Пирс Энтони
ЗАМОК РУГНА
Глава 1.
Людоед
Привидение Милли поражало красотой. Конечно, привидение кануло в вечность, и вместо него появилась няня Милли. Она не отличалась особой сообразительностью, и ее едва ли можно было назвать юной. Ей минуло двадцать девять, как считала она, и что-то около восьмисот двадцати девяти, как считали остальные: то есть выходило, что Милли – старейшая обитательница Замка Ругна. Она появилась в совсем новехоньком Замке Ругна семнадцатилетней горничной, восемь столетий назад, и возродилась к жизни ко времени рождения Дора. Этот промежуток времени она провела привидением, и потому этот ярлык так и закрепился за ней на всю оставшуюся жизнь. Ну и что? Во всех отношениях Милли была чрезвычайно привлекательным привидением.
И действительно, у нее были чудесные шелковистые волосы, спадавшие до очаровательных ямок на коленях. Поток чудесных волос закрывал ее тело – и как Дор не замечал всей этой красоты прежде? Милли была его няней все годы, со дня его рождения, заботясь и пестуя мальчика, потому что родители ребенка постоянно оказывались заняты.
О, он прекрасно все понимал. И объяснял окружающим, что король доверял его родителям, Бинку и Хамелеон, а всякий, кому доверял Король, всегда был чрезвычайно занят, потому что королевские поручения слишком важны, и приходится оставлять кого-то и дома. Такие объяснения звучали достаточно правдоподобно. Но маленький Дор знал также, что не только королевские поручения уводили его родителей из дому, заставляя мотаться как по Ксанту, так и за его пределами. Они просто-напросто любили путешествовать и постоянно находились вне дома. Как раз сейчас они находились далеко от родных мест, в Мандении, а ведь никто не отправлялся в Мандению ради удовольствия. Все из-за него.
Дор помнил, как много лет тому назад он беседовал с двуспальной кроватью своих родителей, Бинка и Хамелеон, и спросил, что же происходит ночью, спросил так просто, из праздного любопытства, и кровать рассказала – ужасно интересные вещи, особенно если Хамелеон находится в фазе красоты, когда она гораздо прекраснее и глупее, чем Милли-привидение. Но мать услышала часть их увлекательной беседы и рассказала о ней отцу, после чего Дору запретили заходить в родительскую спальню. Конечно, не потому, что родители не любили сына, как осторожно объяснил ему Бинк, просто они нервничали из-за того, что сами называли «вторжением в личную жизнь». И поэтому стали стараться заниматься наиболее интересными вещами подальше от родного гнезда, где Дор не мог узнать, чем. Во всяком случае, где и когда никакой источник не мог подслушать.
Все заботы о нем полностью лежали на Милли; у нее не было никаких личных тайн. Правда, ей не нравилось, когда он разговаривал с туалетом, хотя это был просто горшок, который ежедневно опорожняли на задворках сада, где навозные жуки кормили содержимым горшков чудесно пахнущие розы. С розами Дор говорить не мог, потому что они были живыми. Он не мог поговорить и с умершей розой, потому что она помнила лишь то, что случилось после того, как ее срезали, а этого было явно недостаточно. И совсем уж Милли не нравилось, когда он насмехался над Джонатаном. В остальном же она была вполне благоразумна, и Дор любил ее. Но раньше он никогда не замечал ее фигуры.
Милли имела большое сходство с нимфой с полным набором всех женских штучек вроде бесконечных метаний из стороны в сторону, нежности, а еще ее кожа поражала белизной и напоминала молоко, выделяемое сочным нежным стручком. Обычно она носила легкие просвечивающие платья, которые придавали ей несколько бесплотный неземной вид, напоминавший о ее жизни в образе привидения, и эти платья недостаточно хорошо скрывали нежные контуры. Она обладала мягким голосом, как и положено привидению. А еще она была остроумней любой нимфы и конечно, же более телесная, чем призрак. Она имела…
– Интересно, какую бы конфетку мне попробовать? – вдруг вслух спросил Дор.
– Почем же я знаю? – раздраженно буркнул кухонный стол.
Он был сделан из сучковатого желудевого дерева и потому имел несколько неровный характер.
Милли с улыбкой повернулась. Она мыла тарелки в раковине. Она утверждала, что мыть тарелки лучше руками, нежели использовать чары для мытья, и так, вероятно, и было. Чары в виде порошка находились в коробке – сборнике чар, пополнять который требовалось во дворце, а порошок почему-то постоянно заканчивался. Всегда находились занятия поважнее, чем мотаться во дворец за порошком. И поэтому Милли предпочитала мыть тарелки в раковине самым примитивным способом.
– Есть хочешь, Дор?
– Нет, – смущенно произнес мальчик.
Он действительно проголодался, но при этом вовсе не хотел еды. Если голод был правильным термином.
Тут в дверь кто-то нерешительно постучал. Милли резко обернулась, чудесные волосы заструились вдоль спины.
– Должно быть, Джонатан, – обрадовалась она.
Джонатан – зомби. Дор нахмурился. Вообще-то он ничего не имел против зомби, но ему не нравилось, когда они бродили вокруг дома. Обычно их прогулки сопровождались потерями вонючих кусочков плоти, да и вообще выглядели они крайне омерзительно.
– Да что ты нашла в этом мешке с костями? – спрашивал Дор, скорчив морду, по его мнению весьма похожую на зомби.
– Дор, как ты можешь, так нельзя! Джонатан мой старый друг. Мы знаем друг друга не одно столетие!
Никаких преувеличений! Зомби посещают Замок Ругна столько же, сколько и привидения. И, естественно, и те и другие уродцы прекрасно знали друг друга.
Но сейчас Милли – женщина, живая и такая красивая. С великолепной фигурой, думал Дор, наблюдая, как она мчится через кухню к задней двери.
Джонатан же, напротив, оставался обыкновенным ожившим мертвяком. Живой труп. И как Милли может вообще обращать на него внимание?
– Красавица и чудовище, – жестоко пробурчал Дор.
Расстроенный и злой, Дор, гордо подняв голову, вышел из кухни и прошествовал в гостиную.
Ровные полы из сырной корки были натерты до блеска, стены имели бело-желтый цвет. Дор начал ковырять стенку пальцем.
– Эй, ты, прекрати! – обиделась стена. – Сломаешь. Я же из сыра, тебе прекрасно известно.
Конечно. Дом и пол целиком были из сыра, который от долгого времени зачерствел и стал подобен камню. Когда домик строился, он был живым, но теперь, сделавшись жилищем стал мертвым и потому мог беседовать с мальчиком. Но ценного ничего не сообщил.
Дор пинком открыл парадную дверь.
– Как ты смеешь стучать по мне! – возмутилась дверь, но он еще раз пнул ее и услышал, как она застонала.
Эта дверь всегда вредничала больше, чем сыр.
День стоял пасмурный. Этого следовало ожидать, ведь Джонатан предпочитал являться именно в пасмурные дни – в такую погоду его гнилая плоть высыхала не так быстро. Фактически, собирался дождь. Небо заволокли тучи; пухлые и темные, они должны были вот-вот протечь.
– Не поливай меня! – закричал Дор, обращаясь к небу тем самым тоном, каким обращалась к нему дверь. Ближайшее к нему облако ехидно захихикало, сопроводив замечание громоподобными звуками.
– Дор! Подожди! – окликнул тоненький голосок.
Это оказался Гранди, голем – вообще-то уже не голем, хотя это не имело особого значения. Он считался закадычным приятелем Дора в той, задверной жизни, и всегда стоял на страже во время всех походов Дора в лес. Родители Дора заметили это, потому что мальчик всегда находился под присмотром – людей, подобно Милли, не обремененных секретами, или подобных Гранди, которому было бы наплевать на секреты, даже если бы они у него были. На самом деле Гранди был ужасно горд умением смущаться.
Все это послужило толчком для возникновения у Дора новой цепочки мысли. Действительно, с Бинком и Хамелеон дело обстояло иначе. Никто в замке Ругна не старался быть поближе к Дору, потому что все жизненные события происходили под неусыпным наблюдением мебели, а Дор, как известно, прекрасно общался с мебелью. Для него у полов и стен были уши и глаза. Но почему? Разве люди стыдились своих поступков? Казалось, в обществе Дора только король Трент чувствовал себя полностью свободно и раскованно. Но король едва ли мог проводить время, занимаясь ребенком.
Гранди догнал мальчика.
– Не лучший денек для исследований, Дор! – предупредил он. – Наверное, будет гроза.
Дор взглянул на облака.
– Иди умой свою пустую башку, – крикнул он раздраженно. – Ты, остолоп!
Ответом мальчику был целый поток желтых градин, и Дору пришлось согнуться в три погибели, подобно зомби, закрыв лицо руками.
– Прояви немножечко благоразумия, Дор, – увещевал Гранди. – Не путай дождь с грозой. Этот ливень промочит нас до нитки.
Дор неохотно сдался.
– Мы где-нибудь укроемся и переждем дождь. Только не дома. Там зомби.
– Интересно, что же Милли нашла в нем? – спросил Гранди.
– То же самое спросил и я, – ответил Дор.
Дождь усилился. Они спрятались под зонтичным деревом, чья огромная тонкая крона уже раскрылась навстречу каплям дождя. Зонтичные деревья предпочитали сухую почву, поэтому всегда защищали землю, на которой росли. Когда дождь прекращался и вновь выглядывало солнце, они сразу же складывали кроны, чтобы не мешать проникновению лучей. Здесь росли также противосолнечные зонтичные деревья, действие которых было противоположно – они раскрывались под солнечными лучами и складывались под дождем. Когда случалось, что семена обоих видов деревьев падали в почву рядом, возникала поистине страшная проблема.
Двое больших мальчишек, сыновья дворцовых стражников, уже спрятались под тем же деревом.
– Эй, – закричал один. – Разве это не тот ненормальный, что разговаривает со стульями?
– Иди ищи себе другое дерево, – огрызнулся второй мальчик, с мощными плечами и упрямым выдающимся подбородком.
– Послушай, Лошадиная Челюсть! – огрызнулся Гранди. – Это не твое личное дерево. Каждый имеет право спрятаться под зонтиком в такую грозу!
– Только не тот, кто разговаривает со стульями, ты, букашка.
– Да он же волшебник! – негодовал Гранди. – Он разговаривает со всеми неживыми предметами. Больше никто не умеет это делать, и раньше никто не умел, за всю историю Ксанта, и никто не научится и в будущем.
– Оставь их, Гранди, – пробормотал Дор.
Голем имел чересчур острый язычок, который мог доставить им обоим кучу хлопот.
– Лучше найдем себе другое дерево!
– Видал? – торжествующе обратился Лошадиная Челюсть к приятелю. – Маленькая вонючка не хочет перечить старшим.
И мерзко захихикал.
Вдруг прямо над ними грянул гром. От испуга Дор и Гранди подпрыгнули, но тут же вспомнили, что таково проявление таланта Лошадиной Челюсти – издавать подобные грому звуки. Большие мальчишки дружно загоготали.
Дор вышел из-под прикрытия зонтичного дерева и внезапно поскользнулся на змее. Он отшатнулся, но змейка тут же превратилась в струйку дыма. Таков был другой талант мальчишки – воображать маленьких безвредных рептилий. Пацаны покатились со смеху, сотрясая телами ствол зонтичного дерева.
Дор и Гранди перешли под другое дерево под аккомпанемент раскатов грома.
Дор с трудом сдерживал гнев. Ему не нравились такие штучки, но он не мог противостоять силе старших мальчиков. Его отец Бинк отличался силой и отвагой, он мог легко защитить себя, но Дор больше походил на мать – был маленький и гибкий. Как же он желал походить на отца!
Дождь лил как из ведра, Дор и Гранди вымокли насквозь.
– Почему ты терпишь такие насмешки? – спросил Гранди. – Ведь ты же волшебник!
– Волшебник по связям, – ответил Дор. – Такой талант не котируется у мальчишек.
– Еще как котируется, – закричал Гранди, топнув маленькой ножкой, да так сильно, что поскользнулся и упал в только что образовавшуюся лужу.
Дор немедленно бросился на помощь маленькому другу, ведь рост голема не превышал нескольких дюймов.
– Ты мог поговорить с их одеждой, выведать все секреты и успешно шантажировать этих паразитов.
– Нет!
– Ты чертов этик, Дор, – заключил Гранди. – Сила всегда неразборчива в средствах. Будь твой отец Бинк неразборчив, он давно бы сидел на троне в королевской короне.
– Он никогда не хотел быть королем!
– Дело не в этом. Королевская власть не предмет желания, это привилегия таланта. Только настоящий мужчина-волшебник может быть королем.
– Трент и есть настоящий. И потом, он хороший король. Страна Ксант возродилась с тех пор, как ею правит волшебник Трент. Раньше всюду царили хаос и анархия. Злое волшебство одерживало верх над добрым.
– Твой отец в каждом видит только хорошее. Он слишком добрый человек. Ты пошел в него.
Дор улыбнулся.
– Спасибо на добром слове, Гранди.
– Так это не комплимент!
– Я знаю, но только для тебя.
Гранди помолчал.
– Иногда мне кажется, что ты не настолько наивен, как кажешься. Ты знаешь, может, в твоем сердце живут маленькие червячки злости и зависти, также, как и у других людей.
– Наверное. Сегодня, когда этот противный зомби опять пришел к Милли…
Тут мальчик неожиданно оборвал фразу.
– Ага, ты уже обращаешь внимание на Милли! Ты растешь!
Дор прямо-таки налетел на голема, а поскольку Гранди находился у него в руке, то также кинулся на мальчика.
– Ты что имеешь в виду?
– Просто обычно только мужчина замечает в женщине то, чего мальчик никогда не увидит. Разве ты не знаешь, в чем заключается талант Милли?
– Нет. Так в чем же?
– Сексуальная привлекательность.
– А я думал, это присуще любой женщине.
– Это то, что мечтает иметь каждая женщина. Способность Милли поистине волшебна, каждый мужчина в ее лице получает свой идеал.
Такое объяснение не показалось Дору достаточным.
– Для моего отца она не представляет никакого интереса.
– Просто твой отец старается держаться от нее подальше. Неужели ты думаешь, что это простые совпадения?
Дор всегда считал, что только талант заставляет его отца держаться вдали от родного дома. Оказалось, все не так просто.
– А что насчет короля?
– У него вся жизнь под контролем. Но держу пари, некоторые мыслишки просачиваются и через железный занавес, вне видимости. Стоит только обратить внимание на то, как зорко следит за мужем королева, когда рядом с ним крутится Милли.
Дор всегда считал, что именно за ним так внимательно наблюдает королева, когда его, ребенка, няня-Милли брала с собой во дворец. Теперь же его одолели сомнения, и он не мог даже спорить. У голема наготове всегда находилось множество новостей-сплетен, которыми так интересовались взрослые, даже если они были подозрительными. Сплетни временами поражали своей глупостью.
Они пришли в павильон, расположенный во фруктовом саду Замка Ругна. Там находились сухие камни, пригодные для того, чтобы на них переждать непогоду. Едва Дор с Гранди уселись, автоматически включился обогрев, и их одежда сразу начала просыхать. Ужасно приятная вещь сушильные камни.
– Я по-настоящему оценил твою услугу, сушильщик, – обратился Дор к камню.
– Часть работы, – ответил камень. – Мой кузен, острый камень-резак, вот у него работка, сплошное резание. Ты знаешь, все кожи… Ха-ха!
– Ха-ха, – мягко согласился Дор, похлопывая камень.
Основной трудностью общения с неодушевленными предметами являлось то, что они не всегда оказывались смышлеными – но вообще-то мыслили.
Тут из зарослей сада неожиданно появилась фигура, сжимающая целую гроздь шоколадных вишен.
– О, только не это! – воскликнула она, узнав Дора. – Неужели это тупица Дор, вечно сующий нос в чужие дела?
– Смотри, кто это, – воскликнул Дор. – Айрет Айрин, дворцовое отродье.
– Для тебя – принцесса Айрин, – фыркнула девочка. – Не помнишь, что ли? Мой отец – король.
– И все равно ты никогда не будешь королем, – фыркнул Гранди.
– Только потому, что женщина не может наследовать трон, противный голем! Но если бы я была мужчиной, то…
– Если бы ты была мужчиной, все равно никогда не стала бы королем, потому что не обладаешь талантом уровня волшебника.
– Обладаю! – вспыхнула она.
– Вонючий палец? – ехидно спросил Гранди.
– Это просто зеленый большой палец, – злобно огрызнулась девочка. – Я могу заставить расти любое дерево. Быстро. До огромных размеров. Полезно и безопасно.
Дор воздержался от спора, но совесть потребовала, чтобы он воскликнул:
– Такое волшебство делает тебе честь!
– Не суйся в мои дела, тупица! – фыркнула она. – И что ты знаешь об этом?
Дор только развел руками. И как он влез в спор, когда, наоборот, старался от него уклониться?
– Ничего. Я не могу увеличивать вещи.
– Сумеешь, когда станешь мужчиной, – буркнул Гранди.
Айрин продолжала злиться.
– Как они смеют называть тебя волшебником, когда только я…
– Являюсь избалованным отродьем, – закончил за нее Гранди.
Айрин залилась слезами. Все-таки она была хорошенький ребенок – серо-зеленые глаза, волосы с зеленоватым отливом, что оттеняло ее талант, но ее большие пальцы имели нормальный цвет, как и у остальных людей. Она была только на год моложе Дора, поэтому если хотела, то могла и поплакать. Но, увидев поток слез, мальчик забеспокоился. Он хотел поладить с ней, но почему-то не знал, как.
– Я тебя ненавижу! – визжала Айрин.
Искренне недоумевая Дор только и смог, что спросить:
– Почему?
– Потому что ты собираешься стать к-королем! И если я хочу стать к-королевой, я должна буду…
– Выйти за него замуж, – сказал Гранди. – По правде говоря, ты сначала научись заканчивать твои собственные предложения.
– Ух! – вскрикнула она, звук прозвучал, будто ее вот-вот вырвет. Она даже обернулась вокруг и заметила в конце павильона крошечный росток.
– Расти! – приказала принцесса, указывая пальцем.
И росток, вняв ее призыву, принялся интенсивно расти. Оказалось, это дерево-боксер – на упругих ветвях торчали маленькие боксерские перчатки. Перчатки сжимались в кулаки и ударяли по тени, образованной удаленным освещением. Вскоре боксер уже достиг в высоту нескольких футов, да и перчатки доросли до размера человеческого кулака. Они боксировали со смутными тенями обстановки павильона. Дор отпрянул, зная, что такие удары очень сильны.
Привлеченное движением и той резкой тенью, которую отбрасывал Дор, дерево наклонилось в его сторону. Перчатки уже переросли человеческий кулак и красовались на ветках толщиной в руку. Их было уже не меньше дюжины. Одни наносили удары, другие отклонялись в противоположную сторону и, таким образом удерживали дерево в равновесии. Айрин наблюдала, ехидно ухмыляясь.
– Как я влез во все это? – спросил Дор, впавший в дурное настроение. Ему так не хотелось уходить из павильона – гроза усиливалась, желтый дождь что есть силы колотил по крыше. Грохот стоял такой, что надежды на быстрое его завершение не оставалось; к дождю примешался град, и вообще все выглядело как прелюдия к сильному смерчу.
– Ну, вообще-то я не уверен, – ответил павильон. – Но однажды я подслушал, как королева разговаривала с гостьей, когда та укрылась здесь от маленького снегопада, и сказала, что Бинк всегда ее раздражал, а теперь его сын досаждает ее дочери. Она еще сказала, что должна что-то сделать в связи с этим, раз король…
– Но я никогда не делал им ничего плохого! – запротестовал Дор.
– Конечно, – согласился Гранди. – Только родился настоящим волшебником. Они не могут перенести такого оскорбления.
Но тут боксирующие перчатки настигли мальчика и загнали в самый конец павильона.
– Как мне избежать ударов?
– Включи свет, – посоветовал павильон. – Те, кто ведет бой с тенью, не терпят света.
– Нет у меня никакого света.
Тут одна из перчаток скользнула по его подбородку, но мальчик уклонился, отскочил, и дождь изрядно вымочил ему спину. Дождь был желтым. Интересно, оставлял ли он желтые потеки?
– Тогда тебе лучше убежать, – сказал павильон.
– Давай-давай, тупица, – подхватила Айрин.
На нее дерево не нападало, потому что именно она заколдовала его.
– Беги, подставь свою непутевую башку прямо под гигантскую градину. Немножко ледка не помешает твоим мозгам.
Теперь уже три боксирующие перчатки тянулись к мальчику. Дору не оставалось ничего другого, как со всех ног кинуться под дождь. Он тут же промок, но, к счастью, градинки стали меньше, светлее и даже мягче. Его преследовал издевательский смех Айрин.
Его безжалостно трепали порывы ветра, на небе сверкали молнии. Дор знал, что в такую грозу ему совершенно нечего делать на улице, но все-таки отказался вернуться домой. Он помчался в джунгли.
– Вернись! – кричал Гранди прямо ему в ухо.
Голем сидел у мальчика на плече.
– Спрячься в укрытии!
Совет был просто замечательный, удары молнии могли бы принести много вреда. Потом они бы лежали много часов на земле и остывали, потому что не были достаточно умны и превратились бы в обугленные деревяшки. Их могли бы собрать и использовать для строительства стены или какого-нибудь дома.
И тем не менее Дор не останавливался. Общее расстройство и внутренняя растерянность заглушали внешние эффекты.
Он не был расстроен настолько, чтобы быть застигнутым врасплох врагами, обитавшими в диких джунглях. Ближайшие окрестности Замка Ругна были заколдованы, чтобы обеспечить безопасность людей и их друзей, но джунгли, особенно чащоба, никак не относились к достаточно безопасным местам. Никакие чары не могли бы укротить опутывающее дерево или усмирить дракона. Для любителей прогулок в лесу проложили несколько безопасных тропинок, и особенно разумные личности держались лишь этих дорожек.
Молния ударила как раз позади мальчика и попала прямо в толстый ствол желудевого дерева. Дерево задрожало. Оно было невелико, но имело три приличных острых челюсти, которые легко уничтожили бы Дора, если бы смогли дотянуться до мальчика. Дерево сгорело, оставив после себя обугленный ствол.
Действительно, оно чуть не поймало мальчишку. Дор кинулся к ближайшей заколдованной тропинке, забирающей вправо. Ни одна молния не достанет его на этой дорожке. Он знал, что эта тропинка обрывается у деревни с Волшебной Пылью, управляемой троллями, но он никогда еще не забредал так далеко. Наконец он согрелся.
– Хорошо, что мы вместе, – сказал Гранди. – По крайней мере, будет хоть один разумный человек во всем районе.
Дор рассмеялся, и настроение его улучшилось.
– Во всяком случае, хотя бы наполовину, – сказал он.
Гроза вроде как просияла тоже, как бы в тон его настроению. Во всяком случае, такое было возможно, гроза относилась к неодушевленным предметам, с которыми у мальчика имелось прекрасное взаимопонимание. Теперь он бежал медленнее, тяжело дыша, но упрямо держал курс на юг. Как ему хотелось иметь большое, сильное, мускулистое тело, а не это слабое подобие – тогда бы ему не пришлось бояться ударов какого-то паршивого теневого боксера. Конечно, Дор еще не окончательно вырос, но прекрасно знал, что никогда не будет великаном.
– Помню, какую грозу мы пережили перед самым твоим рождением, направляясь именно по этой дороге, – заметил Гранди. – Твой папа Бинк, кентавр Честер и солдат Кромби в обличье грифона – понимаешь, король его превратил специально для поисков, и добрый волшебник…
– Добрый волшебник Хамфри? – воскликнул Дор. – Вы путешествовали с ним? Он же никогда не покидает Замка.
– Твой отец искал источник волшебства. Естественно, Хамфри отправился с ним. Старый гном всегда славился как специалист по информации. Отличная вещь, надо сказать. Он же первый подсказал мне, как стать настоящим. И он не прогадал; он встретил Горгону, и видел бы ты, какое впечатление она произвела на него, первого мужчину, который разговаривал с нею и не превратился в камень. А гроза была такая, что смыла несколько звезд с небес. Они плавали в лужах.
– Гранди, остановись! – закричал, смеясь, Дор. – Я верю в волшебство, как любой разумный человек, но я же не дурак! Звезды не могут плавать в воде. Они бы вмиг пропали.
– Может, и так. Я в тот момент гарцевал на летающей рыбе, поэтому не мог как следует рассмотреть. Но гроза была такой же сильной!
Тут земля задрожала, но к грому эта дрожь не имела никакого отношения. Дор в тревоге прислушался.
– Что такое?
– Похоже на тяжелую поступь великана, – встревожился Гранди.
Он обладал талантом переводчика и мог перевести речь любого существа, но, к сожалению, звуки шагов переводу не поддавались.
– Или еще что-нибудь похуже. Может быть, даже…
Внезапно это нечто стало вырисовываться во мраке.
– Людоед! – закончил в ужасе Дор.
– И прямо на тропинке. Почему не сработали чары? Мы же предполагали, что находимся здесь в безопасности…
Людоед направился прямехонько к ним, башнеподобный увалень, более чем в два раза выше и шире Дора. Рот со страшными зубами, больше напоминавший расщелину, открылся с ужасным скрежетом. Из пасти хлынули устрашающие запахи, очень напоминавшие дыхание голодного дракона.
– Что сказать, вот человек – не подашь ли мне руки? – произнес Гранди.
– Что? – переспросил Дор, немного оправившись от испуга.
– Это сказал людоед, я только переводил.
– Ах, да. Конечно. Нет! Руки я не подам! Он не сможет съесть ее.
Хотя он слабо представлял, как может заставить людоеда отказаться есть то, что ему нравится. Людоеды всегда так любили похрустеть косточками!
Великан вновь заворчал.
– Мы детенышей не ам; помощь требуется нам, – перевел Гранди.
Потом Гранди вдруг подпрыгнул и заорал:
– Да это же Хруп! Людоед-вегетарианец!
– Тогда почему он хочет съесть мои руки? – спросил Дор.