Чисто в военном плане действия войск представляли собой огромные и непрерывные наступательные операции, длившиеся многие месяцы, которые требовали изучения и оценки их уроков. Задача, поставленная перед группировкой союзных войск, была самой трудной, какую когда-либо имела перед собой армия в войне. Из Северной Африки через Сицилию и Италию наши войска атаковали "крепость Европы" и высадились на побережье, многие дни вели бои на плацдарме, не имея даже посредственного порта для снабжения десанта, затем должны были овладеть достаточно благоприятными позициями для борьбы с превосходящими сухопутными силами противника и в конечном счете создать там такую группировку, которая оказалась бы в состоянии осуществить полный разгром врага.
   Во всех этих операциях, в особенности в Западной Европе, нашим руководящим принципом было - любой ценой не допустить остановки в продвижении войск, ибо это могло приковать наши войска на занятых рубежах и превратить боевые действия в позиционную войну, как во время Первой мировой войны. Иногда при проведении любой кампании возникает перенапряжение в системе снабжения наступающих войск, которое в значительной степени препятствует продолжению мощных наступательных действий. В такие периоды определенная степень стабилизации фронта неизбежна. Однако войска союзников не позволяли этим периодам стабилизации перерастать в долгие, мрачные и изнурительные сражения, какие обескровили Европу во время Первой мировой войны. Нужно было тщательно исследовать воздействие на ход боевых действий огневой мощи, мобильности войск и воздушных ударов, которые мы использовали для достижения нашей цели, чтобы найти наиболее эффективные варианты их сочетания и внести это в нашу военную доктрину.
   Помимо высадки морского десанта, наши войска преодолели естественные и искусственные препятствия, считавшиеся непреодолимыми. В Африке, на острове Сицилия и в Италии местность, по которой мы наступали, была удобна для оборонительных операций. На тунисских холмах, на склонах Этны и в Апеннинах имелись десятки исключительно важных пунктов, где батальон мог остановить наступление целой армии. В Западной Европе река Рейн на всем своем протяжении, особенно на севере, где она проходит по легко затопляемым Нидерландам, в течение двадцати столетий служила наиболее грозным барьером для военных действий против Германии. Все эти естественные препятствия были преодолены.
   Не говоря уже об естественных препятствиях в Западной Европе, союзные армии дважды с боями пробивались через оборонительные сооружения, созданные с большим тактическим и инженерным мастерством. В анналах военной истории выдающейся страницей останется прорыв через Западный вал или "линию Зигфрида".
   Легко умалять значение фортификаций и оборонительных сооружений на местности. Китайская стена, Римская стена и "линия Мажино" в конечном счете не сыграли своей роли при обороне. Однако на любом конкретном участке фронта любая часть, которая обороняется на заранее подготовленных позициях, располагает огромным превосходством над противником, наступающим на открытой местности.
   Против Западного вала мы использовали внезапность при выборе района высадки десанта и сосредоточение огромных сил на узком участке фронта, чтобы добиться начального вклинения. Оборонительные позиции не имели большой глубины. Прорвавшись через них в районе десантирования, наша воздушная и морская мощь обеспечивала нам возможность использования захваченных участков в прибрежной полосе для наращивания сил. Более того, немецкие части оказались изолированными друг от друга вследствие разрушения линий коммуникаций между ними и мостов через Сену и Луару; наши подкрепления шли потоком в то время, как противнику с большими трудностями удавалось поддерживать численность своих войск.
   Более грозным препятствием для нас оказалась "линия Зигфрида". Ее оборонительную систему составляли крупные минные поля, сложная сеть препятствий, противотанковые рвы, скрытые железобетонные бункеры и сильно укрепленные огневые точки, поддерживаемые артиллерией. Опорные пункты связывались между собой прекрасной системой ходов сообщений и располагали надежными путями подвоза, по которым можно было быстро доставлять подкрепления и боеприпасы. В некоторых местах глубина обороны на "линии Зигфрида" достигала нескольких миль. В других местах для увеличения глубины обороны использовались водные преграды.
   Задача вклинения в такую систему обороны и ее прорыва представляла собой наиболее серьезную, почти вызывавшую ужас проблему для наступавших войск. За ошибки всегда расплачиваются потерями, а войска быстро почувствуют любую ошибку, допущенную их командирами. Даже в условиях зимы 1945 года, когда некоторые участки "линии Зигфрида" оборонялись наскоро сформированными и слабо обученными войсками, ее прорыв и фактически полное уничтожение оборонявшихся на ней частей было достигнуто не только благодаря боевым качествам союзных солдат, но и решимости и профессиональному мастерству командиров дивизий, корпусов, командующих армиями и группами армий.
   Первым и наиболее поучительным уроком Средиземноморской и Европейской кампаний явилось доказательство, что войну можно успешно вести коалицией стран. Были преодолены исторические трудности, а серьезные сомнения, существовавшие на этот счет почти до конца 1942 года, полностью рассеяны. Правительства и подчиненные им экономические, политические и военные организации объединились в одном огромном усилии, и между ними не возникло ни одного серьезного затруднения, вызванного национальными интересами какого-либо члена коалиции.
   Эффективность действий союзников во Второй мировой войне подтвердила возможность создания и использования совместного механизма управления войсками, который может выдержать самые суровые испытания войны. Ключом к решению этой проблемы является готовность на самых высоких уровнях уладить все национальные разногласия, которые влияют на стратегическое использование объединенных ресурсов, а на театре военных действий - готовность назначить единого командующего, которого все будут всемерно поддерживать. Если осуществить эти две вещи, то успех будет зависеть от проницательности, руководства, мастерства и суждений тех военных людей, которые составят командные и штабные инстанции; если эти две вещи не будут сделаны, то только неудача станет итогом коалиционных усилий.
   Хотя единство союзников, пути и средства его достижения составляли главный урок войны, мы в армии интересовались главным образом тем, что влияло на чисто военные концепции и принципы. Если бы можно было изучить каждое сражение, пока сохраняются все подробности в памяти тех, кто в них участвовал, и подвергнуть тщательному анализу как боевые успехи, так и допущенные ошибки в этих сражениях, то мы могли бы внести огромный запас фактических знаний в науку о войне -быстрое достижение военной победы при минимальных потерях человеческих жизней.
   . С этой целью сразу же после прекращения боевых действий мы организовали большую группу из наиболее опытных офицеров, каких только могли найти. Их сначала возглавил генерал Джероу, позднее его заменил генерал Паттон. Для того чтобы военное министерство всегда располагало всеми фактами и мнением людей, которые непосредственно участвовали в боевых действиях и были хорошо знакомы с проблемами обеспечения войск и управления ими на поле боя, этой группе были созданы все условия и предоставлено необходимое время, чтобы завершить поставленную перед ней задачу.
   Наиболее важным из военных уроков было исключительное и возраставшее влияние авиации на ведение войны. В ходе Европейской кампании почти ежедневно появлялись новые методы использования воздушной мощи. Ее воздействие на способность Германии вести войну решительно сказывалось как на западном, так и на русском фронтах. Кроме того, самолет оказался ценным транспортным средством, в частности, во время нашего наступления во Франции в конце 1944 года и в Германии весной 1945 года.
   101-я воздушно-десантная дивизия не сумела бы удержать за собой Бастонь, важный узел дорог, во время немецкого контрнаступления в декабре 1944 года, если бы самолеты не доставили ей 800 тыс. фунтов различных боевых грузов в критические дни между 23 и 27 декабря. В нашей крупнейшей воздушно-десантной операции под названием "Варсити", предпринятой в поддержку форсирования Рейна в его северной части войсками Монтгомери 24 марта 1945 года, 1625 самолетов и 1348 планеров доставили в район боевых действий свыше 22 тыс. войск и почти 5 млн. фунтов грузов. Авиация стала также наиболее ценным средством получения информации о противнике не только на его крупных базах, но и по всему фронту. С помощью аэрофотосъемки выявлялись даже самые мелкие детали в подготовке противником обороны или наступления, а наш порядок использования полученных с помощью авиации разведывательных данных был доведен до такого совершенства, что они доходили до войск всего за несколько часов.
   Ученые и изобретатели многими способами трансформировали лицо войны. При высадке на побережье мы имели большое преимущество в новых видах вооружения и оснащения военно-морских сил, а также в танках, которые могли самостоятельно доплыть до берега после спуска их на воду за многие сотни ярдов до кромки берега. В конце войны мы использовали в большом количестве безоткатное орудие очень легкого веса, стрелявшее снарядами огромной разрушительной силы.
   Изучая воздействие на методы ведения войны новой техники и оружия, мы в то же время рассматривали и роль основного фактора, обеспечивающего военный успех, - роль отдельного солдата.
   Обученный американский солдат обладает высокими боевыми качествами, но и для него есть предел. Поэтому сохранение его индивидуальной силы и силы коллектива является одной из важнейших задач командира.
   Соединения, получившие боевой опыт, обычно действуют более эффективно, чем те, которые впервые вступают в бой. Однако боевой опыт не рождает любви к полю боя; у ветеранов желание идти на передний край, где носятся пули и рвутся снаряды, отнюдь не больше, чем у необстрелянных солдат. Но ветераны более умело используют любую благоприятную для себя возможность во время огневой поддержки и при маневре на местности.
   Они приобретают твердость, которая не может быть поколеблена неразберихой и разрушениями сражения. Но если их держать слишком долго в боях, то у них начинает проявляться физическая и духовная усталость; наиболее смелые и агрессивные из них - от природы рожденные руководить - несут необычайно большой процент потерь. Следовательно, периодический отвод частей на отдых с переднего края является обязательным для сохранения их боеспособности.
   В Италии и Северо-Западной Европе мы часто не имели такой возможности, и иногда полки и батальоны должны были оставаться в боях слишком длительное время. Некоторые дивизии слишком долго не отводились с переднего края на отдых; 34-я, 45-я, 3-я и 1-я дивизии заняли первые места по числу дней, проведенных в боях. Общее число таких дней для этих соединений колебалось от 438 до 500 и более; и они также понесли относительно высокие потери.
   Длительное пребывание в боях всегда оказывает плохое воздействие на войска. Если часть отводится на отдых до того, как процесс физического и душевного переутомления зашел слишком далеко, и до того, как ее потери стали очень большими, то она может, приняв новое пополнение, значительно быстрее вновь подготовиться к ведению боевых действий, чем та, которую держали в боях слишком долго. Более того, периодическое предоставление солдату отдыха от напряженной обстановки на переднем крае оказывает прекрасное влияние на укрепление его боевого духа, а моральное состояние войск в любой войне всегда остается решающим фактором.
   Очень скоро после начала кампании в Северной Африке стало очевидно, что эмоциональная устойчивость и духовные силы отдельного солдата имеют столь же важное значение для обеспечения успеха в бою, как и его оружие и боевая подготовка. По мере того как нарастала интенсивность наших наступательных операций, среди личного состава стали в угрожающих размерах распространяться нервные заболевания, вызванные боевой обстановкой.
   В начале войны, как правило, армейский офицер, как кадровый, так и призванный из запаса, слишком увлекался внешней стороной в подготовке солдат, основанной исключительно на совершенствовании методов обучения. Но командиры обычно чувствуют себя неуверенно, когда им приходится иметь дело с вопросами, касающимися духовного мира человека: с желаниями, чувствами, идеалами, внутренними убеждениями, увлечениями. Несмотря на самые искренние попытки командиров повлиять на поведение и привычки солдата, его обучение или воспитание в нем таких черт человека, как мужество и стойкость, эти командиры фактически уклоняются от вопросов духовной жизни из опасений, что солдаты могут истолковать это как "проповеди".
   Не требуется никаких доказательств важности этого вопроса для тех, кто посещал госпитали и центры пересмотра категорий личного состава в тылу и передний край действующей армии. В зоне боевых действий такой посетитель всегда оказывался под впечатлением уверенных и спокойных действий союзного солдата, выполнявшего свои обязанности, переносившего тяготы и лишения в условиях постоянной опасности, иногда даже с некоторой бравадой, которая, казалось, никогда не покидала его.
   В тылу отдельно размещались госпитали и лагеря для тех, кто совершил самострелы, членовредительство, страдал истерией и психоневрозом или, по утверждениям врачей, преднамеренно заразил себя венерической болезнью. Процент таких был невелик, но в совокупности они составляли большое число. Для командира очень полезно посетить такие места, поговорить с некоторыми людьми, попытаться понять их душевное состояние, страх, пораженческие настроения, охватившие этих солдат, которые, в сущности, страшатся жизни, хотя полагают, что боятся смерти.
   В войне время является исключительно важным фактором, его не хватает командирам. Этот вопрос продуман еще далеко не до конца. Очевидные доказательства боеготовности частей и подразделений, отмечаемые в слаженности действий и манере поведения солдат, настолько заметны, что офицеры всех рангов не могут или не уделяют достаточного внимания отдельному солдату. А между тем именно внимание к каждому солдату является ключом к успеху, в частности, в силу того, что в любой глобальной войне Америка всегда будет ощущать нехватку в людских ресурсах.
   Совершенно очевидно, что наши военные училища должны давать офицерам навыки работы с людьми. Независимо от того, какого прогресса достигнут в воспитательных учреждениях страны, задачей армии остается обеспечение успеха в войне, и армия не может пренебрегать никакими средствами, которые, как показал опыт, играют существенную роль в достижении этого успеха.
   Все совершенствования в методах обучения войск, их оснащении и разрушительной силе оружия, которые мы изучали, казались мелкими новшествами по сравнению с революционным воздействием атомной бомбы на войну. Ни одна атомная бомба не была использована на Европейском ТВД, да ее использование здесь и не планировалось. Однако даже те донесения, которые поступили к нам после использования первой из них против Хиросимы 6 августа, не оставили у нас никаких сомнений относительно того, что началась новая эра в военном деле.
   В одно мгновение многие военные концепции оказались отброшенными. Казалось, что начиная с этого момента целью агрессивной державы будет накапливание запаса атомных бомб в достаточном количестве и внезапное их использование против индустриальных комплексов и крупных населенных центров своей жертвы. Наступательные действия в основном будут связаны с мощью удара, надежностью и точностью доставки боеприпаса до цели, в то время как обороняющаяся сторона будет стремиться предотвратить такой удар и, в свою очередь, выпустить свои запасы атомных бомб против территории нападающей стороны. Даже руины Германии вдруг, казалось, превратились лишь в слабое предупреждение относительно того, что может означать будущая война для людей на земле.
   Я считал и надеялся, что этот последний урок в качестве дополнения ко всем другим, какие принесли миру шесть лет непрерывной войны, убедят каждого и повсюду, что следует отказаться от применения силы в области международных отношений. Располагая убедительными данными самой разрушительной войны, какую когда-либо люди вели на земле, я все более укреплялся в своей надежде, что это изобретение, которое, казалось, не имеет пределов в своей разрушительной силе, заставит людей ради самосохранения найти пути устранения войны. Возможно, это было только восприятие желаемою за действительное, что страх, всеобщий страх, может быть, приведет к успеху там, где государственная мудрость и религия пока что оказались бессильными. Глава 24. Россия
   Соединенные Штаты и Россия вышли из войны как две самые мощные державы на земном шаре. Этот факт оказывал влияние на каждую деталь в американской официальной политике в оккупированной Германии, ибо любое продолжение борьбы между этими двумя державами безнадежно осложнило бы наши проблемы на местах и, возможно, даже свело бы на нет нашу победу, доставшуюся дорогой ценой. Но дело касалось значительно более серьезных проблем, чем эффективность управления Германией или осуществление политического контроля.
   Насколько прочным может оказаться вновь обретенный мир, какие качества сумеют приобрести Объединенные Нации, по какому курсу в будущем пойдет цивилизация - ответы на эти вопросы теперь со всей очевидностью были связаны с одним важным фактором, а именно: со способностью Востока и Запада трудиться и жить вместе в одном мире.
   В прошлых взаимоотношениях между Америкой и Россией не было причин, чтобы сегодня смотреть на будущее с пессимизмом. Исторически эти два народа непрерывно поддерживали дружественные отношения, уходящие своими корнями ко временам зарождения Соединенных Штатов как независимой республики. За исключением короткого периода, они постоянно поддерживали друг с другом дипломатические отношения. Ни тот, ни другой народ не был запятнан созданием колониальных империй путем применения силы. Уступка одной страной богатой территории Аляски другой стране явилась беспрецедентным международным событием, без каких-либо угроз и без каких-либо взаимных обвинений после сделки. Дважды они были союзниками в войне. С 1941 года они зависели друг от друга в достижении конечной победы над европейскими странами "оси".
   Однако идеологически США и Советский Союз занимали диаметрально противоположные позиции. Вполне возможно, что русским наша приверженность к системе, основанной на свободном предпринимательстве, представляется, по существу, политической незрелостью, позволяющей эксплуатировать массы. Из-за этого различия между системами государственного управления двух великих держав в мире могут сложиться два враждебных лагеря, расхождения которых в конечном счете могут вызвать еще одну опустошительную войну. Если бы, однако, удалось навести мосты через этот разрыв путем практических методов эффективного сотрудничества, то были бы гарантированы мир и согласие во всем мире. Никакие другие расхождения среди государств не стали бы угрозой всемирному согласию и спокойствию при условии, что между Америкой и Советами будет установлено взаимное доверие.
   Препятствия, сомнения, страхи перед возможным провалом в американо-советских отношениях встречались на каждом шагу, и альтернатива успеху казалась настолько устрашающей, что все мы в Контрольном совете стремились использовать любые возможности, чтобы содействовать прогрессу установления взаимного доверия.
   Берлин, по нашему убеждению, являлся экспериментальной лабораторией для выработки международного согласия. Здесь Запад соединился с Востоком в осуществлении задачи по перестройке исключительно сложной экономики и по перевоспитанию многочисленного населения, чтобы привить ему политическую порядочность и чтобы Германия, лишенная возможности и воли к агрессиям, могла вновь войти в семью народов.
   Если бы в этих усилиях удалось выработать совместные пути и средства разрешения наших разногласий и проблем на местах, то это означало бы крупный шаг вперед по пути дружественного урегулирования мировых проблем. Для нас, американцев, первостепенное значение имел тот вклад, который мы могли на местах внести в дело установления делового партнерства между Соединенными Штатами и Россией. Моя деятельность в этом направлении и вера в конечный успех усилий Объединенных Наций основывались на моем опыте работы в качестве Верховного главнокомандующего.
   В этой должности я был свидетелем того, как многие народы добивались твердого единства цели, несмотря на различия во взглядах и образе жизни. Военное руководство своими войсками при ведении боевых действий -наиболее ревностно охраняемый символ национального суверенитета - они поручили единому лицу, олицетворявшему все права. И хотя они сохраняли за собой административный контроль над своими частями и соединениями от назначения командиров до установления норм питания, союзное командование было единственным органом, руководившим всеми войсками в целях достижения победоносного завершения войны. Принцип управления войсками посредством комитета, в котором нужно было добиваться единогласия, прежде чем могли быть предприняты объединенные действия, был отброшен в пользу единого командующего, представлявшего все страны, вовлеченные в борьбу против общего врага.
   Во время войны было доказано, что можно добиться международного единства цели и ее осуществления, не подвергая опасности независимость ни одной страны, при условии если все были готовы передать часть своей власти единому штабу с правом требовать от подчиненных ему союзных войск выполнения принятых решений. При создании ООН и союзного органа для контроля над Германией этот опыт не был тем не менее учтен. Применение этого метода означало бы некую форму ограниченного федерального мирового правительства; метод этот, хотя и был проверен западными союзниками в ходе войны как единственно надежный путь к успеху, политически оказался неприемлем ни для одной из великих держав. Настойчивое требование на сохранении права вето на конференции ООН в Сан-Франциско в июне 1945 года основывалось на традиционной, но устаревшей концепции, что международные задачи могут решаться только единогласным решением. То же самое единогласие требовалось в Берлине даже при решении самых мелких вопросов.
   Поэтому мы очень надеялись создать среди тех, кто был занят работой в оккупационных органах, атмосферу дружественных отношений друг с другом, стремясь миролюбиво добиться общего взаимопонимания и общих целей к нашей взаимной выгоде. Если бы такую атмосферу можно было создать в Берлине, она распространилась бы за пределы Германии до наших столиц. Международное доброжелательство, продемонстрированное в ходе конференции в Потсдаме между главами государств, послужило благоприятным началом. Если бы мы смогли за столом переговоров вести дела на дружественной основе, то фактически могли бы жить вместе как друзья и в конечном счете работали бы в условиях мирового сотрудничества. "Модус вивенди" между Востоком и Западом был нашей первоочередной задачей.
   2 августа президент и сопровождавшие его лица выехали из Германии в Соединенные Штаты. Спустя несколько дней мне сообщили из Вашингтона, что генералиссимус Сталин направил мне приглашение посетить Россию. Это было обновлением старого приглашения, которое я получил в начале июня, но тогда не мог принять, так как должен был выехать в Вашингтон в военное министерство. С этим приглашением поступило выражение надежды моего правительства, что я смогу принять его.
   Генералиссимус предложил, чтобы в рамки моего визита вошла дата 12 августа. Это был день национального спортивного праздника в Москве. Я был рад предоставившейся мне возможности увидеть страну, в которой никогда до этого не бывал, но еще больше я был рад тому, что это означало, что Советское правительство было в такой же мере заинтересовано в развитии дружественных контактов, как и мы. Я быстро ответил согласием, и мне сообщили, что официально я буду гостем Маршала Жукова во время моего пребывания в Москве и что он будет сопровождать меня из Берлина в Москву.
   Когда известие о моей предстоящей поездке разошлось по штабу, буквально десятки сотрудников выразили просьбу сопровождать меня. Принимая во внимание ограниченные возможности для размещения в Москве, я взял с собой в поездку только генерала Клея и моего старого друга бригадного генерала Т. Дейвиса. В качестве адъютанта на время поездки я хотел взять моего сына Джона, лейтенанта, который уже несколько месяцев служил на Европейском театре военных действий. Командир отпустил его. Сержант Леонард Драй, находившийся при мне всю войну, также вошел в нашу группу.
   По прибытии в Москву нас разместили в американском посольстве у моего доброго друга Аверелла Гарримана, бывшего в то время американским послом. Нашей хозяйкой была его очаровательная дочь Кэтлин. В ходе долгой войны у меня сложилось очень высокое мнение о способностях Гарримана и его взглядах, и я был рад иметь его в качестве наставника и советчика во время моего ответственного визита в страну, совершенно мне незнакомую.