Страница:
Недовольство растущим влиянием евреев порой перерастало в шумные антисемитские кампании. Писатель Эмиль Золя открывал свою статью «В защиту евреев» заявлением: «Уже несколько лет я со все возрастающим удивлением и отвращением наблюдаю кампанию против евреев, которую стараются раздуть во Франции». В своем «Письме Франции» писатель обвинял католическую церковь в том, что она помогла «заразить народ бешенством антисемитизма: отравленный ядом изуверства, он мечется по улицам с воплем: «Долой евреев! Смерть евреям!» Эмиль Золя писал: «Их обвиняют в том, что они представляют собой национальность, вкрапленную в недра других национальностей, что они живут замкнутой жизнью религиозной касты, что для них не существует границ и они являются интернациональной сектой, не имеют настоящей родины и, если когда-нибудь восторжествуют, способны подчинить себе весь мир. Евреи женятся на еврейках, у них очень крепкая семья, в противоположность распущенности, царящей в современном мире, они поддерживают и ободряют друг друга, сторонятся иноплеменников, обнаруживают огромную силу сопротивления и каким-то непостижимым образом медленно завоевывают мир. Но главное, это племя проявляет редкую практичность и проницательность, у них в крови жажда наживы, любовь к деньгам, они отличаются поразительными деловыми способностями и меньше чем за столетие прибрали к рукам колоссальные состояния, которые будто бы обеспечивают им царственную власть в наши времена, когда капитал правит миром. Все это правда».
Признавая справедливость этих обвинений, Золя писал, что «евреи стали таковыми, каковы они теперь, в результате идиотских преследований, длившихся целых восемнадцать веков… Им предоставили заниматься денежными делами, презрительно отмахнувшись от таких занятий, создали им в обществе положение торговцев и ростовщиков, – и не удивительно, что, когда пришел конец господству грубой силы и стали править силы разума и труд, евреи оказались хозяевами капиталов, унаследовали от многих поколений своих предков острый, гибкий ум и созрели для господства».
Осуждая антисемитские призывы, Золя предлагал христианам бороться с евреями в сфере коммерции, то есть там, где до сих пор их побеждали евреи. Он заявлял: «Перед нами широкое поле деятельности, и если евреи на протяжении веков пристрастились к деньгам и научились их загребать, – то нам стоит лишь пойти по их стопам, приобрести те же свойства и побить их их же оружием… Довольно ругать их понапрасну! Добьемся превосходства над ними и победим их!»
Однако Золя ломился в открытую дверь. К этому времени христианские дельцы уже не уступали еврейским в жестокой битве «за металл». Не случайно те же писатели, которые создали в своих книгах отталкивающие образы еврейских торгашей, изобразили и не менее отвратительные портреты христиан, для которых жажда наживы стала главной в жизни. Достаточно вспомнить образы Растиньяка и «милого друга» Дюруа, которые добивались успехов в борьбе с потомками древних финансистов. Не случайно в романе «Наш общий друг» Ч. Диккенс создал образ ростовщика-христианина, который умело использует еврея, выдавая его за «типичного Шейлока», чтобы прикрывать собственную беспощадность в отношении кредиторов.
Объясняя превращение многих христиан в торгашей, Карл Маркс в своей статье «К еврейскому вопросу» писал: «Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями».
В отличие от писателя Э. Золя, К. Маркс не считал, что в тогдашнем мире власть грубой силы сменилась властью труда и разума. Поясняя что такое «практический дух еврейства», восторжествовавший в мире XIX века, Карл Маркс писал: «Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги… Деньги – это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть другого бога… То, что в еврейской религии содержится в абстрактном виде – презрении к теории, искусству, презрении к человеку, как самоцели, – это является действительной, сознательной точкой зрения делового человека, его добродетелью… Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека».
Превратившись, по словам Маркса, в евреев, денежные люди христианского мира не проявляли христианской готовности отдать хотя бы часть своих богатств ближнему. Развитие капитализма, сопровождавшееся растущим культом наживы, привело к резкому обострению противоречий как внутри стран, так и между ними. Борьба между буржуазией различных стран за рынки и источники дешевого сырья стала причиной многих войн XIX века и подготовки к мировой войне.
В то время как развитие капиталистических отношений, по словам Маркса, превращало христиан в евреев, этот же процесс ломал стены гетто и многие евреи переставали быть евреями в традиционном понимании этого слова, утрачивая свои социальные связи с еврейской общиной и иудейской культурной традицией. Знакомясь с достижениями науки и культуры XIX века, бывшие ученики хедеров ощущали неудовлетворенность культурным рационом из средневековых изречений об устройстве Вселенной, из ветхозаветных и талмудических правил и запретов, определяющих образ жизни, из религиозных праздников и синагогального пения. Быт общины с неумолимой диктатурой раввината все больше раздражал просвещенную часть еврейства. Усиливался процесс ассимиляции евреев и их интеграции в мир за пределами еврейской общины.
Суммируя свои впечатления от общения с евреями России конца XIX– начала XX века, В.В. Шульгин утверждал: «Евреи не особенно ценят «еврейскость»… Евреи очень привержены к своей религии, но только до известной степени умственного развития: перейдя ее, они очень легко впадают в едкий атеизм и яростный материализм… Евреи не проявляли особой привязанности к своему языку». Если это было так, то пренебрежение к своему родному языку и своей национальности, которое демонстрировал Троцкий, проявляли и многие другие евреи того времени.
Шульгин полагал, что «у евреев в высшей степени выражена другая особенность, которая с избытком пополняет вышеизложенный «национальный дефектизм». По мнению Шульгина, эта особенность состоит в том, что евреи «в глубине существа хранят глубокую привязанность к своим единоплеменникам». Для того чтобы объяснить причину этой «глубокой привязанности», Шульгин привел совершенно неправдоподобную историю про опыт с лошадьми некой породы. Он уверял, что даже через огромные расстояния все лошади этой породы повторяли все те движения, которые проделывала в состоянии гипноза одна из этих племенных лошадей. Из этой сомнительной информации Шульгин делал удивительный вывод: «Нечто подобное мы наблюдаем у евреев. У них, кроме душ индивидуальных, есть какая-то коллективная душа, удивительно функционирующая».
Национальная солидарность, обнаруженная Шульгиным у евреев, не была неизвестным психобиологическим явлением, а поддерживалась теми же силами, которые в то время укрепляли национальную солидарность разных народов мира – национальной буржуазией. Буржуазные революции сопровождались подъемом патриотизма, энергичными усилиями по сплочению народов под знаменами национальной солидарности. В это время буржуазия различных стран обращалась к мифам об уникально великом прошлом своих народов и преувеличенным претензиям на их нынешнюю исключительность, чтобы доказать право своей страны на «место под солнцем», на деле – право на захваты рынков и колоний.
Эти процессы проявлялись и среди евреев. Эрозия традиционных начал не привела к полному исчезновению из сознания евреев всех тех механизмов, которые превращали их в послушных членов спаянных религией общин. Задача верхушки еврейской буржуазии состояла в том, чтобы использовать в своих интересах сложившуюся этническую сплоченность евреев на основах, отвечавших современным условиям жизни! С этой целью в современной жизни постоянно выискивались свидетельства в пользу традиционных легенд о самом талантливом и самом праведном еврейском народе и о вечном преследовании его остальными народами мира, невежественными и порочными. Всемерная популяризация достижений выходцев из еврейских общин и реклама даже скромных талантов служили доказательствами тезиса об исключительной одаренности евреев. В то же время рост националистических настроений в мире и антисемитские кампании то в одной, то в другой стране служили обоснованием для укрепления солидарности еврейства. Как и во времена средневековых гетто евреям внушали мысль о том, что они должны придерживаться «двойного подданства». Конец XIX века был отмечен появлением сионизма, отвечавшего стремлению еврейской буржуазии создать свою колонию за пределами Западной Европы, подобную тем колониям, которые в это время имела всякая крупная держава мира. Правда, первоначально не было ясно, где будет создана эта колония невидимого государства: то ли в Африке, то ли на Ближнем Востоке.
Однако в это время в мире буржуазному национализму и империалистическим войнам за рынки и колонии противостояла интернационалистическая и антибуржуазная альтернатива. Обострение социальных и классовых противоречий в буржуазных странах привело к росту массового движения, стремившегося к ликвидации капиталистического строя в результате всемирной пролетарской революции. Исходя из своего убеждения в неизбежном крушении капитализма, Маркс утверждал, что еврейство исчезнет с гибелью буржуазного строя. Он писал: «Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо сознание его не будет иметь больше объекта… Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства».
Объявление Карлом Марксом, Фридрихом Энгельсом и их учениками войны капиталу до полного уничтожения буржуазного строя делало марксистов злейшими врагами буржуазии, в том числе и еврейской. Однако немало евреев, не согласных с идеологией коммунизма, видели в антикапиталистических идеях марксизма прежде всего призыв к уничтожению тех, кто в их глазах олицетворял современных фараонов, вавилонских царей, персидских министров.
Эти противоречивые настроения отразились в отношении к коммунистам Генриха Гейне. Поэт писал: «Я признаюсь, что коммунизм, который так враждебен всем моим интересам и склонностям, оказывает на меня магическое воздействие… Два голоса говорят внутри меня в его пользу… Во-первых, логика… во-вторых, ненависть – ненависть к так называемой Национальной партии Германии (так Г. Гейне называл сторонников существующего строя Германии. – Прим. авт.)… Я с ней боролся всю свою жизнь и теперь, когда меч падает из моих рук, меня успокаивает мысль о том, что коммунизм нанесет им последний удар… Коммунизм наступит на аристократию, так как наступают на мерзкую жабу… Из ненависти к сторонникам национализма я почти готов полюбить этих коммунистов». Ненависть поэта к германским националистам объяснялась в значительной степени тем, что многие из них еще за столетие до прихода Гитлера к власти были носителями яростного антисемитизма. По сути Г. Гейне следовал принципу, сформулированному Соломоном Лурье: из двух борющихся партий внутри страны он выбирал ту, которая была менее враждебна к евреям.
Возможно, что готовность встать в ряды коммунистических революционеров для евреев, являвшихся выходцами из буржуазных слоев общества, объяснялась прежде всего их желанием нанести смертельный удар «национальным партиям» стран Западной Европы, то есть конкурентам еврейской буржуазии и носителям антисемитских настроений. В то же время переход на сторону пролетариата было нелегко сделать людям, которые в течение тысячелетий привыкли видеть в неимущей «черни» потенциальных погромщиков. Признание правоты пролетариата в его классовой борьбе за свои права требовало также согласия с тем, что неимущие, громившие дома богачей, были правы. Выбор евреем своего места в классовой борьбе на стороне пролетариата заставлял его превратиться в непримиримого врага Ротшильдов и других вождей еврейской буржуазии.
Для многих выходцев из буржуазных семей было нелегко пойти на столь решительный разрыв со всеми представлениями, в которых они были воспитаны, и они искали компромиссных решений. Типичным примером поведения в революционном движении выходца из семьи богатых еврейских купцов стала деятельность Фердинанда Лассаля. Активно участвуя в революции 1848 года и примкнув сначала к Марксу и Энгельсу, Лассаль впоследствии выступил против марксистской идеи классовой борьбы, утверждая, что рабочий класс может добиться уменьшения своей эксплуатации в условиях капитализма. Он доказывал, что антикапиталистическая революция может произойти лишь в тех странах, в которых пролетариат составит большинство населения. В то же время Лассаль исключал возможность совместных революционных действий против существующего строя городского пролетариата и крестьянства, так как он исходил из реакционности всех классов, кроме рабочего.
Идеи Лассаля и деятельность возглавляемого им Всеобщего германского рабочего союза повлияли на рабочее и социал-демократическое движение Западной Европы. Революционная теория Маркса и Энгельса постепенно предавалась забвению, и на первый план выдвигалась борьба за улучшение положения рабочих без изменения капиталистического строя.
Эта практика получила теоретическое обоснование в работах бывшего банковского служащего, а затем видного социал-демократа Германии, Эдуарда Бернштейна, в его формуле: «Движение – всё, конечная цель– ничто». Такая формула позволяла использовать политический потенциал рабочего и социал-демократического движения для осуществления любых политических задач, в том числе чрезвычайно далеких от целей рабочего класса и социалистической революции.
По мере того как антибуржуазная революционность рабочего и социал-демократического движения в Западной Европе слабела, создавались условия и для расширения сотрудничества между социал-демократией и буржуазией. В социал-демократические партии все активнее вступали выходцы из буржуазии, в том числе и еврейской.
В то же время немало евреев, принимая идеи социальной революции, не желали идти на компромисс с существующим строем, и принятие идей революции и социализма выходцами из буржуазной среды сопровождалось решительным разрывом с иудейской традицией. Подобный разрыв порой вел человека к отречению от тех единственных основ морали, духовности и культуры, которые имелись у него. А это могло вести к внутренней опустошенности, аморализму и крайнему нигилизму. Не случайно отец Христофор из «Степи» возмутился, когда узнал, что Соломон издевается над иудейской верой. Казалось бы, православный священник должен был бы радоваться отходу еврея от неправедной веры, но он стал увещевать Соломона: «Постой… Если тебе твоя вера не нравится, так ты ее перемени, а смеяться грех; тот последний человек, кто над своей верой глумится».
Подобные нигилистические настроения среди выходцев из еврейской среды вели их в ряды революционных экстремистов. Видимо, не случайно в рядах эсеров и анархистов, тяготевших к террористическим методам революционной борьбы, было немало евреев (А.Р. Гоц, Г.А. Гершуни, Е.Ф. Азеф у эсеров; Волин-Эйхенбаум, Готман, Барон у махновцев).
И все же, вступая на путь революции и отрекаясь от своей веры, своего национального и классового происхождения, евреи вне зависимости от того, какую революционную партию они избирали, не могли изменить основ своего сознания, национальной и религиозной культуры. Многие образы из библейских легенд, многие поучения Талмуда, различные стороны привычного им стиля жизни продолжали исподволь служить им психологическими опорами, подтверждающими правильность их социалистического выбора, и влиять на их способ интерпретации социалистического учения.
Обратившись «к непосредственному еврейскому окружению Троцкого», И. Недава утверждал, что «оно… способствовало формированию индивидуальности марксистского лидера, интенсифицировало его революционный пыл». «По нашему убеждению, – писал Недава, – иудаизм сыграл определяющую роль в формировании личности Троцкого. Как и в других великих религиозных системах (и, может быть, больше, чем в них), в еврейском мышлении религия далеко выходит за пределы исполнения ритуалов и церемоний. Она охватывает все стороны жизни, пронизывает традицию и мораль – и не может быть изжита в одном поколении, отброшена усилием воли одного человека, – даже такой воли, какою обладал Троцкий».
Разумеется, из этого не следует, что лишь иудаизм создавал благоприятную почву для развития революционного сознания. Аналогичным образом христиане и мусульмане, становившиеся на путь социализма, невольно воспринимали учение о классовой борьбе пролетариата и победе социалистического строя через призму внедренных с детства в их сознание религиозных представлений. Характерно, что многих выпускников духовных училищ захватывали идеи революционного социализма и Сталин был далеко не единственным учеником православных семинарий, который пошел по пути революции. Более того, как в иудаизме, так и в христианстве было немало идей, которые могли перекликаться с положениями революционного социализма.
Как и современные социалисты, Христос и ветхозаветные пророки осуждали алчность и несправедливость окружавшего их общества. И христианство, и иудаизм сулили наступление на Земле счастливой и справедливой жизни. И в той и в другой религии можно было найти призывы к активной борьбе за справедливую жизнь.
Суровость порядков в социалистических партиях напоминала строгости в поведении, на соблюдении которых настаивала любая мировая церковь. Сознание, сложившееся под воздействием религиозных догматов о беззаветном служении Божественному делу, легко воспринимало положения социалистических и коммунистических партий о беззаветном служении делу освобождения пролетариата.
В то же время наследие каждой религии, каждой национальной культуры в сознании людей проявлялось в специфике восприятия ими социалистических идей. Не исключено, что привычка к тщательному изучению Торы и Талмуда приучила выходцев из еврейской среды к постоянному поиску идейной опоры в сочинениях Маркса, Энгельса и их последователей. Марксистские произведения стали для них тем, чем прежде являлись священные книги иудаизма. Из положений марксизма выискивались ответы на все вопросы текущей жизни.
Мифологизированная история еврейского народа не могла не наложить свой отпечаток на восприятие бывшими учениками хедеров исторической теории марксизма, в соответствии с которой угнетенные классы вели вечную борьбу с угнетателями, при этом эксплуататоры были носителями всех пороков, а эксплуатируемые – олицетворением всех добродетелей. Привычка видеть в библейских рассказах застывшую навечно историю, которая лишь повторятся в наши дни, проявлялась в стремлении переносить прецеденты из истории прошлых революций на современные события. Это можно увидеть в постоянном стремлении Троцкого объяснять события в большевистской истории примерами из французской революции, обнаруживая в них проявления «якобинства», «термидора», «бонапартизма».
Свою прежнюю веру в скорый приход Мессии, который должен был установить тысячелетнее царство справедливости на земле, бывшие иудаисты возродили в вере в партию пролетариата и ее вождей, ведущих к мировой революции. Предвкушение встречи следующего года в Иерусалиме и воссоздания храма Ягве превратилось в ожидание победы социалистического (коммунистического) строя.
Нет сомнения в том, что трудные занятия по поиску скрытых истин в изречениях Талмуда неплохо подготовили будущих социалистов и коммунистов к изучению философских основ марксизма, а знакомство с коммерцией позволяло легче усвоить положения политэкономии в «Капитале».
Тщательное изучение талмудических споров вооружило навыками, пригодившимися в полемике по различным вопросам марксистской теории. Обретенное в ходе обучения в хедере представление о том, что словесное, а не образное воплощение идеи является главным способом воздействия на сердца людей, способствовало появлению среди евреев-революционеров способных агитаторов и пропагандистов, умевших и письменным, и устным словом распространять социалистическое учение. Страстные же призывы библейских пророков, осуждавших общественные пороки, повлияли на стиль будущих пропагандистов социалистических идей.
Став революционным агитатором, Лазарь Каганович не раз использовал пламенные призывы Амоса в своих пропагандистских выступлениях. Можно предположить, что учеба в хедере не прошла бесследно и для Троцкого. Фразы в листовках, написанных им в 1905 году, открывались словами «Слушай, рабочий!» или «Слушай, крестьянин!» и этим напоминали зачины речей пророка Иеремии и традиционную иудейскую молитву, открывающуюся словами: «Слушай, Израиль!» («Шма, Исраэль!»). Традиция иудейского миссионерства и пропаганды иудаизма трансформировалась в агитацию и пропаганду за социализм.
В то же время профессиональные навыки торговли, усвоенные в родной среде, также были взяты на вооружение, но использовались теперь во имя антибуржуазной революции. Многовековой опыт торгового народа, умевшего привлекать внимание безразличных, убеждать колеблющихся, превращать зародившуюся склонность в страстное желание обладать предлагаемым предметом, позволял бывшим обитателям гетто и местечек превращаться в умелых публичных пропагандистов идей социализма в условиях легальности.
Привычка же к «двойному подданству» и служению невидимому государству позволяла евреям легче работать в условиях конспирации и нелегального положения социалистических партий. Насмешки, издевательства и преследования, которым подвергались марксисты, напоминали им традиционное отношение антисемитов к евреям.
Вековая враждебность иудеев к обществу «гоев» позволяла евреям-революционерам легче приобщиться к идее классовой борьбы против капиталистов всех стран мира. Наличие же обширных международных связей у евреев различных стран позволяло им легче усвоить идею классовой солидарности мирового пролетариата.
В то же время многовековой опыт городской жизни подавляющей части еврейского народа проявился в склонности поддержать характерное для западноевропейского социализма нигилистическое отношение к деревне и крестьянству и преувеличенную веру в революционный потенциал потомственных горожан. Привычка же учеников хедеров ставить книжное знание превыше всего порой мешала им разглядеть реальные черты «классовых врагов» и «пролетариата».
В целом же качества, рожденные многовековой конфронтацией с государственным строем «стран пребывания», а также присущие им инициативность, энергия и умение побеждать в состязательных ситуациях способствовали тому, что во многих социалистических партиях мира евреи, составляя меньшинство среди общего состава, выдвигались к руководству, занимая в нем ведущее положение.
Это обстоятельство имело двоякое воздействие. Многие евреи гордились своими соплеменниками, которые возглавляли социалистическое движение в ряде стран мира. Это отвечало древним мифологизированным представлениям о том, что евреи должны возглавить движение человечества к светлому будущему. По этой причине немало евреев из буржуазной среды видели в руководителях социалистических партий прежде всего освободителей своего народа, а потому поддерживали эти партии и даже вступали в их ряды.
В то же время ведущее положение евреев во многих социалистических партиях и их активность заставляли недоброжелательных наблюдателей преувеличивать их удельный вес в этих организациях и даже считать эти партии чисто «еврейскими». Сочинялись легенды о том, что социалистическое и коммунистическое движение во всех странах мира является орудием установления еврейской мировой гегемонии. Эти версии, в которых антисемитизм соединялся с ненавистью к социализму и коммунизму, были взяты на вооружение ультраправыми идеологами в разных странах мира.
Жесткая конфронтация взаимоисключающих легенд привела, как и не раз на протяжении нескольких тысяч лет, к жестоким войнам и беспощадным репрессиям. Их жертвами стали не только миллионы евреев, но и десятки миллионов людей многих других национальностей.
Признавая справедливость этих обвинений, Золя писал, что «евреи стали таковыми, каковы они теперь, в результате идиотских преследований, длившихся целых восемнадцать веков… Им предоставили заниматься денежными делами, презрительно отмахнувшись от таких занятий, создали им в обществе положение торговцев и ростовщиков, – и не удивительно, что, когда пришел конец господству грубой силы и стали править силы разума и труд, евреи оказались хозяевами капиталов, унаследовали от многих поколений своих предков острый, гибкий ум и созрели для господства».
Осуждая антисемитские призывы, Золя предлагал христианам бороться с евреями в сфере коммерции, то есть там, где до сих пор их побеждали евреи. Он заявлял: «Перед нами широкое поле деятельности, и если евреи на протяжении веков пристрастились к деньгам и научились их загребать, – то нам стоит лишь пойти по их стопам, приобрести те же свойства и побить их их же оружием… Довольно ругать их понапрасну! Добьемся превосходства над ними и победим их!»
Однако Золя ломился в открытую дверь. К этому времени христианские дельцы уже не уступали еврейским в жестокой битве «за металл». Не случайно те же писатели, которые создали в своих книгах отталкивающие образы еврейских торгашей, изобразили и не менее отвратительные портреты христиан, для которых жажда наживы стала главной в жизни. Достаточно вспомнить образы Растиньяка и «милого друга» Дюруа, которые добивались успехов в борьбе с потомками древних финансистов. Не случайно в романе «Наш общий друг» Ч. Диккенс создал образ ростовщика-христианина, который умело использует еврея, выдавая его за «типичного Шейлока», чтобы прикрывать собственную беспощадность в отношении кредиторов.
Объясняя превращение многих христиан в торгашей, Карл Маркс в своей статье «К еврейскому вопросу» писал: «Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями».
В отличие от писателя Э. Золя, К. Маркс не считал, что в тогдашнем мире власть грубой силы сменилась властью труда и разума. Поясняя что такое «практический дух еврейства», восторжествовавший в мире XIX века, Карл Маркс писал: «Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги… Деньги – это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть другого бога… То, что в еврейской религии содержится в абстрактном виде – презрении к теории, искусству, презрении к человеку, как самоцели, – это является действительной, сознательной точкой зрения делового человека, его добродетелью… Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека».
Превратившись, по словам Маркса, в евреев, денежные люди христианского мира не проявляли христианской готовности отдать хотя бы часть своих богатств ближнему. Развитие капитализма, сопровождавшееся растущим культом наживы, привело к резкому обострению противоречий как внутри стран, так и между ними. Борьба между буржуазией различных стран за рынки и источники дешевого сырья стала причиной многих войн XIX века и подготовки к мировой войне.
В то время как развитие капиталистических отношений, по словам Маркса, превращало христиан в евреев, этот же процесс ломал стены гетто и многие евреи переставали быть евреями в традиционном понимании этого слова, утрачивая свои социальные связи с еврейской общиной и иудейской культурной традицией. Знакомясь с достижениями науки и культуры XIX века, бывшие ученики хедеров ощущали неудовлетворенность культурным рационом из средневековых изречений об устройстве Вселенной, из ветхозаветных и талмудических правил и запретов, определяющих образ жизни, из религиозных праздников и синагогального пения. Быт общины с неумолимой диктатурой раввината все больше раздражал просвещенную часть еврейства. Усиливался процесс ассимиляции евреев и их интеграции в мир за пределами еврейской общины.
Суммируя свои впечатления от общения с евреями России конца XIX– начала XX века, В.В. Шульгин утверждал: «Евреи не особенно ценят «еврейскость»… Евреи очень привержены к своей религии, но только до известной степени умственного развития: перейдя ее, они очень легко впадают в едкий атеизм и яростный материализм… Евреи не проявляли особой привязанности к своему языку». Если это было так, то пренебрежение к своему родному языку и своей национальности, которое демонстрировал Троцкий, проявляли и многие другие евреи того времени.
Шульгин полагал, что «у евреев в высшей степени выражена другая особенность, которая с избытком пополняет вышеизложенный «национальный дефектизм». По мнению Шульгина, эта особенность состоит в том, что евреи «в глубине существа хранят глубокую привязанность к своим единоплеменникам». Для того чтобы объяснить причину этой «глубокой привязанности», Шульгин привел совершенно неправдоподобную историю про опыт с лошадьми некой породы. Он уверял, что даже через огромные расстояния все лошади этой породы повторяли все те движения, которые проделывала в состоянии гипноза одна из этих племенных лошадей. Из этой сомнительной информации Шульгин делал удивительный вывод: «Нечто подобное мы наблюдаем у евреев. У них, кроме душ индивидуальных, есть какая-то коллективная душа, удивительно функционирующая».
Национальная солидарность, обнаруженная Шульгиным у евреев, не была неизвестным психобиологическим явлением, а поддерживалась теми же силами, которые в то время укрепляли национальную солидарность разных народов мира – национальной буржуазией. Буржуазные революции сопровождались подъемом патриотизма, энергичными усилиями по сплочению народов под знаменами национальной солидарности. В это время буржуазия различных стран обращалась к мифам об уникально великом прошлом своих народов и преувеличенным претензиям на их нынешнюю исключительность, чтобы доказать право своей страны на «место под солнцем», на деле – право на захваты рынков и колоний.
Эти процессы проявлялись и среди евреев. Эрозия традиционных начал не привела к полному исчезновению из сознания евреев всех тех механизмов, которые превращали их в послушных членов спаянных религией общин. Задача верхушки еврейской буржуазии состояла в том, чтобы использовать в своих интересах сложившуюся этническую сплоченность евреев на основах, отвечавших современным условиям жизни! С этой целью в современной жизни постоянно выискивались свидетельства в пользу традиционных легенд о самом талантливом и самом праведном еврейском народе и о вечном преследовании его остальными народами мира, невежественными и порочными. Всемерная популяризация достижений выходцев из еврейских общин и реклама даже скромных талантов служили доказательствами тезиса об исключительной одаренности евреев. В то же время рост националистических настроений в мире и антисемитские кампании то в одной, то в другой стране служили обоснованием для укрепления солидарности еврейства. Как и во времена средневековых гетто евреям внушали мысль о том, что они должны придерживаться «двойного подданства». Конец XIX века был отмечен появлением сионизма, отвечавшего стремлению еврейской буржуазии создать свою колонию за пределами Западной Европы, подобную тем колониям, которые в это время имела всякая крупная держава мира. Правда, первоначально не было ясно, где будет создана эта колония невидимого государства: то ли в Африке, то ли на Ближнем Востоке.
Однако в это время в мире буржуазному национализму и империалистическим войнам за рынки и колонии противостояла интернационалистическая и антибуржуазная альтернатива. Обострение социальных и классовых противоречий в буржуазных странах привело к росту массового движения, стремившегося к ликвидации капиталистического строя в результате всемирной пролетарской революции. Исходя из своего убеждения в неизбежном крушении капитализма, Маркс утверждал, что еврейство исчезнет с гибелью буржуазного строя. Он писал: «Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо сознание его не будет иметь больше объекта… Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства».
Объявление Карлом Марксом, Фридрихом Энгельсом и их учениками войны капиталу до полного уничтожения буржуазного строя делало марксистов злейшими врагами буржуазии, в том числе и еврейской. Однако немало евреев, не согласных с идеологией коммунизма, видели в антикапиталистических идеях марксизма прежде всего призыв к уничтожению тех, кто в их глазах олицетворял современных фараонов, вавилонских царей, персидских министров.
Эти противоречивые настроения отразились в отношении к коммунистам Генриха Гейне. Поэт писал: «Я признаюсь, что коммунизм, который так враждебен всем моим интересам и склонностям, оказывает на меня магическое воздействие… Два голоса говорят внутри меня в его пользу… Во-первых, логика… во-вторых, ненависть – ненависть к так называемой Национальной партии Германии (так Г. Гейне называл сторонников существующего строя Германии. – Прим. авт.)… Я с ней боролся всю свою жизнь и теперь, когда меч падает из моих рук, меня успокаивает мысль о том, что коммунизм нанесет им последний удар… Коммунизм наступит на аристократию, так как наступают на мерзкую жабу… Из ненависти к сторонникам национализма я почти готов полюбить этих коммунистов». Ненависть поэта к германским националистам объяснялась в значительной степени тем, что многие из них еще за столетие до прихода Гитлера к власти были носителями яростного антисемитизма. По сути Г. Гейне следовал принципу, сформулированному Соломоном Лурье: из двух борющихся партий внутри страны он выбирал ту, которая была менее враждебна к евреям.
Возможно, что готовность встать в ряды коммунистических революционеров для евреев, являвшихся выходцами из буржуазных слоев общества, объяснялась прежде всего их желанием нанести смертельный удар «национальным партиям» стран Западной Европы, то есть конкурентам еврейской буржуазии и носителям антисемитских настроений. В то же время переход на сторону пролетариата было нелегко сделать людям, которые в течение тысячелетий привыкли видеть в неимущей «черни» потенциальных погромщиков. Признание правоты пролетариата в его классовой борьбе за свои права требовало также согласия с тем, что неимущие, громившие дома богачей, были правы. Выбор евреем своего места в классовой борьбе на стороне пролетариата заставлял его превратиться в непримиримого врага Ротшильдов и других вождей еврейской буржуазии.
Для многих выходцев из буржуазных семей было нелегко пойти на столь решительный разрыв со всеми представлениями, в которых они были воспитаны, и они искали компромиссных решений. Типичным примером поведения в революционном движении выходца из семьи богатых еврейских купцов стала деятельность Фердинанда Лассаля. Активно участвуя в революции 1848 года и примкнув сначала к Марксу и Энгельсу, Лассаль впоследствии выступил против марксистской идеи классовой борьбы, утверждая, что рабочий класс может добиться уменьшения своей эксплуатации в условиях капитализма. Он доказывал, что антикапиталистическая революция может произойти лишь в тех странах, в которых пролетариат составит большинство населения. В то же время Лассаль исключал возможность совместных революционных действий против существующего строя городского пролетариата и крестьянства, так как он исходил из реакционности всех классов, кроме рабочего.
Идеи Лассаля и деятельность возглавляемого им Всеобщего германского рабочего союза повлияли на рабочее и социал-демократическое движение Западной Европы. Революционная теория Маркса и Энгельса постепенно предавалась забвению, и на первый план выдвигалась борьба за улучшение положения рабочих без изменения капиталистического строя.
Эта практика получила теоретическое обоснование в работах бывшего банковского служащего, а затем видного социал-демократа Германии, Эдуарда Бернштейна, в его формуле: «Движение – всё, конечная цель– ничто». Такая формула позволяла использовать политический потенциал рабочего и социал-демократического движения для осуществления любых политических задач, в том числе чрезвычайно далеких от целей рабочего класса и социалистической революции.
По мере того как антибуржуазная революционность рабочего и социал-демократического движения в Западной Европе слабела, создавались условия и для расширения сотрудничества между социал-демократией и буржуазией. В социал-демократические партии все активнее вступали выходцы из буржуазии, в том числе и еврейской.
В то же время немало евреев, принимая идеи социальной революции, не желали идти на компромисс с существующим строем, и принятие идей революции и социализма выходцами из буржуазной среды сопровождалось решительным разрывом с иудейской традицией. Подобный разрыв порой вел человека к отречению от тех единственных основ морали, духовности и культуры, которые имелись у него. А это могло вести к внутренней опустошенности, аморализму и крайнему нигилизму. Не случайно отец Христофор из «Степи» возмутился, когда узнал, что Соломон издевается над иудейской верой. Казалось бы, православный священник должен был бы радоваться отходу еврея от неправедной веры, но он стал увещевать Соломона: «Постой… Если тебе твоя вера не нравится, так ты ее перемени, а смеяться грех; тот последний человек, кто над своей верой глумится».
Подобные нигилистические настроения среди выходцев из еврейской среды вели их в ряды революционных экстремистов. Видимо, не случайно в рядах эсеров и анархистов, тяготевших к террористическим методам революционной борьбы, было немало евреев (А.Р. Гоц, Г.А. Гершуни, Е.Ф. Азеф у эсеров; Волин-Эйхенбаум, Готман, Барон у махновцев).
И все же, вступая на путь революции и отрекаясь от своей веры, своего национального и классового происхождения, евреи вне зависимости от того, какую революционную партию они избирали, не могли изменить основ своего сознания, национальной и религиозной культуры. Многие образы из библейских легенд, многие поучения Талмуда, различные стороны привычного им стиля жизни продолжали исподволь служить им психологическими опорами, подтверждающими правильность их социалистического выбора, и влиять на их способ интерпретации социалистического учения.
Обратившись «к непосредственному еврейскому окружению Троцкого», И. Недава утверждал, что «оно… способствовало формированию индивидуальности марксистского лидера, интенсифицировало его революционный пыл». «По нашему убеждению, – писал Недава, – иудаизм сыграл определяющую роль в формировании личности Троцкого. Как и в других великих религиозных системах (и, может быть, больше, чем в них), в еврейском мышлении религия далеко выходит за пределы исполнения ритуалов и церемоний. Она охватывает все стороны жизни, пронизывает традицию и мораль – и не может быть изжита в одном поколении, отброшена усилием воли одного человека, – даже такой воли, какою обладал Троцкий».
Разумеется, из этого не следует, что лишь иудаизм создавал благоприятную почву для развития революционного сознания. Аналогичным образом христиане и мусульмане, становившиеся на путь социализма, невольно воспринимали учение о классовой борьбе пролетариата и победе социалистического строя через призму внедренных с детства в их сознание религиозных представлений. Характерно, что многих выпускников духовных училищ захватывали идеи революционного социализма и Сталин был далеко не единственным учеником православных семинарий, который пошел по пути революции. Более того, как в иудаизме, так и в христианстве было немало идей, которые могли перекликаться с положениями революционного социализма.
Как и современные социалисты, Христос и ветхозаветные пророки осуждали алчность и несправедливость окружавшего их общества. И христианство, и иудаизм сулили наступление на Земле счастливой и справедливой жизни. И в той и в другой религии можно было найти призывы к активной борьбе за справедливую жизнь.
Суровость порядков в социалистических партиях напоминала строгости в поведении, на соблюдении которых настаивала любая мировая церковь. Сознание, сложившееся под воздействием религиозных догматов о беззаветном служении Божественному делу, легко воспринимало положения социалистических и коммунистических партий о беззаветном служении делу освобождения пролетариата.
В то же время наследие каждой религии, каждой национальной культуры в сознании людей проявлялось в специфике восприятия ими социалистических идей. Не исключено, что привычка к тщательному изучению Торы и Талмуда приучила выходцев из еврейской среды к постоянному поиску идейной опоры в сочинениях Маркса, Энгельса и их последователей. Марксистские произведения стали для них тем, чем прежде являлись священные книги иудаизма. Из положений марксизма выискивались ответы на все вопросы текущей жизни.
Мифологизированная история еврейского народа не могла не наложить свой отпечаток на восприятие бывшими учениками хедеров исторической теории марксизма, в соответствии с которой угнетенные классы вели вечную борьбу с угнетателями, при этом эксплуататоры были носителями всех пороков, а эксплуатируемые – олицетворением всех добродетелей. Привычка видеть в библейских рассказах застывшую навечно историю, которая лишь повторятся в наши дни, проявлялась в стремлении переносить прецеденты из истории прошлых революций на современные события. Это можно увидеть в постоянном стремлении Троцкого объяснять события в большевистской истории примерами из французской революции, обнаруживая в них проявления «якобинства», «термидора», «бонапартизма».
Свою прежнюю веру в скорый приход Мессии, который должен был установить тысячелетнее царство справедливости на земле, бывшие иудаисты возродили в вере в партию пролетариата и ее вождей, ведущих к мировой революции. Предвкушение встречи следующего года в Иерусалиме и воссоздания храма Ягве превратилось в ожидание победы социалистического (коммунистического) строя.
Нет сомнения в том, что трудные занятия по поиску скрытых истин в изречениях Талмуда неплохо подготовили будущих социалистов и коммунистов к изучению философских основ марксизма, а знакомство с коммерцией позволяло легче усвоить положения политэкономии в «Капитале».
Тщательное изучение талмудических споров вооружило навыками, пригодившимися в полемике по различным вопросам марксистской теории. Обретенное в ходе обучения в хедере представление о том, что словесное, а не образное воплощение идеи является главным способом воздействия на сердца людей, способствовало появлению среди евреев-революционеров способных агитаторов и пропагандистов, умевших и письменным, и устным словом распространять социалистическое учение. Страстные же призывы библейских пророков, осуждавших общественные пороки, повлияли на стиль будущих пропагандистов социалистических идей.
Став революционным агитатором, Лазарь Каганович не раз использовал пламенные призывы Амоса в своих пропагандистских выступлениях. Можно предположить, что учеба в хедере не прошла бесследно и для Троцкого. Фразы в листовках, написанных им в 1905 году, открывались словами «Слушай, рабочий!» или «Слушай, крестьянин!» и этим напоминали зачины речей пророка Иеремии и традиционную иудейскую молитву, открывающуюся словами: «Слушай, Израиль!» («Шма, Исраэль!»). Традиция иудейского миссионерства и пропаганды иудаизма трансформировалась в агитацию и пропаганду за социализм.
В то же время профессиональные навыки торговли, усвоенные в родной среде, также были взяты на вооружение, но использовались теперь во имя антибуржуазной революции. Многовековой опыт торгового народа, умевшего привлекать внимание безразличных, убеждать колеблющихся, превращать зародившуюся склонность в страстное желание обладать предлагаемым предметом, позволял бывшим обитателям гетто и местечек превращаться в умелых публичных пропагандистов идей социализма в условиях легальности.
Привычка же к «двойному подданству» и служению невидимому государству позволяла евреям легче работать в условиях конспирации и нелегального положения социалистических партий. Насмешки, издевательства и преследования, которым подвергались марксисты, напоминали им традиционное отношение антисемитов к евреям.
Вековая враждебность иудеев к обществу «гоев» позволяла евреям-революционерам легче приобщиться к идее классовой борьбы против капиталистов всех стран мира. Наличие же обширных международных связей у евреев различных стран позволяло им легче усвоить идею классовой солидарности мирового пролетариата.
В то же время многовековой опыт городской жизни подавляющей части еврейского народа проявился в склонности поддержать характерное для западноевропейского социализма нигилистическое отношение к деревне и крестьянству и преувеличенную веру в революционный потенциал потомственных горожан. Привычка же учеников хедеров ставить книжное знание превыше всего порой мешала им разглядеть реальные черты «классовых врагов» и «пролетариата».
В целом же качества, рожденные многовековой конфронтацией с государственным строем «стран пребывания», а также присущие им инициативность, энергия и умение побеждать в состязательных ситуациях способствовали тому, что во многих социалистических партиях мира евреи, составляя меньшинство среди общего состава, выдвигались к руководству, занимая в нем ведущее положение.
Это обстоятельство имело двоякое воздействие. Многие евреи гордились своими соплеменниками, которые возглавляли социалистическое движение в ряде стран мира. Это отвечало древним мифологизированным представлениям о том, что евреи должны возглавить движение человечества к светлому будущему. По этой причине немало евреев из буржуазной среды видели в руководителях социалистических партий прежде всего освободителей своего народа, а потому поддерживали эти партии и даже вступали в их ряды.
В то же время ведущее положение евреев во многих социалистических партиях и их активность заставляли недоброжелательных наблюдателей преувеличивать их удельный вес в этих организациях и даже считать эти партии чисто «еврейскими». Сочинялись легенды о том, что социалистическое и коммунистическое движение во всех странах мира является орудием установления еврейской мировой гегемонии. Эти версии, в которых антисемитизм соединялся с ненавистью к социализму и коммунизму, были взяты на вооружение ультраправыми идеологами в разных странах мира.
Жесткая конфронтация взаимоисключающих легенд привела, как и не раз на протяжении нескольких тысяч лет, к жестоким войнам и беспощадным репрессиям. Их жертвами стали не только миллионы евреев, но и десятки миллионов людей многих других национальностей.