Эддингс Дэвид. В поисках камня

   – Наш друг неприятно потрясен, – отвечал старик. – Он кое-кого недооценил – я, кстати, тоже. Эта штука, которой Брилл убил недрака, называется «змеиное жало».
   Бэйрек пожал плечами.
   – Мне оно показалось просто-напросто странноватым метательным ножом.
   – Тут дело серьезнее, – сказал Волк. – Оно острое, как бритва, со всех трех сторон, а концы его обычно смазаны ядом. Это особое оружие дагаши. Потому Силк так и расстроился.
   – Я должен был догадаться, – корил себя Силк. – Брилл был слишком ловок для обычного сендарийского разбойника.
   – Вы понимаете, о чем они говорят, Полгара? – спросил Бэйрек.
   – Дагаши – это гильдия убийц в Ктол Мергосе, – объяснила она. – Специально обученные убийцы. Подчиняются только Ктачику и своим старейшинам. Ктачик столетиями использовал их для того, чтобы убирать тех, кто ему мешает. Очень действенное средство.
   – Никогда настолько не интересовался особенностями мергской культуры, – отвечал Бэйрек. – Если им нравится убивать друг друга, пусть себе убивают на здоровье. – Он посмотрел на Хеттара, пытаясь понять, видит ли тот что-нибудь – Эта Бриллова штуковина – игрушка, конечно, занятная, но куда ей тягаться с доспехами и добрым мечом.
   – Не будь таким провинциалом, Бэйрек, – сказал Силк, постепенно приходя в себя. – Умело брошенное «змеиное жало» пробивает кольчугу, при должной сноровке его можно даже бросать по кривой из-за угла. Мало того, дагаши может убить тебя руками и ногами, даже если ты в доспехах. – Он нахмурился. – Знаешь, Белгарат, – пробормотал он, – мы могли ошибаться с самого начала. Мы были уверены, что Эшарак использует Брилла, но все могло быть и наоборот. Брилл – один из самых искусных, иначе Ктачик не отправил бы его на Запад следить за нами. – Силк криво усмехнулся. – Хотел бы я знать, насколько он искусен. – Он стиснул пальцы. – Я встречал нескольких дагаши, но те были далеко не из лучших. Это может оказаться занятным.
   – Давай не будем отвлекаться, – сказал ему Волк. Лицо у старика было мрачное. Он посмотрел на тетю Пол, и что-то произошло между ними.
   – Ты шутишь, – сказала она.
   – У нас нет выбора, Пол. Мерги повсюду – их слишком много, и они слишком близко. Ехать нам некуда – они прижали нас к южной границе Марагора. Рано или поздно нам придется выехать на равнину. По крайней мере, если мы сами примем такое решение, то сможем подготовиться.
   – Мне это не нравится, отец, – прямолинейно объявила она
   – Мне тоже, – согласился он, – но если мы не оторвемся от этих мергов, то до наступления зимы не доберемся до Долины.
   Хеттар съехал с холма.
   – Они приближаются, – тихо сообщил он. – Еще один отряд скачет с запада нам наперерез.
   Волк глубоко вздохнул.
   – Я думаю, это все решает, Пол, – сказал он. – Поехали.
   Когда они въехали в полоску леса, окаймлявшую спускавшиеся к равнине холмы, Гарион в последний раз обернулся. На склоне холма позади облаками клубилась пыль. Мерги съезжались со всех сторон.
   Они галопом влетели под деревья и поскакали через небольшую лощину. Бэйрек, возглавлявший отряд, вдруг поднял руку.
   – Люди впереди, – предупредил он.
   – Мерги? – спросил Хеттар, хватаясь за саблю.
   – По-моему, нет, – отвечал Бэйрек. – Тот, кого я видел, больше походил на людей из поселка.
   Силк, сверкая глазами, выехал вперед.
   – У меня есть мысль, – сказал он. – Дайте-ка я с ними поговорю. – Он пришпорил лошадь и двинулся прямо навстречу засаде. – Друзья! – закричал он. – Готовьтесь! Они едут – у них золото!
   Несколько оборванцев с ржавыми мечами и топорами вышли из-за деревьев и обступили маленького драснийца. Силк говорил очень быстро, размахивая руками и то и дело указывая на вздымающийся позади склон.
   – Что он делает? – спросил Бэйрек.
   – Хитрит что-то, – ответил Волк.
   Обступившие Силка люди слушали его сперва с сомнением, но по мере того как он говорил, выражение их лиц менялось. Силк повернулся в седле и посмотрел назад. Он поднял руку над головой и широко махнул.
   – Едем! – крикнул он. – Они за нас. – Он развернул лошадь и поехал вверх по каменистому склону лощины.
   – Не отставайте! – предупредил Бэйрек, пожимая под кольчугой плечами. – Я не знаю, что он задумал, но его планы не всегда бывают удачны.
   Они проехали мимо мрачных бандитов и двинулись следом за Силком по склону лощины.
   – Что ты им сказал? – крикнул Бэйрек.
   – Я сказал, что пятнадцать мергов заехали в Марагор и вернулись с тремя тяжелыми мешками золота. – Человечек засмеялся. – Потом я сказал, что жители поселка развернули их, и они пытаются прорваться здесь с золотом. Я сказал, что мы перекроем вон ту лощину, а они пусть защищают эту.
   – Так эти негодяи набросятся на Брилла и его мергов, когда те попытаются проехать, – сказал Бэйрек.
   – Именно, – засмеялся Силк. – Ужасно, не правда ли?
   Они скакали галопом. Спустя полмили господин Волк поднял руку, и они натянули поводья.
   – Мы отъехали достаточно, – сказал он. – Теперь слушайте меня очень внимательно. Эти холмы кишат мергами. Мы должны будем проехать через Марагор.
   Принцесса Се'Недра сглотнула. Лицо ее залила смертельная бледность
   – Все будет хорошо, милая, – успокоила ее тетя Пол.
   Лицо у Волка было мрачное и серьезное.
   – Как только мы окажемся на равнине, вы начнете слышать разные вещи, – продолжал он. – Не обращайте внимания. Двигайтесь вперед. Я поеду первым и хочу, чтобы вы все внимательно за мной следили. Как только я подниму руку, вы должны немедленно остановиться и спешиться. Смотрите в землю и не поднимайте глаз, что бы вы ни слышали. Там есть такое, чего вам не следует видеть. Полгара и я нашлем на вас что-то вроде сна. Не пытайтесь оказывать нам сопротивление. Просто расслабьтесь и делайте, что мы скажем.
   – Сна? – возмутился Мендореллен. – А если на нас нападут? Как мы будем защищаться во сне?
   – Там нет ничего живого, что могло бы напасть на тебя, Мендореллен, – сказал ему Волк. – И защищать придется не тело твое, а мозг.
   – А как насчет лошадей? – спросил Хеттар.
   – С лошадьми все будет в порядке. Они даже не увидят призраков.
   – Я не могу этого сделать, – объявила Се'Недра. Голос ее срывался. – Я не могу въехать в Марагор.
   – Можешь, милая, – сказала ей тетя Пол все тем же ровным, спокойным голосом. – Держитесь поближе ко мне. Я не допущу, чтобы с тобою что-нибудь случилось.
   Гарион вдруг почувствовал глубокое сострадание к перепуганной маленькой девочке и подъехал к ней вплотную.
   – Я тоже буду здесь, – сказал он.
   Она посмотрела на него с благодарностью, но ее нижняя губка дрожала, и лицо было очень бледное.
   Господин Волк глубоко вздохнул и посмотрел на склон позади них. Клубы пыли, поднятые скачущими мергами, казались теперь гораздо ближе.
   – Ладно, – сказал он, – едем. – Он развернул лошадь и медленной рысью двинулся к долине, которая открывалась за лощиной.
   Звук сперва был очень слабым и очень далеким, почти как шелест ветра в лесных кронах или журчание ручья. Когда они выехали на равнину, он сделался громче и отчетливее. Гарион обернулся и почти с тоской взглянул на оставшиеся позади холмы. Потом он подъехал поближе к Се'Недре и уперся глазами в спину господина Волка, стараясь не слушать.
   Звук теперь превратился в многоголосые стоны, изредка нарушаемые вскриками. Все они, казалось, поддерживались жутким протяжным воем – выл один голос, но такой мощный, что, казалось, отдавался в голове Гариона, заглушая всяческие мысли.
   Господин Волк вдруг поднял руку. Гарион соскользнул с седла, почти в отчаянии уставясь под ноги. Что-то мелькало вокруг, но он изо всех сил старался не смотреть.
   Тогда тетя Пол заговорила, голос у нее был спокойный, ободряющий.
   – Встаньте в круг, – сказала она, – и возьмитесь за руки. Ничто не сможет войти в круг, и вы будете в безопасности.
   Дрожа, Гарион протянул руки. Кто-то взял его за левую руку, кто – он не знал, но вдруг почувствовал, что это крохотная ладошка и принадлежит она Се'Недре.
   Тетя Пол стояла в середине круга, и Гарион вдруг ощутил, что сила ее присутствия омывает их всех. Где-то за пределами круга он чувствовал господина Волка. Старик что-то делал, и это что-то слабыми волнами пробегало по жилам Гариона и отдавалось в его мозгу быстрой чередой знакомых ревущих звуков.
   Жуткий одинокий вой сделался громче, настойчивее, и Гарион ощутил приближение паники. Ничто не поможет. Они все сойдут с ума.
   – Ш-ш, – услышал он голос тети Пол и понял, что голос этот раздается в его мозгу. Паника улеглась, сменившись странной, умиротворяющей апатией. Глаза его отяжелели, вой сделался тише. Потом, окутанный блаженной теплотой, он почти сразу погрузился в глубокую дрему.

Глава 5

   Гарион не мог потом точно вспомнить, когда именно мозг его воспротивился мягкому принуждению тети Пол, направлявшей его все глубже и глубже в спасительную бессознательность, но, по-видимому, почти сразу. Неуверенно, словно поднимаясь из глубины, он выплыл из сна и понял, что идет вместе с остальными к лошадям, неуклюже переступая одеревеневшими ногами. Он взглянул на спутников и увидел, что лица у них пустые, отрешенные. Он вроде бы слышал шепот тети Пол – «спите, спите, спите», но шепот этот не имел над ним власти.
   Вместе с тем он сознавал, что все не совсем так, как обычно. Хотя мозг его бодрствовал, тело спало. Он смотрел на все в спокойной, просветленной отрешенности, не замутненной никакими чувствами, столь часто сеявшими неразбериху в его мыслях. Он знал, что наверняка обязан сказать тете Пол, что не спит, но по какой-то неясной причине не стал этого делать.
   Спокойно он начал перебирать мотивы и соображения, заставившие его промолчать, стараясь выделить ту главную мысль, которая и определила решение. В этих поисках он и наткнулся на тихий уголок, где пребывало другое сознание. Гарион почти ощутил его желчное удовольствие.
   – Ну? – молча спросил его Гарион.
   – Я вижу, ты наконец проснулся, – сказало ему другое сознание.
   – Нет, – довольно педантично поправил Гарион, – часть меня, я полагаю, спит.
   – Это та часть, которая мешает. Теперь мы можем поговорить. Нам надо обсудить кое-что.
   – Кто ты? – спросил Гарион, рассеянно повинуясь указанию тети Пол сесть на лошадь.
   – У меня нет настоящего имени.
   – Ты отделен от меня, так ведь? Я хочу сказать, ты не просто другая часть меня?
   – Нет, – отвечал голос, – мы совершенно отдельны.
   Лошади шагом двинулись по лугу, следуя за тетей Пол и господином Волком.
   – Чего ты хочешь? – спросил Гарион.
   – Я должен направить события в то русло, каким им надлежит следовать Я занимаюсь этим уже очень давно.
   Гарион попытался это осмыслить. Вой становился громче, стоны и вскрики – отчетливее. Туманные, отрывочные видения возникали в воздухе и неслись над травой к лошадям.
   – Я помешаюсь, не правда ли? – спросил Гарион с некоторым сожалением. – Я не сплю, как другие, и призраки сведут меня с ума, так ведь?
   – Сомневаюсь, – отвечал голос. – Ты увидишь кое-что, чего бы тебе лучше не видеть, но не думаю, чтобы это помутило твой рассудок. Ты даже можешь узнать о себе что-то такое, что тебе впоследствии пригодится.
   – Ты очень стар, да? – спросил Гарион, как только эта мысль пришла ему в голову.
   – Это слово по отношению ко мне не имеет никакого смысла.
   – Старше моего деда? – настаивал Гарион.
   – Я знал его ребенком. Быть может, тебе приятно будет узнать, что он был еще упрямее тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы направить его в нужную сторону.
   – Ты делал это, находясь в его мозгу?
   – Естественно.
   Гарион заметил, что его лошадь идет прямо через одно из туманных видений, возникшее перед ней.
   – Значит, он знает тебя – то есть то, что ты был в его мозгу?
   – Он не знает, что я там был.
   – Я всегда знал, что ты здесь.
   – Ты – иное дело. Об этом нам и надо поговорить.
   Вдруг в воздухе прямо перед лицом Гариона возникла женская голова. Глаза ее были вытаращены, рот перекошен беззвучным криком. Обрубок шеи кровоточил, капли крови исчезали в никуда.
   – Поцелуй меня, – прохрипела голова. Гарион закрыл глаза, лицо его прошло сквозь голову.
   – Видишь, – заметил голос как бы между прочим, – это не так страшно, как ты воображал.
   – Почему я – иное дело? – осведомился Гарион.
   – Кое-что предстоит сделать, и сделать тебе. Все остальное было только подготовкой.
   – Что именно я должен сделать?
   – Узнаешь, когда придет время. Если узнаешь слишком рано, то можешь испугаться. – Голос сделался сухим и строгим. – Тебе и без того придется непросто.
   – Почему мы говорим об этом сейчас?
   – Тебе надо знать, зачем ты должен это сделать. Это может помочь тебе, когда придет время.
   – Хорошо, – согласился Гарион.
   – Очень-очень давно случилось нечто, чему не следовало случаться, – начал голос внутри его мозга. – Вселенная возникла по определенной причине и постепенно двигалась к намеченной цели. Все шло, как и должно было идти, как вдруг произошло нечто неправильное. Это был пустяк, но произошел он в должное время и в должном месте – вернее будет сказать, в недолжное время и в недолжном месте. В любом случае он изменил ход событий. Тебе понятно?
   – Кажется, да, – отвечал Гарион, морщась от напряжения. – Это как если ты бросаешь камень во что-то, а он отскакивает от чего-то другого и летит куда ты вовсе не хотел – как когда-то Дорун швырнул камнем в ворону, а камень отскочил от ветки и разбил Фолдору окно?
   – Именно так, – поздравил его голос. – До этого момента существовала только одна возможность – первоначальная. И вдруг их стало две. Давай сделаем еще один шаг. Если б Дорун – или ты – очень быстро кинул другой камень и попал бы в первый прежде, чем тот долетел до Фолдорова окна, возможно, первый камень попал бы таки в ворону.
   – Возможно, – с сомнением отвечал Гарион. – Только Дорун вовсе не так хорошо кидался камнями.
   – Я умею это гораздо лучше Доруна, – сказал голос. – Собственно, ради этого я и возник. В некотором роде ты – камень, который я кинул. Если ты попадешь в тот, другой камень, ты развернешь его и направишь туда, куда ему было изначально назначено лететь.
   – А если нет?
   – Фолдорово окно разобьется.
   Нагая женщина с отрубленными руками и торчащим из груди мечом вдруг возникла прямо перед Гарионом. Она визжала и стонала, обрубки рук брызгали кровью ему в лицо. Гарион протянул руку стереть кровь, но лицо его было сухим. Не видя призрака, лошадь прошла сквозь него.
   – Мы должны вернуть события в правильное русло, – продолжал голос. – Некое действие, которое ты должен будешь совершить, – ключ ко всему. Долгое время то, что должно было случиться, и то, что случалось на самом деле, шло в разных направлениях. Теперь они снова начинают сходиться. Точка, где они сойдутся, это та точка, в которой тебе придется действовать. Если это тебе удастся, все выправится; если нет – все по-прежнему будет идти не так, и цель, ради которой возникла Вселенная, достигнута не будет.
   – Как давно это началось?
   – Еще до сотворения мира. Даже до богов.
   – Удастся ли это мне? – спросил Гарион.
   – Не знаю, – отвечал голос. – Я знаю, чему надлежит быть, а не то, что будет. Тебе надо понять кое-что еще. Когда произошла ошибка, она породила две разные линии возможного, и каждая из этих линий имеет свою конечную цель. Иметь цель – значит ее осознавать. Говоря попросту, я – сознание первоначальной цели Вселенной.
   – Только теперь есть другое? – предположил Гарион. – Другое сознание, я хотел сказать – связанное с другой линией возможного?
   – Ты даже сообразительней, чем я думал.
   – А не захочет ли оно, чтобы все по-прежнему шло неправильно?
   – Боюсь, что захочет. Тут мы подходим к важному месту. Точка во времени, когда все решится, очень близка, и ты должен быть готов.
   – Почему я? – спросил Гарион, отбрасывая отрубленную руку, пытавшуюся схватить его за горло. – Не может кто-нибудь другой это сделать?
   – Нет, – сказал ему голос. – Это происходит не так. Вселенная ждала тебя миллионы лет – больше, чем ты можешь даже вообразить. Ты несся к этому событию с начала времен – ты один. Только ты можешь сделать то, что надлежит сделать, и это самое важное из того, что когда-либо произойдет, – не только в нашем мире, но и во всех мирах во Вселенной. Есть народы, населяющие миры столь отдаленные, что свет их солнц не достигает этого мира, и они исчезнут, если ты не выполнишь свое предназначение. Они никогда не узнают и не поблагодарят тебя, но от тебя зависит все их существование. Другая линия возможного ведет к полному хаосу и разрушению, но мы с тобой ведем к иному.
   – К чему?
   – Если тебе удастся совершить что надо, ты доживешь до этого времени и увидишь сам.
   – Хорошо, – сказал Гарион. – Что мне надо делать – я хочу сказать, сейчас?
   – Ты обладаешь огромной силой. Она дана тебе для того, чтобы ты смог совершить намеченное, но ты должен научиться ею владеть. Белгарат и Полгара стараются тебе в этом помочь, так что перестань им противиться. Ты должен быть готов, когда придет время, а оно гораздо ближе, чем ты думаешь.
   Обезглавленная фигура стояла на дороге, держа в правой руке отрубленную голову. При приближении Гариона она приподняла свою ужасную ношу, и перекошенный рот разразился ругательствами.
   Проехав сквозь призрак, Гарион вновь попытался заговорить с тем, кто находился внутри его сознания, но не нашел его там.
   Дорога миновала развалившееся каменное строение. На поваленных камнях теснились призраки, словами и жестами завлекая путников.
   – Чересчур много женщин, – спокойно заметила тетя Пол.
   – Это было их национальной особенностью, – отвечал ей Волк. – На одного мальчика у них рождалось восемь девочек. Из-за этого им пришлось внести некоторые необходимые поправки в отношения между полами.
   – Полагаю, ты находил это занятным, – сухо заметила она.
   – Мараги смотрели на многое не совсем так, как другие народы. Брак никогда не пользовался у них большим уважением. В некоторых отношениях они были весьма свободны.
   – Это так называется?
   – Постарайся не быть такой узколобой, Пол. Общество существовало; только это и важно.
   – Не только это, отец, – сказала она. – Как насчет их каннибализма?
   – Это была ошибка. Кто-то неправильно понял отрывок из их священных текстов, и все. Они делали это из чувства религиозного долга, не по влечению. В целом мараги мне нравились. Они были благородны, дружелюбны и честны друг с другом. Они любили жизнь. Если б не золото, они бы, вероятно, преодолели это в себе.
   Гарион совсем забыл про золото. Когда они переезжали ручей, он посмотрел на сверкающую воду и увидел маслянисто-желтые искорки, вспыхивающие меж гальки на дне.
   Призрак нагой женщины вдруг появился прямо перед ним.
   – Не правда ли, я прекрасна? – лукаво спросила она, потом взялась руками за края резаной раны на животе, потянула и вывалила кишки на берег ручья.
   Гарион подавился и стиснул зубы.
   – Не думай о золоте! – резко сказал голос в его мозгу. – Призраки завладевают тобой через твою алчность. Если ты будешь думать о золоте, то сойдешь с ума.
   Они ехали дальше. Гарион старался выкинуть из головы мысли о золоте.
   Господин Волк тем не менее как раз говорил о нем.
   – В золоте-то и была главная беда. Оно привлекало самых дурных людей – в данном случае толнедрийцев.
   – Они пытались искоренить людоедство, отец, – отвечала тетя Пол. – Этот обычай большинство людей находит отвратительным.
   – Я сомневаюсь, так ли ревностно они отнеслись бы к нему, если бы золото не лежало на дне каждого ручья в Марагоре.
   Тетя Пол отвернулась от призрака ребенка, надетого на толнедрийское копье.
   – А теперь золото не досталось никому, – сказала она. – Мара позаботился об этом.
   – Да, – согласился Волк, поднимая лицо, чтобы прислушаться к жуткому вою, доносившемуся, казалось, со всех сторон. Он сморщился, услышав особо пронзительную ноту. – Хотел бы я, чтобы он вопил не так громко.
   Они проехали мимо развалин храма. Белые камни рассыпались, меж них росла трава. Раскидистое дерево, стоявшее неподалеку, было увешано телами, которые крутились и раскачивались на веревках.
   – Снимите нас, – бормотали тела. – Снимите нас.
   – Отец! – резко сказала тетя Пол, указывая на луг за разрушенным храмом. – Эти люди настоящие!
   По лугу медленной процессией двигались люди в длинных одеяниях с капюшонами, подпевая в лад заунывному звону колокола, который они несли на плечах на длинном шесте.
   – Монахи Мар Террина, – сказал Волк, – совесть Толнедры. Их можно не опасаться.
   Один из монахов поднял голову и увидел их.
   – Возвращайтесь! – закричал он и, отделившись от остальных, побежал к путникам, то и дело шарахаясь от чего-то, чего Гарион не видел. – Возвращайтесь! – снова закричал он. – Спасайтесь! Вы приближаетесь к самому средоточию ужаса! За этим холмом лежит Мар Амон. Сам Мара бушует над его улицами, сделавшимися обителью призраков!

Глава 6

   Монахи прошли мимо, пение и звон колокола мало-помалу стихли. Господин Волк глубоко ушел в свои мысли, пальцы его здоровой руки теребили бороду. Наконец он вздохнул и сухо сказал:
   – Полагаю, мы можем с тем же успехом поговорить с ним и сейчас, Пол. Если мы этого не сделаем, он просто-напросто нас нагонит.
   – Ты попросту потратишь время, отец, – сказала тетя Пол. – Разговаривать с ним бессмысленно. Мы уже пытались.
   – Ты, наверное, права, – согласился он, – но мы должны хотя бы попытаться. Олдур будет недоволен, если мы этого не сделаем. Может быть, когда Мара узнает, что происходит, с ним можно будет разговаривать.
   Истошный вопль прокатился над залитым солнцем лугом, и лицо Волка вытянулось.
   – По-моему, пора ему уже выкричаться. Ладно, едем в Мар Амон. – Он повернул лошадь к холму, на который указывал монах. Изуродованный призрак затрясся перед самым его лицом. – Прекрати, – сказал он раздраженно. Призрак дернулся и пропал.
   Вероятно, когда-то на холм вела дорога, след от которой еще кое-где проглядывал под травой, но тридцать два столетия, прошедшие с тех пор, как по ней последний раз ступала нога человека, почти начисто стерли ее с лица земли. Она поднималась к вершине холма, а оттуда шла вниз к Мар Амону. Гарион, по-прежнему отрешенный и бесчувственный, примечал такое, что при иных обстоятельствах ускользнуло бы от его внимания. Хотя город был разрушен почти до основания, планировка его угадывалась четко. Улица – она была только одна – изгибалась спиралью и выводила на большую круглую площадь точно в центре развалин. Во внезапном озарении Гарион понял, что город этот задуман женщиной. Мужской ум тяготеет к прямым линиям, женщины мыслят окружностями.
   Они начали спускаться с холма: тетя Пол и господин Волк впереди, остальные с отсутствующим видом – за ними. Гарион ехал последним, стараясь не замечать встающих из земли призраков, старавшихся напугать его наготой и жуткими увечьями. Вой, который они услышали, едва перейдя границу Марагора, стал громче и отчетливее. Временами он прокатывался многоголосым эхом, но Гарион знал, что стенает один мощный голос, преисполненный горем столь великим, что слышно по всему королевству.
   Когда они подъехали к городу, поднялся ужасный ветер, холодный, напитанный нестерпимым запахом покойницкой. Когда Гарион машинально поплотнее закутался в плащ, он заметил, что его полы не раздуваются ветром, как не колышется и высокая трава. Он прокручивал в голове эти наблюдения, пытаясь в то же время зажать ноздри и не вдыхать мерзостный запах разложения. Раз ветер не колышет траву, значит, ветер этот не настоящий. Мало того, раз лошади не слышат воя, значит, и вой ненастоящий. Гарион замерз и дрожал, даже сознавая, что озноб этот – подобно ветру и воплям – более воображаемый, чем реальный.
   Хотя Мар Амон, когда они впервые завидели его с вершины холма, казался разрушенным до основания, въехав в город, Гарион с удивлением узрел стены жилых домов и общественных зданий; где-то поблизости раздавался детский смех, а издалека долетало пение.
   – Зачем он это делает? – печально спросила тетя Пол. – Это ничего ему не дает.
   – Однако это единственное, что у него осталось, Пол, – ответил господин Волк.
   – И это всегда кончается одним и тем же.
   – Знаю, но это помогает ему немного забыться.
   – Все мы о чем-нибудь желали бы забыть, отец. Это не метод.
   Волк с восхищением смотрел на основательные стены строений.
   – Сделано мастерски, – заметил он.
   – Естественно, – сказала она, – в конце концов, он бог – но это ему не на пользу.
   Гарион не понимал, о чем говорят его тетя и дед, пока лошадь Бэйрека не прошла прямо сквозь стену – исчезла за каменной кладкой и вновь появилась в нескольких ярдах дальше. Стены, здания, весь город были иллюзорны – это всего лишь воспоминание. Холодный ветер сделался сильнее, и к запаху разложения теперь примешивался запах дыма. Хотя Гарион видел, что яркий солнечный свет по-прежнему освещает все вокруг, казалось, стало значительно темнее. Детский смех и далекое пение стихли, послышались крики.