Эддингс Дэвид. Сияющая цитадель

   — Значит, между нами все кончено? Ты не хочешь больше меня видеть?
   — Не говори глупостей, Берит-рыцарь. Конечно же, я хочу тебя видеть — и чем чаще, тем лучше. Просто время от времени я буду видеться и с ним. Я совсем не обязана говорить тебе об этом, но ты такой милый, что мне не хочется втихомолку, за твоей спиной… — Она замялась, подыскивая слово.
   — Изменять мне? — уточнил он напрямик.
   — Я никогда и никому не изменяю, — сердито сказала Элисун. — Сейчас же возьми назад это слово. При дворе нет никого вернее меня. Я храню верность по меньшей мере десяти мужчинам одновременно.
   Берит вдруг разразился смехом.
   — Что ты нашел смешного в моих словах? — осведомилась она.
   — Ничего, Элисун, — ответил он с неподдельной нежностью. — Ты такая славная, что я не мог сдержаться.
   Элисун вздохнула.
   — Мне было бы намного проще, если бы вы, мужчины, не относились к этим делам так серьезно. Любовь — это развлечение, а вы все норовите хмуриться, сердиться и размахивать руками. Полюби кого-нибудь еще, я не против. Если все счастливы, какое имеет значение, кто именно сделал их счастливыми?
   Берит улыбнулся.
   — Ты ведь любишь меня, Берит-рыцарь?
   — Конечно, Элисун.
   — Ну вот. Стало быть, все в порядке?
   — В чем тут дело? — спросил Спархок у своей дочери. Они стояли совсем рядом с Беритом и Элисун — настолько рядом, что Спархок испытывал некоторую неловкость.
   — Берит чересчур сильно увлекся нашей полунагой подружкой, — ответила Даная. — Он уже научился всему, чему она могла его научить, так что пора их нежной дружбе немного охладиться. У меня на его счет другие планы.
   — Тебе когда-нибудь приходило в голову, что у него могут быть и собственные планы?
   — Не говори глупостей, Спархок. Он бы только все испортил. Я всегда сама забочусь о таких вещах. У меня это выходит лучше всего. Давай-ка поспешим. Я хочу присмотреть за Крингом и Миртаи. Он собирается сказать ей кое-что, что совсем ее не обрадует, и я хочу быть поблизости на случай, если она выйдет из себя.
   Кринг и Миртаи сидели на лужайке под огромным деревом, пылавшим яркими осенними красками. Миртаи только что открыла корзину, которую доставили из кухни, и разглядывала ее содержимое.
   — Какая-то мертвая птица, — сообщила она. Кринг скорчил гримасу.
   — Вполне цивилизованная еда, — объявил он, изо всех сил притворяясь, что его это устраивает.
   — Мы оба воины, любовь моя, — сказала Миртаи, которую содержимое корзины порадовало ничуть не меньше, чем Кринга. — Нам надлежит есть сырое мясо.
   — Стрейджен как-то говорил мне, что ты в молодости съела волка, — вспомнил вдруг Кринг давнишний рассказ талесийца.
   — Это правда, — просто ответила она.
   — Ты действительно съела волка? — Кринг был потрясен. — Я думал, что Стрейджен дурачит меня.
   — Я была голодна, — пожала плечами Миртаи, — и мне некогда было охотиться. Волк был не очень вкусный, наверное потому, что сырой. Если б у меня было время поджарить мясо, может быть, оно оказалось бы повкуснее.
   — Ты странная женщина, любовь моя.
   — Но ведь именно поэтому ты меня и любишь, верно?
   — Ну да… еще и поэтому. Ты уверена, что мы не можем поговорить о нашем затруднении? — Он явно возвращался к теме, которую они обсуждали прежде — и неоднократно.
   — Нам не о чем говорить. Мы должны заключить брак дважды — один раз в Атане, другой, когда вернемся в Пелозию. Мы не станем мужем и женой, пока не пройдем оба обряда.
   — Но ведь после обряда в Атане мы уже будем наполовину женаты.
   — Мне этого недостаточно, Кринг. Я девственница. Я так часто убивала, защищая свою девственность, что быть «наполовину женой» меня не устраивает. Тебе придется подождать.
   Кринг вздохнул.
   — Ждать придется так долго, — скорбно проговорил он.
   — От Атаны до твоей Пелозии не так уж далеко, Кринг. Я не дам тебе мешкать.
   — Дело не в самом путешествии, Миртаи. Дело в том, что перед свадьбой в Пелозии тебе придется провести два месяца в шатре моей матери. Ты должна будешь научиться нашим обычаям и образу жизни.
   Миртаи в упор взглянула на него.
   — Должна? — зловеще переспросила она.
   — Таков обычай. Пелойская невеста перед заключением брака проводит два месяца в шатре матери своего жениха.
   — Зачем?
   — Чтобы узнать о нем все.
   — Я и так уже знаю о тебе все.
   — Ну да, конечно, но уж таков обычай.
   — Что за нелепость!
   — Обычаи часто бывают нелепы, но я ведь доми и должен подавать пример своим подданным — а ты будешь моей домэ. Пелойские женщины не станут почитать тебя, если ты не проделаешь все, как надлежит.
   — Я научу их почтению! — Взгляд Миртаи отвердел.
   Кринг откинулся на спину, опершись на локти.
   — Этого-то я и боялся, — вздохнул он.
   — Потому ты и не заговаривал об этом раньше?
   — Я ждал подходящей минуты. Там, в корзине, случайно нет вина? Разговор пойдет легче, если мы расслабимся.
   — Вино подождет. Вначале договорим, а уж потом будем расслабляться. Что это за чепуха насчет двух месяцев?
   — Сейчас попробую объяснить. — Он потер ладонью бритую макушку. — Видишь ли, когда мы говорим, что невеста должна «узнать все о своем муже», это не значит, что она будет учиться, что готовить ему на завтрак и тому подобное. На самом деле речь идет о собственности.
   — У меня нет собственности, Кринг. Я рабыня.
   — Когда мы поженимся, ты уже не будешь рабыней. Ты станешь весьма состоятельной женщиной.
   — О чем это ты?
   — Пелойским мужчинам принадлежат их кони и оружие. Все остальное — собственность женщин. Раньше, что бы я ни украл — обыкновенно скот, — я отдавал это своей матери. Она надзирает за моим имуществом, пока я не женюсь. Кое-что из этого имущества, само собой, принадлежит ей. Вот для того-то и нужны эти два месяца — чтобы вы с ней с обоюдного согласия поделили имущество.
   — Это не займет много времени.
   — Пожалуй, что так. Моя мать женщина рассудительная, но вам с ней еще предстоит найти мужей моим сестрам. Это было бы не так трудно, будь их поменьше.
   — Сколько их у тебя? — Голос Миртаи был теперь тверд, как кремень.
   — Э… по правде говоря, восемь.
   — Восемь? — ровным тоном переспросила Миртаи.
   — Мой отец был весьма вынослив.
   — И мать, судя по всему, тоже. Твои сестры, по крайней мере, не уродины?
   — Нет, они более или менее сносны, хотя, конечно, не такие красавицы, как ты, любовь моя, — да и кто мог бы с тобой сравниться?
   — Об этом мы поговорим позже. С твоими сестрами могут быть трудности? Кринг моргнул.
   — С чего ты это взяла?
   — Я тебя знаю, Кринг. Ты оставил разговор о сестрах напоследок. Это значит, что тебе очень не хотелось говорить о них, а стало быть, с ними будут трудности. Так в чем же дело?
   — Они привыкли считать себя богачками, а потому напускают на себя важность.
   — И это все?
   — Миртаи, они очень заносчивы.
   — Я их научу смирению, — пожала она плечами. — Поскольку их всего восемь, я управлюсь со всеми одновременно. Я отведу их на часок на ближайшее пастбище, и когда мы вернемся, они будут очень смирными, — и с великой охотой согласятся на тех мужей, которых выберем я и твоя мать. Уж я позабочусь, чтобы они согласились на что угодно, только бы удрать подальше от меня. Утром мы с твоей матерью поделим имущество, днем я укрощу твоих сестер, а к вечеру мы с тобой сможем пожениться.
   — Так у нас не делают, любовь моя.
   — На сей раз все будет сделано именно так. Мне не больше хочется ждать, чем тебе. Может быть, придвинешься ближе и поцелуешь меня? Раз уж мы обо всем договорились, не стоит упускать такого удобного случая.
   — И я того же мнения, любовь моя, — ухмыльнулся Кринг и, заключив Миртаи в объятия, поцеловал ее. Поцелуй вначале был сдержанный и приличный, но это продолжалось недолго. Миг спустя он стал куда более страстным.
   — Вот теперь все будет отлично, — самодовольно сказала Даная. — Я не была уверена, как посмотрит Миртаи на то, чтобы жить вместе с матерью Кринга, но теперь уж она все уладит.
   — И раздразнит пелоев, — заметил Спархок.
   — Переживут, — пожала плечами принцесса. — Они слишком закоснели в своих обычаях и традициях, и им необходим человек вроде Миртаи, чтобы открыть им глаза на современный мир. Пойдем дальше, Спархок. Мы еще не закончили.
   — И как давно это продолжается? — сдавленно спросил Стрейджен.
   — С тех пор, как я была ребенком, — ответила Мелидира. — Мне было около семи, когда отец сделал первые штампы.
   — Вы хоть понимаете, баронесса, что вы натворили?
   — Милорд Стрейджен, — улыбнулась она, — я полагала, что мы решили оставить церемонии.
   Он пропустил эти слова мимо ушей.
   — Вы нанесли удар по экономике всех королевств Эозии. Это чудовищно!
   — Да уймись же, Стрейджен.
   — Вы подкосили всю монетную систему!
   — Вовсе нет, да и какое значение это имеет для тебя?
   — Да ведь я вор! Вы обесценили все, что мне удалось украсть за мою жизнь!
   — Ничуть. Цена монет не имеет ничего общего с их настоящим весом. Это вопрос доверия. Люди могут не любить свое правительство, но они ему доверяют. Если правительство говорит, что такая-то монета стоит полкроны, значит, именно столько она и стоит. Ее цена основана не на весе, а на соглашении, заключенном обществом. Если монета гуртована, она стоит столько, сколько на ней отчеканили. На самом деле я совершенно ничего не украла.
   — Ты преступница, Мелидира!
   — С какой стати? Я ничего не украла.
   — А если кто-нибудь узнает, чем ты занимаешься?
   — Узнает — и что? Сделать-то они все равно ничего не смогут. Если мне пригрозят или попытаются как-то навредить, я попросту предам гласности свои занятия, и тогда все эозийские правительства рухнут, потому что их монетам больше никто не станет доверять. — Мелидира погладила его по щеке. — До чего же ты невинен, Стрейджен. Наверное поэтому ты мне так нравишься. Ты притворяешься испорченным, а на самом деле ты сущий ребенок.
   — Почему ты мне об этом рассказала?
   — Потому что мне нужен компаньон. С делами в Эозии я справлюсь и сама, но охватить всю Дарезию мне будет не под силу. У тебя здесь есть связи, а у меня нет. Я научу тебя, как вести дела, и оставлю Дарезию тебе. Я куплю тебе титул и устрою все так, чтобы ты мог начать немедленно.
   Глаза его сузились.
   — Почему? — спросил он. — С какой стати ты со мной так щедра?
   — Я вовсе не щедра, Стрейджен. Ты будешь ежемесячно выплачивать мне мою долю. Я об этом позабочусь. И не деньгами, Стрейджен. Мне нужны слитки — славные тяжелые золотые брусочки, которые так легко взвесить. И не вздумай, кстати, подмешивать в них медь, не то я перережу тебе горло.
   — Мелидира, я в жизни не встречал такой безжалостной женщины. — В голосе Стрейджена прозвучала опасливая нотка.
   — Ну что ты, Стрейджен, — лукаво ответила она. — Кое в чем я вполне мила и покорна. Да, вот еще что — нам придется пожениться.
   — Что?!
   — Браки заключаются на небесах, милорд. Брак даст мне возможность крепче держать тебя в руках, а я была бы совершенной дурой, если бы безоглядно доверяла тебе.
   — А что, если я не захочу на тебе жениться? — безнадежно осведомился он.
   — Тем хуже для тебя, Стрейджен, потому что, хочешь ты того или нет, а тебе придется на мне жениться.
   — И если я откажусь, ты меня, по всей видимости, убьешь.
   — Конечно. Я не намерена отпускать тебя на волю после того, как все тебе рассказала. Ты привыкнешь к этой мысли, милорд Стрейджен. Я собираюсь сделать тебя безумно счастливым — и вдобавок сказочно богатым. Когда еще ты получал лучшее предложение?
   На лице Стрейджена, однако, была написана откровенная паника.
   — Вот этого я не ожидала, — пробормотала Даная, идя рядом со Спархоком по лужайке.
   Спархок был так потрясен, что едва нашел в себе силы отозваться:
   — Ты хочешь сказать, что понятия не имела о маленьком увлечении Мелидиры?
   — Да нет, Спархок, конечно же об этом я знала. Мелидира купила себе место при мамином дворе несколько лет назад.
   — Купила?!
   — Заплатила старой графине, чтобы та уступила ей место. Чего я совершенно не ожидала, так это ее прямолинейного объяснения со Стрейдженом. Я полагала, что она хоть немного смягчит суть дела, — куда там! Она нарезала его на ломтики и подала к столу, при этом не оставив ему никакого пути к отступлению. Пожалуй, я ее недооценивала.
   — Нет, скорее уж ты недооценила Стрейджена. Она применила единственный способ, который мог принести ей успех. Стрейджен весьма скользкая личность, и, прежде чем нарезать его ломтиками, нужно приколоть его вилкой к блюду, чтобы не вывернулся. Обычного разговора о браке он и слушать бы не стал, поэтому она предпочла говорить о деле, а брак оказался как бы приложением к нему.
   — Только не для нее.
   — Да, я знаю. Однако она действовала совершенно правильно. Знаешь, мне придется рассказать об этом твоей матери.
   — Даже и не думай об этом. Ты слышал, что говорила Мелидира? Мама ничего не сможет с ней поделать, и ты добьешься только того, что расстроишь ее.
   — Но, Афраэль, они же воруют миллионы.
   — Они не воруют ничего, Спархок. То, чем они занимаются, ни в коей мере не изменяет стоимость денег. Если хорошенько задуматься, они на самом деле создают миллионы. Миру это только на пользу.
   — Не понимаю, где здесь логика.
   — Тебе и не нужно ничего понимать, отец, — сладким голосом заметила она. — Просто поверь мне на слово. А теперь нам нужно пойти вон туда.
   «Вон туда» означало — ко рву, у которого по заросшему травой берегу прохаживались бок о бок Вэнион и Сефрения. Спархок уже успел привыкнуть к своей невидимости, и все же испытывал странное ощущение, когда друг смотрел прямо на него, не подозревая о его присутствии.
   — Это зависит от того, какие разновидности рыб доступны для разведения в местных условиях, — наставительно объяснял Вэнион. Спархок хорошо знал этот его «наставнический» тон, который ничем не отличался от тона «проповеднического». Вэнион погружал в глубокий сон целые поколения пандионских послушников — и в учебном зале, и в церкви.
   — Почему он так говорит? — спросила Даная.
   — Боится, — вздохнул Спархок.
   — Сефрении?! Вэнион никого и ничего не боится — и, уж конечно, меньше всего Сефрении. Он любит ее.
   — Именно это его и пугает. Он не знает, что сказать. Если он скажет что-нибудь не то, все рухнет.
   — Итак, — продолжал Вэнион, — существуют рыбы, живущие в холодной воде, и рыбы, живущие в теплой воде. Карпы любят теплую воду, форель, напротив, — холодную.
   Глаза Сефрении понемногу стекленели.
   — Вода во рву долгое время пребывала в покое, поэтому она согрелась. Это исключает форель, как ты полагаешь?
   — О да, — вздохнула она.
   — Но это не значит, что здесь нельзя поселить другую разновидность рыб. Хороший повар может состряпать чудесные блюда из карпа — а кроме того, карпы хорошо очищают воду. Ничто так не сохранит воду свежей, как стая карпов.
   — Нет, — опять вздохнула Сефрения. — Уверена, что нет.
   — Да что же это он такое вытворяет?! — возмутилась Даная.
   — Это называется «поступать с оглядкой», — пояснил Спархок. — Думаю, он так же много и подолгу говорит о погоде.
   — Но они никогда не помирятся, если он так и будет все время болтать об этой чепухе!
   — Боюсь, Афраэль, что ни о чем другом он просто не осмелится заговорить. Думаю, Сефрения сама сделает первый шаг.
   — Нашел! — долетел с другого края лужайки ликующий вопль Телэна. — Она здесь, на дереве!
   — Этого только недоставало! — раздраженно проговорила Даная. — Он не должен был найти Мурр — и с какой это стати она оказалась на дереве?
   — Так или иначе, но нашему подслушиванию конец, — сказал Спархок. — Видишь, все направились туда. Сними с нас заклятие.
   — А как же Вэнион и Сефрения?
   — Почему бы нам не предоставить им самим справляться со своими трудностями?
   — Потому что он еще десять лет будет читать ей лекции о рыбах, вот почему!
   — Сефрения недолго будет выслушивать эти лекции, Даная, она очень скоро возьмет дело в свои руки. Вэнион говорит вовсе не о рыбах, а о том, что готов помириться, если она того хочет.
   — Он ни словечка не сказал об этом. Он уже готов был дать ей рецепт вареного карпа.
   — Это лишь то, что ты слышала, а не то, что он говорил на самом деле. Учись не только слышать, но и слушать, Даная.
   — Эленийцы! — вздохнула она, закатывая глаза. И тут они услышали крик Келтэна:
   — Берегись!
   Спархок стремительно обернулся туда, где вокруг высокого клена собрались все их друзья. Телэн добрался уже до верхних веток и теперь осторожно пробирался по узкому суку туда, где скорчилась, одичало сверкая глазами, Мурр. Дела были плохи. Сук вполне выдерживал вес кошки, но Телэн для него был чересчур тяжел. Сук угрожающе прогибался, и в основании его что-то зловеще потрескивало.
   — Телэн, вернись! — срывая горло, снова гаркнул Келтэн.
   Но было, само собой, уже поздно. Сук переломился в основании и повис на лоскуте коры. Телэн отчаянно прянул вперед, успел схватить одной рукой перепуганную до полусмерти кошку — и рухнул головой вниз, прямо на толстые нижние ветви.
   Положение еще можно было бы спасти — в конце концов, здесь были рыцари церкви, искушенные в магии, была Сефрения, и даже Афраэль, восседавшая на плече Спархока. Трудность была в том, что никто из них не мог толком разглядеть Телэна. У клена крупные листья, и мальчик камнем падал вниз, почти целиком скрытый густой листвой. Они лишь слышали глухие звуки ударов, оханье и вскрики, когда он в падении задевал ветви. Наконец он выпал из нижних ветвей и неловко, с глухим шумом рухнул на траву под деревом, по-прежнему держа в руке Мурр. Он не шевелился.
   — Телэн! — ужаснувшись, пронзительно закричала Даная.
   Сефрения согласилась с мнением тамульских лекарей. Телэн не слишком серьезно пострадал. Он, конечно, был весь покрыт синяками и ссадинами, а на лбу у него красовалась уродливая шишка — след столкновения с особенно неподатливой веткой, от которого он потерял сознание, — но Сефрения заверила их, что падение обойдется без серьезных последствий, если не считать головной боли.
   Принцессу Данаю, однако, успокоить было нелегко. Она не отходила от постели Телэна и испуганно вскрикивала всякий раз, когда впавший в беспамятство мальчик шевелился или стонал.
   Наконец Спархок взял ее на руки и вынес из комнаты. Там были люди, которым лучше не стоило становится свидетелями чудесного исцеления.
   — Этого ты не предвидела, верно, Афраэль? — спросил он у обезумевшей от горя Богини-Дитя.
   — О чем ты говоришь?
   — Тебе непременно нужно было вмешаться в то, что и без тебя бы наладилось, если б только ты могла оставить его в покое, — и твое вмешательство едва не убило Телэна.
   — Я не виновата, что он упал с дерева!
   — А кто же виноват? — Спархок знал, что поступает в высшей степени несправедливо, но вездесущую маленькую богиню необходимо было приструнить. — Ты слишком много вмешиваешься в дела людей, Афраэль. Дай им жить собственной жизнью и самим совершать ошибки. Мы обычно их и сами исправляем, если дать нам такую возможность. Я клоню вот к чему, Даная: если ты можешь что-то сделать, это еще не означает, что тебе следует это делать. Подумай об этом на досуге.
   Даная в упор воззрилась на него — и вдруг разразилась исступленными рыданиями.
   — Лучники Тикуме пригодятся в Атане, — говорил Вэнион Спархоку, когда позже они стояли вдвоем на парапете стены. — Улаф прав касательно троллей. Куда предпочтительней утыкать их стрелами, прежде чем ввязываться в рукопашную.
   — Идея Халэда насчет арбалетов тоже неплоха.
   — Это верно. Благодарение Богу, что ты взял его с собой. — Магистр поджал губы. — Я бы хотел, Спархок, чтобы по возвращении в Симмур ты лично взялся за обучение Халэда. Позаботься о том, чтобы он получил уроки не только воинского искусства, но и политики, дипломатии и церковных законов. Думаю, ему предстоит пройти долгий путь в ордене, и я хочу быть уверенным, что он будет готов к любой должности.
   — Даже твоей?
   — Бывали и более удивительные случаи.
   Спархок вспомнил речь Вэниона о рыбах, подслушанную этим утром.
   — Как продвигаются твои отношения с Сефренией?
   — Мы разговариваем друг с другом, если ты это имел в виду.
   — Не совсем. Почему бы тебе не сесть с ней рядом и не потолковать о чем-то более значительном, чем погода, птицы на деревьях или рыбы в пруду?
   Вэнион пронзительно глянул на него.
   — Почему бы тебе не заняться собственными делами?
   — Это и есть мое дело, Вэнион. Сефрения не станет прежней, пока вы не помиритесь, — да и ты, кстати, тоже. Вы оба мне нужны, а, покуда вы не уладите дела между собой, я не смогу целиком на вас положиться.
   — Я не смею торопиться, Спархок. Один неверный шаг может снова все испортить.
   — Промедление тоже. Она ждет, когда ты сделаешь первый шаг. Не заставляй ее ждать слишком долго. На парапет вышел Стрейджен.
   — Телэн очнулся, — сообщил он. — Он все еще немного не в себе, и в глазах у него двоится, но, по крайней мере, он пришел в себя. Твоя дочь, Спархок, хлопочет над ним, как наседка над цыпленком.
   — Она его любит, — пожал плечами Спархок. — Она всем говорит, что когда-нибудь они поженятся.
   — Странный народ эти девчонки.
   — О да, и Даная страннее прочих.
   — Я рад, что застал вас одних, — продолжал Стрейджен. — Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить, прежде чем посвящать в это дело остальных. — Говоря это, Стрейджен рассеянно вертел в руках пару золотых эленийских монет, то и дело осторожно проводя пальцем по их гуртованным ободкам и покачивая их на ладони, точно пытался определить их вес. Судя по всему, признание баронессы Мелидиры изрядно выбило его из колеи. — Итог бешенства Заласты вовсе не так безрассуден, как мы ожидали. Тролли в Северном Атане — более чувствительного удара он не мог нанести. Слов нет, рано или поздно мы с ними управимся, но, думается мне, пора нам уже сейчас готовиться к следующему удару. Троллей стоит только погнать в нужном направлении, а там уж за ними не нужно особо присматривать, так что у Заласты развязаны руки и он вполне в состоянии заняться чем-то еще.
   — Пожалуй, — согласился Спархок.
   — Я, конечно, могу ошибаться…
   — Но ты так не думаешь, — сардонически договорил за него Вэнион.
   — Что-то он нынче не в духе, — заметил Стрейджен, обращаясь к Спархоку.
   — У него много хлопот.
   — Я полагаю, что в следующем шаге, каким бы он ни был, Заласта использует тех самых мелких заговорщиков, которых Сарабиан и Элана оставили в покое за недостатком тюремных камер.
   — Или же армии, которые собрали в Западной Дарезии Парок, Амадор и Элрон, — возразил Вэнион. Стрейджен покачал головой.
   — Эти армии, лорд Вэнион, предназначены для того, чтобы не допустить в Дарезию рыцарей церкви, и собрали их по особому приказу Киргона. Если сейчас Заласта рискнет ими, ему придется отвечать перед самим Киргоном, а я не думаю, что он настолько бесстрашен.
   — Может быть, ты и прав, — признал Вэнион. — Что ж, предположим, что он действительно использует этих мелких заговорщиков. Сарабиан и Элана уже приготовили все, чтобы взять их под арест.
   — А зачем их вообще арестовывать, мой лорд?
   — Чтобы убрать их с улиц, во-первых. Кроме того, не будем забывать о том незначительном факте, что они виновны в государственной измене. Их следует судить и наказать.
   — Зачем?
   — В назидание другим, болван! — взорвался Вэнион.
   — Я согласен, лорд Вэнион, что их следует убрать с улиц, но что касается назидания — существуют более действенные, а главное, устрашающие способы. Когда полицейские отправляются арестовывать преступников, поднимается шум, и кое-кто успевает удрать. Не говоря уже о том, что суды — штука нудная, дорогая и не всегда надежная.
   — У тебя есть другое предложение? — осведомился Спархок.
   — Естественно. Почему бы не устроить вначале казни, а уже потом суд?
   Рыцари непонимающе уставились на него.
   — Я только развиваю свою старую идею, — пояснил Стрейджен. — В распоряжении у нас с Кааладором имеется некоторое количество непривередливых палачей, которые охотно устроят все эти казни частным порядком.
   — Ты говоришь об убийствах, Стрейджен, — укоризненно заметил Вэнион.
   — Ну да, лорд Вэнион, кажется, именно так это и называется. Весь смысл того, что называется «назиданием», — хорошенько напугать людей, чтобы они не совершили того же преступления. На деле это не всегда срабатывает, потому что преступники знают, как трудно их изловить и наказать. — Стрейджен пожал плечами. — Это обычный риск, свойственный нашему ремеслу, только и всего. Мы постоянно нарушаем законы — только не свои собственные. В нашем сообществе нарушителей не судят. Их попросту убивают. Ни прошений, ни помилований, ни побегов в последнюю минуту. Смерть. Точка. Дело закрыто. Государственное правосудие действует медленно и не наверняка. Если уж хотите запугать людей, чтобы добиться от них честности, так запугивайте как следует.
   — В этом что-то есть, Вэнион, — осторожно заметил Спархок.
   — Надеюсь, ты шутишь? Речь идет о тысячах людей! Это же будет крупнейшая бойня во всей истории человечества!
   — Значит, мое имя может попасть в исторические хроники, — пожал плечами Стрейджен. — Мы с Кааладором так или иначе решили, что сделаем это. Мы с ним люди нетерпеливые. Я бы не стал вас даже беспокоить, но мне хотелось услышать ваше мнение. Посвящать нам в это дело Сарабиана и Элану, или лучше обойтись без их ведома? Разговоры о нравственности так утомительны. Суть в том, что нам нужно нанести новый удар Заласте, и мне сдается, эта бойня — именно то, что надо. Если в недалеком будущем он проснется и обнаружит, что остался в полном одиночестве, он поневоле задумается, а правильно ли он вообще поступает. Да, к слову, я одолжил Берита и Ксанетию. Они прогуливаются близ кинезганского посольства, чтобы Ксанетия могла забросить свой невод в мысли тех, кто там засел. Нам известны некоторые имена, но я уверен, что их намного больше.