В Тибете существует также тантрический обряд под названием тчоэд, или гчод, с чисто шаманской структурой: он состоит в принесении собственного тела в жертву демонам на съедение, что поразительно напоминает расчленение будущего шамана "демонами" и духами предков. Вот его краткое описание, приведенное Бляйхштайнером 31: "При звуке бубенца, сделанного из человеческих черепов, и трубы, вырезанной из берцовой кости, начинается танец; духов просят прибыть на пир. Сила медитации приводит к тому, что появляется богиня с обнаженной саблей; она прыгает на голову того, кто приносит жертву, отрубывает ему голову и четвертует его; тогда демоны и дикие животные бросаются на эти трепещущие останки, пожирают мясо и выпивают кровь. Произносятся слова с упоминанием о джатаках, которые рассказывают о том, как Будда в предыдущих воплощениях отдавал свое тело голодным животным и человекоядным демонам. Но вопреки буддистскому приукрашиванию, этот обряд, заключает Бляйхштайнер, является только жуткой мистерией, восходящей к более первобытным временам".
   Как мы помним, подобный обряд посвящения встречается у некоторых североамериканских племен. В случае с гчод перед нами мистическая переоценка шаманской схемы посвящения. "Жуткий" аспект является скорее чисто внешним: речь идет о переживании смерти и воскрешения, и это ужасает, как и все подобного рода переживания. Индо-тибетский тантризм еще более радикально одухотворил схему "умерщвления" демонами при посвящении. Вот несколько тантрических медитаций, имеющих целью очистку скелета от мяса и созерцание собственного скелета. Йог должен представить себе свое тело как труп, а свой разум как разгневанную Богиню с одним лицом и двумя руками, держащую нож и череп. "Думай, что она отрезает трупу голову, разрезает тело на куски и бросает его в череп как жертву для богов..." Другое упражнение состоит в том, чтобы видеть себя "белым, светящимся огромным скелетом, из которого выходит настолько большое пламя, что оно заполняет собой Пустоту Вселенной". Наконец, третья медитация предлагает йогу созерцание себя, превращенного в разгневанную дакини, которая отрывает кожу от собственного тела. Текст говорит: "Растяни эту кожу, чтобы покрыть Вселенную [...]. Собери на ней все свои кости и мясо. Когда злые духи утешаются головой, представь себе, что разгневанная дакини берет кожу и сворачивает ее [...], и с силой бросает на землю, превращая ее вместе с мясом и костями в мягкую массу, которую вскоре сожрут рожденные в воображении стаи диких зверей..." 32
   Благодаря этим нескольким цитатам мы осознаем, какому преобразованию может подвергнуться шаманская схема, если она будет включена в такую сложную философскую систему, как тантризм. Для нас существенно сохранение определенных шаманских символов и методов даже в хорошо разработанных и направленных на иные, не экстатические, цели медитационных техниках. Все это, как нам кажется, в достаточной мере иллюстрирует подлинность и инициационную духовную ценность многих шаманских переживаний.
   Кратко подчеркнем, наконец, несколько других шаманских элементов в йоге и индо-тибетском тантризме. "Мистическое тепло", зафиксированное уже в ведических текстах, занимает значительное место в його-тантрических техниках. Это "тепло" вызывается задержкой дыхания 33, а особенно "трансмутацией" сексуальной энергии 34- довольно неясная, но основанная на пранаяме (дыхательных упражнениях) и различных "визуализациях" його-тантрическая практика. Некоторые индо-тибетские инициационные испытания состоят именно в проверке степени подготовленности ученика через его способность сушить, непосредственно на голом теле, лежащем на снегу, большое количество мокрых простыней зимней ночью 35. Подобное испытание характеризует посвящение маньчжурского шамана, и вполне вероятно, что здесь перед нами влияние ламаизма. Но "мистическое тепло" не обязательно является продуктом индо-тибетской магии; мы уже приводили пример молодого эскимоса на Лабрадоре, который пять дней и ночей находился в замезшем море и, доказав, что он даже не намок, сразу получил титул ангакок. Интенсивное тепло, вызванное в собственном теле, непосредственно связано с "господством над огнем", а эту последнюю технику есть все основания считать чрезвычайно архаической.
   Шаманская структура характерна и для так называемой Тибетской Книги Mертвых 36. Хотя речь здесь не обязательно идет о проводах души, роль жреца, читающего для умершего ритуальные тексты о посмертных путях, можно сравнить с функцией алтайского или гольдского шамана, символически провожающего покойника на тот свет. Это - Бардотходол, промежуточная форма между рассказом шамана-проводника душ и орфическими табличками, сжато указывавшими мертвому нужное направление путешествия в потусторонний мир; она имеет также много общих черт с индонезийскими и полинезийскими погребальными песнями. Тибетский манускрипт из Туанхуанга под названием "Лекция о дороге умершего", переведенный недавно Марселем Лалу 37, описывает направления, которых следует избегать, прежде всего "Большого Ада" на глубине 8000 йоджан под землей, центр которого составляет пылающее железо. "Внутри железного дома, во всякого рода адах неисчислимые демоны (ракшасы) терзают и мучают, обжигая, поджаривая и разрезая на куски..." 38. Преисподняя, преталока, мир (джамбудвипа) и Гора Меру находятся на одной и той же оси, и умершего приглашают идти прямо к Меру, на вершине которой Индра и 32 министра отбирают "переселенцев" 39. Под поверхностью буддистских верований мы легко узнаем старую схему Axis mundi (оси мира), соединения между тремя космическими сферами, и Стража, отбирающего души. Шаманские элементы еще более отчетливо видны в погребальном обряде, включающем внедрение души умершего в его изображение (см. выше описание аналогичного гольдского ритуала). Изображение (или визитная карточка) представляет стоящего на коленях покойника с руками, вытянутыми в молящем жесте 40. Призывается его душа: "Пусть умерший, изображение которого запечатлено на этой карточке, прибудет сюда. Пусть сознание того, кто оставил этот мир и изменяет собственное тело, сосредоточится на этом символическом рисунке, даже если он уже родился в одной из шести сфер или еще блуждает в промежуточном состоянии, где бы он ни находился..." 41Если есть в распоряжении какая-то из его костей, ее кладут на визитке 42. Еще обращаются к умершему: "Слушай, о ты, блуждающий среди иллюзий иного мира! Прибудь на это место, одно из самых очаровательных в нашем человеческом мире! Этот зонтик будет твоим местом, укрытием, священным алтарем. Этот рисунок - символ твоего тела, эта кость - символ твоей речи, этот амулет - символ твоего духа... О, сделай из этих символов свою обитель!" 43Поскольку верят, что умерший может возродиться в одной из шести сфер существования, его пытаются освободить "от каждой из них по очереди, переставляя его рисунок вокруг лепестков лотоса от Ада до сферы злых духов, затем до сферы животных, людей, титанов и богов" 44. Ритуал преследует цель сделать невозможным воплощение души в одном из этих шести миров и, наоборот, вынудить ее достичь страны Авалокитешвара 45. Но техники, цель которых - вселить умершего в рисунок и проводить его через Ад и нечеловеческие миры, являются чисто шаманскими. В Тибете многие другие шаманские идеи и техники сохранились в ламаизме. Например, ламы-колдуны сражаются друг с другом с помощью магических средств, как и сибирские шаманы 46. Ламы управляют атмосферой, как и шаманы 47, летают по воздуху 48, исполняют экстатические танцы 49и т. п. Тибетскому тантризму известен также тайный язык, называемый "языком дакинь", подобно тому как различные индийские школы часто используют "сумеречный язык", в котором один и тот же термин может иметь три или четыре различных значения 50. Все это в некоторой степени близко "языку духов" или "тайному языку" шаманов, как североазиатских, так и малайских или индонезийских. Очень полезным было бы даже исследование, в какой мере техники экстаза приводят к лингвистическому творчеству, и выяснение этого механизма. Как известно, шаманский "язык духов" не только старается имитировать голоса животных, но и включает определенное количество спонтанных творений, которые, вероятно, имеют свое объяснение в предэкстатической эйфории и экстазе.
   Этот краткий просмотр тибетских материалов позволяет сделать вывод, с одной стороны, о некотором структурном подобии между обрядами и мифами Бон-по и шаманизмом, с другой же - о сохранении шаманских сюжетных линий и техник в буддизме и ламаизме. Слово "сохранение", возможно, не выражает достаточно ясно настоящее положение вещей; следует говорить скорее о переоценке старых шаманских мотивов и их интеграции в систему аскетической теологии, в которой их содержание подверглось радикальному изменению. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку само понятие "души" - фундаментальное в шаманской идеологии - полностью изменяет значение в результате буддистской критики. Несмотря на регрессию ламаизма относительно великой буддистской метафизической традиции, здесь не произошло возврата к реалистической концепции "души", и уже этого достаточно, чтобы отличить содержание ламаистской техники от содержания техники шаманской.
   С другой стороны, как мы скоро убедимся, ламаистские идеология и практика проникли глубоко в Центральную и Северную Азию, придав многим сибирским шаманизмам их сегодняшнюю форму.
    Шаманские практики у лолов
   Лолы, как и таи и китайцы 51, знают, что первые люди свободно перемещались между Землей и Небом; вследствие "греха" дорога была закрыта 52. Но умирая, человек находит дорогу на Небо: по крайней мере, это следует из некоторых погребальных ритуалов, в которых пимо, жрец-шаман, читает при умершем молитвы, где идет речь о счастье, ожидающем его в Небе 53. Чтобы обрести это счастье, умерший должен пройти через мост: при одновременных звуках бубна и рожка читаются другие молитвы, которые сопровождают умершего к небесному мосту. При этом жрец-шаман приподнимает три стропила жилища, чтобы можно было видеть небо; эта процедура называется "открытием моста в небо" 54. У лолов южного Юньнаня погребальный ритуал несколько отличается. Жрец-шаман сопровождает гроб, читая так называемый "обряд дороги": после мест, через которые умерший проходит между домом и могилой, перечисляются города, горы и реки, которые он должен будет преодолеть, прежде чем достигнет гор Талианг, родины народа лоло. Оттуда умерший направляется к Древу Мысли и Древу Слова и достигает Преисподней 55. Оставляя в стороне разницу, разделяющую эти два ритуала и касающуюся страны, в которую направляется умерший, заметим, что шаман играет роль проводника душ; таким образом, ритуал следует сравнивать с тибетской Бардо тходол и индонезийским и полинезийским погребальными плачами.
   Поскольку болезнь интерпретируется как бегство души, исцеление включает вызов души: шаман читает долгую литанию, в которой душу больного просят вернуться с гор, долин, рек, лесов и отдаленных полей, отовсюду, где она заблудилась 56. Такой же вызов души существует и у каренов Бирмы, которые, кстати, подобным образом лечат "болезни" риса, упрашивая его "душу" возвратиться в посевы 57. Как мы вскоре увидим, эта церемония встречается также у китайцев.
   Шаманизм лолов, по-видимому, подвергся влиянию китайской магии. Нож и бубен шамана лолов, как, впрочем, и имена "духов", носят китайские названия 58. Гадание осуществляется китайским способом 59. Один из важнейших шаманских обрядов лолов, "лестницу из ножей", мы встречаем также и в Китае. Этот обряд выполняется во время эпидемии. Из 36 ножей делается двойная лестница, и шаман голыми ногами входит на ее верхушку, спускаясь с другой стороны. При этом раскаляются добела несколько железных лемехов, и шаман должен по ним пройти. P. Lietard 60замечает, что этот обряд свойствен лолам, поскольку китайцы всегда обращаются к шаманам лолов, чтобы выполнить его. Вероятно, мы имеем дело со старым шаманским обрядом, изменившимся под влиянием китайской магии. Во время церемонии формулы произносятся на языке лолов, только имена духов - по-китайски.
   Этот обряд нам кажется очень важным. Ведь он включает символическое восхождение шамана по ступеням - вариант восхождения по дереву, столбу, веревке и т. п. Он выполняется в случае эпидемии, то есть в случае крайней опасности для сообщества, но независимо от современного значения, первичный смысл подразумевал восхождение шамана на Небеса для встречи с небесным Богом, чтобы просить его положить конец бедствию. Роль, которую играют ступени в восхождении, можно заметить и в других районах Азии, и у нас будет случай к этому вернуться. Пока что добавим, что шаман чингпо в Верхней Бирме совершает восхождение по ступеням из ножей во время своего посвящения 61. Тот же обряд мы встречаем в Китае; возможно, однако, что в данном случае мы имеем дело с протоисторическим наследием, общим для всех этих народов (лолы, китайцы, чингпо и др.), поскольку символизм шаманского восхождения мы встречаем в слишком многих и слишком отдаленных друг от друга регионах, чтобы можно было точно определить его историческое "происхождение". Следы шаманизма того типа, который встречается в Центральной Азии, мы находим и у шаманов белых мео в Индокитае. Сеанс состоит в имитации верховой езды; считается, что шаман отправляется на поиски души больного, которую, кстати, ему всегда удается поймать. В некоторых особых случаях мистическое путешествие включает восхождение в Небо. Шаман делает несколько прыжков, и говорится, что он возносится на Небо 62.
    Шаманизм у мо-со
   Концепции, близкие Тибетской Книге Мертвых, встречаются у мо-со или на-кхи, народов, принадлежащих к тибето-бирманской семье и с начала христианской эры живущих на юго-западе Китая, преимущественно в провинции Юньнань 63. Согласно Року, самому новому и самому информированному в этом материале авторитету, религия на-кхи является чистым шаманизмом бон 64. Этот факт вовсе не исключает культа Всевышнего небесного Существа, Мё, структурно очень близкого китайскому богу Ти'ену 65. Периодическое жертвоприношение для Неба является древнейшей церемонией на-кхи; есть основания считать, что ее практиковали уже во времена, когда на-кхи кочевали по травянистым равнинам северо-восточного Тибета 66. При этом после молитв к Небу читаются молитвы к Земле и можжевельнику - Мировому Древу, поддерживающему Вселенную и возносящемуся в "Центре Мира" 67. Как видим, на-кхи сохраняют суть веры скотоводов-пастухов Центральной Азии: культ Неба, концепцию трех космических сфер, миф о Древе Мира, которое, произрастая в Середине Вселенной, поддерживает ее тысячью своих ветвей.
   После смерти душа должна взойти на Небо. Но нужно считаться с демонами, вынуждающими ее спуститься в Ад. Количество, сила и значение демонов и придали религии мо-со аспект, столь близкий шаманизму бон. Дто-мба Ши-ло, основатель шаманизма на-кхи, вошел в миф и культ как победитель демонов. Независимо от его "исторической" личности, биография полностью мифическая: он рождается из левого бока матери, как и все герои и святые, сразу возносится на Небо (как Будда) и разгоняет демонов. Боги дали ему способность изгонять демонов и "сопровождать души умерших в царство богов" 68. Он является одновременно проводником душ и Спасителем. Как и в других традициях Центральной Азии, боги прислали этого Первого Шамана, чтобы он защищал людей от демонов. Слово дто-мба - тибетского происхождения и эквивалент тибетского стон-па ("учитель, основатель или проповедник определенной доктрины") - явно показывает, что речь идет о нововведении: "шаманизм" является более поздним явлением, чем организация религии на-кхи. Необходимость в нем возникла в связи с ужасающим размножением "демонов", а по ряду причин мы склоняемся к убеждению, что эта демонология развилась под влиянием китайских религиозных идей.
   Мифическая биография Дто-мба Ши-ло включает схему шаманского посвящения, не свободную, однако, от искажений. Демоны, числом 360, пораженные необычайным разумом новорожденного ребенка, хватают его и относят в "место, где пересекаются тысяча дорог" (то есть в "Центр Мира"); там они его варят в котле в течение трех дней и трех ночей; но когда демоны поднимают крышку, то видят ребенка Дто-мбу Ши-ло без изменений 69. Это напоминает "инициационные сны" сибирских шаманов, в которых демоны три дня варят тело будущего шамана. Но поскольку в данном случае речь идет об Учителе-заклинателе, могущественнейшем истребителе демонов, то роль, которую играют эти демоны в посвящении, закамуфлирована: инициационное испытание становится покушением на убийство.
   Дто-мба Ши-ло "проторяет дорогу для души умершего". Погребальная церемония называется жи мя, буквально "дорога-стремление", а многие тексты, читающиеся над покойником, представляют собой аналог "Тибетской Книги Мертвых" 70. В день похорон помощники разворачивают полотно, на котором изображены различные адские страны; через них должен пройти умерший, прежде чем он достигнет царства богов 71. Это карта сложного и опасного пути, по которому умершего будет сопровождать шаман (дто-мба). Преисподняя состоит из девяти оград, которых путешественники достигают после перехода через мост 72. Нисхождение опасно, поскольку демоны блокируют мост; дто-мба должен именно "проторить путь". Не переставая призывать Первого Шамана 73, Дто-мбу Ши-ло, ему удается проводить умершего от ограды к ограде, через последовательные круги вплоть до девятого, последнего. После этого нисхождения к демонам умерший поднимается на семь Золотых Гор, доходит до Дерева, на верхушке которого находится "лекарство бесмертия", и, наконец, достигает царства богов 74.
   Как представителю Первого Шамана, Дто-мба Ши-ло, дто-мба удается "проторить дорогу" умершему и провести его через круги Ада, где в противном случае ему бы угрожала опасность быть съеденным демонами. Дто-мба провожает умершего символически, читая ему ритуальные тексты, но в то же время остается с ним "в виде духа". Он предостерегает его от всяких опасностей: "О умерший, когда ты возжелаешь пройти через мост и по дороге, ты обнаружишь, что их закрыл Ля-Ч'у. Твоя душа будет неспособна достигнуть царства богов..." 75. И он сразу рассказывает ему способ выхода из этой ситуации: семья должна принести демонам жертву, поскольку это грехи умершего заграждают ему дорогу, и семья должна искупить его грехи жертвами.
   Эти несколько замечаний дают представление о функции шаманизма в религии на-кхи: шаман выслан богами для защиты людей от демонов; эта защита еще более необходима после смерти, так как люди являются великими грешниками, что делает их добычей для демонов. Но боги, смилостивившись над людьми, выслали Первого Шамана, чтобы он показал дорогу к божественной обители. Как и у тибетцев, связь между Землей, Преисподней и Небом осуществляется через вертикальную ось, Axis mundi. Посмертное нисхождение в Ад, с переходом через мост и лабиринтным проникновением сквозь девять оград (кругов), также сохраняет схему посвящения: никто не может достигнуть Неба без предварительного нисхождения в Преисподнюю. Шаман играет роль как проводника душ, так и наставника посмертного посвящения. По всей вероятности, ситуация шамана в религии на-кхи представляет древний этап, через который должны были также пройти другие религии Центральной Азии; в сибирских мифах о Первом Шамане мы встречаем мотивы, не лишенные связи с мифической биографией Дто-мбы Ши-ло.
    Шаманские техники и символизм в Китае
   В Китае существует обычай, что когда кто-либо умирает, то выходят на крышу дома и просят душу, чтобы она возвратилась в тело, показывая ей, например, красивую новую одежду. Этот ритуал неоднократно засвидетельствован в классических текстах 76и сохранился до наших дней 77; даже Сунг Ю написал об этом большую поэму под названием "Призывание души" 78. Болезнь тоже часто предполагает бегство души, и тогда колдун в экстазе гонется за ней, хватает ее и вновь соединяет с телом 79.
   Древний Китай уже знал несколько категорий колдунов и ведьм, медиумов, заклинателей, вызывателей дождя и т. п. Один тип мага в первую очередь привлекает наше внимание: экстатик, искусство которого заключается, прежде всего, в "экстериоризации" своей души, иными словами, в "путешествии души". Легендарная история и фольклор Китая богаты примерами "магических полетов", и, в чем мы скоро убедимся, уже в древности хорошо осведомленные китайцы рассматривали "полет" как пластическую формулу экстаза. Во всяком случае, если оставить в стороне орнитоморфный символизм протоисторического Китая - к которому мы вернемся позже, - то необходимо заметить, что первым, кому, согласно традиции, удалось летать, был император Шуан (2258-2208 гг. по китайской хронологии). Ню Йинг и О Хуанг, дочери императора Яо, научили Шуана искусству "летать, как птица" 80. (Заметим попутно, что до некоторых пор источник магических сил был в женщинах - эту подробность, вместе с несколькими другими, можно считать признаком древнего китайского матриархата 81.) Обратим внимание на то, что настоящий правитель должен обладать умениями "мага". "Экстаз" для основателя государства столь же необходим, как и его политические достоинства, поскольку магические умения были равнозначны власти, юрисдикции над Природой. Марсель Гране заметил, что шаг Великого Ю, наследника Шуана, "ничем не отличается от танцев, вводящих в транс колдуна (т'иао-шен)... Экстатический танец относится к методам, с помощью которых обретается сила правления людьми и природой. Как известно, эта регулирующая сила, в текстах, именуемых даосскими, как и в тех, которые именуют конфуцианскими, называется Дао" 82.
   Действительно, многие императоры, мудрецы, алхимики и колдуны "возносились на Небо" 83. Хуань-ти, Желтый Владыка, был занесен в Небо бородатым змеем вместе с женами и советниками числом семьдесят человек 84. Но это уже апофеоз (обожествление), а не "магический полет", множество примеров которого известны китайской традиции 85. Одержимость полетом выразилась в обилии легенд, связанных с колесницами и другими летательными аппаратами 86. В подобных случаях мы имеем дело с хорошо известным явлением деградации символизма, суть которой в том, что достигаются - на конкретном уровне ближайшей действительности - "результаты", относящиеся к действительности внутренней.
   Как бы то ни было, шаманское происхождение магического полета вполне отчетливо выражено и в Китае. "Улететь в Небо" в китайском языке выражается следующим образом: "с помощью птичьих крыльев он преобразился и вознесся, как бессмертный"; термины "ученый с перьями" или "господин с перьями" обозначают даосского жреца 87. Как нам известно, птичье перо является одним из наиболее распространенных символов "шаманского полета", а его наличие в китайской протоисторической иконографии не лишено значения для оценки распространения и древности этого символа, а значит, и идеологии, которая им пользуется 88. Зато весьма вероятно, что даосы, легенды которых богаты вознесениями и различными чудесами, разработали и систематизировали шаманские идеологии и техники протоисторического Китая, и потому их следует считать значительно более правомочными последователями шаманизма, чем заклинателей, медиумов и "одержимых", о которых мы будем говорить ниже; последние представляют в Китае, как и в других регионах, искаженную традицию шаманизма. Мы хотим сказать, что когда не удается овладеть "духами", то это заканчивается "одержимостью" ими, а магическая техника экстаза становится в этом случае обычным медиумическим автоматизмом.
   В этой связи, поражает в китайской традиции "магического полета" и шаманского танца отсутствие даже намека на одержимость. Ниже мы встретим несколько примеров, когда шаманская техника ведет к одержимости богами и духами, но в легендах о правителях, бессмертных даосах, алхимиках и даже "колдунах", хотя всегда речь идет о вознесении на Небо и о других чудесах, не говорится об одержимости. Есть все основания считать эти факты принадлежностью классической традиции китайской духовности, которая включает как спонтанное владение собой, так и прекрасную интеграцию во все космические ритмы. Во всяком случае, даосы и алхимики обладали способностью подниматься в воздух: Лиу Ан, известный также как Учитель Хуайнан-цзы (II век до н. э.), восносился на Небо средь бела дня, а Ли Чаокюн (140-87 до н. э.) хвастался способностью преодолевать девятое Небо 89. "Мы входим в Небо и разворачиваем кометы", - говорила одна шаманка в своей песне 90. Большая поэма К'ю Юаня говорит о многих вознесениях до самых "Ворот Неба", фантастических галопах, восхождении по радуге - все мотивы, родственные шаманскому фольклору