Джонс Джулия. Ученик пекаря (Книга Слов - 1)

   Взяв вино, он поднял висящий на стене гобелен, провел пальцем по известному только ему камню и вошел в свой потайной кабинет. Никто, кроме Баралиса, не знал о его существовании. Здесь он занимался тайными делами, писал секретные письма и готовил самые сильные яды.
   Баралис достиг больших успехов в науке составления ядов а получив доступ к библиотеке Тавалиска, который сам имел репутацию искусного отравителя, довел свои успехи до высот мастерства. Смесь, которой он в свое время смазал предназначенную для короля стрелу, казалась ему теперь любительской стряпней.
   Теперь он научился делать куда более тонкие яды, менее поддающиеся обнаружению и дающие более разнообразные эффекты. Глуп тот практик, который считает, что яд нужен лишь для того, чтобы убить или свалить с ног. Нет, яд обладает куда большими возможностями: от него человек может чахнуть годами, проявляя признаки самых разных болезней; яд может превратить доброго человека в дурного; он может истощить сердце так, что оно остановится само по себе; он может парализовать тело, оставив разум ясным.
   Яд способен отнять у человека мужскую силу, память и даже молодость. Яд может задержать рост ребенка или, как в случае с королевой, помешать зачатию оного. Все зависит от искусства отравителя - и Баралис теперь овладел этим искусством до тонкостей.
   Он подошел к массивному столу с рядами склянок и флаконов. Почти все яды следует готовить незадолго до употребления - со временем они, как и люди, утрачивают силу. Баралис улыбнулся про себя: пришла пора состряпать свежее зелье.
   Войдя в тесный сырой застенок, Тавалиск поднес к носу надушенный платок: здесь всегда так скверно пахнет. Он только что отведал жареного фазана, начиненного собственными яйцами - великолепнейшее блюдо, - и вкус еще держался во рту дразня язык. Однако птица, к сожалению, напоминала о себе не только послевкусием, но и мясом, застрявшим в зубах. Тавалиск достал изящную серебряную зубочистку и устранил досадную помеху.
   Он находил, что зрелище чужих мук прекрасно влияет на пищеварение, и ничего так не любил после вкусной трапезы, как поприсутствовать при пытке.
   Узник, на которого бесстрастно взирал Тавалиск, был подвешен за руки на цепях, и ноги его едва касались пола. Тавалиск вынужден был признать, что этот молодой человек переносит боль с необычайным мужеством. Его держали в темнице уже год - другой на его месте давно бы окочурился, этот же проявил невиданную выносливость.
   Тавалиск лично подбирал для него пытки, считая себя весьма искусным в этом деле. Он составил целый перечень специально для этого узника - а где благодарность? Тот мог хотя бы для приличия поддаться и заговорить. Но нет, ничто не подействовало: ни каленое железо, ни голод, ни дыба. Даже излюбленный способ Тавалиска - горячие иглы в мякоть - не помог.
   В его арсенале имелись куда более суровые меры, но Тавалиск не хотел изувечить этого молодого человека, зная, что тот - вальдисский рыцарь. Это было видно по метке на руке узника - двум кольцам, одно внутри другого. К сожалению, побыв под опекой Тавалиска, он заметно состарился. Золотые волосы утратили свой блеск, а щеки - гладкость.
   Но это не важно - главное то, чем занимался этот молодой человек, когда его взяли. Он шатался повсюду и задавал вопросы, разыскивая, по его словам, некоего мальчика. Когда же сыщики приволокли его к своему господину, он отказался говорить.
   Было одно обстоятельство, заставившее Тавалиска заподозрить, что поиски, которые ведет рыцарь, не лишены важности: при арестованном обнаружили мех с лакусом, помеченный клеймом Бевлина. Тавалиск решил выяснить, что связывает рыцаря с престарелым мудрецом.
   Большинство, правда, почитали Бевлина не мудрецом, а старым дураком, но Тавалиск предпочитал толковать сомнение в пользу старца. Восемнадцать лет назад на звездном небе явилось нечто, о чем Тавалиск был наслышан. Многие сочли это знаком того, что следующие пять лет будут урожайными. И верно, с тех пор в Рорне не было ни единого неудачного года, хотя в этом славном городе пожинали золото, а не зерно. Однако Тавалиск сердцем чуял, что это явление имело более глубокий смысл и что Бевлин каким-то образом этот смысл постиг. Мудрец без устали вещал о судном дне, сопровождаемом, как водится, всевозможными бедствиями. Никто не слушал его - никто, кроме Тавалиска: прислушаться к мудрецам никогда не мешает - они, словно птицы, всегда знают о приближении бури. Если этот узник действовал по поручению Бевлина, Тавалиск должен был знать, в чем оно состоит.
   В последнее время Тавалиск, однако, утомился молчанием узника и решил выяснить другим путем, кого и зачем тот ищет. Это и привело Тавалиска сюда сегодня: он собрался выпустить рыцаря на волю. После этого останется только вести слежку и ждать: рыцарь сам приведет его к искомому ответу.
   - Стража, - позвал Тавалиск, убрав от лица шелковый платок. Освободить этого человека и дать ему воды. - Стражники выбили железные шпеньки из кандалов, и узник тяжело рухнул на пол.
   - Он без памяти, ваше преосвященство.
   - Вижу. Вынесите его отсюда и бросьте где-нибудь в городе.
   - В каком-то определенном месте, ваше преосвященство? Тавалиск немного поразмыслил, и озорная улыбка тронула его пухлые губы.
   - Квартал продажных женщин будет в самый раз.
   Город Рорн гордился этим своим кварталом, самым обширным во всем обитаемом мире. Поговаривали шепотом, что нет такого удовольствия, самого запретного или причудливого, которого нельзя было бы там купить за хорошие деньги.
   Квартал служил приютом всем отверженным Рорна. Девочки, которым едва минуло одиннадцать зим, таскались по улицам, и на каждом углу торчали нищие, страдающие всевозможными болезнями. Карманники и грабители в темных закоулках выжидали случая, чтобы лишить зазевавшегося прохожего кошелька или жизни. В бесчисленных гостиницах и тавернах города торговали оружием, ядами и полезными сведениями - жизнь на грязных улицах била ключом.
   Здесь громоздились такие кучи испражнений и гниющих отбросов, что пришельца извне сразу узнавали по прижатой к носу тряпице. И вряд ли стоило так явно показывать, что ты посторонний в квартале шлюх. Посторонние служили легкой добычей для воров и мошенников, сами напрашиваясь на то, чтобы их ограбили или облапошили. Но тем не менее горожане шли сюда, влекомые недозволенными утехами с примесью угрозы. Молодые дворяне и честные купцы - все тянулись сюда на закате дня, ища приключений или женщины на ночь... а зачастую и того, и другого.
   Резкая вонь испражнений была первым, что он ощутил. Следом пришла боль. Невыносимая боль, грызущая каждый мускул. Он пытался пробиться сквозь нее туда, где брезжит свет, но был слишком слаб для этого. Тогда он устремился вниз, ища забвения, но и оно встретило его болью.
   Старый мучительный сон опять пришел к нему. Он видел себя в маленькой комнатке. У огня, улыбаясь ему, играли две девчушки, золотоволосые и розовощекие, а на руках он держал еще одного ребенка. Дверь отворилась, и что-то блеснуло на пороге. Свет затмил огонь в очаге - но не было в нем тепла. Он двинулся к сиянию, и ребенок выпал из его рук. Он вышел наружу, и дверь за ним закрылась. Свет вдруг пропал вдали, превратившись в яркую точку на горизонте, и он повернул обратно в дом. Но дверь не открывалась. Как он ни бился, он не мог попасть в комнату, где у огня остались дети. В отчаянии он ударился о дверь всем телом - и наткнулся на камень.
   Он вздрогнул и очнулся, чувствуя соленый пот на губах. Что-то переменилось, и его легкие наполнял незнакомый воздух. Человек испугался. Он привык к своей темнице, а теперь даже и ее у него отняли.
   Когда же его освободили? Он смутно помнил влажный холод воды на губах - и больше ничего. В памяти прочно засело лишь одно: что зовут его Таул. Да, Таул - но ведь за этим должно следовать что-то еще, родовое имя или название места. Что-то слабо шевельнулось в нем и тут же пропало. Вспомнить он не мог. Он просто Таул. Он сидел в тюрьме, а теперь его освободили.
   Он напряг ум, стараясь охватить настоящее, и мало-помалу понял, что лежит один в переулке между двумя высокими домами и что ему холодно.
   Он осторожно приподнял руку, и все тело пронзила боль. Рука была голая, и на ней виднелось клеймо из двух колец. Оно было знакомо Таулу и что-то означало, но что - он не знал. Поблизости послышались голоса, и он посмотрел вверх.
   - Брось, Меган, не подходи к нему. Он, похоже, окочурился.
   - Заткнись, Венна, - куда хочу, туда и иду.
   - Да ведь с него и грошом не разживешься, сразу видно.
   К Таулу подошла молодая девушка - он смотрел на нее, не в силах пошевелиться. К ней присоединилась ее подружка, и ему стало не по себе под их пристальными взглядами.
   - Ну и смердит же от него - точно он год не мылся!
   - Тише, Венна, может, он слышит. Глаза-то у него открыты! - Та, что звалась Меган, ласково улыбнулась. - Не похож он на здешнюю шваль.
   - Валяется полудохлый - чего же тут непохожего?
   - Нет, он молодой, и волосы у него золотые. - Девушка передернула плечами, словно оправдываясь в своей прихоти. - Гляди, Венна, он сказать что-то хочет. - Таул уже много месяцев ни с кем не разговаривал, и теперь язык не повиновался ему. - Имя свое вроде. То ли Торк, то ли Таул.
   - Пошли отсюда, Меган, пока беды себе не нажили. Ты права - он не из наших, и лучше с ним не связываться. - Девушка по имени Венна тянула подругу за руку, но та уперлась.
   - Ты как хочешь, Венна, а я его тут не оставлю. Он же до утра не доживет.
   - Это, девонька, не мое дело. Я ухожу. Чего терять даром драгоценное время - мне работать надо. Советую тебе поступить так же. - Венна повернулась и пошла прочь, оставив подругу с Таулом.
   Таул опять попытался поднять руку, и девушка взяла ее в свои.
   - Давай-ка я помогу тебе встать. - В глаза ей бросилась метка на коже. - Как странно! Никогда еще не видела, чтобы рыцарские кольца пересекал шрам. - Девушка помогла Таулу подняться, но он тут же рухнул обратно. Ноги не держали его. - Ах ты бедняга! Давай попробуем опять. Моя комната недалеко отсюда - ты уж постарайся дойти.
   Они попробовали опять. Теперь Таул опирался на девушку, удивляясь, как это она, такая хрупкая, выдерживает его тяжесть.
   - Пойдем, - ободряюще сказала она. - Тут совсем близко.
   И Таул, пересиливая боль, заковылял вперед, поддерживаемый Меган.
   Баралис отмерил в кувшин с вином ровно четыре капли розоватой жидкости. Поверхность слегка заколебалась, и яд бесследно растворился. Это новейшее зелье служило предметом немалой гордости Баралиса - оно почти не имело запаха. Он тщательно вымыл руку в тазу с холодной водой. Нельзя оставлять на коже ни малейшего следа: яд, невероятно сильный, и без того уже обжег ему пальцы.
   Руки Баралиса свидетельствовали о многолетней работе со смертоносными веществами. Кислоты съели весь жир, оставив лишь кости да кожу. Сама кожа покраснела и так туго натянулась что при всяком движении пригибала пальцы к ладоням. Баралис каждый день втирал в нее теплые масла, стараясь сохранить хотя бы остатки гибкости. Его пальцы, в юности длинные и красивые, состарились не по годам.
   Это была цена, которую он заплатил за свое мастерство. Высокая цена для того, кто столь нуждался в быстроте и ловкости рук, - но он не роптал. Все на свете имеет свою цену, и слава приходит лишь к тем, кто готов платить.
   Пора нести кувшин с вином в покои Мейбора. Лорда в эту пору обычно не бывает в замке - он охотится или ездит верхом. Придется сделать это самому - на Кропа в столь тонком деле нельзя полагаться.
   Это потребует предельной осторожности. Баралис предпочел бы проникнуть к Мейбору ночью, под покровом мрака, но это не входило в его планы. Сумерки - самое большее, на что он может рассчитывать.
   Он вошел в лабиринт через пивной погреб, не замеченный никем. Баралис имел талант проходить незамеченным - он от природы был склонен держаться там, где потемнее.
   Он шел быстро и вскоре добрался до комнат Мейбора. Он удивился, услышав внутри голоса, и приник ухом к маленькой трещине в камне. Узнав голос королевы, он был ошеломлен. Аринальда у Мейбора - что это может означать? Она никогда не посещала своих придворных, а всегда вызывала их к себе. Баралис напряг слух.
   - Рада слышать, что ваша дочь Меллиандра желает этого брака, - меня тревожила мысль, что это ей не по сердцу. - Голосу королевы недоставало тепла, зато величие звучало в каждой ноте.
   - Уверяю вас, ваше величество, что моя дочь ничего так не желает, как замужества с вашим сыном, - униженно произнес Мейбор.
   Баралис презрительно сощурил глаза.
   - Прекрасно, - говорила королева. - Церемония обручения состоится через десять дней. Вы, я уверена, согласитесь со мной, что лучше поспешить с этим.
   - О да, моя королева. Я также думаю, с позволения вашего величества, что предстоящую помолвку лучше сохранить в тайне вплоть до того дня, когда она будет объявлена.
   Королева, помолчав немного, ответила холодно и отчетливо:
   - Согласна. При дворе немало таких, кого я предпочитаю держать в неведении. Я покидаю вас, лорд Мейбор, и желаю вам всего наилучшего.
   Баралис прижал к щели глаз и увидел, как Мейбор низко кланяется королеве. Дверь за ней закрылась, и раболепное выражение на лице Мейбора сменилось торжеством. Баралис улыбнулся, видя, как тот наливает себе бокал вина.
   - Пей свое вино, Мейбор, - шепнул он. - Твоя следующая чаша, возможно, уже не доставит тебе такого удовольствия. - И Баралис, согревая в руках смертоносный сосуд, стал ждать, когда Мейбор уйдет.
   Мелли пребывала в смятении. Ее брат Кедрак только что ушел, оповестив ее о том, что помолвка - дело решенное и королева уже назначила день, когда объявит о ней официально. Услышав, что ее судьба решена без ее согласия, Мелли преисполнилась мятежного чувства. Никогда, даже через миллион лет, не согласится она выйти за холодного и надменного принца Кайлока. Не желает она быть королевой, если ее королем будет Кайлок. Она сама не знала, почему питает к нему такую неприязнь, - при встречах он был всегда учтив с нею. Но что-то в нем глубоко задевало ее. При виде его она всякий раз испытывала внутреннюю дрожь. И вот отец все-таки добился их союза. Мелли прекрасно знала, что замышляет ее родитель. Когда король слаб, каждый вельможа норовит захватить власть - и ее отец не исключение: если он не воюет, он плетет интриги и заговоры. Теперь он предпринял решительный шаг, вознамерясь сделать свою дочь будущей королевой государства. Сама Мелли его нимало не волнует - только его драгоценные сыновья что-то значат для него. Одной из причин войны с Халькусом явилось его желание сохранить земли для братьев Мелли.
   Но война аукнулась для него бедой, ибо земли вдоль реки Нестор превратились в поле битвы и знаменитые несторские яблочные сады стали приносить небывало низкий доход. Отцовская мошна сильно пострадала.
   Ух, как она его ненавидит! Мелли сама не знала, к кому это чувство относится больше - к отцу или к Кайлоку. Прошлым вечером, когда она наотрез отказалась выходить за принца, отец залепил ей пощечину. В саду, где всякий мог это видеть! В последнее время она заметила, что отец все свои встречи назначает в садах, словно боится, что у стен есть уши.
   Последние пять лет явились для Мелли большим разочарованием. Она так хотела стать взрослой - но, когда ее груди набухли и кровь появилась из лона, выяснилось, что она так и осталась маленькой девочкой. Представление ко двору не походило на то блистательное торжество, которое она себе воображала. Страна вступила в войну, и двору было не до изящных церемоний, так что немногие восхищались великолепием наряда Мелли. Но это было еще не самое большое разочарование.
   Гораздо большим оказалась жизнь придворной дамы. Те самые наряды и украшения, о которых она некогда мечтала, наскучили ей до крайности. Молодые кавалеры, наивные и напыщенные одновременно, ей не нравились. А пуще всего она возненавидела строгие правила, приличествующие дамам ее ранга. В детстве она могла носиться по коридорам, таскать в кухне запретные лакомства, хохотать во все горло. Теперь, став взрослой девицей, она могла бы не покидать своих комнат - так мало свободы ей оставили. Целый день только и слышалось: "Не опускайте голову, когда ходите, Меллиандра. Ваш голос должен быть тих и приятен, Меллиандра. Никогда не противоречьте мужчине, Меллиандра".
   Правилам, придуманным для женщин, не было конца. Ей полагалось переодеваться три раза в день, ей не дозволялось выйти в сад без сопровождения служанки, ездить верхом можно было лишь в дамском седле, вино ей разбавляли, а ела она будто птичка. И в довершение всего дни напролет она проводила со старыми матронами за шитьем и сплетнями.
   Ее ровесницам, может, и нравилось наряжаться и кокетничать, но Мелли претила роль милой глупышки - никогда в жизни она не стала бы притворяться, будто мужчина прав, когда он не прав. Она возненавидела это свое существование, особенно же ненавистным стало ей то самое имя, которого она некогда так желала, - чего бы она теперь ни отдала, чтобы снова стать просто Мелли!
   Забившись в уголок кровати, она раздумывала, что же ей делать. Отец настаивает на помолвке, и Мелли не посмеет открыто воспротивиться ему. Она наслушалась жутких историй о непокорных дочерях - их секли, морили голодом, доходило дело и до более страшных вещей; эти истории очень любила рассказывать ее старая нянька.
   Мелли лелеяла робкую надежду, что королева в последний миг отменит помолвку, решив, что невеста недостаточно красива или недостаточно хорошо воспитана для ее сына, но, кажется, королева желала этого брака не менее лорда Мейбора.
   Положение королевы Аринальды было шатким, и назревала опасность вторжения извне. Захватнические аппетиты герцога Бренского беспокоили королеву. Город Брен стал слишком велик, чтобы прокормить себя, и оглядывался вокруг в поисках еды для своего стола. Четыре Королевства представляли собой легкую добычу. Надо было выказать свою силу, дабы развеять завоевательские замыслы, которые мог питать герцог. А для этого королеве нужен был союз с самым могущественным вельможей королевства отцом Мелли. Тогда Мейбору придется грудью защищать своего слабого короля в случае любой угрозы или вторжения. Впрочем, какие бы причины ни побуждали обе стороны к заключению брака, Мелли твердо знала одно: она в этой игре только пешка.
   Прошлым вечером она пыталась переубедить отца, умоляя его отказаться от мысли о помолвке. Он не стал се слушать, напоминая ей, что это ему принадлежит каждый клочок ткани, что на ней, каждое кольцо на ее пальцах и (этого он, правда, не сказал) каждое ее дыхание. Она только вещь - и теперь пришло время выставить ее на рынок.
   "Ну нет, - подумала Мелли, - не дам я распорядиться собой, словно мешком муки".
   Она убежит, вот что. Визит Кедрака оказался последней каплей. Брат заявил ей в своей снисходительной манере, что эта помолвка - большая честь для их семьи, большой успех, открывающий путь к приобретению новых земель и почестей. И ни слова о ней, Мелли. Он распространялся только о своем будущем, о своих возросших надеждах и возможностях. Она для брата ничто он видит в ней лишь средство для достижения новых высот. Так же, как и для отца. Одно то, что он прислал к ней Кедрака, вместо того чтобы прийти самому, показывает, как мало она для него значит.
   Мелли перевела дух. Решено: она уйдет из замка. Не будет больше покоряться отцу и братьям, не будет движимым имуществом, пешкой в их игре. Они недооценили ее, думая, что она станет их покорным орудием.
   Шагая по комнате, Мелли распаляла свой гнев - и он укреплял ее решимость самой распорядиться своей жизнью. Она подошла к окну, чтобы взглянуть на широкий мир - мир, который намеревалась выйти. Мир был темен и тих, моросил дождик, и ночная прохлада овевала лицо. Но Мелли не испытала ликования - вместо него пришел испуг: мир, хоть и манил, был неизведанным и полным опасностей. Мелли содрогнулась и задернула тяжелые парчовые шторы.
   Так нет же: она выполнит задуманное и покинет замок этой же ночью.
   Ее отвлекла от раздумий вошедшая горничная. Линии явилась, чтобы приготовить госпоже платье на вечер.
   - Вам лучше поторопиться, ваша милость, не то опоздаете к обеду.
   - Мне что-то нехорошо, Линии. Я съем холодный ужин у себя в комнате.
   - А вид у вас здоровый. Спускайтесь-ка вниз. Нынче будут гости из Ланхольта, и вам тоже следует быть.
   - Делай, что тебе говорят, - отрезала Мелли, и девушка вышла, с нарочитой наглостью покачивая бедрами.
   Мелли принялась перебирать вещи, решая, что взять с собой. Денег у нее не было, но ей разрешалось держать у себя кое-какие украшения, и она сложила их в матерчатый мешочек. Потом оглядела комнату. Теперь у нее имелось свое зеркало, и Мелли увидела в нем себя - маленькую и испуганную.
   Собрав свои прямые темные волосы, она перевязала их кожаным шнурком, подумав, что ей это идет куда больше, чем вычурные придворные прически. Надела самое простое шерстяное платье, обвязала мешочек с драгоценностями вокруг пояса и выбрала самый толстый свой плащ для верховой езды. Оставалось только дождаться, когда Линии принесет ужин, а потом Мелли уйдет, выбравшись из замка под покровом ночи. Уходить без ужина ей и в голову не приходило - это было бы глупо.
   Мелли забралась в постель, укрылась и стала ждать, думая, куда бы ей отправиться. Мать перед смертью говорила, что у нее в Аннисе есть родня, туда Мелли и решила идти.
   У лорда Мейбора выдался очень удачный день. Королева дала согласие на брак его дочери с Кайлоком, и Мейбор с легким сердцем приступил к ужину.
   Во время трапезы он оглядывал зал. Огромные гобелены на стенах изображали раскол Четырех Королевств в пору опустошительных войн за веру. Но нашелся человек, который сто лет спустя вновь собрал воедино раздробленные земли, бросив вызов Церкви. Четыре Королевства славились самой плодородной почвой на всем севере. Они были богаты пахотными наделами и лесом, народ выделялся крепостью и достатком, армию хорошо обучали и кормили. Харвелл Свирепый стал зачинателем войн за воссоединение благодаря ему зеленая изобильная страна вновь обрела целостность.
   Мейбор тешил себя мыслью, что и в нем есть что-то от Харвелла - и еще до конца года род Мейборов сольется с королевским. Он, Мейбор, станет тестем короля! Его распирало от радостного возбуждения.
   Он видел, что многих вельмож, сидящих с ним за столом озадачивает его непривычно хорошее настроение, и его занимала мысль, что они ничего не знают о его будущем возвышении. Благожелательность переполняла его - он велел подать еще оленины и эля и даже похвалил менестрелей, в которых обыкновенно кидал овощи и куриные кости.
   Короля нужно будет заставить отречься, думал он. Лескет - пустое место и не может занимать трон Четырех Королевств. Стране нужен новый правитель Кайлок, его будущий зять. Правда, Кайлок молод, но как раз эту молодость Мейбор и намеревался использовать в своих интересах, пестуя нового короля и направляя его решения. Он, Мейбор, станет истинной властью за троном.
   Мысль о принце Кайлоке нарушила восторженные мечты Мейбора. Было в этом юноше нечто вселявшее в Мейбора дрожь. "Но ничего, - подумал он, - из него выйдет славный король, если я буду руководить им". Меллиандра, неблагодарная, строптивая дочь, заявила, что не пойдет за принца, - ну да теперь поздно бунтовать. Он сам выбьет из нее дурь, если понадобится.
   Первое, на что он подвигнет нового короля, - это раз и навсегда прекратить войну с Халькусом. Ему надоело, что на его землях разбивают лагеря и ведут бои. Как только война кончится, он потребует себе местность к востоку от реки Нестор: там хорошо выращивать яблоки на сидр.
   Помимо личных, имеются и другие мотивы для быстрой и решительной победы. Брен замышляет недоброе. Герцог уже начал прибирать к рукам земли на юго-востоке, и пройдет немного времени, прежде чем его взгляд устремится на запад. Высокий Град и Аннис сильны и хорошо вооружены. Королевства же столь заняты войной с Халькусом, что сами напрашиваются на вторжение. Не важно, что они далеко от Брена, - предкам герцога некогда принадлежали земли к западу от Нестора, а прежние права, какими бы сомнительными они ни были, испокон веку служили захватчикам поводом для показного негодования. Мейбор осушил кубок. Становилось поздно, и он простился с сотрапезниками, нетвердо держась на ногах после выпитого эля. Когда он вернулся к себе, ему хотелось одного: пропустить стаканчик лобанфернского красного для улучшения пищеварения и завалиться спать.
   - Келс, бездельник, - крикнул он входя, - постели-ка постель да подбрось дров в огонь! Холод стоит собачий. - Мейбор удивился, не услышав торопливого шарканья ног: обычно Келс сразу откликался на зов. Должно быть, слуга уже в спальне и греет простыни горячими кирпичами.
   В покоях было холодно - огонь погас.
   - Черт! - выругался Мейбор. - Келс, куда ты подевался, во имя Борка? Мейбор подошел к столу, где стоял кувшин с его любимым вином, щедрой рукой наполнил чашу и двинулся в спальню.
   Поднеся чашу к губам, он увидел тело на полу у кровати. Это был его слуга Келс. В недоумении Мейбор отставил чашу и хлопнул лежащего по щеке.
   - Эй ты, пьяница проклятый, проснись сей же час, не то, клянусь, я выпущу тебе кишки! - Келс не отвечал и не шевелился, и Мейбор встревожился. - Что за чертовщина? - Рядом с Келсом валялся перевернутый кубок. Мейбор понюхал его: лобанфернское красное. Безжизненное тело слуги уже остыло. Яд!
   У Мейбора поднялись дыбом волосы. Сомнений не было: яд предназначался для него. Злосчастный Келс украл стакан хозяйского вина и поплатился за это жизнью. Мейбор мрачно улыбнулся. Келс, сам того не зная, оказал ему величайшую услугу: спас его жизнь ценой своей. Мейбор содрогнулся при мысли, что было бы, если бы отравленное вино выпил он. Это он лежал бы сейчас на холодных плитах мертвым. Он знал, чьих рук это дело.