– Нет! Я тебя не понимаю! – попытался я прохрипеть.

Некоторое время демонесса развлекалась с окровавленным тесаком. Замахивалась и смачно била им в скалу точно у меня между ног. Каждый раз я пытался открыть рот в бесцельной попытке закричать, а она радостно смеялась…

Потом ей, видимо, наскучило это «веселое занятие», и она отлучилась куда-то. Когда моя мучительница вернулась, на лице ее блуждала самая мечтательная улыбка, что мне только доводилось видеть в жизни. Принесенные Инессой инструменты внушили мне подлинный ужас. Я ощутил, что сейчас опять утрачу контроль над разумом. Здесь были пилки, множество мелких сияющих игл, спицы, одноручная пила, несколько щипцов разного размера (должно быть, для разных частей тела), куча разнообразной колючей мелочи (мое внимание привлек маленький гвоздик со шляпкой в виде черепа) и еще один большой, красный молоток с деревянной ручкой.

– Ну, милый мой нахальный беглец, – сказала Инесса, пробуя на ощупь длинную иглу, – это для твоих ноготочков, а может, и глазика…

От ужаса я едва не потерял сознание. Проклятая садистка собиралась лишить меня зрения!

– Ах боговы сановники! – выругалась демонесса. – Я же забыла тисочки для тестикул. Такая ценная вещица и совсем из головы вылетела.

Кажется, сознание я все же потерял, потому что, как она уходила, я совершенно не помню. Из ступора меня вывело прикосновение чего-то острого к плечу. Если бы я мог, то заходил бы ходуном. Я приложил все усилия, чтобы освободиться от пут. И вдруг увидел, что передо мной вовсе не моя изощренная мучительница, а дебелая демонесса Белинда.

– Требуется два укола, а не один! – сказала она.

Одно прикосновение ее ногтя к предплечью подарило мне избавление от паралича. Я смог вздохнуть полной грудью, набрал в легкие побольше воздуха и собирался заорать так, чтобы легкие выскочили, но Белинда прикрыла мне рот мягкой ладонью.

– Закричишь – убью! – пообещала она.

Вид у нее был решительный и зловещий.

Я, было, подумал, что мне предстоят страшные пытки с участием этой толстой демонессы, но, к моему удивлению, вместо этого Белинда довольно споро принялась отстегивать меня от стены. Потом уставилась на меня с явным отвращением. Я потопал ногами, не веря в собственную удачу, – они опять повиновались мне.

– Убирайся отсюда! – сказала Белинда. – И беги быстрее, пока я не передумала.

– Спасибо тебе, – сказал я и широко улыбнулся. Ей моя улыбка не понравилась.

– Проваливай, – рявкнула Белинда, – тебе не удастся помешать нашему счастью!

– Я и не планировал. – Я махнул рукой и побежал прочь.

Сделав вид, что удалился совсем, я на самом деле отбежал за выступ стены и оттуда стал следить за ее действиями.

Покрутив в руках иглы и молоток, Белинда томно вздохнула и осторожно опустила страшные орудия пыток на песок. Потом она улыбнулась каким-то своим странным и извращенным мыслям, поправила прическу и двинулась восвояси. Настроение ее после моего изгнания, судя по всему, сразу пошло на поправку.

– Прекрасно, – усмехнулся я, уже предвкушая, как завладею молотком и при случае пущу его в дело – огрею по голове Заклинателя или, подкравшись к Кевлару Чернокнижнику, проломлю ему череп.

При мысли о такой замечательной возможности у меня даже дыхание перехватило. Несколько волновал меня только тот факт, что Кевлар обычно предвидел развитие событий. Но попытаться убить его все же стоит.

Стараясь ступать как можно тише, я подкрался и схватил молоток. Рукоятка легла в руку как влитая. Ощутить себя наконец-то вооруженным было чувством необыкновенно приятным. Конечно, молоток – это не меч и даже не боевой молот, но все-таки уже что-то, что позволит мне защищать свою драгоценную жизнь.

Я было направился прочь от этого места и тут наступил на привлекший ранее мое внимание маленький гвоздик с головкой в виде черепа. Магическое орудие демонической пытки воткнулось мне в пятку. Я закричал и запрыгал на одной ноге, стараясь извлечь злополучный гвоздь. Этого как раз хватило на то, чтобы меня застукали. Сзади я услышал яростное шипение и развернулся всем телом. Передо мной стояла Инесса. Лицо ее было перекошено от ярости, она выкинула вперед руку и впилась острыми когтями в мое плечо. Я зашелся в крике, вскинул молоток и изо всей силы приложил им демонессу по голове. Деревянная ручка сломалась, а металлический наконечник улетел куда-то очень далеко. Инесса же рухнула как подкошенная и осталась лежать с открытым ртом и глазами. В середине лба ее стремительно наполнялась оранжевой кровью глубокая ссадина, изо рта сипло вырывалось дыхание. Я понял, что не убил демонессу, а только оглушил.

«Вот живучая, сволочь!» – подумал я и побежал прочь, подальше от проклятых тварей, только похожих на женщин из Внешнего мира, одержимый надеждой, что наши пути с этими коварными и страшными существами больше никогда не пересекутся.

«Отныне буду обращаться со всеми человеческими женщинами исключительно ласково и трепетно, – решил я, – подумать только, какие они милые и славные. Даже отчаянные стервы. Да что там говорить, теперь я просто обожаю отчаянных стерв. Милая моя Рошель, дражайшая моя супруга, где ты сейчас?»

...

… Как нам доподлинно известно, в последний раз встречи с демоническими созданиями Гондор не искал, что и подтвердил на допросе перед отправкой на рудники. Тем не менее демонические создания нашли его сами и предложили сделку – если он сослужит им службу и подожжет собор в городе Лим, ему передадут мешок с золотыми монетами. Собор Гондор поджег, однако мешка с золотыми монетами так и не получил. Это говорит о том, что любые договоры с хитроумными демонами влекут за собой обман и падение во тьму. Гондор же был настолько туп, что решил, будто он неправильно понял демонов и ему надлежит сжечь другой собор, чтобы наконец получить обещанную награду. Сжигая собор за собором, Поголовеушибленный был в конце концов схвачен и препровожден в наши подвалы. Гондор погубил свою бессмертную душу, и земная его судьба затем сложилась хуже некуда – прежде столь почитаемый в определенных кругах и известный среди кругов не столь определенных ландграф сгинул на рудниках.

Некоторые свидетели утверждают, будто они видели, как к Гондору на рудниках явились из-под земли твари, вид которых был поистине ужасен, и забрали его с собой в Нижние Пределы. Но я бы не стал доверять словам этих недостойных людей, отбывавших на рудниках наказания за различные провинности перед Богом и государством…

Из записок инквизитора Риана де Руаси.Подлинная история ландграфа катарского Гондора Поголовеушибленного

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В ней снова в дело идет молоток, много говорится о жутких злодеях и отчаянных кретинах, живущих в Нижних Пределах, об их надеждах и устремлениях, а также о том, что лучше бы вообще держаться от любых отчаянных кретинов подальше

Я бежал по подземным коридорам опасного, густонаселенного странными существами круга в состоянии, которое лучше всего можно охарактеризовать словами «легкая паника». До тяжелой мне оставался только один шаг – я был запуган настолько, что шарахался от каждой тени. Да и было чего бояться! Мимо меня бесконечной чередой проносились сумрачные ответвления коридоров, чернели входы в заполненные шумными, бестолковыми тварями пещеры. Из некоторых выползали, переваливаясь на тонких лапах, создания, похожие на гигантских крабов. Из других вытекали бесформенные сгустки желеобразных тел. Из третьих кидались ко мне стайки мелких неразумных существ и начинали, обезумев от радости, скакать вокруг. Ко мне тянулись клешни, скользкие щупальца, когтистые лапы, а еще руки, ручки и целые ручищи. В меня стреляли жалами. Меня пытались ударить хвостами, рогами, кулачками, кулаками и целыми кулачищами. Меня звали пронзительные и тихие голоса, мне яростно кричали и вкрадчиво нашептывали: «Остановись! Остановись! Остановись!» Такое нельзя представить даже в кошмарном сне. Все происходящее действительно напоминало безумие.

Большинство встреченных мною тварей были неопасны – я легко убегал от них, и все же пару раз мне удалось уцелеть только благодаря своей великолепной реакции. Например, когда у меня под ногами вдруг стал осыпаться песок, а из гигантской воронки ко мне потянулась пара щелкающих клешней. Я совершил прыжок, достойный звания чемпиона на любых состязаниях, еще мгновение – и клешни отрезали бы мне ноги. В другой раз с потолка какой-то маленький и необычайно веселый озорник сбросил огромный валун. Если бы я вовремя не заметил опасность и не отпрыгнул в сторону, то мог бы до конца дней ходить с плоской головой. И конец дней настал бы для меня немедленно.

Встреча с демонессами и прочими тварями, которыми буквально кишел этот ужасающий круг, вне всяких сомнений, сильно повредила моему только начавшему приходить в норму рассудку. Я, может, и рад был бы остановиться и осмотреться, тем более что в некоторых пещерах совсем никого не было (или мне казалось, что там никого нет?), но моими ногами словно управлял кто-то другой – некто, поселившийся внутри моей головы. Ноги несли меня вперед и только вперед по жаркому подземному лабиринту, а мне оставалось только одно – подчиниться их бесконечному бегу…

В конце концов я сделал над собой титаническое усилие, и мне удалось унять страх и обуздать нижние конечности. Я остановился и оперся рукой о каменную стену. Дыхание вырывалось из натруженных легких со свистом, подобно воздуху из прохудившихся кузнечных мехов.

– Проклятие! – выругался я, чувствуя, что окончательно вымотался.

Но лечь на песок, чтобы отдохнуть, в этом кошмарном месте мог только самоубийца или человек, уверенный в том, что он несъедобен.

Может быть, отсюда вообще нет выхода во Внешний мир? И я буду бесцельно блуждать здесь до тех пор, пока не умру от истощения?

Я ощутил, что меня захлестывает отчаяние, и сжал до боли зубы – ни в коем случае нельзя поддаваться этому постыдному чувству. В конце концов, даже будучи бесправным пленником, я смог противостоять Заклинателю. Одержимый дахами пытался внушить мне апатию ко всему сущему, безразличие к миру, населенному людьми, стремился сделать так, чтобы всеми моими поступками руководила одна только идея – служение темному повелителю. Но я выстоял. Я выбрался из клетки. Я оказался сильнее Заклинателя.

Тут у меня зародились некоторые сомнения. Смог ли я противостоять его заклинающей магии? А что, если Заклинателю все же удалось проникнуть в мой разум?! Ведь если, как я думаю, яд его речей на меня совсем не подействовал, то почему рассудок мой все чаще отказывается мне подчиняться? И почему я бегу, когда должен сражаться?!

Тут я вспомнил, как ловко приложил молотком Инессу-демонессу. Меня обуяла гордость, и я понял, что я – все тот же Дарт Вейньет, гроза отъявленных мерзавцев и гордость Белирии. А что касается временного умопомешательства, то это, наверное, дают себя знать последствия пережитого стресса – потеря руки и глаза, многодневное заключение, постоянные угрозы для жизни.

– Чтоб тебя приподняло и расплющило, проклятая демонесса! – выкрикнул я и неожиданно для себя всхлипнул, чего со мной не случалось никогда, даже в самом раннем детстве.

Наш младший придворный доктор Зикмунд Фрейдо, изучавший основы мозговедения в самой просвещенной Миратре, как-то раз пытался лечить нервное заболевание моего младшего брата Лювера. Основным симптомом его недуга было постоянное накручивание волос на указательный палец. Впрочем, если быть честным, то все мои братья страдали тяжелыми проблемами мозговедческого характера. Фрейдо подошел к изучению поведения Лювера с основательностью, свойственной крупным мозгоправам. Он вел с ним длительные беседы за закрытыми дверями, просил его запоминать и пересказывать ему сновидения, пару раз даже вводил Лювера в состояние транса. После многочисленных процедур доктор Фрейдо наконец составил для себя мнение о характере заболевания моего брата. Король Бенедикт был поражен в самое сердце, когда Зикмунд Фрейдо объявил ему, что отклонения от нормы у его сына вызваны подсознательным влечением Лювера к собственной матери и ранней ее утратой. К тому времени как нервное заболевание проявилось, король Белирии уже совершенно остыл к этой необыкновенно красивой, всеми любимой женщине и отправил ее в ссылку в одно из герцогств…

Я снова всхлипнул, вспомнив о скорбной участи доктора Фрейдо – его пытали почти сутки, а потом казнили в королевских подвалах путем отсечения одной из важнейших частей человеческого организма. Той самой, которой Зикмунд Фрейдо придавал столько значения. Он называл ее частью человеческого либидо. Согласно его извращенным измышлениям, весь наш психологический фон заключался в этой штуке…

Чтобы не поддаться истерике, мне пришлось схватить себя за горло и немного придушить. Несильно – только так, чтобы перед глазами поплыли цветные пятна и отток кислорода от головного мозга позволил мне почувствовать, как сильно я люблю жизнь…

«Да что же это со мной такое происходит? – в ужасе подумал я. – Вот уже душить себя начал!»

Никогда раньше я не испытывал ни малейшей жалости при мысли о чьих-то неприятностях, а теперь судьба отвратительнейшего, грязного доктора Фрейдо – любителя потискать молоденьких горничных и поварих, вдруг взволновала меня до глубины души. Нет, положительно я свихнулся!

К тому же, говоря откровенно, Зикмунд Фрейдо ненавидел меня всей душой. Он все время нашептывал моему покойному родителю, что меня необходимо изолировать от нормальных людей. Подобное отношение доктора я заслужил тем, что однажды после сеанса мозготерапии собирался вышвырнуть Фрейдо в окно. Я назвал его отъявленным мерзавцем и уже начал переваливать через подоконник тощее, отчаянно сопротивлявшееся тело, но в последний момент передумал и втащил доктора обратно. С тех пор он немного заикался, а его правый глаз поразил нервный тик. Из-за этого нервного тика серьезно затруднилось общение доктора с пациентами – им казалось, что Зикмунд Фрейдо им подмигивает. Никто из местных, зная эту особенность доктора, не придавал подмигиванию особенного значения, но как-то раз герцог Мизерилла, находившийся с визитом в Центральном королевстве, встретился с мозгоправом в одном из коридоров фамильного замка и решил, что тот бесстыдным подмигиванием хочет продемонстрировать ему свое особенное расположение. Безжалостный герцог ударил доктора рукояткой меча в лоб. Глазки у Зикмунда Фрейдо после этого случая стали смотреть в разные стороны, а на лбу навсегда осталась багровая отметина. Но в случившемся несчастный докторишка почему-то тоже обвинил меня и частенько упоминал мое тяжелое психологическое состояние в своих многотомных трудах.

Собственно, за труды его и казнили. Король еще как-то пережил заключение доктора о характере нервного расстройства Лювера, но упоминание патологического характера его собственной личности в книгах Зикмунда Фрейдо привело его в жуткую ярость. Бенедикт Вейньет никогда не был особенно расположен к чтению, однако грамоте был обучен и по необходимости читал различные государственные документы, чтобы быть в курсе всех дел и не попасть впросак. Как-то раз один из придворных пошептал ему на ухо, что, дескать, монарху стоило бы почитать книжки младшего придворного доктора, ведь там та-а-кое понаписано! К несчастью для мозгоправа, Бенедикт прислушался к кляузнику и ознакомился с трудами младшего придворного доктора. В книгах он обнаружил упоминание о себе как о человеке, склонном к жестокости и полигамии, вызванной, по предположению Фрейдо, ранней психологической травмой. «… Возможно, затрудненным процессом дефекации, – читал Бенедикт Вейньет, и лицо его медленно багровело, а глаза все дальше и дальше лезли из орбит, – повлиявшим на патологическое развитие личности будущего монарха…» Кроме того, труды мозгоправа содержали огромное количество грязных полунамеков и даже вполне явных указаний на то, что король Белирии, возможно, состоял в интимной связи со своей матерью. Такого кощунства по отношению к нашей бабушке Бенедикт снести не мог, ярость его была безграничной. Он повелел наказать «грязного извращенного доктора». После чего Зикмунду Фрейдо и отсекли ту часть мужского организма, что отвечает за наше обостренное восприятие действительности… И я здесь был совершенно ни при чем.

Я вспомнил тот день, когда коридоры дворца огласил ужасающий вопль мозгоправа, лишившегося самой значимой части своего либидо, и снова всхлипнул…

Потом во дворе слуги швыряли в огонь «вредные» книги, написанные младшим придворным доктором.

Часть его трудов, кстати сказать, и по сей день хранится в библиотеках просвещенной Миратры. И хотя отец некоторое время пытался добыть их, чтобы уничтожить, планам его не суждено было осуществиться. Ученые мужи сочли, что уничтожать книги – кощунственное и вредное занятие. Поскольку просвещенная Миратра была отдельным государством и карающая длань Бенедикта Вейньета могла простереться туда только путем военного вторжения, то король поступил мудро – решил, что большого вреда несколько отчаянно тупых книжек ему не принесут. Если бы он отправился в поход на просвещенную Миратру и разорил ее, действия Бенедикта Вейньета немедленно осудили бы граничащие с Белирией государства: многие монархи сопредельных королевств отправляли в Миратру своих отпрысков – набираться знаний и опыта…

Почему-то воспоминания о детстве меня сильно расстроили. Наверное, потому, что на долю мне выпали всевозможные лишения и страдания, а детство, проведенное в столице Центрального королевства – Мэндоме, было порой беззаботной и счастливой. Стараясь как можно меньше предаваться воспоминаниям (они заставляли меня всхлипывать вновь и вновь), я зашагал дальше…

Из задумчивого состояния меня вывел громкий топот. А через мгновение мимо меня, разбрасывая толстыми лапами песок, стремительно промчался крокодил с зубчатой широкой спиной. Земноводное не обратило на меня ровным счетом никакого внимания, но я застыл без движения и еще долго не мог оправиться от внезапной встречи со страшным зверем.

Это происшествие заставило меня прислушиваться к тому, что творится впереди, и по возможности выбирать наиболее безопасный путь. Не хватало только налететь на каких-нибудь плотоядных, которых я, в отличие от крокодила, заинтересую, или отряд демонов с дубинками. Возможно, что и Инесса-демонесса уже очухалась и отправилась за мной в погоню. Не хотелось бы встретиться с ней снова.

Передвигаясь со всей возможной осторожностью, я вскоре выбрался в места, где было намного меньше безобразных и тупых существ. Должно быть, я оказался в новом круге Нижних Пределов. Коридоры здесь были шире, своды их пропадали в вышине. Стены поблескивали лучами струящегося из горной породы красноватого света. Дышать стало легче – воздух уже не был таким сухим и горячим. Поначалу мне даже показалось, что я каким-то чудом добрался до выхода во Внешний мир, но решил не слишком обнадеживаться на этот счет, а просто идти вперед.

Дальше коридор разветвлялся. Определив, куда идти, что называется, наудачу, я свернул налево. Ход вел почти отвесно вниз, но оттуда задувал свежий ветерок, и я подумал, что через сотню шагов коридор, возможно, изменит направление и выведет меня к поверхности. Вскоре я убедился, что ошибался. По мере продвижения вперед воздух снова загустел и сделался горячим. Я испугался, что опять выбираюсь на круг, населенный отвратительными тварями, и собирался уже повернуть назад, но вдруг услышал впереди голоса. Это были не каркающие гортанные выкрики, которые издавали демоны с дубинками, и не бессвязные нашептывания и завывания бестолковых тварей, а вполне цивилизованное общение.

Я решил проверить, что за существа общаются между собой, издавая звуки, похожие на человеческую речь. Только не считайте, что я поступил слишком легкомысленно. Встреча с Данте Алигьери убедила меня в том, что в Нижних Пределах я все же могу встретить кого-нибудь, кто окажет мне дружескую поддержку или даже поможет выбраться во Внешний мир…

Разговаривали по меньшей мере двое, поэтому я, проявляя крайнюю осторожность, опустился на песок и пополз вперед, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Над входом нависала неровная темная стена. Я спрятался в ее тени и осторожно заглянул в пещеру. Обзор был неполным, но часть помещения я видел, и этого мне вполне хватило, чтобы осознать – ~ надо немедленно убираться отсюда. Потолок здесь провисал намного ниже, чем в коридоре. Пещера была довольно узкой. Ее разделяла на две части огромная, подвешенная к низкому своду клетка. В клетке, держась за прутья, стоял худой светловолосый человек и с ужасом смотрел на приготовления двух коренастых деловитых демонов. Один из них, насвистывая, взвешивал в руке тяжелый молоток, другой пересчитывал гвозди.

– Наше-то дело маленькое, – говорил демон с молотком. – А ты вот, Гаррет-шмаррет, – идиот круглый. Думал, большой куш отхватишь? Гы! Кто же у колдунов что-нибудь украсть пытается? Только круглый идиот. И все тут.

– Это случайно получилось, – выдавил пленник, по лицу его покатилась капля пота, оставляя на черной от сажи коже белую полосу.

– Случайно не случайно – нам это неизвестно, – захихикал демон, потирая ладошки, – я же тебе говорю, наше дело маленькое. Хозяин сказал – этому в голову десять гвоздей вколотить – значит, вколотим. И все тут. Сделаем! Хоть бы что ни произошло – все одно сделаем! И переубедить нас, случайно это у тебя получилось или не случайно, – ну никак не удастся.

– Саготом клянусь! – отчаянно выпалил пленник.

– Ты тут своего вороватого божка не поминай! – прикрикнул на него демон. – А то явится, когда у тебя уже гвозди в голове будут торчать, и стянет у нас что-нибудь ценное. Он такой.

Я ужаснулся услышанному и вжался в песок – чего доброго, заметят и вколотят причитающиеся «Гаррету-шмаррету» гвозди в мою многострадальную голову. Мне в моем обезумевшем рассудке только гвоздей не хватало!

– Слышь, Норнор, ты че мыслишь, мы как, до обеда с ним управимся?

– А как же ж, – усмехнулся Норнор. – Думаешь, у него голова очень твердая? Это ж простой подвид человека – ворюга обыкновенная. Хе-хе-хе. Как по маслу пойдут гвоздики… Ты бы посмотрел, что ли, Аруга, как крепежи держатся, – добавил он, увидев, что приговоренный к экзекуции принялся раскачивать клетку и подвывать от ужаса.

Аруга бросил коробку с гвоздями в песок и отправился проверять железные петли в стене пещеры. К петлям демоны, должно быть, собирались прикрутить несчастного, чтобы не сильно дергался во время экзекуции.

Тут на меня нашло какое-то умопомрачение (кроме как умопомрачением объяснить свой поступок не могу), я быстро пополз вперед, вытянул руку, схватил коробку с гвоздями и отполз назад, под прикрытие тени от стены.

Аруга убедился, что петли сидят крепко, и вернулся в мое поле зрения. Он потоптался на месте, вертя крупной башкой. Широкая морда сделалась еще глупее, чем раньше, на ней отразилось недоумение.

– А где гвозди? – спросил он.

– Как где? – удивился Норнор. – У тебя должны быть.

– У меня их нету, я их вот тут оставил, а теперь они куда-то пропали.

– Да ты что, с ума сошел? – взревел Норнор. – Мы до обеда должны обязательно управиться! Я тут с ним сидеть не буду незнамо сколько!

– Ну и управимся, – ответил Аруга.

– Как?! Как мы это сделаем без гвоздей, которые ты, тупая твоя башка, посеял? – Норнор подскочил к своему товарищу и постучал его по лбу – звук получился такой, словно он колотил по пустому железному ведру.

Аруга обиделся и, потирая лоб, отошел в сторонку. Там он некоторое время стоял, надув губы, и что-то еле слышно бормотал.

– Слушай, Норнор, – наконец сказал он, – не иначе как гвозди Сагот спер. Ты же знаешь этого Сагота. Его хлебом не корми, дай только что-нибудь стянуть.

– Мо-ожет! – протянул Норнор.

– А давай ему молотком по голове надаем, и все дела, а?! – внес Аруга «ценное» предложение.

– Да ты что, круглый идиот, что ли?! – взорвался Нор-нор. – А ну как вскроется этот обман?! Хозяин придет, а у этого в голове гвоздей нет! Очень будет сердиться… Побьет нас, как пить дать, а может, и чего хуже…

– Чего хуже? – тупо переспросил Аруга.

– А того хуже, – ответил Норнор и провел ладонью по горлу.

– Да, ты прав. – Аруга задумчиво почесал в затылке. – Что же делать-то?

– Что, что – продолжай искать гвозди. Куда они могли деться? Тут где-то…

– Сдается мне, тут все же замешан Сагот. – Аруга упер руки в бока и уставился на пленника в клетке; тот на всякий случай отполз в дальний угол. – А ну сознавайся, ворюга, а не то мы тебе не только в голову будем гвозди вбивать, но и во все остальные твердые и мягкие части тела. Понял, да?

– А мне уже терять нечего! – визгливо выкрикнул пленник. – Эх, пропадай все пропадом! – Он вцепился в прутья клетки, принялся раскачивать ее и орать не своим голосом: – Свободу мне! Свободу! Свобо-оду-у-у!

– Этого нам только не хватало! – проворчал Норнор. – Ищи скорее гвозди, а то сюда сейчас половина Нижних Пределов сбежится, а хозяин просил все сделать по-тихому.