Эддингс Дэвид. Вор и Книга Демона

   Тут ему в голову пришла мысль.
   — Если ты и твои братья такие самодостаточные, почему же Дэва стремится все изменить? Чего он хочет этим добиться?
   — Это идет из далекого-далекого прошлого, Альтал, — в задумчивости ответила она. — Дэва разрушает, — но только то, что Дейвос и я позволяем ему разрушить. Это непосредственно унижает его. Он старьевщик вселенной, подбирающий обноски. В некотором смысле он Бог Небытия, и поэтому он пребывает в пустоте и темноте. Дейвосу нравится создавать, а мне нравится пестовать то, что он создает. Но в пустоте радости мало, поэтому, когда Дэва не в силах больше выдержать свое одиночество, он посылает Генда, чтобы найти ему товарищей и заполнить пустоту. Думаю, Генд — не самый удачный выбор моего брата.
   — Ты его жалеешь, Двейя?
   — Да, немного. Всем известно, что у меня мягкое сердце.
   Альтал посмотрел в восточное окно и увидел, что утренняя звезда уже взошла.
   — Скоро пора будить деток.
   Он почесал подбородок.
   — Наверное, ты права относительно устройства спален, — согласился он, — но столовую, может быть, следует сделать общей, чтобы они имели возможность собираться вместе? Когда начинаешь возводить между мальчиками и девочками высокие стены, они постоянно думают только о том, как бы через них перелезть. Если мы позволим им быть вместе во время еды и здесь, в этой комнате, они, возможно, даже не будут обращать внимание на твою красоту, когда ты будешь их обучать. Некоторые страсти можно сдерживать, если чуть строже наблюдать за общением мальчиков и девочек. Ну как, я прав хоть немного?
   — Совершенно прав, Альтал; иногда ты меня просто удивляешь. Почему бы тебе не пойти и не устроить столовую рядом с нашими спальнями? А я подожду тебя здесь. Таким образом у тебя будет возможность немного подготовить их к новому облику Эмми.
   — Тоже неплохая мысль.
   — Ах да, раз уж мы заговорили о еде, есть еще один вопрос.
   — Что такое?
   — Когда мы сядем за стол, я не желаю видеть на нем рыбу.
   — Мне казалось, ты любишь рыбу.
   — Рыбу любит Эмми, Альтал. Лично я ее просто видеть не могу.
 
   Для столовой Альтал «соорудил» довольно роскошную мебель. Это стоило ему не больше усилий, чем сделать какой-нибудь колченогий стол или грубо отесанные скамьи, но он решил, что в приятной обстановке «детки» будут охотнее засиживаться подольше и общаться друг с другом. Он чувствовал, что если они все будут тесно связаны между собой, им будет легче, когда они снова выйдут в мир, пройдя через подъемный мост. Затем, чтобы они еще больше полюбили этот дом, он приготовил королевский завтрак.
   Он разбудил их, постучавшись в двери, а затем, словно услужливый хозяин гостиницы, уселся ждать в холле перед столовой.
   — Поторопитесь, — сказал он им, когда они появились из своих спальных апартаментов. — Эмми ждет нас наверху, а вы знаете, как она сердится, если мы опаздываем.
   — Она больше не будет с нами обедать? — спросил Элиар.
   — На этот раз нет, — ответил Альтал. — Она решила дать мне возможность предупредить вас о том, что она больше не кошка Эмми.
   — Нет? — Элиар, казалось, расстроился. — Но мне нравится Эмми.
   — Подожди, ты скоро ее увидишь.
   — Неужели она обрела свой истинный облик? — в ужасе выпалила Лейта.
   — О да, — с воодушевлением ответил Альтал. — Теперь она Двейя, и думаю, что ей к этому нужно немного привыкнуть.
   Он почувствовал слабое прикосновение в своем сознании.
   — Боже! — сказала Лейта, закусывая губу.
   — Что-то не так? — спросила Андина.
   — Это ее действительно истинный образ? — спросила Лейта у Альтала.
   — Во всяком случае, очень похожий. У меня хорошая память на детали.
   — Боже! — снова воскликнула Лейта.
   — Что такое, Лейта? — Андина выглядела озадаченной.
   — Мы теперь просто вороны, Андина.
   — Не может быть, чтобы она была настолько красива.
   — Она даже хуже, — печально произнесла Лейта.
   — Может, поговорим об этом за завтраком? — спросил Элиар, голодным взором окидывая стол, который ломился от яств.
   — Элиар прав, — сказал им Альтал. — Давайте есть, пока завтрак не остыл. А потом пойдем наверх, и я представлю вас Двейе.
   — Мне кажется, я уже не голодна, — вздохнула Лейта.
 
   После завтрака они все, нервничая, поднялись вслед за Альталом по лестнице в круглую комнату наверху башни.
   Двейя стояла у мраморного стола, рассеянно положив руку на Книгу. Она была одета в белое платье старинного покроя, обнажавшее от самых плеч ее руки, а ее солнечно-золотистые волосы струились по спине. Ее безупречное лицо было загадочным.
   — Доброе утро, детки, — поприветствовала она их.
   Наступило неловкое изумленное молчание, пока все они стояли, уставившись на нее.
   — Ты и вправду наша Эмми? — наконец спросил Гер.
   — Да, Гер, — мягко ответила она. — Некоторое время я пряталась под маской Эмми, но теперь это уже не нужно, и я перестала прятаться.
   Она искоса бросила на Альтала лукавый взгляд.
   — Наш доблестный предводитель несколько беспокоился по поводу такого превращения. Он был уверен, что, увидев мое несказанное совершенство, вы все впадете в бессвязное бормотание, как сумасшедшие.
   Она остановилась, наклонив голову, как будто напряженно прислушиваясь.
   — Как странно, — сказала она. — Что-то я не слышу никакого бормотания. Может, Альтал был неправ? Неужели он недооценил вашего понимания?
   — Ладно, — печально сдался Альтал. — Я был неправ. Не надо меня совсем добивать.
   — Разумеется, не надо. Добивать людей — это твоя привилегия, не так ли?
   — Ты действительно сестра Бога? — спросил Бхейд дрожащим от благоговейного страха голосом.
   — Это зависит от того, как посмотреть, Бхейд, — ответила она с легкой улыбкой. — С моей точки зрения, Дейвос — брат Бога. Уверена, что он смотрит на это несколько иначе, но это уже его проблемы, правда? Мы трое — Дейвос, Дэва и я — мы все смотрим на вещи с разных точек зрения. Я лично полагаю, что Дейвос создает для меня то, что я могу любить, а Дэва таскает помои.
   — Это какие-то новые определения, Божественная, — заметила Лейта. — Ты уже представила их своим братьям?
   — Это было бы пустой тратой времени, Лейта. Оба моих брата слишком заняты собой, чтобы посмотреть на вещи с реальной точки зрения. Иногда с ними так скучно.
   Она посмотрела на остальных, немного прищурив глаза.
   — Вижу, вы все уже несколько адаптировались к ситуации, так что нам, наверное, пора приступить к работе. Сделай какую-нибудь мебель, Альтал. Нам должно быть удобно.
   — Как скажешь, Двейя.
   — Не могла бы ты, Божественная, сделать себе немного веснушек или что-нибудь такое? — спросила Лейта. — Ты же знаешь, что для нас с Андиной ты делаешь жизнь совершенно невыносимой.
   — Нам не в чем соревноваться, Лейта, — мягко заметила Двейя.
   — Какое неземное отношение, — прошептала Андина.
 
   — Как нам обращаться к тебе? — спросил Бхейд, когда все они уселись в удобные кресла, сделанные Альталом.
   — Ты что, не можешь произнести «Двейя», Бхейд? — с притворным любопытством спросила его Лейта.
   — Некоторые церковные ордена запрещают произносить имя Бога, — пояснил Бхейд.
   — Они неправы, — сказала Двейя. — Скудоумие пытается скрыть свое непонимание вещей под бессмысленными формальностями и бесконечными рассуждениями о незначительных пустяках. Ты выше этого, Бхейд, иначе ты не был бы здесь. У меня есть имя. Пожалуйста, называй меня этим именем. Возникает ужасная путаница, когда кто-то возводит очи к небу и говорит: «О Боже!» Я и мои братья никогда не можем понять, к кому из нас обращаются. — Она улыбнулась. — Однажды в Плаканде из-за этого возникла целая новая религия, — вспомнила она. — Когда мы все трое одновременно ответили одному жрецу, он принял это за откровение, и по всему Плаканду распространились трехголовые идолы.
   — Некоторые церковные ордена не одобряют статуи Бога, — сказал Бхейд озадаченно. — Они учат нас, что никто не может видеть Бога по-настоящему.
   — Но ты же меня видишь? — спросила Двейя. — Вообще-то нам нет никакого дела до статуй — за исключением этого чудовища в Магу. — Она помолчала, положив руку на Книгу, потом заметила: — Но мы несколько отвлеклись от темы. Думаю, лучше всего с самого начала назвать вещи простыми именами, чтобы отталкиваться от чего-то одного. Мы трое — Дейвос, Дэва и я — существовали всегда, и мы редко достигали между собой согласия в чем-либо.
   — Ты имеешь в виду войну Богов? — спросил Элиар.
   — Нас всего трое, Элиар, — сказала она. — Вряд ли это можно назвать войной. Пока в этом участвовали только мы трое, из нашего несогласия рождались лишь интересные споры и ничего больше. Когда мы встречались — а это бывало редко, — мы вели себя учтиво по отношению друг к другу, и мы как-то не обращали на это внимания. Но потом появился человек, и все переменилось. Другие существа принимают мир таким, каков он есть, и то же самое делают большинство людей. Однако среди них есть немногие, которые стремятся как-то воздействовать — что-то изменить. Какие-то изменения хороши, а какие-то нет, но человек по своей натуре стремится просто попробовать изменить что-то, чтобы посмотреть, что получится.
   — Когда все это происходило? — спросил Бхейд.
   — Споры наши длились вечно, но человек появился в этой части вселенной примерно десять тысяч лет назад, придя сюда в поисках открытого пространства, чтобы выращивать хлеб. Наверное, ничто так не изменило мир, как пшеница. Она обеспечила человеку выживание, благодаря ей он стал жить на одном месте достаточно долго, чтобы строить деревни и города, так началась цивилизация. В общем, первобытные люди пришли сюда с юга — из-за Мьюзы и Плаканда. В краю, откуда они родом, были огромные тропические леса, и их не слишком привлекала идея вырубать своими каменными топорами все эти деревья, чтобы очистить место для фермы, поэтому они отправились на север в поисках открытой земли.
   — Это было десять тысяч лет назад? — спросил Бхейд.
   — Примерно десять тысяч, — ответила она. — В те времена у людей еще не было точных календарей, а я и мои братья не слишком беспокоимся о времени. Когда это произошло, Генд был одним из тех ранних поселенцев в Медайо. Он всегда был очень высокого мнения о себе, и это раздражало его вождя. Когда намечалась какая-нибудь особо грязная работа, вождь, похоже, первым делом вспоминал о Генде; и как бы Генд ни старался, исполняя приказания, его усилия никогда не удовлетворяли правителя. Негодование его росло, как обильно поливаемый сорняк, и вскоре он возненавидел своего вождя. Эта печальная история повторялась из уст в уста на протяжении многих веков. Раздутое сознание собственной значимости мешало Генду увидеть, насколько он порой бывает неразумен. Думаю, если бы он был способен посмеяться над самим собой, все обернулось бы совсем иначе, но он не умел смеяться, и это открыло дверь для Дэвы. Все произошло быстро. Дэва предложил ему славу, власть и бессмертие, и Генд принял их с радостью. Затем, чтобы укрепить свою власть над душой Генда, Дэва взял его с собой в Нагараш, чтобы развратить еще больше.
   Лейта в ужасе отпрянула.
   — Только не туда! — вскрикнула она.
   — А куда же? — сказала Двейя. — В конечном счете, Нагараш — оплот власти Дэвы.
   — Мне кажется, я никогда не слышал о нем, — сказал Элиар.
   — Это в Неквере, — объяснила ему Лейта. — Он находится глубоко под землей, и это невыразимо ужасное место.
   — Только если Дэва желает, чтобы оно было таким, Лейта, — поправила ее Двейя. — Дэва стремился поработить Генда, поэтому он обеспечивал его всем, что тот пожелает. Покуда дело касалось Генда, Нагараш был местом неизъяснимого блаженства. Сперва Дэва вел себя почти как слуга по отношению к Генду, но когда его власть над Гендом окрепла, все изменилось. В Нагараше время не имеет значения, а Дэва бесконечно терпелив, так что к тому времени, когда Генд оттуда вышел, Дэва стал хозяином, а Генд — слугой.
   — А его глаза действительно горят так, как они горели в том сне, который мы все видели в Осе? — спросил Элиар.
   — О да, — ответил ему Альтал. — Одними глазами Генд может освещать себе путь в самом темном лесу.
   — Это печать Дэвы, — уверенно пояснил Бхейд.
   — Не совсем, — возразила Двейя. — Огонь, горящий в глазах Генда, принадлежит ему, а не Дэве. В общем, когда Генд оказался в его полном подчинении, Дэва послал его обратно в Медайо с тем же приказом, какой получил Альтал от Кинжала.
   — «Ищи»? — спросил Альтал. — Что же он должен был искать?
   — То же, что и ты, дорогой, — ответила Двейя. — Дэве нужны были определенные люди, и он приказал Генду найти их. Мы встречали этих людей, поэтому ты знаешь, кто они.
   — Пехаль и остальные?
   — Вот именно. Пехаль был первым, и завоевать его не составило особого труда. Это произошло примерно девять тысяч лет назад, когда Генд вышел из Нагараша и вернулся в Медайо. Пехаль был убийцей, который рыскал по предместьям нескольких деревень в Центральном Медайо и убивал всех встречных, у которых было хоть что-то, привлекающее его внимание. Одежда, еда, оружие — все, что имело хоть какую-то ценность. Он убивал даже тех, у кого ничего не было — если был голоден.
   — Ты шутишь! — воскликнула Андина.
   — В те времена это было гораздо более обычным явлением, чем люди себе представляют, Андина, а Пехаль был совершеннейшим дикарем. Чтобы подчинить себе этого зверя, Генд использовал свою Книгу, а затем с помощью различных забав и развлечений, о которых мы даже не станем говорить, завоевал его окончательно.
   — Ты когда-нибудь видел этого парня Пехаля, мистер Альтал? — спросил Гер.
   — Мы с Эмми встретили его в Аруме, когда искали Кинжал, — ответил Альтал. — С годами он не слишком изменился в лучшую сторону.
   — Тебе следовало убить его, когда представлялась такая возможность.
   — Мне было сказано, чтобы я этого не делал. По-моему это не совсем входило в планы Эмми.
   — Ты прекрасно знаешь, что этого не надо было делать, Альтал, — сказала Двейя.
   — Как скажешь, дорогая, — с нежностью ответил он. — А кого Генд завербовал после того, как покорил Пехаля?
   — Следующим был Хном, — отвечала она, — но это произошло после того, как жители Медайо распространились в Векти, Плаканде и Экуэро. Эта экспансия продолжалась полторы тысячи лет, но Генд очень терпелив, он ждал. Хном жил в Ледане в Экуэро и был известным мошенником. Он торговал в основном льном, но в льняные тюки, которые он обменивал на другие продукты, было подмешано много обычных сорных трав. Наконец жители Ледана выгнали его из города и рассказали жителям других городов, что ему нельзя доверять. Для него закрылись ворота всех городов, а в те времена шансы на выживание для изгнанника были весьма невелики. Генд и Пехаль нашли его прячущимся в ивовых зарослях на берегу озера, он был на грани истощения. Генду ничего не стоило заполучить его, поскольку ему действительно больше некуда было податься.
   — Когда мы с Альталом повстречали его в Осе, он продавал там горшки и кастрюли, — вспомнил Элиар.
   — Он делал вид, будто продает горшки и кастрюли, — поправил Альтал. — На самом деле он следил за нами.
   — Хном — прирожденный мошенник, который умеет в мгновение ока менять лицо и манеры, — сказала Двейя. — Он может быть очаровательным и весьма обходительным, но только дурак станет ему доверять.
   — Это превращается в хорошую историю, — с увлечением сказал Гер. — Кто же стал следующим приспешником Генда?
   — Гелта.
   — Та леди в железной кольчуге, чья лошадь стояла на облаках?
   — Та самая. Она была предводительницей воинственного клана в Ансу примерно шесть тысяч лет назад.
   Бхейд нахмурился.
   — Не слишком ли это странно для Ансу? — спросил он. — Насколько я понимаю, жители Ансу даже не считают женщину человеком.
   — Ты же ее видел, Бхейд, — напомнила ему Двейя. — Она ростом сравнится с любым мужчиной, а дикости в ней еще больше. Это грубая женщина с обезображенным оспой лицом и большим носом. Она выросла в обществе воинов своего отца, так что мыслит скорее как мужчина, нежели как женщина. Она шла к своему трону по трупам, и любой, кто смел что-то сказать относительно ее пола, не доживал до заката.
   — И как только Генду удалось обратить в свою веру такую женщину? — спросил Бхейд.
   — Он предложил ей власть, Бхейд. У Гелты большие аппетиты, но ее жажда власти затмевает все остальное. Генд предложил власть и могущество в обмен на ее душу, и Гелта была убеждена, что совершила выгодную сделку.
   — А кто был следующим? — спросил Элиар.
   — Прошла тысяча лет, пока он нашел следующего, — ответила Двейя. — После того как в результате религиозных войн пятого тысячелетия Медайо пришел в упадок, начала расцветать Деиканская Империя. На заре шестого тысячелетия в Деике жил священник, поклонявшийся экуэрскому богу Апвосу. Его звали Арган, и он категорически не сходился во мнениях с первосвященниками относительно некоторых туманных аспектов астрологии. Наконец верховный жрец приказал ему отречься, но Арган не отрекся. И тогда верховный жрец воспользовался своей властью и исключил Аргана из церковного ордена.
   — Помилуй бог! — в ужасе воскликнул Бхейд. — Это ужасно!
   — Арган тоже так думал. Его лишили главного в его жизни, и он погрузился в совершеннейшее отчаяние. Генд завербовал его так же легко, как вы срываете с дерева спелое яблоко.
   — А бог по имени Апвос действительно существует? — спросил Гер.
   — Это разновидность имени «Дейвос», — объяснила Двейя. — Слово «Апвос» обозначает «бог Воды», а «Хердос» — «бог Стада». Медайо смотрели на небо, экуэрцы глядели в свои озера, а векти и плакандцы видели перед собой стада овец и коров. Они используют разные имена, но говорят об одном и том же Боге.
   — Они об этом знают?
   — Вообще-то нет, — пожала плечами Двейя. — С тех пор как все это началось, у меня было с дюжину имен. Так вот, последний из наемников Генда жил в Регвосе примерно три тысячи лет тому назад и обладал таким же даром, как у Лейты.
   — Я не стала бы называть это даром, — заметила Лейта.
   — Коман так не считает. Регвос — страна неспокойная. Сначала ее заселили остосцы, но земля там не очень хорошая, а золота мало.
   — У нас до сих пор осталось несколько поселений вдоль берега, — вставила Андина, — но они стоят нам гораздо больше, чем мы от них получаем. Это просто обуза для нас.
   — Коман использовал свой дар, чтобы выведывать тайны, — продолжала Двейя, — а потом продавал их. Он случайно повстречал Генда, и ему понравилось то, что он увидел в его сознании. Его не надо было вербовать, он сам пошел за ним. — Она улыбнулась. — Когда мы его встретили, Альтал сотворил с Команом нечто ужасное, — вспомнила она. — Лейта сможет оценить это лучше, чем остальные из вас.
   — Эмми предупредила меня, что Коман попытается проникнуть в мои мысли, — пояснил Альтал. — Она сказала, чтобы я начал считать, только не по порядку — один, два, три, семнадцать, девять, сорок три и так далее. И я, просто ради интереса, добавил туда дроби: семь и пять восьмых, девяносто два и двенадцать тридцать вторых — и всякие другие сочетания. Коману это почему-то не показалось забавным.
   Глаза Лейты внезапно расширились, и она задрожала.
   — Пожалуйста, Альтал, — попросила она. — Обещай, что никогда не сделаешь этого со мной!
   — Неужели это действительно так мучительно? — спросила Андина у своей подруги.
   — Ужасно! — снова задрожала Лейта. — Как отреагировал Коман на то, что ты с ним сделал, Альтал?
   — Насколько я помню, он поскакал прочь от дороги, бормоча что-то про себя и используя при этом весьма цветистые выражения.
   — Не пора ли нам уже пообедать? — вдруг спросил Элиар.
   — Прошло всего несколько часов после завтрака, — напомнила ему Андина.
   Ее голос казался до странности ласковым, в нем не было и намека на ее обычную насмешливость или даже открытую враждебность по отношению к молодому арумцу.
   — Я знаю, что вам, наверное, уже надоели мои постоянные разговоры о еде, — смущенно сказал Элиар, — но я ничего не могу с этим поделать. Через час или два после того, как поем, я опять умираю от голода.
   — Может, тебе набить карманы едой, Элиар, — посоветовал Гер. — Тогда у тебя всегда найдется что пожевать, когда захочется есть.
   На лице Элиара отразилось возмущение.
   — Я не могу так, Гер! — возразил он. — Есть в присутствии остальных было бы ужасно неприлично!
   Тут Андина не удержалась и залилась звонким смехом, наполнившим башню музыкой.

ГЛАВА 17

   Для других Дом казался странным, но для Альтала он был родным, и ему было приятно возвратиться сюда. Двейя продолжала свои неторопливые уроки по мировой истории, но Альтал слушал их не слишком внимательно. Он чувствовал, что уже достаточно знает о мире. Если она хочет терять время на уроки истории, то это ее дело, все равно раньше весны они никуда не пойдут.
   Но вот минуло несколько недель, и ему в голову пришла странная мысль. Он дождался, пока они с Двейей остались в башне наедине, чтобы поведать о ней.
   — Дом построил Дейвос? — спросил он.
   — Лучше сказать «сотворил», нежели «построил». Ты знаешь, что в этом есть разница.
   — Он подарил его тебе?
   — Нет, я его себе прикарманила.
   — Двейя!
   Она засмеялась.
   — Это привлекло твое внимание, правда? Дейвос пришел сюда обдумать, что ему делать дальше, после того как он выдумал звезды. Затем он снова ушел и оставил Дом. Поскольку он ему был больше не нужен, я вселилась сюда — в облике кошки Эмми.
   — А если он понадобится ему снова?
   — Тем хуже для него. Теперь это мой Дом, Альтал. Если Дейвосу нужен Дом, пусть сотворит другой в другом месте — например, на луне.
   — Он знает твое мнение по этому поводу?
   — Должен знать. Я часто ему об этом говорила. Он создал этот мир и заселил его людьми. Это все, что он должен был сделать. Теперь этот мир мой, а Дейвос только путается под ногами.
   — Мы же не отправимся отсюда никуда до весны, правда?
   — Здесь времена года не имеют большого значения, милый. Тебе уже следовало бы это знать. Мы отправимся тогда, когда будем готовы.
   — Мы не можем отправиться в путешествие посреди зимы, Эм.
   — Спорим, что можем? — хитро предложила она.
   — Скоро глубина снега достигнет пятнадцати футов, и солнце больше не будет восходить. Мне кажется, все это некоторым образом мешает нам выбраться отсюда.
   — Вовсе нет. Смотри, Альтал. Смотри и учись.
   — Ну это уж совершенно невыносимо, Эм.
   — Я рада, что тебе нравится, — с самодовольной улыбкой ответила она.
 
   — Сколько это еще будет продолжаться, мистер Альтал? — потихоньку спросил Гер во время обеда несколько дней спустя.
   — О чем ты, Гер?
   — Вся эта трескотня о том, кто что делал тысячи лет назад в таких местах, о которых я раньше даже никогда не слыхал. Ты не обязан говорить Эмми о том, что я тебе сейчас сказал, но это становится ужасным занудством. Кому какое дело, что происходило в Деиканской Империи пять тысяч лет назад?
   — Я бывал там однажды, — сказал Альтал мальчику. — Это было еще до того, как я пришел сюда и Эмми взяла меня под свою опеку. Все торговцы в Деике были очень богатыми людьми, но при этом достаточно легкомысленными. Я подумал, что для человека нашей профессии здесь может открыться масса разных возможностей. Когда я думаю о глупых богачах, у меня становится тепло на душе.
   — И что же произошло? — в нетерпении спросил Гер.
   Альтал рассказал ему весьма приукрашенную версию своих приключений в доме Куизо. Гер оказался благодарным слушателем, и Альтал был на седьмом небе от удовольствия, но тут Двейя сказала, что пора возвращаться к работе.
   Когда они поднимались по лестнице, Альтал заметил на лице Андины лукавую улыбку и вспомнил, что перед обедом девушка отвела Двейю в сторону и о чем-то с ней говорила. На губах Двейи тоже играла легкая улыбка. Очевидно, что-то затевается.
 
   — Кое-чего я никак не могу понять, — сказал Бхейд, когда Двейя снова начала рассказывать историю Требореи. — Ты несколько раз упомянула о том, что берега южного моря менялись.
   — Да, менялись.
   — Но что может сдвинуть берег моря? Я всегда думал, что такие вещи, как горы или моря, вечны и неизменны.
   — Да нет, конечно же, Бхейд! — ответила Двейя с улыбкой. — Они все время меняются. Весь мир находится в постоянном движении. Горы растут и рушатся, как волны, а небольшое изменение климата может привести к тому, что береговая линия моря отодвинется на сотни миль. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы увидеть эти изменения, но они есть. Южный берег расширяется в течение вот уже более двух тысяч лет. — Затем она повернулась и указала на северное окно. — Все это благодаря ледникам.
   — Как может ледник на далеком севере влиять на южный берег?
   — Это ведь замерзшая вода, верно?
   — Разумеется.
   — В природе существует определенное количество воды. Это количество постоянно. Какая-то часть ее находится в море, какая-то часть — в воздухе в виде дождевых облаков, а еще часть заключена в ледниках. Время от времени погодные условия меняются. Становится холоднее, и ледники начинают расти. Все больше и больше воды Мирового океана оказывается запертой в этих ледниках, а в морях и облаках влаги становится все меньше. Дожди идут реже, и уровень моря начинает падать. Поэтому берега изменяются. Моря на юге всегда были неглубокими, так что по мере того, как вода отступает, открывается все больше и больше суши.