глупо было полагаться на запертую дверь. Он всегда считал, что сон у него чуткий, однако мальчишка не только проник в комнату, но еще и нож у него стянул.
- Который час? - раздраженно спросил он.
- Скоро светать начнет. Самое время завтракать.
- О завтраке мы не договаривались.
- Теперь я угощаю. - Мальчишка с ухмылкой показал Таулу золотой. Тот пошарил за поясом - и утвердился в своем подозрении.
- Это мои деньги, парень.
- Разве на них написано, что они твои? - Хват осмотрел монету. - Вроде бы нет.
Таул, подскочив к нему, вывернул ему руку.
- Отдай сейчас же, ворюга.
Мальчик выронил монету, и она покатилась по полу. Таул отпустил его и поднял золотой. Хват с показным старанием растирал руку.
- Нечего притворяться, что тебе так уж больно. Я сжал твою лапу совсем легонько. Не хочешь же ты, чтобы я считал тебя плаксой.
- Мне вовсе не больно, - с величайшим достоинством ответил Хват. - А руку я тру, чтобы кровообращение восстановилось.
Таул, не обращая больше на него внимания, осмотрел свои вещи - не стащил ли Хват что-нибудь еще. Убедившись, что все на месте, он направился к двери.
- Эй, постой-ка. - Хват устремился за ним.
- Отвяжись. У меня много дел, и в компании я не нуждаюсь. - Таул спустился по лестнице в таверну, и женщина средних лет спросила:
- Что прикажете подать, сударь? - Она зазывно улыбалась и оправляла рюши вокруг выреза платья. Но Таулу было не до ухаживания - ему не терпелось отправиться в путь. Он расплатился с Ларном - теперь пора последовать указанию оракула. Надо ехать в Четыре Королевства и найти мальчика.
- Горячего сбитня и свиной грудинки с грибами. - Таул знал, что это дорого, но он хотел сегодня же покинуть город и нужно было как следует подзаправиться на дорогу.
- А для вашего сынишки? - Таул оглянулся - Хват стоял сзади.
- То же самое, - сдался Таул. - Половину порции. - Женщина отошла. Садись, парень, и ешь. Это последняя твоя еда, за которую я плачу. - Хват уселся, разломив свежий, еще теплый хлеб.
- Пока ты спал, я позволил себе взглянуть на твои кольца. Я не хотел быть нескромным - просто проверил, вправду ли ты рыцарь. Не понял я только, почему их пересекает шрам.
Таул хлебнул эля.
- Это не твое дело, парень.
Хват открыл было рот, но промолчал, и они продолжили трапезу в молчании.
Когда Хват принялся подчищать тарелку хлебом, Таулу показалось, что он был чересчур резок, и он решил дать мальчику возможность блеснуть своим знанием Рорна.
- Скажи-ка, Хват, сколько может стоить в твоем городе какая-нибудь дряхлая кляча?
- Два золотых, - с набитым ртом ответил тот. - Рорн - дорогой город.
- А что бы я мог купить... - прикинул Таул, - за десять серебреников?
- Разве что больного мула.
Таул невольно улыбнулся. Мул ему ни к чему: пешком идти быстрее, чем ехать на муле. Напрасно он взял у Меган всего один золотой. До Четырех Королевств путь неблизкий: пешему До них месяца два ходу. А тут еще горы, Большой Рубеж, как их называют. Таул впервые уразумел, что ему придется пересечь их глубокой зимой. Ему понадобится теплая одежда и припасы. Таул решил закупить все это за пределами Рорна - и не только потому, что там дешевле: в Рорне тепло, и зимние вещи пришлось бы тащить на себе. Раз уж он пускается в путь пешком, пожитков следует брать как можно меньше.
Таул подумал, не попросить ли еще денег у Старика: рыцарь не сомневался, что тот охотно их дал бы. Но гордость препятствовала этому. Нет уж, придется положиться на себя. Таул не слишком беспокоился: сильный мужчина всегда найдет, как заработать немного денег. Надо, впрочем, поберечь и те, что останутся у него после платы за еду и ночлег.
Таул подал женщине золотой. Та попробовала монету на зуб и сдала ему двенадцать серебряных монет - меньше, чем он ожидал.
- Где я могу купить немного провизии и фляжку для воды? - спросил он Хвата. - Скажи заодно, как добраться до северных ворот.
- Я провожу тебя, если хочешь.
- Нет уж, Хват. Просто объясни мне, как пройти.
Хват исполнил его просьбу. Таул пожал ему руку на рыцарский манер и простился с ним. Мальчик загадочно взглянул на него, пожелал "выгодного путешествия" - такое напутствие дают, должно быть, только в предприимчивом Рорне - и удалился по переулку - неохотно, как показалось Таулу. Ну ничего. Мальчишка, безусловно, скоро найдет себе какое-нибудь доходное дельце.
Таул быстро закупил все необходимое - к его удовлетворению, это обошлось не слишком дорого. Посмотрев на солнце, он понял, что пора отправляться в путь.
Стояло ясное веселое утро, и соленый бриз смешивался с вонью отбросов - этот смешанный запах как нельзя лучше отражал сущность Рорна. Таул дошел до массивных северных ворот. Он покидал этот город без сожаления. Слишком многое пришлось ему вынести здесь: тюрьму, пытки, потерю подруги, - и здесь же он понял, сколь низко пали рыцари в людском мнении.
Но Таулу было за что и благодарить Рорн: случайная встреча со здешним гадальщиком привела его на Ларн, Ларн же, в свою очередь, указал ему дорогу на запад.
Неужто все в этом мире происходит вот так - случайно? В судьбу Таул не слишком верил, но случай - дело иное. Случай не однажды поворачивал его жизнь в другое русло. Взять встречу с Тиреном: каким чудом человек, чьей единственной целью было влить свежую кровь в жилы ордена, оказался на месте драки Таула с деревенскими сорванцами?
В тени кружили стрекозы. Дул теплый ветер - слишком теплый, чтобы высушить пот на коже. Ноги Таула ослабли - не из-за драки, а потому, что заговоривший с ним незнакомец оказался вальдисским рыцарем.
- Воротись со мной в деревню, - предложил Тирен, - и я куплю тебе другую баранью ногу - эта слишком грязна, чтобы ее жарить.
Таулу, не совсем еще пришедшему в себя, гордость не позволила принять это предложение.
- Ничего. Сара и эту отмоет.
- Кто это - Сара?
- Моя сестра.
- Я думаю, она не рассердится, если подождет еще немножко. Пойдем выпьем, и я расскажу тебе про Вальдис.
Таул прерывисто вздохнул - он еще не остыл после драки.
- Зачем вам попусту терять со мной время, сударь? Я все равно не смогу пойти с вами в Вальдис. - Вот он и сделал это. Был ли у него выбор? Не может же он бросить сестер на произвол судьбы.
Тирена позабавил его ответ.
- Уж не хочешь ли ты сказать, мальчик, что отказываешься от бесплатного обучения в Вальдисе?
Бесплатное обучение. Таул не верил своим ушам. Дьяк говорил ему, что это обучение стоит целое состояние. Это делало отказ еще более тяжким.
- У меня есть обязательства, которые я не могу нарушить, сударь.
- Какие там обязательства? Ты что, служишь в подмастерьях у пекаря или нанялся в работники до зимы? Что, скажи на милость, может помешать тебе отправиться со мной в Вальдис?
Кровь капала у Таула с подбородка - кто-то успел нанести ему удачный удар. Как легко было бы уйти с Тиреном, не возвращаясь домой! Но он не мог: слишком ясно понимал, что хорошо, а что плохо.
- У меня на руках две сестренки и малый ребенок. Мать умерла три года назад, и без меня они не проживут.
- Вот как. - Тирен почесал свою шелковистую бородку. - А что же отец? Он тоже умер?
- Нет - но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в Ланхольте.
- Твое решение делает тебе честь. Жаль, однако, что ты не свободен. Нам нужны в Вальдисе такие, как ты. - Тирен оскалил зубы в улыбке. - Да и дерешься ты точно демон. Ну что ж. Быть может, когда твои сестры подрастут....
- Саре двенадцать, а малышу только три.
- Хм-м. Но все равно обдумай мое предложение: еще неделю я проживу в Грейвинге, в "Камышах". - Тирен грациозно поклонился, взметнув пыль своим синим плащом, и пошел обратно в деревню.
Таул поднял руку, чтобы остановить его, но так и не сделал этого. Видеть удаляющуюся фигуру рыцаря было выше его сил. Он отвернулся и поплелся домой - вдоль реки и через подсохшее болото. С каждым шагом он все более ожесточался. Он ненавидел сестер, ненавидел мать, ненавидел отца. Баранью ногу, казавшуюся ему символом его долга, он с размаху отшвырнул прочь, а ленты растоптал ногой.
Сестры ждали его у окна. Разочарование, которое они испытали, увидев его с пустыми руками, тут же сменилось беспокойством из-за его ран.
- Тебя побили. - Сара уже смачивала тряпицу, чтобы смыть с него кровь.
- Нет - это я побил кое-кого.
- Ты побил? - радостно запищала Анна.
- Не важно, кто победил. Ступай принеси мне мазь с полки.
- Они обзывали тебя, да? - спросила Сара. Ее сочувствие раздражало его.
- Допустим. Ну и что из этого? Я взрослый и могу драться с кем захочу.
- А мясо? Ты потерял его, пока дрался?
- Да, - соврал он.
- Ничего, Таул. - Сара поцеловала его в щеку. - Лишь бы ты был цел - а на праздник можно и рыбы поесть.
Мало-помалу доброта и участие сестер успокоили Таула. Он ничего не сказал им о встрече с Тиреном, предпочитая пережить свою потерю в одиночестве. Три ночи он проворочался без сна, терзая себя несбыточными мечтами. Он знал, что сестер винить нечестно, и старался не срывать на них зло. Это было нетрудно. Сара и Анна так радовались, что он легко отделался - он подозревал также, что они немного гордятся его победой, - что несколько дней баловали его, целовали и обнимали и готовили ему любимые блюда.
На четвертый день к ним явился гость. Таул, вернувшись с утренней рыбалки, увидел приоткрытую дверь и услышал голос:
- Я же знаю, что нравится моим красоткам.
Это был отец. Таул, вскипев от гнева, ринулся в дом:
- Убирайся вон, старый пьяница! У нас не осталось ничего, что бы ты мог украсть!
В комнате на миг настала полная тишина. Девочки сидели у ног отца. Тот приволок с собой два больших мешка и был разодет как король.
- Батюшка не воровать пришел, - сказала Анна. - Он принес нам гостинцы. - Она показала брату яркие ленты, которые держала в руке.
- Да, Таул, - подтвердила Сара, - отцу повезло у стола. - Вид у нее был чуть виноватый, как у матроса, помышляющего о мятеже.
- В картах, ты хочешь сказать, - жестко поправил Таул.
- А хоть бы и в картах. Фортуна поцеловала меня и сделала своим возлюбленным, - на удивление мирно, хотя от него здорово разило элем, ответил отец. - Я выиграл целое состояние и намерен истратить его с пользой.
- Это как же? - Таул не доверял отцу и ревновал к нему сестер - он, брат, месяцами копил, чтобы купить им ленты, а теперь вот является отец и строит из себя героя.
- Я вернулся домой, чтобы остаться. Теперь тебе не придется расшибаться в лепешку, Таул, - главой семьи стану я.
Анна и Сара глядели на брата с молчаливой мольбой, не понимая в своей невинности, что собой представляет их отец. Они всегда мечтали о настоящей семье, и их взоры молили не разбивать эту мечту.
- Ты полагаешь, что стоит тебе заявиться после стольких лет, как ты сразу станешь главным? Так вот, ты нам не нужен.
- Таул, давай испытаем его, - взмолилась Анна. - Батюшка обещал нам мясо каждый день и новые платья каждый месяц.
- Ш-ш, Анна, - прервала ее Сара, глядя Таулу в глаза. - Дело не в мясе и не в платьях. Просто в доме опять будет отец.
- Вот видишь? - подхватил тот. - Дочерям я нужен. Мой долг - остаться здесь, и я остаюсь.
Ночью Таул явился в грейвингскую таверну "Камыши", и Тирен сошел вниз встретить его.
- Теперь я могу идти с вами в Вальдис, - сказал Таул. - Меня освободили от моих обязанностей.
Джек очнулся от чувства тошноты и полежал немного с закрытыми глазами, между сном и явью. Потом открыл глаза и посмотрел в потолок, где копились в трещинах капли воды, угрожая упасть вниз. Эта картина почему-то виделась ему ярче, чем прежде, - в капельках играла радуга, и каждая щербинка в камне была как на ладони. Джек протер глаза, и видение исчезло - все это, должно быть, ему померещилось.
Он встал со скамьи - чуть быстрее, чем следовало, и содержимое его желудка хлынуло наружу. Джек утер рот, и ему стало немного лучше. Только голова оставалась странно тяжелой - когда он поворачивался, мозгам требовалось некоторое время, чтобы стать на место.
Он попытался припомнить предыдущие события. Баралис пришел, чтобы его допросить, - но Джек не помнил ни вопросов, ни ответов, если он вообще отвечал что-то. Ему нечего было отвечать. Какое-то воспоминание, впрочем, не давало ему покоя - оно касалось матери. Джек старался поймать его, но оно ушло. Было ли оно как-то связано с допросом? Или Баралис просто довел своего узника до того, что он не может мыслить здраво?
Джек выбросил из головы все мысли о допросе и попробовал немного постоять. Ноги чуть-чуть тряслись, и ужасно хотелось пить. В камере воды не оказалось, и Джек принялся колотить в тяжелую дверь, требуя тюремщика. Одновременно он решил, что попытается бежать, - довольно он терпел, хватит. Какое право имел Баралис заточать его в тюрьму? Он ничего плохого не сделал. Баралис явно подозревает, что Джек не тот, за кого себя выдает, и, если Джек останется здесь, лорд опять подвергнет его такому же допросу, а возможно, и худшим вещам.
С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
И бежал от дела рук своих - удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно - только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.
Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук - они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, - способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, - мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи - а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню - отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни - на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы - но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло - и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку - и кто знает, к чему это приведет.
Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко - и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
- Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
- Слушаю, господин.
- Оно касается наших гостей.
- Гостей?
- Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
- А его уже нету.
- Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
Баралиса затрясло.
- Я, хозяин, только что из убежища - носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
- Дело говори! - взревел Баралис.
- Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит - парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
- А девушку? Она-то на месте? - вне себя вскричал Баралис.
- Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
- Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
- Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
Баралис подумал немного. Хорошо, что парень не ушел в лес, - под землей его еще возможно найти.
- Пойдем со мной, - приказал он и поспешно вышел вместе с Кропом. Вскоре они уже шли по коридору, связывающему замок с убежищем. Баралис высек огонь, чтобы освещать дорогу.- Кроп, иди и скажи этому никчемному болвану Траффу, чтобы обыскал все ходы и комнаты. Да пусть оставит двух человек у входа на случай, если парень повернет назад.
В убежище Баралис первым делом пошел проверить, на месте ли девушка. Он видел, как Джек к ней привязан, - если парень скрывается в подземелье, он может прийти за ней. Джек в планах Баралиса участвовал лишь в качестве опасной помехи.
Меллиандру же лорду никак нельзя было терять. Если девушка сбежит, он проиграет пари королеве. Засова на двери явно недостаточно. Надо перевести ее туда, где дверь запирается на ключ.
Мелли, к собственному удивлению, привязалась к огромному неповоротливому слуге Баралиса. Он обращался с ней, как с хрупким мотыльком, приносил ей лишние одеяла, чтобы она не замерзла, потчевал всякими вкусностями и даже не забывал розовую воду для умывания.
Усталая женщина за прилавком с неприкрытой враждебностью спросила:
- Чего надо?
Странный способ обращения с покупателями, подумал Таул.
- У меня письмо к человеку, который живет наверху.
- Да ну? Это от кого же?
- Боюсь, что не могу вам этого сказать, сударыня. - Женщина фыркнула, и Таул решил, что ей письмо отдавать нельзя. - Я был бы вам очень благодарен, если бы вы указали мне дорогу.
Женщина снова фыркнула, однако предложила Таулу следовать за ней и проводила его по узкой лестнице в короткий коридор, куда выходили три двери.
- Вам во вторую.
- Почем вы знаете, кто мне нужен? Я не назвал вам его имени.
- Вторая дверь, - повторила она. - Письма только туда и носят.
Таул постучал, и ему открыл худощавый жилистый человек. В его глазах было что-то странное, помимо настороженности. Таул произнес имя, названное ему жрецом, и человек, слегка вздрогнув, кивнул.
- У меня письмо для вас. - Таул достал письмо из-за пояса, и человек с прояснившимся взглядом схватил его и захлопнул дверь. Таул оглянулся, ища женщину, но она уже ушла. Он спустился вниз и вышел из лавки, стараясь понять, что же такое увидел он во взгляде незнакомца.
- А я уж думал, ты от меня сбежал, - сказал Хват. - Тебя так долго не было - с голоду можно помереть. - Таул улыбнулся, поняв, что мальчик напоминает ему о плате.
- Тогда пошли есть пирог с рыбой и угриные хвосты. - Оба весело засмеялись. Таул освободился от долга перед Ларном.
Бринж еще раз провел топором по камню. Скрежет точильного круга ласкал ему слух. Он попробовал пальцем широченное острие. Мечи и ножи - это для слабаков. Топор - вот оружие настоящего мужчины. Какому-нибудь дохлому лорду его не поднять. Бринж презрительно сплюнул и принялся натирать топор свиным жиром, макая тряпицу в горшок. Немного жира он на всякий случай захватил и с собой.
Он мог не соблюдать тишину, выходя из дома. Жена, пьяная и к тому же крепко им избитая, лежала без памяти. Проходя мимо своей супруги, распростертой на грязном полу, Бринж пнул ее в грудь, и она ответила слабым стоном.
Ночь казалась Бринжу прекрасной, когда он шел вниз по холму, держа на плече тяжелый топор. Месяц слабо светил в холодном небе, давая как раз столько света, сколько требовалось Бринжу. Полная луна светила бы слишком ярко: человек с хорошим зрением в полнолуние видит как днем. Бринж шел легкой поступью, мурлыча песенку. Славную песенку, повествующую о прелестях юной девицы. Бринж всегда вспоминал Герти, когда слышал ее. У Герти, правда, не было золотых кудрей и нежной кожи, как у девушки в песне, но она была теплая и податливая - большего Бринж от женщины не требовал. Ждать недолго - скоро он ее заполучит. Когда он избавится от жены и набьет карман деньгами, Герти будет принадлежать ему.
Вскоре Бринж добрался до своей цели - большого участка, засаженного яблонями. Сад помещался в уютной долине между холмами. Бринж знал, что ближайшая крестьянская усадьба находится далеко за холмом. Никто его тут не увидит. Считать Бринж не умел, но полагал, что в долине растет не меньше сотни деревьев. Нелегкая работа ему предстоит.
Он засучил рукава, и лунный свет лег на его бугристые мышцы. Ближе всех к нему стояла кряжистая яблоня с толстым стволом - на вид ей было больше сорока лет. Бринж взмахнул своим огромным топором и что было силы обрушил его на ствол. Жестокая сталь глубоко вошла в дерево. Бринж замахнулся снова, пригнулся и нанес удар уже под другим углом. Еще два взмаха - и в стволе изувеченного дерева осталась глубокая рана. Нежный внутренний слой древесины теперь обнажен, а впереди грядут дожди и морозы. Дождь вымочит дерево, а мороз скует влагу в поврежденном стволе. Даже если яблоня не засохнет и не сгниет, пройдут годы, прежде чем она опять даст хороший урожай.
Бринж перешел к следующему дереву. Он полагал, что подрубка всех деревьев в долине займет у него почти всю ночь, и мешкать не приходилось.
Глава 17
Таул проснулся как от толчка. В комнате кто-то был, и рыцарь схватился за нож, но ножа на месте не оказалось.
- Ты не это, случаем, ищешь? - спросил Хват, подав Таулу его оружие.
- Во имя Борка! Как ты сюда попал? - Таул был раздражен тем, что его застали врасплох, и кто - какой-то мальчишка.
- Очень просто. После вчерашнего обеда, расставшись с тобой, я смекнул, что мне и ночевать негде, ну и решил, что ты не откажешься приютить меня. Вот и залез сюда. Ты уже дрыхнул без задних ног, поэтому я устроился и тоже мигом захрапел.
- Но дверь была заперта.
- Да ты, никак, совсем прост.
Таул не нашел слов. В самом деле, глупо было полагаться на запертую дверь. Он всегда считал, что сон у него чуткий, однако мальчишка не только проник в комнату, но еще и нож у него стянул.
- Который час? - раздраженно спросил он.
- Скоро светать начнет. Самое время завтракать.
- О завтраке мы не договаривались.
- Теперь я угощаю. - Мальчишка с ухмылкой показал Таулу золотой. Тот пошарил за поясом - и утвердился в своем подозрении.
- Это мои деньги, парень.
- Разве на них написано, что они твои? - Хват осмотрел монету. - Вроде бы нет.
Таул, подскочив к нему, вывернул ему руку.
- Отдай сейчас же, ворюга.
Мальчик выронил монету, и она покатилась по полу. Таул отпустил его и поднял золотой. Хват с показным старанием растирал руку.
- Нечего притворяться, что тебе так уж больно. Я сжал твою лапу совсем легонько. Не хочешь же ты, чтобы я считал тебя плаксой.
- Мне вовсе не больно, - с величайшим достоинством ответил Хват. - А руку я тру, чтобы кровообращение восстановилось.
Таул, не обращая больше на него внимания, осмотрел свои вещи - не стащил ли Хват что-нибудь еще. Убедившись, что все на месте, он направился к двери.
- Эй, постой-ка. - Хват устремился за ним.
- Отвяжись. У меня много дел, и в компании я не нуждаюсь. - Таул спустился по лестнице в таверну, и женщина средних лет спросила:
- Что прикажете подать, сударь? - Она зазывно улыбалась и оправляла рюши вокруг выреза платья. Но Таулу было не до ухаживания - ему не терпелось отправиться в путь. Он расплатился с Ларном - теперь пора последовать указанию оракула. Надо ехать в Четыре Королевства и найти мальчика.
- Горячего сбитня и свиной грудинки с грибами. - Таул знал, что это дорого, но он хотел сегодня же покинуть город и нужно было как следует подзаправиться на дорогу.
- А для вашего сынишки? - Таул оглянулся - Хват стоял сзади.
- То же самое, - сдался Таул. - Половину порции. - Женщина отошла. Садись, парень, и ешь. Это последняя твоя еда, за которую я плачу. - Хват уселся, разломив свежий, еще теплый хлеб.
- Пока ты спал, я позволил себе взглянуть на твои кольца. Я не хотел быть нескромным - просто проверил, вправду ли ты рыцарь. Не понял я только, почему их пересекает шрам.
Таул хлебнул эля.
- Это не твое дело, парень.
Хват открыл было рот, но промолчал, и они продолжили трапезу в молчании.
Когда Хват принялся подчищать тарелку хлебом, Таулу показалось, что он был чересчур резок, и он решил дать мальчику возможность блеснуть своим знанием Рорна.
- Скажи-ка, Хват, сколько может стоить в твоем городе какая-нибудь дряхлая кляча?
- Два золотых, - с набитым ртом ответил тот. - Рорн - дорогой город.
- А что бы я мог купить... - прикинул Таул, - за десять серебреников?
- Разве что больного мула.
Таул невольно улыбнулся. Мул ему ни к чему: пешком идти быстрее, чем ехать на муле. Напрасно он взял у Меган всего один золотой. До Четырех Королевств путь неблизкий: пешему До них месяца два ходу. А тут еще горы, Большой Рубеж, как их называют. Таул впервые уразумел, что ему придется пересечь их глубокой зимой. Ему понадобится теплая одежда и припасы. Таул решил закупить все это за пределами Рорна - и не только потому, что там дешевле: в Рорне тепло, и зимние вещи пришлось бы тащить на себе. Раз уж он пускается в путь пешком, пожитков следует брать как можно меньше.
Таул подумал, не попросить ли еще денег у Старика: рыцарь не сомневался, что тот охотно их дал бы. Но гордость препятствовала этому. Нет уж, придется положиться на себя. Таул не слишком беспокоился: сильный мужчина всегда найдет, как заработать немного денег. Надо, впрочем, поберечь и те, что останутся у него после платы за еду и ночлег.
Таул подал женщине золотой. Та попробовала монету на зуб и сдала ему двенадцать серебряных монет - меньше, чем он ожидал.
- Где я могу купить немного провизии и фляжку для воды? - спросил он Хвата. - Скажи заодно, как добраться до северных ворот.
- Я провожу тебя, если хочешь.
- Нет уж, Хват. Просто объясни мне, как пройти.
Хват исполнил его просьбу. Таул пожал ему руку на рыцарский манер и простился с ним. Мальчик загадочно взглянул на него, пожелал "выгодного путешествия" - такое напутствие дают, должно быть, только в предприимчивом Рорне - и удалился по переулку - неохотно, как показалось Таулу. Ну ничего. Мальчишка, безусловно, скоро найдет себе какое-нибудь доходное дельце.
Таул быстро закупил все необходимое - к его удовлетворению, это обошлось не слишком дорого. Посмотрев на солнце, он понял, что пора отправляться в путь.
Стояло ясное веселое утро, и соленый бриз смешивался с вонью отбросов - этот смешанный запах как нельзя лучше отражал сущность Рорна. Таул дошел до массивных северных ворот. Он покидал этот город без сожаления. Слишком многое пришлось ему вынести здесь: тюрьму, пытки, потерю подруги, - и здесь же он понял, сколь низко пали рыцари в людском мнении.
Но Таулу было за что и благодарить Рорн: случайная встреча со здешним гадальщиком привела его на Ларн, Ларн же, в свою очередь, указал ему дорогу на запад.
Неужто все в этом мире происходит вот так - случайно? В судьбу Таул не слишком верил, но случай - дело иное. Случай не однажды поворачивал его жизнь в другое русло. Взять встречу с Тиреном: каким чудом человек, чьей единственной целью было влить свежую кровь в жилы ордена, оказался на месте драки Таула с деревенскими сорванцами?
В тени кружили стрекозы. Дул теплый ветер - слишком теплый, чтобы высушить пот на коже. Ноги Таула ослабли - не из-за драки, а потому, что заговоривший с ним незнакомец оказался вальдисским рыцарем.
- Воротись со мной в деревню, - предложил Тирен, - и я куплю тебе другую баранью ногу - эта слишком грязна, чтобы ее жарить.
Таулу, не совсем еще пришедшему в себя, гордость не позволила принять это предложение.
- Ничего. Сара и эту отмоет.
- Кто это - Сара?
- Моя сестра.
- Я думаю, она не рассердится, если подождет еще немножко. Пойдем выпьем, и я расскажу тебе про Вальдис.
Таул прерывисто вздохнул - он еще не остыл после драки.
- Зачем вам попусту терять со мной время, сударь? Я все равно не смогу пойти с вами в Вальдис. - Вот он и сделал это. Был ли у него выбор? Не может же он бросить сестер на произвол судьбы.
Тирена позабавил его ответ.
- Уж не хочешь ли ты сказать, мальчик, что отказываешься от бесплатного обучения в Вальдисе?
Бесплатное обучение. Таул не верил своим ушам. Дьяк говорил ему, что это обучение стоит целое состояние. Это делало отказ еще более тяжким.
- У меня есть обязательства, которые я не могу нарушить, сударь.
- Какие там обязательства? Ты что, служишь в подмастерьях у пекаря или нанялся в работники до зимы? Что, скажи на милость, может помешать тебе отправиться со мной в Вальдис?
Кровь капала у Таула с подбородка - кто-то успел нанести ему удачный удар. Как легко было бы уйти с Тиреном, не возвращаясь домой! Но он не мог: слишком ясно понимал, что хорошо, а что плохо.
- У меня на руках две сестренки и малый ребенок. Мать умерла три года назад, и без меня они не проживут.
- Вот как. - Тирен почесал свою шелковистую бородку. - А что же отец? Он тоже умер?
- Нет - но мы не часто видим его. Он только и знает, что пьянствует в Ланхольте.
- Твое решение делает тебе честь. Жаль, однако, что ты не свободен. Нам нужны в Вальдисе такие, как ты. - Тирен оскалил зубы в улыбке. - Да и дерешься ты точно демон. Ну что ж. Быть может, когда твои сестры подрастут....
- Саре двенадцать, а малышу только три.
- Хм-м. Но все равно обдумай мое предложение: еще неделю я проживу в Грейвинге, в "Камышах". - Тирен грациозно поклонился, взметнув пыль своим синим плащом, и пошел обратно в деревню.
Таул поднял руку, чтобы остановить его, но так и не сделал этого. Видеть удаляющуюся фигуру рыцаря было выше его сил. Он отвернулся и поплелся домой - вдоль реки и через подсохшее болото. С каждым шагом он все более ожесточался. Он ненавидел сестер, ненавидел мать, ненавидел отца. Баранью ногу, казавшуюся ему символом его долга, он с размаху отшвырнул прочь, а ленты растоптал ногой.
Сестры ждали его у окна. Разочарование, которое они испытали, увидев его с пустыми руками, тут же сменилось беспокойством из-за его ран.
- Тебя побили. - Сара уже смачивала тряпицу, чтобы смыть с него кровь.
- Нет - это я побил кое-кого.
- Ты побил? - радостно запищала Анна.
- Не важно, кто победил. Ступай принеси мне мазь с полки.
- Они обзывали тебя, да? - спросила Сара. Ее сочувствие раздражало его.
- Допустим. Ну и что из этого? Я взрослый и могу драться с кем захочу.
- А мясо? Ты потерял его, пока дрался?
- Да, - соврал он.
- Ничего, Таул. - Сара поцеловала его в щеку. - Лишь бы ты был цел - а на праздник можно и рыбы поесть.
Мало-помалу доброта и участие сестер успокоили Таула. Он ничего не сказал им о встрече с Тиреном, предпочитая пережить свою потерю в одиночестве. Три ночи он проворочался без сна, терзая себя несбыточными мечтами. Он знал, что сестер винить нечестно, и старался не срывать на них зло. Это было нетрудно. Сара и Анна так радовались, что он легко отделался - он подозревал также, что они немного гордятся его победой, - что несколько дней баловали его, целовали и обнимали и готовили ему любимые блюда.
На четвертый день к ним явился гость. Таул, вернувшись с утренней рыбалки, увидел приоткрытую дверь и услышал голос:
- Я же знаю, что нравится моим красоткам.
Это был отец. Таул, вскипев от гнева, ринулся в дом:
- Убирайся вон, старый пьяница! У нас не осталось ничего, что бы ты мог украсть!
В комнате на миг настала полная тишина. Девочки сидели у ног отца. Тот приволок с собой два больших мешка и был разодет как король.
- Батюшка не воровать пришел, - сказала Анна. - Он принес нам гостинцы. - Она показала брату яркие ленты, которые держала в руке.
- Да, Таул, - подтвердила Сара, - отцу повезло у стола. - Вид у нее был чуть виноватый, как у матроса, помышляющего о мятеже.
- В картах, ты хочешь сказать, - жестко поправил Таул.
- А хоть бы и в картах. Фортуна поцеловала меня и сделала своим возлюбленным, - на удивление мирно, хотя от него здорово разило элем, ответил отец. - Я выиграл целое состояние и намерен истратить его с пользой.
- Это как же? - Таул не доверял отцу и ревновал к нему сестер - он, брат, месяцами копил, чтобы купить им ленты, а теперь вот является отец и строит из себя героя.
- Я вернулся домой, чтобы остаться. Теперь тебе не придется расшибаться в лепешку, Таул, - главой семьи стану я.
Анна и Сара глядели на брата с молчаливой мольбой, не понимая в своей невинности, что собой представляет их отец. Они всегда мечтали о настоящей семье, и их взоры молили не разбивать эту мечту.
- Ты полагаешь, что стоит тебе заявиться после стольких лет, как ты сразу станешь главным? Так вот, ты нам не нужен.
- Таул, давай испытаем его, - взмолилась Анна. - Батюшка обещал нам мясо каждый день и новые платья каждый месяц.
- Ш-ш, Анна, - прервала ее Сара, глядя Таулу в глаза. - Дело не в мясе и не в платьях. Просто в доме опять будет отец.
- Вот видишь? - подхватил тот. - Дочерям я нужен. Мой долг - остаться здесь, и я остаюсь.
Ночью Таул явился в грейвингскую таверну "Камыши", и Тирен сошел вниз встретить его.
- Теперь я могу идти с вами в Вальдис, - сказал Таул. - Меня освободили от моих обязанностей.
Джек очнулся от чувства тошноты и полежал немного с закрытыми глазами, между сном и явью. Потом открыл глаза и посмотрел в потолок, где копились в трещинах капли воды, угрожая упасть вниз. Эта картина почему-то виделась ему ярче, чем прежде, - в капельках играла радуга, и каждая щербинка в камне была как на ладони. Джек протер глаза, и видение исчезло - все это, должно быть, ему померещилось.
Он встал со скамьи - чуть быстрее, чем следовало, и содержимое его желудка хлынуло наружу. Джек утер рот, и ему стало немного лучше. Только голова оставалась странно тяжелой - когда он поворачивался, мозгам требовалось некоторое время, чтобы стать на место.
Он попытался припомнить предыдущие события. Баралис пришел, чтобы его допросить, - но Джек не помнил ни вопросов, ни ответов, если он вообще отвечал что-то. Ему нечего было отвечать. Какое-то воспоминание, впрочем, не давало ему покоя - оно касалось матери. Джек старался поймать его, но оно ушло. Было ли оно как-то связано с допросом? Или Баралис просто довел своего узника до того, что он не может мыслить здраво?
Джек выбросил из головы все мысли о допросе и попробовал немного постоять. Ноги чуть-чуть тряслись, и ужасно хотелось пить. В камере воды не оказалось, и Джек принялся колотить в тяжелую дверь, требуя тюремщика. Одновременно он решил, что попытается бежать, - довольно он терпел, хватит. Какое право имел Баралис заточать его в тюрьму? Он ничего плохого не сделал. Баралис явно подозревает, что Джек не тот, за кого себя выдает, и, если Джек останется здесь, лорд опять подвергнет его такому же допросу, а возможно, и худшим вещам.
С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
И бежал от дела рук своих - удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно - только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.
Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук - они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, - способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, - мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи - а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню - отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни - на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы - но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло - и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку - и кто знает, к чему это приведет.
Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко - и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
- Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
- Слушаю, господин.
- Оно касается наших гостей.
- Гостей?
- Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
- А его уже нету.
- Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
Баралиса затрясло.
- Я, хозяин, только что из убежища - носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
- Дело говори! - взревел Баралис.
- Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит - парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
- А девушку? Она-то на месте? - вне себя вскричал Баралис.
- Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
- Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
- Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
Баралис подумал немного. Хорошо, что парень не ушел в лес, - под землей его еще возможно найти.
- Пойдем со мной, - приказал он и поспешно вышел вместе с Кропом. Вскоре они уже шли по коридору, связывающему замок с убежищем. Баралис высек огонь, чтобы освещать дорогу.- Кроп, иди и скажи этому никчемному болвану Траффу, чтобы обыскал все ходы и комнаты. Да пусть оставит двух человек у входа на случай, если парень повернет назад.
В убежище Баралис первым делом пошел проверить, на месте ли девушка. Он видел, как Джек к ней привязан, - если парень скрывается в подземелье, он может прийти за ней. Джек в планах Баралиса участвовал лишь в качестве опасной помехи.
Меллиандру же лорду никак нельзя было терять. Если девушка сбежит, он проиграет пари королеве. Засова на двери явно недостаточно. Надо перевести ее туда, где дверь запирается на ключ.
Мелли, к собственному удивлению, привязалась к огромному неповоротливому слуге Баралиса. Он обращался с ней, как с хрупким мотыльком, приносил ей лишние одеяла, чтобы она не замерзла, потчевал всякими вкусностями и даже не забывал розовую воду для умывания.