Девушка быстро облизнула губы и, стараясь не смотреть на Люкку, снова подняла голову к судейскому балкону:
   — Люкка Романов напал на наш картеж. На моих глазах он пытался убить человека, хранителя, сопровождавшего меня. Потом он взял меня в заложницы.
   — Он вам угрожал? — Уже второй раз повторил этот вопрос Судья.
   — Да, — твердо и убежденно произнесла Ия.
   Она услышала, как Люкка фыркнул, и на ее щеках загорелся лихорадочный румянец. Зал заволновался.
   — Ваша честь, — перебил ее Люкка, — этот человек, — он указал на застывшего Главу отряда Докуку, — напал на меня, когда у меня сломалась машина. Мне пришлось защищаться. Я думаю, что энергетические следы уже сняты и могут служить лучшим доказательством того, что у меня действительно произошла поломка автомобиля, скорее всего, перегорел волновой движок. Да это правда, что я сделал вид, будто взял в заложницы сею милую девицу. — Он кивнул в сторону Ии. — Но и это являлось актом самозащиты. Девушке ничего не угрожало.
   Его лицо оставалось беспристрастным, а голос спокойным. Он говорил с легкой полуулыбкой, словно обращаясь не к Судьям, а к несмышленым детям.
   Феликс видел, как бледное доселе лицо Ии с бессонными синяками под глазами стало пунцовым.
   — Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! — Вскрикнула она Люкке.
   Тот как будто удивленно оглянулся к ней.
   — Ты пытался убить меня! — Обвинила она мужчину, ткнув в него трясущимся пальцем.
   Люкка поднял правую бровь и только хмыкнул:
   — Ваша честь, — он поднял голову, — не знаю, упоминала ли моя милая подруга, что это она буквально воткнула в мой бок энергетическую призму? — Зеваки заволновались.
   Журналисты вдохновенно строчили в блокнотах, готовясь выпустить на первые полосы сенсацию: "Те, кто защищает пункты свода законов — на самом деле попирают их!"
   — Я защищалась! — Заорала Ия, и по ее лицу потекли слезы.
   — Ты защищала то, что перевозила на себе, — Люкка пригвоздил девушку холодным взглядом.
   Зал охнул, судьи переглянулись, Феликс выругался, а Анатоль прикрыл глаза.
   Судья ожесточенно стучал молотком, пытаясь успокоить зал. Пришлось остановить заседание на десять минут, пока откачают отца Ии, схватившегося за сердце, и выведут из зала особенно ретивых крикунов.
   После воцарения порядка, допрос продолжился:
   — Что вы перевозили? — Потребовал ответа Судья.
   Феликс нервно забарабанил пяткой по полу.
   Ия в предобморочном состоянии открыла рот. Она приготовилась совершить бессмысленный акт самоуничтожения — солгать. Любое слово, произнесенное в этом зале, не подкрепленное личной убежденностью различалось Судьями, как фальшивая нота в стройном хоре певцов.
   — Безделицу, ваша честь, — ответил Люкка за девушку.
   Он повернулся к Анатолю и с широкой змеиной улыбкой спросил:
   — Отчего только она оказалась такой важной для хранителей?
   Феликс буквально физически ощутил перекрещенные на них с Анатолем взгляды.
   — Твою мать… — вздохнул он.
   — Мы просим оставить все, что не относится к делу, — отрезал Судья помоложе. — Суд удаляется на совещание.
   Когда фигуры в красных мантиях скрылись, то над головами поднялся шум и гвалт.
   — Мы, кажется, попали, — пробормотал едва слышно Феликс. — Этот подонок почуял, что наклевывается большое дело. Он теперь вцепится нам в глотки, а у нас времени в обрез.
   Анатоль молчал и следил за Люккой, спокойно беседовавшим по мобильному телефону и не сводившим взгляда с нервничающей вышагивающей взад-вперед Ии.
   Судьи вернулись очень быстро. Зал затаил дыхание, нервное напряжение вцепилось в глотки всех участников процесса, нависло под высоким куполообразным потолком и давило на головы. Встал самый молодой вершитель закона и юным, звонким, только-только ломающимся голосом зачитал приговор:
   — Проанализировав показания и прочитав отчет о силовых линиях, Суд постановил. За развязывание боя в ночь на девятнадцатое октября две тысячи восьмого года и попрания пяти пунктов свода законов приговариваем Докуку Просфировича Клепакова и Ию Эдуардовну Норманову к исключению из рядов хранителей без возможности восстановления в должности. Приписываем сдать разрешение на ношение призм. За поддержание столкновения, а так же учитывая факт двух судебный разбирательств, приписываем Люкку Романову при первом нарушении свода законов перекрыть энергетический поток.
   "Что приведет к тихой смерти в течение двадцати четырех часов", — продолжил про себя Феликс.
   — Приговор зачитан и подлежит обжалованию лишь в случае изменения показаний одной из сторон. — Судья хлопнул папкой в звенящей тишине.
   На лице Лукки не дрогнул ни единый мускул. Ия побледнела, приложив ладошку к посиневшим губам. Докука, Глава отряда телохранителей, схватившись за сердце, тяжело пошатываясь, добрался до скамьи и упал на нее, ощущая настоящее облегчение.
   Анатоль улыбнулся, становясь похожим на акулу:
   — Ты со своими пессимистичными настроениями меня хочешь выбить меня из колеи.
   — Чему радоваться? — Буркнул Феликс. — Указатель-то все равно у мерзавца Люкки.

ЛЮККА

   Он быстро шел по коридору Суда. Он, в общем-то, ожидал нечто подобное. Ему практически выписали путевку на тот свет.
   — Стой! — Услышал он пронзительный женский голос и резко обернулся.
   За ним буквально бежала Ия, стуча высокими каблуками. Ее лицо казалось сосредоточенным и покрасневшим от злости.
   — Ты подонок! — Заорала он, ткнув в него пальцем.
   Бедняжку трясло от возмущения.
   — Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! Ты пытался меня убить! — Буквально выплюнула она обвинения.
   Ее глаза покраснели от непролитых слез. Люкка усмехнулся и засунул руки в карманы.
   — Я не умею пытаться. Собственно, поэтому ты жива.
   Девушка опешила, открыв рот. По щеке пробежала черная от туши для ресниц мокрая дорожка, под глазом появился темный неряшливый след. Вокруг скандаливших уже стали собираться зеваки, щелкнул затвор фотоаппарата. Девушка и мужчина смотрели друг на друга, не моргая и не шевелясь.
   — Я тебя ненавижу! — Прошептала она, сглотнув. — Слышишь, ты, чудовище?! Я ненавижу тебя!
   — Я, пожалуй, переживу, — пожал плечами Люкка и развернулся, уже подвигая плечом толпящийся в коридоре народ и с замиранием сердца вслушивающийся в каждый звук разговора.
   — Ты разрушил мою жизнь! — Взвизгнула она, схватив его за руку и пытаясь развернуть к себе.
   — Ты сама ее разрушила, — процедил Люк, отмахиваясь от нее, как от надоедливой мухи.
   Девица действительно сильно раздражала его. К тому же от долго стояния, у мужчины снова заныл бок, как будто на нем все еще зияла рана, полученная, между прочим, от руки этой дамочки.
   Тут она его ударила, маленькими кулачками заколотила по спине. Люк едва успел перехватить ее руки, чтобы налетевшая смерчем бедняжка не упала.
   — Хватит! — Раздался громогласный голос.
   Из толпы к ним бросился высокий мужчина, со светлыми волосами, собранными в хвост. Он оттащил девушку, и та прижалась к нему, сотрясаясь всем телом от рыданий. Его лицо показалось Люку знакомым. Он кивнул мужчине, скорее благодарный, и протиснулся сквозь плотный строй зевак на выход.
   Только в машине он смог выдохнуть. По лобовому стеклу медленно стекали капли дождя, к дворнику прилип пожухлый коричневый кленовый лист. Вокруг здания Суда росло много кленов, горящих пожаром по осени. Уже зарождались сумерки, неохотно загоравшиеся тусклыми уличными огнями. От серости вокруг становилось как-то особенно паршиво на душе.
   Люкка нажал на кнопку, заводя мотор. Тут в стекло постучались, через запотевшее окно он смог разглядеть только неясный образ. Мужчина опустил стекло, и увидел хмурившегося светловолосого, вмешавшегося в их с Ией скандал, только тут узнавая в нем худенького мальчика-студента, с которым учились на одном академическом потоке. Похоже, в отличие от Люка, тот все-таки закончил Академию и даже стал хранителем.
   — Что? — Вместо приветствия спросил Люкка.
   Мужчина криво усмехнулся, наклонившись к Люку, и облокотившись на открытое окно.
   — Ты меня не помнишь?
   — Ты не девочка, чтобы тебя помнить, так что смутно, — хмыкнул тот в ответ.
   — Феликс.
   — Отлично. Отходи, тороплюсь, знаешь ли.
   — Послушай, — неожиданно глаза вновь обретенного однокурсника загорелись агрессией. — Ты украл в ту ночь одну вещь. Ты знаешь, о чем я. Отдай ее мне. Сейчас же.
   — Если у вас исчезла какая-то вещь, то спросите с малышки Ии.
   — Отдай ее мне! — Прошипел Феликс, побледнев от гнева.
   — Иначе что? — Поднял одну бровь Лука. — Ты перекроешь мне энергию, если я проеду на красный свет?
   — Я уничтожу тебя…
   — Странные слова для хранителя порядка и добра. — От злости у Люка потемнело в глазах.
   В его голове мелькали картинки одна краше другой. Как он хватает Феликса за длинный хвост и прикладывает носом о дверь. Но за спиной Люкки стоял приговор, а вражина, как назло, являлся официальным лицом, хранителем.
   — Отходи, боюсь, ноги тебе отдавлю.
   — Я все равно заберу у тебя указатель! — Прошипел Феликс.
   — Найди его, — хмыкнул Люкка, и его губы сложились в тонкую линию.
   Через секунду он с такой силой нажал на педаль газа, что завизжали покрышки, а из-под колес повалил дым. Феликс едва успел отскочить от сорвавшегося с места автомобиля, обдавшего его брызгами грязной дождевой воды из бегущего по дороге ручья.
   — Ну, подожди у меня! — Прошипел он, кидаясь к своей машине.
   Буквально через пять секунд он уже засовывал ключ в зажигание, бросаясь в погоню за противником.
   Стрелка, о которой говорил Феликс, небрежно валялась в бардачке с компакт-дисками и перчатками. Люк хранил ее только, как доказательство для Суда. Доказывать оказалось нечего, приговор ему, вероятно, подписали еще до начала слушания. Поначалу, он честно не хотел соваться в это мутное дело, оно не вызвало даже любопытства, ведь Люк и так находился в неприятностях по самый кадык. Но теперь только слепец пропустил бы мимо факт, что хранители шли на открытый конфликт из-за маленькой деревянной вещицы. Мысль изменить свой приговор с ее помощью с каждой минутой приобретала все большую привлекательность. Вопрос из несущественного медленно превращался в принципиальный и насущный.
   На широком проспекте Люк заметил догонявшую его седан серебристую машину, суетливо сновавшую среди автомобильного потока. Вместе они остановились на светофоре. Можно было не поворачивать головы, чтобы понять, кто сидит за рулем.
   Они дожидались зеленого света, словно ретивые кони на скачках. Стоило лампочке мигнуть, как два автомобиля бешено сорвались с места, получив в награду град визгливых сигналов от едва успевшего остановиться встречного потока. Они гнали, как безумные. За окнами мелькали световые пятна, смешивающиеся в единую смазанную полосу, но ни один из противников не желал уступить. Впереди замаячила ярко освещенная пасть тоннеля. Феликс гнал рядом, не уступая ни миллиметра.
   Люк широко улыбнулся, влетая в тоннель на полной скорости. По капоту пробежали крохотные искры, машина на мгновение увязла во времени, чтобы выскочить в противоположном конце точно такого же тоннеля, но уже Индустриального мира. Через окно Люкка увидел ошарашенное выражение лица водителя соседнего внедорожника — автомобиль Люка вынырнул ниоткуда, появился из воздуха с мгновенной слепящей вспышкой.
   Люк нажал на педаль газа, несясь на умопомрачительной скорости, со злорадством представляя гримасу Феликса, когда тот обнаружит, что остался на дороге гордой одинокой птицей. Автомобиль заревел и пулей ринулся вперед на красный свет.
   В этом мире, в этом городе, идентичному своему параллельному собрату, только ночью появлялась возможность насладиться настоящим движением. Выскочив на центральную улицу, светящуюся огромными витринами и вывесками ночных клубов, Люк чуть замедлился. Собственно, очень вовремя.
   Маленький красный автомобильчик, похожий на божью коровку, смущенно мигнув неправильным поворотником, стал отъезжать от обочины, медленно и неуклонно преграждая путь. Люк резко нажал на тормоз, крутанув рулем. Завизжали покрышки, огни мелькнули, слившись в сплошные полосы. С тупым толчком автомобиль остановился, повернувшись вокруг своей оси. Малолитражка испуганно притаилась, замерев на месте.
   Люк чертыхнулся. От того, что он вцепился в руль, чтобы не вылететь через лобовое стекло, тот погнулся. Не хватало погибнуть по вине неумелого водителя в чужом мире! Люкка сидел, откинувшись на мягком сиденье, опустив руки на колени, в душе зарождалась волна гнева.
   Ну, что за неудачная неделя!
   Неожиданно дверь его автомобиля распахнулась, и на Люкку уставились огромные испуганные глаза, ярко-зеленого неестественного цвета.
   — Вы живы?! — пролепетала девица, она даже заглянула в салон.
   — Твоими молитвами, — процедил он.
   Неожиданно девушка замерла, а потом очень поспешно отошла на шаг. Люк видел, как она сорвалась с места и бросилась к своей машине, звонко простучав каблучками. Он непроизвольно отметил, что фигурка у девицы была очень даже ничего. Невысокая правда, но узкие джинсы очень ладно облегали длинные ножки, а коротенькая курточка открывала круглую попку.
   — Ты куда собралась, подруга? — Рявкнул Люк, полный мщения, и выскочил на улицу.
   Неприятно моросил холодный дождь, мокрый асфальт поблескивал в лучах искусственного света фонарей. Девица уже захлопнула дверь и теперь трясущейся рукой пыталась попасть ключом в зажигание.
   — Ну, уж нет! — Процедил мужчина. — Чуть в гроб меня не вогнала, и слинять решила?!
   В одно мгновение он широко открыл дверь и, схватив девицу за руку чуть повыше локтя, вытащил наружу.
   Ее длинные каштановые волосы подхватил ветер, и мелкие капли дождя покрыли их блестящей пудрой. Она молчала, низко опустив голову.
   — Ты хоть понимаешь, что едва не угробила меня?! — Грозно вопрошал Люк, хорошенько тряхнув девушку за плечи. Больше всего ему хотелось придушить неумеху.
   Она вскинулась, снова уставившись на него, как на удава, и вдруг он узнал ее. Аккуратно подкрашенными полными ужаса глазами его рассматривала недавняя знакомая с мужским именем Евгения. Он недоверчиво развернул ее к свету. Она запомнилась ему похмельной истеричкой, неумытой и непричесанной, с худыми ногами. Сейчас перед ним стояла миловидная особа, ухоженная и вкусно пахнущая смесью тонких духов и ментоловых сигарет.
   И о чудо! Она выглядела испуганной.
   — Ты?! — недоверчиво переспросил он.
   Отчего-то желание свернуть девице шею испарилось само собой.
   — Я не видела, что ты выезжаешь, — виновато пролепетала она, прикусив блестящую от помады губку, и повела плечами, стараясь освободиться от его железной хватки.
   Он отпустил и, засунув руки в карманы, почувствовал необъяснимое желание расхохотаться. Сначала она его спасает, а потом пытается угробить. Разве не смешно?
   — Я, правда, не хотела, — блеяла Евгения, похоже, испытывая настоящее раскаянье.
   Люк качнулся на каблуках и направился к развернутому автомобилю. От этой девушки нужно было бежать со всех ног, пока она не покалечила его ненароком. Вдруг снова решит смазать его раны мерзко воняющей зеленой субстанцией?
   — Слушай, тут такое дело! — Вдруг позвала она его.
   Не обращая внимания на тонкий голос, наполненный мольбой, он уселся за руль, но Евгения оказалась гораздо настойчивее, чем он помнил.
   — Постой! — она снова заглянула к нему в салон, нагнувшись.
   Под расстегнутой курточкой мелькнул очень низкий вырез откровенной блузки. Люк почувствовал себя последним олухом и со злостью нажал кнопку, чтобы завести мотор.
   — Подожди! — не отставала Евгения.
   Автомобиль, как в насмешку, отказывался заводиться. Уровень зарядки угрожающе приблизился к нулю.
   — Ну, что тебе? — Сдался Люк.
   — Слушай, я даже не знаю, как сказать…
   Люкка скрипнул зубами и уставился на нее, кажется, девушка совсем засмущалась.
   — В общем, коль уж мне так повезло, и мы опять… ээээ… встретились, некоторым образом… Ты помнишь, пока я тебе жизнь спасала и давала отоспаться у себя в квартире, приезжала мои родители? — Люк поднял одну бровь в немом вопросе, плохо понимая, к чему клонит настырная Евгения. — В общем, мама заявила, что если я завтра не приведу тебя на обед для официального знакомства, то моей счастливой свободной жизни придет конец.
   — Так и сказала?
   Ему было абсолютно наплевать, что там у нее происходило с мамашей и со всем семейством вместе взятым.
   — Ага, — потрясла она волосами, и до него снова донесся приятный аромат духов с легкой примесью табака.
   — Наври ей, что я куда-нибудь уехал.
   — Наврала, — призналась она, — но мне сказали, что только твоя скорая смерть может избавить меня от проблем. Я, конечно, сказала… — Евгения зарделась и замялась, — Ну, сказала, что в этой своей поездке ты погиб, но мне никто не поверил…
   Неожиданно даже для самого себя Люк широко улыбнулся:
   — А ведь у тебя почти получилось убить меня!
   — Сейчас-то? — В глазах снова мелькнуло раскаянье. — Я знаю, что не очень хорошо вожу…
   — Когда пыталась вылечить меня своей зеленой мазью. — Хохотнул Люкка, перебивая очередной поток извинений. — Во сколько там твой обед?
   — Так ты согласен? — Не спросила — просияла она.
   Девушка тут же отошла, вытаскивая из кармана телефон.
   — Ты что делаешь? — Изумился Люк.
   — Фотографирую твой номер, — Евгения направила на номерной знак автомобиля круглый глазок фотокамеры мобильного. — Если ты решишь завтра испариться, то я запрошу твой номер в ГАИ и все равно найду тебя.
   — Очень предусмотрительно.
   — Слушай, а чего у тебя номера европейские? Странные какие-то, — она удовлетворенно разглядывала изображение на маленьком экране.
   — Ну, да. Европейские. — Хмыкнул в ответ Люк.

ЕВГЕНИЯ

   Мне жутко повезло! Так, что, наверное, повезло больше, чем счастливчику, выигравшему миллион долларов! Я встретила нахала, забравшегося ко мне в квартиру, и теперь моя привычная жизнь была спасена!
   От тяжелого разговора с мамашей до сих подводило живот в жалобной судороге. Признаться, я прибывала в таком отчаянье, что накануне днем посетила модельное агентство подруги, надеясь нанять похожего на Луку парня для роли горячего влюбленного Ромео. Но, к сожаленью, все черноволосые высокие красавчики выглядели лишь жалкими копиями рядом с совершенным мужчиной. Тут я его самым решительным образом прокляла. Его идеальная внешность оказалась огромной проблемой! Поэтому, когда я неожиданно едва не врезалась в его автомобиль на пустой Центральной улице, возвращаясь из ночного клуба, то сама не поверила собственному счастью и в порыве вдохновения попросила сходить на этот обед, чтобы хотя бы как-то отсрочить мое возвращение обратно в родительский дом. В конце концов, должна же в этом Люкке иметься хотя бы капля благодарности за спасенную жизнь?
   К середине дня я извелась и решила, что он меня обманул, но в назначенное время к подъезду плавно подъехал черный блестящий автомобиль, который я едва не протаранила ночью. От облегчения на глаза выступили слезы благодарности.
   Собственно все добрые чувства быстро испарились, когда, цокая высоченными и неудобными каблуками, в скромном платье, приличествующему случаю, я подошла к автомобилю, сжимая в руках сумочку. Мой кавалер даже не сдвинулся с места. Открывая дверь, я поломала ноготь и неловко шлепнулась на сиденье, застряв каблуком в решетке для сточных вод.
   — Добрый вечер! — Обворожительно улыбнулся Люкка.
   На нем был надет светло-бежевый джемпер из тончайшего кашемира. На запястье, опутанном тонким шнурком, болтался круглый медальон.
   — Привет, — буркнула я недовольно, поправляя сдернутый ремешок на босоножке, и тут заметила внимательный взгляд Лукки, с полуулыбкой изучающий мою тонкую бледную лодыжку.
   Я кашлянула, поспешно опустив ногу, и почувствовала себя крайне неуютно.
   — Я купил твоей матери розы, — кивнул он, нажимая на кнопку зажигания.
   Автомобиль довольно заурчал.
   На заднем сиденье величаво возлежал огромный букет из роз с темно-бордовыми тугими бутонами, испещренными тонкими розоватыми жилками, похожими на вены. В салоне действительно сильно пахло цветами.
   — Очень галантно, — поперхнулась я, представляя довольное мамино лицо, неподвижное от уколов "сыворотки вечной молодости", а потом призналась: — Никогда таких роз не видела.
   Весь путь до дома родителей мы провели в напряженном молчании. Люкка несся, как сумасшедший, а я только втягивала голову в плечи, когда слышала визгливые сигналы очередного подрезанного автомобиля. Не спуская взгляда с дороги, я нащупала ремень безопасности и поспешно пристегнулась, сильно пожалев, что не договорилась встретиться со своим визави где-нибудь на нейтральной территории поближе к родным пенатам. Нога сама собой искала педаль тормоза и даже периодически пыталась надавить на воздух.
   Когда мама открыла дверь, то выражение ее лица превзошло все мои даже самые смелые ожидания! От шока, перемешенного с недоверием, у мамаши ожили все мышцы лица, напрочь убитые ботоксом.
   — Женечка?! — Только и смогла пролепетать она, вперив взгляд в чуть усмехавшегося Люкку.
   С первых слов того памятного телефонного разговора, она заявила, что мой знакомый в набедренной повязке — это развлечение на одну ночь. Посему мама поняла, что я встала на такую скользкую дорожку, по которой можно двигаться только вниз и только на коньках. Далее по тексту шли отсутствие ответственности, лень и безразличие. В глубине души я прекрасно понимала, что мама права по всем пунктам, а потому мне становилось особенно стыдно и мерзко.
   — Привет! — Буркнула я.
   Надо отдать должное, Люкка прекрасно исполнял роль моего возлюбленного.
   — Маргарита Федоровна? — Он прямо с порога пихнул в руке мамаши огромный букет, что та едва не уронила цветы, и, положив горячие ладони мне на плечи, подтолкнул в светлую прихожую с высокими потолками и хрустальной люстрой с сотней прозрачных висюлек.
   — Как только, — он запнулся и после паузы, словно раздумывая, как назвать меня, продолжил: — Ева попросила меня приехать, то я сорвался с работы и вернулся в Город.
   Имя Ева звучало так же пошло, как Женечка. Наверное, мое лицо вытянулось сильнее, чем у мамаши.
   Врал он, надо признать, вдохновенно. Я стояла, как последняя дура, натянуто улыбалась и следила за тем, как мама меняется, останавливаясь на нежном снисхождении умудренной жизнью дамы. Похоже, бархатный голос и совершенная внешняя красота Лукки покорили ее, как в шестьдесят первом году первая советская ракета космос.
   — Я и не думал, что наша неожиданная встреча может как-то вас с Олегом Германовичем расстроить. — Люкка пожал пухлую папину руку, испачканную в чернилах.
   Отец не признавал компьютеры и писал свои разгромные рецензии только от руки, после чего мама, нацепив на нос очки, перепечатывала их двумя пальцами на старой печатной машинке.
   — Расстроить? — Мамаша округлила глаза, — да, что вы. Мы с Олегом Германовичем просто немного, — она судорожно подбирала подходящее слово, — удивились.
   — Она сказала, что закроет меня дома до конца моей жизни и отнимет кредитку, — без зазрения совести громко пожаловалась я Люкке, как будто тот мог быстренько переубедить родителей не предпринимать подобные решительные шаги.
   Ужин, как ни странно, прошел гладко. Люкка с чарующей улыбкой отвечал на все мамашины вопросы, незаметно и виртуозно перемешивал тонкий коктейль лжи, что все звучало сущей правдой. Я так врать не умела. Господи, даже от малейшей неправды у меня отнимался язык, и слова превращались в нечленораздельный лепет.
   — А вы живете в Городе? — Обстреливала мама вопросами.
   — Я все больше в разъездах, — улыбнулся мой гость, положив в рот крошечный кусочек мяса.
   И тут же запил съеденное водой, по-прежнему сохраняя вежливое выражение на лице. Когда я попробовала отбивную, она оказалась нашпигованной жгучим перцем.
   — Путешествуете?
   — В некотором роде, — снова кивнул Люкка.
   — А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу. — Не унималась мамаша.
   Я чувствовала, что мне кусок не лез в горло. Папаша накачивался "под шумок" коньяком, а я боролось с позорным желанием схватить бутыль и выхлебать алкоголь прямо из горла, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться.
   — Я занимаюсь перевозками, — отозвался мужчина туманно.
   — О, у вас свое дело? — просияла мама от собственной догадки и пригубила вина, стрельнув в Луку одним из своих очаровательных актерских взглядов.
   Ее поведение становилось просто неприличным.
   — Скорее я наемный работник.
   От нехорошо блеснувших темных глаз у меня екнуло сердце. Мама недовольно поджала губы, высчитывая про себя уровень зарплаты потенциального жениха и его перспективы карьерного роста. Судя по складке между бровей — перспективы ее не обрадовали.
   — Коньячку? — Вступил в разговор отец, уже не слишком трезвым голосом.
   — Пожалуй, нет, — сморщился Люкка, будто ему предложили хлебнуть яблочного уксуса.
   На кухне мама без зазрения совести и совершенно откровенно заявила заговорщицким шепотом, стараясь спрятать под густо накрашенными ресницами мечтательный взгляд: