Эддингс Дэвид. Сияющая цитадель

   Субат начал было возражать.
   — Знаю, — оборвал его Гашон, — это приводит нас прямиком к Оскайну. Я бы сказал, что факты неопровержимо свидетельствуют: Оскайн переметнулся к эленийцам либо ради личной выгоды, либо оттого, что и он подпал под чары этой белокурой эленийской шлюхи. У нее, знаешь ли, было достаточно времени, чтобы обработать его еще в Чиреллосе.
   — Это все предположения, Гашон, — возразил Субат без особого убеждения.
   — Разумеется, Субат, — с нескрываемым сарказмом согласился Гашон. — Как быстрее всего добраться из Чиреллоса в Материон?
   — Морем, конечно.
   — Тогда почему же симмурская шлюха предпочла путешествие по суше? Чтобы полюбоваться пейзажами или чтобы проложить себе дорогу в постели провинциальных правителей? Надо отдать ей должное, эта девка на редкость вынослива.
   — А как же недавний мятеж, Гашон? Правительство пало бы, если б здесь не было эленийцев.
   — Ах да, знаменитый мятеж! Не удивительно ли, что горстка эленийцев, которые по приезде не знали еще ни слова по-тамульски, сумела за шесть недель раскрыть этот ужасный заговор — в то время как агенты министерства внутренних дел, которые всю жизнь прожили в Материоне, и слыхом о нем не слыхивали? Эленийцы подавили воображаемый бунт, Субат, а потом использовали его как предлог, чтобы заточить в своей треклятой крепости императора — и не только императора, но и министра внутренних дел Колату, а ведь это единственный человек в правительстве, который располагает силами, способными освободить нашего монарха. Я говорил с Теовином, главой тайной полиции, и он заверил меня, что с тех пор никому из министерства не дали возможности говорить с Колатой наедине. Наш коллега вне всяких сомнений узник, и приказы, которые он отдает своему министерству, явно исходят от эленийцев. В довершение худшего, они послали так называемого церковника Эмбана в Чиреллос, за рыцарями церкви, дабы они «помогли справиться с кризисом». Субат, в нашем распоряжении все ресурсы министерства внутренних дел и целые армии атанов. С какой стати приводить сюда самых безжалостных вояк во всем мире? Застанет ли тебя врасплох слово «вторжение»? Вот для чего, пойми, затевался весь этот вымышленный заговор — дать Эленийской церкви повод для вторжения в Дарезию, и произошло это явно при полном содействии императора.
   — С чего бы это императору сговариваться с эленийцами против собственного правительства?
   — Я бы мог назвать тебе сразу несколько причин. Может быть, эта так называемая королева пригрозила лишить его своей благосклонности. Однако более вероятно, что она наговорила ему сладких сказочек о радостях неограниченной власти. В Эозии эти сказки весьма распространены. Эленийские монархи притворяются, будто это они, а не их правительства принимают все решения. Мы-то с тобой хорошо знаем, насколько нелепа эта идея. Король — а в нашем случае император — имеет лишь одно предназначение. Он — символ правительства, и не более того. Он является средоточием любви и преданности народа. За минувшее тысячелетие имперское правительство весьма тщательно занималось отбором наследников трона. Тамульская супруга императора — сын которой наследует трон — неизменно избирается за глупость. Нам не нужны умные императоры — только послушные. Сарабиан каким-то образом ускользнул от нашего внимания. Если бы ты когда-нибудь всерьез пригляделся к нему, ты обнаружил бы, что он пугающе умен. Колата совершил промашку — Сарабиана следовало прикончить еще до того, как он унаследовал трон. Боюсь, что наш почитаемый император ныне жаждет настоящей власти. В обычных условиях мы могли бы справиться с этой проблемой, но мы не сможем убить его, покуда он находится в этой проклятой крепости.
   — Твой рассказ звучит весьма убедительно, Гашон, — признал первый министр, озабоченно хмурясь. — Я знал, что ошибкой было приглашать в Материон этого дикаря Спархока.
   — Мы все знали это, Субат, и вспомни, кто отмел все наши возражения.
   — Оскайн, — Субат выговорил это имя, точно сплюнул.
   — Совершенно верно. Ну как, теперь все сходится?
   — Ты придумал все это сам, Гашон? Твои рассуждения чересчур тонки для человека, который всю жизнь пересчитывает мелкие монеты.
   — По правде говоря, мне рассказал все это Теовин, глава тайной полиции. Он привел мне множество конкретных фактов, а я сейчас только свел их для тебя воедино. Ты же знаешь, у министерства внутренних дел повсюду свои люди. Ничто происходящее в Империи не будет пропущено в докладах, которые идут в их знаменитый архив. Итак, Пондия Субат, что предложит сделать наш уважаемый первый министр с тем, что наш император — по доброй воле или по принуждению — находится в заточении в ста шагах отсюда? Ты глава правительства, Субат, и именно ты должен принимать решения. И кстати, пока будешь размышлять об этом, подумай и над тем, как нам помешать рыцарям церкви пройти по всему континенту, ворваться в Материон и вынудить всех поклоняться их нелепому Богу — попутно изрубив на куски все правительство.
   — Они тянут время, ваши величества, — говорил Стрейджен. — Когда наступает время ужина, они провожают нас до дверей, выставляют наружу и запирают за нами дверь. Всю ночь здание стоит запертым — хотя внутри мелькает множество огней. Когда наутро мы возвращаемся, оказывается, что все уже переставлено. Бумаги путешествуют из комнаты в комнату, точно утки осенью. Я не мог бы поклясться в этом, но, по-моему, они переставляют и стены. Только сегодня утром мы обнаружили комнату, которой, сдается мне, вчера не было.
   — Я пошлю туда атанов Энгессы, — мрачно сказал Сарабиан. — Они выставят всех из здания и разберут его по кирпичику.
   — Нет, — покачала головой Элана. — Если мы открыто выступим против министерства внутренних дел, все полицейские в Империи забьются в кроличьи норы. — Она поджала губы. — Начнем причинять неудобства и другим министерствам. Не будем слишком очевидно подчеркивать, что все наше внимание уделяется только министерству внутренних дел.
   — Полагаете, ваше величество, что до сих пор другим министерствам не причинялось неудобств? — страдающе осведомился Оскайн. — Вы уже ухитрились разрушить то, что создавалось тысячелетним трудом.
   — Кто может что-нибудь придумать? — осведомился Сарабиан озираясь.
   — Можно мне сказать, ваше величество? — робко спросила Алиэн.
   — Конечно, дорогая моя, — улыбнулась Элана.
   — Я надеюсь, что вы простите мне мою самонадеянность, — виновато проговорила Алиэн. — Я даже не умею читать, а потому плохо представляю себе, что такое документы и архивы, но, насколько я понимаю, мы делаем вид, что хотим устроить в них перестановку?
   — Именно это мы всем и говорим, — подтвердила Миртаи.
   — Как я уже говорила, я не умею читать, но я разбираюсь в том, как переставлять заново посуду и тому подобные вещи. Это ведь что-то похожее, правда?
   — Более или менее, — согласился Стрейджен.
   — Так вот, когда нужно переставить посуду в буфете, начинаешь с того, что вынимаешь все и расставляешь на полу. Потом ставишь посуду так, как тебе нужно — на верхнюю полку, на вторую сверху и так далее. Не могли бы мы проделать то же самое со всеми этими документами?
   — Славная идейка, дорогуша, — промурлыкал Кааладор, — только ведь никаких полов не напасешься — разложить все ихние бумаженции.
   — Но ведь вокруг здания множество лужаек, — возразила Алиэн, не поднимая глаз. — Мы могли бы вынести все эти бумаги из здания и разложить на лужайкам. Мы сказали бы людям, которые там работают, что хотим разобрать бумаги и привести их в порядок. Возразить им будет нечего, а лужайки нельзя запереть на ночь, и переносить там что-то с места на место на глазах у семифутовых атанов тоже будет затруднительно. Я знаю, что я всего лишь глупенькая служанка, но я поступила бы именно так.
   Оскайн воззрился на нее с неподдельным ужасом.

ГЛАВА 4

   Почва на западном побережье острова Тэга была тощей и каменистой, и поскольку в глубине острова было в достатке более плодородных земель, граждане республики не стали удобрять эти места. Жесткий низкий кустарник шелестел на ветру, дувшем с моря, когда Спархок и его друзья ехали по каменистой тропинке, спускавшейся к самому берегу.
   — Хорошо хоть ветер поднялся, — с благодарностью заметил Телэн. — Он относит вонь.
   — Ты слишком много жалуешься, — сказала ему Флейта. Девочка ехала с Сефренией. Так было всегда с тех пор, как они впервые повстречались с ней. Она уютно устроилась на руках у старшей сестры, и в ее темных глазах была задумчивость. Когда до них долетел шум прибоя, бьющегося о тэганский берег, она вдруг резко выпрямилась.
   — Пока достаточно, господа, — объявила она. — Давайте поужинаем и дождемся темноты.
   — А это разумно? — спросил Бевьер. — Чем дальше мы едем на запад, тем хуже становится дорога, и, судя по шуму прибоя, на берегу полно камней. Вряд ли там удобно будет бродить в темноте.
   — Я благополучно проведу вас к морю, Бевьер, — ответила Флейта. — Я просто не хочу, господа, чтобы вы чересчур пристально присматривались к нашему кораблю. В его конструкции воплощены кое-какие идеи, которые вам совершенно незачем знать. Это одно из обещаний, которые я дала во время переговоров — о них я уже упоминала. — Она указала на подветренную сторону каменистого холма. — Укроемся там от ветра и разведем огонь. Мне нужно дать вам кое-какие наставления.
   Они съехали с едва различимой тропы и спешились под прикрытием холма.
   — Чья очередь готовить? — спросил Берит у сэра Улафа.
   — Твоя, — ответил Улаф без тени усмешки.
   — Ты же знал, Берит, что он тебе ответит, — заметил Телэн. — Выходит, что ты вроде как добровольно вызвался стряпать.
   Берит пожал плечами.
   — Рано или поздно моя очередь все равно настала бы, — сказал он. — Я решил разделаться с этим пораньше.
   — Ладно, господа, — подал голос Вэнион, — разойдемся и поищем, что в этих местах может сгодиться на топливо.
   Спархок спрятал усмешку. Вэнион мог сколько угодно твердить, что он больше не магистр, но привычка отдавать приказы въелась в него намертво.
   Они развели костер, и Берит состряпал вполне съедобную похлебку. После ужина они уселись у огня, наблюдая за тем, как на побережье постепенно опускается вечер.
   — Сейчас мы поедем к бухте, — сказала Флейта. — Я хочу, чтобы все вы не отставали от меня, потому что туман будет очень густой.
   — Но ведь вечер совершенно ясный, Флейта, — возразил Келтэн.
   — Он не будет ясным, когда мы доберемся до бухты, — пояснила она. — Я хочу быть уверена, что вы не сумеете в подробностях рассмотреть корабль. Я и так нарушила кое-какие правила, так что не подведите меня. — Она сурово поглядела на Халэда. — Тебя это особенно касается — попридержи свое любопытство, понял?
   — Я?
   — Вот именно, ты. Слишком ты практичный и сообразительный, чтобы я могла чувствовать себя спокойно. У твоих высокородных друзей недостанет воображения, чтобы правильно разобраться в устройстве этого корабля. Ты — другое дело. Не смей тыкать в палубы ножом и не пытайся ускользнуть, чтобы в одиночку поразведать что к чему. Я вовсе не хочу как-нибудь заглянуть в Симмур и обнаружить, что на реке стоит на якоре точно такой же корабль. Мы поедем в бухту, поднимемся на борт корабля и сразу же спустимся в каюты. Ни один из вас не поднимется на палубу до самого конца плавания. Для нас выделят часть корабля, и мы не выйдем за ее пределы за все время путешествия. Я хочу, чтобы вы поклялись мне в этом, господа.
   Спархок уже приметил некоторые различия между Флейтой и Данаей. Флейта была более властной и явно лишена того лукавого чувства юмора, которым отличалась Даная. Хотя Богиня-Дитя несомненно обладала личностью, у разных ее воплощений явно были свои склонности и свойства.
   Флейта подняла взгляд на темнеющее небо.
   — Подождем еще часок, — решила она. — Экипажу корабля приказано не попадаться нам на глаза. Еду нам будут ставить за дверью, и мы не увидим, кто ее приносит. И даже не пытайтесь застичь ее врасплох — это вас до добра не доведет.
   — Ее? — воскликнул Улаф. — Ты хочешь сказать, что в команде есть женщины?
   — Только женщины, Улаф. Там, откуда они родом, очень мало мужчин.
   — Но у женщин не хватит сил поднимать и спускать паруса, — возразил он.
   — Эти женщины вдесятеро сильнее тебя, Улаф, да и все равно это неважно, потому что на этом корабле нет парусов. Прекратите свои расспросы, господа. Да, вот еще что. Когда корабль тронется с места, вы услышите гул. Не тревожьтесь, так и должно быть.
   — Но как… — начал Улаф. Флейта подняла руку.
   — Довольно вопросов, Улаф, — твердо сказала она. — Тебе вовсе незачем знать на них ответы. Этот корабль здесь затем, чтобы доставить нас из одного места в другое. Это все, что вам нужно знать.
   — Кстати, о том, что нам действительно нужно знать, — вставил Спархок. — Куда мы поплывем?
   — В город Джорсан на западном побережье Эдома, — ответила Флейта. — В общем, почти в Джорсан. От моря к Джорсану ведет вглубь суши длинный узкий залив. Мы высадимся в устье залива и дальше поедем верхом. А теперь, может быть, поговорим о чем-нибудь другом?
   Туман был такой густой, что его можно было резать ножом, и рыцарям пришлось почти вслепую двигаться за размытым светом факела, который высоко держала в руке Сефрения, когда они ехали вниз по крутому берегу навстречу шуму невидимого прибоя.
   Они добрались до песчаного пляжа и ощупью двинулись к воде. А затем в тумане вспыхнули другие огни — призрачные, рассеянные туманом огни, тянущиеся немыслимо длинной цепочкой. Они не мерцали и цветом совершенно не походили на пламя факелов.
   — Боже милосердный! — шепотом ахнул Улаф. — Неужели бывают такие громадные корабли?
   — Улаф! — донесся из тумана впереди резкий окрик Флейты.
   — Извини, — пробормотал он.
   Оказавшись у края воды, они сумели различить в нескольких ярдах впереди лишь смутный темный силуэт, низко сидящий в воде, — силуэт, очерченный теми самыми немигающими белыми огнями. С борта корабля на песок протянулся пандус, и Чэль, белая кобылка Сефрении, уверенно ступила на трап и, цокая копытами, направилась на корабль.
   На палубе можно было различить смутные тени в плащах с капюшонами, ростом едва ли по плечо рыцарям, но странно приземистые и широкие.
   — Что нам делать с лошадьми? — спросил Вэнион, когда все спешились.
   — Просто оставьте их здесь, — ответила Флейта. — О них позаботятся. Пойдемте вниз. Корабль не сдвинется с места, пока хоть кто-то будет наверху.
   — Но ведь команда останется на палубе? — спросил Улаф.
   — Нет. Это слишком опасно.
   Они подошли к прямоугольному люку в палубе и по наклонному пандусу начали спускаться вниз.
   — Лестница занимает меньше места, — критически заметил Халэд.
   — Экипажу лестница ни к чему, Халэд, — ответила Флейта. — У них нет ног.
   Халэд с ужасом воззрился на нее.
   — Я же сказала, что они не люди, — пожала она плечами.
   Коридор, в который вел пандус, оказался таким низким, что рыцарям, следовавшим за Флейтой к корме корабля, пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Его освещало бледное сияние странных округлых ламп, вделанных в потолок и покрытых стеклом. Свет был ровный, немигающий, и его источником определенно не мог быть огонь.
   Каюты, куда привела их маленькая провожатая, освещались привычнее — свечами, да и потолок здесь был повыше, так что рыцари смогли наконец распрямиться. Едва Улаф закрыл за ними массивную дверь помещения, в котором им, как в тюрьме, предстояло просидеть безвылазно пять дней, как палуба под их ногами задрожала от низкого гула, и они ощутили, как диковинный корабль разворачивается носом в открытое море. Затем корабль рванулся вперед.
   — Что же все-таки его движет? — спросил Келтэн. — Ветра-то нет.
   — Келтэн! — резко прикрикнула Афраэль.
   — Извини, — пробормотал он.
   — Здесь четыре каюты, — сказала Богиня-Дитя. — В одной мы будем есть, в остальных трех — спать. Располагайтесь, господа. Можете сразу отправляться в постель. В следующие пять дней не случится ничего примечательного.
   Спархок и Келтэн вошли в одну из кают, взяв с собой Телэна. Телэн нес две седельные сумки — свою и Халэда.
   — Куда подевался твой брат? — с подозрением спросил у мальчика Спархок.
   — Он решил немного осмотреться, — ответил Телэн.
   — Афраэль запретила ему делать это.
   — Правда?
   Их немного качнуло, когда корабль совершил новый рывок. Гул перешел в пронзительное завывание, и корабль, казалось, приподнялся в воде, точно сидящий человек встал на ноги.
   Келтэн бросил седельные сумки на койку и сел рядом.
   — Совершенно ничего не понимаю, — проворчал он.
   — Тебе и не нужно понимать, — ответил Спархок.
   — Интересно, найдется ли у них что-нибудь выпить. Добрая выпивка была бы сейчас как нельзя кстати.
   — Я бы на это не надеялся, да я и не уверен, что тебе захочется пить то, что считается выпивкой у нелюдей. Как бы тебе от нее худо не стало.
   В крохотную каюту втиснулся Халэд.
   — Не хотелось бы напугать вас, господа, — проговорил он с озадаченным видом, — но мы, похоже, движемся быстрее конского бега.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Телэн.
   — Занавески в центральной каюте прикрывают отверстия наподобие иллюминаторов — во всяком случае они забраны стеклом. Я выглянул наружу. Вокруг все еще стоит туман, но я сумел разглядеть воду. Мы миновали плавучее бревно, и оно исчезло со скоростью арбалетного болта. Есть и еще кое-что. Корпус судна загибается прямо под нами — и он вовсе не касается воды.
   — Мы что же, летим! — недоверчиво осведомился Келтэн.
   Халэд покачал головой.
   — Думаю, что киль касается воды — и это все.
   — Ничего не желаю знать об этом, — жалобно проговорил Келтэн.
   — Он прав, Халэд, — сказал Спархок. — По-моему, это относится к тем вещам, которые, как сказала Афраэль, совершенно нас не касаются. Больше не заглядывай за эти занавески.
   — Неужели ты совсем не любопытен, мой лорд?
   — Я могу потерпеть.
   — Но ты не против, если я немного поразмыслю об этом, а, Спархок?
   — Дело твое, но держи свои догадки при себе. — Спархок сел на койку и начал стягивать сапоги. — Не знаю, как вы, а я намерен подчиниться приказу и отправиться спать. Отличный случай выспаться, а в последнее время нам всем именно этого недоставало. Когда мы прибудем в Джорсан, свежие силы будут очень кстати.
   — А до Джорсана всего-то четверть пути вокруг всего мира, — хмуро заметил Халэд, — и это расстояние мы собираемся одолеть за пять дней. Не думаю, что я готов так хладнокровно это воспринять. Спархок, неужели я и вправду должен стать рыцарем?
   — Да, — сказал Спархок, швыряя сапоги на пол. — Что еще ты хотел бы узнать, прежде чем я засну?
   В следующие пять дней все они много спали. Спархок сильно подозревал, что к этому приложила руку Афраэль, поскольку спящие люди не шатаются где ни попадя и не делают нежелательных открытий.
   Еду им приносили на странных продолговатых подносах, сделанных из материала, которого ни один из них не сумел определить. Трапеза состояла исключительно из сырых овощей, а для питья была только вода. Всякий раз Келтэн громко сетовал на скудность пищи, но, поскольку есть больше было нечего, съедал всю порцию.
   За полдня до того как они должны были прибыть к месту назначения, все собрались в тесной центральной каюте.
   — Ты уверена? — с сомнением спросил Келтэн, когда Флейта сказала, что плыть им осталось не больше десяти часов.
   Она выразительно вздохнула.
   — Да, Келтэн, я уверена.
   — Откуда тебе знать? Ты не выходила на палубу и не говорила с матросами. Мы могли бы… — Келтэн осекся и начал путаться в словах под пристальным страдальческим взглядом Флейты. — Ну да, — выдавил он наконец, — я не сообразил, кажется… Извини.
   — Я все равно люблю тебя, Келтэн, — несмотря ни на что.
   Халэд откашлялся:
   — Долмант не говорил тебе, что эдомийцы не слишком приязненно относятся к нашей церкви? — осведомился он у Спархока.
   Спархок кивнул:
   — Насколько я понимаю, их взгляд на нашу Святую Матерь немногим отличается от Рендорского.
   — Значит, рыцарей церкви там вряд ли встретят с распростертыми объятьями?
   — Это уж точно.
   — Тогда нам нужно будет переодеться обыкновенными путниками.
   — Скорее всего да, — согласился Спархок. Вэнион разглядывал свою карту.
   — Куда именно направимся мы из Джорсана, Афраэль? — спросил он у Флейты.
   — Вверх по берегу, — небрежно ответила она.
   — Это не слишком точно.
   — Знаю. Вэнион вздохнул.
   — Есть ли нам нужда подниматься вверх по заливу до самого Джорсана? Если бы мы высадились на северном берегу залива, мы бы издалека обошли город. Поскольку эдомийцы так ненавидят нашу Церковь, было бы логично по возможности держаться от них подальше.
   — Мы непременно должны попасть в Джорсан, — ответила Флейта и, помолчав, призналась: — То есть сам по себе Джорсан не так уж и важен, но по пути туда мы встретимся кое с чем очень важным.
   — Вот как? И с чем же?
   — Понятия не имею.
   — Ты еще привыкнешь к этому, — сказал Спархок своему другу. — У нашей маленькой богини время от времени бывают намеки — никаких деталей, только намеки.
   — Когда мы пристанем к берегу? — спросил Улаф.
   — Около полуночи, — ответила Флейта.
   — Высаживаться ночью на чужом берегу — дело опасное, — с сомнением проговорил он.
   — Никаких опасностей не будет, — с абсолютной уверенностью объявила она.
   — Я не должен об этом беспокоиться — так?
   — Беспокойся, Улаф, если тебе так хочется, — улыбнулась она. — Это совсем необязательно, но можешь беспокоиться о чем угодно, если это поднимет тебе настроение.
   Когда они вновь вышли на палубу, вокруг стоял туман — все тот же густой непроглядный туман, — и на сей раз странный корабль не зажег своих огней. Их кони, уже оседланные, стояли на палубе, и рыцари свели их по пандусу на усыпанный галькой берег.
   Когда они оглянулись на море, корабля там не было.
   — Куда он исчез? — воскликнул Улаф.
   — Он все еще здесь, — усмехнулась Афраэль.
   — Почему же я тогда его не вижу?
   — Потому что я не хочу, чтобы его видели. По пути сюда мы миновали множество обычных судов. Если бы кто-нибудь заметил этот корабль, об этом событии рассказывали бы побасенки во всех портах мира.
   — Все дело в форме киля, верно? — задумчиво проговорил Халэд.
   — Халэд! — прикрикнула она. — Прекрати немедленно!
   — Я не собираюсь как-то использовать это, Афраэль. Даже захоти я, у меня бы ничего не вышло, но все-таки своей скоростью это судно обязано своему килю. Я сказал об этом только ради того, чтобы ты не считала меня тупицей, неспособным сложить два и два.
   Она одарила его гневным взглядом.
   Халэд наклонился и поцеловал ее в щеку.
   — Все в порядке, Афраэль, — улыбнулся он. — Я все равно люблю тебя — даже если ты иногда меня недооцениваешь.
   — Из этого парня выйдет толк, — заметил Келтэн Вэниону.
   Холм, подымавшийся от покрытого галькой пляжа, порос густой сочной травой, и к тому времени, когда они поднялись на вершину холма, туман совершенно рассеялся. Широкая дорожка лунного света тянулась, мерцая, по мирной глади залива.
   — Судя по моей карте, в миле отсюда, дальше от моря, есть дорога, — сказал Вэнион. — Она идет вдоль залива, более или менее в направлении Джорсана. — Он поглядел на Флейту, которая все еще сверлила гневным взглядом Халэда. — Если не последует возражений со стороны начальства, я полагаю, мы могли бы ехать этой дорогой. — Вэнион вновь вопросительно глянул на Богиню-Дитя.
   Она улеглась поудобнее в руках Сефрении и принялась сосать большой палец.
   — Ты испортишь себе зубы.
   Она вынула палец изо рта и показала ему язык.
   — Ну что, поехали? — предложил Вэнион.
   Они пересекли широкий холмистый луг, густо заросший солончаковой травой. Лунный свет точно смыл все прочие цвета, и трава, хлеставшая коней по ногам, казалась серой, а лес, встававший за лугом, чудился бесформенным черным пятном. Они ехали медленно, напрягая зрение и слух, готовые при случае мгновенно схватиться за рукоять меча. До сих пор еще ничего не произошло, но рыцари были опытными воинами, и для них мир всегда был полон опасностей.
   Когда они въехали под деревья, Вэнион приказал остановиться.