Страница:
— Я только хотел кое-что прояснить, анари, — сказал Итайн. — Материон — прекрасный город, но в нем живет немало грубых и невежественных людей, которые отнюдь не мирно отнесутся к появлению среди них дэльфа. Ваша нежная Ксанетия — существо неземное, не от мира сего, почти дитя. То, что она — сияющая, защитит ее от проявлений грубой силы, но действительно ли ты готов выставить ее лицом к лицу с проклятиями, поношением, бранью — всем, с чем может она столкнуться в населенном мире? Анари улыбнулся.
— Ты неверно судишь о Ксанетии, Итайн из Материона. Ужели истинно мнится тебе, что она — почти дитя? Станет ли тебе легче, ежели скажу я, что она миновала уже первое столетие своей жизни?
Итайн воззрился на него, затем на Ксанетию, молча сидевшую у окна.
— Анари, — сказал он, — вы, дэльфы, — непостижимый народ. Я готов был поклясться, что ей не больше шестнадцати.
— Невежливо, Итайн из Материона, говорить о возрасте женщины, — улыбнулась дэльфийка.
— Прости меня, анара, — Итайн отвесил ей изысканный поклон.
— Его превосходительство, анари, затронул весьма важный вопрос, — сказал Вэнион. Лицо магистра все еще хранило следы боли, причиненной вчерашним разговором с Сефренией. — Ксанетия не останется незамеченной ни в Материоне, ни по пути в столицу. Не могли бы мы как-то изменить ее внешность, чтобы целые деревни не впадали в панику, когда она проедет мимо? — Он виновато взглянул на бледную женщину. — Я ни за что на свете не хотел бы оскорбить тебя, анара, но твоя внешность волей-неволей бросается в глаза.
— Благодарю тебя за комплимент, добрый сэр, — улыбнулась она.
— Не желаешь продолжить, Спархок? — осведомился Вэнион. — Я что-то запутался.
— Мы воины, Ксанетия, — напрямик сказал Спархок, — и привыкли отвечать на враждебность прямым отпором. Мы могли бы, если придется, мечами прорубить себе дорогу от Дэльфиуса до императорского дворца в Материоне, но, сдается мне, тебя бы огорчило такое зрелище. Может быть, ты не сочтешь оскорбительным предложение каким-то образом скрыть свой истинный вид? Сумеем ли мы вообще замаскировать твою дэльфийскую внешность? Не знаю, замечаешь ли ты это, но ты все время светишься. Один раз твои соплеменники подошли к нам довольно близко и лишь тогда начали светиться. По силам ли тебе ослабить свое сияние?
— Мы властны над светом, Анакха, — заверил его Кедон, — а Ксанетия, самая одаренная среди нас, властна над ним куда более, чем все мы, хотя сие причиняет ей боль, ибо для нас неестестественно сдерживать свое свечение.
— Значит, нам придется придумать что-то другое.
— Боль сия не так уж и важна, Анакха, — сказала Ксанетия.
— Для тебя — может быть, но не для меня. Впрочем, начнем с твоих волос и кожи. Черты лица у тебя вполне тамульские. Как полагаешь, Итайн, если мы покрасим ее кожу и волосы, сможет она сойти за тамулку?
— В сем нет нужды, Анакха, — сказала Ксанетия. Она сосредоточенно сдвинула брови, и на ее лице понемногу, словно легкий румянец, начал проступать золотистый оттенок, а волосы постепенно из бесцветных становились просто светлыми. — Цвет — лишь разновидность света, — объясняла она хладнокровно, а ее кожа между тем бронзовела, и волосы все темнели и темнели, — и, поскольку я властна над внутренним своим сиянием, властна я и над цветом волос и кожи; более того, изменяя, а не подавляя совершенно свое свечение, могу я уменьшить боль. Весьма счастливый выход для меня — и для тебя, полагаю я, также, ибо ты чувствителен к чужой боли. Сие довольно просто. — Теперь ее кожа отливала золотисто-бронзовым цветом, почти таким же, как у Итайна, а волосы были темно-каштановые. — Труднее переменить формы тела, и уж совсем трудно совершить перемену пола.
— Что?! — Итайн поперхнулся.
— Я совершаю сие нечасто и неохотно, — продолжала Ксанетия. — Эдемус не предназначил мне быть мужем, а посему нахожу я пребывание в мужском облике крайне неудобным. Тела мужские столь неуклюжи и неаккуратны. — Она вытянула перед собой руку и внимательно ее осмотрела. — Цвет, сдается мне, верен. И этот тоже, — прибавила она, взглянув на прядь почерневших волос. — Что думаешь ты теперь, Итайн? Останусь ли я незамеченной в Материоне?
— Вряд ли, о божественная Ксанетия, — улыбнулся он. — Появление твое на улицах Огнеглавого Материона заставит забиться сильнее сердца тех, кто узрит тебя, ибо ты прекрасна, и красота твоя сверх всякой меры ослепляет мой взор.
— Неплохо сказано, — пробормотал Спархок.
— Медовые твои речи услаждают мой слух, Итайн, — улыбнулась Ксанетия. — Мнится мне, ты великий мастер улещать женщин.
— Тебе следует знать, анара, что Итайн — дипломат, — предостерег ее Вэнион, — и его речам не всегда можно верить. На сей раз, однако, он сказал тебе истинную правду. Ты необычайно хороша собой.
Ксанетия грустно взглянула на него.
— В сердце твоем поселилась боль, лорд Вэнион, — заметила она. Он вздохнул.
— Это мои личные трудности, анара.
— Сие не совсем так, мой лорд. Ныне все мы друзья, и беды одного из нас суть беды всех. Однако то, что причиняет тебе боль, грозит куда большим, нежели причинить боль всем нам, ибо ссора между тобою и любимой твоей угрожает всему нашему делу, и покуда не будет залечена рана сия, подвергает она опасности и наши общие устремления.
Они ехали на восток по едва заметной тропинке, которая казалась проложенной скорее дикими зверями, чем людьми. Сефрения с замкнутым окаменевшим лицом ехала позади всех в сопровождении Бевьера и молодого Берита.
Спархок и Вэнион возглавляли отряд, следуя указаниям Ксанетии, которая ехала за ними под бдительным присмотром Келтэна.
— Дай ей время, Вэнион, — говорил Спархок. — Женщины зачастую объявляют нам войну лишь для того, чтобы привлечь наше внимание. Всякий раз, когда Элане кажется, что я уделяю ей меньше внимания, чем следовало бы, она устраивает мне нечто подобное — просто затем, чтобы я опомнился.
— Боюсь, на сей раз дело зашло куда дальше, Спархок, — со вздохом отвечал Вэнион. — Сефрения — стирик, но никогда прежде она не вела себя так неразумно. Если б только мы могли узнать, что кроется за этой бессмысленной ненавистью… но от нее мы вряд ли дождемся объяснений. Скорее всего, она ненавидит дэльфов просто потому, что ненавидит дэльфов.
— Афраэль все исправит, — уверенно сказал Спархок. — Как только мы вернемся в Материон, я поговорю с Данаей, и… — Спархок осекся, похолодев, и рывком развернул Фарэна. — Мне нужно поговорить с Ксанетией.
— Что-то случилось? — спросил Келтэн.
— Ничего особенного, — ответил Спархок. — Поезжай вперед и присоединись ненадолго к Вэниону. Я должен кое-что сказать Ксанетии.
Келтэн одарил его любопытным взглядом, однако подчинился.
— Ты обеспокоен, Анакха, — заметила дэльфийка.
— Да, немного. Ты ведь знаешь мои мысли, верно? Она кивнула.
— Тогда ты знаешь и кто на самом деле моя дочь.
— Да, Анакха.
— Это тайна, анара. Афраэль избрала свое нынешнее воплощение, не посоветовавшись с моей женой. Нельзя, чтобы Элана узнала правду. Боюсь, это может свести ее с ума.
— Твоя тайна в безопасности, Анакха. Я даю тебе слово, что буду хранить молчание.
— Ксанетия, что на самом деле произошло между стириками и дэльфами? Я не хочу знать, что об этом думаете ты либо Сефрения. Мне нужна правда.
— Тебе незачем ведать правду, Анакха. Предназначено тебе исполнить дело сие, не познав правду.
— Я элениец, Ксанетия, — страдальчески пояснил он. — Я должен знать что к чему, чтобы принимать решение.
— Так ты намерен судить нас и возложить вину на стириков либо дэльфов?
— Нет. Я намерен выяснить причину такого поведения Сефрении и сделать так, чтобы она изменила свое мнение.
— Неужто она настолько дорога тебе?
— Зачем ты спрашиваешь, если и так уже знаешь ответ?
— Затем, чтобы помочь тебе прояснить твои мысли, Анакха.
— Ксанетия, я рыцарь ордена Пандиона. Сефрения триста лет была матушкой нашего ордена. Все мы с радостью и не колеблясь отдали бы за нее жизнь. Мы любим ее, хоть и не разделяем ее предрассудков. — Он откинулся в седле. — Я не стану долго ждать, Ксанетия. Если мне не удастся узнать всю правду от тебя — или от Сефрении, — я попросту спрошу Беллиом.
— Нет, только не это! — В ее темных глазах полыхнула боль.
— Я солдат, Ксанетия, и мне недостает терпения соблюдать все тонкости. А теперь я оставлю тебя. Мне надо поговорить с Сефренией.
— Диргис, — сказала Ксанетия, когда они въехали на вершину холма и увидели внизу в долине типично атанский город.
— Ну, наконец-то, — пробормотал Вэнион, вынимая карту. — Теперь мы хотя бы знаем, где находимся. — Он взглянул на карту, затем на вечернее небо. — Спархок, не поздновато ли нам совершить очередной прыжок?
— Нет, мой лорд, — ответил Спархок. — Света еще достаточно.
— Ты в этом так уверен? — осведомился Улаф. — Или вы с Беллиомом уже успели это обсудить?
— У нас не было возможности поболтать с глазу на глаз, — ответил Спархок. — Беллиом все еще могут учуять, поэтому я предпочитал не вынимать его из шкатулки — просто так, на всякий случай.
— Материон в трех с лишним сотнях лиг отсюда, — напомнил Вэнион. — Там уже наверняка стемнело.
— Я, наверное, никогда не привыкну к этому, — кисло заметил Келтэн.
— Но это же очень просто, Келтэн, — начал Улаф. — Когда в Материоне солнце уже заходит, здесь еще…
— Ради Бога, Улаф, — прервал его Келтэн, — не пытайся объяснять мне. От этого только хуже. Когда мне начинают что-то объяснять, у меня точно земля уходит из-под ног, а мне это не нравится. Просто скажи мне, что там уже стемнело, и покончим с этим. Мне совсем ни к чему знать, почему там уже стемнело.
— Он идеальный рыцарь, — заметил Халэд своему брату. — Он даже не хочет слышать никаких объяснений.
— У такого взгляда на жизнь есть свои преимущества, — отозвался Телэн. — Подумай, Халэд, после того как мы с тобой пройдем уготованное нам обучение, мы станем такими, как Келтэн. Вообрази, насколько легче и проще станет наша жизнь, если нам совсем ничего не нужно будет понимать.
— Я полагаю, Спархок, что в Материоне сейчас уже совсем темно, — сказал Вэнион. — Может быть, нам подождать до утра?
— Не думаю, — возразил Спархок. — Рано или поздно нам придется совершать прыжок после захода солнца. Сейчас мы никуда не спешим, так что лучше выяснить этот вопрос раз и навсегда.
— Э-э… Спархок, — подал голос Халэд.
— Что?
— Если есть вопрос, почему бы не задать его? Теперь, когда ты научился разговаривать с Беллиомом, не проще ли — и безопасней — будет спросить у него самого, до того, как ты начнешь ставить опыты? Материон, насколько я помню, приморский город, и мне не хотелось бы промахнуться на добрую сотню лиг в море.
Спархок почувствовал себя глупо. Он поспешно вынул золотую шкатулку, открыл крышку и помедлил, облекая свой вопрос в архаический эленийский.
— Мне потребен совет твой в некоем деле, Голубая Роза, — сказал он.
— Задавай вопрос свой, Анакха. — На сей раз голос исходил из уст Халэда.
— Слава Богу, — сказал Келтэн Улафу. — В прошлый раз я едва не откусил себе язык, выговаривая все эти старомодные обороты.
— Можем ли мы безопасно переместиться из одного места в другое, когда тьма покрывает землю? — спросил Спархок.
— Для меня не существует тьмы, Анакха.
— Я не знал этого.
— Тебе стоило лишь спросить.
— Да, теперь я понимаю это. Знание мое растет с каждым часом. На восточном побережье обширной Тамульской империи есть дорога, что ведет на юг, к Огнеглавому Материону.
— Истинно так.
— Я и мои спутники впервые узрели Материон с вершины длинного холма.
— Я разделяю память твою о сем месте.
— Можешь ли ты перенести нас туда под покровом тьмы?
— Могу.
Спархок потянулся было за кольцом Эланы, но передумал.
— Голубая Роза, — сказал он, — ныне нас объединяет общая цель, и потому мы стали товарищами по оружию. Не пристало мне принуждать тебя к повиновению силой Гвериговых колец. Посему я не повелеваю, но прошу тебя — перенесешь ли ты нас в место, что ведомо нам обоим, из одной лишь дружбы и союзничества?
— Да, Анакха.
ГЛАВА 16
— Ты неверно судишь о Ксанетии, Итайн из Материона. Ужели истинно мнится тебе, что она — почти дитя? Станет ли тебе легче, ежели скажу я, что она миновала уже первое столетие своей жизни?
Итайн воззрился на него, затем на Ксанетию, молча сидевшую у окна.
— Анари, — сказал он, — вы, дэльфы, — непостижимый народ. Я готов был поклясться, что ей не больше шестнадцати.
— Невежливо, Итайн из Материона, говорить о возрасте женщины, — улыбнулась дэльфийка.
— Прости меня, анара, — Итайн отвесил ей изысканный поклон.
— Его превосходительство, анари, затронул весьма важный вопрос, — сказал Вэнион. Лицо магистра все еще хранило следы боли, причиненной вчерашним разговором с Сефренией. — Ксанетия не останется незамеченной ни в Материоне, ни по пути в столицу. Не могли бы мы как-то изменить ее внешность, чтобы целые деревни не впадали в панику, когда она проедет мимо? — Он виновато взглянул на бледную женщину. — Я ни за что на свете не хотел бы оскорбить тебя, анара, но твоя внешность волей-неволей бросается в глаза.
— Благодарю тебя за комплимент, добрый сэр, — улыбнулась она.
— Не желаешь продолжить, Спархок? — осведомился Вэнион. — Я что-то запутался.
— Мы воины, Ксанетия, — напрямик сказал Спархок, — и привыкли отвечать на враждебность прямым отпором. Мы могли бы, если придется, мечами прорубить себе дорогу от Дэльфиуса до императорского дворца в Материоне, но, сдается мне, тебя бы огорчило такое зрелище. Может быть, ты не сочтешь оскорбительным предложение каким-то образом скрыть свой истинный вид? Сумеем ли мы вообще замаскировать твою дэльфийскую внешность? Не знаю, замечаешь ли ты это, но ты все время светишься. Один раз твои соплеменники подошли к нам довольно близко и лишь тогда начали светиться. По силам ли тебе ослабить свое сияние?
— Мы властны над светом, Анакха, — заверил его Кедон, — а Ксанетия, самая одаренная среди нас, властна над ним куда более, чем все мы, хотя сие причиняет ей боль, ибо для нас неестестественно сдерживать свое свечение.
— Значит, нам придется придумать что-то другое.
— Боль сия не так уж и важна, Анакха, — сказала Ксанетия.
— Для тебя — может быть, но не для меня. Впрочем, начнем с твоих волос и кожи. Черты лица у тебя вполне тамульские. Как полагаешь, Итайн, если мы покрасим ее кожу и волосы, сможет она сойти за тамулку?
— В сем нет нужды, Анакха, — сказала Ксанетия. Она сосредоточенно сдвинула брови, и на ее лице понемногу, словно легкий румянец, начал проступать золотистый оттенок, а волосы постепенно из бесцветных становились просто светлыми. — Цвет — лишь разновидность света, — объясняла она хладнокровно, а ее кожа между тем бронзовела, и волосы все темнели и темнели, — и, поскольку я властна над внутренним своим сиянием, властна я и над цветом волос и кожи; более того, изменяя, а не подавляя совершенно свое свечение, могу я уменьшить боль. Весьма счастливый выход для меня — и для тебя, полагаю я, также, ибо ты чувствителен к чужой боли. Сие довольно просто. — Теперь ее кожа отливала золотисто-бронзовым цветом, почти таким же, как у Итайна, а волосы были темно-каштановые. — Труднее переменить формы тела, и уж совсем трудно совершить перемену пола.
— Что?! — Итайн поперхнулся.
— Я совершаю сие нечасто и неохотно, — продолжала Ксанетия. — Эдемус не предназначил мне быть мужем, а посему нахожу я пребывание в мужском облике крайне неудобным. Тела мужские столь неуклюжи и неаккуратны. — Она вытянула перед собой руку и внимательно ее осмотрела. — Цвет, сдается мне, верен. И этот тоже, — прибавила она, взглянув на прядь почерневших волос. — Что думаешь ты теперь, Итайн? Останусь ли я незамеченной в Материоне?
— Вряд ли, о божественная Ксанетия, — улыбнулся он. — Появление твое на улицах Огнеглавого Материона заставит забиться сильнее сердца тех, кто узрит тебя, ибо ты прекрасна, и красота твоя сверх всякой меры ослепляет мой взор.
— Неплохо сказано, — пробормотал Спархок.
— Медовые твои речи услаждают мой слух, Итайн, — улыбнулась Ксанетия. — Мнится мне, ты великий мастер улещать женщин.
— Тебе следует знать, анара, что Итайн — дипломат, — предостерег ее Вэнион, — и его речам не всегда можно верить. На сей раз, однако, он сказал тебе истинную правду. Ты необычайно хороша собой.
Ксанетия грустно взглянула на него.
— В сердце твоем поселилась боль, лорд Вэнион, — заметила она. Он вздохнул.
— Это мои личные трудности, анара.
— Сие не совсем так, мой лорд. Ныне все мы друзья, и беды одного из нас суть беды всех. Однако то, что причиняет тебе боль, грозит куда большим, нежели причинить боль всем нам, ибо ссора между тобою и любимой твоей угрожает всему нашему делу, и покуда не будет залечена рана сия, подвергает она опасности и наши общие устремления.
Они ехали на восток по едва заметной тропинке, которая казалась проложенной скорее дикими зверями, чем людьми. Сефрения с замкнутым окаменевшим лицом ехала позади всех в сопровождении Бевьера и молодого Берита.
Спархок и Вэнион возглавляли отряд, следуя указаниям Ксанетии, которая ехала за ними под бдительным присмотром Келтэна.
— Дай ей время, Вэнион, — говорил Спархок. — Женщины зачастую объявляют нам войну лишь для того, чтобы привлечь наше внимание. Всякий раз, когда Элане кажется, что я уделяю ей меньше внимания, чем следовало бы, она устраивает мне нечто подобное — просто затем, чтобы я опомнился.
— Боюсь, на сей раз дело зашло куда дальше, Спархок, — со вздохом отвечал Вэнион. — Сефрения — стирик, но никогда прежде она не вела себя так неразумно. Если б только мы могли узнать, что кроется за этой бессмысленной ненавистью… но от нее мы вряд ли дождемся объяснений. Скорее всего, она ненавидит дэльфов просто потому, что ненавидит дэльфов.
— Афраэль все исправит, — уверенно сказал Спархок. — Как только мы вернемся в Материон, я поговорю с Данаей, и… — Спархок осекся, похолодев, и рывком развернул Фарэна. — Мне нужно поговорить с Ксанетией.
— Что-то случилось? — спросил Келтэн.
— Ничего особенного, — ответил Спархок. — Поезжай вперед и присоединись ненадолго к Вэниону. Я должен кое-что сказать Ксанетии.
Келтэн одарил его любопытным взглядом, однако подчинился.
— Ты обеспокоен, Анакха, — заметила дэльфийка.
— Да, немного. Ты ведь знаешь мои мысли, верно? Она кивнула.
— Тогда ты знаешь и кто на самом деле моя дочь.
— Да, Анакха.
— Это тайна, анара. Афраэль избрала свое нынешнее воплощение, не посоветовавшись с моей женой. Нельзя, чтобы Элана узнала правду. Боюсь, это может свести ее с ума.
— Твоя тайна в безопасности, Анакха. Я даю тебе слово, что буду хранить молчание.
— Ксанетия, что на самом деле произошло между стириками и дэльфами? Я не хочу знать, что об этом думаете ты либо Сефрения. Мне нужна правда.
— Тебе незачем ведать правду, Анакха. Предназначено тебе исполнить дело сие, не познав правду.
— Я элениец, Ксанетия, — страдальчески пояснил он. — Я должен знать что к чему, чтобы принимать решение.
— Так ты намерен судить нас и возложить вину на стириков либо дэльфов?
— Нет. Я намерен выяснить причину такого поведения Сефрении и сделать так, чтобы она изменила свое мнение.
— Неужто она настолько дорога тебе?
— Зачем ты спрашиваешь, если и так уже знаешь ответ?
— Затем, чтобы помочь тебе прояснить твои мысли, Анакха.
— Ксанетия, я рыцарь ордена Пандиона. Сефрения триста лет была матушкой нашего ордена. Все мы с радостью и не колеблясь отдали бы за нее жизнь. Мы любим ее, хоть и не разделяем ее предрассудков. — Он откинулся в седле. — Я не стану долго ждать, Ксанетия. Если мне не удастся узнать всю правду от тебя — или от Сефрении, — я попросту спрошу Беллиом.
— Нет, только не это! — В ее темных глазах полыхнула боль.
— Я солдат, Ксанетия, и мне недостает терпения соблюдать все тонкости. А теперь я оставлю тебя. Мне надо поговорить с Сефренией.
— Диргис, — сказала Ксанетия, когда они въехали на вершину холма и увидели внизу в долине типично атанский город.
— Ну, наконец-то, — пробормотал Вэнион, вынимая карту. — Теперь мы хотя бы знаем, где находимся. — Он взглянул на карту, затем на вечернее небо. — Спархок, не поздновато ли нам совершить очередной прыжок?
— Нет, мой лорд, — ответил Спархок. — Света еще достаточно.
— Ты в этом так уверен? — осведомился Улаф. — Или вы с Беллиомом уже успели это обсудить?
— У нас не было возможности поболтать с глазу на глаз, — ответил Спархок. — Беллиом все еще могут учуять, поэтому я предпочитал не вынимать его из шкатулки — просто так, на всякий случай.
— Материон в трех с лишним сотнях лиг отсюда, — напомнил Вэнион. — Там уже наверняка стемнело.
— Я, наверное, никогда не привыкну к этому, — кисло заметил Келтэн.
— Но это же очень просто, Келтэн, — начал Улаф. — Когда в Материоне солнце уже заходит, здесь еще…
— Ради Бога, Улаф, — прервал его Келтэн, — не пытайся объяснять мне. От этого только хуже. Когда мне начинают что-то объяснять, у меня точно земля уходит из-под ног, а мне это не нравится. Просто скажи мне, что там уже стемнело, и покончим с этим. Мне совсем ни к чему знать, почему там уже стемнело.
— Он идеальный рыцарь, — заметил Халэд своему брату. — Он даже не хочет слышать никаких объяснений.
— У такого взгляда на жизнь есть свои преимущества, — отозвался Телэн. — Подумай, Халэд, после того как мы с тобой пройдем уготованное нам обучение, мы станем такими, как Келтэн. Вообрази, насколько легче и проще станет наша жизнь, если нам совсем ничего не нужно будет понимать.
— Я полагаю, Спархок, что в Материоне сейчас уже совсем темно, — сказал Вэнион. — Может быть, нам подождать до утра?
— Не думаю, — возразил Спархок. — Рано или поздно нам придется совершать прыжок после захода солнца. Сейчас мы никуда не спешим, так что лучше выяснить этот вопрос раз и навсегда.
— Э-э… Спархок, — подал голос Халэд.
— Что?
— Если есть вопрос, почему бы не задать его? Теперь, когда ты научился разговаривать с Беллиомом, не проще ли — и безопасней — будет спросить у него самого, до того, как ты начнешь ставить опыты? Материон, насколько я помню, приморский город, и мне не хотелось бы промахнуться на добрую сотню лиг в море.
Спархок почувствовал себя глупо. Он поспешно вынул золотую шкатулку, открыл крышку и помедлил, облекая свой вопрос в архаический эленийский.
— Мне потребен совет твой в некоем деле, Голубая Роза, — сказал он.
— Задавай вопрос свой, Анакха. — На сей раз голос исходил из уст Халэда.
— Слава Богу, — сказал Келтэн Улафу. — В прошлый раз я едва не откусил себе язык, выговаривая все эти старомодные обороты.
— Можем ли мы безопасно переместиться из одного места в другое, когда тьма покрывает землю? — спросил Спархок.
— Для меня не существует тьмы, Анакха.
— Я не знал этого.
— Тебе стоило лишь спросить.
— Да, теперь я понимаю это. Знание мое растет с каждым часом. На восточном побережье обширной Тамульской империи есть дорога, что ведет на юг, к Огнеглавому Материону.
— Истинно так.
— Я и мои спутники впервые узрели Материон с вершины длинного холма.
— Я разделяю память твою о сем месте.
— Можешь ли ты перенести нас туда под покровом тьмы?
— Могу.
Спархок потянулся было за кольцом Эланы, но передумал.
— Голубая Роза, — сказал он, — ныне нас объединяет общая цель, и потому мы стали товарищами по оружию. Не пристало мне принуждать тебя к повиновению силой Гвериговых колец. Посему я не повелеваю, но прошу тебя — перенесешь ли ты нас в место, что ведомо нам обоим, из одной лишь дружбы и союзничества?
— Да, Анакха.
ГЛАВА 16
Мир всколыхнулся, и на миг их окутали сумерки — тот же сумеречный непроницаемый свет, ничуть не ставший темнее оттого, что Беллиом переносил их ночью, а не при свете дня. День либо ночь и впрямь не имели для него никакого значения. Спархок смутно ощущал, что Беллиом проносит их через некую бесцветную пустоту, которая, словно дверь, открывается в любое место реального мира.
— Ты был прав, мой лорд, — сказал Келтэн Вэниону, взглянув на усыпанное звездами ночное небо. — Здесь и вправду уже стемнело. — Затем он зорко глянул на Ксанетию, которая чуть заметно покачнулась в седле. — Тебе нехорошо, леди?
— Пустяк, сэр рыцарь. Легкое головокружение, не более того.
— Ты еще привыкнешь к этому. Вначале и правда бывает не по себе, но это быстро проходит.
Халэд протянул заранее открытую шкатулку, и Спархок положил в нее Беллиом.
— Не затем я делаю это, чтобы заточить тебя, — сказал он камню. — Враги наши могут учуять твое присутствие, и сия предосторожность лишь скроет тебя от них.
Чуть заметное мерцание Беллиома подтвердило, что он понял и принял слова Спархока.
Спархок закрыл рубин на своем кольце и, взяв у оруженосца шкатулку, сунул ее на обычное место под рубахой.
Материон, отливавший багрянцем в свете факелов, раскинулся у подножия холма, и бледный свет только что взошедшей луны мерцающей дорожкой тянулся от края неба по глади Тамульского моря — еще одна из бесчисленных дорог, что вели к воротам города, который тамульцы именовали центром мира.
— Можно предложить, Спархок? — спросил Телэн.
— Ты говоришь точь-в-точь, как Тиниен.
— Знаю. Я просто в некотором роде пытаюсь заменить его. Мы давно не были в Материоне и не знаем, что там сейчас творится. Что, если мне пробраться в город, присмотреться, порасспрашивать — в общем, разнюхать что к чему?
Спархок кивнул.
— Ладно.
— И это все? «Ладно» — и больше ничего? Ни возражений, ни долгих наставлений как себя вести? Спархок, ты меня разочаровал.
— Ты бы стал меня слушать, если б я стал возражать или пустился в наставления?
— Пожалуй нет.
— Так зачем же зря время терять? Ты сам знаешь, что и как нужно делать. Только не исчезай на всю ночь.
Телэн соскочил с коня и, порывшись в седельных сумках, натянул поверх одежды грязный балахон из грубого холста. Затем он зачерпнул ладонью грязи в придорожной колее и искусно вымазал себе лицо и вдобавок как следует растрепал волосы и запутал в них пригоршню соломы.
— Ну как? — спросил он у Спархока.
— Сойдет, — пожал плечами Спархок.
— Вечно ты все портишь, — пожаловался Телэн, снова забираясь в седло. — Халэд, поехали со мной. Посторожишь моего коня, покуда я буду разнюхивать, что там творится.
Халэд что-то проворчал, и минуту спустя братья уже спускались верхом с холма.
— Неужто дитя и впрямь так одарено? — спросила Ксанетия.
— Он бы оскорбился, леди, если бы услышал, что ты называешь его «дитя», — ответил Келтэн, — и из всех людей, кого я знаю, он лучшее всех умеет становиться невидимкой.
Они отъехали подальше от дороги и стали ждать.
Телэн и его брат вернулись примерно через час.
— Дела в городе обстоят более или менее так же, как и до нашего отъезда, — сообщил мальчик.
— То есть уличных сражений нет? — рассмеялся Улаф.
— Пока еще нет. Только во дворце переполох. Это связано с какими-то документами. Все правительство вне себя. Те, с кем я говорил, не знают никаких подробностей. Впрочем, рыцари церкви и атаны по-прежнему стоят в караулах, так что, пожалуй, мы могли бы прыгнуть отсюда прямо во двор замка Эланы.
Спархок покачал головой.
— Поедем верхом. Уверен, что в замке хватает тамульцев, и наверняка половина из них — шпионы. Не стоит без нужды выдавать наши секреты. А Сарабиан все еще в замке?
Телэн кивнул.
— Твоя жена, верно, обучает его новым трюкам: «лежать», «умри», «служить» и все такое прочее.
— Телэн! — воскликнул Итайн.
— А вы еще не знакомы с нашей королевой, ваше превосходительство? — ухмыльнулся Телэн. — Ну тогда вас ждет много новых впечатлений.
— Все дело в новой системе хранения документов, мой лорд, — пояснил молодой пандионец, стоявший у подъемного моста, в ответ на недоуменный вопрос Вэниона. — Нам нужно было место для перестановки, вот мы и вывалили все правительственные архивы на лужайки.
— А если пойдет дождь?
— У нас будет меньше работы, мой лорд, только и всего.
Они спешились во внутреннем дворе замка и поднялись по широкой лестнице к парадным дверям, изукрашенным затейливой резьбой, задержавшись снаружи ровно настолько, чтобы надеть мягкие туфли ради сохранности хрупкого перламутрового пола.
Королеву Элану известили об их прибытии, и она ожидала их у дверей тронного зала. Сердце Спархока подпрыгнуло к горлу, когда он увидел свою юную красавицу-жену.
— Как мило, сэр Спархок, что вы решили нас навестить, — проговорила она язвительно, прежде чем обвить руками его шею.
— Прости, что мы подзадержались, любовь моя, — виновато сказал он после того, как они обменялись кратким официальным поцелуем. — Нам пришлось изменить кое-какие планы. — Спархок болезненно ощущал присутствие в зале полудюжины тамульцев — они слонялись неподалеку, старательно делая вид, что ничего не слышат. — Почему бы нам не подняться в наши покои, моя королева? Нам нужно кое-что рассказать тебе, а я хотел бы избавиться от кольчуги, покуда она совершенно не приросла к моей коже.
— Нет, Спархок, ты не войдешь в мои покои в этой вонючей штуковине. Насколько я помню, мыльни расположены вон там. Почему бы тебе и твоим благоухающим спутникам ими не воспользоваться? Дамы могут пойти со мной. Я соберу остальных, и через час мы все встретимся в королевских покоях. Уверена, что твои объяснения касательно того, что тебя задержало, окажутся на редкость увлекательными.
Вымывшись и переодевшись в камзол и обтягивающие штаны, Спархок почувствовал себя намного лучше. Вместе со спутниками он поднялся по лестнице в донжон.
— Ты подзадержался, Спархок, — бесцеремонно заметила Миртаи, когда они подошли к дверям.
— Да, моя жена мне уже об этом прямо сказала. Идем с нами. Ты тоже должна услышать наш рассказ.
Элана и прочие, кто оставался в замке, уже собрались в большой, отделанной в синий цвет гостиной. Бросалось в глаза только отсутствие Сефрении и Данаи.
— Ну наконец-то! — воскликнул, едва они вошли, император Сарабиан. Спархок был поражен переменой во внешнем облике императора. Его черные волосы были стянуты ремешком на затылке. Он облачился в черные обтягивающие штаны и белую, из тонкого полотна рубашку с длинными рукавами. Странным образом он выглядел сейчас моложе и носил шпагу с ловкостью, говорившей о привычке. — Наконец-то мы можем заняться свержением правительства!
— Чем это вы здесь занимались, Элана? — осведомился Спархок.
— Расширяли свой кругозор, — пожала она плечами.
— Я так и знал, что нельзя было надолго оставлять тебя одну.
— Как мило, что ты об этом подумал. У меня подобное мнение сложилось уже давно.
— Спархок, — сказал Келтэн, — почему бы тебе не сберечь время, а заодно и уши — от упреков? Просто покажи ей, зачем мы предприняли это небольшое путешествие.
— Отличная мысль, — Спархок сунул руку под камзол и достал гладкую золотую шкатулку. — Дела оборачивались не лучшим образом, Элана, и мы решили позаботиться о подкреплениях.
— Я полагала, что этим занят Тиниен.
— Наше положение требовало чего-то большего, чем рыцари церкви. — Спархок коснулся ободком кольца золотой крышки. — Откройся, — велел он, но не стал поднимать крышку слишком высоко, чтобы Элана не заметила в шкатулке свое кольцо.
— Что ты сделал с кольцом, Спархок? — спросила она, с любопытством поглядывая на золотую полусферу, прикрывавшую рубин.
— Сейчас объясню, — ответил он и, вынув из шкатулки Беллиом, высоко поднял его в вытянутой руке. — Вот ради чего мы отправились в путь, любовь моя.
— Спархок! — ахнула Элана, побелев как мел.
— Какой великолепный камень! — восхитился Сарабиан, потянувшись к Сапфирной Розе.
— Не советую, ваше величество, — предостерег Итайн. — Это Беллиом. Он терпимо относится к Спархоку, но для всех прочих опасен.
— Итайн, Беллиом — это сказка.
— В последнее время, ваше величество, я пересмотрел свои взгляды на некоторые сказки. Спархок уничтожил Азеша, всего лишь прикоснувшись к нему Беллиомом. Вы в минувшие месяцы подавали кое-какие надежды, и нам бы не хотелось так скоро вас потерять.
— Итайн! — одернул его Оскайн. — Помни, с кем говоришь.
— Мы здесь для того, чтобы советовать императору, брат мой, а не баловать его. Да, кстати, Оскайн, когда ты посылал меня в Кинестру, ты ведь дал мне неограниченные полномочия, не так ли? Мы, конечно, проверим мои бумаги, но я совершенно уверен, что дело обстояло именно так — как и всегда, впрочем. Надеюсь, старина, ты не станешь возражать против того, что по дороге я заключил парочку новых союзов? Вернее, — помолчав, признался Итайн, — заключал их Спархок, но мое присутствие придало этому некоторый официальный оттенок.
— Итайн, ты не можешь так поступать, не известив прежде Материон! — Оскайн побагровел.
— Да ладно, Оскайн, успокойся. Все, что я сделал, — не упустил кое-какие возможности, которые просто сами просились в руки, и не мог же я, в конце концов, указывать Спархоку, что он должен делать, а что нет? Я более или менее уладил дела в Кинестре, когда там появились Спархок и его друзья. Мы покинули Кинестру и…
— Подробнее, Итайн. Что ты натворил в Кинестре? Итайн вздохнул.
— Ты иногда бываешь так утомителен, братец. Я обнаружил, что посол Таубель спелся с Канзатом, главой местного полицейского участка. И кстати, король Джалуах исправно плясал под их дудку.
— Таубель перекинулся к людям Колаты? — Оскайн помрачнел.
— По-моему, я это только что сказал. Тебе бы стоило поскорее проверить и другие свои посольства. Министр Колата времени зря не терял. Как бы там ни было, я посадил под арест Таубеля и Канзата — вкупе со всем полицейским участком и большей частью посольского штата, — объявил Кинестру на военном положении и передал власть в руки атанского гарнизона.
— Что?!!
— На днях я напишу тебе подробный отчет. Ты же хорошо меня знаешь — я не сделал бы этого без достаточных оснований.
— Итайн, ты превысил свои полномочия.
— Старина, ты ведь их ничем не ограничивал, так что я был волен делать все, что сочту нужным. Вспомни, ты сказал, чтобы я огляделся и сделал все, что нужно. Именно так я и поступил.
— Да как же ты убедил атанов подчиниться тебе без письменного предписания? Итайн пожал плечами.
— Командир атанского гарнизона в Кинестре — молодая женщина, весьма привлекательная, хотя, на мой вкус, и чересчур мускулистая. Я соблазнил ее, и, надо сказать, она весьма восторженно поддалась соблазну. Поверь мне, Оскайн, она готова сделать для меня буквально все. — Итайн помолчал. — Кстати, можешь упомянуть об этом в моей личной папке — что-нибудь о моей готовности приносить жертвы на благо Империи и все такое прочее. Полной воли, однако, я ей не дал. Милое дитя хотело преподнести мне головы Канзата и Таубеля в знак своей нежной страсти, но я решительно воспротивился. Мои комнаты в университетском городке и так захламлены донельзя, так что развешивать по стенам трофеи у меня нет никакой возможности. Я велел ей посадить обоих под замок и крепко держать за шиворот короля Джалуаха, пока не прибудет замена Таубелю. Кстати, братец, спешить с этим вовсе необязательно. Я целиком и полностью доверяю моей девочке.
— Итайн, ты отбросил отношения с Кинезгой на двадцать лет назад!
— Какие еще отношения? — презрительно фыркнул Итайн. — Кинезганцы понимают только грубую силу, оттого-то я к ней и прибегнул.
— Ты что-то говорил о союзах, Итайн, — заметил Сарабиан, покачивая кончиком шпаги. — Кому же, собственно говоря, ты посулил мою вечную верность и дружбу?
— Я как раз собирался перейти к этому, ваше величество. Покинув Кинестру, мы направились в Дэльфиус. Мы встретились с тамошним правителем анари — почтенным старцем по имени Кедон, — и он предложил нам свою помощь. О нашей части уговора позаботится Спархок, так что Империи это даже ничего не будет стоить.
Оскайн покачал головой.
— Это, должно быть, от материнской линии нашего рода, — виновато пояснил он. — У нашей матери был дядя, который вел себя весьма странно.
— О чем ты говоришь, Оскайн?
— О явном безумии моего брата, ваше величество. Мне говорили, что подобные болезни бывают наследственными. По счастью, я больше пошел в отцовский род. Скажи мне, Итайн, слышишь ли ты голоса? А лиловые жирафы тебе случаем не чудились?
— Оскайн, иногда ты меня просто раздражаешь.
— Спархок, — сказал Сарабиан, — может, хоть ты расскажешь нам, что случилось?
— Итайн уже изложил это, ваше величество, и довольно точно. Насколько я понимаю, вы, тамульцы, относитесь к сияющим с некоторым предубеждением?
— Ты был прав, мой лорд, — сказал Келтэн Вэниону, взглянув на усыпанное звездами ночное небо. — Здесь и вправду уже стемнело. — Затем он зорко глянул на Ксанетию, которая чуть заметно покачнулась в седле. — Тебе нехорошо, леди?
— Пустяк, сэр рыцарь. Легкое головокружение, не более того.
— Ты еще привыкнешь к этому. Вначале и правда бывает не по себе, но это быстро проходит.
Халэд протянул заранее открытую шкатулку, и Спархок положил в нее Беллиом.
— Не затем я делаю это, чтобы заточить тебя, — сказал он камню. — Враги наши могут учуять твое присутствие, и сия предосторожность лишь скроет тебя от них.
Чуть заметное мерцание Беллиома подтвердило, что он понял и принял слова Спархока.
Спархок закрыл рубин на своем кольце и, взяв у оруженосца шкатулку, сунул ее на обычное место под рубахой.
Материон, отливавший багрянцем в свете факелов, раскинулся у подножия холма, и бледный свет только что взошедшей луны мерцающей дорожкой тянулся от края неба по глади Тамульского моря — еще одна из бесчисленных дорог, что вели к воротам города, который тамульцы именовали центром мира.
— Можно предложить, Спархок? — спросил Телэн.
— Ты говоришь точь-в-точь, как Тиниен.
— Знаю. Я просто в некотором роде пытаюсь заменить его. Мы давно не были в Материоне и не знаем, что там сейчас творится. Что, если мне пробраться в город, присмотреться, порасспрашивать — в общем, разнюхать что к чему?
Спархок кивнул.
— Ладно.
— И это все? «Ладно» — и больше ничего? Ни возражений, ни долгих наставлений как себя вести? Спархок, ты меня разочаровал.
— Ты бы стал меня слушать, если б я стал возражать или пустился в наставления?
— Пожалуй нет.
— Так зачем же зря время терять? Ты сам знаешь, что и как нужно делать. Только не исчезай на всю ночь.
Телэн соскочил с коня и, порывшись в седельных сумках, натянул поверх одежды грязный балахон из грубого холста. Затем он зачерпнул ладонью грязи в придорожной колее и искусно вымазал себе лицо и вдобавок как следует растрепал волосы и запутал в них пригоршню соломы.
— Ну как? — спросил он у Спархока.
— Сойдет, — пожал плечами Спархок.
— Вечно ты все портишь, — пожаловался Телэн, снова забираясь в седло. — Халэд, поехали со мной. Посторожишь моего коня, покуда я буду разнюхивать, что там творится.
Халэд что-то проворчал, и минуту спустя братья уже спускались верхом с холма.
— Неужто дитя и впрямь так одарено? — спросила Ксанетия.
— Он бы оскорбился, леди, если бы услышал, что ты называешь его «дитя», — ответил Келтэн, — и из всех людей, кого я знаю, он лучшее всех умеет становиться невидимкой.
Они отъехали подальше от дороги и стали ждать.
Телэн и его брат вернулись примерно через час.
— Дела в городе обстоят более или менее так же, как и до нашего отъезда, — сообщил мальчик.
— То есть уличных сражений нет? — рассмеялся Улаф.
— Пока еще нет. Только во дворце переполох. Это связано с какими-то документами. Все правительство вне себя. Те, с кем я говорил, не знают никаких подробностей. Впрочем, рыцари церкви и атаны по-прежнему стоят в караулах, так что, пожалуй, мы могли бы прыгнуть отсюда прямо во двор замка Эланы.
Спархок покачал головой.
— Поедем верхом. Уверен, что в замке хватает тамульцев, и наверняка половина из них — шпионы. Не стоит без нужды выдавать наши секреты. А Сарабиан все еще в замке?
Телэн кивнул.
— Твоя жена, верно, обучает его новым трюкам: «лежать», «умри», «служить» и все такое прочее.
— Телэн! — воскликнул Итайн.
— А вы еще не знакомы с нашей королевой, ваше превосходительство? — ухмыльнулся Телэн. — Ну тогда вас ждет много новых впечатлений.
— Все дело в новой системе хранения документов, мой лорд, — пояснил молодой пандионец, стоявший у подъемного моста, в ответ на недоуменный вопрос Вэниона. — Нам нужно было место для перестановки, вот мы и вывалили все правительственные архивы на лужайки.
— А если пойдет дождь?
— У нас будет меньше работы, мой лорд, только и всего.
Они спешились во внутреннем дворе замка и поднялись по широкой лестнице к парадным дверям, изукрашенным затейливой резьбой, задержавшись снаружи ровно настолько, чтобы надеть мягкие туфли ради сохранности хрупкого перламутрового пола.
Королеву Элану известили об их прибытии, и она ожидала их у дверей тронного зала. Сердце Спархока подпрыгнуло к горлу, когда он увидел свою юную красавицу-жену.
— Как мило, сэр Спархок, что вы решили нас навестить, — проговорила она язвительно, прежде чем обвить руками его шею.
— Прости, что мы подзадержались, любовь моя, — виновато сказал он после того, как они обменялись кратким официальным поцелуем. — Нам пришлось изменить кое-какие планы. — Спархок болезненно ощущал присутствие в зале полудюжины тамульцев — они слонялись неподалеку, старательно делая вид, что ничего не слышат. — Почему бы нам не подняться в наши покои, моя королева? Нам нужно кое-что рассказать тебе, а я хотел бы избавиться от кольчуги, покуда она совершенно не приросла к моей коже.
— Нет, Спархок, ты не войдешь в мои покои в этой вонючей штуковине. Насколько я помню, мыльни расположены вон там. Почему бы тебе и твоим благоухающим спутникам ими не воспользоваться? Дамы могут пойти со мной. Я соберу остальных, и через час мы все встретимся в королевских покоях. Уверена, что твои объяснения касательно того, что тебя задержало, окажутся на редкость увлекательными.
Вымывшись и переодевшись в камзол и обтягивающие штаны, Спархок почувствовал себя намного лучше. Вместе со спутниками он поднялся по лестнице в донжон.
— Ты подзадержался, Спархок, — бесцеремонно заметила Миртаи, когда они подошли к дверям.
— Да, моя жена мне уже об этом прямо сказала. Идем с нами. Ты тоже должна услышать наш рассказ.
Элана и прочие, кто оставался в замке, уже собрались в большой, отделанной в синий цвет гостиной. Бросалось в глаза только отсутствие Сефрении и Данаи.
— Ну наконец-то! — воскликнул, едва они вошли, император Сарабиан. Спархок был поражен переменой во внешнем облике императора. Его черные волосы были стянуты ремешком на затылке. Он облачился в черные обтягивающие штаны и белую, из тонкого полотна рубашку с длинными рукавами. Странным образом он выглядел сейчас моложе и носил шпагу с ловкостью, говорившей о привычке. — Наконец-то мы можем заняться свержением правительства!
— Чем это вы здесь занимались, Элана? — осведомился Спархок.
— Расширяли свой кругозор, — пожала она плечами.
— Я так и знал, что нельзя было надолго оставлять тебя одну.
— Как мило, что ты об этом подумал. У меня подобное мнение сложилось уже давно.
— Спархок, — сказал Келтэн, — почему бы тебе не сберечь время, а заодно и уши — от упреков? Просто покажи ей, зачем мы предприняли это небольшое путешествие.
— Отличная мысль, — Спархок сунул руку под камзол и достал гладкую золотую шкатулку. — Дела оборачивались не лучшим образом, Элана, и мы решили позаботиться о подкреплениях.
— Я полагала, что этим занят Тиниен.
— Наше положение требовало чего-то большего, чем рыцари церкви. — Спархок коснулся ободком кольца золотой крышки. — Откройся, — велел он, но не стал поднимать крышку слишком высоко, чтобы Элана не заметила в шкатулке свое кольцо.
— Что ты сделал с кольцом, Спархок? — спросила она, с любопытством поглядывая на золотую полусферу, прикрывавшую рубин.
— Сейчас объясню, — ответил он и, вынув из шкатулки Беллиом, высоко поднял его в вытянутой руке. — Вот ради чего мы отправились в путь, любовь моя.
— Спархок! — ахнула Элана, побелев как мел.
— Какой великолепный камень! — восхитился Сарабиан, потянувшись к Сапфирной Розе.
— Не советую, ваше величество, — предостерег Итайн. — Это Беллиом. Он терпимо относится к Спархоку, но для всех прочих опасен.
— Итайн, Беллиом — это сказка.
— В последнее время, ваше величество, я пересмотрел свои взгляды на некоторые сказки. Спархок уничтожил Азеша, всего лишь прикоснувшись к нему Беллиомом. Вы в минувшие месяцы подавали кое-какие надежды, и нам бы не хотелось так скоро вас потерять.
— Итайн! — одернул его Оскайн. — Помни, с кем говоришь.
— Мы здесь для того, чтобы советовать императору, брат мой, а не баловать его. Да, кстати, Оскайн, когда ты посылал меня в Кинестру, ты ведь дал мне неограниченные полномочия, не так ли? Мы, конечно, проверим мои бумаги, но я совершенно уверен, что дело обстояло именно так — как и всегда, впрочем. Надеюсь, старина, ты не станешь возражать против того, что по дороге я заключил парочку новых союзов? Вернее, — помолчав, признался Итайн, — заключал их Спархок, но мое присутствие придало этому некоторый официальный оттенок.
— Итайн, ты не можешь так поступать, не известив прежде Материон! — Оскайн побагровел.
— Да ладно, Оскайн, успокойся. Все, что я сделал, — не упустил кое-какие возможности, которые просто сами просились в руки, и не мог же я, в конце концов, указывать Спархоку, что он должен делать, а что нет? Я более или менее уладил дела в Кинестре, когда там появились Спархок и его друзья. Мы покинули Кинестру и…
— Подробнее, Итайн. Что ты натворил в Кинестре? Итайн вздохнул.
— Ты иногда бываешь так утомителен, братец. Я обнаружил, что посол Таубель спелся с Канзатом, главой местного полицейского участка. И кстати, король Джалуах исправно плясал под их дудку.
— Таубель перекинулся к людям Колаты? — Оскайн помрачнел.
— По-моему, я это только что сказал. Тебе бы стоило поскорее проверить и другие свои посольства. Министр Колата времени зря не терял. Как бы там ни было, я посадил под арест Таубеля и Канзата — вкупе со всем полицейским участком и большей частью посольского штата, — объявил Кинестру на военном положении и передал власть в руки атанского гарнизона.
— Что?!!
— На днях я напишу тебе подробный отчет. Ты же хорошо меня знаешь — я не сделал бы этого без достаточных оснований.
— Итайн, ты превысил свои полномочия.
— Старина, ты ведь их ничем не ограничивал, так что я был волен делать все, что сочту нужным. Вспомни, ты сказал, чтобы я огляделся и сделал все, что нужно. Именно так я и поступил.
— Да как же ты убедил атанов подчиниться тебе без письменного предписания? Итайн пожал плечами.
— Командир атанского гарнизона в Кинестре — молодая женщина, весьма привлекательная, хотя, на мой вкус, и чересчур мускулистая. Я соблазнил ее, и, надо сказать, она весьма восторженно поддалась соблазну. Поверь мне, Оскайн, она готова сделать для меня буквально все. — Итайн помолчал. — Кстати, можешь упомянуть об этом в моей личной папке — что-нибудь о моей готовности приносить жертвы на благо Империи и все такое прочее. Полной воли, однако, я ей не дал. Милое дитя хотело преподнести мне головы Канзата и Таубеля в знак своей нежной страсти, но я решительно воспротивился. Мои комнаты в университетском городке и так захламлены донельзя, так что развешивать по стенам трофеи у меня нет никакой возможности. Я велел ей посадить обоих под замок и крепко держать за шиворот короля Джалуаха, пока не прибудет замена Таубелю. Кстати, братец, спешить с этим вовсе необязательно. Я целиком и полностью доверяю моей девочке.
— Итайн, ты отбросил отношения с Кинезгой на двадцать лет назад!
— Какие еще отношения? — презрительно фыркнул Итайн. — Кинезганцы понимают только грубую силу, оттого-то я к ней и прибегнул.
— Ты что-то говорил о союзах, Итайн, — заметил Сарабиан, покачивая кончиком шпаги. — Кому же, собственно говоря, ты посулил мою вечную верность и дружбу?
— Я как раз собирался перейти к этому, ваше величество. Покинув Кинестру, мы направились в Дэльфиус. Мы встретились с тамошним правителем анари — почтенным старцем по имени Кедон, — и он предложил нам свою помощь. О нашей части уговора позаботится Спархок, так что Империи это даже ничего не будет стоить.
Оскайн покачал головой.
— Это, должно быть, от материнской линии нашего рода, — виновато пояснил он. — У нашей матери был дядя, который вел себя весьма странно.
— О чем ты говоришь, Оскайн?
— О явном безумии моего брата, ваше величество. Мне говорили, что подобные болезни бывают наследственными. По счастью, я больше пошел в отцовский род. Скажи мне, Итайн, слышишь ли ты голоса? А лиловые жирафы тебе случаем не чудились?
— Оскайн, иногда ты меня просто раздражаешь.
— Спархок, — сказал Сарабиан, — может, хоть ты расскажешь нам, что случилось?
— Итайн уже изложил это, ваше величество, и довольно точно. Насколько я понимаю, вы, тамульцы, относитесь к сияющим с некоторым предубеждением?