Страница:
— Для чего? — спросил вождь.
— Дай мне попытаться еще раз; быть может, они поймут, что сопротивление бессмысленно, и согласятся на наши условия.
— Сомневаюсь, — пробормотал Серый Медведь, качая головой, — они, кажется, твердо решили бороться до конца.
— Все лучше, если я испробую последнее средство, ведь ты знаешь, как важно для успеха наших планов овладеть этим человеком.
— К несчастью, он легко может дать себя убить.
— Этого-то я и хочу избежать.
— Поступайте как знаете, но я уверен, что все напрасно.
— Стоит попытаться.
Белый Бизон сделал несколько шагов вперед и таким образом очутился в пяти-шести метрах от графа. Тут он остановился.
— Что вам надо? — спросил молодой человек. — Если бы я случайно не вспомнил, что вы француз, я уже всадил бы вам пулю в грудь.
— Так стреляйте! Что вас удерживает? — грустно возразил изгнанник. — Не думаете ли вы, что я боюсь смерти?
— Довольно речей, отойдите — или я выстрелю в вас. Граф прицелился.
— Я хочу сказать вам одно слово.
— Говорите скорее и уходите.
— Если вы сдадитесь, то вам и вашим товарищам будет дарована жизнь.
Граф захохотал.
— Полноте! — воскликнул он, пожимая плечами. — За дураков вы нас держите, что ли? Мы были в гостях у ваших товарищей, они бесстыдно нарушили закон гостеприимства по отношению к нам.
— Это ваше последнее слово?
— Последнее, черт побери! Неужели вы так долго жили среди индейцев, что забыли французов? Мы скорее умрем, чем сделаем подлость!
— Пусть ваша кровь падет на вашу голову.
— Пусть будет так, гнусный перебежчик, сражающийся с дикарями против братьев по крови!
Это жестокая обида поразила старика прямо в сердце. Он бросил на молодого человека страшный взгляд, побледнел как смерть и отошел, шатаясь, точно пьяный, бормоча вполголоса:
— О! Эти дворяне! Ехиднино отродье!
— Ну что? — спросил его Серый Медведь.
— Отказался наотрез, — ответил старик коротко.
— Я был в этом уверен… Теперь наша очередь.
Приложив к губам длинный свисток из человеческой голени, он извлек из него резкий и продолжительный звук, на который индейцы ответили страшным воем, ринувшись, как легион демонов, на трех человек, которые встретили их, не отступив ни на шаг.
Бой завязался ужаснее, отчаяннее прежнего. Белые схватили свои винтовки за дуло и оборонялись ими, как дубинами.
Ивон совершал чудеса храбрости, поднимая и опуская приклад своей винтовки с равномерностью маятника; при каждом его ударе валился человек, и он бормотал про себя:
— Уф! Еще один! Святая Дева! Боюсь, сейчас на меня нападет трусость!
Между тем цепь вокруг них все суживалась, упавшие индейцы сменялись другими, которых в свою очередь толкали вперед вновь прибывающие.
Охотники устали, их руки уже не опускались с такой же силой, удары не имели прежней меткости, кровь ударяла им в голову, глаза налились кровью, в ушах шумело.
— Мы погибли!.. — прошептал граф.
— Не унывайте! — рявкнул Меткая Пуля, размозжив голову очередному индейцу.
— Мне изменяет не бодрость духа, нет, но силы, — ответил молодой человек задыхающимся голосом.
— Вперед! Вперед! — все повторял Серый Медведь, как демон носясь вокруг трех осажденных.
— Пора, Ивон! — крикнул Меткая Пуля.
— Прощайте! — вскричал бретонец и, размахивая над своей головой грозной палицей, ринулся в самую толпу индейцев.
— Идите за мной, граф, — продолжал Меткая Пуля.
— С Богом! Идемте! — ответил тот.
Они исполнили вдвоем маневр, на который отважился бретонец с противоположной стороны.
Трус Ивон в эту минуту, по-видимому, совсем забыл, что струсит, как он выражался; у него словно выросло сто рук, чтобы валить бесчисленных противников, то и дело возникавших на его пути, и прокладывать себе между ними широкий проход. На счастье бретонца большая часть воинов ударилась в погоню за более важной дичью, то есть за графом и канадцем, которые в свою очередь удваивали усилия, и так уже исполинские.
Все отбиваясь, Ивон достиг кромки леса шагах в трех или четырех от места, где были привязаны три их лошади.
Вероятно, этого-то бретонец и добивался. Как только он увидел себя на одной линии с лошадьми, то вместо продвижения вперед он стал отступать шаг за шагом, чтобы добраться до них.
Он не переставал отбиваться с той холодной решимостью, которая отличает бретонцев и делает их опасными противниками.
Внезапно, сочтя себя находящимся довольно близко к желаемой цели, бретонец нанес последний удар ближайшему индейцу, который отлетел на десять шагов с размозженным черепом, с разбега громадным прыжком вскочил на лошадь графа, стоявшую к нему ближе других, дернул поводья, отвязал их от камня, на который они были наброшены, вонзил шпоры в бока благородного животного и умчался как стрела, опрокинув по пути двух индейцев, которые смело бросились ему наперерез.
— Ура! Спасены, спасены! — крикнул он громовым голосом и скрылся в лесу, куда черноногие не посмели за ним последовать.
Краснокожие остолбенели от такой ловкой выходки и удивительного бегства.
Крик Ивона, вероятно, был сигналом, условленным с Меткой Пулей; едва охотник услышал его, как быстрым движением остановил руку графа, который замахнулся, чтобы нанести удар.
— Что вы делаете, черт побери! — вскричал тот, оборачиваясь с гневом.
— Спасаю вас, — холодно ответил канадец. — Бросьте оружие… Мы сдаемся! — крикнул он.
— Вы мне объясните ваше поведение, надеюсь? — вспылил граф.
— Будьте спокойны, вы сами одобрите меня.
— Ну хорошо, пусть будет по-вашему.
С этими словами граф опустил винтовку.
Индейцы, которых героический отпор охотников заставлял держаться на расстоянии, мгновенно кинулись на них, как только увидели, что белые безоружны.
Серый Медведь и Белый Бизон поспешили к месту всеобщей свалки.
Двое белых уже лежали на песке. Вождь вмешался.
— Вы мой пленник, граф, — сказал он, — и вы также, Меткая Пуля.
Граф презрительно пожал плечами.
— Посчитайте, чего вам стоит победа, — возразил охотник, указывая с насмешливой улыбкой на бесчисленные труппы, которыми была усеяна равнина.
Индеец сделал вид, будто не слышит его.
— Дайте честное слово, что не уйдете, господа, — сказал Белый Бизон, — и вас сейчас же развяжут и вернут вам оружие.
— Вероятно, это очередная ловушка, которую вы расставляете нам, — ответил граф надменно.
— Ба-а! — заметил Меткая Пуля, значительно взглянув на товарища. — Дадим слово на двадцать четыре часа, а там увидим.
— Слышите, господа, — сказал граф, — этот охотник и я, мы даем слово на двадцать четыре часа. Согласны вы на это? Само собой, что по истечении этого срока мы вольны взять наше слово назад.
— Или дать его снова, — добавил канадец с улыбкой. — Чем мы рискуем, давая его?
Два вождя тихо посовещались между собой.
— Мы согласны, — сказал наконец Серый Медведь.
По его знаку мигом перерезали веревки, которыми были связаны пленники. Они встали на ноги.
— Гм! Приятно владеть своими членами, — сказал Меткая Пуля, потягиваясь с наслаждением. — Ба! Я знал, что и на этот раз они меня не убьют.
— Вот ваше оружие и лошади, господа, — сказал вождь.
— Позвольте, — заметил граф, хладнокровно вынимая из кармана часы, — теперь половина восьмого; до половины восьмого же завтрашнего дня мы связаны честным словом.
— Очень хорошо, — ответил Белый Бизон с легким поклоном.
— А теперь вы куда нас уведете? — спросил охотник, посмеиваясь.
— В селение.
— Спасибо!
Они сели на лошадей и последовали за индейцами, которые только их и ждали, чтобы отправиться в обратный путь. Спустя десять минут равнина, где произошло столько событий в течение дня, погрузилась в мир и безмолвие.
Мы предоставим графу и охотнику вернуться под усиленным конвоем в селение краснокожих и поспешим по следам бретонца.
После своего бегства с поля битвы Ивон пустил лошадь во весь опор прямо, куда глаза глядят, чтобы не терять драгоценное время на розыски дороги — для него хороши были все, лишь бы ускакать как можно дальше от противников, из рук которых он так счастливо вырвался.
Однако, промчавшись около часа по лесу, он мало-помалу стал сдерживать лошадь, успокоенный безмолвием, которое царило вокруг.
Пора было дать бедному животному перевести дух — оно уже изнемогало вследствие неимоверных усилий, которых от него требовали.
Бретонец воспользовался этой минутной передышкой, чтобы осмотреть и перезарядить свое оружие.
— Я не храбр, — шептал он про себя, — но — ей-Богу! — первому негодяю, который попытается стать мне поперек дороги, как говорит мой бедный хозяин, я всажу пулю в лоб! Это так же верно, как и то, что мое имя Ивон.
И это было истиной, мы в том порука. Проехав еще несколько шагов, бретонец осмотрелся, остановил лошадь и сошел с нее.
— К чему ехать дальше? — продолжал он рассуждать сам с собой. — Лошади надо отдохнуть, да и сам-то я не прочь слегка поразмяться. Разве не все равно, где остановиться?
С этими словами он расседлал животное, чемоданчик своего хозяина положил у подножия дерева и принялся разводить огонь.
— Как быстро темнеет в этом проклятом краю! — пробормотал он. — Чуть больше восьми часов, а уже не видать ни зги.
Разговаривая таким образом сам с собой, Ивон собрал довольно большое количество хвороста, после чего вернулся к тому месту, которое избрал себе для ночлега, сложил сухие ветки в кучу, поджег и, встав на колени, стал раздувать огонь изо всех сил.
Через минуту он поднял голову, чтобы перевести дух, но вдруг страшно вскрикнул и чуть не упал навзничь.
В трех шагах по ту сторону костра он увидел двух субъектов, которые молча его рассматривали.
После первой минуты изумления бретонец вскочил на ноги и взвел курки пистолетов.
— Тьфу пропасть! — вскричал он. — Как вы меня напугали! Все равно, посмотрим, кто кого одолеет!
— Успокойтесь, брат мой, — ответил нежный голос на плохом английском языке, — мы не хотим ему зла.
В качестве бретонца Ивон коверкал английский язык почти также бегло, как говорил по-французски. Услыхав эту речь, он наклонился вперед и стал всматриваться.
— О! — воскликнул он. — Индианка.
— Да, я, — ответила Цвет Лианы, подходя ближе.
Ее товарищ последовал за ней; бретонец узнал в нем Красного Волка.
— Добро пожаловать к моему скудному становью, — сказал Ивон.
— Благодарю, — произнесла девушка.
— Как вы попали сюда?
— А вы как? — ответила она вопросом на вопрос.
— О! Что касается меня, — сказал он, качая головой, — то это грустная история.
— Что хочет сказать мой брат? — вмешался Красный Волк.
Ладно, ладно, это не ваше дело, а мое, — возразил бретонец. — Скажите мне сперва, что вас-то привело сюда, а там я посмотрю, могу ли доверить вам то, что случилось с моим хозяином и со мной.
— Мой брат осторожен, — ответила Цвет Лианы, — он прав, осторожность нужна в прериях.
— Гм! Желал бы я, чтобы мой хозяин вас слышал, быть может, он не был бы тогда в том положении, в каком находится теперь.
Цвет Лианы вздрогнула.
— О-о-а! Не случилось ли с ним беды? — воскликнула девушка прерывающимся голосом.
Ивон посмотрел на нее.
— Вы за него переживаете?
— Он храбр! — вскричала индианка с жаром. — Сегодня утром он убил кугуара, который угрожал жизни Цвета Лианы. У нее есть сердце, оно помнит, — прибавила девушка с чувством.
— Это правда, это сущая правда, молодая девушка, он спас вам жизнь… но все равно, сперва расскажите, какими судьбами мы встретились здесь в чаще леса.
— Слушайте же, раз непременно хотите знать. Бретонец утвердительно наклонил голову. Ко всем своим выдающимся качествам Ивон присоединил упрямство андалусского лошака. Когда этот достопочтенный субъект вобьет что-нибудь себе в голову, ничто не может заставить его отступить. Впрочем, следует отдать ему справедливость, что в настоящем случае он имел весьма основательные причины не доверять индейцам.
— После того, как Стеклянный Глаз храбро убил кугуара, — продолжала Цвет Лианы взволнованным голосом, — великий вождь Серый Медведь разгневался на свою дочь и велел ей возвращаться в селение в сопровождении Красного Волка.
— Все знаю, — перебил Ивон, — я был при этом, потому-то и нахожу странным, что вы здесь, когда должны бы ехать по дороге в селение.
Индианка обворожительно надула губки по своему обыкновению.
— Бледнолицый любопытен, как старая баба, — сказала она с досадой, — зачем ему знать тайны Цвета Лианы? В ее сердце сладко поет птичка и влечет ее против воли по следам бледнолицего, который спас ей жизнь.
— А! — воскликнул бретонец, угадав приблизительно, что девушка имела в виду. — Это другое дело.
— Вместо того, чтобы ехать обратно в селение, — пояснил Красный Волк, — Цвет Лианы захотела вернуться к Стеклянному Глазу.
Бретонец задумался и долго молчал. Индеец и девушка смотрели на него молча, терпеливо ожидая, чтобы тот объяснился.
Спустя несколько минут Ивон поднял голову и плутовато взглянул на девушку.
— Так вы его любите? — переспросил он, устремив на нее свои серые глазки.
— Да, люблю, — ответила индианка, опустив взор.
— Очень хорошо; слушайте же меня внимательно, я сильно ошибаюсь, если мой рассказ не займет вас в высшей степени.
Слушатели наклонились к нему и приготовились слушать во все уши.
Ивон рассказал тогда с мельчайшими подробностями о разговоре своего господина с двумя вождями, о споре, возникшем из него, затем о бое и, наконец, о своем собственном бегстве.
— Я бежал, — сказал он в заключении, — но — Бог свидетель — не для того, чтобы спасти себя. Правда, я трус, однако не задумаюсь пожертвовать жизнью для своего хозяина. Бежать мне посоветовал Меткая Пуля, чтобы постараться найти помощь.
— Хорошо! — вскричала девушка. — Бледнолицый храбр. Что он хочет сделать?
— Хочу спасти своего хозяина, черт побери! — решительно ответил бретонец. — Только вот не знаю, как за это взяться.
— Цвет Лианы знает, она поможет бледнолицему.
— Вы говорите правду, девушка? Индианка улыбнулась.
— Бледнолицый последует за Цветом Лианы и Красным Волком, — сказала она, — его приведут к такому месту, где он встретит друзей.
— Ладно! А когда вы сделаете это, красавица? — спросил он, между тем как его сердце забилось от радости.
— Когда бледнолицый приготовится в путь.
— Тогда немедленно, ей-Богу! — вскричал бретонец, стремительно вскочив на ноги и бросаясь к своей лошади.
Цвет Лианы и Красный Волк оставили своих лошадей неподалеку в чаще леса.
Спустя десять минут Ивон и двое его провожатых удалялись от прогалины, где произошла их встреча.
Было около полуночи.
— Мой бедный хозяин! — шептал про себя бретонец. — Удастся ли мне спасти тебя?
ГЛАВА XXIII. План кампании
— Дай мне попытаться еще раз; быть может, они поймут, что сопротивление бессмысленно, и согласятся на наши условия.
— Сомневаюсь, — пробормотал Серый Медведь, качая головой, — они, кажется, твердо решили бороться до конца.
— Все лучше, если я испробую последнее средство, ведь ты знаешь, как важно для успеха наших планов овладеть этим человеком.
— К несчастью, он легко может дать себя убить.
— Этого-то я и хочу избежать.
— Поступайте как знаете, но я уверен, что все напрасно.
— Стоит попытаться.
Белый Бизон сделал несколько шагов вперед и таким образом очутился в пяти-шести метрах от графа. Тут он остановился.
— Что вам надо? — спросил молодой человек. — Если бы я случайно не вспомнил, что вы француз, я уже всадил бы вам пулю в грудь.
— Так стреляйте! Что вас удерживает? — грустно возразил изгнанник. — Не думаете ли вы, что я боюсь смерти?
— Довольно речей, отойдите — или я выстрелю в вас. Граф прицелился.
— Я хочу сказать вам одно слово.
— Говорите скорее и уходите.
— Если вы сдадитесь, то вам и вашим товарищам будет дарована жизнь.
Граф захохотал.
— Полноте! — воскликнул он, пожимая плечами. — За дураков вы нас держите, что ли? Мы были в гостях у ваших товарищей, они бесстыдно нарушили закон гостеприимства по отношению к нам.
— Это ваше последнее слово?
— Последнее, черт побери! Неужели вы так долго жили среди индейцев, что забыли французов? Мы скорее умрем, чем сделаем подлость!
— Пусть ваша кровь падет на вашу голову.
— Пусть будет так, гнусный перебежчик, сражающийся с дикарями против братьев по крови!
Это жестокая обида поразила старика прямо в сердце. Он бросил на молодого человека страшный взгляд, побледнел как смерть и отошел, шатаясь, точно пьяный, бормоча вполголоса:
— О! Эти дворяне! Ехиднино отродье!
— Ну что? — спросил его Серый Медведь.
— Отказался наотрез, — ответил старик коротко.
— Я был в этом уверен… Теперь наша очередь.
Приложив к губам длинный свисток из человеческой голени, он извлек из него резкий и продолжительный звук, на который индейцы ответили страшным воем, ринувшись, как легион демонов, на трех человек, которые встретили их, не отступив ни на шаг.
Бой завязался ужаснее, отчаяннее прежнего. Белые схватили свои винтовки за дуло и оборонялись ими, как дубинами.
Ивон совершал чудеса храбрости, поднимая и опуская приклад своей винтовки с равномерностью маятника; при каждом его ударе валился человек, и он бормотал про себя:
— Уф! Еще один! Святая Дева! Боюсь, сейчас на меня нападет трусость!
Между тем цепь вокруг них все суживалась, упавшие индейцы сменялись другими, которых в свою очередь толкали вперед вновь прибывающие.
Охотники устали, их руки уже не опускались с такой же силой, удары не имели прежней меткости, кровь ударяла им в голову, глаза налились кровью, в ушах шумело.
— Мы погибли!.. — прошептал граф.
— Не унывайте! — рявкнул Меткая Пуля, размозжив голову очередному индейцу.
— Мне изменяет не бодрость духа, нет, но силы, — ответил молодой человек задыхающимся голосом.
— Вперед! Вперед! — все повторял Серый Медведь, как демон носясь вокруг трех осажденных.
— Пора, Ивон! — крикнул Меткая Пуля.
— Прощайте! — вскричал бретонец и, размахивая над своей головой грозной палицей, ринулся в самую толпу индейцев.
— Идите за мной, граф, — продолжал Меткая Пуля.
— С Богом! Идемте! — ответил тот.
Они исполнили вдвоем маневр, на который отважился бретонец с противоположной стороны.
Трус Ивон в эту минуту, по-видимому, совсем забыл, что струсит, как он выражался; у него словно выросло сто рук, чтобы валить бесчисленных противников, то и дело возникавших на его пути, и прокладывать себе между ними широкий проход. На счастье бретонца большая часть воинов ударилась в погоню за более важной дичью, то есть за графом и канадцем, которые в свою очередь удваивали усилия, и так уже исполинские.
Все отбиваясь, Ивон достиг кромки леса шагах в трех или четырех от места, где были привязаны три их лошади.
Вероятно, этого-то бретонец и добивался. Как только он увидел себя на одной линии с лошадьми, то вместо продвижения вперед он стал отступать шаг за шагом, чтобы добраться до них.
Он не переставал отбиваться с той холодной решимостью, которая отличает бретонцев и делает их опасными противниками.
Внезапно, сочтя себя находящимся довольно близко к желаемой цели, бретонец нанес последний удар ближайшему индейцу, который отлетел на десять шагов с размозженным черепом, с разбега громадным прыжком вскочил на лошадь графа, стоявшую к нему ближе других, дернул поводья, отвязал их от камня, на который они были наброшены, вонзил шпоры в бока благородного животного и умчался как стрела, опрокинув по пути двух индейцев, которые смело бросились ему наперерез.
— Ура! Спасены, спасены! — крикнул он громовым голосом и скрылся в лесу, куда черноногие не посмели за ним последовать.
Краснокожие остолбенели от такой ловкой выходки и удивительного бегства.
Крик Ивона, вероятно, был сигналом, условленным с Меткой Пулей; едва охотник услышал его, как быстрым движением остановил руку графа, который замахнулся, чтобы нанести удар.
— Что вы делаете, черт побери! — вскричал тот, оборачиваясь с гневом.
— Спасаю вас, — холодно ответил канадец. — Бросьте оружие… Мы сдаемся! — крикнул он.
— Вы мне объясните ваше поведение, надеюсь? — вспылил граф.
— Будьте спокойны, вы сами одобрите меня.
— Ну хорошо, пусть будет по-вашему.
С этими словами граф опустил винтовку.
Индейцы, которых героический отпор охотников заставлял держаться на расстоянии, мгновенно кинулись на них, как только увидели, что белые безоружны.
Серый Медведь и Белый Бизон поспешили к месту всеобщей свалки.
Двое белых уже лежали на песке. Вождь вмешался.
— Вы мой пленник, граф, — сказал он, — и вы также, Меткая Пуля.
Граф презрительно пожал плечами.
— Посчитайте, чего вам стоит победа, — возразил охотник, указывая с насмешливой улыбкой на бесчисленные труппы, которыми была усеяна равнина.
Индеец сделал вид, будто не слышит его.
— Дайте честное слово, что не уйдете, господа, — сказал Белый Бизон, — и вас сейчас же развяжут и вернут вам оружие.
— Вероятно, это очередная ловушка, которую вы расставляете нам, — ответил граф надменно.
— Ба-а! — заметил Меткая Пуля, значительно взглянув на товарища. — Дадим слово на двадцать четыре часа, а там увидим.
— Слышите, господа, — сказал граф, — этот охотник и я, мы даем слово на двадцать четыре часа. Согласны вы на это? Само собой, что по истечении этого срока мы вольны взять наше слово назад.
— Или дать его снова, — добавил канадец с улыбкой. — Чем мы рискуем, давая его?
Два вождя тихо посовещались между собой.
— Мы согласны, — сказал наконец Серый Медведь.
По его знаку мигом перерезали веревки, которыми были связаны пленники. Они встали на ноги.
— Гм! Приятно владеть своими членами, — сказал Меткая Пуля, потягиваясь с наслаждением. — Ба! Я знал, что и на этот раз они меня не убьют.
— Вот ваше оружие и лошади, господа, — сказал вождь.
— Позвольте, — заметил граф, хладнокровно вынимая из кармана часы, — теперь половина восьмого; до половины восьмого же завтрашнего дня мы связаны честным словом.
— Очень хорошо, — ответил Белый Бизон с легким поклоном.
— А теперь вы куда нас уведете? — спросил охотник, посмеиваясь.
— В селение.
— Спасибо!
Они сели на лошадей и последовали за индейцами, которые только их и ждали, чтобы отправиться в обратный путь. Спустя десять минут равнина, где произошло столько событий в течение дня, погрузилась в мир и безмолвие.
Мы предоставим графу и охотнику вернуться под усиленным конвоем в селение краснокожих и поспешим по следам бретонца.
После своего бегства с поля битвы Ивон пустил лошадь во весь опор прямо, куда глаза глядят, чтобы не терять драгоценное время на розыски дороги — для него хороши были все, лишь бы ускакать как можно дальше от противников, из рук которых он так счастливо вырвался.
Однако, промчавшись около часа по лесу, он мало-помалу стал сдерживать лошадь, успокоенный безмолвием, которое царило вокруг.
Пора было дать бедному животному перевести дух — оно уже изнемогало вследствие неимоверных усилий, которых от него требовали.
Бретонец воспользовался этой минутной передышкой, чтобы осмотреть и перезарядить свое оружие.
— Я не храбр, — шептал он про себя, — но — ей-Богу! — первому негодяю, который попытается стать мне поперек дороги, как говорит мой бедный хозяин, я всажу пулю в лоб! Это так же верно, как и то, что мое имя Ивон.
И это было истиной, мы в том порука. Проехав еще несколько шагов, бретонец осмотрелся, остановил лошадь и сошел с нее.
— К чему ехать дальше? — продолжал он рассуждать сам с собой. — Лошади надо отдохнуть, да и сам-то я не прочь слегка поразмяться. Разве не все равно, где остановиться?
С этими словами он расседлал животное, чемоданчик своего хозяина положил у подножия дерева и принялся разводить огонь.
— Как быстро темнеет в этом проклятом краю! — пробормотал он. — Чуть больше восьми часов, а уже не видать ни зги.
Разговаривая таким образом сам с собой, Ивон собрал довольно большое количество хвороста, после чего вернулся к тому месту, которое избрал себе для ночлега, сложил сухие ветки в кучу, поджег и, встав на колени, стал раздувать огонь изо всех сил.
Через минуту он поднял голову, чтобы перевести дух, но вдруг страшно вскрикнул и чуть не упал навзничь.
В трех шагах по ту сторону костра он увидел двух субъектов, которые молча его рассматривали.
После первой минуты изумления бретонец вскочил на ноги и взвел курки пистолетов.
— Тьфу пропасть! — вскричал он. — Как вы меня напугали! Все равно, посмотрим, кто кого одолеет!
— Успокойтесь, брат мой, — ответил нежный голос на плохом английском языке, — мы не хотим ему зла.
В качестве бретонца Ивон коверкал английский язык почти также бегло, как говорил по-французски. Услыхав эту речь, он наклонился вперед и стал всматриваться.
— О! — воскликнул он. — Индианка.
— Да, я, — ответила Цвет Лианы, подходя ближе.
Ее товарищ последовал за ней; бретонец узнал в нем Красного Волка.
— Добро пожаловать к моему скудному становью, — сказал Ивон.
— Благодарю, — произнесла девушка.
— Как вы попали сюда?
— А вы как? — ответила она вопросом на вопрос.
— О! Что касается меня, — сказал он, качая головой, — то это грустная история.
— Что хочет сказать мой брат? — вмешался Красный Волк.
Ладно, ладно, это не ваше дело, а мое, — возразил бретонец. — Скажите мне сперва, что вас-то привело сюда, а там я посмотрю, могу ли доверить вам то, что случилось с моим хозяином и со мной.
— Мой брат осторожен, — ответила Цвет Лианы, — он прав, осторожность нужна в прериях.
— Гм! Желал бы я, чтобы мой хозяин вас слышал, быть может, он не был бы тогда в том положении, в каком находится теперь.
Цвет Лианы вздрогнула.
— О-о-а! Не случилось ли с ним беды? — воскликнула девушка прерывающимся голосом.
Ивон посмотрел на нее.
— Вы за него переживаете?
— Он храбр! — вскричала индианка с жаром. — Сегодня утром он убил кугуара, который угрожал жизни Цвета Лианы. У нее есть сердце, оно помнит, — прибавила девушка с чувством.
— Это правда, это сущая правда, молодая девушка, он спас вам жизнь… но все равно, сперва расскажите, какими судьбами мы встретились здесь в чаще леса.
— Слушайте же, раз непременно хотите знать. Бретонец утвердительно наклонил голову. Ко всем своим выдающимся качествам Ивон присоединил упрямство андалусского лошака. Когда этот достопочтенный субъект вобьет что-нибудь себе в голову, ничто не может заставить его отступить. Впрочем, следует отдать ему справедливость, что в настоящем случае он имел весьма основательные причины не доверять индейцам.
— После того, как Стеклянный Глаз храбро убил кугуара, — продолжала Цвет Лианы взволнованным голосом, — великий вождь Серый Медведь разгневался на свою дочь и велел ей возвращаться в селение в сопровождении Красного Волка.
— Все знаю, — перебил Ивон, — я был при этом, потому-то и нахожу странным, что вы здесь, когда должны бы ехать по дороге в селение.
Индианка обворожительно надула губки по своему обыкновению.
— Бледнолицый любопытен, как старая баба, — сказала она с досадой, — зачем ему знать тайны Цвета Лианы? В ее сердце сладко поет птичка и влечет ее против воли по следам бледнолицего, который спас ей жизнь.
— А! — воскликнул бретонец, угадав приблизительно, что девушка имела в виду. — Это другое дело.
— Вместо того, чтобы ехать обратно в селение, — пояснил Красный Волк, — Цвет Лианы захотела вернуться к Стеклянному Глазу.
Бретонец задумался и долго молчал. Индеец и девушка смотрели на него молча, терпеливо ожидая, чтобы тот объяснился.
Спустя несколько минут Ивон поднял голову и плутовато взглянул на девушку.
— Так вы его любите? — переспросил он, устремив на нее свои серые глазки.
— Да, люблю, — ответила индианка, опустив взор.
— Очень хорошо; слушайте же меня внимательно, я сильно ошибаюсь, если мой рассказ не займет вас в высшей степени.
Слушатели наклонились к нему и приготовились слушать во все уши.
Ивон рассказал тогда с мельчайшими подробностями о разговоре своего господина с двумя вождями, о споре, возникшем из него, затем о бое и, наконец, о своем собственном бегстве.
— Я бежал, — сказал он в заключении, — но — Бог свидетель — не для того, чтобы спасти себя. Правда, я трус, однако не задумаюсь пожертвовать жизнью для своего хозяина. Бежать мне посоветовал Меткая Пуля, чтобы постараться найти помощь.
— Хорошо! — вскричала девушка. — Бледнолицый храбр. Что он хочет сделать?
— Хочу спасти своего хозяина, черт побери! — решительно ответил бретонец. — Только вот не знаю, как за это взяться.
— Цвет Лианы знает, она поможет бледнолицему.
— Вы говорите правду, девушка? Индианка улыбнулась.
— Бледнолицый последует за Цветом Лианы и Красным Волком, — сказала она, — его приведут к такому месту, где он встретит друзей.
— Ладно! А когда вы сделаете это, красавица? — спросил он, между тем как его сердце забилось от радости.
— Когда бледнолицый приготовится в путь.
— Тогда немедленно, ей-Богу! — вскричал бретонец, стремительно вскочив на ноги и бросаясь к своей лошади.
Цвет Лианы и Красный Волк оставили своих лошадей неподалеку в чаще леса.
Спустя десять минут Ивон и двое его провожатых удалялись от прогалины, где произошла их встреча.
Было около полуночи.
— Мой бедный хозяин! — шептал про себя бретонец. — Удастся ли мне спасти тебя?
ГЛАВА XXIII. План кампании
Ночь была темная, мрачная; все предвещало грозу. Ветер уныло завывал в ветвях. При каждом порыве бури деревья встряхивали своими влажными верхушками и мгновенным ливнем шумели по кустам. Небо приняло грозно-мрачный свинцовый оттенок.
Такая тишина царила в этом пустынном краю, что можно было услышать падение сухого листа или шелест ветки, задетой мимоходом каким-нибудь невидимым животным.
Ивон и его спутники пробирались по лесу, со всеми предосторожностями разыскивая дорогу во мраке, полулежа на лошадях, чтобы ветви не хлестали их в лицо на каждом шагу, и пристально всматриваясь вперед, хотя в темноте было почти невозможно ничего рассмотреть.
Прошло около двух часов, прежде чем они выбрались из леса, так как вынуждены были кружить; наконец они выехали на равнину и почти мгновенно очутились на берегу Миссури.
Река, в которой вода прибыла от дождей и снега, шумно катила свои желтоватые волны.
Беглецы поехали вдоль берега по направлению к юго-западу. Теперь уже не могло быть сомнения, куда им следовало направиться, — река ясно указывала дорогу, можно было больше не опасаться сбиться с пути.
Достигнув места, где песчаный мыс вдавался в реку на протяжении нескольких метров, так что с его оконечности, несмотря на темноту, можно было благодаря прозрачности воды различать предметы на некотором расстоянии, Красный Волк сделал знак спутникам, чтобы они остановились, и сам сошел с лошади.
Цвет Лианы и бретонец сделали то же самое.
Ивон был не прочь отдохнуть немного, а главное, узнать кое-что, прежде чем отправиться дальше. Увлеченный в первую минуту безотчетным желанием спасти своего господина как можно скорее и всеми средствами, какие ему представятся, он не колеблясь последовал за своими странными провожатыми, но, когда одумался, недоверие пробудилось в нем сильнее прежнего; бретонец не хотел дольше оставаться с людьми, которых встретил, не удостоверившись в их честных намерениях чем-нибудь положительным, что служило бы неопровержимым доказательством.
Одно то, что они индейцы и, следовательно, соплеменники тому, кто захватил его господина в плен, уже достаточно оправдывало его недоверие к ним, а с тех пор, как они ехали вместе, ничто не доказало ему преданности, которой они хвастались, — напротив, эти люди все время хранили мрачное молчание.
Подобно большей части людей, хотя и живших долгие годы в Америке, Ивон знал индейцев только по лживым отзывам их врагов. К несчастью, с тех пор как он находился в прериях по роковому стечению обстоятельств, дурное мнение, которое бретонец составил себе о краснокожих по этим отзывам, только усилилось, подкрепляемое фактами.
Как только он сошел с лошади и снял с нее уздечку, чтобы она пощипала молодые побеги на кустах, наш бретонец решительно подступил к Красному Волку и хлопнул его по плечу. Индеец, который пристально смотрел на реку, обернулся.
— Чего хочет бледнолицый? — спросил он.
— Поговорить с вождем.
— Время неудобно для разговоров, — поучительно сказал индеец. — Бледнолицые подобны многогласному дрозду, их язык вечно в движении. Пусть мой брат подождет.
Ивон не понял колкости.
— Нет, — возразил он, — нам надо поговорить сейчас.
У индейца вырвалось нетерпеливое движение, которое он, однако, тотчас поборол.
— Уши Красного Волка открыты, — сказал он. — Болтливая Сорока может говорить.
Краснокожим трудно произносить имена чужеземцев, с которыми их сводят случайности охоты или торговли, поэтому они обычно заменяют их прозвищами, исходя из характера или наружности человека, которого хотят обозначить.
Ивона черноногие прозвали Болтливой Сорокой; мы воздержимся от суждения, насколько это прозвище было метко.
Бретонца, по-видимому, не оскорбили слова Красного Волка; поглощенный мыслью, которая крайне заботила его, он оставался равнодушен ко всему другому.
— Вы дали мне слово спасти Стеклянного Глаза, — сказал он.
— Дал, — коротко ответил индеец.
— Я принял ваше предложение беспрекословно, целых три часа я следовал за вами, не говоря ни слова, но, прежде чем отправиться дальше, я должен узнать, какие средства вы намерены употребить, чтобы освободить его из рук врагов.
— Брат мой глух? — спросил индеец.
— Не думаю, что глух, — возразил Ивон, немного обидевшись на такой вопрос.
— Тогда пусть слушает.
— Я слушаю.
— И ничего не слышит?
— Хоть бы что-нибудь, должен я сознаться. Красный Волк пожал плечами.
— Бледнолицые бесхвостые лисицы, — сказал он с презрением, — они слабее детей в лугах. Посмотрите, — прибавил он, указывая рукой на реку.
Ивон взглянул в указанном направлении, приставив руку козырьком над глазами, чтобы лучше видеть.
— Ну что? — спросил индеец через минуту. — Увидел мой брат?
— Ничего не вижу! — решительно вскричал бретонец. — Пусть черт свернет мне шею, если я в состоянии различить что-либо!
— Так подождите немного, — ответил индеец со свойственным ему хладнокровием, — скоро увидите и услышите.
— Гм! — пробормотал бретонец, не совсем довольный объяснением. — Что я увижу и услышу вскоре?
— Тогда мой брат узнает.
Ивон собрался было настаивать, но вождь взял его за руку, быстро заставил отступить назад и спрятал его за группу деревьев, где Цвет Лианы уже успела скрыться.
— Молчите! — прошептал Красный Волк так повелительно, что бретонец, убедившись в важности требования, отложил свои дальнейшие расспросы до более удобного времени.
Прошло несколько минут.
Красный Волк и Цвет Лианы, наклонившись вперед и слегка раздвинув листья, пытливо всматривались вдаль в направлении реки, затаив дыхание.
Невольно заинтересованный таким необычным поведением, Ивон последовал их примеру.
Вскоре до его слуха донесся какой-то шум, но до того слабый и невнятный, что в первую минуту он сомневался, не почудилось ли ему. Тем не менее шум понемногу становился явственнее и наконец стал определенно звуком весла, осторожно опускаемого в воду. Вскоре на реке появилась черная точка, сперва едва заметная, но мало-помалу все увеличивавшаяся в размере.
Бретонец больше не сомневался, что эта черная точка — пирога.
На некотором расстоянии от них пирога остановилась посреди реки, и шум затих.
Вдруг среди ночной тишины раздался трижды повторенный крик сороки, которому подражали с таким совершенством, что бретонец невольно поднял глаза на верхние ветви дерева, за которыми притаился. При этом сигнале пирога направилась к мысу и причалила к нему спустя несколько мгновений.
Но прежде чем сойти на берег, личность, находившаяся в пироге, дважды подняла кверху свое весло. Снова раздался крик сороки с тремя переливами.
Тогда лицо, бывшее в пироге, по-видимому совершенно поняв то, что хотело знать, вышло на берег, вытащило суденышко из воды и направилось прямо к группе деревьев, которые служили наблюдательным пунктом спутникам Ивона и ему самому.
Красный Волк и Цвет Лианы, по-видимому считая бесполезным ожидать дольше, вышли из своего убежища, предварительно предупредив бретонца, чтобы тот не показывался.
Тот остерегся бы сделать это, но со свойственной ему предусмотрительностью взвел курки пистолетов, взял по одному в каждую руку и, успокоенный такой мерой предосторожности, хладнокровно ждал, что будет.
В новом действующем лице читатель, вероятно, уже узнал миссис Маргарет, которую индейцы называли Лживой Степной Волчицей, не более часа назад расставшуюся с майором Мелвиллом в форте Макензи, где она имела с ним разговор, приведенный выше.
Хоть Маргарет и не ожидала встретить тут Цвет Лианы, однако она вовсе не казалась изумлена присутствием девушки и ласково кивнула головой. Девушка ответила улыбкой.
— Что нового? — спросила Маргарет у индейца.
— Много нового, — сказал тот.
— Говори.
Красный Волк рассказал все, что произошло на охоте, как он узнал это и как Ивон спасся бегством, чтобы отыскать помощь для своего господина.
Маргарет выслушала этот длинный рассказ с совершенным бесстрастием на лице, поблекшем от горя и покрытом сетью морщин. Когда Красный Волк замолчал, она задумалась на несколько минут и потом подняла голову.
— Где этот бледнолицый? — спросила она.
— Здесь, — ответил индеец, указывая на деревья.
— Пусть подойдет.
Вождь бросился было передать ее приказание, но бретонец услышал последние слова, произнесенные по-английски, рассудил, что они относятся к нему, вышел из своего тайника, заткнув пистолеты за пояс, и подошел к группе у берега.
Занималась заря, мрак быстро исчезал, и красноватая черта на горизонте предвещала, что солнце скоро взойдет.
Волчица так пристально устремила на бретонца свой дикий взгляд, как будто хотела проникнуть в самые сокровенные тайники его души.
Ивону не в чем было упрекать себя — скорее, он мог бы даже похвалиться своим образом действия. Конечно, он вынес этот взгляд ничуть не робея.
Оставшись довольной своими безмолвными наблюдениями, Волчица смягчила суровое выражение лица и, стараясь придать голосу некоторую мягкость, сказала бретонцу:
— Выслушай меня внимательно.
— Слушаю.
— Ты предан своему господину?
— Лягу костьми за него, — твердо ответил Ивон.
— Хорошо. Стало быть, я могу положиться на тебя?
— Можете.
— Ты ведь понимаешь, что вчетвером мы не можем помочь твоему хозяину?
— Действительно, это трудно.
— Мы также хотим отомстить Серому Медведю.
— Очень хорошо.
— Нами давно уже приняты меры к тому, чтобы достигнуть этой цели; теперь время настало, но следует предупредить наших союзников.
— Это верно.
Она сняла с пальца перстень.
— Возьми этот перстень. Ты умеешь грести, надеюсь?
— Я бретонец, а это все равно что моряк.
— Тогда садись в эту пирогу и не теряя ни минуты поднимись вверх по реке до форта.
— Гм! Это далеко?
— Ты будешь там через час, если поторопишься.
— Будьте спокойны.
— В форте спроси коменданта, майора Мелвилла, отдай ему этот перстень и расскажи то, чему был свидетелем.
— Это все?
— Нет. Майор даст тебе отряд солдат, с которым ты вернешься к нам, в стан Джона Брайта. Ты найдешь его?
— Думаю, что найду, тем более что он, кажется, расположен на берегу реки.
— Ты должен проехать мимо него по пути в форт.
— А что мне делать с пирогой?
Такая тишина царила в этом пустынном краю, что можно было услышать падение сухого листа или шелест ветки, задетой мимоходом каким-нибудь невидимым животным.
Ивон и его спутники пробирались по лесу, со всеми предосторожностями разыскивая дорогу во мраке, полулежа на лошадях, чтобы ветви не хлестали их в лицо на каждом шагу, и пристально всматриваясь вперед, хотя в темноте было почти невозможно ничего рассмотреть.
Прошло около двух часов, прежде чем они выбрались из леса, так как вынуждены были кружить; наконец они выехали на равнину и почти мгновенно очутились на берегу Миссури.
Река, в которой вода прибыла от дождей и снега, шумно катила свои желтоватые волны.
Беглецы поехали вдоль берега по направлению к юго-западу. Теперь уже не могло быть сомнения, куда им следовало направиться, — река ясно указывала дорогу, можно было больше не опасаться сбиться с пути.
Достигнув места, где песчаный мыс вдавался в реку на протяжении нескольких метров, так что с его оконечности, несмотря на темноту, можно было благодаря прозрачности воды различать предметы на некотором расстоянии, Красный Волк сделал знак спутникам, чтобы они остановились, и сам сошел с лошади.
Цвет Лианы и бретонец сделали то же самое.
Ивон был не прочь отдохнуть немного, а главное, узнать кое-что, прежде чем отправиться дальше. Увлеченный в первую минуту безотчетным желанием спасти своего господина как можно скорее и всеми средствами, какие ему представятся, он не колеблясь последовал за своими странными провожатыми, но, когда одумался, недоверие пробудилось в нем сильнее прежнего; бретонец не хотел дольше оставаться с людьми, которых встретил, не удостоверившись в их честных намерениях чем-нибудь положительным, что служило бы неопровержимым доказательством.
Одно то, что они индейцы и, следовательно, соплеменники тому, кто захватил его господина в плен, уже достаточно оправдывало его недоверие к ним, а с тех пор, как они ехали вместе, ничто не доказало ему преданности, которой они хвастались, — напротив, эти люди все время хранили мрачное молчание.
Подобно большей части людей, хотя и живших долгие годы в Америке, Ивон знал индейцев только по лживым отзывам их врагов. К несчастью, с тех пор как он находился в прериях по роковому стечению обстоятельств, дурное мнение, которое бретонец составил себе о краснокожих по этим отзывам, только усилилось, подкрепляемое фактами.
Как только он сошел с лошади и снял с нее уздечку, чтобы она пощипала молодые побеги на кустах, наш бретонец решительно подступил к Красному Волку и хлопнул его по плечу. Индеец, который пристально смотрел на реку, обернулся.
— Чего хочет бледнолицый? — спросил он.
— Поговорить с вождем.
— Время неудобно для разговоров, — поучительно сказал индеец. — Бледнолицые подобны многогласному дрозду, их язык вечно в движении. Пусть мой брат подождет.
Ивон не понял колкости.
— Нет, — возразил он, — нам надо поговорить сейчас.
У индейца вырвалось нетерпеливое движение, которое он, однако, тотчас поборол.
— Уши Красного Волка открыты, — сказал он. — Болтливая Сорока может говорить.
Краснокожим трудно произносить имена чужеземцев, с которыми их сводят случайности охоты или торговли, поэтому они обычно заменяют их прозвищами, исходя из характера или наружности человека, которого хотят обозначить.
Ивона черноногие прозвали Болтливой Сорокой; мы воздержимся от суждения, насколько это прозвище было метко.
Бретонца, по-видимому, не оскорбили слова Красного Волка; поглощенный мыслью, которая крайне заботила его, он оставался равнодушен ко всему другому.
— Вы дали мне слово спасти Стеклянного Глаза, — сказал он.
— Дал, — коротко ответил индеец.
— Я принял ваше предложение беспрекословно, целых три часа я следовал за вами, не говоря ни слова, но, прежде чем отправиться дальше, я должен узнать, какие средства вы намерены употребить, чтобы освободить его из рук врагов.
— Брат мой глух? — спросил индеец.
— Не думаю, что глух, — возразил Ивон, немного обидевшись на такой вопрос.
— Тогда пусть слушает.
— Я слушаю.
— И ничего не слышит?
— Хоть бы что-нибудь, должен я сознаться. Красный Волк пожал плечами.
— Бледнолицые бесхвостые лисицы, — сказал он с презрением, — они слабее детей в лугах. Посмотрите, — прибавил он, указывая рукой на реку.
Ивон взглянул в указанном направлении, приставив руку козырьком над глазами, чтобы лучше видеть.
— Ну что? — спросил индеец через минуту. — Увидел мой брат?
— Ничего не вижу! — решительно вскричал бретонец. — Пусть черт свернет мне шею, если я в состоянии различить что-либо!
— Так подождите немного, — ответил индеец со свойственным ему хладнокровием, — скоро увидите и услышите.
— Гм! — пробормотал бретонец, не совсем довольный объяснением. — Что я увижу и услышу вскоре?
— Тогда мой брат узнает.
Ивон собрался было настаивать, но вождь взял его за руку, быстро заставил отступить назад и спрятал его за группу деревьев, где Цвет Лианы уже успела скрыться.
— Молчите! — прошептал Красный Волк так повелительно, что бретонец, убедившись в важности требования, отложил свои дальнейшие расспросы до более удобного времени.
Прошло несколько минут.
Красный Волк и Цвет Лианы, наклонившись вперед и слегка раздвинув листья, пытливо всматривались вдаль в направлении реки, затаив дыхание.
Невольно заинтересованный таким необычным поведением, Ивон последовал их примеру.
Вскоре до его слуха донесся какой-то шум, но до того слабый и невнятный, что в первую минуту он сомневался, не почудилось ли ему. Тем не менее шум понемногу становился явственнее и наконец стал определенно звуком весла, осторожно опускаемого в воду. Вскоре на реке появилась черная точка, сперва едва заметная, но мало-помалу все увеличивавшаяся в размере.
Бретонец больше не сомневался, что эта черная точка — пирога.
На некотором расстоянии от них пирога остановилась посреди реки, и шум затих.
Вдруг среди ночной тишины раздался трижды повторенный крик сороки, которому подражали с таким совершенством, что бретонец невольно поднял глаза на верхние ветви дерева, за которыми притаился. При этом сигнале пирога направилась к мысу и причалила к нему спустя несколько мгновений.
Но прежде чем сойти на берег, личность, находившаяся в пироге, дважды подняла кверху свое весло. Снова раздался крик сороки с тремя переливами.
Тогда лицо, бывшее в пироге, по-видимому совершенно поняв то, что хотело знать, вышло на берег, вытащило суденышко из воды и направилось прямо к группе деревьев, которые служили наблюдательным пунктом спутникам Ивона и ему самому.
Красный Волк и Цвет Лианы, по-видимому считая бесполезным ожидать дольше, вышли из своего убежища, предварительно предупредив бретонца, чтобы тот не показывался.
Тот остерегся бы сделать это, но со свойственной ему предусмотрительностью взвел курки пистолетов, взял по одному в каждую руку и, успокоенный такой мерой предосторожности, хладнокровно ждал, что будет.
В новом действующем лице читатель, вероятно, уже узнал миссис Маргарет, которую индейцы называли Лживой Степной Волчицей, не более часа назад расставшуюся с майором Мелвиллом в форте Макензи, где она имела с ним разговор, приведенный выше.
Хоть Маргарет и не ожидала встретить тут Цвет Лианы, однако она вовсе не казалась изумлена присутствием девушки и ласково кивнула головой. Девушка ответила улыбкой.
— Что нового? — спросила Маргарет у индейца.
— Много нового, — сказал тот.
— Говори.
Красный Волк рассказал все, что произошло на охоте, как он узнал это и как Ивон спасся бегством, чтобы отыскать помощь для своего господина.
Маргарет выслушала этот длинный рассказ с совершенным бесстрастием на лице, поблекшем от горя и покрытом сетью морщин. Когда Красный Волк замолчал, она задумалась на несколько минут и потом подняла голову.
— Где этот бледнолицый? — спросила она.
— Здесь, — ответил индеец, указывая на деревья.
— Пусть подойдет.
Вождь бросился было передать ее приказание, но бретонец услышал последние слова, произнесенные по-английски, рассудил, что они относятся к нему, вышел из своего тайника, заткнув пистолеты за пояс, и подошел к группе у берега.
Занималась заря, мрак быстро исчезал, и красноватая черта на горизонте предвещала, что солнце скоро взойдет.
Волчица так пристально устремила на бретонца свой дикий взгляд, как будто хотела проникнуть в самые сокровенные тайники его души.
Ивону не в чем было упрекать себя — скорее, он мог бы даже похвалиться своим образом действия. Конечно, он вынес этот взгляд ничуть не робея.
Оставшись довольной своими безмолвными наблюдениями, Волчица смягчила суровое выражение лица и, стараясь придать голосу некоторую мягкость, сказала бретонцу:
— Выслушай меня внимательно.
— Слушаю.
— Ты предан своему господину?
— Лягу костьми за него, — твердо ответил Ивон.
— Хорошо. Стало быть, я могу положиться на тебя?
— Можете.
— Ты ведь понимаешь, что вчетвером мы не можем помочь твоему хозяину?
— Действительно, это трудно.
— Мы также хотим отомстить Серому Медведю.
— Очень хорошо.
— Нами давно уже приняты меры к тому, чтобы достигнуть этой цели; теперь время настало, но следует предупредить наших союзников.
— Это верно.
Она сняла с пальца перстень.
— Возьми этот перстень. Ты умеешь грести, надеюсь?
— Я бретонец, а это все равно что моряк.
— Тогда садись в эту пирогу и не теряя ни минуты поднимись вверх по реке до форта.
— Гм! Это далеко?
— Ты будешь там через час, если поторопишься.
— Будьте спокойны.
— В форте спроси коменданта, майора Мелвилла, отдай ему этот перстень и расскажи то, чему был свидетелем.
— Это все?
— Нет. Майор даст тебе отряд солдат, с которым ты вернешься к нам, в стан Джона Брайта. Ты найдешь его?
— Думаю, что найду, тем более что он, кажется, расположен на берегу реки.
— Ты должен проехать мимо него по пути в форт.
— А что мне делать с пирогой?