Страница:
В то же время нет сомнения в том, что евреи играли заметную роль в руководстве Красной Армии. Вскоре после назначения Троцкого во главе РВС Республики, его первым заместителем стал Эфраим Склянский. Видные посты в руководстве Красной Армии заняли и ряд других лиц еврейской национальности (например, В.М. Альфатер стал командующим всеми Морскими силами Республики). Как свидетельствуют данные из книги А.Л. Абрамовича «В решающей войне», изданной в 1982 году в Тель-Авиве, в командном составе Красной Армии было немало лиц еврейской национальности. Составленный А.Л. Абрамовичем перечень евреев, занимавших высшие командные посты в военном аппарате страны, от членов Реввоенсовета Республики до командиров дивизий и бригад, включает около 400 фамилий. Среди руководителей РВС Республики, фронтов и командующих армиями А.Л. Абрамович упоминает Л.Д. Троцкого, Э.М. Склянского, А.П. Розенгольца, СИ. Гусева (Я.Д. Драбкина), М.М. Лашевича, Е.М. Пятницкого, И.С. Уншлихта, Д.И. Ваймана, JI.M. Глезарова, Л.Ф. Печерского, И.Е. Славина, М.Я. Лисовского, И.А. Зеленского, Г.С. Биткера, Бела Куна, Г.Я. Сокольникова, И.И. Ходоровского, B.C. Лазаревича, Н.С. Соркина, И.Э. Якира.
Одного из таких военачальников запечатлел Уткин в своей поэме о бывшем портном Мотэле Блохе:
Подобные демонстрации могли вызывать раздражение не только среди рыночных торговцев, вчерашних друзей новоиспеченных комиссаров, но и среди родовых красноармейцев иных национальностей. Многие из них замечали, что в то время как среди военного начальства евреев было немало, их было гораздо меньше среди рядовых солдат (доля евреев среди родового состава составляла 1,9%, то есть значительно ниже не только их доли в командном составе и в 2 раза меньше по сравнению с долей евреев в населении страны – 4%).
В начале 1919 года, по словам Недавы, «Троцкому начало казаться, что диспропорция, в которой евреи представлены наверху, излишне бросается в глаза». Он направил Ленину конфиденциальное письмо, после чего на заседании политбюро 18 апреля 1919 года было заслушано «сообщение т. Троцкого о том, что латыши и евреи составляют огромный процент сотрудников ЧK b прифронтовых зонах, в исполкомах прифронтовых зон и тыла и в советских учреждениях центра». Троцкий указал, что «их процент на фронте относительно невысок, что среди красноармейцев ведется усиленная шовинистическая агитация на эту тему и что, по мнению т. Троцкого, важно произвести перемещение партийцев с целью достичь более равномерного распределения партийных работников всех национальностей между фронтом и тылом». Политбюро поручило Троцкому и председателю политотдела Реввоенсовета Смилге «подготовить и разослать от имени ЦК директивы комиссиям по распределению кадров между центральными и местными организациями и фронтом».
Вместе с тем Троцкий поддержал предложение ЦК партии сионистов-социалистов Поалей-Цион о создании в Красной Армии еврейских частей. Авторы предложения доказывали, что «еврейский красноармеец в еврейском подразделении будет лучше сражаться с белогвардейцами, – в частности, потому, что освободится от угнетающей антисемитской атмосферы, поддерживаемой бессознательной частью бойцов Красной Армии». 28 апреля 1919 года Политбюро приняло решение о создании еврейских батальонов в смешанных полках и национальных еврейских полков в смешанных бригадах.
Как подчеркивал Недава, базой для создания «еврейских военных или военизированных подразделений… могли стать отрады самообороны от погромов, существовавшие в дореволюционный период. О легализации этих отрядов и о превращении их в стационарные части шла речь на первой конференции Союза еврейских военнослужащих в октябре 1917 года… Особенно остро вопрос о создании еврейских частей обсуждался на Украине. Именно здесь они могли быть одновременно и действенной силой Красной Армии, и щитом от погромов». Недава считает, что «Троцкий был сторонником еврейских подразделений», так как «в народе господствовала мысль, что евреи уклоняются от службы… Троцкого, по-видимому, беспокоили и разговоры о том, что будто бы все поголовно комиссары Красной Армии – евреи».
Как и при решении вопроса о своем назначении на пост наркома внутренних дел, Троцкий в своих действиях по распределению евреев по различным подразделениям и руководящим постам внутри Красной Армии руководствовался стремлением предотвратить, с одной стороны, негативное отношение к своим соплеменникам, а с другой стороны, избежать нареканий в собственный адрес.
Сознавая беспомощность в военных делах, как собственную, так и своих многочисленных коллег-выходцев из среды революционеров, Троцкий с самого начала пребывания на новом посту стал инициатором всемерного привлечения профессиональных военных к руководству вооруженными силами Республики. Когда 22 апреля 1918 года Троцкий изложил перед ВЦИК свой план использования бывших офицеров и генералов в радах Красной Армии, его предложение было подвергнуто нападкам со стороны «левых коммунистов» во главе с Бухариным и меньшевиков во главе с Даном и Мартовым. Последние увидели в плане Троцкого возможность блока большевиков с контрреволюционной военщиной. «Именно так появляются Наполеоны!» – восклицал Дан на заседании ВЦИК. Мартов обвинял Троцкого в том, что тот расчищает путь для нового Корнилова. Однако Троцкий пренебрег этими обвинениями.
Уже к концу 1918 года бывшие офицеры и унтер-офицеры царской армии составляли три четверти командного состава Красной Армии. По настоянию Троцкого 7 декабря 1918 года Совнарком издал декрет «О порядке призыва на действительную военную службу всех бывших офицеров». К концу Гражданской войны в рядах Красной Армии сражалось 30 тысяч офицеров и 160 тысяч унтер-офицеров царской армии.
Потребность в профессиональном усилении командного состава Красной Армии возрастала по мере того, как со всех сторон на Советскую республику развертывалось наступление ее противников. В течение 1918 года территория, находившаяся под контролем Советского правительства, быстро сокращалась. Большая часть России находилась под контролем иностранных войск или различных антисоветских формирований. Украина, Белоруссия, Прибалтика, часть Псковской области оказались под властью немецко-австрийских оккупантов. Закавказье и значительная часть Средней Азии попали под власть национал-сепаратистских правительств. Вся Сибирь была в руках мятежных чехословаков. 6 июля Антанта объявила Владивосток международной зоной и туда высадились американские (10—12 тыс. чел.) и японские войска (70—75 тыс. чел.). Были усилены отряды интервентов в Мурманске (до 10 тыс. чел.), а 2 августа англо-американские интервенты захватили Архангельск и оттуда двигались на юг в направлении Вологды. 6 июля вспыхнули организованные с помощью Антанты мятежи в Ярославле, Рыбинске, Коврове, Муроме. В тот же день 6 июля левые эсеры восстали в Москве. Командующий Восточным фронтом левый эсер М.А. Муравьев попытался захватить Симбирск и соединиться с чехословаками.
Троцкий вспоминал: «Немецкое командование дало мне через своего военного представителя понять, что если белые будут приближаться к Москве с востока, немцы будут приближаться к Москве с запада, со стороны Орши и Пскова, чтобы не дать образоваться Восточному фронту. Мы оказывались между молотом и наковальней».
После выступления чехословаков на востоке страны ВЦИК объявил республику в опасности. В приказе о назначении 18 июля 1918 года новым главнокомандующим Восточным фронтом бывшего полковника царской армии И.И. Вацетиса Троцкий смог предложить для борьбы с чехословаками лишь средства агитации: «Издайте в миллионах экземпляров воззвания к рабочим, крестьянам, солдатам относительно смысла чехословацкого мятежа. Направьте в эту сторону все усилия. Наша помощь вам обеспечена». Вацетис же разработал профессиональный план окружения чехословаков и развития наступления за Урал.
Однако силы красных были недостаточны для выполнения задачи. Так называемая 2-я армия, которая должна была взять Уфу, насчитывала 1000 штыков и 140 сабель и имела 17 пулеметов и 6 орудий, была разбита ротой чехословаков. Столь же беспомощными оказались и другие «армии», которые должны были окружить чехословаков.
6-7 августа 1918 года чехословаки овладели Казанью. В этом городе находился эвакуированный из Петрограда золотой запас России. Он был захвачен чехословаками. Н.Е. Какурин отмечал «ничтожное количество сил» обеих сторон, которые «первоначально исчислялись: на правом берегу Волги у красных было 1200—1500 человек пехоты, 4 легких и 2 тяжелых орудия против 1200 человек белых при 4 орудиях; на левом берегу Волги красные имели 2000 человек пехоты, 270 сабель, 9 орудий и 1 бронепоезд против 900 человек, располагавших всего 2 орудиями и 1 бронепоездом».
Общая численность чехословаков и белых была в 10 раз меньше, чем число японских войск, захвативших в августе 1938 года две сопки у озера Хасан. Однако слабость красных войск позволяла этим ничтожным силам продвигаться вперед. В своем докладе 13 августа командующий фронтом Вацетис так характеризовал состояние отдельных армий и частей: «3-я армия не обладала абсолютно никакой боеспособностью», 1-я армия «большей частью разложилась», артиллеристы Казанской дивизии, «отказавшись сражаться против чехословаков, разбежались до начала боевых действий под Казанью».
Руководству Советской страны казалось, что чехословаки и белые могут вскоре оказаться у стен Москвы. В своем приказе под названием «Грозное предупреждение» Троцкий писал: «Мы боремся сейчас из-за величайшей задачи, какую когда-либо знало человечество. От взятия Казани зависит дальнейший ход войны, от хода войны зависит судьба рабочего класса России и всего мира».
Как и в августе – сентябре 1552 года, Москва собирала под Свияжском войско для взятия Казани и от этого зависела дальнейшая судьба российского продвижения на восток. Но если в те далекие времена армия Ивана Грозного насчитывала 150 тысяч воинов и имела более 500 орудий, то силы, которыми располагала Советская власть в 1918 году, были значительно слабее. Несмотря на впечатляющие названия воинских формирований, общая численность двух красных «армий» не превышала к концу боев 15 тысяч человек, а число орудий составляло 69. Волжская «флотилия» под началом Ф.Ф. Раскольникова состояла из 5 вооруженных пароходов, 3 миноносцев, 1 плавучей батареи, 4 катеров и авиаотряда из 4 гидросамолетов.
Троцкий решил лично отправиться к местам боев в бронепоезде, в котором затем разъезжал по фронтам в течение двух с лишним лет. Сформированный 8 августа по приказу Троцкого бронепоезд был оснащен самой современной техникой того времени: здесь была своя типография, в которой издавалась газета «В пути», невиданные в России морозильные камеры и даже небольшой самолет. Это была передвижная крепость и одновременно дворец на колесах. В 12 вагонах, помимо наркома, находилась свита численностью в 231 человек, включая латышских стрелков (30), моряков (18), кавалеристов (9), пулеметчиков (21), мотоциклистов (5), шоферов (10), самокатчиков (5), телефонисток (7), команды броневика (7) и многих других. Самую большую группу составляли агитаторы (37 человек).
Бронепоезд Троцкого стал воплощением его стиля руководства Красной Армией. Выезды этого бронепоезда в малочисленные войска Красной Армии превращались в действия, сочетавшие боевую мощь десантной операции со внушительностью процессии восточного деспота. Троцкий постарался максимально ритуализировать свои выезды на фронт. Как свидетельствует Ларин, при поезде «находились фотограф и кинематограф, которые зафиксировали важные эпизоды поездки».
Приказ № 58 начальника поезда Чикколини, который вменял в обязанности начальнику охраны следить:
«1. Чтобы у вагона Наркомвоена тов. Троцкого не скоплялись люди.
2. Чтобы при выходе Наркомвоена тов. Троцкого его не сопровождали беспорядочной кучей любые попавшиеся товарищи, а лишь для этой цели назначенные.
3. Чтобы выставленные из нашего поезда часовые у входа или выхода какого-нибудь здания для встречи Наркомвоена тов. Троцкого не устремлялись при проходе его сейчас за ним, а сходили бы с места лишь по приказанию начальника охраны».
Перед отъездом в район боевых действий под Казанью Троцкий опубликовал приказ, в котором говорилось: «Я предупреждаю: мы не отступим перед врагами народа, агентами иностранного империализма, наемниками буржуазии. В поезде Народного комиссара по военным делам, где пишется этот приказ, постоянно работает военный революционный трибунал, …у которого неограниченные полномочия в зоне этой линии железной дороги. В этой зоне объявлено осадное положение. Товарищ Каменщиков, которому я поручил оборону линии Москва – Казань, приказал создать концентрационные лагеря в Муроме, Арзамасе и Свияжске… Я предупреждаю ответственных советских служащих во всех районах военных действий, чтобы они проявляли двойное усердие. Советская Республика будет наказывать беспечных и преступных служащих столь же сурово, как и ее врагов… Республика в опасности! Горе тем, кто прямо или косвенно усугубляет опасность».
Помимо устрашения, Троцкий мог полагаться на свой главный дар – способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. По словам Дейчера, оказавшись в Свияжске, Троцкий тут же «спустился к толпам перепуганных солдат и вылил на них потоки страстного красноречия». Позже он постоянно выступал перед красноармейцами. 37 агитаторов бронепоезда также неустанно выступали перед войсками.
Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. В эти годы сложился определенный ритуал выступлений Троцкого. Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черной кожаной шинели он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.
Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. Видимо, такой образ отвечал настроениям собравшихся, готовых идти в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья», уничтожить все, что мешает создать мир международного братства. «Демоническое» отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба нередко звучало в речах Троцкого. Выступая в декабре 1918 года в Курске он заявлял: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют из себя эти слова-пустышки!»
Однако, обращаясь к простым красноармейцам, он, как обычно, говорил то, что хотели услышать собравшиеся, превращая их настроения в яркие фразы-лозунги. Он говорил о тяготах войны и о том, что победа не за горами. Он слал проклятия врагам и выражал восхищение мужеством собравшихся бойцов. В эти минуты он не говорил о второсортности российской культуры. Из его уст вырывались слова, которые были бы более уместны в речах белых генералов. Очевидцы вспоминают, как, выступая в Киеве во время наступления Деникина, он неожиданно провозгласил: «Враг не смеет топтать землю Матушки-Руси!»
Чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода – тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону белых позиций) сегодня могут придти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»
В завершение своих выступлений он требовал, чтобы собравшиеся давали коллективные клятвы на верность Республике Советов. После того как в толпе начинали выкрикивать: «Вперед!», «Умрем за революцию!», Троцкий бросал в толпу клич: «На Казань!»
Он лично раздавал особо отличившимся солдатам денежные или иные награды. Когда этих даров не хватало, он мог демонстративно отдать солдату свой браунинг или иную личную вещь. Рассказы о таких сценах передавались из уст в уста.
Член РВСР С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин) высоко оценил деятельность Троцкого в эти дни: «В течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани». В то же время он подчеркивал, что главным в действиях Троцкого было устрашение бойцов.
Приказы Троцкого пестрели обещаниями расстрелов за нарушения воинской дисциплины, особенно за дезертирство. Подобные приказы Троцкий издавал постоянно на протяжении Гражданской войны. Даже отдавая себе отчет в том, что укрепление дисциплины в армии требовало суровых мер, нельзя не поразиться свирепости приказа Троцкого от 24 ноября 1918 года:
«1. Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет расстрелян.
2. Всякий солдат Красной Армии, который самовольно покинет боевой пост, будет расстрелян.
3. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет расстрелян.
4. Во всякой прифронтовой полосе распределены заградительные отряды для ловли дезертиров. Всякий солдат, который попытается оказать этим отрядам сопротивление, должен быть расстрелян на месте.
5. Все местные Советы и комитеты бедноты обязуются со своей стороны принимать все меры к ловле дезертиров, дважды в сутки устраивая облавы: в 8 часов утра и в 8 часов вечера. Пойманных доставлять в штаб ближайшей части и в ближайший военный комиссариат.
6. За укрывательство дезертиров виновные подлежат расстрелу.
7. Дома, в которых будут открыты дезертиры, будут подвергнуты сожжению.
Смерть шкурникам и предателям!
Смерть дезертирам и красновским агентам!».
Для борьбы с дезертирами и отступающими солдатами в августе 1918 года на Восточном фронте были впервые созданы заградительные отряды. При этом Троцкий настаивал на всемерном расширении функций этих отрядов. В своем письме начальнику заградотряда Иванову Троцкий писал: «По-видимому, во многих случаях заградительные отряды сводят свою работу к задержанию отдельных дезертиров. Между тем во время наступления роль заградительных отрядов должна быть более активной. Они должны размещаться в ближайшем тылу наших цепей и в случае необходимости подталкивать сзади отстающих и колеблющихся. В распоряжении заградительных отрядов должны быть по возможности грузовик с пулеметом, или легковая машина с пулеметом, или, наконец, несколько кавалеристов с пулеметами. Предреввоенсовета Троцкий».
Объектами жестоких репрессий могли стать не только рядовые солдаты, но и командиры. В приказе Предреввоенсовета от 20 ноября 1918 года говорилось, что «повысить устойчивость армии можно только системой организованных, воспитательных и репрессивных мероприятий, проводимых сверху твердой рукой». Поддержание дисциплины в армии достигалось фактическим заложничеством командиров и комиссаров, отвечавших своей головой за любой проступок бойцов. В своем приказе Троцкий подчеркивал: «Паника, смятение, дезертирство, развал ложатся главной своей ответственностью на командный состав, а стало быть, и на комиссаров. Каждый комиссар должен после всякого несчастья с его частью отдать себе ясный отчет в том, на ком лежит главная вина, донести о негодных командирах, а в случае необходимости арестовать на месте явных шкурников, которые не прочь носить в мирной обстановке звание командира, а в бою прячутся за спину своей части и толкают ее к отступлению в безопасное место. Долг комиссара добиваться через Революционный трибунал расстрела таких негодяев».
Оправдывая такой стиль руководства, Гусев писал: «Жесткие методы тов. Троцкого для эпохи партизанщины и недисциплинированности… были прежде всего целесообразны и необходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для этого не было».
По-иному оценивал деятельность Троцкого другой член РВСР К.Х. Данишевский, который писал в своих мемуарах: «Не помню, в какой из моих приездов в Москву из Арзамаса и свиданий с Владимиром Ильичем зашел разговор о Троцком и его роли на фронте. Я передавал общее недовольство фронтовых политработников партизанскими наскоками поездов Троцкого на тот или другой боевой участок. Недовольно было и командование, ибо часто при проездах и во время пребывания поездов Троцкого на фронте создавалось двоевластие, путались действия, планы, потому что Троцкий часто о своих распоряжениях и действиях не ставил в известность ни командование, ни Реввоенсовет.
Особенно это было отмечено под Свияжском. Пребывание Троцкого на этом фронтовом участке буквально внесло дезорганизацию в руководство операциями. Иногда приходилось выделять специальные части, чтобы защитить Троцкого или выручить его (как это имело место, когда белогвардейцы прорвались к Казанской железной дороге и заперли поезд Троцкого). При этом Троцкий пытался и непосредственно командовать. Все это вносило путаницу на фронте, нервировало и политработников, и командование».
Прорыв белых отрядов к бронепоезду Троцкого под Свияжском (о чем упоминал Данишевский) имел тяжкие последствия для многих красноармейцев. После того как войска противника, прорвавшиеся к бронепоезду, были отброшены, военный трибунал стал вершить суд над теми частями, которые не обеспечили обороны бронепоезда. В этом были обвинены необстрелянные солдаты 2-го Петроградского полка. Трибунал приговорил каждого десятого к расстрелу, в том числе коммунистов, командира и комиссара полка.
Троцкий постарался, чтобы этот расстрел послужил примером в назидание остальным, опубликовав по этому поводу приказ, в котором говорилось: «Солдаты Красной Армии не трусы и не подлецы. Они хотят сражаться за свободу рабочего класса. Если они отступают или плохо сражаются, то виновны в этом командиры и комиссары. Я издаю предупреждение: если какое-либо подразделение отступает без приказа, первым будет расстрелян комиссар, следующим – командир… Трусы, подлецы и предатели не избегнут пули – я это обещаю перед всей Красной Армией». В своих воспоминаниях Троцкий объяснял свои действия так: «К загнившей ране было приложено каленое железо».
Расстрелы на Восточном фронте совпали с началом «красного террора», который был провозглашен после покушения 30 августа 1918 года эсерки Фанни Каплан на жизнь Ленина и убийства председателя Петроградского ЧК Урицкого эсером А. Канегиссером. В Петрограде и Москве были расстреляны сотни видных деятелей царского строя, включая ряд бывших министров. Но еще раньше, за несколько дней до начала «красного террора», в Екатеринбурге был расстрелян Николай II вместе со своей семьей. Поскольку до этого Троцкий собирался стать государственным обвинителем на процессе против Николая II, Дейчер, комментируя расстрел в Екатеринбурге, лишь сожалел о том, что «мир был лишен зрелища драматичного процесса, в котором Троцкий и царь стояли бы лицом к лицу».
Узнав о покушении на Ленина, Троцкий тут же выехал в Москву. Троцкий мог убедиться в том, что, несмотря на серьезное ранение, жизнь Ленина вне опасности, стало быть, никаких изменений в руководстве страны не будет. За несколько дней пребывания в Москве он добился решения о создании Реввоенсовета Республики (РВСР) – новой структуры, сильно укреплявшей позиции наркома по военным делам. (Официально об этом было объявлено 6 сентября 1918 года). А 4 сентября 1918 года было объявлено об учреждении поста Главнокомандующего вооруженными силами Республики. Им был назначен И.И. Вацетис, с которым Л.Д. Троцкий сблизился в дни подготовки наступления на Казань.
После доклада 2 сентября на заседании ВЦИК о положении на Восточном фронте Троцкий вернулся в бронепоезде в Свияжск, где принял участие в подготовке штурма Казани. Впервые после 1552 года войско московского правительства, подвергнув Казань, как и 366 лет назад, продолжительному артобстрелу, 10 сентября 1918 года захватило город, выбив из него 4 тысячи чехословаков и белых, которые при отступлении бросили два бронепоезда и 12 орудий, но захватили с собой золотой запас России.
Одного из таких военачальников запечатлел Уткин в своей поэме о бывшем портном Мотэле Блохе:
Возможно, поэт был очевидцем того, как комиссары-евреи маршировали под знаменем с шестиконечной звездой Давида, таким образом демонстрируя свою принадлежность к еврейскому народу и древней религии своих отцов.
Мэд на базаре волнуется.
И не Мэд, весь ряд:
На вокзал по улице
Прошел отряд…
Но не к этому доводы,
Главное (чтоб он сдох!) —
В отряде с могендовидом
Мотька Блох!
Идет по главной улице,
Как генерал на парад,
И Мэд на базаре волнуется,
И волнуется весь ряд.
Подобные демонстрации могли вызывать раздражение не только среди рыночных торговцев, вчерашних друзей новоиспеченных комиссаров, но и среди родовых красноармейцев иных национальностей. Многие из них замечали, что в то время как среди военного начальства евреев было немало, их было гораздо меньше среди рядовых солдат (доля евреев среди родового состава составляла 1,9%, то есть значительно ниже не только их доли в командном составе и в 2 раза меньше по сравнению с долей евреев в населении страны – 4%).
В начале 1919 года, по словам Недавы, «Троцкому начало казаться, что диспропорция, в которой евреи представлены наверху, излишне бросается в глаза». Он направил Ленину конфиденциальное письмо, после чего на заседании политбюро 18 апреля 1919 года было заслушано «сообщение т. Троцкого о том, что латыши и евреи составляют огромный процент сотрудников ЧK b прифронтовых зонах, в исполкомах прифронтовых зон и тыла и в советских учреждениях центра». Троцкий указал, что «их процент на фронте относительно невысок, что среди красноармейцев ведется усиленная шовинистическая агитация на эту тему и что, по мнению т. Троцкого, важно произвести перемещение партийцев с целью достичь более равномерного распределения партийных работников всех национальностей между фронтом и тылом». Политбюро поручило Троцкому и председателю политотдела Реввоенсовета Смилге «подготовить и разослать от имени ЦК директивы комиссиям по распределению кадров между центральными и местными организациями и фронтом».
Вместе с тем Троцкий поддержал предложение ЦК партии сионистов-социалистов Поалей-Цион о создании в Красной Армии еврейских частей. Авторы предложения доказывали, что «еврейский красноармеец в еврейском подразделении будет лучше сражаться с белогвардейцами, – в частности, потому, что освободится от угнетающей антисемитской атмосферы, поддерживаемой бессознательной частью бойцов Красной Армии». 28 апреля 1919 года Политбюро приняло решение о создании еврейских батальонов в смешанных полках и национальных еврейских полков в смешанных бригадах.
Как подчеркивал Недава, базой для создания «еврейских военных или военизированных подразделений… могли стать отрады самообороны от погромов, существовавшие в дореволюционный период. О легализации этих отрядов и о превращении их в стационарные части шла речь на первой конференции Союза еврейских военнослужащих в октябре 1917 года… Особенно остро вопрос о создании еврейских частей обсуждался на Украине. Именно здесь они могли быть одновременно и действенной силой Красной Армии, и щитом от погромов». Недава считает, что «Троцкий был сторонником еврейских подразделений», так как «в народе господствовала мысль, что евреи уклоняются от службы… Троцкого, по-видимому, беспокоили и разговоры о том, что будто бы все поголовно комиссары Красной Армии – евреи».
Как и при решении вопроса о своем назначении на пост наркома внутренних дел, Троцкий в своих действиях по распределению евреев по различным подразделениям и руководящим постам внутри Красной Армии руководствовался стремлением предотвратить, с одной стороны, негативное отношение к своим соплеменникам, а с другой стороны, избежать нареканий в собственный адрес.
Сознавая беспомощность в военных делах, как собственную, так и своих многочисленных коллег-выходцев из среды революционеров, Троцкий с самого начала пребывания на новом посту стал инициатором всемерного привлечения профессиональных военных к руководству вооруженными силами Республики. Когда 22 апреля 1918 года Троцкий изложил перед ВЦИК свой план использования бывших офицеров и генералов в радах Красной Армии, его предложение было подвергнуто нападкам со стороны «левых коммунистов» во главе с Бухариным и меньшевиков во главе с Даном и Мартовым. Последние увидели в плане Троцкого возможность блока большевиков с контрреволюционной военщиной. «Именно так появляются Наполеоны!» – восклицал Дан на заседании ВЦИК. Мартов обвинял Троцкого в том, что тот расчищает путь для нового Корнилова. Однако Троцкий пренебрег этими обвинениями.
Уже к концу 1918 года бывшие офицеры и унтер-офицеры царской армии составляли три четверти командного состава Красной Армии. По настоянию Троцкого 7 декабря 1918 года Совнарком издал декрет «О порядке призыва на действительную военную службу всех бывших офицеров». К концу Гражданской войны в рядах Красной Армии сражалось 30 тысяч офицеров и 160 тысяч унтер-офицеров царской армии.
Потребность в профессиональном усилении командного состава Красной Армии возрастала по мере того, как со всех сторон на Советскую республику развертывалось наступление ее противников. В течение 1918 года территория, находившаяся под контролем Советского правительства, быстро сокращалась. Большая часть России находилась под контролем иностранных войск или различных антисоветских формирований. Украина, Белоруссия, Прибалтика, часть Псковской области оказались под властью немецко-австрийских оккупантов. Закавказье и значительная часть Средней Азии попали под власть национал-сепаратистских правительств. Вся Сибирь была в руках мятежных чехословаков. 6 июля Антанта объявила Владивосток международной зоной и туда высадились американские (10—12 тыс. чел.) и японские войска (70—75 тыс. чел.). Были усилены отряды интервентов в Мурманске (до 10 тыс. чел.), а 2 августа англо-американские интервенты захватили Архангельск и оттуда двигались на юг в направлении Вологды. 6 июля вспыхнули организованные с помощью Антанты мятежи в Ярославле, Рыбинске, Коврове, Муроме. В тот же день 6 июля левые эсеры восстали в Москве. Командующий Восточным фронтом левый эсер М.А. Муравьев попытался захватить Симбирск и соединиться с чехословаками.
Троцкий вспоминал: «Немецкое командование дало мне через своего военного представителя понять, что если белые будут приближаться к Москве с востока, немцы будут приближаться к Москве с запада, со стороны Орши и Пскова, чтобы не дать образоваться Восточному фронту. Мы оказывались между молотом и наковальней».
После выступления чехословаков на востоке страны ВЦИК объявил республику в опасности. В приказе о назначении 18 июля 1918 года новым главнокомандующим Восточным фронтом бывшего полковника царской армии И.И. Вацетиса Троцкий смог предложить для борьбы с чехословаками лишь средства агитации: «Издайте в миллионах экземпляров воззвания к рабочим, крестьянам, солдатам относительно смысла чехословацкого мятежа. Направьте в эту сторону все усилия. Наша помощь вам обеспечена». Вацетис же разработал профессиональный план окружения чехословаков и развития наступления за Урал.
Однако силы красных были недостаточны для выполнения задачи. Так называемая 2-я армия, которая должна была взять Уфу, насчитывала 1000 штыков и 140 сабель и имела 17 пулеметов и 6 орудий, была разбита ротой чехословаков. Столь же беспомощными оказались и другие «армии», которые должны были окружить чехословаков.
6-7 августа 1918 года чехословаки овладели Казанью. В этом городе находился эвакуированный из Петрограда золотой запас России. Он был захвачен чехословаками. Н.Е. Какурин отмечал «ничтожное количество сил» обеих сторон, которые «первоначально исчислялись: на правом берегу Волги у красных было 1200—1500 человек пехоты, 4 легких и 2 тяжелых орудия против 1200 человек белых при 4 орудиях; на левом берегу Волги красные имели 2000 человек пехоты, 270 сабель, 9 орудий и 1 бронепоезд против 900 человек, располагавших всего 2 орудиями и 1 бронепоездом».
Общая численность чехословаков и белых была в 10 раз меньше, чем число японских войск, захвативших в августе 1938 года две сопки у озера Хасан. Однако слабость красных войск позволяла этим ничтожным силам продвигаться вперед. В своем докладе 13 августа командующий фронтом Вацетис так характеризовал состояние отдельных армий и частей: «3-я армия не обладала абсолютно никакой боеспособностью», 1-я армия «большей частью разложилась», артиллеристы Казанской дивизии, «отказавшись сражаться против чехословаков, разбежались до начала боевых действий под Казанью».
Руководству Советской страны казалось, что чехословаки и белые могут вскоре оказаться у стен Москвы. В своем приказе под названием «Грозное предупреждение» Троцкий писал: «Мы боремся сейчас из-за величайшей задачи, какую когда-либо знало человечество. От взятия Казани зависит дальнейший ход войны, от хода войны зависит судьба рабочего класса России и всего мира».
Как и в августе – сентябре 1552 года, Москва собирала под Свияжском войско для взятия Казани и от этого зависела дальнейшая судьба российского продвижения на восток. Но если в те далекие времена армия Ивана Грозного насчитывала 150 тысяч воинов и имела более 500 орудий, то силы, которыми располагала Советская власть в 1918 году, были значительно слабее. Несмотря на впечатляющие названия воинских формирований, общая численность двух красных «армий» не превышала к концу боев 15 тысяч человек, а число орудий составляло 69. Волжская «флотилия» под началом Ф.Ф. Раскольникова состояла из 5 вооруженных пароходов, 3 миноносцев, 1 плавучей батареи, 4 катеров и авиаотряда из 4 гидросамолетов.
Троцкий решил лично отправиться к местам боев в бронепоезде, в котором затем разъезжал по фронтам в течение двух с лишним лет. Сформированный 8 августа по приказу Троцкого бронепоезд был оснащен самой современной техникой того времени: здесь была своя типография, в которой издавалась газета «В пути», невиданные в России морозильные камеры и даже небольшой самолет. Это была передвижная крепость и одновременно дворец на колесах. В 12 вагонах, помимо наркома, находилась свита численностью в 231 человек, включая латышских стрелков (30), моряков (18), кавалеристов (9), пулеметчиков (21), мотоциклистов (5), шоферов (10), самокатчиков (5), телефонисток (7), команды броневика (7) и многих других. Самую большую группу составляли агитаторы (37 человек).
Бронепоезд Троцкого стал воплощением его стиля руководства Красной Армией. Выезды этого бронепоезда в малочисленные войска Красной Армии превращались в действия, сочетавшие боевую мощь десантной операции со внушительностью процессии восточного деспота. Троцкий постарался максимально ритуализировать свои выезды на фронт. Как свидетельствует Ларин, при поезде «находились фотограф и кинематограф, которые зафиксировали важные эпизоды поездки».
Приказ № 58 начальника поезда Чикколини, который вменял в обязанности начальнику охраны следить:
«1. Чтобы у вагона Наркомвоена тов. Троцкого не скоплялись люди.
2. Чтобы при выходе Наркомвоена тов. Троцкого его не сопровождали беспорядочной кучей любые попавшиеся товарищи, а лишь для этой цели назначенные.
3. Чтобы выставленные из нашего поезда часовые у входа или выхода какого-нибудь здания для встречи Наркомвоена тов. Троцкого не устремлялись при проходе его сейчас за ним, а сходили бы с места лишь по приказанию начальника охраны».
Перед отъездом в район боевых действий под Казанью Троцкий опубликовал приказ, в котором говорилось: «Я предупреждаю: мы не отступим перед врагами народа, агентами иностранного империализма, наемниками буржуазии. В поезде Народного комиссара по военным делам, где пишется этот приказ, постоянно работает военный революционный трибунал, …у которого неограниченные полномочия в зоне этой линии железной дороги. В этой зоне объявлено осадное положение. Товарищ Каменщиков, которому я поручил оборону линии Москва – Казань, приказал создать концентрационные лагеря в Муроме, Арзамасе и Свияжске… Я предупреждаю ответственных советских служащих во всех районах военных действий, чтобы они проявляли двойное усердие. Советская Республика будет наказывать беспечных и преступных служащих столь же сурово, как и ее врагов… Республика в опасности! Горе тем, кто прямо или косвенно усугубляет опасность».
Помимо устрашения, Троцкий мог полагаться на свой главный дар – способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. По словам Дейчера, оказавшись в Свияжске, Троцкий тут же «спустился к толпам перепуганных солдат и вылил на них потоки страстного красноречия». Позже он постоянно выступал перед красноармейцами. 37 агитаторов бронепоезда также неустанно выступали перед войсками.
Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. В эти годы сложился определенный ритуал выступлений Троцкого. Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черной кожаной шинели он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.
Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. Видимо, такой образ отвечал настроениям собравшихся, готовых идти в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья», уничтожить все, что мешает создать мир международного братства. «Демоническое» отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба нередко звучало в речах Троцкого. Выступая в декабре 1918 года в Курске он заявлял: «Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к окружающим, далеким и близким, к живущим именно в этот момент, к жаждущим счастья малого, незаметного, самопожертвование, героизм – какую ценность представляют из себя эти слова-пустышки!»
Однако, обращаясь к простым красноармейцам, он, как обычно, говорил то, что хотели услышать собравшиеся, превращая их настроения в яркие фразы-лозунги. Он говорил о тяготах войны и о том, что победа не за горами. Он слал проклятия врагам и выражал восхищение мужеством собравшихся бойцов. В эти минуты он не говорил о второсортности российской культуры. Из его уст вырывались слова, которые были бы более уместны в речах белых генералов. Очевидцы вспоминают, как, выступая в Киеве во время наступления Деникина, он неожиданно провозгласил: «Враг не смеет топтать землю Матушки-Руси!»
Чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода – тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону белых позиций) сегодня могут придти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»
В завершение своих выступлений он требовал, чтобы собравшиеся давали коллективные клятвы на верность Республике Советов. После того как в толпе начинали выкрикивать: «Вперед!», «Умрем за революцию!», Троцкий бросал в толпу клич: «На Казань!»
Он лично раздавал особо отличившимся солдатам денежные или иные награды. Когда этих даров не хватало, он мог демонстративно отдать солдату свой браунинг или иную личную вещь. Рассказы о таких сценах передавались из уст в уста.
Член РВСР С.И. Гусев (Я.Д. Драбкин) высоко оценил деятельность Троцкого в эти дни: «В течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провел в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани». В то же время он подчеркивал, что главным в действиях Троцкого было устрашение бойцов.
Приказы Троцкого пестрели обещаниями расстрелов за нарушения воинской дисциплины, особенно за дезертирство. Подобные приказы Троцкий издавал постоянно на протяжении Гражданской войны. Даже отдавая себе отчет в том, что укрепление дисциплины в армии требовало суровых мер, нельзя не поразиться свирепости приказа Троцкого от 24 ноября 1918 года:
«1. Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет расстрелян.
2. Всякий солдат Красной Армии, который самовольно покинет боевой пост, будет расстрелян.
3. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет расстрелян.
4. Во всякой прифронтовой полосе распределены заградительные отряды для ловли дезертиров. Всякий солдат, который попытается оказать этим отрядам сопротивление, должен быть расстрелян на месте.
5. Все местные Советы и комитеты бедноты обязуются со своей стороны принимать все меры к ловле дезертиров, дважды в сутки устраивая облавы: в 8 часов утра и в 8 часов вечера. Пойманных доставлять в штаб ближайшей части и в ближайший военный комиссариат.
6. За укрывательство дезертиров виновные подлежат расстрелу.
7. Дома, в которых будут открыты дезертиры, будут подвергнуты сожжению.
Смерть шкурникам и предателям!
Смерть дезертирам и красновским агентам!».
Для борьбы с дезертирами и отступающими солдатами в августе 1918 года на Восточном фронте были впервые созданы заградительные отряды. При этом Троцкий настаивал на всемерном расширении функций этих отрядов. В своем письме начальнику заградотряда Иванову Троцкий писал: «По-видимому, во многих случаях заградительные отряды сводят свою работу к задержанию отдельных дезертиров. Между тем во время наступления роль заградительных отрядов должна быть более активной. Они должны размещаться в ближайшем тылу наших цепей и в случае необходимости подталкивать сзади отстающих и колеблющихся. В распоряжении заградительных отрядов должны быть по возможности грузовик с пулеметом, или легковая машина с пулеметом, или, наконец, несколько кавалеристов с пулеметами. Предреввоенсовета Троцкий».
Объектами жестоких репрессий могли стать не только рядовые солдаты, но и командиры. В приказе Предреввоенсовета от 20 ноября 1918 года говорилось, что «повысить устойчивость армии можно только системой организованных, воспитательных и репрессивных мероприятий, проводимых сверху твердой рукой». Поддержание дисциплины в армии достигалось фактическим заложничеством командиров и комиссаров, отвечавших своей головой за любой проступок бойцов. В своем приказе Троцкий подчеркивал: «Паника, смятение, дезертирство, развал ложатся главной своей ответственностью на командный состав, а стало быть, и на комиссаров. Каждый комиссар должен после всякого несчастья с его частью отдать себе ясный отчет в том, на ком лежит главная вина, донести о негодных командирах, а в случае необходимости арестовать на месте явных шкурников, которые не прочь носить в мирной обстановке звание командира, а в бою прячутся за спину своей части и толкают ее к отступлению в безопасное место. Долг комиссара добиваться через Революционный трибунал расстрела таких негодяев».
Оправдывая такой стиль руководства, Гусев писал: «Жесткие методы тов. Троцкого для эпохи партизанщины и недисциплинированности… были прежде всего целесообразны и необходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для этого не было».
По-иному оценивал деятельность Троцкого другой член РВСР К.Х. Данишевский, который писал в своих мемуарах: «Не помню, в какой из моих приездов в Москву из Арзамаса и свиданий с Владимиром Ильичем зашел разговор о Троцком и его роли на фронте. Я передавал общее недовольство фронтовых политработников партизанскими наскоками поездов Троцкого на тот или другой боевой участок. Недовольно было и командование, ибо часто при проездах и во время пребывания поездов Троцкого на фронте создавалось двоевластие, путались действия, планы, потому что Троцкий часто о своих распоряжениях и действиях не ставил в известность ни командование, ни Реввоенсовет.
Особенно это было отмечено под Свияжском. Пребывание Троцкого на этом фронтовом участке буквально внесло дезорганизацию в руководство операциями. Иногда приходилось выделять специальные части, чтобы защитить Троцкого или выручить его (как это имело место, когда белогвардейцы прорвались к Казанской железной дороге и заперли поезд Троцкого). При этом Троцкий пытался и непосредственно командовать. Все это вносило путаницу на фронте, нервировало и политработников, и командование».
Прорыв белых отрядов к бронепоезду Троцкого под Свияжском (о чем упоминал Данишевский) имел тяжкие последствия для многих красноармейцев. После того как войска противника, прорвавшиеся к бронепоезду, были отброшены, военный трибунал стал вершить суд над теми частями, которые не обеспечили обороны бронепоезда. В этом были обвинены необстрелянные солдаты 2-го Петроградского полка. Трибунал приговорил каждого десятого к расстрелу, в том числе коммунистов, командира и комиссара полка.
Троцкий постарался, чтобы этот расстрел послужил примером в назидание остальным, опубликовав по этому поводу приказ, в котором говорилось: «Солдаты Красной Армии не трусы и не подлецы. Они хотят сражаться за свободу рабочего класса. Если они отступают или плохо сражаются, то виновны в этом командиры и комиссары. Я издаю предупреждение: если какое-либо подразделение отступает без приказа, первым будет расстрелян комиссар, следующим – командир… Трусы, подлецы и предатели не избегнут пули – я это обещаю перед всей Красной Армией». В своих воспоминаниях Троцкий объяснял свои действия так: «К загнившей ране было приложено каленое железо».
Расстрелы на Восточном фронте совпали с началом «красного террора», который был провозглашен после покушения 30 августа 1918 года эсерки Фанни Каплан на жизнь Ленина и убийства председателя Петроградского ЧК Урицкого эсером А. Канегиссером. В Петрограде и Москве были расстреляны сотни видных деятелей царского строя, включая ряд бывших министров. Но еще раньше, за несколько дней до начала «красного террора», в Екатеринбурге был расстрелян Николай II вместе со своей семьей. Поскольку до этого Троцкий собирался стать государственным обвинителем на процессе против Николая II, Дейчер, комментируя расстрел в Екатеринбурге, лишь сожалел о том, что «мир был лишен зрелища драматичного процесса, в котором Троцкий и царь стояли бы лицом к лицу».
Узнав о покушении на Ленина, Троцкий тут же выехал в Москву. Троцкий мог убедиться в том, что, несмотря на серьезное ранение, жизнь Ленина вне опасности, стало быть, никаких изменений в руководстве страны не будет. За несколько дней пребывания в Москве он добился решения о создании Реввоенсовета Республики (РВСР) – новой структуры, сильно укреплявшей позиции наркома по военным делам. (Официально об этом было объявлено 6 сентября 1918 года). А 4 сентября 1918 года было объявлено об учреждении поста Главнокомандующего вооруженными силами Республики. Им был назначен И.И. Вацетис, с которым Л.Д. Троцкий сблизился в дни подготовки наступления на Казань.
После доклада 2 сентября на заседании ВЦИК о положении на Восточном фронте Троцкий вернулся в бронепоезде в Свияжск, где принял участие в подготовке штурма Казани. Впервые после 1552 года войско московского правительства, подвергнув Казань, как и 366 лет назад, продолжительному артобстрелу, 10 сентября 1918 года захватило город, выбив из него 4 тысячи чехословаков и белых, которые при отступлении бросили два бронепоезда и 12 орудий, но захватили с собой золотой запас России.