– Джосс! – В голосе Люка слышалось волнение и благоговение, граничившее с ужасом. – Я вижу его головку.
 
   Это был мальчик. Обняв его одной рукой, Джосс насухо вытерла младенца и завернула его в теплое белье. Она посмотрела на маленькую головку, прижала новорожденного к подбородку. Посмотрела на Люка и улыбнулась.
   – Примите мои поздравления, док.
   Он улыбнулся в ответ.
   – Парень выглядит на славу, правда?
   – Он прекрасен.
   Ребенок издавал довольное сопение, личико его казалось ярко-красным на фоне белизны одеял. За окном между тем наступил ясный день, сад, охлажденный и вымытый дождем, мирно спал под белым покровом легкой утренней дымки. Усталая Джосс, лежа на спине, прикрыла глаза. Тишина была полной. Люк пошел посмотреть, что делает Том, и нашел ребенка тихо спящим с пальцем во рту. Электричества до сих пор не было, и телефон не работал. Люку не оставалось ничего другого, как на цыпочках пройти на кухню и поставить на огонь чайник. Пора пить утренний чай.
   Простыни казались почти невесомыми, и Джосс не ощущала их тяжести. Она решила поспать, повернулась на бок, чтобы дать отдохнуть своему измученному болью телу, согнула локоть, на который она уложила новорожденного сына, и, улыбаясь, зарылась головой в подушку.
   Она резко проснулась от писка младенца.
   – Что такое, ну что такое, мой маленький?
   Джосс села и принялась всматриваться в крошечное личико, которое сморщилось от крика и выглядело совершенно несчастным.
   – Ну, успокойся, солнышко мое. – Она оглядела комнату. Холод вернулся. Ужасный, всепроникающий холод, напоминающий о холоде могилы.
   – Люк? – Голос ее потерялся в балках потолочных перекрытий. – Люк?
   Он здесь. Где-то здесь.
   Она отчаянно прижала к груди ребенка.
   – Люк!
   Мальчик. О Боже милостивый, почему ты не сделал так, чтобы родилась девочка? Она вдруг поняла, что плачет. Тело сотрясалось от рыданий, усиленных пережитыми страданиями и страхом.
   Она все еще плакала, когда вернулся Люк с подносом, на котором стояли чайник и чашки.
   – Джосс, что с тобой, любимая? Тебе плохо?
   – Он – мальчик. – Она еще теснее прижала новорожденного к груди.
   – Конечно, мальчик. – Люк присел на краешек кровати. – Ну же, солнышко. Все хорошо. Джимбо будет здесь через час. Я послал его к Саймону, и скоро доктор посмотрит вас обоих. Ну же, милая, у тебя нет никаких причин плакать. – Он наклонился и коснулся крошечной ручки ребенка. – Итак, как мы его назовем?
   Джосс посмотрела на мужа. Щеки ее были мокры от слез, глаза покраснели и опухли, лицо побледнело от усталости.
   – Я бы хотела назвать его Филипом.
   Люк нахмурился.
   – В честь твоего отца? Это не расстроит Джо?
   Она согласно кивнула, и лицо ее сделалось несчастным.
   – Тогда давай подумаем о другом первом имени. Об имени, с которым не будет никаких сложностей, тогда можно будет сделать Филипа и Джо вторым и третьим именами. – Он улыбнулся.
   – Ты всегда был дипломатом. – Она посмотрела на Люка тусклым взглядом. – Ладно. Думай об имени.
   – Нам некуда торопиться с этим, – он взглянул на спящего младенца. – Почему бы тебе не отдохнуть? Позже, когда тебе будет лучше, мы устроим мозговую атаку, ладно?
   Он нашел старую колыбель и выстлал ее простыней. Взяв из рук жены младенца, он уложил мальчика в корзинку и укутал одеялом.
   – Вот так. Теперь отдыхай, Джосс. Все в порядке. Когда телефон заработает, я позвоню Лин, Элис и Джо. Они все будут очень взволнованны. – С этими словами он наклонился к жене, поцеловал ее в лоб, а потом на цыпочках вышел из спальни.
   В тени снова зашевелились гнев и страх.

20

   – Нy что ж, учитывая все обстоятельства, вы оба выглядите просто блестяще. – Саймон убрал стетоскоп и заправил рубашку новорожденного под одеяльце. Убедившись, что с Джосс и младенцем все хорошо, врач осмотрел плаценту.
   – Полагаю, что должен был ожидать такого мятежного исхода! – Он усмехнулся. – Помнится, вы говорили, что вам не нравится идея рожать в окружении новейших аппаратов?
   Джосс рассмеялась. Она сидела на краю кровати, полностью одетая, и пила чай.
   Саймон тоже сделал глоток из своей чашки.
   – Не думаю, что вам надо ехать в госпиталь. Насколько я могу судить, все в порядке. Кажется, я уже говорил это, но повторюсь: не принимайте произошедшее близко к сердцу, не перетруждайте себя, а я попрошу акушерку навестить вас ближе к полудню. – Он взглянул на торшер, стоявший возле кровати. – Электричества все еще нет?
   Джосс отрицательно покачала головой.
   – Электричества не дали, и телефон не работает. Я пережила первобытные роды с самого начала до самого конца.
   – Понятно. – Саймон встал. – Вы, современные женщины, не перестаете меня удивлять. Ну вот и все. Я должен идти по своим делам. Если возникнут проблемы, пусть даже они покажутся вам ничтожными, не стесняйтесь послать за мной.
   После того, как врач ушел, Джосс в изнеможении откинулась на подушки. Туман на улице рассеялся и наступил прекрасный жаркий день. Васильковый купол неба громадной дугой выгибался над садом, отражаясь в озере на краю луга. В доме стояла удивительная тишина. Люк с Томом уехали к Джанет Гудиар, надеясь, что она присмотрит за мальчиком несколько часов, и еще больше надеясь, что у Гудиаров работает телефон. Никогда они с Джосс так не нуждались в Лин, как сейчас. Потянувшись, Джосс посмотрела на балдахин, потом медленно повернула голову к ближнему окну. Комната была залита солнечным светом. В спальне не было ничего, что могло бы ее напугать. Уходя, Люк открыл окно, и Джосс слышала, как поют птицы, вдыхала влажную свежесть земли и травы, смешанную с ароматом жимолости.
   Эдгар! Она стремительно села. Эдгар ждет ее. Проклятый телефон. Почувствовав внезапный прилив энергии, Джосс спрыгнула с кровати и, подойдя к корзинке с младенцем, поставленной на шезлонг около окна, всмотрелась в личико новорожденного сына. Мальчик спал, маленькие веки, переплетенные синими венками, бахромка темных ресниц на мягких щечках. У него были, как у них с Люком, густые темные волосы, торчком стоявшие на макушке – сын будет таким же необузданным индивидуалистом, как его отец. Джосс улыбнулась. Том утром бросил мимолетный взгляд на маленького брата и тотчас потерял к нему всякий интерес. Насколько она могла судить, ночные переживания мало повлияли на Тома. Утром он выглядел на удивление веселым – еще более веселым от предвкушения поездки к Джанет и игры с котятами в корзинке.
   Медленно, испытывая несильную боль, Джосс спустилась вниз, пересекла большой холл и вошла на кухню. Люк оставил на столе невскрытую почту. Поставив чайник на горячую плиту, Джосс, ожидая, пока закипит вода, взяла первое письмо. Оно было от Дэвида.
   «Еще несколько кусочков головоломки, – писал он своим красивым бисерным почерком. – Я нашел чудесную старую книгу, в которой несколько раз упоминается Белхеддон». В конверт была вложена толстая пачка фотокопий соответствующих страниц. Джосс взглянула на плиту, вода начинала закипать. Отложив письмо, она заварила себе чай и, ощутив вдруг сильную усталость и озноб, села и снова взяла письмо.
   Дэвид продолжал:
 
   «Она была напечатана в 1921 году и повествует о полудюжине таинственных историй об увечьях, происшедших в Восточной Англии. Я помню, как вы рассказывали мне о Джоне Веннете, который пропал без вести где-то в начале века. Так вот, автор книги знает эту историю. Она ужасна. Вы удобно сидите? Тогда читайте…
   Дэвид»
 
   Джосс отложила письмо и извлекла из конверта фотокопии. Их оказалось шесть. Разложив их перед собой, она принялась читать.
   «Одна из многих легенд, связанных с прекрасным Белхеддоном, древним замком, расположенным в живописном лесу на берегу моря, повествует о семье, которая жила в нем совсем недавно. Мэри Персивал унаследовала дом по смерти своей матери в 1884 году, будучи двадцати лет от роду. Деловая и талантливая во всех отношениях молодая женщина решила управлять огромным поместьем единолично, отклонив все предложения руки и сердца, которых, как можно себе представить, было великое множество.
   Насколько позволяют утверждать собранные нами сведения, Мэри была привлекательным и весьма популярным членом местного общества, и когда она все же решила связать себя узами брака, то остановила свой выбор на красивом сыне священника из Суффолка, адвокате, практиковавшем в Бэри, городке, расположенном в нескольких милях от Белхеддона. Джон Беннет был годом старше Мэри и после свадьбы оставил юриспруденцию, чтобы помогать жене управлять поместьем. Он полностью взял на себя это тяжкое бремя после того, как Мэри родила первого ребенка. Генри Джон Беннет родился в октябре 1900 года, а двумя годами позже родилась его сестра Лидия Сара.
   Насколько нам известно, в доме Беннетов царили мир и покой, а первые признаки надвигавшейся беды заметил местный викарий. В его мемуарах Белхеддон-Холл упоминается несколько раз, причем дважды в связи с тем, что его приглашали туда изгонять нечистую силу. Он посетил замок зимой 1902 года, когда слуги рассказывали о том, что видели привидение, которое все описывали по-разному: и как одетого в латы рыцаря, и как марсианина, и как «трехногого» (это было четыре года спустя после выхода в свет книги г-на Г. Дж. Уэллса «Война миров»), и как чудовище, предсказывавшее конец света. В течение следующего года Беннеты были уже не в состоянии держать в доме слуг. Те покидали замок один за другим, а нанятые вместо них люди быстро следовали примеру своих предшественников. Но трагедия постигла семью лишь несколько месяцев спустя, весной 1903 года. Маленький Генри Джон умер в результате ужасной случайности.
   С этого момента начинается тайна. Нет никаких записей о том, как и почему умер мальчик. Его унесла неординарная детская болезнь. Это исключается, учитывая те потрясения и ужас, которые вызвала в графстве смерть младенца».
   Джосс отложила листки и задумчиво поднесла к губам чашку чая. Пристально разглядывая темную жидкость, она вспоминала.
   Она сидела тогда в аттике, в окно было видно синее небо, а на коленях у нее лежало письмо Джона Беннета. Слова сами всплыли сейчас в ее памяти.
   Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик мертв. Следующим буду я.
   Джосс не была уверена, что хочет до конца прочесть присланные фотокопии. Сложив листки, она встала и сунула их в карман брюк, потом взяла чашку и направилась в большой холл. Там было светло, солнце заливало помещение сквозь омытые дождем стекла, отбрасывая лучи через квадраты оконных переплетов. Цветы, которые она только вчера поставила на закусочный столик, завяли, лепестки их валялись на полированной столешнице черного дуба, а пыльца облепила серебряную чашу. Задрожав, Джосс оглянулась и направилась к лестнице.
   Нагнувшись над колыбелью, она вдруг поняла, что сердце ее сжимается от страха. Чего она ждет? Чего-то страшного, что грозит ее малютке? Джосс улыбнулась. Младенец проснулся и бессмысленно сучил кулачками, которые сумел выпростать из-под пеленок.
   – Привет, незнакомец, – прошептала Джосс. Взяв ребенка на руки, она подошла к креслу, устроилась в нем так, чтобы видеть сад, и стала медленно расстегивать блузку.
   Нэд. Имя пришло к ней само собой. Эдуард. В ее семье, насколько она помнила, никогда не было Эдуардов. Нахмурившись, она попыталась мысленно представить себе семейную Библию, лежавшую в кабинете. Не было Эдуардов и в семье Дэвисов.
   – Эдуард Филип Джозеф Грант, – она вслух произнесла эти имена. – Неплохо для этого маленького сорванца. – Она наклонилась и поцеловала темный вихор на макушке сына.
   Когда он снова уснул, она села у окна и только после этого достала из кармана недочитанные фотокопии.
   «На протяжении нескольких месяцев по округе ходили самые невероятные истории, которые причиняли немало горя осиротевшей семье. Мистер и миссис Беннет были в полном отчаянии и часто посылали за викарием. Потом, в июне того же года, неожиданно исчез Джон Беннет. Несмотря на все усилия, его так и не смогли нигде найти.
   В то время никто не сумел найти даже следов, но приблизительно пятнадцать лет спустя на границе Эссекса и Суффолка начали ходить слухи о том, что на самом деле произошло в Белхеддон-Холле.
   Поговаривали, что в нескольких гостиницах видели глубокого старика, который утверждал, что он и есть пропавший Джон Беннет. Выглядел старик на восемьдесят лет (Джону Беннету в то время должно было быть пятьдесят пять лет, на год больше, чем его жене), волосы его были абсолютно белыми, глаза пустыми и, к тому же, он страдал нервным тиком. Вести о появлении на границе Суффолка этого старика, конечно же, достигли слуха Мэри Сары, которая продолжала жить в Белхеддон-Холле с дочерью Лидией, которая к тому времени превратилась в юную шестнадцатилетнюю леди. Демоны Белхеддона, казалось, угомонились после исчезновения хозяина дома. Мэри Сара, как рассказывают, обвинила старика в самозванстве и потребовала встречи с ним. Старик, в свою очередь, наотрез отказался ехать в Белхеддон-Холл, а когда его спросили, как он жил все прошедшие годы, пришел в волнение и растерянность.
   Вероятно, никто больше никогда не услышал бы об этом человеке, если бы однажды его не нашли лежащим без сознания на ступенях церкви в деревне Лоуфорд. Священник внес его в свой дом, где за стариком ухаживали и вернули его к жизни. Историю, которую он рассказал священнику, никогда официально на распространяли, но служанка священника, которая несколько раз заходила в кабинет подбросить дров в печь, слышала разговор мужчин. Рассказ гостя поверг женщину в ужас.
   Джон Беннет – так гласит рассказ, и так он сам себя называл – прогуливался по саду Белхеддона. На землю начали опускаться вечерние сумерки, когда он столкнулся с чем-то, имевшим облик человека, одетого в средневековые доспехи. Вытянув вперед руки, фигура высотой больше семи футов шагнула навстречу Беннету.
   Повернувшись, чтобы убежать, Джон поскользнулся в грязи и упал на спину. Все происходило на берегу озера. К ужасу Беннета привидение склонилось над ним и подняло его в воздух. Прежде чем он успел прийти в себя от неожиданности, привидение швырнуло его в воду.
   Когда он выплыл на поверхность и попытался рассмотреть покушавшегося, то не увидел никого. Берег был пуст, в темноте не было видно ничего, кроме растущих вдоль берега деревьев. Беннет, если это действительно был он, доплыл до берега, выбрался из воды, но его разум, уже подорванный смертью единственного сына, совсем его покинул, и, вместо того, чтобы вернуться в уютный дом, он, насколько мог вспомнить, шатаясь, добрел до калитки ворот, выбрался на тропинку и, роняя на землю капли холодной воды, бросился бежать в наступавшую темноту. Это было последнее, что, по его словам, он помнил до того, как очнулся в доме священника пятнадцать лет спустя.
   Никто не знает, что произошло дальше с человеком, который рассказал эту историю. Он оставался в доме священника еще несколько дней, а потом ночью ушел во тьму, из которой явился, и с тех пор его никто больше не видел».
   Джосс выпустила из рук листки, и они упали ей на колени. С того места, где она сидела, было видно озеро, на зеркальной поверхности которого среди лилий то и дело образовывались круги в тех местах, где рыбы выпрыгивали из воды, охотясь на мух.
   Мужчина в средневековых доспехах? Железный человек? Она закрыла глаза, ослепленная бликами света, отражавшегося от воды.
 
   Она проснулась оттого, что Люк тронул ее за плечо.
   – Привет, как ты? – На столике рядом с креслом стояла чашка чая, которую принес ей Люк.
   Некоторое время она смотрела на мужа пустыми, ничего не выражающими глазами, потом выпрямилась и оглянулась на колыбельку.
   – С Нэдом все в порядке?
   – Нэд? – на мгновение Люк замолчал, склонив голову набок. – Да, мне нравится это имя. Эдуард Грант. Чудесно.
   Люк отошел к колыбели и любовно посмотрел на сына.
   – Как Том?
   – Том совершенно счастлив. Я поручил его Джанет на целый день. У них работал телефон, и я позвонил твоему Эдгару Гоуэру. Он и его жена собираются навестить тебя послезавтра. Я позвонил Лин, она немедленно выехала; есть и хорошая новость: анализы Элис в порядке, ничего страшного не обнаружено. Итак, солнышко, тебе абсолютно не о чем тревожиться! Есть и еще одна хорошая новость. Возвращаются мои родители. Я позвонил им по такому случаю в Оксфорд, а они, оказывается, прошлой ночью вернулись домой! Они шлют тебе свою любовь и свои поздравления, и горят желанием увидеть своего нового внука!
   Джосс улыбнулась. У ее ног, рассыпанные по полу, лежали фотокопии, соскользнувшие с ее колен.
   – Значит, хорошие новости, отличный муж, да еще чашка чая в придачу.
   – Именно так! – Он сел у окна. – И еще! Джимбо передает тебе коробку шоколада!
 
   Джанет привезла Тома, пока Люк ездил на станцию встречать Лин. Склонившись над колыбелькой, она внимательно оглядела спящего младенца с таким же бесстрастным видом, с каким готовила пищу.
   – Маловат, как мне кажется, но очень хорошенький, – объявила она. – Отличная работа!
   Она выпрямилась и отвернулась от ребенка – осмотр был закончен.
   – Все было слишком драматично, даже для Белхеддона, не правда ли? Родить в такую грозу, да еще ночью!
   – Пожалуй, – Джосс достала ребенка из корзинки. – Сегодня два раза была акушерка, да еще и Саймон. Так что за мной строго следят!
   Она взглянула на Джанет.
   – Вы и Рой жили здесь, когда Эдгар Гоуэр был местным священником, да?
   Джанет кивнула.
   – Да, когда мы купили здесь ферму, он был здешним священником уже много лет.
   – Какое впечатление он на вас производил?
   Сев в кресло, Джосс расстегнула блузку и приложила ребенка к груди. Джанет отвернулась, но Том, как зачарованный, ковыряя пальчиком в своем маленьком ухе, перегнулся через ее колено, сгорая от любопытства.
   – Это человек, состоящий из огня и стали – он был так не похож на милого кроткого Джеймса Вуда. Иди сюда, Том. – Она посадила мальчика к себе на колени. – Люк звонил ему от нас. Он хотел приехать сюда немедленно, говорил очень взволнованно. – Она бросила быстрый взгляд на Джосс, но ее лицо было закрыто упавшими на лоб прядями волос. Молодая женщина смотрела на ребенка, которого держала на руках. – Джосс. – Джанет помолчала. – Послушайте, я знаю, что мы все делаем драму из историй об этом доме. Кто-то делает. Это, – она сомневалась, говорить ли дальше, – это смешно, как мне думается. Драма, привидения! Все любят хорошие истории о призраках. Но это нельзя воспринимать слишком всерьез. Эдгар был немного… – она помолчала, подыскивая подходящее слово, – суеверным. Мистиком. Мне так думается, мистиком. Некоторые говорили, что он вообще на этом повернут. Некоторые члены консистории вообще сомневались в нем, и дело здесь не только в консервативности прихода, а в том, что он и Лаура постоянно заводили друг друга. Вы же понимаете, что здесь не происходило ничего необычного. Просто несколько страшных трагедий. Лаура не могла смириться с мыслью а том, что они были случайными. Ей надо было верить, что за этим кроется нечто большее. Во многих семьях все идет не так, а потом вдруг все меняется к лучшему… или наоборот. – Сидя на коленях у Джанет, Том запустил пальцы в ее жемчужные бусы и, засыпая, закрыл глаза. – Бедный усталый ягненок. У него есть теперь новый братик и мое обещание получить котенка, когда того можно будет отлучить от его мамаши. Вы не возражаете?
   Джосс наконец подняла голову и посмотрела в глаза Джанет.
   – Конечно, нет. Нам нужна кошка. Должно быть, это будет очень мило.
   – И вы не станете больше волноваться?
   – Нет, если кот окажется черным. – Джосс через силу улыбнулась.
   Джанет отрицательно покачала головой.
   – Нет, они все пятнистые, но очень милые.
   Она встала, бережно держа на руках спящего Тома.
   – Что мне с ним делать?
   – Вы можете положить его в кроватку? Там, за дверью, налево.
   Джосс вздохнула, когда Джанет с Томом вышли. Было ли все так, как сказала Джанет? Это плод больного воображения? Суеверный мужчина и истеричная женщина в душном доме: оторванные от мира, скучающие, одинокие.
   Она вскинула голову, услышав сверху внезапный шум. Мыши, играющие в аттике… или дети?
   Мертвые дети.
   Поколения маленьких мальчиков. Их крики и смех до сих пор отдаются эхом под стропилами дома.
 
   – Лин! – Джосс раскинула руки и крепко обняла сестру. – Я так виновата перед тобой. Прости меня за машину.
   Лин улыбнулась.
   – Все забыто. Ты была просто в жутком стрессе. – Оглядевшись, она поставила чемодан на пол. – Так где этот новенький маленький Грант?
   – Наверху. Они оба спят. О, Лин, я не знаю, как бы мы справились тут без тебя!
   – Ты и не справишься. Это просто, как правда. – Лин посмотрела на Джосс, прежде чем выйти. – Так ты собираешься показать мне племянника?
   Они несколько минут постояли у колыбели, глядя на спящего малыша. Лин протянула ладонь и осторожно коснулась маленьких ручек. Лицо ее смягчилось.
   – Он – чудо. Ты не спросила меня о маме. – Она продолжала внимательно рассматривать младенца.
   – Люк все мне рассказал. Злокачественной опухоли нет.
   – Ты могла бы позвонить ей сама! – Лин наконец подняла голову. – Могла бы сказать ей о ребенке!
   – Лин, я не могла этого сделать! – уязвленная Джосс повысила голос, и дитя в колыбели зашевелилось. – Из-за грозы вышел из строя телефон. Люк должен был сказать тебе об этом. Именно поэтому мы и остались здесь одни, милостивый Господь!
   Джосс замолчала, потому что Нэд издал недовольный вопль, и она, наклонившись, достала его из колыбели.
   – Ладно, я прошу меня простить. Конечно, ты не могла позвонить. Дай, я тоже с ним поговорю. – Лин протянула руки. – Но позвони, как только сможешь, Джосс. Это будет так много для нее значить. Помни, ведь это ее внук. – В голосе Лин прозвучал вызов.
   Джосс нахмурилась. Внук Лауры. Сын Белхеддона.
   – Конечно, я позвоню.
 
   Не успел Нэд захныкать, как Джосс мгновенно проснулась. Мгновение она полежала в темноте, глядя в окно. В небе серебристо сияла полная луна, и в саду было светло, как днем. В тишине она услышала, как ухает филин, потом снова тихо пискнул Нэд. Осторожно, стараясь не разбудить Люка, Джосс села, свесила ноги с кровати и потянулась за теплым халатом. В спальне было холодно. Очень холодно. Дрожа, она огляделась. Здесь ли он, не прячется ли в тени железный человек Тома? Человек без сердца. Чуждый пришелец. Дьявол Белхеддона.
   Джосс тихо прокралась к колыбельке, залитой лунным светом, и склонилась над ней. Личико Нэда, повернутое в сторону от яркого света, выражало полную готовность приступить к трапезе. Он сразу заметил мать, и она увидела, как из-под пеленок появился маленький кулачок, которым малыш принялся беспомощно махать в воздухе. Она стояла и смотрела на младенца, охваченная такой любовью и нежностью, что некоторое время не могла пошевелиться. Потом, взяв себя в руки, достала ребенка из колыбели, поцеловала его и подошла к креслу у окна. Прежде чем сесть, Джосс немного постояла, поглядывая в сад. Средняя створка окна была приоткрыта. Она тихонько толкнула створку и, ощутив дуновение ветерка, с удивлением почувствовала, что уличный воздух был гораздо теплее воздуха в спальне. На короткую секунду благотворная прелесть ночи очаровала ее. Но требовательный крик младенца вернул Джосс к действительности. Сдвинув с плеча ночную рубашку, она дала сыну грудь, продолжая вглядываться вдаль, туда, где было озеро. По траве пробежала тень облака. Джосс нахмурилась. Как тиха ночь. Она постояла еще некоторое время, убаюканная ритмичными сосательными движениями сына и тихим посапыванием мужа на кровати за ее спиной. Устав, она, наконец, села. Джосс приготовилась дать мальчику вторую грудь, когда в саду запел соловей. Словно в каком-то трансе, она снова выглянула в окно. Чарующие своей чистотой ноты лились, как ей показалось, из леса за церковью. Трели заполнили комнату. На берегу озера в лунном свете играли двое детей. Она оцепенела.
   – Джорджи? Сэмми?
   Сразу почувствовав перемену в настроении матери, Нэд скривил личико, готовый расплакаться. Ротик его высох.
   – Сэмми? – снова выдохнула Джосс. – Сэмми?
   – Джосс! – Люк зашевелился и повернулся лицом к жене. – Что-то случилось?
   – Нет, все хорошо. – Она принялась качать ребенка у груди, внезапно поняв, что соловей замолчал. Исчезли и фигуры в лунной тени на берегу озера.
   – Иди в постель.
   – Я приду. Приду, как только он уснет.
   Положив Нэда в колыбельку, Джосс устало выпрямилась и потянулась. Она снова услышала соловья, правда, на этот раз тот пел откуда-то издалека, и его трели эхом отдавались в тишине сада.
   – Ты слышишь? – прошептала она Люку. – Разве это не прекрасно?
   Ответа не было.
   Обернувшись, она посмотрела на кровать. Лицо Люка пряталось в тени тяжелой драпировкой занавесей, которая словно защищала его от лунного света. Улыбаясь, Джосс вернулась к окну. На подоконнике, серебристая в лунном свете, лежала белая роза.
   Она смотрела на цветок несколько томительно долгих секунд, чувствуя, как из ее горла начинает рваться отчаянный крик. Нет. Должно быть, это снова разыгралось ее воображение. Здесь не может быть розы. Это не может быть реальным! Глубоко вдохнув, она закрыла глаза, сжала кулаки и медленно посчитала до десяти, слыша, как в ее мозгу все громче звучат пленительные ноты соловьиной песни. Потом она снова открыла глаза и посмотрела на каменный подоконник.