Страница:
Когда в конце концов 26 апреля пал Бремен, сопротивление на этом фронте заметно ослабло. Монтгомери быстро перевел свои основные усилия в направлении действий 8-го английского корпуса, который 29 апреля предпринял наступление через Эльбу. Американский 18-й корпус осуществил одновременное форсирование несколько южнее и обеспечил прикрытие правого фланга 2-й армии при ее дальнейшем наступлении.
1 мая 11-я бронетанковая дивизия 8-го английского корпуса предприняла блестящий бросок к Балтийскому морю через Шлезвиг-Гольштейн и вступила в Любек во второй половине дня 2 мая. Это предрешило судьбу противника в Дании, а также перерезало пути возможного отхода некоторых частей из разгромленных в Германии сил в эту страну.
Теперь Монтгомери быстро закреплялся на занятой территории по всему фронту, и 3 мая 18-й американский корпус установил контакт с русскими войсками на участке группировки Монтгомери. Берлин горел, правым флангом наступавшие войска Красной Армии быстро приближались к нам. Всякое сопротивление прекратилось. Толпы немцев, устремившихся на запад от русского фронта, теперь начали сдаваться англо-американским войскам. Американцы, стоявшие на Эльбе, ежедневно тысячами принимали таких пленных.
Между тем канадская армия на левом фланге группировки Монтгомери продолжала успешные операции и быстро очищала свою полосу от войск противника, не пытаясь повернуть назад, в Западную Голландию, где окопалась 25-я немецкая армия.
Мы знали, что положение в Голландии непрерывно ухудшалось; после того как эти районы оказались изолированными от Германии в результате наших наступательных операций, оно стало почти невыносимым. Судя по сведениям, которые к нам поступали, я опасался, что там может начаться всеобщий голод, и решил принять некоторые позитивные меры, чтобы предотвратить его. И все же всякие предложения относительно наступления в Голландию я отклонял. Оно принесло бы народу огромные дополнительные разрушения и страдания, а хлынувшая из открытых противником шлюзов на дамбах вода затопила бы новые районы, и это на многие годы лишило бы население этих районов плодородных земель. Я направил предупреждение генералу Бласковицу, немецкому командующему в Голландии, воздержаться от новых затоплений, указав при этом, что никакие его меры в Голландии не помешают скорому краху Германии.
Нацистский комиссар в Голландии Зейсс-Инкварт предложил локальное решение проблемы путем заключения перемирия: если войска союзников воздержатся от каких-либо наступательных операций в западном направлении в Голландию, то не будет произведено никаких затоплений новых районов в стране и немцы будут сотрудничать в деле доставки населению продовольственной помощи извне. Мои старшие военные начальники уже предоставили мне свободу действий в этом вопросе, и в соответствии с этим 30 апреля я направил начальника штаба генерала Смита на встречу с Зейсс-Инквартом. Они договорились о методах доставки бедствующему населению продовольствия и других предметов первой необходимости, которые союзники уже сосредоточили для этой цели. Доставка, причем в крупных размерах, началась немедленно. Еще до этого мы направляли туда продовольствие в небольшом количестве на парашютах. Генерал Смит передал Зейсс-Инкварту предупреждение, что я не потерплю никакого вмешательства немцев в программу помощи, и если немцы нарушат свое обещание, то позднее я буду обращаться с ними не как с военнопленными. Я считал, что продолжение оккупации Голландии немцами теряло всякий смысл и любые репрессивные действия с их стороны в дальнейшем должны быть наказуемы. В ходе совещания генерал Смит также предложил, чтобы немецкий командующий Бласковиц немедленно сдался со всеми своими войсками. Однако Зейсс-Инкварт ответил, что, пока существует правительство Германии, Бласковиц не может капитулировать ни при каких обстоятельствах.
Одновременно со всеми этими операциями на севере столь же решающие события развертывались на юге. Главным направлением стало продвижение на юго-восток, вниз по долине реки Дунай на Линц с целью соединиться с русскими войсками в Австрии. Поскольку своим наступлением в центре Брэдли достиг намеченных целей, то для наступления по долине Дуная мы могли выделить 3-ю армию Паттона, в то время как 6-я группа армий все свои усилия направила на захват районов возможного нацистского оплота на юге и на западе. Чтобы наверняка обеспечить быстрое продвижение войск Деверса, мы выделили ему американскую 13-ю воздушно-десантную дивизию для использования по усмотрению руководства группы армий. Однако войска Деверса продвигались настолько быстро; что отпадала всякая необходимость в использовании 13-й воздушно-десантной дивизии, и получилось так, что она оказалась единственной американской дивизией, прибывшей в Европу, но так и не участвовавшей в боях.
Наступление 3-й армии вниз по Дунаю началось 22 апреля. Противник попытался было обороняться у Регенсбурга, но 3-й и 20-й корпуса быстро овладели плацдармами на противоположном берегу Дуная к востоку и западу от города и устремились вниз вдоль реки. 11-я бронетанковая дивизия 12-го корпуса рванулась вперед и 5 мая приняла капитуляцию немецкого гарнизона в Линце, в Австрии.
Когда основные силы 3-й армии продвигались вниз вдоль Дуная, Паттону для усиления передали 5-й корпус из армии Ходжеса. Паттон тут же направил его на восток, в Чехословакию. 6 мая корпус захватил Пльзень. В этом районе русские войска быстро приближались с востока, и вновь появилась необходимость установления координации действий сторон. По договоренности мы направили американские войска для занятия рубежа Пльзень - Карлсбад, в то время как разграничительную линию на юге Чехословакии установили на рубеже железная дорога Ческе-Будеёвице - Линц и оттуда по долине реки Энс.
Заключительное крупное наступление 7-й армии Патча началось 22 апреля. 15-й корпус этой армии, находившийся на правом фланге, двинулся вниз по Дунаю и затем повернул на юг, чтобы захватить Мюнхен, тот самый город, откуда началось движение нацистов. Он был захвачен 30 апреля. 4 мая 3-я дивизия этого же корпуса захватила Берхтесгаден. Другие войска заняли Зальцбург. Оборона противника повсюду развалилась.
21-й и 6-й корпуса 7-й армии 22 апреля пересекли Дунай и двигались к "национальному редуту". 3 мая 103-я дивизия 6-го корпуса заняла Инсбрук и продвинулась дальше к перевалу Бреннер. Там, на итальянской стороне границы между Германией и Италией, эта американская дивизия встретилась с 88-й дивизией американской 5-й армии, наступавшей из Италии. Мои слова, сказанные полтора года назад, о том, что я встречусь с солдатами Средиземноморского театра военных действий "в центре вражеского стана", сбылись.
К концу апреля на всех участках фронта основные цели были достигнуты или их достижение в ближайшие дни не вызывало никаких сомнений. Большое удаление войск от исходных рубежей в результате этих наступательных операций резко осложнило материально-техническое и боевое обеспечение войск, что постоянно вызывало у нас затруднения. Опять появилась огромная перенапряженность на путях подвоза. Уже сами расстояния были достаточной причиной, чтобы остановить головные колонны, если бы мы находились в зависимости только от наземного транспорта, сколь ни эффективно он действовал. Вырвавшиеся далеко вперед и быстро продвигавшиеся колонны войск иногда почти полностью зависели от их снабжения воздушным путем, и в течение апреля 1500 транспортных самолетов непрерывно работали в нашей системе снабжения наступавших войск. Они получили известность в войсках как "летающие вагоны" и никогда не играли столь существенной роли, как на этих заключительных стадиях войны. Кроме этого, мы сняли со многих тяжелых бомбардировщиков вооружение и переоборудовали их для транспортных целей. В течение апреля военная авиация доставила на фронт 60 тыс. тонн грузов, в том числе 10 млн. галлонов жидкого топлива.
Наши войска заполонили всю Западную Германию, и оставалось немного целей, против которых можно было направить нашу авиацию без риска сбросить бомбы либо на свои, либо на русские части. Тем не менее в последние дни войны наша авиация провела два важных воздушных налета. Один из них был совершен английским бомбардировочным командованием против острова-крепости Гельголанд с целью помочь Монтгомери на тот случай, если ему придется наступать через Кильский канал. Другой налет был осуществлен американской 8-й воздушной армией против Берхтесгадена. Этот оплот и символ нацистской надменности был подвергнут основательной бомбардировке. Налет был произведен в то время, когда мы все еще считали, что нацисты могут попытаться обосноваться в своем "национальном редуте" с Берхтесгаденом в качестве его столицы. Самолеты аэрофоторазведки доставили нам фотографии, из которых было видно, что наши бомбардировщики превратили город в руины. Фотоснимки принесли нам приятное и понятное всем удовлетворение.
Из каждого полета на фронт наши транспортные самолеты и переоборудованные тяжелые бомбардировщики возвращались полностью загруженными освобожденными из плена военнослужащими союзных армий. Их собирали в удобно расположенных лагерях для восстановления сил и скорейшей отправки домой. Возле Гавра только в одном таком лагере, названном "Лаки страйк", в одно время находилось 47 тыс. освобожденных из плена американских военнослужащих. У англичан тоже имелись аналогичные лагеря в различных местах Северо-Западной Франции и в Бельгии. Освобождение столь большого числа пленных за такое короткое время вызвало серьезные проблемы для медицинской службы армии, службы транспорта, да и, по существу, для всех нас. Во многих случаях физическое состояние пленных было настолько тяжелым, что теперь нужно было проявлять исключительную осторожность в их питании. Наиболее истощенные были госпитализированы, и на некоторое время наши лазареты оказались переполненными людьми, радость которых в связи с возвращением к своим вызывала трогательное сочувствие у окружающих, но которые вместе с тем очень сильно страдали от истощения, и только особое лечение могло спасти их. Некоторые из американцев находились в плену со дня первых сражений в Тунисе в декабре 1942 года. В числе освобожденных из плена англичан были и такие, которые попали в плен у Дюнкерка в 1940 году.
Однажды у меня была назначена встреча с американскими сенаторами. Когда они вошли в кабинет, штабной офицер вручил мне телеграмму, в которой говорилось, что в одной газетной статье утверждается, будто в лагере "Лаки страйк" создались невыносимые условия. В статье сообщалось, что лагерь битком набит людьми, кормят их плохо, живут они в антисанитарных условиях, обращаются с ними без всякого сочувствия и понимания. А дела обстояли как раз наоборот. Всем освобожденным из плена американцам автоматически предоставлялся отпуск для поездки в Соединенные Штаты, и мы выделили специально подобранную группу офицеров, которые занимались этими вопросами.
Если бы газетное сообщение подтвердилось хотя бы частично, то это означало бы явное невыполнение на каком-то уровне наших строгих указаний на этот счет. Я решил лично проверить на месте и приказал своему пилоту подготовить самолет для немедленного вылета. Затем я обратился к пяти сенаторам, извинился перед ними, что не могу выполнить данное обещание относительно встречи с ними, и объяснил, почему мне необходимо срочно вылететь в лагерь для освобожденных из плена американцев. Я им предложил, если они пожелают поговорить со мной, сопровождать меня в этой поездке. Я сказал, что в этом лагере они будут иметь возможность увидеть тысячи освобожденных из плена американцев и что ни в одном другом месте они не найдут такого сосредоточения американских граждан. Все сенаторы с готовностью приняли мое предложение.
Менее чем через два часа мы прибыли в лагерь и приступили к проверке. Мы носились по лагерю и не нашли никаких оснований для столь ошеломительных заявлений, о которых сообщалось в телеграмме. Было только два вопроса, по которым обитатели лагеря проявляли нетерпение. Первым их них было питание. Пища была добротного качества, хорошо приготовлена, но врачи не разрешали употреблять соль, перец и другие острые приправы, считая, что это вредно для людей, которых изнурял голод в течение многих недель, месяцев и лет. Мы с сенаторами пообедали вместе с солдатами и согласились, что полное отсутствие приправы в пище не вызывает аппетита. Но, очевидно, это был уже чисто медицинский вопрос, и тут я не мог оспаривать решение врачей. Другая вполне понятная жалоба касалась длительных сроков пребывания в лагере, прежде чем люди получали возможность выехать в Штаты. Это было вызвано отсутствием соответствующего морского транспорта. Грузовые суда, составлявшие основную часть нашего морского транспорта на этой стадии войны, не были рассчитаны на перевозку пассажиров. На них не было ни емкостей для снабжения питьевой водой, ни соответствующих кухонь, а туалеты и другие санитарные узлы были предназначены только для малочисленных экипажей.
Солдаты ничего не знали об этих вещах и озлоблялись, когда видели, как покидают гавани почти совершенно пустые суда, в то время когда им так хотелось поскорее выехать домой.
Нашим визитом солдаты, казалось, были довольны. Многие из них сопровождали нас по лагерю. Когда мы наконец вернулись к своему самолету, то обнаружили, что предприимчивая группа пленных развернула громкоговорящую установку с микрофоном возле моего самолета. От группы отделился сержант и довольно застенчиво сообщил, что солдаты хотели бы послушать Главнокомандующего. Вокруг самолета собралось около двадцати тысяч солдат.
Мне приходилось говорить с американскими солдатами сотни раз в самых различных местах, в самых различных фронтовых условиях, беседовать индивидуально и обращаться к большим группам людей. Но здесь я сначала растерялся, не зная, о чем с ними говорить. Каждый из собравшихся здесь пережил большие лишения, казалось бессмысленным пытаться, исходя из своего собственного опыта, искать такие слова, которые, возможно, нашли бы отклик в сердцах людей, познавших и вобравших в себя столько страданий.
И тогда мне пришла в голову удачная мысль - ускорить отправку этих людей на родину. Я взял микрофон и начал говорить собравшимся солдатам, что есть два способа отправить их домой. Первый заключается в том, чтобы погрузить на каждый отправляющийся корабль максимальное количество людей, на которые рассчитан корабль. Сейчас мы так и делаем.
Затем я сказал, что поскольку нет больше угрозы со стороны немецких подводных лодок, то мы могли бы на эти отправляющиеся в Штаты суда посадить двойное количество людей, но потребуется, чтобы один спал в дневное время, а другой - в ночное время на его месте. К тому же это вызовет также скученность и скопление народа на всем корабле. Я спросил у собравшихся, какой способ отправки они предпочитают. Громовое одобрение предложения о двойной численности не оставило никаких сомнений относительно их желаний.
Когда шум стих, я сказал: "Очень хорошо. Так мы и будем делать. Но должен вас предупредить, что здесь сегодня со мной пять американских сенаторов. Следовательно, когда вы приедете домой, то будет нехорошо, если вы начнете писать в газеты и своим сенаторам письма с жалобами на большую переполненность на судах, возвращающихся в Америку. Вы сами выбрали этот способ, и теперь вам придется с этим мириться".
Громкий смех, прокатившийся по толпе, не оставил сомнений в том, что они совершенно довольны своим выбором. После этого я ни разу не слышал жалоб на неудобства, которые они переносили на пути следования на родину.
Конец войны теперь уже был виден. Возможное продолжение боевых действий измерялось днями; единственный вопрос заключался в том, наступит ли финал в результате повсеместного соединения нашего огромного фронта с Красной Армией и войсками, следующими из Италии, или немецким правительством будет предпринята какая-нибудь попытка капитуляции.
За несколько недель до полной капитуляции мы получили некоторые намеки на то, что отдельные видные деятели в Германии ищут пути и средства, чтобы прекратить боевые действия. Ни в одном из этих окольных донесений не указывалось причастности самого Гитлера к этим попыткам. Наоборот, каждый из этих деятелей рейха так боялся навлечь на себя ярость нацистов, что был в такой же мере озабочен как сохранением в тайне своего участия в этом деле, так и попыткой добиться капитуляции немецких армий.
Один из таких первых намеков был получен через английское посольство в Стокгольме. Цель этих усилий сводилась к тому, чтобы заключить перемирие на Западе. Это была явная попытка прекратить войну с западными союзниками, с тем чтобы немцы могли все свои силы обрушить против России. Наши правительства отвергли такое предложение.
Второй сигнал поступил при загадочных обстоятельствах из Швейцарии от человека по имени Вольф. Там, очевидно, готовился заговор в целях капитуляции немецких войск в Италии. Наш штаб не имел никакого отношения к этому конкретному случаю, но нас держали в курсе этих событий в силу явных признаков ослабления решимости воевать со стороны некоторой части высших немецких руководителей. Получение подобного рода известий или правдивых сообщений всегда порождало напряженную работу и требовало большой осторожности, так как это касалось многих стран, и каждая из них, естественно, беспокоилась, чтобы ее интересы были в полной мере обеспечены. В случае с Вольфом действия западных союзников, которые из лучших побуждений пытались установить аутентичность сообщения и полномочия того человека, который являлся инициатором этого дела, вызвали подозрения у Советов. Все это требовало от нас давать долгие объяснения и заставляло постоянно быть начеку при получении подобного рода сообщений.
Первое прямое предложение о капитуляции, дошедшее до штаба верховного командования союзных экспедиционных сил, поступило от Гиммлера, который связался со шведским графом Бернадотом, стремясь установить контакт с премьер-министром Черчиллем. 26 апреля я получил от премьер-министра длинное послание, в котором он излагал предложение Гиммлера о сдаче немцев на Западном фронте. Я рассматривал это предложение как последнюю отчаянную попытку внести раскол среди союзников и информировал об этом Черчилля, решительно настаивая на том, чтобы никакие предложения не принимались и не поддерживались, если в них не предусматривается капитуляция всех немецких войск на всех фронтах. Я считал, что любое предложение о том, чтобы союзники приняли от немецкого правительства капитуляцию только на их Западном фронте, немедленно вызовет полное разногласие с русскими и создаст обстановку, в которой русские могли бы не без оснований обвинить нас в вероломстве. Если немцы хотят сдаться в плен в составе армии, то это тактический и военный вопрос. То же самое, если они хотят капитулировать всеми силами на каком-то конкретном участке фронта. Немецкий командующий может так поступить, а командующий союзными войсками может принять их капитуляцию; но для правительства Германии есть только один путь - безоговорочная капитуляция перед всеми союзниками.
Такая точка зрения совпадала с мнением премьер-министра, и они вместе с президентом тут же направили полную информацию генералиссимусу Сталину, приложив свое заявление об отклонении полученного предложения.
Однако до самого конца немцы не прекращали попыток провести различие между капитуляцией на Западном фронте и капитуляцией на Восточном фронте. Когда потерпели неудачу переговоры на этот счет, немецкие командующие каждый на своем участке фронта, в конце концов, оказались перед перспективой полного уничтожения или военной капитуляции.
Первая крупная капитуляция произошла в Италии. Войска Александера блестяще действовали там в течение всего 1944 года и к 26 апреля 1945 года поставили противника в безвыходное положение. Начались переговоры о местной капитуляции, и 29 апреля немецкий командующий сдался. 2 мая должны были прекратиться боевые действия в Италии.
В результате капитуляции в Италии столь же безвыходное положение сложилось для немецких войск, находившихся севернее итальянской границы. 2 мая немецкий командующий запросил назвать ему союзного командующего, к которому он должен обратиться, чтобы договориться о сдаче в плен, и ему подсказали, чтобы он обратился к генералу Деверсу. Немца предупредили, что принята будет только безоговорочная капитуляция. Эта вражеская группировка была известна как группа армий "Г" в составе 1-й и 19-й немецких армий. Они сдались 5 мая, а капитуляция вступила в силу 6 мая.
Далеко на севере, в районе Гамбурга, немецкий командующий также осознал безнадежность своего положения. 30 апреля немецкий эмиссар появился в Стокгольме, чтобы сообщить, что фельдмаршал Буш, командующий немецкими войсками на севере, и генерал Линдеман, командующий войсками в Дании, готовы сдаться, как только наступающие армии союзников выйдут на побережье Балтики. Нам сообщили, что немцы откажутся сдаваться русским, но поскольку западные союзники вышли к Любеку и тем самым перерезали пути подхода сюда фанатически настроенных частей СС из Центральной Германии, то они немедленно сдадутся нам. Войска Монтгомери заняли Любек 3 мая. Однако к тому времени произошло крупное изменение в правительстве Германии.
Гитлер, покончил самоубийством, и остатки его рухнувшей власти достались адмиралу Деницу. Адмирал дал указание, чтобы все армии повсеместно сдавались только западным союзникам. Тысячи удрученных немецких солдат начали пересекать наш передний край, чтобы сдаться в плен. 3 мая адмирал Фридебург, который теперь возглавлял немецкие военно-морские силы, прибыл в штаб Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они сообщили, что их целью является сдача в плен трех их армий, которые сражались против русских, и просили разрешения пропустить беженцев через наш передний край. Их единственным желанием было избежать сдачи в плен русским. Монтгомери тут же отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое верховное командование.
Я уже сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте. Поэтому, когда адмирал Фридебург вернулся 4 мая в штаб Монтгомери с предложением сдать все немецкие войска в Северной Германии, в том числе в Голландии и Дании, Монтгомери немедленно согласился принять их капитуляцию. В тот же день были подписаны соответствующие документы. Они вступили в силу утром следующего дня. Принимая эти капитуляции, Деверс и Монтгомери не брали на себя никаких обязательств, которые могли бы поставить в затруднительное положение наши правительства в будущем относительно Германии; они носили чисто военный характер, и ничего больше.
5 мая в наш штаб прибыл представитель от адмирала Деница. За день до этого мы получили извещение о его прибытии. В это же время нам сообщили, что немецкое правительство отдало приказ всем своим подводным лодкам вернуться в порты. Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главному командованию и просил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Деницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главное командование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем.
Фельдмаршал фон Кессельринг, командовавший немецкими войсками на Западном фронте, также прислал мне извещение с просьбой разрешить направить к нам своего уполномоченного, чтобы договориться о капитуляции. Поскольку права Кессельринга распространялись только на Запад, я ответил, что не буду вести никаких переговоров, если на них речь не пойдет обо всех немецких войсках на всех фронтах.
Когда 5 мая в Реймс прибыл адмирал Фридебург, он заявил, что хотел бы уяснить ряд вопросов. С нашей стороны переговоры вел начальник штаба генерал Смит. Он заявил Фридебургу, что нет смысла что-либо обсуждать, что наша задача сводится просто к принятию безоговорочной капитуляции. Фридебург возражал, заявив, что не имеет полномочий на подписание такого документа. Ему было разрешено передать по радио депешу для Деница; в ответ сообщили, что Йодль выехал в нашу штаб-квартиру, чтобы помочь ему в переговорах.
1 мая 11-я бронетанковая дивизия 8-го английского корпуса предприняла блестящий бросок к Балтийскому морю через Шлезвиг-Гольштейн и вступила в Любек во второй половине дня 2 мая. Это предрешило судьбу противника в Дании, а также перерезало пути возможного отхода некоторых частей из разгромленных в Германии сил в эту страну.
Теперь Монтгомери быстро закреплялся на занятой территории по всему фронту, и 3 мая 18-й американский корпус установил контакт с русскими войсками на участке группировки Монтгомери. Берлин горел, правым флангом наступавшие войска Красной Армии быстро приближались к нам. Всякое сопротивление прекратилось. Толпы немцев, устремившихся на запад от русского фронта, теперь начали сдаваться англо-американским войскам. Американцы, стоявшие на Эльбе, ежедневно тысячами принимали таких пленных.
Между тем канадская армия на левом фланге группировки Монтгомери продолжала успешные операции и быстро очищала свою полосу от войск противника, не пытаясь повернуть назад, в Западную Голландию, где окопалась 25-я немецкая армия.
Мы знали, что положение в Голландии непрерывно ухудшалось; после того как эти районы оказались изолированными от Германии в результате наших наступательных операций, оно стало почти невыносимым. Судя по сведениям, которые к нам поступали, я опасался, что там может начаться всеобщий голод, и решил принять некоторые позитивные меры, чтобы предотвратить его. И все же всякие предложения относительно наступления в Голландию я отклонял. Оно принесло бы народу огромные дополнительные разрушения и страдания, а хлынувшая из открытых противником шлюзов на дамбах вода затопила бы новые районы, и это на многие годы лишило бы население этих районов плодородных земель. Я направил предупреждение генералу Бласковицу, немецкому командующему в Голландии, воздержаться от новых затоплений, указав при этом, что никакие его меры в Голландии не помешают скорому краху Германии.
Нацистский комиссар в Голландии Зейсс-Инкварт предложил локальное решение проблемы путем заключения перемирия: если войска союзников воздержатся от каких-либо наступательных операций в западном направлении в Голландию, то не будет произведено никаких затоплений новых районов в стране и немцы будут сотрудничать в деле доставки населению продовольственной помощи извне. Мои старшие военные начальники уже предоставили мне свободу действий в этом вопросе, и в соответствии с этим 30 апреля я направил начальника штаба генерала Смита на встречу с Зейсс-Инквартом. Они договорились о методах доставки бедствующему населению продовольствия и других предметов первой необходимости, которые союзники уже сосредоточили для этой цели. Доставка, причем в крупных размерах, началась немедленно. Еще до этого мы направляли туда продовольствие в небольшом количестве на парашютах. Генерал Смит передал Зейсс-Инкварту предупреждение, что я не потерплю никакого вмешательства немцев в программу помощи, и если немцы нарушат свое обещание, то позднее я буду обращаться с ними не как с военнопленными. Я считал, что продолжение оккупации Голландии немцами теряло всякий смысл и любые репрессивные действия с их стороны в дальнейшем должны быть наказуемы. В ходе совещания генерал Смит также предложил, чтобы немецкий командующий Бласковиц немедленно сдался со всеми своими войсками. Однако Зейсс-Инкварт ответил, что, пока существует правительство Германии, Бласковиц не может капитулировать ни при каких обстоятельствах.
Одновременно со всеми этими операциями на севере столь же решающие события развертывались на юге. Главным направлением стало продвижение на юго-восток, вниз по долине реки Дунай на Линц с целью соединиться с русскими войсками в Австрии. Поскольку своим наступлением в центре Брэдли достиг намеченных целей, то для наступления по долине Дуная мы могли выделить 3-ю армию Паттона, в то время как 6-я группа армий все свои усилия направила на захват районов возможного нацистского оплота на юге и на западе. Чтобы наверняка обеспечить быстрое продвижение войск Деверса, мы выделили ему американскую 13-ю воздушно-десантную дивизию для использования по усмотрению руководства группы армий. Однако войска Деверса продвигались настолько быстро; что отпадала всякая необходимость в использовании 13-й воздушно-десантной дивизии, и получилось так, что она оказалась единственной американской дивизией, прибывшей в Европу, но так и не участвовавшей в боях.
Наступление 3-й армии вниз по Дунаю началось 22 апреля. Противник попытался было обороняться у Регенсбурга, но 3-й и 20-й корпуса быстро овладели плацдармами на противоположном берегу Дуная к востоку и западу от города и устремились вниз вдоль реки. 11-я бронетанковая дивизия 12-го корпуса рванулась вперед и 5 мая приняла капитуляцию немецкого гарнизона в Линце, в Австрии.
Когда основные силы 3-й армии продвигались вниз вдоль Дуная, Паттону для усиления передали 5-й корпус из армии Ходжеса. Паттон тут же направил его на восток, в Чехословакию. 6 мая корпус захватил Пльзень. В этом районе русские войска быстро приближались с востока, и вновь появилась необходимость установления координации действий сторон. По договоренности мы направили американские войска для занятия рубежа Пльзень - Карлсбад, в то время как разграничительную линию на юге Чехословакии установили на рубеже железная дорога Ческе-Будеёвице - Линц и оттуда по долине реки Энс.
Заключительное крупное наступление 7-й армии Патча началось 22 апреля. 15-й корпус этой армии, находившийся на правом фланге, двинулся вниз по Дунаю и затем повернул на юг, чтобы захватить Мюнхен, тот самый город, откуда началось движение нацистов. Он был захвачен 30 апреля. 4 мая 3-я дивизия этого же корпуса захватила Берхтесгаден. Другие войска заняли Зальцбург. Оборона противника повсюду развалилась.
21-й и 6-й корпуса 7-й армии 22 апреля пересекли Дунай и двигались к "национальному редуту". 3 мая 103-я дивизия 6-го корпуса заняла Инсбрук и продвинулась дальше к перевалу Бреннер. Там, на итальянской стороне границы между Германией и Италией, эта американская дивизия встретилась с 88-й дивизией американской 5-й армии, наступавшей из Италии. Мои слова, сказанные полтора года назад, о том, что я встречусь с солдатами Средиземноморского театра военных действий "в центре вражеского стана", сбылись.
К концу апреля на всех участках фронта основные цели были достигнуты или их достижение в ближайшие дни не вызывало никаких сомнений. Большое удаление войск от исходных рубежей в результате этих наступательных операций резко осложнило материально-техническое и боевое обеспечение войск, что постоянно вызывало у нас затруднения. Опять появилась огромная перенапряженность на путях подвоза. Уже сами расстояния были достаточной причиной, чтобы остановить головные колонны, если бы мы находились в зависимости только от наземного транспорта, сколь ни эффективно он действовал. Вырвавшиеся далеко вперед и быстро продвигавшиеся колонны войск иногда почти полностью зависели от их снабжения воздушным путем, и в течение апреля 1500 транспортных самолетов непрерывно работали в нашей системе снабжения наступавших войск. Они получили известность в войсках как "летающие вагоны" и никогда не играли столь существенной роли, как на этих заключительных стадиях войны. Кроме этого, мы сняли со многих тяжелых бомбардировщиков вооружение и переоборудовали их для транспортных целей. В течение апреля военная авиация доставила на фронт 60 тыс. тонн грузов, в том числе 10 млн. галлонов жидкого топлива.
Наши войска заполонили всю Западную Германию, и оставалось немного целей, против которых можно было направить нашу авиацию без риска сбросить бомбы либо на свои, либо на русские части. Тем не менее в последние дни войны наша авиация провела два важных воздушных налета. Один из них был совершен английским бомбардировочным командованием против острова-крепости Гельголанд с целью помочь Монтгомери на тот случай, если ему придется наступать через Кильский канал. Другой налет был осуществлен американской 8-й воздушной армией против Берхтесгадена. Этот оплот и символ нацистской надменности был подвергнут основательной бомбардировке. Налет был произведен в то время, когда мы все еще считали, что нацисты могут попытаться обосноваться в своем "национальном редуте" с Берхтесгаденом в качестве его столицы. Самолеты аэрофоторазведки доставили нам фотографии, из которых было видно, что наши бомбардировщики превратили город в руины. Фотоснимки принесли нам приятное и понятное всем удовлетворение.
Из каждого полета на фронт наши транспортные самолеты и переоборудованные тяжелые бомбардировщики возвращались полностью загруженными освобожденными из плена военнослужащими союзных армий. Их собирали в удобно расположенных лагерях для восстановления сил и скорейшей отправки домой. Возле Гавра только в одном таком лагере, названном "Лаки страйк", в одно время находилось 47 тыс. освобожденных из плена американских военнослужащих. У англичан тоже имелись аналогичные лагеря в различных местах Северо-Западной Франции и в Бельгии. Освобождение столь большого числа пленных за такое короткое время вызвало серьезные проблемы для медицинской службы армии, службы транспорта, да и, по существу, для всех нас. Во многих случаях физическое состояние пленных было настолько тяжелым, что теперь нужно было проявлять исключительную осторожность в их питании. Наиболее истощенные были госпитализированы, и на некоторое время наши лазареты оказались переполненными людьми, радость которых в связи с возвращением к своим вызывала трогательное сочувствие у окружающих, но которые вместе с тем очень сильно страдали от истощения, и только особое лечение могло спасти их. Некоторые из американцев находились в плену со дня первых сражений в Тунисе в декабре 1942 года. В числе освобожденных из плена англичан были и такие, которые попали в плен у Дюнкерка в 1940 году.
Однажды у меня была назначена встреча с американскими сенаторами. Когда они вошли в кабинет, штабной офицер вручил мне телеграмму, в которой говорилось, что в одной газетной статье утверждается, будто в лагере "Лаки страйк" создались невыносимые условия. В статье сообщалось, что лагерь битком набит людьми, кормят их плохо, живут они в антисанитарных условиях, обращаются с ними без всякого сочувствия и понимания. А дела обстояли как раз наоборот. Всем освобожденным из плена американцам автоматически предоставлялся отпуск для поездки в Соединенные Штаты, и мы выделили специально подобранную группу офицеров, которые занимались этими вопросами.
Если бы газетное сообщение подтвердилось хотя бы частично, то это означало бы явное невыполнение на каком-то уровне наших строгих указаний на этот счет. Я решил лично проверить на месте и приказал своему пилоту подготовить самолет для немедленного вылета. Затем я обратился к пяти сенаторам, извинился перед ними, что не могу выполнить данное обещание относительно встречи с ними, и объяснил, почему мне необходимо срочно вылететь в лагерь для освобожденных из плена американцев. Я им предложил, если они пожелают поговорить со мной, сопровождать меня в этой поездке. Я сказал, что в этом лагере они будут иметь возможность увидеть тысячи освобожденных из плена американцев и что ни в одном другом месте они не найдут такого сосредоточения американских граждан. Все сенаторы с готовностью приняли мое предложение.
Менее чем через два часа мы прибыли в лагерь и приступили к проверке. Мы носились по лагерю и не нашли никаких оснований для столь ошеломительных заявлений, о которых сообщалось в телеграмме. Было только два вопроса, по которым обитатели лагеря проявляли нетерпение. Первым их них было питание. Пища была добротного качества, хорошо приготовлена, но врачи не разрешали употреблять соль, перец и другие острые приправы, считая, что это вредно для людей, которых изнурял голод в течение многих недель, месяцев и лет. Мы с сенаторами пообедали вместе с солдатами и согласились, что полное отсутствие приправы в пище не вызывает аппетита. Но, очевидно, это был уже чисто медицинский вопрос, и тут я не мог оспаривать решение врачей. Другая вполне понятная жалоба касалась длительных сроков пребывания в лагере, прежде чем люди получали возможность выехать в Штаты. Это было вызвано отсутствием соответствующего морского транспорта. Грузовые суда, составлявшие основную часть нашего морского транспорта на этой стадии войны, не были рассчитаны на перевозку пассажиров. На них не было ни емкостей для снабжения питьевой водой, ни соответствующих кухонь, а туалеты и другие санитарные узлы были предназначены только для малочисленных экипажей.
Солдаты ничего не знали об этих вещах и озлоблялись, когда видели, как покидают гавани почти совершенно пустые суда, в то время когда им так хотелось поскорее выехать домой.
Нашим визитом солдаты, казалось, были довольны. Многие из них сопровождали нас по лагерю. Когда мы наконец вернулись к своему самолету, то обнаружили, что предприимчивая группа пленных развернула громкоговорящую установку с микрофоном возле моего самолета. От группы отделился сержант и довольно застенчиво сообщил, что солдаты хотели бы послушать Главнокомандующего. Вокруг самолета собралось около двадцати тысяч солдат.
Мне приходилось говорить с американскими солдатами сотни раз в самых различных местах, в самых различных фронтовых условиях, беседовать индивидуально и обращаться к большим группам людей. Но здесь я сначала растерялся, не зная, о чем с ними говорить. Каждый из собравшихся здесь пережил большие лишения, казалось бессмысленным пытаться, исходя из своего собственного опыта, искать такие слова, которые, возможно, нашли бы отклик в сердцах людей, познавших и вобравших в себя столько страданий.
И тогда мне пришла в голову удачная мысль - ускорить отправку этих людей на родину. Я взял микрофон и начал говорить собравшимся солдатам, что есть два способа отправить их домой. Первый заключается в том, чтобы погрузить на каждый отправляющийся корабль максимальное количество людей, на которые рассчитан корабль. Сейчас мы так и делаем.
Затем я сказал, что поскольку нет больше угрозы со стороны немецких подводных лодок, то мы могли бы на эти отправляющиеся в Штаты суда посадить двойное количество людей, но потребуется, чтобы один спал в дневное время, а другой - в ночное время на его месте. К тому же это вызовет также скученность и скопление народа на всем корабле. Я спросил у собравшихся, какой способ отправки они предпочитают. Громовое одобрение предложения о двойной численности не оставило никаких сомнений относительно их желаний.
Когда шум стих, я сказал: "Очень хорошо. Так мы и будем делать. Но должен вас предупредить, что здесь сегодня со мной пять американских сенаторов. Следовательно, когда вы приедете домой, то будет нехорошо, если вы начнете писать в газеты и своим сенаторам письма с жалобами на большую переполненность на судах, возвращающихся в Америку. Вы сами выбрали этот способ, и теперь вам придется с этим мириться".
Громкий смех, прокатившийся по толпе, не оставил сомнений в том, что они совершенно довольны своим выбором. После этого я ни разу не слышал жалоб на неудобства, которые они переносили на пути следования на родину.
Конец войны теперь уже был виден. Возможное продолжение боевых действий измерялось днями; единственный вопрос заключался в том, наступит ли финал в результате повсеместного соединения нашего огромного фронта с Красной Армией и войсками, следующими из Италии, или немецким правительством будет предпринята какая-нибудь попытка капитуляции.
За несколько недель до полной капитуляции мы получили некоторые намеки на то, что отдельные видные деятели в Германии ищут пути и средства, чтобы прекратить боевые действия. Ни в одном из этих окольных донесений не указывалось причастности самого Гитлера к этим попыткам. Наоборот, каждый из этих деятелей рейха так боялся навлечь на себя ярость нацистов, что был в такой же мере озабочен как сохранением в тайне своего участия в этом деле, так и попыткой добиться капитуляции немецких армий.
Один из таких первых намеков был получен через английское посольство в Стокгольме. Цель этих усилий сводилась к тому, чтобы заключить перемирие на Западе. Это была явная попытка прекратить войну с западными союзниками, с тем чтобы немцы могли все свои силы обрушить против России. Наши правительства отвергли такое предложение.
Второй сигнал поступил при загадочных обстоятельствах из Швейцарии от человека по имени Вольф. Там, очевидно, готовился заговор в целях капитуляции немецких войск в Италии. Наш штаб не имел никакого отношения к этому конкретному случаю, но нас держали в курсе этих событий в силу явных признаков ослабления решимости воевать со стороны некоторой части высших немецких руководителей. Получение подобного рода известий или правдивых сообщений всегда порождало напряженную работу и требовало большой осторожности, так как это касалось многих стран, и каждая из них, естественно, беспокоилась, чтобы ее интересы были в полной мере обеспечены. В случае с Вольфом действия западных союзников, которые из лучших побуждений пытались установить аутентичность сообщения и полномочия того человека, который являлся инициатором этого дела, вызвали подозрения у Советов. Все это требовало от нас давать долгие объяснения и заставляло постоянно быть начеку при получении подобного рода сообщений.
Первое прямое предложение о капитуляции, дошедшее до штаба верховного командования союзных экспедиционных сил, поступило от Гиммлера, который связался со шведским графом Бернадотом, стремясь установить контакт с премьер-министром Черчиллем. 26 апреля я получил от премьер-министра длинное послание, в котором он излагал предложение Гиммлера о сдаче немцев на Западном фронте. Я рассматривал это предложение как последнюю отчаянную попытку внести раскол среди союзников и информировал об этом Черчилля, решительно настаивая на том, чтобы никакие предложения не принимались и не поддерживались, если в них не предусматривается капитуляция всех немецких войск на всех фронтах. Я считал, что любое предложение о том, чтобы союзники приняли от немецкого правительства капитуляцию только на их Западном фронте, немедленно вызовет полное разногласие с русскими и создаст обстановку, в которой русские могли бы не без оснований обвинить нас в вероломстве. Если немцы хотят сдаться в плен в составе армии, то это тактический и военный вопрос. То же самое, если они хотят капитулировать всеми силами на каком-то конкретном участке фронта. Немецкий командующий может так поступить, а командующий союзными войсками может принять их капитуляцию; но для правительства Германии есть только один путь - безоговорочная капитуляция перед всеми союзниками.
Такая точка зрения совпадала с мнением премьер-министра, и они вместе с президентом тут же направили полную информацию генералиссимусу Сталину, приложив свое заявление об отклонении полученного предложения.
Однако до самого конца немцы не прекращали попыток провести различие между капитуляцией на Западном фронте и капитуляцией на Восточном фронте. Когда потерпели неудачу переговоры на этот счет, немецкие командующие каждый на своем участке фронта, в конце концов, оказались перед перспективой полного уничтожения или военной капитуляции.
Первая крупная капитуляция произошла в Италии. Войска Александера блестяще действовали там в течение всего 1944 года и к 26 апреля 1945 года поставили противника в безвыходное положение. Начались переговоры о местной капитуляции, и 29 апреля немецкий командующий сдался. 2 мая должны были прекратиться боевые действия в Италии.
В результате капитуляции в Италии столь же безвыходное положение сложилось для немецких войск, находившихся севернее итальянской границы. 2 мая немецкий командующий запросил назвать ему союзного командующего, к которому он должен обратиться, чтобы договориться о сдаче в плен, и ему подсказали, чтобы он обратился к генералу Деверсу. Немца предупредили, что принята будет только безоговорочная капитуляция. Эта вражеская группировка была известна как группа армий "Г" в составе 1-й и 19-й немецких армий. Они сдались 5 мая, а капитуляция вступила в силу 6 мая.
Далеко на севере, в районе Гамбурга, немецкий командующий также осознал безнадежность своего положения. 30 апреля немецкий эмиссар появился в Стокгольме, чтобы сообщить, что фельдмаршал Буш, командующий немецкими войсками на севере, и генерал Линдеман, командующий войсками в Дании, готовы сдаться, как только наступающие армии союзников выйдут на побережье Балтики. Нам сообщили, что немцы откажутся сдаваться русским, но поскольку западные союзники вышли к Любеку и тем самым перерезали пути подхода сюда фанатически настроенных частей СС из Центральной Германии, то они немедленно сдадутся нам. Войска Монтгомери заняли Любек 3 мая. Однако к тому времени произошло крупное изменение в правительстве Германии.
Гитлер, покончил самоубийством, и остатки его рухнувшей власти достались адмиралу Деницу. Адмирал дал указание, чтобы все армии повсеместно сдавались только западным союзникам. Тысячи удрученных немецких солдат начали пересекать наш передний край, чтобы сдаться в плен. 3 мая адмирал Фридебург, который теперь возглавлял немецкие военно-морские силы, прибыл в штаб Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они сообщили, что их целью является сдача в плен трех их армий, которые сражались против русских, и просили разрешения пропустить беженцев через наш передний край. Их единственным желанием было избежать сдачи в плен русским. Монтгомери тут же отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое верховное командование.
Я уже сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте. Поэтому, когда адмирал Фридебург вернулся 4 мая в штаб Монтгомери с предложением сдать все немецкие войска в Северной Германии, в том числе в Голландии и Дании, Монтгомери немедленно согласился принять их капитуляцию. В тот же день были подписаны соответствующие документы. Они вступили в силу утром следующего дня. Принимая эти капитуляции, Деверс и Монтгомери не брали на себя никаких обязательств, которые могли бы поставить в затруднительное положение наши правительства в будущем относительно Германии; они носили чисто военный характер, и ничего больше.
5 мая в наш штаб прибыл представитель от адмирала Деница. За день до этого мы получили извещение о его прибытии. В это же время нам сообщили, что немецкое правительство отдало приказ всем своим подводным лодкам вернуться в порты. Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главному командованию и просил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Деницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главное командование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем.
Фельдмаршал фон Кессельринг, командовавший немецкими войсками на Западном фронте, также прислал мне извещение с просьбой разрешить направить к нам своего уполномоченного, чтобы договориться о капитуляции. Поскольку права Кессельринга распространялись только на Запад, я ответил, что не буду вести никаких переговоров, если на них речь не пойдет обо всех немецких войсках на всех фронтах.
Когда 5 мая в Реймс прибыл адмирал Фридебург, он заявил, что хотел бы уяснить ряд вопросов. С нашей стороны переговоры вел начальник штаба генерал Смит. Он заявил Фридебургу, что нет смысла что-либо обсуждать, что наша задача сводится просто к принятию безоговорочной капитуляции. Фридебург возражал, заявив, что не имеет полномочий на подписание такого документа. Ему было разрешено передать по радио депешу для Деница; в ответ сообщили, что Йодль выехал в нашу штаб-квартиру, чтобы помочь ему в переговорах.