Страница:
— Да, конечно. Но…
— Я не трогала твою королеву. Я только наслала ветер, чтобы убрать ее с поля боя.
— Все равно это не позволяется. — Он вздохнул. У Мельбы слишком прямолинейное мышление. И все же здесь не было никого, кого можно было бы научить этой игре.
— Тогда может быть другая стратегия, — сказала Мельба. Она ткнула пальцем, таким узловатым, что он напоминал мертвую ветку с дерева яблочных ягод, и черная королева была объята столбиком пламени. В течение пары коротких вздохов она превратилась только в обугленный кусок дерева на ковре.
Бластмор заморгал.
— Право же, Мельба, тебе не следовало делать этого. Теперь, когда круглоухий ушел, кто сделает мне ее дубликат?
— Никаких проблем. — Мельба щелкнула пальцами — и уголек на ковре превратился в нетронутый пламенем раскрашенный кусок дерева. — Это была лишь иллюзия. В битве за твое королевство это будет настоящим.
— Конечно, это производит впечатление, — сказал Бластмор. Старая карга должно быть точно выжила из ума, но ее магия производила впечатление. Это была его прихоть — научить ее игре Сент-Хеленса — прихоть, расплачиваться за которую приходилось сплошным беспокойством.
— Или, — продолжала Мельба, — если бы фигурки, которые ты называешь пешками, действительно были бойцами и угрожали бы королевству… — Она схватила вазу с цветами и поставила ее на ковер рядом с королевой. Как раз когда он недоумевал, что такое она собирается сделать, она вылила воду на его сторону доски. Когда он поспешно вскакивал со своего кресла, вода разлилась по доске и стекла на пол, унося за собой все его черные пешки.
Бластмор стоял над доской и размышлял над преобладанием белых шахматных фигур. Он ухватился за прыщик на правой щеке и думал, что же такое сказать.
— Я согласен, — наконец сказал он. — Это помогло бы выиграть битву. Но это же игра.
— Да, игра. — Мельба подняла над доской свои сложенные в круг руки, и доска начала дрожать. Одна за одной, черные фигуры сбрасывало с доски, в то время как белые фигуры оставались на месте. Когда все черные фигуры за исключением короля исчезли, а тот был окружен белыми шахматными фигурами, тряска прекратилась.
— Теперь игра закончена, — сказала Мельба.
— Да, закончена. — Вообще-то, он бы хотел, чтобы она никогда и не начиналась. Ему следовало бы заранее догадаться, как она поведет себя. Но он проявил королевскую предусмотрительность и поздравил ее: — Ты хорошо себя показала. Так хорошо, что нам не придется играть еще раз.
— Отлично! Здесь не нужны игрушечные фигурки. Мельба и без этого может руководить стихиями.
— Я уверен, что ты можешь и будешь. — Бедная Мельба должно быть считает, что шахматы — это тренировка в военном колдовстве. Не то, чтобы ее магия вызывала симпатию. Может быть, когда-нибудь так и было. Он видел, как надулись ее щеки и поднялся сильный ветер. Он видел, что ее глаза загорелись как угли, до того, как вспыхнуло пламя. Может быть, вся магия основана на одних и тех же принципах.
Мельба встала.
— Я возвращаюсь к себе. Сюда идет твой генерал.
— Правда? Откуда ты знаешь это?
Мельба засмеялась. Это был ужасный звук: назвать это кудахтаньем было не совсем правильно. Он смотрел, как она крутится в своих черных юбках, и это было похоже на то, что она скорее плывет, чем идет к двери. К тому времени, когда он дважды моргнул, она уже исчезла, видимо исчезла не только из комнаты, но и из дворца. Именно так она уходила всегда. Он никогда не мог точно определить суть ее ухода. Конечно это внушало страх и благоговение всем остальным; у него почти не было дворцового персонала, потому что обычные слуги оказывались слишком перепуганными колдуньей, чтобы могли нормально работать. К счастью, ему не нужно было слишком много слуг по той же самой причине: Мельба могла делать почти все, что было необходимо.
Он сидел на месте некоторое время, переставляя шахматные фигурки словно для игры. Черные фигуры были разбросаны по полу, что заставило его нагнуться и приняться кропотливо подбирать их. Он хотел бы, чтобы ему не пришлось ссориться с Сент-Хеленсом. Общество Круглоухого доставляло ему настоящее удовольствие, особенно его чудесные рассказы о необыкновенном мире, называемом Землей. Он снова подумал о том, как этот большой крупный человек появился у него, прося что-то, называемое «убежищем», и о том, как он заплатил за это, став другом. За всю жизнь его единственным другом был Сент — Хеленс, Круглоухий.
Когда Филипп был ребенком, у него были товарищи по играм. Но когда он сердился на них, то Мельба устраивала так, что с ними случались всякие происшествия. К тому времени, когда он успокаивался и остывал, было уже слишком поздно, они исчезали и их было уже не вернуть. Потом с его родителями, братьями и сестрами тоже случались всякие вещи, одна за другой и уже не по его плану. Королевство Аратекса казалось постоянно испытывало волну несчастий, которая, однако, никогда не становилась чрезмерной. Он был бы более склонен к тому, чтобы не думать об этом, если бы это случайно не оказывалось бы ему на руку.
Итак, у него были слуги и придворные и солдаты во все уменьшающемся количестве — и Мельба. В основном у него была Мельба. Она была плохой компанией, но в ней было что-то такое, что, когда ему был кто-то нужен, она всегда оказывалась на месте. Также как и в попытке только что сыграть с ней в шахматы: ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поиграть, и она играла с ним — по-своему, конечно. Но по крайней мере, с ней ему было не скучно!
А не так давно, когда он был очень несчастен, несмотря на свое все улучшающееся материальное положение, вдруг появился Сент-Хеленс. Большой грубоватый человек, казалось, полюбил молодого принца, и они прекрасно ладили друг с другом. Иногда, когда им угрожало непонимание, ему помогала Мельба; и ничего не случилось с Круглоухим. Бластмор подозревал, что она и является причиной появления круглоухого. Затем он решил, что Сент-Хеленс слишком сложен, чтобы быть ее творением, но она по каким-то своим причинам терпела его дружбу с ним. Он не спрашивал ее об этом, потому что слишком сильно ценил общество этого человека. Сент-Хеленс мог быть большим, резким и грубоватым, но он был настоящим; не было нужды беспокоиться о том, что он окажется втянутым в какой-нибудь заговор. Сент-Хеленс всегда говорил только то, что думал, и его словечки об этих, как он выражался, «лижущих задницу» придворных замечательным образом попадали прямо в точку. Если Бластмору требовалось прямое и беспристрастное мнение, Сент-Хеленс высказывал его не беспокоясь или хотя бы не слишком заботясь о возможных обидах. Даже о самой Мельбе — хотя в данном случае у него хватило осторожности понизить голос перед тем как назвать ее «мешком экскрементов». Сам по себе этот термин был ему незнаком, но сущность его была разъяснена в последовавшем комментарии.
Теперь же Сент-Хеленс пропал и депрессия возвратилась снова. Единственной надеждой Бластмора было то, что скоро он достигнет возраста, в котором надлежит жениться. Он уже разглядывал нескольких придворных дам со все возрастающим интересом. Мельба никогда не подпускала его по-настоящему близко ни к одной из них, но теперь, как только он женится на одной, это будет действительно интересно. По крайней мере, у него снова будет хорошая компания.
Шахматная доска закружилась перед ним, когда он сел перед ней, ожидая появления того генерала, которого ему обещала Мельба. Иногда у него появлялись такие приступы головокружения, когда он думал о Сент-Хеленсе и о том, как много для него значил этот большой человек. Они так хорошо ладили друг с другом! Если он спрашивал его о женщинах, то он мог быть уверен в том, что получит грубый, но исчерпывающий ответ — точно того рода, который ему и был нужен. Сент-Хеленс давал так много и просил так мало, только еду, питье и безопасность. «Я знаю каково это — чувствовать себя одиноким, парень», — говорил он.
Но потом круглоухий начал обращать внимание на то, чем занимается Бластмор и что делала Мельба, и на всех, кто приходил и слонялся по дворцу. Он начал задавать вопросы. Неожиданно Сент — Хеленс начал на него сердиться.
— Это неправильно — положение твоих подданных, паренек. Это все влияние старой карги. Тебе не нужно ее слушать! Ты должен править сам по-своему.
— Но как, Сент-Хеленс? Как? — король был по-настоящему обескуражен, потому что это было в первый раз, когда кто-то сказал ему нечто подобное.
— Я расскажу тебе как, парень! — Большой кулак Сент-Хеленса врезался в его собственную ладонь. — Прежде всего, ты должен понять, что она просто обычный человек. Может быть, она и знает какие-нибудь интересные фокусы, но послушай меня, там, на Земле, я видел несколько очень любопытных представлений. Она заставляет людей бояться себя ради корысти и имеет на то свои причины!
Тебе нужно немного нарушить этот порядок! Пусть люди приносят тебе свои дары, потому что ты их монарх и они любят тебя. Не заставляй их приносить дань или терпеть бедствия от рук твоей колдуньи. Хороший король может править мудро и хорошо и все иметь. Мудрый король не должен беспокоиться о врагах. Скажи своим сборщикам налогов, чтобы они уменьшили дань, лежащую на плечах твоего народа. Иногда человек просто не может уплатить налог, а иногда он не хочет его платить. Если он действительно не может заплатить, тебе надо попытаться так обращаться с ним, чтобы он смог заплатить.
Бластмор покачал головой. Его не удивило, что когда он ничего не сделал по поводу сборщиков налогов Мельбы, его друг исчез. Он вспомнил, казалось, никак не связанные эпизоды прошлых лет, когда среди родственников был слышен шепот о политике и налогах, и затем вдруг эти родственники терпели неудачи, а потом с ними случались несчастья. Уяснив, как это происходит, он был осторожнее с Сент — Хеленсом. Он наблюдал и следил за этим человеком. Он запретил Мельбе причинять ему вред. Оставь его в покое, и все будет так, как и раньше, — пообещал он ей. — Он не может повредить нам. У него нет твоей силы.
— Это верно, — ответила ему колдунья. — Но все равно за круглоухим нужно следить.
— Я уже слежу за ним, — напомнил он ей. — Если он попытается причинить мне вред, я узнаю об этом, и потом дам тебе свои инструкции.
— Ты дашь инструкции мне? — Это, казалось, позабавило ее и совсем не рассердило, как он мог ожидать. — Очень хорошо, когда он начнет причинять неприятности, ты дашь мне свои инструкции.
Бластмор знал, что он молод, но он уже не был мальчиком, и он позаботился о том, чтобы выучить так много о природе вещей, сколько мог. Он выжидал и знал, что он последний в своем королевском роду; если с ним что-нибудь случится, то произойдет революция, потому что люди были неспособны выбрать нового монарха без насилия. Мельба станет их первой мишенью. Так что в ее интересах было заботиться о его безопасности. В конце концов, он не стал оспаривать ее налоговую политику; он знал цену богатства и выгоду держать крестьян в бедноте. Он хотел бы, чтобы Сент-Хеленс не выбирал для спора этот конкретный предмет. Тот видимо решил, что Бластмор ничего не подозревает о том, как действуют сборщики налогов, и было бы неловко разубеждать его в этом. Но сейчас наступило время начинать отстаивать свои права перед Мельбой, понимая, что так или иначе они заключили между собой соглашение. Ему необходимо было приготовиться к тому времени, когда они может быть не будут в согласии друг с другом.
Теперь, подняв глаза от шахматной доски, он обнаружил, что перед ним стоит генерал Эшкрофт. Высокий человек с густыми бровями, он всегда появлялся так неожиданно, словно бы с помощью магии Мельбы. Генерал, Бластмор знал это, был ее человеком. Он решил обязательно запоминать имена и внешность всех ее людей, просто так, на всякий случай.
— Ваше величество, — сказал генерал Эшкрофт. — Следуя вашему особому приказу, я не упускал из виду круглоухого, известного как Сент — Хеленс. Как вы знаете, он пытался всколыхнуть недовольство и призвал к бунту в различных частях королевства. Каждый раз, следуя приказаниям, Мельба пробуждала в тех, кого он назначал вождями восстания, страх перед колдовством. Ураган, пожар, сильное землетрясение, наводнение — и восстание погибает еще до того, как родится. Все, кто по глупости все еще выступали против вашей политики, умерли, за исключением Сент-Хеленса, которому каждый раз было позволено спастись.
— Хорошо, — сказал Бластмор. Как было мудро с его стороны, что он предусмотрел это! Это было даже не по предложению Мельбы, хотя он знал, что она с радостью займется наказаниями. Это было похоже на шахматную игру, оставляя для противника узкую дорожку, чтобы ускользнуть из ловушки — дорожку, которая вела к еще более опасной западне. — А сейчас?
— А сейчас, ваше величество, круглоухий покинул границы Аратекса.
— Что? — Бластмор едва верил своим ушам.
— Он пересек реку и проник в Рад. Он услышал сообщения, что его дочь там замужем за Круглоухим. Мои осведомители верят, что он отправился к этому Круглоухому из Пророчества, чтобы заручиться его поддержкой, может быть также получить помощь от короля Рада.
— Против меня? Против Мельбы?
— Вы желаете послать наемных убийц?
Гмм. Убить Круглоухого из Пророчества, и это остановит Сент — Хеленса от попыток добиться его помощи. Но возможно Сент-Хеленс не такой человек, которого можно согнуть неудачами, и кроме того, Бластмору такое удовольствие доставляли его рассказы и игра с ним в шахматы… Он надеялся, что после некоторого опыта общения с вырождающимися бунтарскими элементами королевства Сент-Хеленс поймет необходимость сдерживаться и переменит свое настроение. Это еще может произойти. Неожиданно его вдохновила пришедшая ему в голову идея.
— Я хочу, чтобы за ним следили и в Раде. Когда это будет целесообразно, я хочу, чтобы его захватили в плен, переправили через реку в Аратекс, арестовали и доставили сюда в цепях.
Генерал кивнул, отсалютовал и удалился.
Отлично, подумал Филипп с удовлетворенной улыбкой. Это все поставит на свои места.
Келвин пожалел, что рядом с ним находятся Крамбы и его сестра задолго до того, как они добрались до столицы и достигли места, где находился старый дворец. Сент-Хеленс был подобен ящерице, которая меняла свою окраску в зависимости от окружения. Он не только усыпил их бдительность своим грубоватым обаянием, но и завоевал их уважение. Когда он не разговаривал с Мором о битвах, которые происходили на Земле, он делился с Лестером знаниями о том, на что похожа Земля. Если он не декламировал образцы земной поэзии Хелн, которой, казалось, несмотря на свои собственные желания, это нравилось, то приводил Джон в восторг, рассказывая о чем-то, называющемся «Освобождением Женщин».
— Нам здесь это тоже нужно, — сказала по этому поводу Джон. Вот и доверяй ей, чтобы она потом попалась на этот крючок. Такая же озорная, как и всегда, несмотря на свою недавно обретенную женственность, она только что продемонстрировала свою доблесть, издалека сбив летящую птицу. Когда она убирала свою пращу, Лестер поскакал за добычей. Келвин остался на месте и прислушивался, пойманный здесь в ловушку, независимо того, что предпочитал.
— Я не могу понять почему мужчины должны одни иметь все развлечения.
— Прикуси-ка язычок, братец Прыщик! — сказал ей Келвин, обращаясь к ней также, как и во времена их столь недавней юности. — Ты ходила со мной в страну Драконов, ты помогала сражаться в войне за Рад, ты добралась до дворца впереди всех войск, ты спасла меня от чародея и чуть не истекла кровью до последней капли. О чем большем может мечтать мужчина!
— Я делала все это, переодевшись мальчиком, — напомнила она ему. — И когда ты обращаешься со мной как с равной, ты всегда называешь меня Братец Прыщик! Какое же это равенство!
— Хорошо, сестренка Прыщик.
Сент-Хеленс стукнул себя по мясистому бедру, там, где оно свешивалось с одолженного им седла, и засмеялся так громко и раскатисто, что смех прозвучал почти как рык.
— Братцы и сестрички точно так же ведут себя и на Земле! Мэйбел, моя сестра, и я все время подсмеивались друг над дружкой. Она тоже говорила об «Освобождении Женщин», а я всегда превращал это в забаву и всегда смеялся над ней по этому поводу. Нет, не потому, что я думаю, что женщины не должны быть равны мужчинам, просто потому, что большая часть женщин все-таки не равны.
— А, вот в чем дело! — сказала Джон, очевидно наслаждаясь этим разговором. — Что ж, вот что я вам скажу, Сент-Вулкан, не так просто быть женщиной. — Она узнала, что его имя произошло от названия вулкана там, на Земле, в его родном мире, и широко этим пользовалась. Казалось, она не разделяла ту неприязнь, которую Хелн и Келвин испытывали к этому человеку. — Я хотела быть мальчиком, пока не встретила Лестера! Вы думаете, я бы расхаживала, переодетая мальчишкой, если бы не была вынуждена делать это!
— Ха, ха, — сказал Сент-Хеленс, становясь красным как рак. — Ха, ха, ха.
— Но это же правда!
Лестер возвращался со свисающим с его седла сине-зеленым дакфантом.
— Хорошие новости — у нас есть еда! Джон, Хелн, разведите огонь и ощипайте птицу. Ваши мужья хотят пира!
— Шовинист! — выкрикнула вслед ему Джон, но острая грань осталась позади. Она и Хелн сделали так, как их попросили, и птица, даже такими маленькими порциями, была очень вкусной, такой, какой может быть только пища, приготовленная за стенами дома.
На следующий день путешествия Сент-Хеленс сел на своего политического конька, продолжая без конца читать лекцию о едином мире и о необходимости иметь единый мир.
— Нет, Аратекс не прав! Это слишком похоже на Рад, каким он был до революции. Нет, у них нет рабства или рынков, где торгуют мальчиками и девочками, но у них есть сборщики налогов и жестокие солдаты, такие же грубые, как и в Раде. Люди недовольны своим мальчиком-королем, и правду сказать, не с чего им быть довольными. Правда в том, что правит-то эта старая карга Мельба! Пришло время произвести изменения. Как только уберут ведьму и страна получит хорошего сильного правителя, Аратекс сможет объединиться с Радом в точности, как это сказано в пророчестве.
Самым удивительным для Келвина было то, что другие, кажется, с удовольствием приняли это за чистую монету. Верно, он всегда знал и предчувствовал, что пророчество доставит ему еще немало дополнительных хлопот, но надеялся отложить это на будущее, точно также, как надеялся отложить на будущее и спасение. Слушать и проникаться энтузиазмом Сент-Хеленса было интересно для остальных, пусть даже и не для него. Открывшееся зрелище обгорелых руин старого дворца в утреннем тумане было для него во всех отношениях облегчением.
— Говоришь, нам понадобится лодка? — спросил Сент-Хеленс. — Что ж, мне кажется, под землей там есть река, и люди ездят по ней в лодках. Почему бы не достать готовую лодку вместо того, чтобы делать ее?
— Эти лестницы в плохом состоянии, — напомнил им Келвин — Может оказаться легче принести вниз материал для плота и потом…
— Глупости! — настаивал Сент-Хеленс. — Ты Круглоухий из Пророчества, а я твоя верная правая рука! Нам не нужно плота — это будет для нас неподобающе.
И поэтому Джон снова обратилась к речному жителю, который приходился дедом Томми Йоксу. Именно он когда-то перевез ее через реку и помог ей с переодеванием, перед тем, как она спасла тогда Томми и отправилась во дворец спасать своего брата. Старик улыбнулся, завидев ее, и они обнялись так сердечно, как долго не видевшие друг друга родственники.
— Клянусь, ты больше не выглядишь, как мальчишка!
— Да я и не хочу больше этого! Но спасибо тебе за то, что ты помог мне раньше, помоги же мне и теперь, сдав нам свою лодку в наем.
— Никакого найма! Я счастлив одолжить ее вам. Ты очень здорово помогла Томми, а твой брат навсегда покончил с рабством. Сейчас дела для всех пошли лучше, даже для старых тупиц и лентяев, которые живут рыбной ловлей и держат несколько коз. Но я знаю кое-кого, кто был бы рад увидеть вас только чтобы получить возможность пожать вам руки. Не беспокойся о том, как вы снесете лодку вниз по этим ступеням: здесь найдется множество людей, которые будут гордиться возможностью оказать вам услугу.
Таким образом они чудесно провели время в беседе, пока наконец с помощью дюжины людей, желающих помочь, Келвин и Сент-Хеленс были снаряжены как подобает и держали путь к реке. Вода освещалась призрачным свечением лишайников. Келвин надеялся только, что это странное свечение не омрачит ход их будущей миссии.
Глава 7
— Я не трогала твою королеву. Я только наслала ветер, чтобы убрать ее с поля боя.
— Все равно это не позволяется. — Он вздохнул. У Мельбы слишком прямолинейное мышление. И все же здесь не было никого, кого можно было бы научить этой игре.
— Тогда может быть другая стратегия, — сказала Мельба. Она ткнула пальцем, таким узловатым, что он напоминал мертвую ветку с дерева яблочных ягод, и черная королева была объята столбиком пламени. В течение пары коротких вздохов она превратилась только в обугленный кусок дерева на ковре.
Бластмор заморгал.
— Право же, Мельба, тебе не следовало делать этого. Теперь, когда круглоухий ушел, кто сделает мне ее дубликат?
— Никаких проблем. — Мельба щелкнула пальцами — и уголек на ковре превратился в нетронутый пламенем раскрашенный кусок дерева. — Это была лишь иллюзия. В битве за твое королевство это будет настоящим.
— Конечно, это производит впечатление, — сказал Бластмор. Старая карга должно быть точно выжила из ума, но ее магия производила впечатление. Это была его прихоть — научить ее игре Сент-Хеленса — прихоть, расплачиваться за которую приходилось сплошным беспокойством.
— Или, — продолжала Мельба, — если бы фигурки, которые ты называешь пешками, действительно были бойцами и угрожали бы королевству… — Она схватила вазу с цветами и поставила ее на ковер рядом с королевой. Как раз когда он недоумевал, что такое она собирается сделать, она вылила воду на его сторону доски. Когда он поспешно вскакивал со своего кресла, вода разлилась по доске и стекла на пол, унося за собой все его черные пешки.
Бластмор стоял над доской и размышлял над преобладанием белых шахматных фигур. Он ухватился за прыщик на правой щеке и думал, что же такое сказать.
— Я согласен, — наконец сказал он. — Это помогло бы выиграть битву. Но это же игра.
— Да, игра. — Мельба подняла над доской свои сложенные в круг руки, и доска начала дрожать. Одна за одной, черные фигуры сбрасывало с доски, в то время как белые фигуры оставались на месте. Когда все черные фигуры за исключением короля исчезли, а тот был окружен белыми шахматными фигурами, тряска прекратилась.
— Теперь игра закончена, — сказала Мельба.
— Да, закончена. — Вообще-то, он бы хотел, чтобы она никогда и не начиналась. Ему следовало бы заранее догадаться, как она поведет себя. Но он проявил королевскую предусмотрительность и поздравил ее: — Ты хорошо себя показала. Так хорошо, что нам не придется играть еще раз.
— Отлично! Здесь не нужны игрушечные фигурки. Мельба и без этого может руководить стихиями.
— Я уверен, что ты можешь и будешь. — Бедная Мельба должно быть считает, что шахматы — это тренировка в военном колдовстве. Не то, чтобы ее магия вызывала симпатию. Может быть, когда-нибудь так и было. Он видел, как надулись ее щеки и поднялся сильный ветер. Он видел, что ее глаза загорелись как угли, до того, как вспыхнуло пламя. Может быть, вся магия основана на одних и тех же принципах.
Мельба встала.
— Я возвращаюсь к себе. Сюда идет твой генерал.
— Правда? Откуда ты знаешь это?
Мельба засмеялась. Это был ужасный звук: назвать это кудахтаньем было не совсем правильно. Он смотрел, как она крутится в своих черных юбках, и это было похоже на то, что она скорее плывет, чем идет к двери. К тому времени, когда он дважды моргнул, она уже исчезла, видимо исчезла не только из комнаты, но и из дворца. Именно так она уходила всегда. Он никогда не мог точно определить суть ее ухода. Конечно это внушало страх и благоговение всем остальным; у него почти не было дворцового персонала, потому что обычные слуги оказывались слишком перепуганными колдуньей, чтобы могли нормально работать. К счастью, ему не нужно было слишком много слуг по той же самой причине: Мельба могла делать почти все, что было необходимо.
Он сидел на месте некоторое время, переставляя шахматные фигурки словно для игры. Черные фигуры были разбросаны по полу, что заставило его нагнуться и приняться кропотливо подбирать их. Он хотел бы, чтобы ему не пришлось ссориться с Сент-Хеленсом. Общество Круглоухого доставляло ему настоящее удовольствие, особенно его чудесные рассказы о необыкновенном мире, называемом Землей. Он снова подумал о том, как этот большой крупный человек появился у него, прося что-то, называемое «убежищем», и о том, как он заплатил за это, став другом. За всю жизнь его единственным другом был Сент — Хеленс, Круглоухий.
Когда Филипп был ребенком, у него были товарищи по играм. Но когда он сердился на них, то Мельба устраивала так, что с ними случались всякие происшествия. К тому времени, когда он успокаивался и остывал, было уже слишком поздно, они исчезали и их было уже не вернуть. Потом с его родителями, братьями и сестрами тоже случались всякие вещи, одна за другой и уже не по его плану. Королевство Аратекса казалось постоянно испытывало волну несчастий, которая, однако, никогда не становилась чрезмерной. Он был бы более склонен к тому, чтобы не думать об этом, если бы это случайно не оказывалось бы ему на руку.
Итак, у него были слуги и придворные и солдаты во все уменьшающемся количестве — и Мельба. В основном у него была Мельба. Она была плохой компанией, но в ней было что-то такое, что, когда ему был кто-то нужен, она всегда оказывалась на месте. Также как и в попытке только что сыграть с ней в шахматы: ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поиграть, и она играла с ним — по-своему, конечно. Но по крайней мере, с ней ему было не скучно!
А не так давно, когда он был очень несчастен, несмотря на свое все улучшающееся материальное положение, вдруг появился Сент-Хеленс. Большой грубоватый человек, казалось, полюбил молодого принца, и они прекрасно ладили друг с другом. Иногда, когда им угрожало непонимание, ему помогала Мельба; и ничего не случилось с Круглоухим. Бластмор подозревал, что она и является причиной появления круглоухого. Затем он решил, что Сент-Хеленс слишком сложен, чтобы быть ее творением, но она по каким-то своим причинам терпела его дружбу с ним. Он не спрашивал ее об этом, потому что слишком сильно ценил общество этого человека. Сент-Хеленс мог быть большим, резким и грубоватым, но он был настоящим; не было нужды беспокоиться о том, что он окажется втянутым в какой-нибудь заговор. Сент-Хеленс всегда говорил только то, что думал, и его словечки об этих, как он выражался, «лижущих задницу» придворных замечательным образом попадали прямо в точку. Если Бластмору требовалось прямое и беспристрастное мнение, Сент-Хеленс высказывал его не беспокоясь или хотя бы не слишком заботясь о возможных обидах. Даже о самой Мельбе — хотя в данном случае у него хватило осторожности понизить голос перед тем как назвать ее «мешком экскрементов». Сам по себе этот термин был ему незнаком, но сущность его была разъяснена в последовавшем комментарии.
Теперь же Сент-Хеленс пропал и депрессия возвратилась снова. Единственной надеждой Бластмора было то, что скоро он достигнет возраста, в котором надлежит жениться. Он уже разглядывал нескольких придворных дам со все возрастающим интересом. Мельба никогда не подпускала его по-настоящему близко ни к одной из них, но теперь, как только он женится на одной, это будет действительно интересно. По крайней мере, у него снова будет хорошая компания.
Шахматная доска закружилась перед ним, когда он сел перед ней, ожидая появления того генерала, которого ему обещала Мельба. Иногда у него появлялись такие приступы головокружения, когда он думал о Сент-Хеленсе и о том, как много для него значил этот большой человек. Они так хорошо ладили друг с другом! Если он спрашивал его о женщинах, то он мог быть уверен в том, что получит грубый, но исчерпывающий ответ — точно того рода, который ему и был нужен. Сент-Хеленс давал так много и просил так мало, только еду, питье и безопасность. «Я знаю каково это — чувствовать себя одиноким, парень», — говорил он.
Но потом круглоухий начал обращать внимание на то, чем занимается Бластмор и что делала Мельба, и на всех, кто приходил и слонялся по дворцу. Он начал задавать вопросы. Неожиданно Сент — Хеленс начал на него сердиться.
— Это неправильно — положение твоих подданных, паренек. Это все влияние старой карги. Тебе не нужно ее слушать! Ты должен править сам по-своему.
— Но как, Сент-Хеленс? Как? — король был по-настоящему обескуражен, потому что это было в первый раз, когда кто-то сказал ему нечто подобное.
— Я расскажу тебе как, парень! — Большой кулак Сент-Хеленса врезался в его собственную ладонь. — Прежде всего, ты должен понять, что она просто обычный человек. Может быть, она и знает какие-нибудь интересные фокусы, но послушай меня, там, на Земле, я видел несколько очень любопытных представлений. Она заставляет людей бояться себя ради корысти и имеет на то свои причины!
Тебе нужно немного нарушить этот порядок! Пусть люди приносят тебе свои дары, потому что ты их монарх и они любят тебя. Не заставляй их приносить дань или терпеть бедствия от рук твоей колдуньи. Хороший король может править мудро и хорошо и все иметь. Мудрый король не должен беспокоиться о врагах. Скажи своим сборщикам налогов, чтобы они уменьшили дань, лежащую на плечах твоего народа. Иногда человек просто не может уплатить налог, а иногда он не хочет его платить. Если он действительно не может заплатить, тебе надо попытаться так обращаться с ним, чтобы он смог заплатить.
Бластмор покачал головой. Его не удивило, что когда он ничего не сделал по поводу сборщиков налогов Мельбы, его друг исчез. Он вспомнил, казалось, никак не связанные эпизоды прошлых лет, когда среди родственников был слышен шепот о политике и налогах, и затем вдруг эти родственники терпели неудачи, а потом с ними случались несчастья. Уяснив, как это происходит, он был осторожнее с Сент — Хеленсом. Он наблюдал и следил за этим человеком. Он запретил Мельбе причинять ему вред. Оставь его в покое, и все будет так, как и раньше, — пообещал он ей. — Он не может повредить нам. У него нет твоей силы.
— Это верно, — ответила ему колдунья. — Но все равно за круглоухим нужно следить.
— Я уже слежу за ним, — напомнил он ей. — Если он попытается причинить мне вред, я узнаю об этом, и потом дам тебе свои инструкции.
— Ты дашь инструкции мне? — Это, казалось, позабавило ее и совсем не рассердило, как он мог ожидать. — Очень хорошо, когда он начнет причинять неприятности, ты дашь мне свои инструкции.
Бластмор знал, что он молод, но он уже не был мальчиком, и он позаботился о том, чтобы выучить так много о природе вещей, сколько мог. Он выжидал и знал, что он последний в своем королевском роду; если с ним что-нибудь случится, то произойдет революция, потому что люди были неспособны выбрать нового монарха без насилия. Мельба станет их первой мишенью. Так что в ее интересах было заботиться о его безопасности. В конце концов, он не стал оспаривать ее налоговую политику; он знал цену богатства и выгоду держать крестьян в бедноте. Он хотел бы, чтобы Сент-Хеленс не выбирал для спора этот конкретный предмет. Тот видимо решил, что Бластмор ничего не подозревает о том, как действуют сборщики налогов, и было бы неловко разубеждать его в этом. Но сейчас наступило время начинать отстаивать свои права перед Мельбой, понимая, что так или иначе они заключили между собой соглашение. Ему необходимо было приготовиться к тому времени, когда они может быть не будут в согласии друг с другом.
Теперь, подняв глаза от шахматной доски, он обнаружил, что перед ним стоит генерал Эшкрофт. Высокий человек с густыми бровями, он всегда появлялся так неожиданно, словно бы с помощью магии Мельбы. Генерал, Бластмор знал это, был ее человеком. Он решил обязательно запоминать имена и внешность всех ее людей, просто так, на всякий случай.
— Ваше величество, — сказал генерал Эшкрофт. — Следуя вашему особому приказу, я не упускал из виду круглоухого, известного как Сент — Хеленс. Как вы знаете, он пытался всколыхнуть недовольство и призвал к бунту в различных частях королевства. Каждый раз, следуя приказаниям, Мельба пробуждала в тех, кого он назначал вождями восстания, страх перед колдовством. Ураган, пожар, сильное землетрясение, наводнение — и восстание погибает еще до того, как родится. Все, кто по глупости все еще выступали против вашей политики, умерли, за исключением Сент-Хеленса, которому каждый раз было позволено спастись.
— Хорошо, — сказал Бластмор. Как было мудро с его стороны, что он предусмотрел это! Это было даже не по предложению Мельбы, хотя он знал, что она с радостью займется наказаниями. Это было похоже на шахматную игру, оставляя для противника узкую дорожку, чтобы ускользнуть из ловушки — дорожку, которая вела к еще более опасной западне. — А сейчас?
— А сейчас, ваше величество, круглоухий покинул границы Аратекса.
— Что? — Бластмор едва верил своим ушам.
— Он пересек реку и проник в Рад. Он услышал сообщения, что его дочь там замужем за Круглоухим. Мои осведомители верят, что он отправился к этому Круглоухому из Пророчества, чтобы заручиться его поддержкой, может быть также получить помощь от короля Рада.
— Против меня? Против Мельбы?
— Вы желаете послать наемных убийц?
Гмм. Убить Круглоухого из Пророчества, и это остановит Сент — Хеленса от попыток добиться его помощи. Но возможно Сент-Хеленс не такой человек, которого можно согнуть неудачами, и кроме того, Бластмору такое удовольствие доставляли его рассказы и игра с ним в шахматы… Он надеялся, что после некоторого опыта общения с вырождающимися бунтарскими элементами королевства Сент-Хеленс поймет необходимость сдерживаться и переменит свое настроение. Это еще может произойти. Неожиданно его вдохновила пришедшая ему в голову идея.
— Я хочу, чтобы за ним следили и в Раде. Когда это будет целесообразно, я хочу, чтобы его захватили в плен, переправили через реку в Аратекс, арестовали и доставили сюда в цепях.
Генерал кивнул, отсалютовал и удалился.
Отлично, подумал Филипп с удовлетворенной улыбкой. Это все поставит на свои места.
Келвин пожалел, что рядом с ним находятся Крамбы и его сестра задолго до того, как они добрались до столицы и достигли места, где находился старый дворец. Сент-Хеленс был подобен ящерице, которая меняла свою окраску в зависимости от окружения. Он не только усыпил их бдительность своим грубоватым обаянием, но и завоевал их уважение. Когда он не разговаривал с Мором о битвах, которые происходили на Земле, он делился с Лестером знаниями о том, на что похожа Земля. Если он не декламировал образцы земной поэзии Хелн, которой, казалось, несмотря на свои собственные желания, это нравилось, то приводил Джон в восторг, рассказывая о чем-то, называющемся «Освобождением Женщин».
— Нам здесь это тоже нужно, — сказала по этому поводу Джон. Вот и доверяй ей, чтобы она потом попалась на этот крючок. Такая же озорная, как и всегда, несмотря на свою недавно обретенную женственность, она только что продемонстрировала свою доблесть, издалека сбив летящую птицу. Когда она убирала свою пращу, Лестер поскакал за добычей. Келвин остался на месте и прислушивался, пойманный здесь в ловушку, независимо того, что предпочитал.
— Я не могу понять почему мужчины должны одни иметь все развлечения.
— Прикуси-ка язычок, братец Прыщик! — сказал ей Келвин, обращаясь к ней также, как и во времена их столь недавней юности. — Ты ходила со мной в страну Драконов, ты помогала сражаться в войне за Рад, ты добралась до дворца впереди всех войск, ты спасла меня от чародея и чуть не истекла кровью до последней капли. О чем большем может мечтать мужчина!
— Я делала все это, переодевшись мальчиком, — напомнила она ему. — И когда ты обращаешься со мной как с равной, ты всегда называешь меня Братец Прыщик! Какое же это равенство!
— Хорошо, сестренка Прыщик.
Сент-Хеленс стукнул себя по мясистому бедру, там, где оно свешивалось с одолженного им седла, и засмеялся так громко и раскатисто, что смех прозвучал почти как рык.
— Братцы и сестрички точно так же ведут себя и на Земле! Мэйбел, моя сестра, и я все время подсмеивались друг над дружкой. Она тоже говорила об «Освобождении Женщин», а я всегда превращал это в забаву и всегда смеялся над ней по этому поводу. Нет, не потому, что я думаю, что женщины не должны быть равны мужчинам, просто потому, что большая часть женщин все-таки не равны.
— А, вот в чем дело! — сказала Джон, очевидно наслаждаясь этим разговором. — Что ж, вот что я вам скажу, Сент-Вулкан, не так просто быть женщиной. — Она узнала, что его имя произошло от названия вулкана там, на Земле, в его родном мире, и широко этим пользовалась. Казалось, она не разделяла ту неприязнь, которую Хелн и Келвин испытывали к этому человеку. — Я хотела быть мальчиком, пока не встретила Лестера! Вы думаете, я бы расхаживала, переодетая мальчишкой, если бы не была вынуждена делать это!
— Ха, ха, — сказал Сент-Хеленс, становясь красным как рак. — Ха, ха, ха.
— Но это же правда!
Лестер возвращался со свисающим с его седла сине-зеленым дакфантом.
— Хорошие новости — у нас есть еда! Джон, Хелн, разведите огонь и ощипайте птицу. Ваши мужья хотят пира!
— Шовинист! — выкрикнула вслед ему Джон, но острая грань осталась позади. Она и Хелн сделали так, как их попросили, и птица, даже такими маленькими порциями, была очень вкусной, такой, какой может быть только пища, приготовленная за стенами дома.
На следующий день путешествия Сент-Хеленс сел на своего политического конька, продолжая без конца читать лекцию о едином мире и о необходимости иметь единый мир.
— Нет, Аратекс не прав! Это слишком похоже на Рад, каким он был до революции. Нет, у них нет рабства или рынков, где торгуют мальчиками и девочками, но у них есть сборщики налогов и жестокие солдаты, такие же грубые, как и в Раде. Люди недовольны своим мальчиком-королем, и правду сказать, не с чего им быть довольными. Правда в том, что правит-то эта старая карга Мельба! Пришло время произвести изменения. Как только уберут ведьму и страна получит хорошего сильного правителя, Аратекс сможет объединиться с Радом в точности, как это сказано в пророчестве.
Самым удивительным для Келвина было то, что другие, кажется, с удовольствием приняли это за чистую монету. Верно, он всегда знал и предчувствовал, что пророчество доставит ему еще немало дополнительных хлопот, но надеялся отложить это на будущее, точно также, как надеялся отложить на будущее и спасение. Слушать и проникаться энтузиазмом Сент-Хеленса было интересно для остальных, пусть даже и не для него. Открывшееся зрелище обгорелых руин старого дворца в утреннем тумане было для него во всех отношениях облегчением.
— Говоришь, нам понадобится лодка? — спросил Сент-Хеленс. — Что ж, мне кажется, под землей там есть река, и люди ездят по ней в лодках. Почему бы не достать готовую лодку вместо того, чтобы делать ее?
— Эти лестницы в плохом состоянии, — напомнил им Келвин — Может оказаться легче принести вниз материал для плота и потом…
— Глупости! — настаивал Сент-Хеленс. — Ты Круглоухий из Пророчества, а я твоя верная правая рука! Нам не нужно плота — это будет для нас неподобающе.
И поэтому Джон снова обратилась к речному жителю, который приходился дедом Томми Йоксу. Именно он когда-то перевез ее через реку и помог ей с переодеванием, перед тем, как она спасла тогда Томми и отправилась во дворец спасать своего брата. Старик улыбнулся, завидев ее, и они обнялись так сердечно, как долго не видевшие друг друга родственники.
— Клянусь, ты больше не выглядишь, как мальчишка!
— Да я и не хочу больше этого! Но спасибо тебе за то, что ты помог мне раньше, помоги же мне и теперь, сдав нам свою лодку в наем.
— Никакого найма! Я счастлив одолжить ее вам. Ты очень здорово помогла Томми, а твой брат навсегда покончил с рабством. Сейчас дела для всех пошли лучше, даже для старых тупиц и лентяев, которые живут рыбной ловлей и держат несколько коз. Но я знаю кое-кого, кто был бы рад увидеть вас только чтобы получить возможность пожать вам руки. Не беспокойся о том, как вы снесете лодку вниз по этим ступеням: здесь найдется множество людей, которые будут гордиться возможностью оказать вам услугу.
Таким образом они чудесно провели время в беседе, пока наконец с помощью дюжины людей, желающих помочь, Келвин и Сент-Хеленс были снаряжены как подобает и держали путь к реке. Вода освещалась призрачным свечением лишайников. Келвин надеялся только, что это странное свечение не омрачит ход их будущей миссии.
Глава 7
МАГИЯ ЛОПОУХИХ
— Я понимаю, — сказал Кайан за ленчем своему хозяину и девушке, которая напоминала ту, на которой он теперь так страстно желал жениться. Забавно, что ему потребовалось увидеть и встретить ее двойника с круглыми ушами из другого мира, чтобы заставить себя понять это!
— Ты понимаешь лопоухих, — сказал Жак, задумчиво пережевывая косточку от ноги дикой пустынной птицы. — Но понимаешь ли ты их на самом деле? Из того, что ты говоришь следует, что в твоем мире нет ничего на них похожего.
— Только легенды, — сказал Кайан. — Старые легенды — скорее сказки. Мы слышали их, когда были детьми. Маленький бессмертный народ, который жил когда-то в горах и изобрел плавление золота. Предполагалось, что они собирали чешую, которую сбрасывали драконы. Никто на самом деле этому не верил, но для детей это были хорошие сказки. Мы все слушали эти сказки вместе с рассказами о рыцарях и драконах, о чародеях и замках. Некоторые из этих последних оказывается, существовали и в самом деле.
— Гм-м. Но здесь у нас есть змеи. Из их пасти стекает кислота. Их зубы крошат скалы. Они проделывают туннели в горах, появляясь на поверхности только за тем, чтобы сбросить свою шкуру и забрать те жертвы, которые им приносят каждый год. Лопоухие собирают шкуры, и занимаются они этим с незапамятных времен. Наше правительство всегда торговало с ними, хотя они живут как отдельная раса.
— Известно ли о смешанных браках? — поинтересовался Кайан.
— Об этом я ничего не слышал. Может быть, это возможно, а может быть и нет. Лопоухие во многом похожи на змей, в этом отношении они каким-то образом имеют другую, более магическую природу. Я не могу представить себе, чтобы какой-нибудь нормальный человек желал бы соединиться с лопоухим. Но предметы, которые они делают из серебра, очень красивы. Они никогда не делают произведения искусства, на которых изображали бы самих себя. Другое название, которое у нас есть для них — это люди змея.
— Хлопки ушами позволяют прогнать прочь маленьких змеев, — сказал Мэтт Бисквит. — Если есть какая-нибудь более ужасная смерть, чем оказаться проглоченным гигантским змеем, так это тогда, когда одна из этих маленьких змеек вбуравливается медленно, потихоньку и непрестанно в твою голову. Человек, у которого такая змейка сидит в мозгу, живет долгое время, но он сходит с ума.
— Маленькие змейки? Я никогда не слышал о маленьких драконах, я хочу сказать, конечно, сразу же после того, когда они вылупляются, они гораздо меньше, чем становятся потом, но они не вбуравливаются в голову, так как при этом они целиком разнесли бы ее.
— Ну, а змеи могут быть разными. Считается, что им требуется много столетий на то, чтобы вырасти большими, и что если большие змеи будут продолжать расти, они постепенно станут такими же огромными, как холмы.
Кайан содрогнулся.
— И что, кто-нибудь уже…
— В легендах, конечно, встречались. Но тот, которого ты описал — из самых крупных, о которых известно. Он был просто гигантских размеров, и я не знаю, как вам удалось выжить.
— Это было… — Кайан заколебался, не желая рассказывать слишком много о перчатках, — просто удачей.
— Больше чем удачей, я бы сказал, — сказал Жак. — Тебе следовало бы посмотреть на него, Мэтт! Он просто взбежал вверх по спине змея, схватил копье и вонзил его глубоко прямо в глаз! Кровь и яд потекли повсюду, но он точно вогнал в мозг острие копья, до того, как выпустил его из рук. Затем я вытащил его оттуда, иначе предсмертные конвульсии раздавили бы его. Мы, те, кто находится вне закона, время от времени убивали змеев; мы опутываем их веревками и вонзаем в их оба глаза наши копья. Но мы никогда не брались за что-то размером даже в половину этого змея. Он был просто огромен!
Остальные посмотрели на Кайана с уважением. Это смутило его.
— А лопоухие последуют за нами на Пустоши? — спросил он, пытаясь отвлечь их внимание.
— Нет, они никогда так не делали. Вероятно, они не могут вынести здесь солнца. Пока мы находимся на Пустошах, мы в безопасности.
— А солдаты короля что, не приходят за вами?
— Не часто. Пустоши, как ты должно быть заметил, не особенно приветливое место.
Хито, злосчастный карлик, подбежал к огню, неся с собой ярко блестевшую серебряную вазу. Никем не спрошенный, он поднес ее к Кайану и протянул ему.
Кайан посмотрел на Жака.
— Что это такое?
— Работа лопоухих, — сказал Жак. — Но искусство лопоухих — это искусство особого рода. Он хочет, чтобы ты посмотрел на эти фигурки.
Кайан взял вазу и поднес ее к свету пламени. Поворачивая ее, он разобрал на ней фигурки рыцаря в доспехах и женщину, которая могла бы оказаться принцессой. Дорога и замок были на заднем плане, и рыцарь с леди, казалось, пришли оттуда.
— Я не вижу…
— Посмотри поближе, — посоветовал ему Жак. — На людей.
Он так и сделал и не увидел ничего, кроме превосходно сделанной работы. Настоящие художники делали эту вазу: фигурки казались почти живыми.
— Ты понимаешь лопоухих, — сказал Жак, задумчиво пережевывая косточку от ноги дикой пустынной птицы. — Но понимаешь ли ты их на самом деле? Из того, что ты говоришь следует, что в твоем мире нет ничего на них похожего.
— Только легенды, — сказал Кайан. — Старые легенды — скорее сказки. Мы слышали их, когда были детьми. Маленький бессмертный народ, который жил когда-то в горах и изобрел плавление золота. Предполагалось, что они собирали чешую, которую сбрасывали драконы. Никто на самом деле этому не верил, но для детей это были хорошие сказки. Мы все слушали эти сказки вместе с рассказами о рыцарях и драконах, о чародеях и замках. Некоторые из этих последних оказывается, существовали и в самом деле.
— Гм-м. Но здесь у нас есть змеи. Из их пасти стекает кислота. Их зубы крошат скалы. Они проделывают туннели в горах, появляясь на поверхности только за тем, чтобы сбросить свою шкуру и забрать те жертвы, которые им приносят каждый год. Лопоухие собирают шкуры, и занимаются они этим с незапамятных времен. Наше правительство всегда торговало с ними, хотя они живут как отдельная раса.
— Известно ли о смешанных браках? — поинтересовался Кайан.
— Об этом я ничего не слышал. Может быть, это возможно, а может быть и нет. Лопоухие во многом похожи на змей, в этом отношении они каким-то образом имеют другую, более магическую природу. Я не могу представить себе, чтобы какой-нибудь нормальный человек желал бы соединиться с лопоухим. Но предметы, которые они делают из серебра, очень красивы. Они никогда не делают произведения искусства, на которых изображали бы самих себя. Другое название, которое у нас есть для них — это люди змея.
— Хлопки ушами позволяют прогнать прочь маленьких змеев, — сказал Мэтт Бисквит. — Если есть какая-нибудь более ужасная смерть, чем оказаться проглоченным гигантским змеем, так это тогда, когда одна из этих маленьких змеек вбуравливается медленно, потихоньку и непрестанно в твою голову. Человек, у которого такая змейка сидит в мозгу, живет долгое время, но он сходит с ума.
— Маленькие змейки? Я никогда не слышал о маленьких драконах, я хочу сказать, конечно, сразу же после того, когда они вылупляются, они гораздо меньше, чем становятся потом, но они не вбуравливаются в голову, так как при этом они целиком разнесли бы ее.
— Ну, а змеи могут быть разными. Считается, что им требуется много столетий на то, чтобы вырасти большими, и что если большие змеи будут продолжать расти, они постепенно станут такими же огромными, как холмы.
Кайан содрогнулся.
— И что, кто-нибудь уже…
— В легендах, конечно, встречались. Но тот, которого ты описал — из самых крупных, о которых известно. Он был просто гигантских размеров, и я не знаю, как вам удалось выжить.
— Это было… — Кайан заколебался, не желая рассказывать слишком много о перчатках, — просто удачей.
— Больше чем удачей, я бы сказал, — сказал Жак. — Тебе следовало бы посмотреть на него, Мэтт! Он просто взбежал вверх по спине змея, схватил копье и вонзил его глубоко прямо в глаз! Кровь и яд потекли повсюду, но он точно вогнал в мозг острие копья, до того, как выпустил его из рук. Затем я вытащил его оттуда, иначе предсмертные конвульсии раздавили бы его. Мы, те, кто находится вне закона, время от времени убивали змеев; мы опутываем их веревками и вонзаем в их оба глаза наши копья. Но мы никогда не брались за что-то размером даже в половину этого змея. Он был просто огромен!
Остальные посмотрели на Кайана с уважением. Это смутило его.
— А лопоухие последуют за нами на Пустоши? — спросил он, пытаясь отвлечь их внимание.
— Нет, они никогда так не делали. Вероятно, они не могут вынести здесь солнца. Пока мы находимся на Пустошах, мы в безопасности.
— А солдаты короля что, не приходят за вами?
— Не часто. Пустоши, как ты должно быть заметил, не особенно приветливое место.
Хито, злосчастный карлик, подбежал к огню, неся с собой ярко блестевшую серебряную вазу. Никем не спрошенный, он поднес ее к Кайану и протянул ему.
Кайан посмотрел на Жака.
— Что это такое?
— Работа лопоухих, — сказал Жак. — Но искусство лопоухих — это искусство особого рода. Он хочет, чтобы ты посмотрел на эти фигурки.
Кайан взял вазу и поднес ее к свету пламени. Поворачивая ее, он разобрал на ней фигурки рыцаря в доспехах и женщину, которая могла бы оказаться принцессой. Дорога и замок были на заднем плане, и рыцарь с леди, казалось, пришли оттуда.
— Я не вижу…
— Посмотри поближе, — посоветовал ему Жак. — На людей.
Он так и сделал и не увидел ничего, кроме превосходно сделанной работы. Настоящие художники делали эту вазу: фигурки казались почти живыми.