Энтони Пирс. Серебро змея

   Мощной струей наружу хлынула алая кровь, часть ее попала на него. Но он не мог выпустить копье. С оголенных клыков, шипя и пузырясь, падали ядовитые едкие капли. Одна такая капля попала на лицо Кайана, и его левая скула горела, как огонь. Но все равно он продолжал висеть, не в силах сделать что-нибудь. Перчатки продолжали вонзать копье все глубже в глазницу змея, раскачивая его на ходу, пытаясь добраться до мозга чудовища.
   Голова змея дернулась вверх с такой силой, что промокшие насквозь от крови перчатки не смогли удержать его. Кайан громко закричал, когда его подбросило высоко в воздух. Земля стремительно надвигалась, чтобы расплющить его в лепешку. Но перчатки снова помогли ему. Его охватила жгучая боль, когда он перекувырнулся и каким-то образом оказался на ногах.
   Покрытый серебром холм толкнул его. Еще один такой же холм отбросил его в сторону. Оказалось, что он все еще находился среди серебряных витков змеиного туловища! Кайан неуклюже поднялся на ноги и отбежал в сторону, не задумываясь о направлении бега, пытаясь убраться подальше от туловища змея, пока его не раздавило.
   На него набросили и крепко затянули веревочную петлю. Затем Кайана дернули и подняли куда-то в непонятном направлении, и он почувствовал себя совершенно беспомощным. В следующее мгновение он понял, что сидит на лошади. Рядом был незнакомец, прикладывающий к его лицу что-то прохладное.
   Боль отступила. Кайан приподнял свою левую руку с перчаткой, и незнакомец наложил целебную мазь на ожоги на ней; бурое пятно на перчатке тут же исчезло, как и ожог на руке Кайана.
   Теперь наконец он смог сориентироваться, где находится. По следам волочащегося тела он увидел, что незнакомец воспользовался веревкой, чтобы вытянуть его прочь от судорожного мечущегося змея; в противном случае он мог бы оказаться раздавлен им, поскольку не имел представления, в каком направлении ему следовало двигаться. Кайан был обязан незнакомцу спасением своей жизни.
   — Ты храбрый боец! — воскликнул незнакомец. — Сначала ты попал ему прямо в глаз, когда я промахнулся; потом ты подбежал к шее этой твари и вогнал копье до самого победного конца! Мне никогда не приходилось встречать людей с такими крепкими нервами!
   — Я… — сказал Кайан, пытаясь запротестовать. Это едва ли было смелостью.
   — Но яд заставил тебя потерять ориентацию, поэтому я вытащил тебя оттуда с помощью лассо. Я знал, что ты больше не можешь хорошо видеть. Яд, когда попадает в глаза, доходит до мозга, так что даже когда ты выигрываешь, ты все равно проигрываешь. Это очень плохой ожог! Но мы наложили бальзам вовремя, и теперь с тобой все будет в порядке.
   — Это все сделали перчатки, — сказал Кайан. — Я… я только следовал за ними туда, куда они вели.
   — Перчатки! Они волшебные, да? Неудивительно! Должно быть, они происходят от Мувара.
   — Мувар? Ты слышал о нем?
   — Что, разве не все слышали? Где же ты был? — незнакомец взял его за руку. — Но это неважно. Мое имя Жак. Жак-ловкач, вот как меня зовут. Лучший похититель шкур во всех Семи Королевствах. А как твое имя?
   — Кайан. Я нездешний, пришел издалека. — Он смотрел на круглые уши того, кто сам себя признал находящимся вне закона. Круглые уши — могут ли они здесь оказаться обычными?
   — Ты родом из Хада? Или из какого-нибудь другого из остальных шести королевств.
   — Н-нет. Рад дома — Хад здесь. Но все равно те же семь королевств.
   — Ты знаешь эту девушку?
   Он отрицательно качнул головой; боль теперь была опять почти такой же сильной, а ожоги по ощущениям стали больше походить на обморожения. Потом он понял, что все-таки знаком с ней. Или почти знаком. Там, дома, это лицо, это красивое лицо и округлые формы тела с резко очерченными выступающими грудями, принадлежали той девушке, на которой его хотела женить мать: Леноре Барли.
   — Ты смотришь на нее так, словно ты знаком с ней.
   — Да, я знал почти такую же, как она. — Но у Леоноры были заостренные уши, помнил он, а у этой уши были такие же круглые, как и у него, и у Келвина или у Джона Найта, если такой все еще живет где-то в этой стране, или у этого человека вне закона. Казалось, что круглые уши были здесь у людей обычными.
   Затем Жак удивил его.
   — Проклятые лопоухие, — сказал он. — Приносить в жертву девушку — рабыню, за которую любой богатый человек отвалит целое состояние!
   Ну и ну!
   — А ты что, занимаешься куплей-продажей рабов?
   — Нет! Я был рабом. Я занимаюсь только их освобождением. Король Рауфорт, да будет проклято его императорское имя, есть причина тому, почему здесь до сих пор существует рабство. Его жена, поскольку она добрая женщина, хотела бы покончить с этим. Но я подозреваю, что ты знаешь это так же хорошо, как и я.
   — Нет, не знаю. Я действительно здесь совсем чужой. — Ему удалось усесться прямо на траву, повернувшись, чтобы лучше видеть извивающиеся витки и петли умирающего змея. Кайан все еще приходил в себя после только что перенесенного ужаса и приспосабливался к новизне своего положения.
   — Мы не сможем попытаться снять шкуру до захода солнца, а до этого времени лопоухие будут здесь, — сказал Жак. — Кроме того, ни одна боевая кобыла не сможет перенести шкуру, которая весила бы столько, сколько эта. Какая жалость; здесь хватило бы на целое состояние. Освобождение множества рабов со всем, что за этим последует.
   — Девушка, — сказал Кайан. — Лучше всего нам будет освободить ее. — Это должно было быть первым, что ему следовало сделать, но ему потребовалось время для того, чтобы прийти в себя.
   — Если мы сделаем это, лопоухие погонятся за нами.
   — После такой вот твари, — сказал Кайан, кивнув на огромного змея, — меня это не очень пугает. — Кто же такие эти лопоухие? Что, здесь действительно существуют уши другого, третьего вида?
   Жак отправился за своей лошадью, которая убрела куда-то в сторону во время их разговора, а Кайан поднял свой меч и побежал обратно к девушке. Вблизи она выглядела еще более похожей на Ленору Барли. Та всегда была симпатичной девушкой, но он не хотел жениться на ней. Это была идея его матери. Дома он всегда считал, что Ленора аристократка и весьма тщеславна, совсем не похожая на женщин кухни и служанок. Но сейчас, когда он заглянул в это прекрасное лицо, то удивился, почему он все-таки не женился на Леноре.
   Один легким взмахом перчатки разбили цепи, сначала левую, потом правую. Цепи легко отвалились в стороны, ярко блестя на солнце: настоящее серебро.
   — О спасибо, спасибо тебе, — воскликнула круглоухая девушка, ее грудь вздымалась от возбуждения.
   — Я здесь чужеземец, — сказал Кайан, пытаясь не слишком показывать, что он все заметил. — Можно сказать, что из-за пределов этого мира. А ты откуда?
   — Мое имя Лонни Барк, родом из Фэрвью. Дело в том, что сборщик налогов доставил меня прямиком к лопоухим. А они каждый год приносят жертву и предпочитают, чтобы она была чужеземкой, приятной внешности, белокурой и, — на мгновение она заколебалась и, покраснев, закончила, — девственницей.
   — Тогда ты никогда по-настоящему… — заколебался он, потом храбро продолжал, — не была рабыней? — Мальчиков-рабов все время били для того, чтобы сломить их дух; девушек-рабынь насиловали до тех пор, пока они не переставали сопротивляться. Он пытался внушить себе, что это не влияет на его отношение к ней, но в глубине души понимал, что у него есть устоявшийся взгляд на эти вещи.
   — Я уже сказала тебе. Меня ни разу не выводили на базар для того, чтобы доставить удовольствие лопоухим и получить побольше серебра. Агент не давал меня в обиду. Он даже сделал мне предложение — хотел избавить меня от уготованной мне участи, если я соглашусь… понимаешь… и не отдавать меня лопоухим. Но я знала, что он женат, и к тому же он был так безобразен, что я решила предпочесть змея.
   — Может быть, ты поступила правильно. — Кроме того, подумал он, иначе мы бы никогда не встретились, и тогда он никогда не понял бы, что Ленора Барли и была та девушка, на которой ему нужно жениться. Ленора — самый ближайший двойник Лонни. — Ты упомянула лопоухих. Это были те самые люди маленького роста, которых я видел здесь до того…
   — Ты что, не знаешь о лопоухих? — спросила она, пораженная.
   — Как я уже сказал, я…
   — Они могут заморозить любое смертное существо только посмотрев на него. Вот почему мы не можем им сопротивляться.
   — Смертные существа? — спросил он, удивленный этим термином. — Но ведь все мы смертны!
   — Да, — беспомощно согласилась она.
   Он растирал ее запястья, где кровообращение было затруднено оковами, когда снова появился Жак, ведя под узду свою лошадь. — Я направляюсь обратно в Пустоши, до того как сюда успеют вернуться лопоухие. Вы двое хотите поехать со мной?
   — Если мы сможем поехать верхом, — сказал Кайан.
   — О, не беспокойтесь о Беттс, — сказал Жак, похлопывая свою лошадь. — Она выдержит нас всех. Только никакой шкуры, будь она проклята, и боюсь, что нельзя будет взять даже эту цепь. Достаточно для нее и без этого.
   — Эти Пустоши…
   — Совершенно пустая, бесплодная земля, населенная только людьми вне закона и другими опасными существами. Конечно вы о них слышали?
   — Да. — Там дома, это называлось Печальные Земли; здесь, конечно же, это будет почти то же самое.
   — Что ж, тогда залезайте на лошадь. Вы, мисс, сядьте впереди меня. А ты, как там тебя зовут?
   — Кайан. Кайан Найт.
   — Да, верно: Кайан. Ты усядешься сзади меня и будешь держаться либо за меня, либо за луку седла.
   Это было совсем не такое расположение, какое представлял себе Кайан, но он взял Жака за руку и позволил поднять себя на спину огромной лошади.
   — Я, э-э, оставил кое-что там, на дороге, — сказал Кайан. — Может быть это никуда не годится, но я не могу это утверждать точно.
   — Ты помнишь, где ты бросил эту штуковину?
   — Недалеко отсюда. Это там, где я встретился с бирвером.
   — С бирвером! Недалеко от основной дороги?
   — Не слишком далеко. Там были еще кусты яблочных ягод. Я узнаю это место.
   — Так же, как и я, — сказал Жак, поворачивая вверх по склону. — Есть только одно место, где растут ягоды и куда приходят бирверы. Хорошее место для ягод и плохое для бирверов.
   Кайан прислушался к теперь ставшему привычным для его слуха звуку. Он доносился музыкальным позвякиванием с дерева дубояблони, которую он заметил чуть раньше.
   — Жак, если тебе нужна шкура, серебро, почему бы тебе не взять эти колокольчики?
   Жак взглянул на него, удивленный.
   — Ты, что шутишь?
   — Нет. Я чужеземец. Если тебе нужно серебро, почему бы нет?..
   — Потому что, — терпеливо объяснил Жак, — лопоухие накладывают на колокола свое проклятие. Нельзя брать колокольчик или даже часть колокольчика. Если ты это сделаешь, то умрешь до наступления ночи.
   — Неужели? — может быть, это шутка в кругу людей, объявленных вне закона?
   — Это правда.
   Кайан думал об этом, пока они ехали к тому месту, где он оставил свое оружие.
   — Жак, если ты не против, можно я спрошу тебя, зачем нужны эти колокольчики?
   Жак засмеялся.
   — Конечно, ты ничего не знаешь о мире, не так ли?!
   — Н-нет. По крайней мере, не об этом мире.
   — Они служат для того, чтобы отмечать границы, — сказала Лонни, повернув к нему свое прекрасное лицо. — По крайней мере, так говорят. Что-то, что имеет отношение к месту, где находятся змеи и где таятся древние секреты, которые прекрасно умеют хранить лопоухие. Никто, находящийся в здравом уме, не подойдет близко к этим колокольчикам. Ты, должно быть… ты должен быть из другого мира.
   — Я и есть из другого мира, — сказал Кайан.
   — Это меня не удивляет, — сказала она. — Любой, кто забредет пешком в долину Змей, должен происходить из действительно очень далекого места.
   Учитывая, что он пришел туда для того, чтобы спасти ее, это замечание показалось не очень любезным.
   — Собственно говоря, в моем измерении это…
   — Это оно? — спросил Жак, показывая на что-то, что лежало прямо на дороге, отражая свет.
   — Да, оно, — сказал Кайан, с облегчением меняя предмет разговора. Он соскочил с лошади, когда Беттс остановилась. У Лонни выглядывали из-под легкого платья маленькие ножки. Красивые, — подумал он, затем запретил себе думать об этом и нагнулся, чтобы поднять свое оружие.
   — Хорошее? — спросил Жак, когда Кайан засовывал его себе в чехол.
   — Нет. По крайней мере, я не знаю. Я впервые пытался применить его на бирвере.
   — Можно мне посмотреть на него?
   Кайан вытащил оружие и протянул его ему, держа за ствол. Жак взял его, и заглянул внутрь.
   — Лука нет?
   — Это не арбалет.
   — Я вижу. Держу пари, это опять что-то от Мувара.
   — Да.
   — И оно не действует?
   — У меня это не получилось.
   — Оставь его пока себе. Оно может оказаться ценным. Готов к скачке? К настоящей скачке?
   Кайан забрался на лошадь и как следует ухватился за седло.
   — Теперь готов.
   Жак вонзил шпоры в бока Беттс. — Давай, Беттс!
   Они помчались подобно ветру через поросшую густым лесом горную страну, которая была бы недалеко от страны драконов, если бы Хад был Радом. Они ехали мимо возвышающихся скал и малорослых чахлых деревьев долгие мили, а затем свернули на боковую тропу, которая повела их через густой кустарник и колючки. После многочисленных хлестаний ветками и царапин, полученных от лоз, они оказались в блеклой полупустынной местности, известной в мире серебряных змеев как Пустоши. Для Кайана, который задумался над этой блеклостью и мрачностью, название Печальные Земли казалось куда более подходящим.

Глава 4
ОТНОСИТЕЛЬНАЯ БОЛЬ

   Келвин совсем не радовался, оставляя Хелн и Джон и своих друзей Крамбов, но еще менее он хотел, чтобы Сент-Хеленс сопровождал его. Он думал над его предложением все время, пока они наносили визиты и улаживали семейные дела, которыми ни один из них раньше не занимался. У него просто не было другого выхода, пришел он к выводу. Всякий раз, когда он пытался сказать, что это было только его делом и ответственность за это лежит только на нем и ни на ком больше, Сент-Хеленс был готов согласиться с ним, но поворачивал все по-своему.
   — Да, да, я согласен, Хэклберри! Очень важно нам найти там твоего отца, если он еще жив. Он может обучить войска и составить для нас лучшие планы. Нет, конечно не потому, что ты круглоухий, конечно. Но помни также, что и Сент-Хеленс и твой старикан тоже круглоухие. — Было очевидно, что Сент-Хеленс очень хорошо оценил неспособность Келвина быть лидером и предпринимал шаги, чтобы заполнить этот пробел. Это и была значительная часть того, что беспокоило его.
   Келвин попытался объяснить разумно.
   — Я действительно пока не знаю об Аратексе. Я чувствую, что Раду не следует вмешиваться, если нас не принудит к этому сам народ Аратекса. Кроме того, король Рафарт…
   — Рафарт, этот старый обманщик!..
   — Он хороший человек. Хороший король.
   — Гмм. Это ничтожество, если спросишь меня о нем. Кто позволил одержать над собой верх королеве-ведьме? Кто сидел рядом, когда твой отец — я не хочу тебя обидеть, парень — улегся с ней в кровать и заделал сыночка?
   — К тому времени король был в темнице, а…
   — А твой старикан был слаб. Он совсем не был таким в прежние деньки! Или, может быть, ее старый муж, Затанас, наложил несколько заклятий. Немного поиграться с вином, и любой человек… — Он умолк, видимо понимая такого рода соблазны слишком хорошо.
   — Возможно, так и было, — согласился Келвин, немного завидуя ему в том, что у него самого нет основания понять и разделить подобные соблазны. — Затанас был могущественным чародеем.
   — И уничтожен мальчишкой! Не хочу обижать тебя, парень, но ты именно таким и был. Итак, теперь, спустя несколько месяцев, ты уже мужчина, или считаешь себя мужчиной. Это неважно. Важно то, что ты прав. Этот твой старик был моим командиром, и насколько я слышал, он снова стал прежним. Он нужен нам в Аратексе и во всем, что последует за этим.
   — Я действительно пока не знаю. — Если бы у него только было немного больше компетентности и уверенности, которыми должен был обладать его отец!
   — Конечно, ты не знаешь! Откуда тебе знать? Круглоухий из Пророчества или нет, но ты все еще мальчик.
   — Мистер Рейли… — вставила словечко Хелн.
   — Сент-Хеленс, девочка. Зови меня Сент-Хеленс или отец.
   Хелн покраснела.
   — Я бы предпочла не называть вас отцом. Для меня мой отец — это…
   — Фламбо. Да, да, хороший человек. Я знаю, каково тебе сейчас. Я не настаиваю на этом, хотя и имею право. Сент-Хеленс вполне меня устроит.
   — Сент-Хеленс, — сказала Хелн, с красными пятнами на щеках, которые теперь приобрели интенсивную окраску. — Чего вы хотите добиться, явившись сюда и оскорбляя моего мужа и его отца? Мы даже не знали, что вы живы, до того, пока вы не постучались к нам в дверь. Почему вы должны…
   — Эй, эй! Снимаем стружку со старого полена, а, Хэклберри? Это в точности моя собственная дочь, будьте уверены! — протянув коричневую загорелую руку, он, очевидно невольно, прижал Хелн к себе, привлекая ее мягкую нежную щеку к своей жесткой бороде. — Нет, я их не оскорблял. Я не оскорбляю лучшего командира, который у меня когда-либо был в североамериканской армии, и его сына! Нет, мэм, кто угодно, только не я! Не старый святоша! Ведь меня не просто так прозвали Правдивый Рейли, до того, как я устал от этого прозвища! Если уж я говорю, то только правду. Всегда так делал и собираюсь так делать и дальше.
   Она заупрямилась.
   — Сент-Хеленс — я действительно думаю, что этого вполне достаточно!
   — Да, достаточно, девонька. Действительно достаточно. Хэклберри, тебе не кажется, что эти красные пятнышки на ее щеках очень милы? У ее матери тоже были такие же. Однажды, когда я заявился домой поздно и навеселе — мощная штука эта местная смесь — они у нее действительно были очень яркие. Она задала мне такую словесную трепку, какую мне в жизни не приводилось получать, а я просто стоял там и принимал все как есть, поскольку сам вызвал огонь на себя. Она заставила меня той ночью переночевать в амбаре, и это меня, огромного здорового увальня, который и жил-то в основном только ради любовных похождений да драк.
   — Мистер, э-э, Сент-Хеленс, — принудил себя выговорить Келвин. — Мы очень признательны вам за ваш визит, я и моя жена не привыкли принимать, э-э, гостей. Мы только что вернулись после визита к моей матери и ее родителям, я хочу сказать, ее матери и приемного отца — семьи Фламбо. Мы только что построили этот дом и поставили сюда мебель, а потом, Хелн проводит поиски и выясняет о моем пропавшем брате…
   — Да, вы мне говорили. Согласен, ничего не остается, как только отправиться туда и спасти их. Дуракам не следует вмешиваться в запутанное дело, но всякое случается. Что касается меня, то я так сильно хочу увидеть это другое измерение, что это просто мучает меня, но из того, что мне говорили, там наверно будет почти точно так же, как здесь. Сам я в этом не уверен. Может оказаться и так, что то другое измерение — это Земля, откуда происходим родом твой отец и я.
   — Это не может быть Землей. Хелн и я видели это.
   — Да, немного видений… Парни в моем армейском подразделении вдыхали дым от различных трав и заявляли, что в своих видениях они могли переноситься в любое место. Может быть, так и было, что же до меня, то я сомневался в этом.
   — Это очень интересно, Сент-Хеленс, но в случае с драконовыми ягодами вы не просто можете смотреть видения, но и вылетаете из собственного тела со скоростью мысли. Вы отправляетесь туда, куда хотите, и…
   — Да, да, я готов поверить вам на слово. Сын моего старого командира не станет лгать.
   Келвин попытался проконтролировать свою реакцию. Почему эти слова заставили его занять оборонительные рубежи?
   — Нет, сэр, не станет.
   — Итак, когда же мы отправляемся? Мы тратим здесь время, болтая понапрасну, тогда как ты все время говоришь что командир в опасности — в тюрьме, не меньше того.
   — В темнице. Видимо, в темнице местного короля.
   — Тогда нам лучше начать двигаться, не правда ли? Ты готов отправляться сейчас? Я готов, если и ты готов.
   — Сейчас? — Келвин не мог поверить тому, что происходило. Сент — Хеленс был стихией, похожей на ураганный ветер. — Но ты же путешествовал пешком, и день давно уже начался. Я думал…
   — Отправиться завтра с утра пораньше? Очень разумно. Командир бы одобрил. Нельзя сражаться, если ты устал. Это мне напоминает кое о чем: Хелн, у тебя есть еще немного того пирога с яблочными ягодами? И как насчет местного грога до того, как мы отправимся спать — немного вина?
   Келвин беспомощно посмотрел на Хелн, глядя через плечо своего тестя. Может быть, утром все еще переменится. Конечно, он чувствовал, что Сент-Хеленс не был таким человеком, которого бы ему всегда хотелось иметь рядом с собой, но как мог он высказать это, не затрагивая буйного вулканического нрава этого человека? Тонкости кажется просто не существовали во вселенной Сент-Хеленса!
   — Я принесу вина, отец, — сказал он. Его сарказм был сильным, но он подозревал, что Сент-Хеленс не заметит этого.
   — Прекрасно, прекрасно, парень. Ничего слишком дорогого, хотя из того, что я слышал, могу заключить, что после тех услуг, которые ты оказал королю, ты можешь позволить себе это. Не беспокойся, сынок. Я знаю, какое удовольствие доставит тебе предложить своему новому папочке самое лучшее вино.
   Келвин вышел из дома и направился в местную винную лавку, надеясь скрыть свое крайнее раздражение. Он не был уверен в том, был ли действительно Сент-Хеленс отцом Хелн, и не был уверен в том, что предпочел бы, чтобы этот человек оказался обманщиком и самозванцем. Самозванца можно было через некоторое время разоблачить и выгнать прочь! Но эти круглые уши. Похоже, что этот человек говорил правду. Что за гигант!
   Он добрался до магазина и купил там бутылку. Отсчитав радны из своего мешочка с монетами, он поднял глаза и увидел крупного человека, у которого не хватало краешка уха. Это был Мор Крамб, отец Лестера и свекор Джон. Сегодня день для встреч со свояками, подумал он, но все равно был рад видеть своего старого товарища по оружию.
   — Келвин, ты плут! — воскликнул Крамб. — Что, ты и твоя малютка уже празднуете прибытие будущего Хэклберри?
   — Э, нет. Пока нет, боюсь. Может быть, это и хорошо. У нас есть еще кое-какие дела, кроме тех, о которых ты знаешь. У нас появились проблемы.
   — Что, что-то с вашей семейной жизнью? — Мор был озабочен.
   — Нет-нет. Ничего подобного. — Он тут же рассказал Мору о визите родственника Хелн.
   — И ты действительно отправляешься через Провал вместе с ним? — спросил Мор.
   — Нет, если что-нибудь смогу сделать. Но его трудновато отговорить.
   — Вот что я скажу тебе, Келвин, — сказал Мор, дружески обнимая его за плечи. — Лестер и я просто случайно зайдем к тебе рано утром. До старого дворца и этой камеры у реки дорога долгая. Самое меньшее, что мы сможем сделать, это быть где-нибудь поблизости. Если ты хочешь, чтобы твой Сент-Хеленс остался, мы позаботимся о том, чтобы так и было. Можешь считать это в порядке расплаты за те случаи, когда ты спасал мою жизнь и жизнь моего мальчика.
   — Если только он не убедит вас в том, что это хорошая идея!
   — Хм, — сказал Мор. — Этот болтун, которого ты описываешь, не может так просто заговорить зубы Мору и Лестеру Крамбам в честной встрече лицом к лицу.
   Келвин не ответил. Этому «болтуну», казалось, не стоило особого труда уговорить на что-то и самого Келвина.
 
   Хелн занималась на кухне, пока Сент-Хеленс доедал пирог. Оттирая сковородку, в которой готовился пирог и которая на самом деле не нуждалась в такой интенсивной очистке, она изо всех сил пыталась сдержать свой бурный нрав.
   Этот человек мой отец? Я не могу вынести его! Не могу вынести!
   Центр сковородки стал блестящим как зеркало, так как она слишком сильно скребла его песком. Она могла видеть свое лицо, и в данный момент оно ей не нравилось. В нем было слишком много от Сент-Хеленса.
   Этот человек обкрутил Келвина вокруг пальца. Действительно обкрутил! Сент-Хеленс видимо хотел использовать Келвина для своих собственных планов. Бедный Келвин не выступил против него, потому что он думал, что таким образом оказывает ей, Хелн, услугу. Келвин думал, что только потому, что она произошла от этого человека и унаследовала от него его кровь и имя, она была преданной дочерью. Новоиспеченный отец! Она хотела бы, чтобы он никогда не объявлялся. Лучше бы он снова оказался в Аратексе. Она хотела бы, чтобы у нее вообще его не было.
   Хелн замерла в ужасе, внимательно вглядываясь в свое отражение в сковородке. Как она могла даже подумать об этом?
   На кухне Сент-Хеленс доедал последние кусочки пирога. Яблочные ягоды в пироге имели кисловатый вкус и консистенцию ягод малины, соединенных со вкусом и ароматом яблок. Как долго держатся воспоминания о земной пище и питье! Он все еще мог вспомнить запах и вкус только что приготовленного кофе и по меньшей мере тысячи других блюд и напитков. И все же эти местные овощи и фрукты вполне съедобны. Однако, все равно нельзя прожить, питаясь одним десертом.