Узнав о том, что мачеха, Токико, дети, все женщины поместья спрятались, когда начались беспорядки, в холмах и вернулись, когда узнали, что Киёмори возвращается, он нахмурился:
   — Зачем вы вернулись? Вы не должны были этого делать. Останьтесь на ночь, но на заре вы все должны уйти за холмы. Я не могу допустить, чтобы вы стали свидетелями предстоящих ужасов. Худшее впереди. Рокухара может скоро превратиться в дымящие развалины.
 
 
   Нобуёри и Корэката созвали совет, на который должны были прийти все придворные под страхом смерти. Тем не менее многие из них не пришли. Хотя стало известно, что воины Исэ и соседних провинций двигались к поместью Рокухара и что сам Киёмори скоро прибывает туда, Нобуёри больше беспокоило отсутствие ряда сановников, приглашенных на совет.
   Он сидел на возвышении в Большом зале, оглядывая беспокойным взглядом ряды придворных, когда показался опоздавший. Он пришел не обычным путем, а поднялся по лестнице, ведшей в зал, предварительно пройдя через площадь. Пять его помощников, скрывавших под накидками доспехи и мечи, остались у ворот. Краска залила лицо Нобуёри, покрытое толстым слоем пудры, когда дядя узурпатора, Мицуёри, устремил на него пристальный взгляд.
   — Поразительное зрелище! — произнес дядя с горечью в голосе. — Кого я вижу? Прожигателя жизни на возвышении и достойных людей внизу? Или это вечеринка в чайном домике с девами веселья? Разве можно все это назвать императорским двором?
   Слова дяди привели Нобуёри в замешательство, другие глядели на него со страхом в глазах. Сановники побаивались Мицуёри — старшего брата Корэкаты, — редко появлявшегося на дворцовых советах.
   Один из придворных встал со своего места, находившегося недалеко от кресла Нобуёри, и сказал:
   — Мы ждали вас, господин. Садитесь, пожалуйста.
   — Это двор или что-то еще?
   — Да…
   — Если это двор, то должны действовать принципы субординации. Кто этот напудренный хлыщ на возвышении?
   — Там новый командующий стражей, министр Нобуёри.
   — Никогда не слышал о таком. Нобуёри — не командующий стражей. Возможно, вы имеете в виду вице-советника Нобуёри?
   — Он получил этот пост недавно.
   — Вздор! Где его величество, который один может производить такие назначения? — спросил Мицуёри, хлопнув сердито по бедру деревянным жезлом и указывая на узурпатора. — Нобуёри, ты занимаешь самое высокое положение, где, по-твоему, занять место мне, который выше тебя по чину? Только его величество имеет право председательствовать на таких советах. Где он? Кто-нибудь скажет? Все это очень странно! — воскликнул Мицуёри, направившись из зала в боковые комнаты дворца. — Корэката, ты что здесь делаешь? — спросил он, увидев брата, притаившегося в одном из внутренних помещений.
   — Здравствуй, брат!
   — Брат? Ты смеешь называть меня братом?
   — Да…
   — В таком случае я — ничтожество. Ибо твое преступление — мое преступление. Кажется, я этого не вынесу.
   — Я поступил нечестно.
   — Ты признаешь это? Что заставило тебя так поступить? Ты, глава Полицейского ведомства, ввязался в эту историю с выставлением на обозрение головы Синдзэя! Ты думал, что скажут об этом люди? Я цепенею, когда слышу, что о тебе говорят. Возможно ли, чтобы мой собственный брат совершил такую глупость? Не могу себе представить этого! До сих пор наше имя не знало такого позора. Ты первый, кто заслужил право называться придурком! Подумай, как ты опозорил нашего покойного отца и старую мать. Что подвигло тебя на такое безумие?
   — Моя собственная глупость. Я теперь понял это и сожалею о содеянном.
   — Если ты говоришь искренне, тогда позаботься о том, чтобы немедленно освободить императора и укрыть его в безопасном месте.
   — Я сделаю это.
   — Не понимаю, Корэката, — сказал напоследок Мицуёри, — зачем ты так глупо рискуешь своей жизнью?
   С неожиданным появлением Мицуёри заседание совета расстроилось.
   Этим вечером до командования мятежников дошли вести, что в поместье Рокухара вернулся Киёмори и готовит своих людей к боевым действиям.
   Ночью Нобуёри, расположившийся во дворце, не мог заснуть. Он послал к Корэкате служанку передать, что хочет видеть дядю. К удивлению Нобуёри, Корэкаты дома не оказалось. Тогда он приказал позвать Цунэмунэ, но того тоже не могли найти.
   Между тем на заре ожидавшегося нападения из поместья Рокухара не произошло. В дворцовых парках запели птицы, сидевшие на верхушках обмерзших деревьев. Лишь тогда Нобуёри заснул крепким сном.

Глава 23.
Похищенный император

   20-е, 21-е и 22 декабря прошли в императорском дворце в напряженном ожидании. В зимних парках беготня вооруженных людей заменила обычную предпраздничную суету. Велись разговоры, что Киёмори собирается напасть на дворец. В поместье же Рокухара продолжалось укрепление обороны. Высказывались опасения, что войска Гэндзи движутся из дворца к оплоту дома Хэйкэ. Тем не менее ни одна из сторон не обнаруживала готовности к нападению первой.
   Лишь один человек во время всеобщего бездействия проявлял повышенную активность. Это был Нос. Корэката и Цунэмунэ, главари мятежа, тайком посетили однажды вечером дом Бамбоку на Пятой улице. Вскоре после того, как они ушли, Красный Нос отправился в Рокухару с письмом для Киёмори.
   Почти неделю ходили слухи, что ведутся переговоры сторон о перемирии. Однако вечером 26 декабря Нобуёри понял, что конфликт не сможет предотвратить даже декрет от имени императора. Военачальники дома Гэндзи проявляли нетерпение, а дома Хэйкэ продолжали военные приготовления. Общее напряжение должно было неизбежно разрешиться в вооруженном конфликте.
   Однажды вечером люди в масках посетили экс-императора Го-Сиракаву, заключенного в здании архива с 9 декабря, и сказали:
   — Ваше величество, не поднимайте шум, и вас никто не тронет. Говорят, что сражение начнется до окончания ночи. Вас ожидают носилки, на которых вас доставят в храм Ниннадзи.
   Го-Сиракава подчинился и позволил отнести себя к Северо-Западным воротам дворцовых строений. Там он сел верхом на ожидавшую лошадь и направился к месту назначения в сопровождении посетителей.
   Примерно в то же самое время — в три часа утра — император, заключенный в одном из помещений дворца, был разбужен шепотом людей, предложивших ему перебраться в более безопасное место. Император с удивлением узнал в посетителях Цунэмунэ и Корэкату. Под их накидками виднелись доспехи и мечи. Не способный из-за страха что-либо сказать, Нидзо позволил Корэкате завернуть себя в женскую накидку и вывести из дворца.
   Здесь Цунэмунэ отвел Нидзо к карете и усадил в нее вместе с его сестрой, принцессой. Карета быстро отъехала. Два погонщика быков и их помощники направили животных к воротам на западной стороне дворцового ансамбля, где были окликнуты охранником из дома Гэндзи Дзуро.
   — Кто едет?
   Воины перегородили путь карете и заставили ее остановиться.
   — Здесь что-то подозрительно. Куда можно ехать в это время?
   — Принцесса со служанкой едут в храм, — прозвучало в ответ. — Позовите Дзуро.
   — Я — Дзуро.
   — Ты — Дзуро?
   — Кто это говорит?
   — Корэката, глава Ведомства по охране правопорядка.
   — Вы, господин?
   — Открой ворота и дай нам проехать. Я лично сопровождаю ее светлость. Еще есть вопросы?
   — Сожалею, господин, но командующий Ёситомо нам приказал никого не пропускать, даже вас.
   — Тогда позови командующего.
   — Я не знаю, где он.
   — Сколько же ты собираешься держать здесь ее светлость? Какое ты имеешь право окликать ее карету, когда я нахожусь вместе с принцессой? Прочь с дороги!
   — Позвольте, господин. Мы несем ответственность за охрану этих ворот, и даже вы не сможете таким образом выехать из них. Если же вы настаиваете, позвольте мне осмотреть карету, — сказал Дзуро, выступив вперед и отодвинув занавеску дверцы одним из концов своего лука.
   За Дзуро толпились охранники с факелами. Их пламя осветило двух напуганных молодых женщин, державших друг друга за руки и сидевших неподвижно. Глаза семнадцатилетнего императора были закрыты, его лицо с девичьими чертами смертельно побледнело. Дзуро, принявший монарха за служанку, разрешил карете проехать.
   Экипаж миновал ворота между шеренгами воинов с факелами и продолжил путь в ночи по промерзшей дороге.
   — Поезжай туда! Быстрее! — поторапливали Корэката и Цунэмунэ погонщиков быков. Доехав до конца дворцовой стены, карета повернула на восток.
 
 
   Оба дерзких замысла Киёмори удались. Экс-император нашел укрытие в храме Ниннадзи, а юный император был благополучно вывезен из-под стражи. Вскоре после этого яркое пламя и клубы черного дыма к северу от дворца породили самые невероятные вымыслы. Поползли слухи, что Киёмори послал свои войска вверх по реке и атаковал резиденцию императора с севера, что монахи горы Хиэй поддержали Киёмори и двинулись на столицу.
   Ёситомо послал к императорскому дворцу небольшой отряд под командованием своего сына Ёсихиры, чтобы выяснить причину пожара.
   Между тем погонщики быков щелканьем бичей и хриплыми криками стремились ускорить бег животных в направлении поместья Рокухара.
   — Погодите, не так быстро! Помедленнее, опасность уже миновала, — хрипели, тяжело дыша, Корэката и Цунэмунэ, следуя за императорской каретой.
   Погонщики быков замедлили ход и рассмеялись.
   — Слышишь, они жалуются, что не поспевают! Подождем?
   — Бояться сейчас вроде нечего.
   Погонщики остановились и отерли пот с лица.
   Вскоре карета выехала на Третью улицу, тянувшуюся по берегу реки Камо. Киёмори послал из Рокухары две сотни воинов для сопровождения Нидзо. Когда отряд подъехал к мосту Годзё, с неба посыпался густой снег.
   Рокухара, где много ночей царили безмолвие и тьма, ко времени прибытия императора светилась бесчисленными огнями. Повсюду, несмотря на падающий снег, мерцали, как звездочки, язычки пламени светильников. Как только император появился в Рокухаре, группы воинов Хэйкэ были отправлены на улицы столицы, чтобы объявить о том, что правитель страны поселился в поместье Рокухара, а хозяин дворца с аркадами находится в храме Ниннадзи. Всем, кто лоялен императору, предлагалось идти в Рокухару.
   На восходе солнца придворные и министры, ведомые регентом, двигались в поместье Рокухара.
   Пока все это происходило, Нобуёри, главарь мятежа, лежал в одной из комнат императорского дворца совершенно пьяный в присутствии дев веселья. Ночные попойки оттолкнули от него Цунэмунэ и Корэкату, которые считали, что Нобуёри свихнулся. Более того, выговор со стороны Мицуёри заставил их взяться за ум, они не упустили случая связаться с Киёмори.
   Когда в комнату вбежал запыхавшийся помощник с сообщением, что августейшие пленники сбежали, Нобуёри вскочил с циновки в крайней тревоге и истерично рассмеялся:
   — Это невозможно! Галлюцинация! Корэката и Цунэмунэ должны были следить за тем, чтобы их величества никуда не исчезали!
   — Господин, сторожа оказались изменниками и сбежали вместе с пленниками.
   — Невозможно! — повторял Нобуёри, но червь сомнения уже подтачивал уверенность его тона.
   Он быстро оделся, пристегнул меч и побежал по лабиринту дворцовых коридоров. Нобуёри исторг поток ругательств, когда узнал правду.
   — Не говори об этом никому, даже самым доверенным лицам, — приказал он помощнику.
   Однако того, что случилось, уже нельзя было скрыть. Ёсихира тоже узнал, что пленники скрылись, и тотчас помчался обсудить эту новость с отцом.
   — Говорят, что ночью произошло невероятное! Киёмори опередил нас — его величество переправлен в Рокухару, а хозяин дворца с аркадами сейчас в храме Ниннадзи. Можно ли в это поверить?
   Ёситомо не ответил.
   — Это правда, отец? — повторил вопрос Ёсихира.
   Ёситомо медленно произнес:
   — Да, это так. Я уже слышал эту весть, хотя Нобуёри все скрывал.
   На лице юноши появилось выражение испуга.
   — Ёсихира!
   — Да…
   — Что ты узнал о пожаре близ дворца?
   — Это была военная хитрость противника. Там не оказалось неприятельских войск, но за городскими воротами горели крестьянские дома.
   — Киёмори, похоже, действует по донесениям искусного агента. Должен признать, что сегодняшняя операция противника была проведена мастерски. Нам предстоят трудные времена.
   — Но, отец, какой смысл в обороне дворца, когда там нет их величеств?
   — Я дал слово Гэндзи, что буду верен соглашению, и не могу его нарушить. Воин остается верным долгу до самой смерти.
   Ёситомо понял, что ошибся в Нобуёри, и горько сожалел о том, что сделал. Однако, если бы он не связал свою судьбу с вице-советником, политика Синдзэя все равно привела бы к вооруженному столкновению между Гэндзи и Хэйкэ. Теперь Синдзэй мертв, но оставался Киёмори. С похищением императора агентами Хэйкэ Гэндзи потерпели серьезную неудачу. Но Ёситомо был уверен, что в искусстве ведения войны он значительно превосходил Киёмори.
   Вернулся помощник, которого Ёситомо послал к Нобуёри.
   — Я встретился с министром, но он отрицает слухи о бегстве их величеств. Он уверяет, что во дворце ничего необычного не произошло.
   В ответ на это сообщение отец и сын обменялись улыбками сожаления. Сообщение свидетельствовало о трусости Нобуёри.
   — Время слов кончилось, — заметил Ёситомо. — Пусть те, кто призван охранять дворец, готовятся к бою. Трубите сбор.
 
 
   Нобуёри, командующий стражей, собирался наблюдать за своими войсками из просторного помещения, окна которого выходили на дворцовую площадь. Рядом с ним выстроились вельможи и сановники двора. Пока проходил смотр, во дворец прибывали верховые — гонец за гонцом — с последними вестями о передвижениях сторонников Киёмори. Сообщалось, что вооруженные отряды Хэйкэ уже собрались на берегу реки, ожидая приказа о выступлении. Распространялись также слухи о том, что войска Киёмори были размещены на окраинах Восточных холмов, готовя неожиданную атаку на дворец.
   Две тысячи воинов, сторонников дома Гэндзи, томились ожиданием, сидя верхом на конях на дворцовой площади. На забралах их шлемов нарастали сосульки, а их кровь кипела нетерпением и тревожными предчувствиями.
   Нобуёри был одет в доспехи бледно-лилового цвета, переходившего на бедрах в фиолетовый. Под доспехами виднелась одежда алого цвета. Его меч покоился в ножнах, инкрустированных изображением прекрасной хризантемы из чистого золота. Заклепки на его рогатом шлеме блестели и сверкали сквозь пелену падавшего снега. Его черный как смоль конь знаменитой породы, выведенной в императорских конюшнях, был привязан к вишневому дереву, которое выросло сбоку от широкой лестницы, поднимавшейся к Большому залу дворца.
   Появился Ёситомо в доспехах, подобранных более тщательно, чем обычно. Трое его сыновей также были одеты в лучшие доспехи дома Гэндзи. Самый младший из троих, Ёритомо, тринадцатилетний подросток, привлек внимание многих из присутствовавших. Отец и братья относились к нему с особой заботой. Парня разбудили в караульном помещении, полусонного и дрожавшего от холода повели на поле для парада в полном боевом снаряжении. Участвовавших в смотре воинов очень тронул вид юного воина, прибывшего получить свой первый урок кровопролитного боя.
   К утру снегопад прекратился. Улицы столицы сверкали белизной, но в ветхих хижинах простых людей не топились печи и не готовилась пища.
   Ёситомо готовился вместо обороны атаковать поместье Рокухара. Его сын Ёсихира, посланный на разведку, вскоре вернулся с сообщением, что видел Ёримасу из дома Гэндзи, скакавшего верхом к мосту Годзё.
   — Боюсь, отец, Ёримаса обманул нас, сославшись на свою болезнь. Он ехал в Рокухару. Позволь мне перехватить его и сразиться с ним.
   Ёситомо, задетый за живое, ответил:
   — Нет, я это сделаю сам. — Однако, повернув к себе голову коня, добавил с горькой усмешкой: — Стоит ли нам беспокоиться о Ёримасе и ему подобных? Меня он не интересует.
   Вскоре после этого Ёситомо и Ёримаса встретились друг с другом, стоя на противоположных берегах реки близ моста Годзё. Ёситомо, пришпорив коня, выехал вперед и крикнул с презрением в голосе:
   — Итак, Ёримаса, ты, Гэндзи, снюхался с Хэйкэ! Будь проклят тот день, когда ты родился! Да падет позор на твою голову за то, что ты подымаешь оружие на Гэндзи!
   Потом выехал Ёримаса и с достоинством ответил:
   — Гэндзи с незапамятных времен были преданы трону. Именно ты обесчестил дом Гэндзи, поддержав изменника Нобуёри. Я плачу при мысли о позоре, который ты навлек на дом Гэндзи!

Глава 24.
Бой барабанов

   Император Нидзо, его свита, министры заняли все большие усадьбы поместья Рокухара. Высокопоставленных беженцев было так много, что даже пристройки зданий и кухни заняли императорские слуги.
   Сын Киёмори, Сигэмори, пересек двор, где снег был утрамбован и смешан с грязью бесчисленными ногами, и подошел к главному зданию, надеясь увидеть там отца.
   — Мой отец у его величества? — спросил он слугу, облокотившегося о балюстраду.
   — Нет, его здесь нет, — ответил тот.
   Сигэмори побрел по внутреннему дворику к двухэтажным воротам, заглянул в караульное помещение и затем вернулся на прежнее место. Искать отца в каждом из зданий поместья он, конечно, не мог. Между тем становится светлее, отметил Сигэмори, с тревогой глядя в небо. Его беспокоил отец. Он в состоянии восторга от первых успехов мог слегка подзабыть, что их ожидает решающее сражение. Войска, проведшие ночь, расположившись лагерем у реки, уже проявляли нетерпение, ожидая приказа на выступление.
   Сигэмори раздраженно бормотал про себя разные догадки. Вряд ли отец мог быть в помещениях для слуг, расположенных у конюшен. Все же, подумал он, стоит заглянуть туда. Пройдя в этом направлении, он столкнулся с Киёмори, пересекавшим галерею, ведшую на кухню.
   — Вот вы где, отец!
   — А это ты, Сигэмори! Что тебе надо?
   — Неудивительно, что я не мог вас разыскать. Трудно было предположить, что вы находитесь здесь.
   — Я лично разговаривал с поварами. Мне следовало убедиться, что его величество будет доволен приготовленной пищей.
   — Почему вы не передадите эти заботы поварам и их помощникам? Воины устали ждать вашего приказа.
   — До зари еще есть время.
   — Как только станет светло, противник атакует нас первым у моста Годзё, и тогда Рокухара будет потеряна.
   — Пошли несколько человек на разведку.
   — Я уже послал.
   — Пока этого достаточно.
   — Но мы не должны упустить возможность ударить первыми на рассвете. Это залог нашей победы.
   — Я не возражаю против того, чтобы послушать твои стратегические соображения. Но у меня имеются и собственные идеи. Кроме того, его величество должен обратиться с воззванием к народу, а он еще не в состоянии это сделать после заключения во дворце. Вряд ли ему там удалось поесть и поспать. Я должен позаботиться прежде всего, чтобы он поел горячего риса. Едва ли я смогу докучать ему какими-нибудь проблемами именно сейчас. Подождем с приказами.
   — Хорошо, отец.
   — Сообщи об этом братьям, Мокуносукэ и воинам.
   — Как скажете.
   — Передай, чтобы они подождали, когда его величество поест. А пока прикажи, чтобы они укрепляли оборону.
   Сигэмори повернулся и ушел. Он не сомневался, что ситуация складывается не в пользу Хэйкэ. Отцу явно не хватает сосредоточенности. Но Сигэмори, никогда не оспаривавший решения родителя, направился к берегу реки и передал воинам указания главы дома.
   Киёмори, однако, не нуждался в напоминаниях сына о серьезности положения. Он поспешил в главное здание, но был остановлен в одном из изгибов галереи незнакомцем, который, очевидно, поджидал его.
   Неизвестный обратился к Киёмори после нижайшего поклона:
   — Господин Харимы, позвольте поздравить вас с успешным осуществлением ваших планов.
   Киёмори взглянул на незнакомца более внимательно. Это был Красный Нос, торговец, служивший посредником в передаче сведений от Корэкаты и Цунэмунэ в поместье Рокухара.
   — А, Бамбоку! Спасибо за добрые услуги.
   — Не за что, господин, мои услуги не заслуживают благодарности.
   — Напротив, ты обнаружил необычайную изобретательность во всем этом деле.
   — Преувеличение, господин, — всего лишь благодарность за покровительство вашей великодушной супруги.
   — Как там Корэката с Цунэмунэ?
   — Должен сказать, весьма утомлены. Сейчас они спят в помещении для слуг.
   — Вот как? Ты тоже сопровождал его величество прошлой ночью?
   — Лишь часть пути. Я очень боялся и уверяю вас, господин, от меня было мало пользы… Я зашел сюда узнать: смогу ли быть полезным на подсобной работе в кухне, для мытья посуды? Случайно встретил вас, господин… Это большая честь для меня.
   — Я разыщу тебя в нужное время. Подожди еще несколько дней, и ты получишь вознаграждение.
   У Киёмори не было причин сомневаться в преданности Бамбоку. И не только потому, что Токико считала его надежным. Купец доказал свою верность содействием секретным переговорам на прошлой неделе.
   Когда Киёмори вошел в дом, придворный сообщил:
   — Господин, вас разыскивал сын некоторое время назад.
   — Я только что расстался с ним. Как самочувствие его величества?
   — Он поел горячего риса.
   — Отдохнул ли он хоть немного?
   — Не знаю, что вам сказать — нас глубоко тронуло, что его величество расплакался при виде пищи.
   — Отлично, отлично! — воскликнул Киёмори с доброй улыбкой. — Теперь мы должны получить его согласие на подготовку атаки против неприятеля.
   — Оно уже дано. Указ об этом вскоре будет готов.
   — Тогда позови ко мне моего сына, Сигэмори, — приказал Киёмори стоявшему невдалеке слуге.
   Сигэмори, которому было поручено командовать войсками вместо отца, вскоре явился.
   — Сигэмори, его величество согласен. Немедленно атакуй дворец — как можно скорее!
   Когда Сигэмори появился перед воинами и передал приказ выступать, войско взорвалось бурными аплодисментами. Зазвучали гонги и барабаны. Три тысячи всадников двинулись вперед через снежные заносы, чтобы взять дворец штурмом.
   Наконец первые лучи солнца выглянули из-за гряды Восточных холмов, заиграли переливами на доспехах воинов, на сбруях лошадей, засверкали на верхушках деревьев и крышах дворца. Все ворота дворцового ансамбля были открыты в ожидании выступления войск под предводительством Ёситомо. Но тот курил трубку, сознавая, что инициатива упущена. Он планировал атаковать поместье Рокухара до зари, но медлительность и противоречивые приказы Нобуёри задержали выступление. Между тем противник был уже на марше.
   Приказав барабанщикам дать сигнал об изменении расположения войск, Ёситомо рассредоточил людей для защиты трех ворот внешней стены на востоке. Всего в дворцовом ансамбле было двадцать семь ворот, включая ворота во внутренней стене, отделенных друг от друга широкими аллеями и парковыми зонами. И вот две тысячи всадников дома Гэндзи в полном вооружении устремились со всех сторон на широкую площадь перед Большим залом дворца. В это время бой барабанов и звуки гонгов Хэйкэ уже раздавались близ Восточной стены.
   Тридцать красных штандартов трепетали под безоблачным небом среди леса боевых луков воинов Хэйкэ, остановившихся перед тремя открытыми Восточными воротами.
   Ёситомо, снедаемый горечью, внутренне застонал, когда увидел, что Нобуёри с лицом пепельного цвета наконец покинул Большой зал, неуклюже взобрался на своего коня и нехотя поехал в сопровождении вооруженных всадников к воротам, защитой которых должен был руководить. Сигэмори с пятьюстами всадников уже ожидал его там. Как только Нобуёри появился в поле их зрения, Сигэмори и восемь воинов поскакали ему навстречу. Нобуёри вскрикнул, когда увидел их, немного помедлил и затем обратился в бегство, преследуемый Сигэмори. За ним через ворота устремились пятьсот воинов, вслед за которыми двинулись еще пять сотен.
   Со своей позиции у вторых ворот Ёситомо видел происходившее. Зычным голосом он подозвал своего сына Ёсихиру, проезжавшего мимо.
   — Неприятель прорвался через Центральные ворота! Я не могу оставить своей позиции. Ты же помоги этому трусу, Нобуёри! Выдвори за стену людей из Рокухары!
   По приказу Ёситомо к Ёсихире присоединились семнадцать всадников. Сигэмори мчался на гнедом коне, Ёсихира узнал его по доспехам и красной одежде, выглядывавшей из-под них. Пока Сигэмори обстреливал воинов Гэндзи стрелами из лука, его воины не давали Ёсихире приблизиться и вступить в рукопашный бой со своим военачальником. Когда же во время передышки Сигэмори опустил лук, Ёсихира решил, что наступил подходящий момент для поединка. На коне, хвост которого развевался на ветру, он выехал навстречу Сигэмори и бросил вызов громким голосом:
   — Я Ёсихира из дома Гэндзи, сын Ёситомо! Ты кто?
   Сигэмори медленно повернул лицо и встретил горящие глаза Ёсихиры. Затем развернул коня, разбрызгивая грязный снег, и резко ответил:
   — А, ты Ёсихира из дома Гэндзи! Я Сигэмори из дома Хэйкэ, сын Киёмори!
   Так юные воины из домов Гэндзи и Хэйкэ встретились лицом к лицу перед Большим залом дворца. С одной стороны широкой лестницы, ведшей к залу, росла вишня, с другой — дикое мандариновое дерево. На площади два молодых воина кружили друг подле друга.