Страница:
Хотя изначально народ Израиля, осев на земле Ханаана, состоял главным образом из землепашцев и пастухов, С.М. Дубнов в своей «Краткой истории евреев» писал, что «с течением времени… простой земледельческий строй жизни значительно изменился. С земледелием стала соперничать торговля». Развитию торговли способствовало географическое положение Ханаана, расположенного на важных торговых путях между Африкой, Азией и Европой. По словам Дубнова, «во времена Ахава и Иосафата», то есть 922—894 гг. до н. э., «торговля уже процветала в обоих царствах (Иудейском и Израильском. – Прим. авт.). Все это содействовало быстрому росту городов. Рядом с трудом стал капитал; появились торговые деньги, ссуды, ростовщичество».
Класс торговцев играл все более значительную роль в иудейском обществе. Еврейская диаспора (т. е. рассеяние) возникла не столько вследствие изгнания евреев из Иудеи, как это утверждает легенда о «гонимом народе», сколько в результате распространения деятельности еврейских торговцев на многие страны тогдашнего цивилизованного мира. Даже говоря о временах «вавилонского плена» в статье «Евреи», опубликованной в «Большой Советской Энциклопедии» в 1932 году, видный советский исследователь иудаизма Н. Никольский писал: «Часть изгнанников, принадлежавшая к торговой буржуазии, только выиграла от этого, так как получила возможность расширить поле своей деятельности; представители иудейской буржуазии быстро богатели, и некоторые из них скоро заняли место в первых рядах вавилонской буржуазии».
В античные времена евреи составляли значительную часть населения крупных городов Римской империи. Так в крупнейшем после Рима городе империи – Александрии евреев было свыше 400 тысяч человек. Большинство из них занималось торговлей. Именно в Александрии в середине I века н. э. произошел один из первых известных истории еврейских погромов, организованного конкурентами евреев – греками. Как утверждал Л. Фейхтвангер, в ходе него было убито около 50 тысяч евреев, живших в Александрии. По мере того как евреи стали господствующим торговым народом в обширном и быстро развивающемся регионе, включавшим в себя Западную Азию, Северную Африку и Европу, расширилась география конфронтации еврейских торговцев со своими конкурентами, а также с разорявшимися социальными низами. Именно по этой причине росло число жестоких и кровавых конфликтов.
Порой эти конфликты происходили далеко за пределами Иудейского царства и правители этой страны были лишены возможности вмешиваться в них. В этих условиях идейным, политическим и организационным центром еврейской диаспоры стала иудейская церковь, способствовавшая консолидации еврейской нации. Еще до окончательной гибели Иудейского государства в нем возрастало влияние священнического сословия, пока оно не превратилось фактически в теократическое. По словам Н. Никольского, «организация теократической общины с центром в Иерусалиме отвечала… интересам иудейской буржуазии рассеяния, которая создала под эгидой иерусалимской теократии свой деловой центр: праздничные съезды в Иерусалиме три раза в год, особенно весной и осенью, были вместе с тем и торговыми съездами иудейской буржуазии. С течением времени иерусалимское жречество также собирало в казне храма большие капиталы, которые пускались в оборот, и иерусалимский храм тоже был вовлечен в орбиту спекулятивной деятельности».
Гибель Иудейского государства и разрушение иерусалимского храма лишь способствовали расширению диаспоры, но не привели к ослаблению сплоченности еврейского народа, объединенного прочными узами религии. В то же время влияние торгового сословия в еврейской общине рассеяния возрастало. Как отмечал Т. Гейликман, «уже к концу античного мира евреи диаспоры представляли не только народ, лишенный родины, но и народ горожан по преимуществу. Случаи землевладения в среде евреев диаспоры не являлись типичными; еврейские общины знали в сущности только два класса: буржуазию, торговую и ростовщическую, и буржуазию мелкую». Хотя на территории Палестины продолжали жить евреи, основным занятием которых оставалось земледелие, их роль в мировом еврействе ослабевала по мере укрепления позиций верхов еврейской диаспоры, занимавшихся международной торговлей и мировыми финансовыми операциями.
И даже почти через два тысячелетия после разрушения иерусалимского храма миллионы евреев в самых разных концах земного шара продолжали заниматься делами, прямо или косвенно связывавшими их с международной торговлей и мировыми финансами. Не была исключением и Яновка. Хотя Троцкий неоднократно подчеркивал удаленность своего места рождения от остального мира и то, что родителям «все остальное казалось безразличным», он делал примечательную оговорку: «Все остальное, кроме цен на мировой бирже зерна… Таинственные силы мирового рынка находили себе путь и в Яновку. Возвращаясь из Николаева, отец сумрачно говорил: «Кажуть, что… как ее звать… Аргентина много хлеба выкинула на сей год». Хотя Бронштейны могли не знать о дебатах во французском парламенте или о законах Бисмарка против социалистов и могли не найти Аргентину на карте мира, но они так же внимательно следили за мировой торговой конъюнктурой на продукцию, производимую в их хозяйстве, как и древние иудеи из диаспоры античных времен.
Как и все торговые люди в чужих странах, евреи создавали там свои поселения. Хотя евреи, как и другие иноземцы, должны были подчиняться власти чужого государства, по своей внутренней организации их поселения были подобны колониям финикийцев и греков, возникшим в бассейнах Средиземного и Черного морей в первом тысячелетии до н. э. Подобно греческим и финикийским колониям, еврейские кварталы в городах чужой страны были отгорожены прочными стенами, а в еврейских кварталах жизнь определялась талмудическим правом, а не местными законами. Государству, на территории которого находились евреи, они противопоставляли свое невидимое государство.
Жизнь еврея диаспоры, по словам С. Лурье, определялась принципом «двойного подданства», что означало: «1) Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь поскольку он не противоречит положениям еще живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и поскольку его соблюдение не связано с вредом для еврейского народа. Таким образом, законов, прямо или косвенно направленных против евреев, во всяком случае соблюдать не следует. 2) Необходимо быть строго лояльным по отношению к государству, благосклонно относящемуся к евреям. При борьбе двух государств или двух партий внутри государства надо симпатизировать и по возможности содействовать стороне, более сочувственно относящейся к евреям». Мировая история свидетельствует о том, что эти принципы, сформулированные Соломоном Лурье, как правило, определяли действия большинства еврейского населения в различных странах.
Соломон Лурье считал, что в любой стране еврейский народ «оставался национально-государственным организмом». В этом профессор видел «особенность еврейского народа», а в непризнании другими государствами особого статуса такого «организма» он видел постоянную причину антисемитизма.
Нежелание жителей иудейских торговых колоний безоговорочно соблюдать законы государств, на территории которых они находились, и нежелание этих государств мириться с «двойным подданством» иудеев лишь усугубляли обстановку постоянного напряжения, рожденную противостоянием между иноземными торговцами и местным населением, и создавали предпосылки для кровавых конфликтов. Балансирование на грани войны между иудейской общиной и окружавшим ее народом порождало потребность в поддержании духовной готовности евреев к яростной борьбе против возможного нападения. Именно этой теме были посвящены наиболее драматичные рассказы «Библии» из истории еврейского народа, наиболее значительные иудейские религиозные праздники. С их помощью синагога убеждала верующих в том, что нынешнее положение еврейской общины в любой стране по сути мало отличается от «вавилонского плена», «египетского рабства» или от ожидания погрома в Персии по приказу Амана. Эти легенды рождались и популяризировались по мере обострения отношений евреев с неевреями. Как отмечали исследователи иудейской религии, книга Эсфирь была сочинена в период антигреческой борьбы евреев под руководством Маккавеев.
Мифологизированная история еврейского народа служила не только идейным орудием сплочения евреев, но являлась также психологическим средством компенсации за униженное состояние народа, который не мог дать отпора своим угнетателям. Легенды на исторические темы утешали евреев, уверяя, что они выйдут из «плена», их гонители будут уничтожены, престолы неправедных правителей падут, а великолепные столицы «стран пребывания» будут разорены. Эти легенды помогали поддерживать высокомерное презрение к «стране пребывания», ее культуре и обычаям.
В то же время за многие века своей международной торговой деятельности евреи выработали целый ряд способов мирного улаживания самых острых споров. Как отмечал Лурье, «если бы евреи стали предаваться мести по поводу каждой ежедневно испытываемой ими обиды; если бы они стали хотя бы в случае самых тяжелых гонений претворять эту жажду мести в дело, то они несомненно были бы истреблены или принуждены утратить национальность уже на заре своей истории… Евреи, обреченные постоянно жить и действовать среди иноплеменников, конечно, сами были больше всего заинтересованы в том, чтобы наладить с ними мирные и дружественные отношения… Они всегда были готовы идти на все мыслимые и немыслимые уступки, лишь бы найти какой-либо компромисс между тем и другим «патриотическим долгом».
«Двойное подданство» евреев заставляло их прибегать к различным способам приспособления к жизни в чужой стране, которые вступали в конфликт с государственным законом или общественной моралью. Оказавшись в эмиграции, В.В. Шульгин, неоднократно осуждавший неприятные ему поведенческие черты евреев, к своему удивлению обнаружил, что сходство между положением русских белых эмигрантов и евреев диаспоры привело к сходству в их поведении. Он вопрошал: «Разве сейчас мы не влачим ту же судьбу, которую имели евреи в течение тысячелетий? Разве мы не находимся сейчас «в рассеянии»? Разве сейчас мы не испытываем те же самые «ограничения в правах», которые раньше применяли к евреям?… Разве (не будучи в состоянии пробиться, из-за особого положения нашего, на службу государственную или к некоторым профессиям) мы не занимаемся всякого рода «гешефтами» (комиссионерство и прочее в этом роде)?… Разве мы не приобретаем постепенно привычки «обходить» неудобные для нас законы точь-в-точь, как это делали у нас евреи, и за что мы их ругали? И разве с каждым днем мы не приобретаем ту настойчивость и бесцеремонность, которые так нас раздражали в евреях и которые мы называли «наглостью» и «нахальством»?
Усилия всех евреев по созданию более благоприятных условий своего сосуществования в «стране пребывания» постоянно координировались и направлялись руководством общины в лице раввината. Миссионерская деятельность раввината среди неевреев имела прежде всего задачу обеспечения благожелательного отношения к евреям. С. Лурье подчеркивал: «Насколько облегчается понимание миссионерской деятельности евреев, если рассматривать их не как религиозную группу, а как национально-государственную единицу,… принужденную действовать и развиваться среди чужих народов». Как подчеркивал А.Б. Ранович, «евреи диаспоры… стали агентами пропаганды иудаизма. Что пропаганда иудаизма имела значительный успех, доказывается уже быстрым ростом численности евреев диаспоры, который нельзя объяснить только естественным приростом… Больше всего успеха пропаганда иудаизма имела среди женщин. Когда жители Дамаска задумали перебить евреев, они, по свидетельству Иосифа (Флавия. – Прим. авт.)… только боялись своих жен, которые за немногими исключениями, все были преданы иудейской вере».
Еврейская община стремилась особенно заручиться поддержкой власть имущих. Следуя библейским примерам Иосифа, Эсфири и Даниила, иудейская община стремилась поставить своих представителей на влиятельные посты в государствах, в которых они проживали. В истории можно найти немало примеров того, как евреи занимали видные государственные посты в христианских и мусульманских государствах. При этом, как подчеркивал С. Лурье, такие евреи зачастую «открыто заявляли себя евреями, считали свой народ выше и лучше самих хозяев, как в отношении происхождения, так и в отношении мудрости и добрых нравов». Нежелание таких евреев ассимилироваться, признав себя лишь гражданами того государства, в котором они заняли важные посты, вызывало нескрываемое раздражение у ряда античных авторов.
Таким образом, иудейская община внутри любой страны решала те же задачи, которые решало любое другое государство в своей внешнеполитической деятельности, осуществляя мероприятия дипломатические, пропагандистские, разведывательные и насаждая своих «агентов влияния». Масштаб задач, которые решала еврейская община в деле защиты ее интересов, и постоянное состояние вооруженного мира между ней и «страной пребывания» требовали сплоченности рядов еврейства. Во имя борьбы против общей угрозы подавлялись внутренние противоречия среди еврейской общины, порождаемые социальным и классовым расслоением.
С одной стороны, религиозное руководство общины постоянно напоминало богатым о необходимости благотворительной помощи беднякам. Множество поучений Талмуда и заповедей, написанных талмудистскими толкователями, подробно рассказывали, в каких размерах и каким манером должна оказываться помощь беднякам и малоимущим. В общинах существовал твердо установленный порядок благотворительной помощи нуждавшимся. С другой стороны, бедным и малоимущим постоянно напоминали о необходимости забыть свои обиды перед лицом общей угрозы.
Утверждая, что судьба индивидуального еврея во многом зависела от отношений всей общины с окружавшим миром, религиозное руководство общины жестко диктовало свои требования каждому из ее членов. Постоянная готовность к возможному нападению помогала превращать каждого еврея в солдата-резервиста, готового выступить в защиту общих интересов. В то же время, поскольку вооруженный конфликт был, как правило, не выгоден общине, предпринимались многочисленные усилия для его предотвращения. Каждый еврей должен был действовать как надежный информатор, сообщающий все необходимые сведения о событиях во вражеском стане, как умелый пропагандист, способный нейтрализовать враждебные евреям взгляды и распространять проеврейские настроения, как полномочный представитель общины, по поведению которого могут судить о всем народе. Руководство общины требовало от каждого еврея сдержанности в поведении, чтобы не спровоцировать нападения извне.
Случаи перерастания вооруженного мира в полномасштабный конфликт лишь убеждали членов еврейской общины в необходимости всецело подчиняться диктаторской власти раввината, действующей в условиях постоянного чрезвычайного положения. Малейшие отклонения от диктуемых норм поведения немедленно замечались и сурово осуждались как измена народу и Богу.
Еврейский просветитель И. Г. Оршанский писал: «Всякому, знакомому с еврейским бытом, известно, что староеврейский строй жизни, с его средневековыми учреждениями, религиозной обрядностью и фанатизмом, держится на силе консервативного, фанатического общественного мнения еврейского населения этих городов и местечек. Личная свобода, личная мысль здесь совершенно задавлена деспотизмом общины, которая следит зорким оком за тем, чтобы никто из ее членов не отступил от завета отцов ни на один волос; и горе тому, кто будет замечен в измене вере своих предков или хоть малейшему обычаю, освященному временем!» Об этом свидетельствовали беспощадные преследования таких «вольнодумцев», как Уриэль дАкоста и Барух Спиноза.
Жесткий контроль внутри общин и стремление государств, на территории которых они находились, сдержать их рост породили институт еврейского гетто – особых городских кварталов, населенных евреями. Описывая быт евреев в германском гетто XVIII века, Лион Фейхтвангер не жалел мрачных красок: «Загоняли их в тесные пространства, загораживали и наглухо запирали на ночь ворота их гетто, сторожили все входы и выходы. Жили они в неимоверной скученности; они размножались, но отведенное им пространство не расширялось… Мужчины и прекрасные женщины рано увядали, из десяти рожденных ими детей семеро умирали. Они были подобны мертвой застойной воде, отгороженные плотиной от бурного потока жизни, от языка, искусства, духовных интересов остальных людей. Они жили в удушающей близости, каждый знал тайну каждого, среди вечных сплетен и недоверия терлись они, вынужденные паралитики, друг о друга, до крови раздирали друг друга, один другому враг, один связанный с другим, ибо ничтожнейший промах и незадача одного могли стать несчастьем для всех».
Психологической компенсацией условий жизни в гетто с ее физическим и душевным нездоровьем служили ирония и самоирония. Не случайно в книгу «Мудрость Израиля», составленную Льюисом Брауном, наряду с отрывками из Священного Писания, Мишны и Гемары, вошло немало всевозможных анекдотов, которые давно стали характерной особенностью еврейского юмора. Объектами язвительных насмешек в этих анекдотах становились правители, порядки и обычаи различных «стран пребывания». В то же время житейские трудности евреев, их стремление добиться успеха, их нравы также становились предметом иронизирования.
Очевидно, что ни постоянная напряженность в отношениях между евреями и народами, на землях которых они жили, ни внутренний гнет общины, ни физическое и психическое нездоровье многих обитателей гетто не сломили еврейство. Многочисленные изгнания из различных королевств Западной Европы не остановили торговой деятельности, которой было занято большинство евреев этого региона. Более того, уход с исторической сцены ряда торговых народов, таких как финикийцы, древние греки, ослабление активности в Европе купцов ряда других стран Востока превратило евреев в наиболее многочисленный и хорошо организованный отряд международной торговли в этом регионе. Превращение же Европы в самый быстро развивающийся в экономическом отношении регион мира лишь способствовал укреплению мировых позиций еврейских торговцев и финансистов.
В то же время еврейские торговцы унаследовали профессиональные приемы коммерции, основанные на многовековом опыте купцов Востока с их умением подобрать товар, отвечавший потребностям людей, привлечь внимание к этому товару и убедить потенциального покупателя в выгодности предлагаемой сделки. Местные же европейские торговцы, исторически позже вступившие на стезю коммерции, явно уступали им в этом сравнительно новом для них деле.
Будучи неплохим знатоком хозяйственной истории человечества (о чем, в частности, свидетельствует замечательная экспозиция в его личном музее в Дирборне), Генри Форд красочно описал методы торговли европейских купцов, которые были еще сильно отягощены патриархально-общинными традициями: «В Старой Англии среди сословия купцов господствовало много почтенных обычаев. Так купец, пользующийся уважением, никогда не должен был начинать дело по собственному почину, а лишь тогда, когда ему оно было предложено. Точно так же украшения витрин свечами или красками, равно как и выставка товаров, рассчитанная на приманку публики, считались позорным и нечистым приемом, имеющим целью отбить клиентов у соседей. Наконец, считалось совершенно неприличным и противным купеческим обычаям торговать более, чем одним товаром. Если, например, кто-нибудь торговал чаем, то казалось, он мог бы продавать и чайные ложки? Однако, если бы кто-либо сделал такого рода объявление, то он рисковал бы погубить свое дело – до того такой прием казался общественному мнению чудовищным. Приличие требовало, чтобы купец делал вид, что он неохотно расстается со своим товаром».
«Можно себе представить, что произошло, когда в эту чащу спокойных обычаев ворвался еврейский торговец. Он просто разбил их вдребезги… Еврея неудержимо влекло продавать. Если он не мог продать покупателю определенный предмет, то под рукой у него был другой, который он и предлагал. Еврейские лавки сделались базарами, предшественниками современных универсальных магазинов, и старый английский обычай – каждая лавка только для определенного рода товаров – был уничтожен. Еврей гонялся за делом, преследовал его, выговаривал его себе. Он первым ввел «быстроту оборота при малой прибыли», он же ввел продажу в рассрочку. Единственное, чего он не выносил, были покой и постоянство: все мысли его направлены к тому, чтобы все вокруг него находилось в движении. Он был отцом рекламы в те времена, когда даже простое объявление о том, какой товар имеется в лавке, наводило публику на мысль, что собственник переживает денежные затруднения, и что ему грозит банкротство, почему он и прибег к последнему отчаянному средству, к которому ни один уважающий себя купец прибегнуть не решится… В те времена обычай имел силу Богом установленного этического закона: поэтому еврей, благодаря своему поведению, казался великим грешником. Кто мог нарушить эти почтенные купеческие обычаи, тот не остановится ни перед чем».
Форд утверждал, что «возвышению евреев в финансовом господстве способствовало… главным образом, их особое дарование: ловкость в изобретении все новых и новых деловых методов. До появления евреев на мировой сцене оборот протекал в самых простых формах… Многие необходимые приемы в области кредита и вексельного права были изобретены еврейскими купцами… Изобретением фондовой биржи мир равным образом обязан еврейскому финансовому капиталу». И хотя Генри Форд вслед за Вальтер Скоттом не точен, сообщая, будто еврейские купцы придумали векселя, возможно, что это древнее китайское изобретение в сфере финансовых сделок было введено в Европе евреями. Форд даже утверждал: «Где бы они (евреи) не появлялись, туда как будто переносился за ними и узловой пункт делового оборота». На самом деле еврейские коммерсанты просто умели быстро разгадать, где существуют наилучшие возможности для их деловой активности.
Пережив в гетто изгнания и погромы, евреи Европы не только выжили, но и добились того, что некоторые из них заняли значительное место среди торговой и финансовой буржуазии европейских стран. Свидетельством растущего влияния еврейского торгово-финансового капитала стала деятельность южногерманского купеческого и банкирского дома Фуггеров, распространившего свое влияние на Тироль, Венгрию и Испанию, основателя колониальных банков Голландии Пинтоса, банкира Людовика XIV Самуила Бернара, фактического владельца герцогства Вюртемберг Зюсса и многих других. Характеризуя жизнь евреев, державших в своих руках значительную часть мировой торговли, Л. Фейхтвангер писал: «В городах, на побережье Средиземного моря и Атлантического океана, жили евреи вольно и богато. Они сосредоточили в своих руках обмен товарами между Востоком и Западом. Они наладили торговлю с Южной и Центральной Америкой. Открыли путь в Бразилию. Положили начало сахарной промышленности в Западном полушарии. Заложили основу для развития Нью-Йорка».
Буржуазные революции в странах Западной Европы и Северной Америки открыли новые перспективы для развития капиталистических отношений, а стало быть, и для успешной деятельности еврейской торговой и финансовой буржуазии. Многие ведущие финансовые воротилы мира были евреями, а их роль в решении главнейших политических вопросов неуклонно возрастала. Некоторые лица еврейской национальности вошли в правительства ведущих стран Европы (И.А. Кремье стал министром юстиции в правительстве Франции после революции 1848 года, а Б. Дизраэли, или лорд Биконсфильд, был министром финансов и премьер-министром Великобритании). Отмечая влияние еврейских финансистов на политическую жизнь Западной Европы, анонимный автор в статье «Евреи» в «Большой Советской Энциклопедии» 1932 года писал: «Для оценки их роли… характерно, что при установлении контрибуции с побежденной Франции германские интересы защищал еврейский банкир Блейхредер, а французские защищал французский – Ротшильд».
Как и в античные времена, значительная часть общественного мнения Западной Европы с беспокойством реагировала на усиление позиций крупных еврейских финансистов. В начале 40-х гг. XIX века французский публицист Туссенель написал книгу «Евреи – короли нашего времени». В течение XIX века известные классики западноевропейской литературы в своих произведениях создавали портреты этих «королей», галерея которых была открыта еще шекспировским Шейлоком.
В этой галерее был и образ ростовщика Гобсека, который принимал в виде закладов «все, начиная от корзинки с рыбой, преподнесенной каким-нибудь бедняком, и кончая пачками свечей – подарком людей скуповатых, брал столовое серебро от богатых людей и золотые табакерки от спекулянтов… Все доставляли ему на дом, но ничего оттуда не выносили». В отличие от Гобсека Нусинген мог позволить себе выпустить из рук даже золото, но «лишь потому, что он в это время загребал бриллианты». В образе Нусингена, который появлялся свыше чем в двадцати произведениях Бальзака, великий писатель изобразил банкира Ротшильда. Позже Ги де Мопассан создает образ финансиста Вальтера, организатора международных афер. Аморализм и преступность этих некоронованных властителей мира подчеркивались образами «королей» преступного мира _ вроде зловещего Феджина, воспитателя школы юных воришек, запечатленного Чарлзом Диккенсом в «Оливере Твисте».
Класс торговцев играл все более значительную роль в иудейском обществе. Еврейская диаспора (т. е. рассеяние) возникла не столько вследствие изгнания евреев из Иудеи, как это утверждает легенда о «гонимом народе», сколько в результате распространения деятельности еврейских торговцев на многие страны тогдашнего цивилизованного мира. Даже говоря о временах «вавилонского плена» в статье «Евреи», опубликованной в «Большой Советской Энциклопедии» в 1932 году, видный советский исследователь иудаизма Н. Никольский писал: «Часть изгнанников, принадлежавшая к торговой буржуазии, только выиграла от этого, так как получила возможность расширить поле своей деятельности; представители иудейской буржуазии быстро богатели, и некоторые из них скоро заняли место в первых рядах вавилонской буржуазии».
В античные времена евреи составляли значительную часть населения крупных городов Римской империи. Так в крупнейшем после Рима городе империи – Александрии евреев было свыше 400 тысяч человек. Большинство из них занималось торговлей. Именно в Александрии в середине I века н. э. произошел один из первых известных истории еврейских погромов, организованного конкурентами евреев – греками. Как утверждал Л. Фейхтвангер, в ходе него было убито около 50 тысяч евреев, живших в Александрии. По мере того как евреи стали господствующим торговым народом в обширном и быстро развивающемся регионе, включавшим в себя Западную Азию, Северную Африку и Европу, расширилась география конфронтации еврейских торговцев со своими конкурентами, а также с разорявшимися социальными низами. Именно по этой причине росло число жестоких и кровавых конфликтов.
Порой эти конфликты происходили далеко за пределами Иудейского царства и правители этой страны были лишены возможности вмешиваться в них. В этих условиях идейным, политическим и организационным центром еврейской диаспоры стала иудейская церковь, способствовавшая консолидации еврейской нации. Еще до окончательной гибели Иудейского государства в нем возрастало влияние священнического сословия, пока оно не превратилось фактически в теократическое. По словам Н. Никольского, «организация теократической общины с центром в Иерусалиме отвечала… интересам иудейской буржуазии рассеяния, которая создала под эгидой иерусалимской теократии свой деловой центр: праздничные съезды в Иерусалиме три раза в год, особенно весной и осенью, были вместе с тем и торговыми съездами иудейской буржуазии. С течением времени иерусалимское жречество также собирало в казне храма большие капиталы, которые пускались в оборот, и иерусалимский храм тоже был вовлечен в орбиту спекулятивной деятельности».
Гибель Иудейского государства и разрушение иерусалимского храма лишь способствовали расширению диаспоры, но не привели к ослаблению сплоченности еврейского народа, объединенного прочными узами религии. В то же время влияние торгового сословия в еврейской общине рассеяния возрастало. Как отмечал Т. Гейликман, «уже к концу античного мира евреи диаспоры представляли не только народ, лишенный родины, но и народ горожан по преимуществу. Случаи землевладения в среде евреев диаспоры не являлись типичными; еврейские общины знали в сущности только два класса: буржуазию, торговую и ростовщическую, и буржуазию мелкую». Хотя на территории Палестины продолжали жить евреи, основным занятием которых оставалось земледелие, их роль в мировом еврействе ослабевала по мере укрепления позиций верхов еврейской диаспоры, занимавшихся международной торговлей и мировыми финансовыми операциями.
И даже почти через два тысячелетия после разрушения иерусалимского храма миллионы евреев в самых разных концах земного шара продолжали заниматься делами, прямо или косвенно связывавшими их с международной торговлей и мировыми финансами. Не была исключением и Яновка. Хотя Троцкий неоднократно подчеркивал удаленность своего места рождения от остального мира и то, что родителям «все остальное казалось безразличным», он делал примечательную оговорку: «Все остальное, кроме цен на мировой бирже зерна… Таинственные силы мирового рынка находили себе путь и в Яновку. Возвращаясь из Николаева, отец сумрачно говорил: «Кажуть, что… как ее звать… Аргентина много хлеба выкинула на сей год». Хотя Бронштейны могли не знать о дебатах во французском парламенте или о законах Бисмарка против социалистов и могли не найти Аргентину на карте мира, но они так же внимательно следили за мировой торговой конъюнктурой на продукцию, производимую в их хозяйстве, как и древние иудеи из диаспоры античных времен.
Как и все торговые люди в чужих странах, евреи создавали там свои поселения. Хотя евреи, как и другие иноземцы, должны были подчиняться власти чужого государства, по своей внутренней организации их поселения были подобны колониям финикийцев и греков, возникшим в бассейнах Средиземного и Черного морей в первом тысячелетии до н. э. Подобно греческим и финикийским колониям, еврейские кварталы в городах чужой страны были отгорожены прочными стенами, а в еврейских кварталах жизнь определялась талмудическим правом, а не местными законами. Государству, на территории которого находились евреи, они противопоставляли свое невидимое государство.
Жизнь еврея диаспоры, по словам С. Лурье, определялась принципом «двойного подданства», что означало: «1) Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь поскольку он не противоречит положениям еще живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и поскольку его соблюдение не связано с вредом для еврейского народа. Таким образом, законов, прямо или косвенно направленных против евреев, во всяком случае соблюдать не следует. 2) Необходимо быть строго лояльным по отношению к государству, благосклонно относящемуся к евреям. При борьбе двух государств или двух партий внутри государства надо симпатизировать и по возможности содействовать стороне, более сочувственно относящейся к евреям». Мировая история свидетельствует о том, что эти принципы, сформулированные Соломоном Лурье, как правило, определяли действия большинства еврейского населения в различных странах.
Соломон Лурье считал, что в любой стране еврейский народ «оставался национально-государственным организмом». В этом профессор видел «особенность еврейского народа», а в непризнании другими государствами особого статуса такого «организма» он видел постоянную причину антисемитизма.
Нежелание жителей иудейских торговых колоний безоговорочно соблюдать законы государств, на территории которых они находились, и нежелание этих государств мириться с «двойным подданством» иудеев лишь усугубляли обстановку постоянного напряжения, рожденную противостоянием между иноземными торговцами и местным населением, и создавали предпосылки для кровавых конфликтов. Балансирование на грани войны между иудейской общиной и окружавшим ее народом порождало потребность в поддержании духовной готовности евреев к яростной борьбе против возможного нападения. Именно этой теме были посвящены наиболее драматичные рассказы «Библии» из истории еврейского народа, наиболее значительные иудейские религиозные праздники. С их помощью синагога убеждала верующих в том, что нынешнее положение еврейской общины в любой стране по сути мало отличается от «вавилонского плена», «египетского рабства» или от ожидания погрома в Персии по приказу Амана. Эти легенды рождались и популяризировались по мере обострения отношений евреев с неевреями. Как отмечали исследователи иудейской религии, книга Эсфирь была сочинена в период антигреческой борьбы евреев под руководством Маккавеев.
Мифологизированная история еврейского народа служила не только идейным орудием сплочения евреев, но являлась также психологическим средством компенсации за униженное состояние народа, который не мог дать отпора своим угнетателям. Легенды на исторические темы утешали евреев, уверяя, что они выйдут из «плена», их гонители будут уничтожены, престолы неправедных правителей падут, а великолепные столицы «стран пребывания» будут разорены. Эти легенды помогали поддерживать высокомерное презрение к «стране пребывания», ее культуре и обычаям.
В то же время за многие века своей международной торговой деятельности евреи выработали целый ряд способов мирного улаживания самых острых споров. Как отмечал Лурье, «если бы евреи стали предаваться мести по поводу каждой ежедневно испытываемой ими обиды; если бы они стали хотя бы в случае самых тяжелых гонений претворять эту жажду мести в дело, то они несомненно были бы истреблены или принуждены утратить национальность уже на заре своей истории… Евреи, обреченные постоянно жить и действовать среди иноплеменников, конечно, сами были больше всего заинтересованы в том, чтобы наладить с ними мирные и дружественные отношения… Они всегда были готовы идти на все мыслимые и немыслимые уступки, лишь бы найти какой-либо компромисс между тем и другим «патриотическим долгом».
«Двойное подданство» евреев заставляло их прибегать к различным способам приспособления к жизни в чужой стране, которые вступали в конфликт с государственным законом или общественной моралью. Оказавшись в эмиграции, В.В. Шульгин, неоднократно осуждавший неприятные ему поведенческие черты евреев, к своему удивлению обнаружил, что сходство между положением русских белых эмигрантов и евреев диаспоры привело к сходству в их поведении. Он вопрошал: «Разве сейчас мы не влачим ту же судьбу, которую имели евреи в течение тысячелетий? Разве мы не находимся сейчас «в рассеянии»? Разве сейчас мы не испытываем те же самые «ограничения в правах», которые раньше применяли к евреям?… Разве (не будучи в состоянии пробиться, из-за особого положения нашего, на службу государственную или к некоторым профессиям) мы не занимаемся всякого рода «гешефтами» (комиссионерство и прочее в этом роде)?… Разве мы не приобретаем постепенно привычки «обходить» неудобные для нас законы точь-в-точь, как это делали у нас евреи, и за что мы их ругали? И разве с каждым днем мы не приобретаем ту настойчивость и бесцеремонность, которые так нас раздражали в евреях и которые мы называли «наглостью» и «нахальством»?
Усилия всех евреев по созданию более благоприятных условий своего сосуществования в «стране пребывания» постоянно координировались и направлялись руководством общины в лице раввината. Миссионерская деятельность раввината среди неевреев имела прежде всего задачу обеспечения благожелательного отношения к евреям. С. Лурье подчеркивал: «Насколько облегчается понимание миссионерской деятельности евреев, если рассматривать их не как религиозную группу, а как национально-государственную единицу,… принужденную действовать и развиваться среди чужих народов». Как подчеркивал А.Б. Ранович, «евреи диаспоры… стали агентами пропаганды иудаизма. Что пропаганда иудаизма имела значительный успех, доказывается уже быстрым ростом численности евреев диаспоры, который нельзя объяснить только естественным приростом… Больше всего успеха пропаганда иудаизма имела среди женщин. Когда жители Дамаска задумали перебить евреев, они, по свидетельству Иосифа (Флавия. – Прим. авт.)… только боялись своих жен, которые за немногими исключениями, все были преданы иудейской вере».
Еврейская община стремилась особенно заручиться поддержкой власть имущих. Следуя библейским примерам Иосифа, Эсфири и Даниила, иудейская община стремилась поставить своих представителей на влиятельные посты в государствах, в которых они проживали. В истории можно найти немало примеров того, как евреи занимали видные государственные посты в христианских и мусульманских государствах. При этом, как подчеркивал С. Лурье, такие евреи зачастую «открыто заявляли себя евреями, считали свой народ выше и лучше самих хозяев, как в отношении происхождения, так и в отношении мудрости и добрых нравов». Нежелание таких евреев ассимилироваться, признав себя лишь гражданами того государства, в котором они заняли важные посты, вызывало нескрываемое раздражение у ряда античных авторов.
Таким образом, иудейская община внутри любой страны решала те же задачи, которые решало любое другое государство в своей внешнеполитической деятельности, осуществляя мероприятия дипломатические, пропагандистские, разведывательные и насаждая своих «агентов влияния». Масштаб задач, которые решала еврейская община в деле защиты ее интересов, и постоянное состояние вооруженного мира между ней и «страной пребывания» требовали сплоченности рядов еврейства. Во имя борьбы против общей угрозы подавлялись внутренние противоречия среди еврейской общины, порождаемые социальным и классовым расслоением.
С одной стороны, религиозное руководство общины постоянно напоминало богатым о необходимости благотворительной помощи беднякам. Множество поучений Талмуда и заповедей, написанных талмудистскими толкователями, подробно рассказывали, в каких размерах и каким манером должна оказываться помощь беднякам и малоимущим. В общинах существовал твердо установленный порядок благотворительной помощи нуждавшимся. С другой стороны, бедным и малоимущим постоянно напоминали о необходимости забыть свои обиды перед лицом общей угрозы.
Утверждая, что судьба индивидуального еврея во многом зависела от отношений всей общины с окружавшим миром, религиозное руководство общины жестко диктовало свои требования каждому из ее членов. Постоянная готовность к возможному нападению помогала превращать каждого еврея в солдата-резервиста, готового выступить в защиту общих интересов. В то же время, поскольку вооруженный конфликт был, как правило, не выгоден общине, предпринимались многочисленные усилия для его предотвращения. Каждый еврей должен был действовать как надежный информатор, сообщающий все необходимые сведения о событиях во вражеском стане, как умелый пропагандист, способный нейтрализовать враждебные евреям взгляды и распространять проеврейские настроения, как полномочный представитель общины, по поведению которого могут судить о всем народе. Руководство общины требовало от каждого еврея сдержанности в поведении, чтобы не спровоцировать нападения извне.
Случаи перерастания вооруженного мира в полномасштабный конфликт лишь убеждали членов еврейской общины в необходимости всецело подчиняться диктаторской власти раввината, действующей в условиях постоянного чрезвычайного положения. Малейшие отклонения от диктуемых норм поведения немедленно замечались и сурово осуждались как измена народу и Богу.
Еврейский просветитель И. Г. Оршанский писал: «Всякому, знакомому с еврейским бытом, известно, что староеврейский строй жизни, с его средневековыми учреждениями, религиозной обрядностью и фанатизмом, держится на силе консервативного, фанатического общественного мнения еврейского населения этих городов и местечек. Личная свобода, личная мысль здесь совершенно задавлена деспотизмом общины, которая следит зорким оком за тем, чтобы никто из ее членов не отступил от завета отцов ни на один волос; и горе тому, кто будет замечен в измене вере своих предков или хоть малейшему обычаю, освященному временем!» Об этом свидетельствовали беспощадные преследования таких «вольнодумцев», как Уриэль дАкоста и Барух Спиноза.
Жесткий контроль внутри общин и стремление государств, на территории которых они находились, сдержать их рост породили институт еврейского гетто – особых городских кварталов, населенных евреями. Описывая быт евреев в германском гетто XVIII века, Лион Фейхтвангер не жалел мрачных красок: «Загоняли их в тесные пространства, загораживали и наглухо запирали на ночь ворота их гетто, сторожили все входы и выходы. Жили они в неимоверной скученности; они размножались, но отведенное им пространство не расширялось… Мужчины и прекрасные женщины рано увядали, из десяти рожденных ими детей семеро умирали. Они были подобны мертвой застойной воде, отгороженные плотиной от бурного потока жизни, от языка, искусства, духовных интересов остальных людей. Они жили в удушающей близости, каждый знал тайну каждого, среди вечных сплетен и недоверия терлись они, вынужденные паралитики, друг о друга, до крови раздирали друг друга, один другому враг, один связанный с другим, ибо ничтожнейший промах и незадача одного могли стать несчастьем для всех».
Психологической компенсацией условий жизни в гетто с ее физическим и душевным нездоровьем служили ирония и самоирония. Не случайно в книгу «Мудрость Израиля», составленную Льюисом Брауном, наряду с отрывками из Священного Писания, Мишны и Гемары, вошло немало всевозможных анекдотов, которые давно стали характерной особенностью еврейского юмора. Объектами язвительных насмешек в этих анекдотах становились правители, порядки и обычаи различных «стран пребывания». В то же время житейские трудности евреев, их стремление добиться успеха, их нравы также становились предметом иронизирования.
Очевидно, что ни постоянная напряженность в отношениях между евреями и народами, на землях которых они жили, ни внутренний гнет общины, ни физическое и психическое нездоровье многих обитателей гетто не сломили еврейство. Многочисленные изгнания из различных королевств Западной Европы не остановили торговой деятельности, которой было занято большинство евреев этого региона. Более того, уход с исторической сцены ряда торговых народов, таких как финикийцы, древние греки, ослабление активности в Европе купцов ряда других стран Востока превратило евреев в наиболее многочисленный и хорошо организованный отряд международной торговли в этом регионе. Превращение же Европы в самый быстро развивающийся в экономическом отношении регион мира лишь способствовал укреплению мировых позиций еврейских торговцев и финансистов.
В то же время еврейские торговцы унаследовали профессиональные приемы коммерции, основанные на многовековом опыте купцов Востока с их умением подобрать товар, отвечавший потребностям людей, привлечь внимание к этому товару и убедить потенциального покупателя в выгодности предлагаемой сделки. Местные же европейские торговцы, исторически позже вступившие на стезю коммерции, явно уступали им в этом сравнительно новом для них деле.
Будучи неплохим знатоком хозяйственной истории человечества (о чем, в частности, свидетельствует замечательная экспозиция в его личном музее в Дирборне), Генри Форд красочно описал методы торговли европейских купцов, которые были еще сильно отягощены патриархально-общинными традициями: «В Старой Англии среди сословия купцов господствовало много почтенных обычаев. Так купец, пользующийся уважением, никогда не должен был начинать дело по собственному почину, а лишь тогда, когда ему оно было предложено. Точно так же украшения витрин свечами или красками, равно как и выставка товаров, рассчитанная на приманку публики, считались позорным и нечистым приемом, имеющим целью отбить клиентов у соседей. Наконец, считалось совершенно неприличным и противным купеческим обычаям торговать более, чем одним товаром. Если, например, кто-нибудь торговал чаем, то казалось, он мог бы продавать и чайные ложки? Однако, если бы кто-либо сделал такого рода объявление, то он рисковал бы погубить свое дело – до того такой прием казался общественному мнению чудовищным. Приличие требовало, чтобы купец делал вид, что он неохотно расстается со своим товаром».
«Можно себе представить, что произошло, когда в эту чащу спокойных обычаев ворвался еврейский торговец. Он просто разбил их вдребезги… Еврея неудержимо влекло продавать. Если он не мог продать покупателю определенный предмет, то под рукой у него был другой, который он и предлагал. Еврейские лавки сделались базарами, предшественниками современных универсальных магазинов, и старый английский обычай – каждая лавка только для определенного рода товаров – был уничтожен. Еврей гонялся за делом, преследовал его, выговаривал его себе. Он первым ввел «быстроту оборота при малой прибыли», он же ввел продажу в рассрочку. Единственное, чего он не выносил, были покой и постоянство: все мысли его направлены к тому, чтобы все вокруг него находилось в движении. Он был отцом рекламы в те времена, когда даже простое объявление о том, какой товар имеется в лавке, наводило публику на мысль, что собственник переживает денежные затруднения, и что ему грозит банкротство, почему он и прибег к последнему отчаянному средству, к которому ни один уважающий себя купец прибегнуть не решится… В те времена обычай имел силу Богом установленного этического закона: поэтому еврей, благодаря своему поведению, казался великим грешником. Кто мог нарушить эти почтенные купеческие обычаи, тот не остановится ни перед чем».
Форд утверждал, что «возвышению евреев в финансовом господстве способствовало… главным образом, их особое дарование: ловкость в изобретении все новых и новых деловых методов. До появления евреев на мировой сцене оборот протекал в самых простых формах… Многие необходимые приемы в области кредита и вексельного права были изобретены еврейскими купцами… Изобретением фондовой биржи мир равным образом обязан еврейскому финансовому капиталу». И хотя Генри Форд вслед за Вальтер Скоттом не точен, сообщая, будто еврейские купцы придумали векселя, возможно, что это древнее китайское изобретение в сфере финансовых сделок было введено в Европе евреями. Форд даже утверждал: «Где бы они (евреи) не появлялись, туда как будто переносился за ними и узловой пункт делового оборота». На самом деле еврейские коммерсанты просто умели быстро разгадать, где существуют наилучшие возможности для их деловой активности.
Пережив в гетто изгнания и погромы, евреи Европы не только выжили, но и добились того, что некоторые из них заняли значительное место среди торговой и финансовой буржуазии европейских стран. Свидетельством растущего влияния еврейского торгово-финансового капитала стала деятельность южногерманского купеческого и банкирского дома Фуггеров, распространившего свое влияние на Тироль, Венгрию и Испанию, основателя колониальных банков Голландии Пинтоса, банкира Людовика XIV Самуила Бернара, фактического владельца герцогства Вюртемберг Зюсса и многих других. Характеризуя жизнь евреев, державших в своих руках значительную часть мировой торговли, Л. Фейхтвангер писал: «В городах, на побережье Средиземного моря и Атлантического океана, жили евреи вольно и богато. Они сосредоточили в своих руках обмен товарами между Востоком и Западом. Они наладили торговлю с Южной и Центральной Америкой. Открыли путь в Бразилию. Положили начало сахарной промышленности в Западном полушарии. Заложили основу для развития Нью-Йорка».
Буржуазные революции в странах Западной Европы и Северной Америки открыли новые перспективы для развития капиталистических отношений, а стало быть, и для успешной деятельности еврейской торговой и финансовой буржуазии. Многие ведущие финансовые воротилы мира были евреями, а их роль в решении главнейших политических вопросов неуклонно возрастала. Некоторые лица еврейской национальности вошли в правительства ведущих стран Европы (И.А. Кремье стал министром юстиции в правительстве Франции после революции 1848 года, а Б. Дизраэли, или лорд Биконсфильд, был министром финансов и премьер-министром Великобритании). Отмечая влияние еврейских финансистов на политическую жизнь Западной Европы, анонимный автор в статье «Евреи» в «Большой Советской Энциклопедии» 1932 года писал: «Для оценки их роли… характерно, что при установлении контрибуции с побежденной Франции германские интересы защищал еврейский банкир Блейхредер, а французские защищал французский – Ротшильд».
Как и в античные времена, значительная часть общественного мнения Западной Европы с беспокойством реагировала на усиление позиций крупных еврейских финансистов. В начале 40-х гг. XIX века французский публицист Туссенель написал книгу «Евреи – короли нашего времени». В течение XIX века известные классики западноевропейской литературы в своих произведениях создавали портреты этих «королей», галерея которых была открыта еще шекспировским Шейлоком.
В этой галерее был и образ ростовщика Гобсека, который принимал в виде закладов «все, начиная от корзинки с рыбой, преподнесенной каким-нибудь бедняком, и кончая пачками свечей – подарком людей скуповатых, брал столовое серебро от богатых людей и золотые табакерки от спекулянтов… Все доставляли ему на дом, но ничего оттуда не выносили». В отличие от Гобсека Нусинген мог позволить себе выпустить из рук даже золото, но «лишь потому, что он в это время загребал бриллианты». В образе Нусингена, который появлялся свыше чем в двадцати произведениях Бальзака, великий писатель изобразил банкира Ротшильда. Позже Ги де Мопассан создает образ финансиста Вальтера, организатора международных афер. Аморализм и преступность этих некоронованных властителей мира подчеркивались образами «королей» преступного мира _ вроде зловещего Феджина, воспитателя школы юных воришек, запечатленного Чарлзом Диккенсом в «Оливере Твисте».