– Не говоря уж о какой-нибудь Канаде, – добавил Хейниц.
   – Как хотите, – сказал Вешняк. – Только Россия это. Сердцем чую.
   – Давай направо, – сказал Велга. – Если есть дорога, значит куда-нибудь она, а приведёт.
   – Направо, так направо, – легко согласился Стихарь и развернул машину.
   В посёлок въехали уже в полной темноте.
   У «Маши» и «Ганса» не было фар в привычном понимании этого слова, – в случае нужды машины освещали дорогу, выбрасывая перед собой сплошную широкую полосу света, интенсивность и дальность которой легко регулировалась. И теперь свет выхватывал из мокрой темени по обе стороны от дороги грязноватые обшарпанные стены домов, из черных окон которых, бессмысленно пялилась на людей пустота. Машины ползли по дороге (теперь уже улице) совершенно бесшумно, внешние микрофоны были включены, но ни один звук, кроме нудного шелеста дождя, не долетал снаружи. Ни голос человеческий, ни лай собачий, ни крик птичий или звериный.
   – Стоп, – сказал Велга, когда машины неспешно доползли до перекрёстка. – По-моему, это центр данного населённого пункта. И мы, всё-таки, в России. Во всяком случае буквы над тем, вон, зданием точно русские. Хотя я не понимаю, что означает это слово.
   – «Ми-ни-мар-кет» – прочел вслух Валерка. – Н-да. Час от часу не легче. Буквы русские, слово иностранное. Эй, на «Гансе», кто-нибудь знает, что такое «минимаркет»?
   – Это что-то вроде магазина, – отозвался Карл Хейниц. – А вон там, правее, банк. Видите?
   – Ага, – сказал Велга. – Точно. Написано: «Сбербанк». Видимо, от слова «сберегательный». Так, уже легче. О, а это что – там, под деревьями, на площади? Ну-ка, Валера, посвети…
   Стихарь чуть довернул вправо, изменил конфигурацию светового потока с горизонтальной на вертикальную, и люди увидели памятник.
   На бетонном пьедестале, покрытом уже кое-где обвалившейся плиткой из камня лабрадорита, стоял в полный рост солдат. Гимнастёрка, сапоги, каска, плащ-палатка за спиной, в правой руке взметнувшийся вверх ППШ… будто старого боевого товарища и друга отлили в бронзе и поставили здесь, посреди площади незнакомого русского городка на долгие времена в честь тех, кто своей жизнью и смертью добыл победу.
   – Ух ты! – воскликнул Валерка. – А ведь это нам памятник, братва.
   – Да уж можно не сомневаться, – сказал Майер. – Раз мы в России, то было бы странно встретить здесь памятник немецкому солдату. Наши памятники в Германии.
   – Ты уверен? – спросил его Хейниц.
   – В чём?
   – В том, что нам стоят памятники? Вот так, на площадях?
   – А почему бы и нет?
   – Потому, что памятники обычно ставят победителям. А мы проиграли эту войну.
   – Ну и что? Мы ведь честно и храбро сражались…
   – Этого мало, – сказал Дитц. – Мало сражаться честно и храбро. Нужно сражаться ещё за что-то, что живёт в твоем сердце.
   – Например, за Родину, – серьёзно подсказал Велга.
   – Вот именно, – вздохнул Дитц. – Если честно, в последний год на фронте я уже начал понимать, что мы зря влезли в Россию. Воевал, конечно, деваться некуда, но… Не понятно было за что воюю. Иногда мне даже хочется сказать Богу спасибо за то, что он вытащил меня с той войны. Не знаю, что будет дальше, но по крайней мере сейчас я чувствую, что по-настоящему нужен. И не только Германии, а самому себе и всем людям. Всей Земле, если хотите. И даже, как вы помните, иногда всей вселенной. Согласитесь, что при таких условиях воевать можно.
   – Браво, господин обер-лейтенат, – сказал Шнайдер. – Честно, спасибо. Боевой дух солдата надо время от времени поддерживать. Вы мой сейчас здорово поддержали. Старое вспоминать – только душу растравлять. Будем смотреть вперёд и в очередной раз спасать человечество.
   – А что, – сказал Валерка, – запросто. Было бы человечество.
   – Вот именно, – прогудел Малышев. Пока что я не только человечества, но даже одного человека не видел. И куда все подевались – не понятно. Может, на разведку сходить? На вездеходах-то много не разглядишь. Да и бояться нас могут, откуда местным знать, кто мы такие и с чем пожаловали? Заметили и прячутся по углам… Разрешите, товарищ лейтенант? Опять же и ночлег подыскать бы надо. Не в машинах же спать, когда мы дома.
   – Давай, – кивнул Велга. – Только не один. Вешняк, пойдёшь с Малышевым.
   – Есть.
   – Разрешите и мне? – продал голос Шнайдер. – Что-то я засиделся. Ноги охота размять.
   – Разрешаю, – сказал Дитц. – Даём вам час. Попробуйте найти людей. Ну, и нормальное место для ночлега. Связь по рации. Удачи.
   Три ловкие фигуры выскользнули из теплого и сухого нутра машин под мелкий ночной дождь и растворились в ближайшем переулке.
   Городок был брошен. Разведчикам хватило получаса, чтобы убедиться в этом. Разумеется, за тридцать минут они бы не успели даже пройти его из конца в конец, а не то что обыскать каждый дом, но за годы войны солдаты повидали немало сел и городов, оставленных своими жителями и у них выработалось безошибочное чувство на подобные места. Впрочем, для порядка Малышев, Вешняк и Шнайдер зашли в несколько домов и квартир, где, как и следовало ожидать, никого не обнаружили.
   Подходящее место для ночлега они нашли через сорок две минуты. Это был большой и относительно новый трёхэтажный особняк, расположенный на окраине города. Окружал его высокий, в полтора человеческих роста, кирпичный забор и, если бы не приоткрытая стальная калитка, разведчикам для того, чтобы попасть внутрь, пришлось бы потрудиться. Калитку заметил Малышев, который отлично видел в темноте (фонариками из соображений скрытности они практически не пользовались), и, тихим свистом позвав за собой товарищей, проник во двор.
   – Да, это, пожалуй, то, что нужно, – негромко заключил Курт Шнайдер, когда они наскоро (входная дверь также оказалась открытой) обследовали найденные хоромы. – Здесь и взвод разместится спокойно, а уж мы и подавно.
   – И места для «Маши» и «Ганса» во дворе больше чем достаточно, – добавил Вешняк. – И печка есть – можно растопить.
   – Это не печка, – сказал Шнайдер. – Это называется камин.
   – Какая разница… – пожал плечами рязанец. – Главное, чтоб тепло было и пищу горячую можно приготовить.
   – Опять же, забор высокий и крепкий, – подвёл итоги Михаил. – Все, вызываем наших. Давай, Курт, связывайся. Мы относительно их на северо-востоке. А я на крышу слажу – посигналю им фонариком, чтоб уж наверняка…
   Места в особняке, действительно, хватило всем. Девятикомнатная махина обставлена была с вызывающей роскошью, и, хотя мебель изрядно запылилась, все в доме было в целости и сохранности. Впрочем, ночевать, в целях безопасности, решили в трёх комнатах на первом этаже, стащив сюда дополнительные подушки и одеяла. Машины оставили во дворе, переведя их в режим попеременного бодрствования-стражи (сенсорные системы слежения вездеходов вполне могли заменить глаза и уши самого бдительного часового и в случае чего поднять тревогу). Разожгли камин, приготовили ужин, поели, заварили чай. Аня отыскала где-то в недрах кухонных шкафов десяток свечей, и теперь, за большим общим столом, в их мерцающем живом и тёплом свете, лица солдат выглядели по домашнему мягкими и расслабленными.
   – Хорошо, – отдуваясь, сообщил Вешняк, отодвигая от себя большую фарфоровую чашку с чаем. – Прямо как дома. Если бы еще и сахар был кусковой, то просто-таки ничего больше для счастья и не надо.
   – А чем тебе чай в Доме Отдохновения не нравился? – спросил Майер. – Что-то я не помню, чтобы ты там также блаженствовал. А ведь чай тот же самый.
   – Ничего вы, немцы, в чаях не понимаете, – подмигнул Вешняку Валерка Стихарь. – Одно дело пить его на Лоне – путь красивой, удобной и замечательной, но, всё же, чужой планете, и совершенно другое – здесь, на Земле, да ещё и в России. Горячий, свежезаваренный, из настоящей фарфоровой чашки. Не чай – сказка. Не знаю, как вы, а я Серёгу понимаю. Тоже сейчас начал чувствовать, что домой вернулся.
   – Вообще-то, есть такое чувство, есть, – добродушно подтвердил Дитц, откидываясь на спинку стула и вытягивая свои длинные ноги. – Хоть мы и не в Германии. Пока, надеюсь. Только мне лично для полного счастья не кускового сахара не хватает, а людей. Убей – не пойму, куда все подевались. Такое впечатление, что жители в один прекрасный момент все бросили и разом сбежали.
   – При этом, практически, в чём были, – заметил Шнайдер. – Мы заходили в несколько домов и квартир. Вещи целы. То есть, те вещи, которые лично я бы прихватил с собой, будь у меня время собраться.
   – Помните, Распорядитель говорил, что по его данным человечество на самой грани уничтожения? – сказал Хейниц. – Может, оно уже того… уничтожилось, а мы опоздали?
   – Типун тебе на язык, – пробормотал Вешняк и потянулся налить себе ещё чаю.
   – Нет, Карл, – качнула головой Аня. – Я бы почувствовала.
   – А сейчас ты что чувствуешь? – спросил Велга.
   – Люди есть. И не очень далеко. Просто мы пока их не нашли. Или они нас.
   – И на том спасибо, – усмехнулся Александр.
   – Не стоит переоценивать мои способности, – пожала плечами Аня. – Я не строю предположений, а говорю лишь то, что знаю точно.
   – Вообще-то, и так понятно, что люди должны быть, – сказал Дитц. – Мы же разведчики и прекрасно знаем, что бесследно никто не исчезает. Давайте мыслить. Первая мысль такая: если бы люди погибли, мы обнаружили бы трупы. Однако, их нет. То есть я не исключаю, что где-то в городе лежит десяток-другой мертвецов, но, если бы погибли все, мы бы по ним буквально ходили. Значит что? Они ушли, как и было сказано. Теперь следующий вопрос. От чего уходят или бегут люди?
   – От смертельной опасности, – подсказал Велга. – Обычно так.
   – Какого рода бывают смертельные опасности?
   – Война. Эпидемия. Природные катастрофы. Голод.
   – Ничего из перечисленного не наблюдается, – заметил Валерка Стихарь. – Я вот, кстати, вспомнил, историю со шхуной «Мария Целеста». Знаете о такой?
   Солдаты переглянулись.
   – Что-то слышал, – почесал в затылке Майер, – но подробности…
   – Ее нашли брошенной экипажем. В абсолютно целом состоянии. Даже столы были накрыты к ужину. То есть, люди просто спешно сели в шлюпки, в чем были и отчалили в неизвестном направлении.
   – А их потом нашли? – спросил Малышев.
   – Нет. В том-то и дело. Никто до сих пор ничего понять не может. Судно не терпело бедствия, на нём было вволю запасов воды и продовольствия. А экипаж сбежал. Как будто смертельно чего-то испугался. Понимаете, к чему я клоню?
   – Ага, – сказал Шнайдер. – По-твоему, жители этого города смертельно чего-то испугались и спешно сбежали в леса? Но что-то в лесу мы их не видели.
   – Леса в России большие, – сказал Валерка. – Вам ли не знать… И, кстати, думаю, что не только из этого города люди ушли. Мы ведь шарили по эфиру – пусто. Может, конечно, плохо шарили, но всё равно. Будь в городах живые, кто-нибудь обязательно использовал бы радио. Хотя бы для того, чтобы дать о себе знать другим.
   Помолчали.
   – Загадки и тайны, – вздохнул Дитц. – А также тайны и загадки. Что-то в твоей мысли, Валера, есть. Одно плохо. Мы не знаем, что именно произошло с экипажем этой самой шхуны… как её…
   – «Мария Целеста», – напомнил Стихарь.
   – Вот. И что здесь произошло, тоже не знаем. Ситуация похожая, но и только. В общем, как всегда, мало разведданных. Впрочем, торопиться нам, как я понимаю, некуда. Пока, во всяком случае. А значит…
   – Спать, – сказал Велга. – Уж что-что, а хороший сон, никогда и никому не вредил. При условии, конечно, что караулы выставлены и бдят.
   – На «Ганса» и «Машу» полагаться не будем? – осведомился Дитц.
   – Я бы не рисковал. Они хоть и живые, а всё же машины. Мало ли что…
   – Разрешите, я первый, – вызвался Вешняк. – Чаю напился крепкого, спать не хочу пока.
   – Добро, – кивнул Велга. – Через час тебя сменит Майер. Ну и дальше соответственно графику. Не маленькие, сами разберетесь в очерёдности.
   Через десять минут свечи были потушены, и отряд, за исключением сержанта Сергея Вешняка, спал крепким сном.

Глава девятая

   Утро выдалось солнечным.
   Леонид Макарович давно привык вставать рано, не взирая на погоду и самочувствие, но всё же чистое небо любил больше обложных дождей, а потому, только проснувшись и поглядев в окно, почувствовал определённый душевный подъём и даже некую, уже изрядно подзабытую общую бодрость организма. Непроизвольно Леонид Макарович покосился на спящую рядом четвертую, самую молодую жену, черноволосую Смолку, почесал, прислушиваясь к собственным ощущениям, заросшую седыми волосами грудь, решился и нырнул под одеяло к юному жаркому телу. С вечера заждавшаяся ласк Смолка, даже толком не просыпаясь, повернулась поудобнее, и вскоре Леонид Макарович сполна доказал молодой жене и самому себе, что жизнь, вопреки подступающей старости, продолжается. В совсем уже замечательном расположении духа он поднялся с постели, умылся приготовленной с вечера водой, оделся и вышел во двор заводоуправления. И тут же увидел, поджидающего его разведчика. Звали разведчика Соболь (когда-то парень носил фамилию Соболев и был к тому же проворен и ловок, словно упомянутый зверёк). Облаченный в изрядно потрёпанный камуфляж армейского образца, Соболь терпеливо сидел на корточках прямо напротив двери, посреди двора и явно ждал появления вождя.
   «Что-то случилось», – подумал Леонид Макарович и прислушался к собственным ощущениям. Интуиция крайне редко его подводила, что, вкупе с умением принимать ответственность на себя, а также известной жестокостью, и сделало его вождём. На этот раз ощущения продолжали оставаться приятными.
   Хорошие новости? Редко, но бывает. Ладно, но сначала – завтрак.
   – Завтракал? – спросил он у Соболя, не здороваясь.
   Разведчик молча покачал головой, по опыту зная, что вождь не любит лишних слов.
   – Есть что важное сообщить?
   Соболь кивнул.
   – Хорошо. Пойдем, что-нибудь съедим. Не люблю новости на голодный желудок.
   В столовой дежурные поварихи уже приготовили завтрак. Умяв тарелку овсяной каши, Леонид Макарович отхлебнул травяного чая (настоящий, экономя, пили только по праздникам и особым случаям) и приказал:
   – Рассказывай.
   – У нас гости, – сообщил разведчик. – Видел их сегодня ночью в городе.
   – Рабы или люди?
   – Не смог разобраться. Они приехали на машинах.
   – На… чем?!
   – На машинах, Леонид Андреевич. На самых настоящих машинах. Два вездехода. Большущие… И странные какие-то. Я таких никогда не видел. Даже в кино и на картинках. Ни колёс, ни гусениц. Плывут над дорогой. А в них – девять человек. В одной пять, в другой – четыре. И опять странность. Восемь мужчин и одна женщина. Разве так бывает?
   – Да уж, – хмыкнул Леонид Макарович, в подчинении которого на сегодняшний день было, не считая детей, двести тридцать человек сто пятьдесят из которых составляли женщины и ещё двадцать – дети. – Интересное соотношение. Ни колёс, ни гусениц, говоришь… Может быть, на воздушной подушке? Хотя, что это я… не в этом же дело… Ты уверен, Соболь, в том, что видел? Сушеных грибочков, часом, с вечера не отведал?
   – Обижаете, вождь. Говорю вам – девять человек на двух странных машинах. И одеты чудно. Комбинезоны на них такие, что только лица ночью заметить и можно – полностью с фоном сливаются. Идеальная маскировка. И все с оружием, кстати. Огнестрельным. То ли автоматы, то ли какие-то хитрые винтовки – не разобрал. Остановились в большом трёхэтажном особняке. Тот, что на улице Чапаева, знаете?
   – Знаю.
   – Я близко лезть не рискнул – уж больно опасно они выглядят. И держатся… как бы это сказать… профессионально, что ли. Издалека проследил. Они там ночевать остались. Что делать будем, Леонид Макарович?
   – А вот это уже не твоя забота. Доложил – молодец. Иди отдыхай пока, мне подумать надо.
   Соболь кивнул, молча выскользнул из-за стола и скрылся за дверью.
   Девять вооруженных человек, размышлял Леонид Макарович, покачивая в руке кружку с недопитым чаем. Вооружены автоматами и – главное! – на машинах. Не Охотники, не Рабы и, уж конечно, не Люди. Потому что Охотники не пользуются огнестрельным оружием (впрочем, им никто не пользуется), не собираются больше двух, крайне редко заходят в города и, уж подавно, не ездят на вездеходах. Рабов здесь нет вообще – они живут только в крупных городах и никогда не выходят за их пределы. А из Людей тут одни мы. Есть, правда, ещё племя Хрипатого, но оно в пятидесяти километрах отсюда и, опять же, с каких это пор нам, Людям, подчиняется инструмент, оружие или средство транспорта сложнее топора, лука и телеги? Нет, это не Люди. Кто ж они такие…То ли в мире что-то изменилось, о чём он пока не знает, то ли… Что «то ли»? Если в городе появляется девять вооруженных человек на машинах, значит, естественно, что-то изменилось. И что теперь? Теперь необходимо если и не взять эти изменения под контроль, то, хотя бы выяснить их суть и вовремя поучаствовать. Ибо, кто не успел – тот опоздал. А кто опоздал, тот, считай, погиб. Так было всегда. И до Великого Исхода тоже. Просто тогда этот закон не действовал столь явно, и опоздавший не погибал физически, а просто безнадёжно отставал от конкурентов. Он же, Леонид Макарович, отставать не собирается. А из этого следует, что нужно идти знакомиться первым. Не ждать, когда придут к тебе, а идти самому. Здравствуйте, мол, гости дорогие, с чем пожаловали…
   – Леонид Макарович! – дверь в столовую распахнулась и в проеме возник испуганный и встрёпанный Соболь, за которым толпились ещё несколько человек. – Чужие у ворот! Те самые, что я вам говорил! Только что подъехали.
* * *
   Отряд поднялся вместе с солнцем. Накануне легли довольно рано и поэтому все хорошо выспались. Пока Аня и Малышев готовили на всех завтрак, неугомонный Валерка Стихарь слазил на крышу и тут же приметил дым на западной окраине.
   – Похоже, кто-то тоже кашу варит, – вслух предположил разведчик и вызвал по рации Велгу.
   – Вижу дым на западе, – доложил он. – И это не пожар. По-моему, там люди.
   – Понял, – откликнулся Александр. – Слазь. Быстро завтракаем и по машинам. Направление точно засёк?
   – Точнее некуда. Думаю, километров семь-восемь от нас точно на запад.
   – Ясно. Спускайся.
   А ещё через полчаса, выскочив за черту города, справа от дороги, на громадном, свободном от леса поле-пустыре, они увидели длиннющий бетонный забор, из-за которого там и сям торчали какие-то явно недостроенные здания. В бетонном этом заборе имелись железные ворота, к которым вела изрядно раздолбанная бетонная же дорога, и оттуда, из-за забора подымался беловатый столбик того самого дыма, который заметил с крыши особняка Валерка.
   – Похоже на какой-то завод, – сказал Дитц, притормаживая «Ганса» у поворота. – Только не достроили его по-моему.
   – Или просто заброшенный, – высказал предположение Велга.
   – И это тоже. Но всё-таки его не достроили. Видишь, вон там, левее, одни колонны торчат с балками? И никаких стен.
   – Стены могли разобрать, – из непонятного чувства противоречия сказал Велга.
   – Впрочем, нам это без разницы, – согласился на компромисс Хельмут. – Ну что, едем к воротам?
   – Едем. Но только очень осторожно. Валера, вперёд помалу.
   – Есть…
   Они остановились, не доезжая метров десяти до ржавых закрытых створок.
   – Тараним? – деловито осведомился Стихарь.
   – Рано, – ответил Велга. – Если там люди, нехорошо получится. Посигналь сначала. Да так, чтоб услышали.
   – Сделаем.
   Пронзительный крик-сигнал прорезал тишину солнечного утра. Откуда-то слева, из травы вспорхнула и, отчаянно работая крыльями, взмыла в высоту незнакомая птица.
   – Лихо, – удовлетворённо заметил Валерка. – Прямо до костей пробирает. А ну-ка ещё…
   Но ещё раз подать сигнал он не успел, – над забором возникла лохматая нечесаная голова, и два пронзительно-голубых, заметных даже с такого расстояния, глаза уставились на непрошеных гостей.
   – Ну, – хрипловато осведомилась голова, – кто такие и чего надо?
* * *
   Нечто похожее мы уже видели, думал Велга, глядя на небольшую, состоящую в основном из женщин и детей, толпу, ожидающую их у крыльца неоштукатуренного пятиэтажного здания, большинство окон которого было заколочено фанерными листами. Там, на Земле-бис, у Герцога. Но у Герцога людей было гораздо больше – тысячи, да и цивилизованней они были, пожалуй, если судить на первый взгляд. Надо же – они пользуются луками! Что же здесь, чёрт возьми, произошло… Мы же видели там, в особняке, и телевизор, и компьютер. Пусть не работающие, но все-таки они были. Эпидемия? Но тогда почему они не возвращаются в город, а живут здесь, на заброшенной стройке? Последствия глобальной войны? Но тогда почему, опять же, город стоит целёхонек? И почему их так мало?
   Вездеходы остановились. Из первых рядов шагнул вперёд высокий сутуловатый пожилой человек в изрядно потёртом тёмном костюме и даже при галстуке и тоже остановился в ожидании.
   – Аня, – спросил Велга. – Как ты думаешь, здесь опасно?
   – Практически нет, – тут откликнулась девушка. – Они напуганы, это есть. Но они прекрасно понимают, что мы сильнее. И ещё им очень интересно, кто мы и откуда взялись.
   – То есть, можно смело выходить?
   – Вполне. Но только с оружием. На всякий случай.
   – Это само собой. Хельмут, выходим?
   – Это твои соотечественники, – откликнулся из «Ганса» обер-леййтенант. – Так что ты и решай.
   – Ты давай не прибедняйся, я серьёзно спрашиваю.
   – Выходим, конечно. Опасаться нам, по-моему, особо нечего. Луки видел?
   – Да уж… Ладно, пошли. Я – первый, остальные за мной. Оружие – парализаторы. И за толпой следите внимательно. А за этим главным, в костюме, я сам прослежу….
   Они расположились на открытом воздухе, за врытыми в землю деревянными столами под навесом, – здесь в тёплую погоду племя Леонида Макаровича завтракало, обедало и ужинало. Первое напряжение спало, но солдаты держали оружие под рукой, а Вешняк и Шнайдер и вовсе уселись на лавки спинами к столу, всем своим видом демонстрируя немедленную готовность к действию в случае малейшей агрессии со стороны хозяев. Кроме вождя Леонида Макаровича, на переговорах от племени присутствовал местный священник отец Пётр – довольно молодой бородатый человек в рясе и с толстым золотым крестом на груди, командир группы разведки, коренастый широколицый мужчина лет сорока пяти и тот самый молодой разведчик Соболь, который и обнаружил отряд.
   – Меня зовут Леонид Макарович, – сказал Леонид Макарович, усаживаясь во главе стола. – Я вождь этого племени. Хотелось бы знать, кто вы такие и с чем пожаловали.
   – Мы – специальный отряд, – ответил Велга. – Посланы к вам, чтобы разобраться в происходящем и, по возможности, помочь. У нас два командира: обер-лейтенант Хельмут Дитц (Дитц молча наклонил голову) и я, лейтенант Александр Велга. Что тут у вас происходит?
   – Что присходит… Хм-м… А вы не знаете?
   – Если бы знал, не спрашивал.
   – Это очень странно. Все знают, а вы – нет. Вот вы сказали, что вы – спецотряд, посланный, чтобы разобраться и все такое прочее. А разрешите узнать, кем вы посланы?
   – Это длинная история, – сказал Дитц. – Боюсь, вы не поверите. А если не поверите, то наше дальнейшее сотрудничество станет практически невозможным. Согласитесь, нельзя сотрудничать с теми, кто тебе не верит.
   – Э-э, господин обер-лейтенант… Кстати, вы, я так понимаю, немец? Ещё одна странность. Ну да ладно… Так вот, за последние годы со всеми нами случилось столько абсолютно невероятных вещей, что лично для меня поверить во что угодно не составит большого труда. Разумеется, в том случае, когда я увижу, что мне не врут. А я это увижу, будьте покойны. Потому что, если бы я не умел различать правду ото лжи, то никогда не сумел бы руководить людьми, да ещё и в столь печальных обстоятельствах, которые мы все с вами имеем. Конечно, я не собираюсь требовать от вас раскрытия каких-то тайн и секретов, которые вы раскрывать не в праве. Но общая информация мне нужна. Согласитесь, что это справедливо. Говорят, что времена всегда тяжёлые, но наши времена не просто тяжёлые. Они, вполне вероятно, последние. Так что мне не с руки доверяться первому встречному. Вы, разумеется, сильнее, но мне кажется, что…
   – Одну минуту, – поднял ладонь Велга. – Извините, Леонид Макарович, но уж больно много слов. Мы и так всё давно поняли и ничего не имеем против. Тем более, что скрывать нам нечего.
   И Велга (уже в который раз) поведал вкратце историю отряда. Он рассказал о том, как раса сварогов выкрала из лета сорок третьего года два взвода разведки: советский и немецкий и заставила их сражаться между собой, чтобы за их счёт решить свою застарелую проблему. О том, как бывшие смертельные враги объединились и заставили считаться с собой сразу две космические Империи. О возвращении на Землю-бис, о последующих боях и приключениях, о Координаторе и Распорядителе, о Воронке Реальностей, Доме Отдохновения на планете Лоне и теперешнем задании.
   – И вот мы здесь, – закончил Велга. – Мы готовы попытаться оказать помощь, но, повторяю, ничего не знаем о том, что у вас произошло и происходит.
   Во время всего повествования никто из хозяев не вымолвил ни слова. Только восемь пар глаз ни на секунду не отрывались от лица лейтенанта, а местный разведчик Соболь так и вовсе, как приоткрыл рот в самом начале рассказа, так и закрыл его лишь тогда, когда Александр умолк.
   – Похоже на фантастический роман, – сказал Леонид Макарович. – А я, надо сказать, никогда не любил фантастику. Однако должен признать, что всё, происшедшее на Земле за последние четыре года, тоже самая, что ни на есть, фантастика. Так что…