– И какими же такими способностями, – перебил я его, – будет обладать моя дочь, что она всем вам так понадобилась?

– А до тебя слухи еще не доходили? – спросил Щелчок.

– Нет, – ответил я.

– Ну кто знает, – медленно сказал демон, словно опасался по неосторожности ляпнуть что-нибудь лишнее, – всякое говорят… иногда говорят одно… иногда другое. А какая тебе разница? Тебе-то в этих способностях что? Они будут служить Оссиану. Твоему спасителю и благодетелю, между прочим.

Я помолчал, раздумывая о том, что каша заваривалась нешуточная. И что те силы, которые во всем этом замешаны, похоже, мне совсем не по зубам…

– А это правда, что повелитель Нижних Пределов исчез в незапамятные времена, не оставив преемника? – спросил я.

– С чего ты это взял? – насторожился Щелчок.

– Рассказал кое-кто.

– Кто? – спросил Щелчок.

– Кое-кто! – ответил я.

– Да правда, правда, – с неохотой сознался маленький демон. – Но ты не слушай всех этих болтунов – какой-то порядок у нас все еще сохраняется, хотя интриги по этому поводу, конечно, возникают нешуточные. Место ведь вакантное. Все, кому не лень, претендуют на роль нового повелителя Нижних Пределов. – Тут он с подозрением уставился на меня. – Что, и ты туда же? Хочешь стать новым темным властителем?

– Да ты что? – вскрикнул я, меня ужаснула подобная перспектива. – Какой из меня темный властитель?!

– Действительно, – согласился Щелчок, критически меня разглядывая, – никакой. Вот из меня бы вышел хоть куда! – Он горделиво выпятил грудь, потом выдохнул воздух, вытянул губы и похлопал себя по обрисовавшемуся животику. – Но, к сожалению, это не для меня – слишком велика вероятность, что долго не протянешь… А я, понимаешь ли, люблю жизнь со всеми ее радостями и бедами… Да уж, не для меня…

– Хотя интриги плести ты мастер! – Сам не знаю, как у меня это вырвалось.

– Что ты имеешь в виду?! – Щелчок набычился и упер руки в бока.

– Да ничего, – откликнулся я.

– Ну ладно, раз ничего, – погрозил мне Щелчок пальцем.

Возникло непреодолимое желание дернуть его за этот палец так, чтобы он взвыл от боли, но я сдержался: если бы в этих местах я поддавался всем возникающим у меня порывам, то давно уже лишился бы головы.

– А Оссиан? – поинтересовался я. – Он не собирается претендовать на это место?

– Что?! – заорал Щелчок. – Оссиан?! А Оссиан тут при чем?! – И тут же сбавил голос, воровато огляделся по сторонам и ткнул в меня пальцем. – Я этого не слышал, понял?

– Понял, – кивнул я.

Про себя я решил, что, пожалуй, теперь мне известно, каким замыслом руководствуется Оссиан, помогая мне. Только все равно непонятно, при чем здесь моя еще неродившаяся дочь…

– Ну-с, к делу, уважаемый, – сказал маленький демон и поглядел на свой указательный палец в некоторой задумчивости, – поговорим о королеве лесных нимф. Живет она довольно далеко от Белирии, но, если ты с ней договоришься и даже заслужишь доверие, она направит тебя прямиком туда, куда тебе нужно. Королева лесных нимф – очень сильная фея. Тебе следует с ней подружиться…

– А если у меня не получится? – спросил я.

– Не верю, – погрозил мне пальцем Щелчок, – ты недооцениваешь свое обаяние. При желании ты можешь очаровать любую.

– Издеваешься, – сказал я, почесывая длинную бороду.

– Издеваюсь, – согласился Щелчок, – но ты будь смелее, увереннее, и все у тебя получится. Женщины любят мужчин напористых, смелых и сильных… Так что давай, собирайся – и становись таким, пока не поздно. Понял?

«Пнуть бы его ногой в маленький выдающийся животик, а потом колотить гнусной башкой вон об тот обломок скалы, – подумал я, – вот было бы здорово!».

Я широко улыбнулся:

– Ты прав, я уже ощущаю, как меня наполняет уверенность в собственных силах.

– Отлично, – обрадовался Щелчок, – так держать!

– Уже держу, – сказал я.

– Чего? – не понял демон.

– Это выражение такое, – пояснил я, – так говорят наверху.

– Ты это, не темни! – Щелчок в который раз погрозил мне пальцем. – А то я это, я с виду только такой маленький и смешной, а так я жуть какой страшный. Держит он! Обиду, что ли, затаил за то, что я тебе парализующую перчатку не сразу отдал?

– Никаких обид, – сказал я.

– Ну тогда ладно, потому что я на твоей стороне.

– Понимаю, – кивнул я, – давай же, отправляй, избавитель. – Я хмыкнул.

Мне не терпелось поскорее увидеть дневной свет, но демон медлил, казалось, он о чем-то всерьез и надолго задумался.

– Да, еще одно, – сказал наконец Щелчок.

– Ну что еще?! – выкрикнул я в ярости.

– Ну, мне бы хотелось, чтобы свою дочь ты назвал моим именем… – потупился он.

– Что?! – вскричал я, потому что не поверил собственным ушам. – Я что, должен назвать свою единственную дочь Дундель?

– Ну не Дундель, – сказал демон, – чего сразу Дундель. Меня бы вполне устроила Дунделина.

– Это что, тоже Оссиан придумал? – мрачно поинтересовался я.

– Ну почему Оссиан? – Щелчок задрал подбородок. – Это лично моя идея.

– Не бывать этому! – заявил я. – Что еще за Дунделина?! Нечеловеческое это имя.

– Ах, не бывать этому?! – разозлился демон. – Ну и торчи тогда в Нижних Пределах до скончания веков!

Он сложил руки на тощей груди и отвернулся. Я присел у стены и стал ждать, когда он одумается. Все-таки ситуацию контролировал лично Оссиан. Дундель был здесь второстепенным персонажем. Но он оказался по-настоящему упертым созданием. Втемяшил себе в голову, что мою дочь я должен назвать в честь него, и никак не хотел выбросить из головы эту глупую идею.

Прошло довольно долгое время. Щелчок не шевелился, я тоже. Так мы испытывали терпение друг друга. Наконец, когда миновала почти половина земных суток, я подумал, что мне уже, похоже, глубоко наплевать, как будут звать мою дочь.

Дунделина Вейньет звучит не столь отвратительно, как, скажем, Дария Донц, Алехандра Маринима или какая-нибудь Порина Дашков. Все эти придворные дамы отличались чудовищным характером, но зато были лучшими подругами моей супруги, оказывая на нее исключительно пагубное воздействие. Когда она проводила время в их обществе, к вечеру у нас непременно разгорался скандал из-за того, что я кровавый деспот и тиран, а она кроткая жертва домашнего насилия. Если бы я только мог, то приложил бы все силы, чтобы изолировать Рошель от их тлетворного влияния, но, к сожалению, лишить ее общества хотя бы одной из вышеупомянутых особ – значило навсегда стать жертвой ссор из-за того, что я, дескать, разлучил ее с любимой подругой.

– Ладно, – сказал я, – договорились. Дунделина так Дунделина.

– Договорились, – просиял Щелчок, – если бы ты знал, как я рад! Но думал ты чего-то очень долго. Скоро уже четные сутки закончатся, и я заколбашусь.

– Вспоминал подружек жены, – пояснил я, – и понял, что в имени Дунделина заключено много прекрасного.

– Ты прав, как ты прав! – просиял демон. – Ну, вроде все. Я тебя отправляю.

– Я готов, – кивнул я.

– Ты одеваться собираешься или как? – спросил меня Щелчок.

– А, да, конечно. – Я схватил сверток и начал разворачивать его.

Внутри оказалась не только одежда, но и ножны с Мордуром. Увидев фамильный меч, я едва удержался от желания схватить демона за плечи и крепко обнять. Поскольку в прошлый раз он уклонился от моей благодарности, то в данный момент я не стал ничего предпринимать. Просто стоял и смотрел на свой меч, с которым одержал победу в Стерпоре.

– Ты чего застыл? – удивился Щелчок. – Сабелька – часть твоей одежды. Или я чего не понимаю?

– Это не сабелька, – обиделся я, – это фамильный клинок дома Вейньет – Мордур.

– Подумаешь, фамильный клинок! – хмыкнул Дундель. – Я его на складе со всякими железками откопал. Валялся на самом верху, вот я его и взял.

– Ты что, не видишь – королевская вязь, видишь – этот вензель на рукояти…

– А, – махнул демон лапой, – одевайся лучше.

Откуда ему был известен мой вкус и размер одежды, я не знаю, но демон попал прямо в точку. Широкие красные штаны с черными полосами, белая шелковая рубашка со шнурками-кисточками из-под воротника, желтый камзол с красным верхом. Накинув на плечи бордовый плащ, а на голову нацепив шляпу с перьями, я почувствовал себя великолепно. Подумав, отбросил правую перчатку. Останусь в черной парализующей. Она добавит моему виду асимметрии и зловещего шарма.

– Как я выгляжу? – спросил я.

– Это лучше у человеческих женщин спросить. – Демон хихикнул. – На мой вкус – отвратительно.

– Ясно, – кивнул я, – рад, что я не в твоем вкусе, – и не сдержался: – Лягушка зеленая.

Покидая Нижние Пределы, я думал, что раньше, в своей земной жизни, относился к ним слишком предвзято. Не знаю, чем было продиктовано подобное отношение. Наверное, сложившимся наверху стереотипом, что Нижние Пределы – царство зла. Место это, вне всяких сомнений, зловещее и чудовищное, и все же я покидал подземный мир, пребывая в стойкой уверенности, что он мало чем отличается от мира внешнего. Здесь также бушевали страсти, писались стихи, лился в распахнутые рты светлый эль и существовала четкая социальная иерархия – угнетенность туповатых демонов интеллектуально развитыми колдунами. Здесь имелось и профессиональное разграничение: демоны – рабы, демоны – охранители, демоны – рабочие, Куксоил – снабженец, толкающий тачку с провизией…

Я твердо решил, что, когда окажусь в своем королевстве, постараюсь все сделать, чтобы развеять ложные представления о Нижних Пределах, как об империи зла. Скорой Смерти Серые Равнины – так называли нижний мир представители анданской церкви, несомненно, нуждался в том, чтобы кто-нибудь рассказал о нем правду людям.

– Готов? – спросил демон.

– О да, – ответил я и принял героическую позу путешественника через глубины земли к свету.

Дундель щелкнул пальцами, извлек из ниоткуда желтоватый потертый свиток, развернул его и, взмахивая длинными руками, принялся нараспев читать слова.

Мои одежды вдруг занялись ярким пламенем. Я стал сбивать его и, ощутив нестерпимый жар, закричал. В то же мгновение подо мной словно что-то взорвалось и, рассекая пространство, я метеором устремился вверх. Преодолевая жесткое сопротивление воздуха, я посмотрел вниз и увидел, что из-под моих ступней с ревом вырывается струя почти белого пламени. С большим трудом я вернул голову в исходное положение и тут же врезался в землю. Сквозь глинистую почву я проходил как нож сквозь масло, хотя шляпа натянулась на голову так, что разорвалась, и ее поля оказались у меня на шее. Вскоре в глаза хлынул яркий свет. Словно пробка из бутылки я вылетел во Внешний мир.

Вокруг меня насколько хватало глаз простиралась зеленая степь. Посреди нее росло только одно дерево. Все это я успел заметить, повиснув в воздухе почти в десяти метрах над землей. Затем рухнул вниз, запутался в ветвях и, продираясь сквозь них, попросту говоря – падая, подумал, что мне пришел конец. Но ветви смягчили падение, и соприкосновение с почвой оказалось не таким уж и болезненным, только челюсти предательски клацнули, и я прикусил язык. Промычав нечто нечленораздельное, я принялся бегать вокруг дерева и бегал до тех пор, пока язык не перестал мне досаждать.

Я осмотрел свой наряд. Новая одежда сильно пострадала. Камзол и штаны, все черные от сажи, все еще дымились. Плащ выгорел до дыр, поля шляпы неровным ожерельем висели на шее. Я решительно сдернул остатки с головы. Перья попросту сгорели, но благодаря шляпе мне удалось спасти волосы. Сапоги выглядели самым плачевным образом, но подошвы были на месте. Что не пострадало совершенно, так это парализующая перчатка. Скорее всего, она была защищена от огня специальным заклинанием. Другая перчатка пришла в абсолютную негодность – ее пришлось выбросить.

Не стоило мне называть Щелчка-Дунделя лягушкой зеленой – и мое платье было бы целее, и приземление не таким жестким. Хотя он, конечно, «лягушка зеленая», и больше никто, после того что он натворил.

– Соце, здаствуй! – крикнул я, простирая руку к небу – язык пока отказывался мне повиноваться. – Я венуся! Венуся в мил!

От счастья хотелось пуститься в пляс. Что я и сделал…

...

Так уж устроен наш современный мир, что стройных в нем любят, а полных – нет. Особенно девушек. И вы наверняка тоже с этим сталкивались… Такая позиция отнимает у нас само право на существование. Если мы, мол, не соответствуем, то лучше нам вообще исчезнуть с лица земли. Я не предлагаю с этим бороться – я предлагаю уничтожить всех тех, кто так думает. Тех же, кто чудом уцелеет, мы будем использовать по своему усмотрению.

Речь воительницы Брунхильды перед тем, как она и воинственные племена кувачосов напали и разрушили монастырь священного ордена Тощих Мыслителей

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В ней рассказывается о встрече с престарелым любителем поспать лет этак пятьдесят или даже все сто, а также исследуется вопрос, почему лесные нимфы не могут летать

Пляшущий посреди бескрайней равнины король Стер-пора, в обгоревшей одежде, с безвольной, мотающейся как придется рукой – картина, достойная кисти безумного живописца.

Вдоволь наплясавшись, я остановился, чтобы перевести дух. Осмотрелся. Степь… бесконечная степь, усыпанная лиловыми колокольчиками, желтыми одалисками, светло-розовыми ромашками. И одно-единственное дерево, на которое я чудесным образом приземлился.

Лесные нимфы, по моему разумению, должны были обитать в лесу, но никак не в степи. Если, конечно, их не назвали лесными по злой иронии…

Проклятый Щелчок! А я еще пообещал ему, что назову свою дочь Дунделиной. Вот вам демоническая благодарность…

Я двинулся в путь. Весь остаток дня, вечер и ночь я тащился по бескрайней равнине, чувствуя, что от усталости скоро свалюсь без чувств. И никакого леса, никаких нимф, никакой королевы – доброй феи Лелены. Парализованная рука болталась как плеть, а демонический глаз болел и натирал глазницу. Я даже подумал, что, может, он мне по размерам не подходит или слишком жесткий для человека?

«И почему со мной все время происходят одни только неприятности и меня заносит вовсе не туда, куда мне нужно? Дело ясное, – решил я, – с мировым злом бороться – не сахар. Надо смириться со всеми лишениями, стойко сносить удары судьбы. Надо идти к победе и верить в себя».

Проклиная Дунделя, колдуна Оссиана, Заклинателя, Кевлара Чернокнижника, своих братьев и все мировое зло вместе взятое, я брел вперед, одержимый надеждой, что куда-нибудь все же приду.

На равнину спустилась ясная ночь, я обрел возможность впервые за долгие месяцы насладиться видом звездного неба и огромной бело-голубой луны. Я настолько воодушевился великолепием природы и свободой, что мне захотелось вцепиться в небосвод и скомкать его, сдавить в объятиях так, чтобы он закричал…

В конце концов я упал (невозможно все время пялиться в небо и не свалиться), растянулся в буйной траве и немедленно заснул.

Мне снилось, что небо само спустилось на землю, собирается сжать меня в объятиях и приговаривает: «Вот сейчас и поглядим, кто из нас будет кричать громче!»

Я проснулся от ужаса и закричал. Недовольные вороны вспорхнули в голубое небо. Наглые птицы подбирались к демонической руке, собираясь попробовать ее на вкус. Черная перчатка их, понятное дело, не смущала. Такими крепкими клювами можно и кожаный доспех продырявить.

За то время, что я спал, солнце добралось до зенита. Начался новый день.

Я поднялся на ноги и тут же увидел лес. Если бы я не свалился от усталости, то дошел бы до него уже ночью.

«Ура! – сказал я себе. – Кажется, удача сегодня на моей стороне».

Но когда я подошел ближе, то понял: то, что я ошибочно принял за лес, – вовсе не лес, а настоящее наказание для всякого, кто хочет в него войти. Кустарник разросся на опушке так буйно, что мне с трудом удавалось продираться сквозь плотные колючие дебри. Дальше началось что-то и вовсе невообразимое. Густой ельник рос повсюду, словно какой-то злодей специально высадил деревца плотной стеной. Колючие ветви цеплялись за одежду. Поваленные толстые стволы приходилось перелезать, переползать и обходить стороной, теряя множество времени. Ножны с Мордуром цеплялись за коварные сучки, тянули меня назад. Продвижение затруднялось еще и тем, что расчищать дорогу я мог только левой рукой, правую – парализованную – приходилось придерживать, потому что она так и норовила застрять в очередной торчащей рогатке. Я даже подумал о том, чтобы снять парализующую перчатку (хотел, чтобы рука помогала мне ломать преграждающие путь корявые ветки), но потом вспомнил, как она схватила меня между ног, и решил не рисковать будущей дочерью, обещанной Дунделю и Оссиану.

Наконец естественная изгородь кончилась. К тому моменту как я выбрался из нее, плащ напоминал отдельно висящие на спине ленты, один рукав камзола оторвался, и в довершение всего я сильно исцарапал лицо. Я выдернул из щеки длинный шип и выругался…

Дальше лес выглядел вполне заурядным. Создавалось впечатление, будто кто-то специально расстарался и превратил опушку в непролазные дебри…

Итак, я на верном пути. Если есть лес – значит, должны быть и лесные нимфы.

Я не стал сразу кидаться на поиски феи Делены, а решил пройти подальше, рассудив, что нимфы, скорее всего, не любят случайных гостей и предпочитают жить где-нибудь подальше. К тому же, как всяким живым, пусть и магическим, существам им нужна вода.

Едва я успел подумать о воде, как деревья передо мной расступились и я вышел к широкому озеру. Берега его поросли низким кустарником, спокойная гладь темнела внушительной глубиной. На поверхность со дна всплывали пузыри, кружились мелкие водовороты.

«То, что нужно, – подумал я, – нимфы где-то рядом. Надо просто побродить по округе, и я обязательно наткнусь на них».

Я представил, как выгляжу – с отливающим желтизной глазом, затянутой в черную перчатку, болтающейся словно плеть рукой и оцарапанной шипами кустарника бородатой мордой. Скорее всего, нимфы решат, что к ним пожаловал лихой разбойник, чтобы поживиться их маленькими блестящими украшеньицами. Они же могут, не разобравшись, сбросить меня в озеро или заманить в магическую ловушку.

«Набросятся всем скопом и порубают маленькими топориками в мелкое крошево, – подумал я и одернул себя: – Это же не всякие твари из Нижних Пределов, а нимфы, существа добрые и ласковые… Значит, убьют меня со свойственным им добросердечием, во сне. Усыпят и придушат».

Я запаниковал. Потрогал Мордур.

Если нападение будет внезапным, успею ли я выхватить его левой рукой достаточно быстро, чтобы защититься?

Побродив некоторое время возле озера, я вдруг понял, что в таинственном лесу царит почти абсолютная тишина – довольно зловещий знак.

«Мог ли Щелчок обидеться на зеленую лягушку до такой степени, чтобы заслать меня куда подальше?» – спросил я себя.

И присел на пенек, размышляя, что предпринять в столь непростой ситуации, ведь мне во что бы то ни стало нужно найти королеву нимф и сообщить лесным обитательницам, что я не представляю для них никакой угрозы. Решение пришло ко мне сразу. Я вскочил на ноги и заорал во все горло:

– Лесные нимфы, не бойтесь меня, я пришел с миром! Э-ге-гей! Лесные нимфы, где вы?! Я не сделаю вам ничего дурного! Я – хороший! Я очень хороший! Очень и очень хороший!

В тишине мой голос звучал более чем странно, но я упорно продолжал накликать на свою голову неприятности. И они явились в виде выползшего из озера на скользкое бревно омерзительного вида старика. На носу у престарелого представителя озерной нечисти росла здоровенная поганка. Руки его то опускались к самой воде, то с невероятной скоростью втягивались в плечи. Старик гримасничал, его лицо принимало самые разные выражения. Уследить за тем, что он думает, при наличии такой гибкой мимики не представлялось возможным.

Я поначалу опешил при виде такого чудовищного кривляки, но потом признал в нем goluram primitivis («голурума обыкновенного» по классификации, принятой в просвещенной Миратре) и успокоился – с этими тварями мне уже приходилось сталкиваться, а одному я даже как-то отрубил голову. Гнусный озерный житель решил тогда сплести интригу и шантажировал меня, требуя денег. Якобы он знал, куда делась моя невеста Рошель де Зева. Разумеется, мне пришлось наказать отъявленного мерзавца с присущей мне суровой справедливостью: он лишился головы и не получил денег.

– Чего орешь? – проворчал старик. – Разбудил меня. Горлопан!

– А ты кто такой? – поинтересовался я.

– Голурум я, – ответил он.

– Вижу, что голурум. А чего больно старый? – Такой постановкой вопроса я вовсе не собирался его обидеть или вывести из себя, просто раньше мне приходилось видеть только очень молодых голурумов.

– Да уж такой старый, что тебе и не снилось, – согласился старик и щелкнул по грибу, росшему на носу. Поганка издала противный звук, качнулась, упруго выгнулась, как танцовщица с базарной площади Мэндома, и приняла прежнее положение… – Вот, – с неудовольствием заметил голурум, – бородавчатыми грибами весь порос, эка гадость, а молодежь-то – вся в город подалась, деньги, понимаешь, зарабатывают, соглядатайствуют помалеху.

– Знаю, – сообщил я.

– Знаешь? – вскинулся старик. – А почему тогда орешь?!

В его вопросе я не уловил никакой логики и просто пожал плечами в ответ. Старик нахмурился. Брови его наползли одна на другую, а потом и вовсе поменялись местами. Он постучал себя по носу пальцем, и нос уполз куда-то за ухо. Челюсти его сначала застучали, а потом захлопнулись. Гримасы престарелого дурня не вызвали у меня страха – только отвращение.

– Ты лучше полезай обратно в озеро, старикан, – сказал я, – я лесных нимф ищу, а ты мне совсем не нужен. Больше орать не буду. Спи себе.

– Да? – язвительно заметил голурум. – А чего тебе от нимф понадобилось, калека с ручкой отбитою, могу я полюбопытствовать? Али как?

Раздосадованный его наблюдательностью, я потрогал парализованную руку и пробурчал:

– Не отбитую, а временно лишенную трудоспособности по некоторым веским причинам. И покончим с этой темой. Может, ты знаешь, где нимфы живут?

– Отчего же не знать, – обрадовался мой собеседник, – все знаю, все расскажу, только ты мне тоже уж скажи на милость – что там в большом мире деется, а то я, почитай, уже лет пятьдесят сплю, и спал бы еще столько же, кабы ты не пришел и не разбудил меня воплями своими бестолковыми…

– Некогда мне, – сказал я, – ныряй себе на дно и спи дальше хоть целую вечность. В общем, нимфы где-то тут, я понял. Так что теперь без тебя обойдемся.

Я обернулся, вглядываясь в пустынный лес.

– Как это, мне интересно, ты без меня обойдешься, если они от тебя только прятаться будут по кустишкам да в травке высокенькой? Ты же вон какой большой, страшный и горластый, хренок рукастенький, а они девушки скромные, хоть телесами и не обиженные… Хе-хе-хе…

– Хренок? – рассердился я. – Ты что это себе позволяешь, проплешина древняя? Вот я сейчас тебя с бревна скину обратно в озеро да еще пинка дам для ускорения, чтобы ты за языком своим поганым следил лучше…

– Хе-хе-хе! – Голурум от радости запрыгал на бревне. – Ну сбрось меня, добрый молодец, давай, скорее сюда иди и сбрось меня, как обещался…

– Ладно, не буду тебя сбрасывать, – решил я. Его воодушевление мне совсем не понравилось – не иначе как у него какой-нибудь подвох в запасе имеется. – Говори лучше, golurum primitivis, что мне надо сделать, чтобы они вышли со мной поговорить?

– А чего это ты дразнишься? – обиделся голурум. – Сам ты примитивис!

– Не дразнюсь, а называю тебя по-научному, – заметил я, – говори: где нимфы? Или я пошел.

– Ну я, конечно, могу тебе сказать, как их всех скликать, но уж больно новости из мира послушать хочется. Ты бы подошел, что ли, хренок желтоглазенький, пошептал мне на ушко, я бы, глядишь, тебе все и рассказал в ответ.

– Да не знаю я сам ничего, – честно признался я, стараясь не обращать на хренка внимания, – я ведь сам только недавно из-под земли выбрался.

– Чегой? – приложил старик руку к заросшему зеленым волосом уху. – Ничего не слышу – вишь, все слуховое отверстие, пока спал, тиной покрылось.

Я подошел ближе.

– Да не знаю я ничего, – проорал я, – под землей был.

– Ничего не разберу, – расширив глаза, заметил голурум. – Да что же это за напасть такая? Но ты уж уважь старика, подойди еще на пару шажков да прокричи мне новость какую в самое ухо…

В этот момент в мою голову стали закрадываться всякие черные мысли. Раньше мы общались с престарелым голурумом без всяких сложностей, а теперь он вдруг сделался глух как филин. Не иначе как что-нибудь дурное удумал! От этой озерной нечисти можно всего ожидать. Утащит на дно – и поминай как звали!

Я в нерешительности остановился. И мои самые худшие предчувствия оправдались. Старик вдруг поднялся. Суставы его захрустели. Он разогнулся, потом сложился почти пополам, опять разогнулся и вдруг распахнул совершенно немыслимую пасть. Нижняя челюсть упала на озерную гладь, а голова откинулась, обнажив три ряда желтых зубов. Зубы у старика были словно кинжалы. Целый рот с кинжалами. Гибкое тело метнулось ко мне, и я мгновенно осознал, что голурум не собирается меня тащить на дно, а хочет просто-напросто сожрать…

«Вот тебе и глухой старичок, – промелькнуло в голове, – вот тебе и golurum primitivis. Да это же самый что ни на есть golurum proglotimus. Вся наша беседа была только прелюдией к атаке – мерзкая тварь ожидала момента, чтобы накинуться на меня…»

Я увидел, как смыкается надо мной громадный зев, и понял, что отпрыгнуть не успею. Я выхватил Мордур, и, хотя моя левая рука была намного медлительнее утраченной правой, я управился за считаное мгновение и всадил лезвие прямо в розовато-желтое небо. Меня окатило потоками слюны, golurum proglotimus завизжал, отпрыгнул назад и захлопнул пасть. Старик медленно отползал по бревну. Я заметил, что за ним остаются слизь и кровавые пятна. Потом старикан замер, сплюнул в воду и тяжело закашлялся. Он все кашлял и кашлял, а я наблюдал за ним, держа наготове Мордур.