Страница:
34; нет нужды говорить об энтузиасмос, различных гадательных техниках
35, некромантии или концепции Ада. Вне всяких сомнений, мы найдем там мотивы и техники, аналогичные тем, которыми пользуется шаман, но эти совпадения объясняются сохранением в Древней Греции магических концепций и архаических техник экстаза, имеющих почти универсальное распространение. Не будем также говорить о мифах и легендах, связанных с кентаврами
36и первыми божественными целителями и врачами, хотя эти традиции временами обнаруживают отдельные слабые следы некоего первичного "шаманизма". Но все эти традиции уже были интерпретированы, обработаны, переоценены; они составляют неотъемлемую часть сложных мифологий и теологий, обусловлены контактами, смешениями, синтезом с эгейским и даже восточным духовным миром, поэтому их исследование потребовало бы намного больше места, чем эти несколько страниц настоящего очерка.
Обратим внимание на то, что целители или экстатики, которых можно было бы сравнить с шаманами, не связаны с Дионисом. Дионисийское мистическое течение имеет, как нам кажется, совершенно другую структуру: вакхический энтузиазм вовсе не похож на шаманский экстаз. Совсем наоборот, те несколько легендарных греческих персонажей, которые выдерживают сравнение с шаманами, относятся к Аполлону. Считается, что именно с Севера, из страны Гипербореев, родины Аполлона, они прибыли в Грецию 37. Как, к примеру, в случае с Абарисом: "Неся в руках золотую стрелу, знак своей природы и аполлонической миссии, он носился по всему миру, устраняя болезни при помощи жертвоприношений, предсказывая землетрясения и другие несчастья" 38. Более поздняя легенда представляет его летящим в пространстве на своей стреле, как Музай 39. Стрела, играющая определенную роль в мифологии и религии скифов 40, является символом "магического полета" 41. В этой связи вспомним участие стрелы во многих шаманских церемониях в Сибири.
Аристей из Проконнеза также связан с Аполлоном: он входит в экстаз, а бог "завладевает" его душой. Он может появляться одновременно в удаленных друг от друга местах 42; сопровождает Аполлона в образе ворона 43, что наводит нас на мысль о шаманских трансформациях. Гермотим из Клазомена умел покидать свое тело "на много лет"; во время этого долгого экстаза он путешествовал далеко и "приносил пророческое знание будущего. В конце концов враги сожгли его тело, лежавшее без движения, и его душа никогда больше не вернулась" 44. Этот экстаз обнаруживает все признаки шаманского транса.
Вспомним также легенду об Эпимениде Критском. Долгое время он "спал" в пещере Зевса на горе Иде; там он постился и изучал искусство длительного экстаза. Он покинул пещеру мастером "энтузиастической мудрости", то есть техники экстаза. Затем он "начал путешествовать по миру, занимаясь искусством исцеления, предсказывая будущее как экстатический визионер, выясняя скрытый смысл прошлого и в качестве жреца-очистителя устраняя зло, насланное демонами для особо тяжких преступлений" 45. Отшельничество в пещере (= путешествие в Ад) является классическим инициационным испытанием, но не обязательно "шаманским". Эпименида сближают с шаманом именно его экстазы, магические исцеления, гадательные и пророческие способности.
Прежде чем говорить об Орфее, бросим взгляд на фракийцев и на гетов - "самых храбрых среди фракийцев и самых справедливых", по словам Геродота (IV, 93). Хотя несколько авторов видят в Зальмоксисе "шамана" 46, мы не видим ни малейшего повода для принятия этой интерпретации. "Отправка посланника" к Зальмоксису, которая повторялась все четыре года (Геродот, IV, 94), как и "подземные владения", где он скрылся и жил в течение трех лет, чтобы затем снова появиться и доказать гетам бессмертие человека, не содержат в себе ничего шаманского. Только один элемент, похоже, указывает на существование греческого шаманизма: это информация Страбона (VII, 3, 3; C, 296) о мизийских капнобатай, что переведено 47как "те, кто ходит в облаках", по аналогии с аэробатес Аристофана 48, но что следовало перевести как "те, кто ходит в дыму" 49. Вероятно, речь идет о дыме от конопли, главном средстве экстаза, известном как фракийцам 50, так и скифам. Капнобатай были, должно быть, гетскими танцорами и колдунами, использовавшими дым конопли для вхождения в экстатический транс.
Несомненно, в религии фракийцев сохранились и другие "шаманские" элементы, однако, не всегда легко их выявить. Тем не менее мы приведем еще один пример, доказывающий существование идеологии и ритуала восхождения на Небо по ступенькам. Согласно Полиену 51, Косингас, жрец-царь кебренов и сикаибов (фракийские племена), угрожал своим подданным, что взойдет к богине Гере по деревянной лестнице, чтобы пожаловаться на их поведение. Как мы уже неоднократно видели, символическое восхождение на Небо по ступенькам является типично шаманским. Символика ступенек, как мы покажем позже, зафиксирована и в других древних религиях Ближнего Востока и бассейна Средиземного моря.
Что касается Орфея, то в мифе о нем есть несколько элементов, которые можно сравнить с шаманской идеологией и техникой. Самым существенным является, конечно, его спуск в Ад с целью возвращения души его супруги Эвридики. По крайней мере, одна версия мифа не упоминает об окончательной неудаче 52. Возможность вырвать кого-либо из Ада подтверждается также легендой об Альцесте. Но Орфей представляет и другие черты "Великого Шамана" - его искусство исцеления, "колдовские чары", любовь к музыке и животным, гадательные способности. Даже его характер "героя-цивилизатора" 53не противоречит лучшей шаманской традиции: разве "первый шаман" не был посланцем, направленным Богом для того, чтобы защитить человечество от болезней и цивилизовать его? Наконец, последняя деталь мифа об Орфее является отчетливо шаманской: отсеченная вакханками и брошенная в Хеврон голова Орфея плыла и пела до самого Лесбоса. Впоследствии она служила оракулом 54, подобно голове Мимира. Известно, что черепа юкагирских шаманов также играют свою роль в гадании (см. выше).
Зато собственно орфизм ничто не сближает с шаманизмом 55, за исключением золотых табличек, обнаруженных в могилах и долгое время считавшихся орфическими. Однако они скорее являются орфико-пифагорейскими 56. Во всяком случае, эти таблички содержали тексты, указывающие умершему дорогу в потусторонний мир 57; они в некотором смысле представляли конденсированную "книгу мертвых" и сходны по своему значению с подобными текстами, использовавшимися в Тибете и у мо-со (см. ниже). В последних случаях чтение у изголовья умершего погребальных текстов было равнозначно мистическому сопровождению души шаманом-проводником. Я не хочу навязывать это сравнение, однако в погребальной географии орфико-пифагорейских табличек можно увидеть некий суррогат идеи сопровождения душ шаманского характера.
Остановимся только на Гермесе, проводнике душ; личность этого бога оказывается слишком сложной, чтобы мы могли свести ее к "шаману"-проводнику в Ад 58. Что касается "крыльев" Гермеса, символа магического полета, то существуют разрозненные свидетельства об имитации некоторыми колдунами в погребальном обряде передачи крыльев душам умерших для вознесения на Небо 59. Однако здесь мы имеем дело с древней символикой душа = птица, усложненной и искаженной многочисленными более поздними толкованиями восточного происхождения, в связи с солярными культами и идеей вознесения-апофеоза 60.
Подобным образом, нисхождения в Ад, зафиксированные в греческих традициях 61, от самого знаменитого - посвящения Геракла - до легендарного нисхождения Пифагора 62и "Зороастра" 63, ничем не напоминают шаманизм. Более интересен экстатический опыт Эра Памфилийца, сына Армения, зафиксированный Платоном 64: "убитый" на ратном поле Эр возвращается к жизни на двенадцатый день, когда его тело уже находится на костре, и рассказывает о том, что ему открылось на том свете. В этом рассказе усматривали влияние восточных идей и верований 65. Как бы то ни было, каталептический транс Эра похож на трансы шаманов, а его экстатическое путешествие в потусторонний мир напоминает нам не только Arda Viraf, но и многие другие "шаманские" опыты. Эр видит, кроме всего прочего, цвета Неба и центральную Ось, а также судьбу людей, предопределяемую положением звезд 66; это экстатическое видение можно было бы сравнить с астрологической Судьбой из мифов восточного происхождения о Древе Жизни или о "Небесной Книге", на страницах которой начертаны человеческие судьбы. Символизм "Небесной Книги", которая содержит Судьбу и которую Бог передает правителям и пророкам после их вознесения на Небо, является очень древним и широко распространенным на Востоке 67.
Мы здесь видим, в какой степени древний миф или символ может быть перетолкован; в видении Эра Космическая Ось становится Веретеном Необходимости, а астрологическая Судьба занимает место "Небесной Книги". Заметим, однако, что "положение человека" остается неизменным: именно благодаря экстатическому путешествию, точно так же, как и у шаманов и мистиков первобытных цивилизаций, Эр Памфилиец получает откровение о законах, управляющих Космосом и Жизнью; именно в экстатическом видении он приходит к пониманию тайны Судьбы и посмертного существования. Огромное расстояние, разделяющее экстаз шамана и созерцание Платона, вся разница, обусловленная историей и культурой, нисколько не меняет структуру этого осознания высшей действительности: именно посредством экстаза человек во всей полноте постигает свое положение в мире и свое конечное предназначение. Можно, кажется, даже говорить об архетипе "экзистенциального осознания", присутствующем как в экстазе первобытного шамана или мистика, так и в переживании Эра Памфилийца и всех остальных визионеров древнего мира, познавших уже здесь, на этом этапе, загробную судьбу человека 68.
Скифы, кавказские народы, иранцы
Геродот 69оставил нам хорошее описание погребальных обычаев скифов. По окончании погребальных церемоний приступали к очищениям: на раскаленные камни бросали коноплю и вдыхали дым от нее; "скифы издают неистовые вопли удовольствия, находясь в этом дыму" 70. Карл Мейли 71очень хорошо осветил шаманский характер этого погребального очищения; культ умерших, использование конопли, удушье и "крики" составляют по сути специфический религиозный комплекс, целью которого мог быть только экстаз. Мейли 72в связи с этим приводит описание Радловым подобного обряда на Алтае, во время которого шаман провожает в Ад душу умершей сорок дней назад женщины. В описании Геродота не обозначен шаман-проводник душ: он говорит только об очищениях, наступающих после погребальных церемоний. Но такие очистительные церемонии у многих тюрко-татарских народов совпадают с проводами шаманом умершего в его новое обиталище, Ад.
Меули обратил внимание на "шаманскую" структуру скифских загробных верований, на таинственную "женскую болезнь", которая, согласно легенде, рассказанной Геродотом 73, превратила многих скифов в "Энареев" и которую швейцарский ученый сравнивает с андрогинией сибирских и североамериканских шаманов 74, а также на "шаманское" происхождение Аримаспеи, и даже всей эпической поэзии вообще. Обсуждение этих мнений мы оставляем более компетентным специалистам. По крайней мере, один факт является достоверным: шаманизм и экстаз с использованием дыма конопли были известны скифам. Как мы сейчас увидим, применение конопли в целях достижения экстаза зафиксировано также у иранцев: именно иранское название конопли стало обозначенем мистического опьянения в Средней и Северной Азии.
Как известно, кавказские народы, особенно осетины, сохранили много мифологических и религиозных традиций скифов 75. Загробные концепции некоторых кавказских народов близки к представлениям иранцев, особенно в сюжетах перехода умершего по узкому, как волос, мосту, в мифе о Космическом Древе, верхушка которого касается Неба, а у корня бьет чудесный источник, и т. п. 76. С другой стороны, вещуны, визионеры и некроманты-проводники душ играют определенную роль у горных грузинских племен; важнейшими среди этих чародеев и экстатиков являются мессулетхе, которых набирают чаще всего среди женщин и молодых девушек. Их главная функция - сопровождать души умерших на тот свет; но они могут также воплощать их, и тогда умершие говорят их устами; проводник душ или некромантка, мессулетхе выполняет свою миссию в трансе 77. Все это в совокупности удивительно напоминает алтайский шаманизм. Но в какой мере данное положение вещей отражает верования и техники "иранцев Европы", то есть сармато-скифов, определить невозможно 78.
Мы отметили поразительное сходство между загробными концепциями народов Кавказа и иранцев. Действительно, в иранской погребальной мифологии существенную роль играет Мост Чинват 79; переход через него в некотором смысле определяет предназначение души и является трудным испытанием, структурно равнозначным инициационному: Мост Чинват является как бы "многогранной балкой" 80и разделен на несколько переходов; для праведных он просторный, "девять копий в ширину", а для безбожников - узкий, как "лезвие бритвы" 81. Мост Чинват находится в "Центре Мира". В "Центре Земли", "на высоте 800 людей" 82возвышается Какад-и-Даитик, "Пик Суда", а Мост Чинват тянется от Какад-и-Даитик до самого Эльбруса; это означает, что мост соединяет в "Центре" Землю и Небо. Под Мостом Чинват открывается отверстие Ада 83: традиция представляет его как "продолжение Эльбруса" 84.
Перед нами "классическая" космологическая схема трех космических областей, соединенных центральной осью (Колонна, Древо, Мост и т. д.). Шаманы свободно передвигаются между тремя зонами; умершие должны пройти через мост во время своего путешествия в потусторонний мир. Этот погребальный мотив мы неоднократно встречали и еще не раз встретим. В иранской традиции (по крайней мере в той форме, которая сохранилась после реформы Заратустры) существенным является то, что во время перехода души через мост происходит своеобразная битва между демонами, которые пытаются сбросить ее в Ад, и препятствующими им духами-покровителями (которых для этого призывают родственники умершего): это Аристат, "проводник земных и небесных существ", и добрый Вайу 85. На мосту Вайу поддерживает души набожных людей; души мертвых также приходят на помощь 86. Функция проводника душ, которую выполняет Вайу, может отражать "шаманскую" идеологию.
В Гатхах трижды упоминается этот переход через Мост Чинват 87. В двух первых фрагментах Заратустра, согласно интерпретации Ниберга 88, говорит о себе как о проводнике душ: те, кто соединился с ним в экстазе, легко пройдут через мост; безбожники, его противники, навсегда останутся "жителями дома Зла". Мост служит, по существу, не только переходом для умерших; он является, кроме того, - и мы неоднократно встречали его в этом значении - дорогой экстатиков. Именно в состоянии экстаза Арда Вираф переходит через Мост Чинват во время своего мистического путешествия. Согласно интерпретации Ниберга, Заратустра должен был быть экстатиком, очень близким к "шаману" по религиозному опыту. Шведский ученый считает, что в гатхическом термине мага можно найти доказательство того, что Заратустра и его ученики вызывали религиозные переживания посредством хорового ритуального пения, которое они совершали в закрытом, специально для этого отведенном пространстве 89. В этом особом священном пространстве (мага) становилось возможным сообщение между Небом и Землей 90, то есть, согласно повсеместно распространенной диалектике 91, священное пространство становится "Центром". Ниберг подчеркивает тот факт, что это сообщение было экстатической природы, и именно мистические переживания "певцов" сравнивает с настоящим шаманизмом. Эта интерпретация вызвала несогласие большинства иранистов 92. Заметим, однако, что подобие между экстатическими и мифологическими элементами, которые можно найти в религии Заратустры, с одной стороны, и шаманскими техниками и идеологией, с другой, интегрируется в более широкий ансамбль, который никак не указывает на "шаманскую" структуру религиозного опыта Заратустры. Священное пространство, значение песни, мистическая или символическая связь между Небом и Землей, мост погребения или посвящения - эти различные элементы, хотя и составляют общую часть азиатского шаманизма, тем не менее предшествуют ему и - не укладываются в него.
Во всяком случае, шаманский экстаз, вызванный дымом конопли, был известен в Древнем Иране. Бангха не упоминается в Гатхах, но в Фраваши-яшт говорится о некоем Пуру-бангха, "обладателе большого количества конопли" 93. В Яшт говорится об Ахура Мазда "без транса и без конопли" 94, а в Видевдат конопля демонизирована 95. Мы считаем, что это доказывает полную враждебность шаманскому опьянению, которое, иранцы, вероятно, использовали и, видимо, в той же мере, что и скифы. Достоверно лишь то, что Арда Вираф обрел свое видение после употребления напитка из вина и "наркотика Виштасп", который усыпил его на семь дней и семь ночей 96. Его сон напоминает скорее трансы шаманов, поскольку, как говорится в "Арда Вираф", "душа Вирафа оставила тело и отправилась на Мост Чинват, на Какад-и-Даитик. Через семь дней она вернулась и снова вошла в тело" 97. Вираф, как и Данте, посетил все места маздеистского Рая и Ада, видел страдания безбожников и награды для праведников. С этой точки зрения, его загробное путешествие следует сравнить с рассказами о шаманских нисхождениях, поскольку некоторые из них, как мы видели, также говорят о наказаниях для грешников. Представление Ада у шаманов Средней Азии подверглось, вероятно, влиянию восточных идей, особенно иранских. Однако это не значит, что шаманское нисхождение в Ад возникло из экзотического влияния; восточный вклад вызвал только развитие и украшение драматических сценариев наказаний; именно эти рассказы об экстатических путешествиях в Ад обогатились в результате восточных влияний; экстаз был намного более ранним, чем эти влияния (по сути, технику экстаза мы встретили и в архаических культурах, в которых невозможно подозревать влияния Древнего Востока).
Таким образом, мы не можем гадать о возможном "шаманском" опыте самого Заратустры, но не подлежит сомнению, что самая элементарная техника экстаза - опьянение коноплей - была известна древним иранцам. Ничто не мешает считать, что иранцы знали и другие составные элементы шаманизма, например магический полет (зафиксированный у скифов?!) или вознесение на Небо. Арда Вираф сделал "первый шаг" - и достиг сферы звезд, "второй шаг" - и достиг сферы Луны, "третий шаг" привел его к свету, который называют "высочайшим из высочайших", "четвертый шаг" - к свету Гаротмана 98. Независимо от космологии этого вознесения, символизм "шагов" - мы еще встретим его в мифе о рождении Будды - очень точно совпадает с символизмом "ступеней", или надрезов, на шаманском дереве. Вся эта совокупность символик тесно связана с ритуальным вознесением на Небо. А вознесения, как мы уже много раз замечали, составляют неотъемлемую часть шаманизма.
Значение опьянения, достигаемого благодаря конопле, подтверждается, с другой стороны, широчайшим распространением этого иранского термина в Средней Азии. Иранское слово bangha - "конопля", стало во многих угро-финских языках обозначением как специально шаманского гриба, agaricus muscarius (употребляемого исключительно в качестве интоксикационного средства до или во время сеанса), так и самого опьянения 99: достаточно сравнить, например, вогульское (мансийское) панкх - "гриб" (agaricus muscarius), мордовское панга, панго или черемисское (марийское) понго - "гриб". В северовогульском языке панкх обозначает также "опьянение", "пьянство". В гимнах божествам также упоминается экстаз, вызванный интоксикацией грибами 100. Эти факты доказывают, что магико-религиозный престиж интоксикации в экстатических целях имеет иранское происхождение. Бангха, вместе с другими иранскими влияниями в Средней Азии, к которым мы еще вернемся, свидетельствует о высоком религиозном авторитете Ирана. Возможно, что техника шаманской интоксикации у угро-финнов имеет иранское происхождение. Но какое это имеет отношение к первоначальному шаманскому опыту? Наркотики являются только вульгарным заменителем "чистого" транса. Мы уже имели возможность зафиксировать у нескольких сибирских народов тот факт, что интоксикации (алкоголь, табак и т. п.) являются недавними нововведениями и знаменуют собой определенный упадок шаманской техники. Наркотическим опьянением пытаются имитировать духовное состояние, которое уже не удается достичь иным способом. Упадок и, следует добавить, вульгаризация мистической техники, как в Древней и современной Индии, так и на всем Востоке, - повсюду мы встречаем это странное смешение "трудных" и "легких" путей достижения мистического экстаза или какого-либо иного решающего переживания.
В мистических традициях исламизированного Ирана нелегко отличить то, что является народным наследием, от того, что отражает влияние ислама или Востока. Однако не подлежит никакому сомнению, что многие легенды и чудеса, зафиксированные в персидской агиографии, относятся к универсальным основам магии, особенно к шаманизму. Достаточно просмотреть два тома "Святых дервишей" Уара, чтобы на каждой странице обнаружить чудеса в традициях чистейшего шаманизма: вознесения на Небо, магические полеты, исчезновения, хождение по воде, исцеления и т. п. 101С другой стороны, следует также помнить о роли гашиша и других наркотиков в исламской мистике, хотя самые чистые из святых не пользовались такими суррогатами 102.
Наконец, наряду с распространением ислама среди среднеазиатских тюрков, некоторые шаманские элементы были ассимилированы мусульманскими мистиками 103. Профессор Копрюлюзаде говорит, что, "согласно легенде, Ахмед Есеви и некоторые из его дервишей были способны летать, превращаясь в птиц" 104. Аналогичные легенды существовали о святых [ордена] Бекташи. В XIII веке Барак Баба - основатель ордена, характерным ритуальным знаком которого была "прическа с двумя рогами", - публично показывался верхом на страусе, и легенда гласит, что "под влинием своего всадника страус немного летал". Возможно, что эти детали действительно обусловлены влиянием тюрко-монгольского шаманизма, как утверждает этот ученый-тюрколог. Однако способность превращаться в птицу присуща идеологии любого вида шаманизма, как тюрко-монгольского, так и арктического, американского, индийского или океанийского. Что касается появления страуса в легенде о Барак Бабе, то здесь скорее следует заподозрить южное происхождение.
Древняя Индия: обряды вознесения на Небо
Мы помним ритуальное значение березы в тюрко-монгольской религии, особенно в шаманизме: береза или столб с семью или девятью зарубками символизирует Мировое Древо, и поэтому считается, что она находится в "Центре Мира". Влезая на нее, шаман достигает самого высокого неба и предстает перед Бай Ульгеном.
Ту же самую символику мы встречаем в браминском ритуале: он также включает в себя церемониальное восхождение в мир богов. Действительно, "у жертвы есть только одна твердая точка опоры, только одно обиталище: небесный мир" 105. "Жертва - это быстрая рыба, проплывающая мимо" 106; "жертва, во всем своем единстве, - это корабль, несущий тебя в небо" 107. Механизмом ритуала является дурохана 108, "трудное восхождение", поскольку оно предполагает вознесение самого Древа Мира.
Действительно, жертвенный столб (юпа) сделан из дерева, отождествляемого с Мировым Древом. Сам жрец вместе с дровосеком выбирает его в лесу 109. Во время срубывания дерева жрец обращается к нему с речью: "Своей верхушкой не раздирай Небо, своей серединой не рань Атмосферу!.." 110. Жертвенный столб становится чем-то вроде космической опоры: "Вознесись, о ванаспати (Господин леса), на верхушку Земли!" - призывает его Ригведа 111. "Своей верхушкой ты подпираешь Небо, серединой наполняешь Атмосферу, корнями укрепляешь Землю" 112.
По этой космической опоре жрец поднимается на Небо, сам или со своей женой. Приставляя лестницу к столбу, он обращается к жене: "Поднимемся на Небо!.." Жена отвечает ему: "Идем!" Этими ритуальными фразами они обмениваются три раза 113. Достигнув верхушки, жрец касается небосвода, разводит руки (как птица крылья!) и кричит: "Я достиг Неба, боги, я стал бессмертным!" 114"Воистину, приносящий жертву сам себе создает лестницу и мост, чтобы достичь небесного мира" 115.
Жертвенный столб является Axis Mundi - Осью Мира, и как древние народы высылали жертвы в небо через дымовое отверстие или центральный столб жилища, так ведическая юпа была "колесницей жертвы" 116. К ней обращали молитвы такого рода: "О Древо, позволь жертве идти к богам" 117; "О Древо, пусть эта жертва направится к богам" 118.
Мы также помним орнитологическую символику шаманского наряда и многочисленные примеры магического полета у сибирских шаманов. Подобные идеи встречаются и в Древней Индии: "Жрец, став птицей, возносится в небесный мир", утверждает Pancavimca Brahmana
Обратим внимание на то, что целители или экстатики, которых можно было бы сравнить с шаманами, не связаны с Дионисом. Дионисийское мистическое течение имеет, как нам кажется, совершенно другую структуру: вакхический энтузиазм вовсе не похож на шаманский экстаз. Совсем наоборот, те несколько легендарных греческих персонажей, которые выдерживают сравнение с шаманами, относятся к Аполлону. Считается, что именно с Севера, из страны Гипербореев, родины Аполлона, они прибыли в Грецию 37. Как, к примеру, в случае с Абарисом: "Неся в руках золотую стрелу, знак своей природы и аполлонической миссии, он носился по всему миру, устраняя болезни при помощи жертвоприношений, предсказывая землетрясения и другие несчастья" 38. Более поздняя легенда представляет его летящим в пространстве на своей стреле, как Музай 39. Стрела, играющая определенную роль в мифологии и религии скифов 40, является символом "магического полета" 41. В этой связи вспомним участие стрелы во многих шаманских церемониях в Сибири.
Аристей из Проконнеза также связан с Аполлоном: он входит в экстаз, а бог "завладевает" его душой. Он может появляться одновременно в удаленных друг от друга местах 42; сопровождает Аполлона в образе ворона 43, что наводит нас на мысль о шаманских трансформациях. Гермотим из Клазомена умел покидать свое тело "на много лет"; во время этого долгого экстаза он путешествовал далеко и "приносил пророческое знание будущего. В конце концов враги сожгли его тело, лежавшее без движения, и его душа никогда больше не вернулась" 44. Этот экстаз обнаруживает все признаки шаманского транса.
Вспомним также легенду об Эпимениде Критском. Долгое время он "спал" в пещере Зевса на горе Иде; там он постился и изучал искусство длительного экстаза. Он покинул пещеру мастером "энтузиастической мудрости", то есть техники экстаза. Затем он "начал путешествовать по миру, занимаясь искусством исцеления, предсказывая будущее как экстатический визионер, выясняя скрытый смысл прошлого и в качестве жреца-очистителя устраняя зло, насланное демонами для особо тяжких преступлений" 45. Отшельничество в пещере (= путешествие в Ад) является классическим инициационным испытанием, но не обязательно "шаманским". Эпименида сближают с шаманом именно его экстазы, магические исцеления, гадательные и пророческие способности.
Прежде чем говорить об Орфее, бросим взгляд на фракийцев и на гетов - "самых храбрых среди фракийцев и самых справедливых", по словам Геродота (IV, 93). Хотя несколько авторов видят в Зальмоксисе "шамана" 46, мы не видим ни малейшего повода для принятия этой интерпретации. "Отправка посланника" к Зальмоксису, которая повторялась все четыре года (Геродот, IV, 94), как и "подземные владения", где он скрылся и жил в течение трех лет, чтобы затем снова появиться и доказать гетам бессмертие человека, не содержат в себе ничего шаманского. Только один элемент, похоже, указывает на существование греческого шаманизма: это информация Страбона (VII, 3, 3; C, 296) о мизийских капнобатай, что переведено 47как "те, кто ходит в облаках", по аналогии с аэробатес Аристофана 48, но что следовало перевести как "те, кто ходит в дыму" 49. Вероятно, речь идет о дыме от конопли, главном средстве экстаза, известном как фракийцам 50, так и скифам. Капнобатай были, должно быть, гетскими танцорами и колдунами, использовавшими дым конопли для вхождения в экстатический транс.
Несомненно, в религии фракийцев сохранились и другие "шаманские" элементы, однако, не всегда легко их выявить. Тем не менее мы приведем еще один пример, доказывающий существование идеологии и ритуала восхождения на Небо по ступенькам. Согласно Полиену 51, Косингас, жрец-царь кебренов и сикаибов (фракийские племена), угрожал своим подданным, что взойдет к богине Гере по деревянной лестнице, чтобы пожаловаться на их поведение. Как мы уже неоднократно видели, символическое восхождение на Небо по ступенькам является типично шаманским. Символика ступенек, как мы покажем позже, зафиксирована и в других древних религиях Ближнего Востока и бассейна Средиземного моря.
Что касается Орфея, то в мифе о нем есть несколько элементов, которые можно сравнить с шаманской идеологией и техникой. Самым существенным является, конечно, его спуск в Ад с целью возвращения души его супруги Эвридики. По крайней мере, одна версия мифа не упоминает об окончательной неудаче 52. Возможность вырвать кого-либо из Ада подтверждается также легендой об Альцесте. Но Орфей представляет и другие черты "Великого Шамана" - его искусство исцеления, "колдовские чары", любовь к музыке и животным, гадательные способности. Даже его характер "героя-цивилизатора" 53не противоречит лучшей шаманской традиции: разве "первый шаман" не был посланцем, направленным Богом для того, чтобы защитить человечество от болезней и цивилизовать его? Наконец, последняя деталь мифа об Орфее является отчетливо шаманской: отсеченная вакханками и брошенная в Хеврон голова Орфея плыла и пела до самого Лесбоса. Впоследствии она служила оракулом 54, подобно голове Мимира. Известно, что черепа юкагирских шаманов также играют свою роль в гадании (см. выше).
Зато собственно орфизм ничто не сближает с шаманизмом 55, за исключением золотых табличек, обнаруженных в могилах и долгое время считавшихся орфическими. Однако они скорее являются орфико-пифагорейскими 56. Во всяком случае, эти таблички содержали тексты, указывающие умершему дорогу в потусторонний мир 57; они в некотором смысле представляли конденсированную "книгу мертвых" и сходны по своему значению с подобными текстами, использовавшимися в Тибете и у мо-со (см. ниже). В последних случаях чтение у изголовья умершего погребальных текстов было равнозначно мистическому сопровождению души шаманом-проводником. Я не хочу навязывать это сравнение, однако в погребальной географии орфико-пифагорейских табличек можно увидеть некий суррогат идеи сопровождения душ шаманского характера.
Остановимся только на Гермесе, проводнике душ; личность этого бога оказывается слишком сложной, чтобы мы могли свести ее к "шаману"-проводнику в Ад 58. Что касается "крыльев" Гермеса, символа магического полета, то существуют разрозненные свидетельства об имитации некоторыми колдунами в погребальном обряде передачи крыльев душам умерших для вознесения на Небо 59. Однако здесь мы имеем дело с древней символикой душа = птица, усложненной и искаженной многочисленными более поздними толкованиями восточного происхождения, в связи с солярными культами и идеей вознесения-апофеоза 60.
Подобным образом, нисхождения в Ад, зафиксированные в греческих традициях 61, от самого знаменитого - посвящения Геракла - до легендарного нисхождения Пифагора 62и "Зороастра" 63, ничем не напоминают шаманизм. Более интересен экстатический опыт Эра Памфилийца, сына Армения, зафиксированный Платоном 64: "убитый" на ратном поле Эр возвращается к жизни на двенадцатый день, когда его тело уже находится на костре, и рассказывает о том, что ему открылось на том свете. В этом рассказе усматривали влияние восточных идей и верований 65. Как бы то ни было, каталептический транс Эра похож на трансы шаманов, а его экстатическое путешествие в потусторонний мир напоминает нам не только Arda Viraf, но и многие другие "шаманские" опыты. Эр видит, кроме всего прочего, цвета Неба и центральную Ось, а также судьбу людей, предопределяемую положением звезд 66; это экстатическое видение можно было бы сравнить с астрологической Судьбой из мифов восточного происхождения о Древе Жизни или о "Небесной Книге", на страницах которой начертаны человеческие судьбы. Символизм "Небесной Книги", которая содержит Судьбу и которую Бог передает правителям и пророкам после их вознесения на Небо, является очень древним и широко распространенным на Востоке 67.
Мы здесь видим, в какой степени древний миф или символ может быть перетолкован; в видении Эра Космическая Ось становится Веретеном Необходимости, а астрологическая Судьба занимает место "Небесной Книги". Заметим, однако, что "положение человека" остается неизменным: именно благодаря экстатическому путешествию, точно так же, как и у шаманов и мистиков первобытных цивилизаций, Эр Памфилиец получает откровение о законах, управляющих Космосом и Жизнью; именно в экстатическом видении он приходит к пониманию тайны Судьбы и посмертного существования. Огромное расстояние, разделяющее экстаз шамана и созерцание Платона, вся разница, обусловленная историей и культурой, нисколько не меняет структуру этого осознания высшей действительности: именно посредством экстаза человек во всей полноте постигает свое положение в мире и свое конечное предназначение. Можно, кажется, даже говорить об архетипе "экзистенциального осознания", присутствующем как в экстазе первобытного шамана или мистика, так и в переживании Эра Памфилийца и всех остальных визионеров древнего мира, познавших уже здесь, на этом этапе, загробную судьбу человека 68.
Скифы, кавказские народы, иранцы
Геродот 69оставил нам хорошее описание погребальных обычаев скифов. По окончании погребальных церемоний приступали к очищениям: на раскаленные камни бросали коноплю и вдыхали дым от нее; "скифы издают неистовые вопли удовольствия, находясь в этом дыму" 70. Карл Мейли 71очень хорошо осветил шаманский характер этого погребального очищения; культ умерших, использование конопли, удушье и "крики" составляют по сути специфический религиозный комплекс, целью которого мог быть только экстаз. Мейли 72в связи с этим приводит описание Радловым подобного обряда на Алтае, во время которого шаман провожает в Ад душу умершей сорок дней назад женщины. В описании Геродота не обозначен шаман-проводник душ: он говорит только об очищениях, наступающих после погребальных церемоний. Но такие очистительные церемонии у многих тюрко-татарских народов совпадают с проводами шаманом умершего в его новое обиталище, Ад.
Меули обратил внимание на "шаманскую" структуру скифских загробных верований, на таинственную "женскую болезнь", которая, согласно легенде, рассказанной Геродотом 73, превратила многих скифов в "Энареев" и которую швейцарский ученый сравнивает с андрогинией сибирских и североамериканских шаманов 74, а также на "шаманское" происхождение Аримаспеи, и даже всей эпической поэзии вообще. Обсуждение этих мнений мы оставляем более компетентным специалистам. По крайней мере, один факт является достоверным: шаманизм и экстаз с использованием дыма конопли были известны скифам. Как мы сейчас увидим, применение конопли в целях достижения экстаза зафиксировано также у иранцев: именно иранское название конопли стало обозначенем мистического опьянения в Средней и Северной Азии.
Как известно, кавказские народы, особенно осетины, сохранили много мифологических и религиозных традиций скифов 75. Загробные концепции некоторых кавказских народов близки к представлениям иранцев, особенно в сюжетах перехода умершего по узкому, как волос, мосту, в мифе о Космическом Древе, верхушка которого касается Неба, а у корня бьет чудесный источник, и т. п. 76. С другой стороны, вещуны, визионеры и некроманты-проводники душ играют определенную роль у горных грузинских племен; важнейшими среди этих чародеев и экстатиков являются мессулетхе, которых набирают чаще всего среди женщин и молодых девушек. Их главная функция - сопровождать души умерших на тот свет; но они могут также воплощать их, и тогда умершие говорят их устами; проводник душ или некромантка, мессулетхе выполняет свою миссию в трансе 77. Все это в совокупности удивительно напоминает алтайский шаманизм. Но в какой мере данное положение вещей отражает верования и техники "иранцев Европы", то есть сармато-скифов, определить невозможно 78.
Мы отметили поразительное сходство между загробными концепциями народов Кавказа и иранцев. Действительно, в иранской погребальной мифологии существенную роль играет Мост Чинват 79; переход через него в некотором смысле определяет предназначение души и является трудным испытанием, структурно равнозначным инициационному: Мост Чинват является как бы "многогранной балкой" 80и разделен на несколько переходов; для праведных он просторный, "девять копий в ширину", а для безбожников - узкий, как "лезвие бритвы" 81. Мост Чинват находится в "Центре Мира". В "Центре Земли", "на высоте 800 людей" 82возвышается Какад-и-Даитик, "Пик Суда", а Мост Чинват тянется от Какад-и-Даитик до самого Эльбруса; это означает, что мост соединяет в "Центре" Землю и Небо. Под Мостом Чинват открывается отверстие Ада 83: традиция представляет его как "продолжение Эльбруса" 84.
Перед нами "классическая" космологическая схема трех космических областей, соединенных центральной осью (Колонна, Древо, Мост и т. д.). Шаманы свободно передвигаются между тремя зонами; умершие должны пройти через мост во время своего путешествия в потусторонний мир. Этот погребальный мотив мы неоднократно встречали и еще не раз встретим. В иранской традиции (по крайней мере в той форме, которая сохранилась после реформы Заратустры) существенным является то, что во время перехода души через мост происходит своеобразная битва между демонами, которые пытаются сбросить ее в Ад, и препятствующими им духами-покровителями (которых для этого призывают родственники умершего): это Аристат, "проводник земных и небесных существ", и добрый Вайу 85. На мосту Вайу поддерживает души набожных людей; души мертвых также приходят на помощь 86. Функция проводника душ, которую выполняет Вайу, может отражать "шаманскую" идеологию.
В Гатхах трижды упоминается этот переход через Мост Чинват 87. В двух первых фрагментах Заратустра, согласно интерпретации Ниберга 88, говорит о себе как о проводнике душ: те, кто соединился с ним в экстазе, легко пройдут через мост; безбожники, его противники, навсегда останутся "жителями дома Зла". Мост служит, по существу, не только переходом для умерших; он является, кроме того, - и мы неоднократно встречали его в этом значении - дорогой экстатиков. Именно в состоянии экстаза Арда Вираф переходит через Мост Чинват во время своего мистического путешествия. Согласно интерпретации Ниберга, Заратустра должен был быть экстатиком, очень близким к "шаману" по религиозному опыту. Шведский ученый считает, что в гатхическом термине мага можно найти доказательство того, что Заратустра и его ученики вызывали религиозные переживания посредством хорового ритуального пения, которое они совершали в закрытом, специально для этого отведенном пространстве 89. В этом особом священном пространстве (мага) становилось возможным сообщение между Небом и Землей 90, то есть, согласно повсеместно распространенной диалектике 91, священное пространство становится "Центром". Ниберг подчеркивает тот факт, что это сообщение было экстатической природы, и именно мистические переживания "певцов" сравнивает с настоящим шаманизмом. Эта интерпретация вызвала несогласие большинства иранистов 92. Заметим, однако, что подобие между экстатическими и мифологическими элементами, которые можно найти в религии Заратустры, с одной стороны, и шаманскими техниками и идеологией, с другой, интегрируется в более широкий ансамбль, который никак не указывает на "шаманскую" структуру религиозного опыта Заратустры. Священное пространство, значение песни, мистическая или символическая связь между Небом и Землей, мост погребения или посвящения - эти различные элементы, хотя и составляют общую часть азиатского шаманизма, тем не менее предшествуют ему и - не укладываются в него.
Во всяком случае, шаманский экстаз, вызванный дымом конопли, был известен в Древнем Иране. Бангха не упоминается в Гатхах, но в Фраваши-яшт говорится о некоем Пуру-бангха, "обладателе большого количества конопли" 93. В Яшт говорится об Ахура Мазда "без транса и без конопли" 94, а в Видевдат конопля демонизирована 95. Мы считаем, что это доказывает полную враждебность шаманскому опьянению, которое, иранцы, вероятно, использовали и, видимо, в той же мере, что и скифы. Достоверно лишь то, что Арда Вираф обрел свое видение после употребления напитка из вина и "наркотика Виштасп", который усыпил его на семь дней и семь ночей 96. Его сон напоминает скорее трансы шаманов, поскольку, как говорится в "Арда Вираф", "душа Вирафа оставила тело и отправилась на Мост Чинват, на Какад-и-Даитик. Через семь дней она вернулась и снова вошла в тело" 97. Вираф, как и Данте, посетил все места маздеистского Рая и Ада, видел страдания безбожников и награды для праведников. С этой точки зрения, его загробное путешествие следует сравнить с рассказами о шаманских нисхождениях, поскольку некоторые из них, как мы видели, также говорят о наказаниях для грешников. Представление Ада у шаманов Средней Азии подверглось, вероятно, влиянию восточных идей, особенно иранских. Однако это не значит, что шаманское нисхождение в Ад возникло из экзотического влияния; восточный вклад вызвал только развитие и украшение драматических сценариев наказаний; именно эти рассказы об экстатических путешествиях в Ад обогатились в результате восточных влияний; экстаз был намного более ранним, чем эти влияния (по сути, технику экстаза мы встретили и в архаических культурах, в которых невозможно подозревать влияния Древнего Востока).
Таким образом, мы не можем гадать о возможном "шаманском" опыте самого Заратустры, но не подлежит сомнению, что самая элементарная техника экстаза - опьянение коноплей - была известна древним иранцам. Ничто не мешает считать, что иранцы знали и другие составные элементы шаманизма, например магический полет (зафиксированный у скифов?!) или вознесение на Небо. Арда Вираф сделал "первый шаг" - и достиг сферы звезд, "второй шаг" - и достиг сферы Луны, "третий шаг" привел его к свету, который называют "высочайшим из высочайших", "четвертый шаг" - к свету Гаротмана 98. Независимо от космологии этого вознесения, символизм "шагов" - мы еще встретим его в мифе о рождении Будды - очень точно совпадает с символизмом "ступеней", или надрезов, на шаманском дереве. Вся эта совокупность символик тесно связана с ритуальным вознесением на Небо. А вознесения, как мы уже много раз замечали, составляют неотъемлемую часть шаманизма.
Значение опьянения, достигаемого благодаря конопле, подтверждается, с другой стороны, широчайшим распространением этого иранского термина в Средней Азии. Иранское слово bangha - "конопля", стало во многих угро-финских языках обозначением как специально шаманского гриба, agaricus muscarius (употребляемого исключительно в качестве интоксикационного средства до или во время сеанса), так и самого опьянения 99: достаточно сравнить, например, вогульское (мансийское) панкх - "гриб" (agaricus muscarius), мордовское панга, панго или черемисское (марийское) понго - "гриб". В северовогульском языке панкх обозначает также "опьянение", "пьянство". В гимнах божествам также упоминается экстаз, вызванный интоксикацией грибами 100. Эти факты доказывают, что магико-религиозный престиж интоксикации в экстатических целях имеет иранское происхождение. Бангха, вместе с другими иранскими влияниями в Средней Азии, к которым мы еще вернемся, свидетельствует о высоком религиозном авторитете Ирана. Возможно, что техника шаманской интоксикации у угро-финнов имеет иранское происхождение. Но какое это имеет отношение к первоначальному шаманскому опыту? Наркотики являются только вульгарным заменителем "чистого" транса. Мы уже имели возможность зафиксировать у нескольких сибирских народов тот факт, что интоксикации (алкоголь, табак и т. п.) являются недавними нововведениями и знаменуют собой определенный упадок шаманской техники. Наркотическим опьянением пытаются имитировать духовное состояние, которое уже не удается достичь иным способом. Упадок и, следует добавить, вульгаризация мистической техники, как в Древней и современной Индии, так и на всем Востоке, - повсюду мы встречаем это странное смешение "трудных" и "легких" путей достижения мистического экстаза или какого-либо иного решающего переживания.
В мистических традициях исламизированного Ирана нелегко отличить то, что является народным наследием, от того, что отражает влияние ислама или Востока. Однако не подлежит никакому сомнению, что многие легенды и чудеса, зафиксированные в персидской агиографии, относятся к универсальным основам магии, особенно к шаманизму. Достаточно просмотреть два тома "Святых дервишей" Уара, чтобы на каждой странице обнаружить чудеса в традициях чистейшего шаманизма: вознесения на Небо, магические полеты, исчезновения, хождение по воде, исцеления и т. п. 101С другой стороны, следует также помнить о роли гашиша и других наркотиков в исламской мистике, хотя самые чистые из святых не пользовались такими суррогатами 102.
Наконец, наряду с распространением ислама среди среднеазиатских тюрков, некоторые шаманские элементы были ассимилированы мусульманскими мистиками 103. Профессор Копрюлюзаде говорит, что, "согласно легенде, Ахмед Есеви и некоторые из его дервишей были способны летать, превращаясь в птиц" 104. Аналогичные легенды существовали о святых [ордена] Бекташи. В XIII веке Барак Баба - основатель ордена, характерным ритуальным знаком которого была "прическа с двумя рогами", - публично показывался верхом на страусе, и легенда гласит, что "под влинием своего всадника страус немного летал". Возможно, что эти детали действительно обусловлены влиянием тюрко-монгольского шаманизма, как утверждает этот ученый-тюрколог. Однако способность превращаться в птицу присуща идеологии любого вида шаманизма, как тюрко-монгольского, так и арктического, американского, индийского или океанийского. Что касается появления страуса в легенде о Барак Бабе, то здесь скорее следует заподозрить южное происхождение.
Древняя Индия: обряды вознесения на Небо
Мы помним ритуальное значение березы в тюрко-монгольской религии, особенно в шаманизме: береза или столб с семью или девятью зарубками символизирует Мировое Древо, и поэтому считается, что она находится в "Центре Мира". Влезая на нее, шаман достигает самого высокого неба и предстает перед Бай Ульгеном.
Ту же самую символику мы встречаем в браминском ритуале: он также включает в себя церемониальное восхождение в мир богов. Действительно, "у жертвы есть только одна твердая точка опоры, только одно обиталище: небесный мир" 105. "Жертва - это быстрая рыба, проплывающая мимо" 106; "жертва, во всем своем единстве, - это корабль, несущий тебя в небо" 107. Механизмом ритуала является дурохана 108, "трудное восхождение", поскольку оно предполагает вознесение самого Древа Мира.
Действительно, жертвенный столб (юпа) сделан из дерева, отождествляемого с Мировым Древом. Сам жрец вместе с дровосеком выбирает его в лесу 109. Во время срубывания дерева жрец обращается к нему с речью: "Своей верхушкой не раздирай Небо, своей серединой не рань Атмосферу!.." 110. Жертвенный столб становится чем-то вроде космической опоры: "Вознесись, о ванаспати (Господин леса), на верхушку Земли!" - призывает его Ригведа 111. "Своей верхушкой ты подпираешь Небо, серединой наполняешь Атмосферу, корнями укрепляешь Землю" 112.
По этой космической опоре жрец поднимается на Небо, сам или со своей женой. Приставляя лестницу к столбу, он обращается к жене: "Поднимемся на Небо!.." Жена отвечает ему: "Идем!" Этими ритуальными фразами они обмениваются три раза 113. Достигнув верхушки, жрец касается небосвода, разводит руки (как птица крылья!) и кричит: "Я достиг Неба, боги, я стал бессмертным!" 114"Воистину, приносящий жертву сам себе создает лестницу и мост, чтобы достичь небесного мира" 115.
Жертвенный столб является Axis Mundi - Осью Мира, и как древние народы высылали жертвы в небо через дымовое отверстие или центральный столб жилища, так ведическая юпа была "колесницей жертвы" 116. К ней обращали молитвы такого рода: "О Древо, позволь жертве идти к богам" 117; "О Древо, пусть эта жертва направится к богам" 118.
Мы также помним орнитологическую символику шаманского наряда и многочисленные примеры магического полета у сибирских шаманов. Подобные идеи встречаются и в Древней Индии: "Жрец, став птицей, возносится в небесный мир", утверждает Pancavimca Brahmana