Сказанное всецело относится и к сравнительно-онтогенетическому анализу поведения человека и животного, поскольку содержание поведения человека не только во взрослом состоянии, но и на всех этапах его постнатального развития качественно отличается от такового животных. Однако в некоторых случаях на начальных этапах онтогенеза это качественно новое, специфически человеческое, психическое содержание еще сохраняет некоторое время старую, унаследованную от наших животных предков и поэтому во многом общую с животными форму. Это сказывается и на общем ходе развития поведения.
   Очевидно, мы имеем здесь дело с частным проявлением общей закономерности - развитием нового содержание при первоначальным сохранении старой формы до ее замены новой адекватной формой. Есть основания полагать, что подобные соотношения определили и начальный этап антропогенеза, точнее - условия зарождения трудовой деятельности.
   В некоторых ранних играх детей младшего возраста, которые только и можно сопоставить с играми детенышей животных, обнаруживаются определенные компоненты, гомологичные формам игровой активности детенышей высших животных, хотя содержание и этих игр уже социально детерминировано. У детей же более старшего возраста почти всецело специфически человеческими становятся и формы игры. Об этой специфике содержания детской игры, в частности, в раннем возрасте дают представление обстоятельные исследования М.Я. Басова, Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, Д.Б. Эльконина и труды других советских психологов, посвященные играм детей. Так, например, А.Н. Леонтьев усматривал «специфическое отличие игровой деятельности животных от, игры, зачаточные формы которой мы впервые наблюдаем у детей предшкольного возраста», прежде всего в том, что игры последних представляют собой предметную деятельность. Последняя, «составляя основу осознания ребенком мира человеческих предметов, определяет собой содержание игры ребенка». [48]
   Важнейшие качественные отличия даже ранних игр детей связаны с активным сознательным воспитанием ребенка взрослыми в условиях постоянного общения с «им, его целенаправленным приобщением к искусственному миру предметов человеческого обихода и социальной ориентации его поведения. В этом же русле совершается и специфически человеческое овладение ребенком речью - процесс несопоставимый с развитием коммуникативных систем животных. Именно путем установления таких связей начинается передача от одного поколения к следующему общественно исторического опыта. При этом, как показала М.И. Лисина, общение ребенка со взрослым при их совместной игровой предметно-манипулятивной деятельности является важнейшим условием общего психического развития ребенка. Экспериментальную разработку и обстоятельный теоретический анализ разнообразных вопросов, связанных с процессом присвоения ребенком общественного опыта, осуществляли А. А. Люблинская, Н. Н. Поддъяков и другие психологи.
   Не останавливаясь на конкретных играх детей и детенышей, рассмотрим лишь некоторые общие сравнительно-онтогенетические аспекты гомологического сходства форм развития поведения.
   Признаки такого общего гомологического сходства проявляются прежде всего в том, что как у детенышей животных, так и у детей в ходе онтогенеза происходит глубокая перестройка устанавливаемых ими связей с компонентами окружающего мира, в корне меняется отношение к ним. И в том и в другом случае переход от доигрового к игровому периоду характеризуется трансформацией первичной двигательной активности, особенно при обращении с предметами, резко расширяется сфера предметной деятельности, качественно меняются способы манипулирования предметами и отношение к ним, причем как у животных, так и у детей эти изменения носят прежде всего субституционный характер (наряду с проявлениями расширения, усиления и смены функции).
   Разумеется, структура процесса становления и развития игровой активности ребенка носит значительно более сложный характер, чем у животных. Об этом свидетельствуют, например, данные Р.Я. Лехтман-Абрамович, согласно которым доигровые предметные действия («преддействия») сначала переходят в «простые результативные повторные предметные действия», затем в «соотносимые действия», при которых ребенок выявляет пространственные соотношения. Эти игровые действия в свою очередь сменяются «функциональными действиями», которые характеризуются тем, что ребенок распространяет свою активность на новые предметы. В результате этого обобщается накопленный двигательный опыт, начинается (путем сравнения и различия) ознакомление с функциями объектов и устанавливаются некоторые простые и общие их признаки. Продолжением этого исследования служит работа Ф.И. Фрадкиной, посвященная выделению качественных различий между этапами развития уже самой игры в раннем детстве, которые в свою очередь являются предпосылкой развитой, творческой игры. Развитие структуры предметно-опосредованных действий ребенка в раннем детстве и изменение содержания опыта его деятельности были подробно изучены С.Л. Новоселовой.
   Эта сложность, «многоступенчатость» хода развития, несомненно, обусловливает специфические особенности игры в дошкольном возрасте, причем в отношении не только ее наполнения социально детерминированным содержанием, но и развития особой структуры, адекватной сугубо человеческой форме игры дошкольников. В этой связи следует напомнить и о том, что А.В. Запорожец выделяет наряду с общевозрастным процессом развития процесс функционального развития, которое связано с овладением ребенком отдельными знаниями и способами действий, в то время как возрастное развитие характеризуется образованием новых психофизиологических уровней, формированием новых планов отражения действительности, изменением ведущего отношения ребенка к действительности, переходом к новым видам деятельности. Этим содержание психического развития ребенка, конечно, также в корне отличается от содержания этого процесса у детенышей животных. К тому же функциональное развитие, безусловно, протекает у первых в качественно совершенно иных формах, чем у последних.
   Большой интерес представляет появление в ходе игровой активности обобщенного отношения к предметам и условность устанавливаемых при этом связей. «Игровое действие, - указывает А. Н. Леонтьев, - всегда обобщено, это есть всегда обобщенное действие». И далее: «Именно обобщенность игровых действий есть то, что позволяет игре осуществляться в неадекватных предметных условиях». [49]Правда, «в игре не всякий предмет может быть всем. Более того, различные игровые предметы-игрушки выполняют в зависимости от своего характера различные функции, по-разному участвуют в построении игры». Как общую закономерность все это можно отнести к играм животных, которых также характеризует обобщенность отношения к игровым объектам (особенно в категориях 3, 4, 6 и 8). Однако эта общность форм обращения с предметами (и игровыми партнерами) кончается с появлением развитых детских игр с игрушками (в дошкольном возрасте), которые и имел в виду А.Н. Леонтьев. Эти игры уже качественно иные и по форме. К тому же у ребенка с самого начала формируется социально обусловленное обобщенное отношение к окружающему, чем определяется качественное отличие содержания даже самых ранних игр детей.
   Что же касается отмеченного А. Н. Леонтьевым дифференцированного применения различных предметов в игровых действиях, то, в отличие от детей, у животных пригодность предмета служить «игрушкой» и конкретный способ его применения зависят от того, является ли данный предмет носителем того или иного ключевого раздражителя, т.е. детерминанты инстинктивного поведения. Иными словами, у высших животных развитие и совершенствование инстинктивных начал, их обрастание благоприобретаемыми компонентами, совершаются преимущественно путем упражнения с предметами, замещающими истинные объекты инстинктивных действий. Особенно наглядно это проявляется в играх категорий 3, 4 и 8, при которых ознакомление с миром осуществляется именно путем пробных действий с такими замещающими объектами, т.е. безопасными и бесполезными для «серьезных дел». Возможность такого преадаптационного «проигрывания» аналогов ситуаций предстоящей взрослой жизни обеспечивается тем, что оно выполняется в «зоне безопасности» - под защитой родительской особи.
   Важно также подчеркнуть, что, по А.Н. Леонтьеву, на начальном этапе развития ребенка игра зарождается из предметных действий неифового типа и на первых порах является подчиненным процессом, зависящим от этих действий. Затем же игра становится ведущим типом деятельности, что связано с овладением «широким миром человеческих предметов». Тем самым перед ребенком открывается «путь осознания человеческого отношения к предметам, т.е. человеческого действия с ними». Д.Б. Эльконии также указал на то, что доигровой период развития характеризуется первичной манипуляционной активностью, элементарными манипуляционными упражнениями, на основе которых возникают собственно игровые действия ребенка, определяемые Элькониным как действия с предметами, замещающими объекты поведения взрослых. Большое значение приобретает при этом также усложнение этих действий в сторону воспроизведения жизненных связей, характерных для определенных ситуаций жизни взрослых.
   Если учесть отмеченные специфические особенности развития игрового поведения ребенка, то сопоставление с развитием игровой активности животных, отраженным в приведенной схеме, показывает, что существует определенное сходство в том, что и у детей и у детенышей высших животных диалектика развития поведения проявляется в субституционных преобразованиях, которые обусловливают замену устанавливаемых с компонентами среды первичных связей вторичными, «имитационными» и «суррогативными», т.е. игровыми связями, которые затем в свою очередь заменяются связями, присущими взрослому поведению.
   В этих преобразованиях, в этом отрицании отрицания устанавливаемых связей, о котором уже говорилось выше, мы усматриваем общефункциональное значение игры, точнее, игрового периода, который возник на высших этапах эволюционного процесса как промежуточное звено между начальным, постнатальным и адультным этапами онтогенеза животных. Расчленение прежде непрерывного хода онтогенеза поведения промежуточным игровым периодом было на высшем уровне эволюции животного мира совершенно необходимо для дальнейшего прогрессивного развития психической деятельности высших животных, поскольку включение в онтогенез периода установления временных субституционных связей с компонентами среды обеспечило возможность существенного расширения диапазона активности и придания поведению большей лабильности, полноценного развития всех двигательных и познавательных возможностей в ходе многостороннего воздействия на компоненты окружающего мира и активного ознакомления с ним. Ясно, что такое коренное «расширение кругозора» на основе максимальной интенсификации двигательной активности являлось (и является) необходимой предпосылкой для усиленного накопления разнообразного жизненно важного индивидуального опыта.
   В процессе своего становления человек унаследовал от своих животных предков это высокоэффективное, обладающее большой адаптивной ценностью достижение эволюции, и этим обусловлена гомологичность общего хода онтогенетического развития поведения у высших животных и у человека. Однако в онтогенезе человека открываются практически безграничные возможности многократного преобразования форм игровой активности, в то время как даже у наиболее развитых животных адультное поведение фиксируется в указанных нескольких конечных руслах, изображенных на схеме. Поэтому, хотя у человека поведение развивается отчасти по унаследованным от животных жестким руслам, оно в решающих сферах его деятельности не претерпевает на адультном этапе присущее животным сужение, а, наоборот, дивергентно развивается во все новых формах. В результате поведение человека развивается в конечном итоге в целом в значительно более широком диапазоне, чем на предшествующих этапах онтогенеза.
   Не вдаваясь в подробности, мы коснулись здесь лишь некоторых сравнительно-онтогенетических аспектов развития поведения и психики животных и человека, опираясь при этом на нашу концепцию игры как развивающейся психической деятельности. Многие вопросы еще нуждаются в обстоятельном изучении, а приведенные здесь обобщения носят во многом предварительный характер. Разработка этой чрезвычайно сложной проблемы, без сомнения, имеет большое значение и для решения ряда насущных практических задач дошкольной педагогики.

Научное наследие А.Н. Леонтьева и вопросы эволюции психики [50]

   Научное познание психики человека начинается с зоопсихологии. «Ясно, что исходным материалом для разработки психических фактов должны служить, как простейшие, психические проявления у животных, а не у человека», - подчеркивал еще 110 лет тому назад И.М.Сеченов, выделив эти слова в качестве одного из основных тезисов своего труда «Кому и как разрабатывать психологию». Правомерность этого требования и сейчас ни одним серьезным ученым не ставится под сомнение, более того, в наше время эта задача злободневна, как никогда. Познание психики невозможно без познания закономерностей ее становления и развития, без выявления ее предыстории и этапов развития психического отражения, начиная от его первичных, наиболее примитивных форм до высших проявлений психической активности животных и сопоставления последних с психическими процессами у человека. Эту поистине гигантскую задачу должна и призвана решать зоопсихология.
   Разумеется, при изучении этих вопросов перед исследователем встают неимоверные трудности, в частности, очень трудно получить представление о конкретных предпосылках и условиях возникновения человеческого сознания, о непосредственной предыстории зарождения трудовой деятельности, членораздельной речи, человеческого мышления и социальной жизни. Ведь зоопсихолог может опереться на поведение только современных животных. Но сравнительно-психологический анализ их поведения и поведения человека открывает вполне реальные возможности для решения обозначенных задач и выявления качественных особенностей и отличий человеческой психики. Необходимо только учесть, что история человечества - миг по сравнению с полутора миллиардами лет развития животной жизни на земле, что в результате этого грандиозного процесса эволюции возникло огромное число разнокачественных биологических категорий (и соответственно форм психического отражения), что эволюционный процесс развивался не линейно, а всегда несколькими параллельными путями. К тому же количество «экологических ниш» на земле необозримо, а ведь именно экологическими факторами, условиями жизни видов, занявших эти «ниши», определяются в первую очередь особенности их психической активности, а не их филогенетическим положением. Поэтому число «типичных представителей», которых необходимо изучать зоопсихологу, огромно (не говоря уже о том, что исследовать поведение всех животных вообще невозможно: число зоологических видов исчисляется миллионами, но даже, например, одних грызунов насчитывается свыше полутора тысяч видов!).
   Отсюда следует, что первостепенная задача зоопсихологии состоит в установлении прежде всего самых общихзакономерностей и основных этапов развития психики. Надежную основу для решения этой задачи представляет собой разрабатываемая советскими психологами теория деятельности. В этом плане большой вклад в разработку общих вопросов психического отражения у животных внес Алексей Николаевич Леонтьев. Мы имеем в виду прежде всего известные работы А.Н. Леонтьева «Проблема возникновения ощущения» и «Очерк развития психики», впервые опубликованные в 1940-1947 гг. и вошедшие затем в его труд «Проблемы развития психики», а также посмертно опубликованную работу «Психология образа». В последней он, в частности, указал, что многие проблемы зоопсихологии могут быть успешно разрешены, если рассматривать приспособление животных к жизни в окружающем их мире как приспособление к его дискретности, к связям наполняющих его вещей, их изменениям в пространстве. Напомним, что в «Очерке развития психики» А.Н. Леонтьев излагает свою концепцию стадиального развития психики в процессе эволюции животного мира.
   Развивая свои идеи, А.Н. Леонтьев исходил из того, что не только у человека, но и у животных психика «включена» во внешнюю деятельность и зависит от нее, что «всякое отражение формируется в процессе деятельности животного». [51]Он подчеркивал, что психический образ является продуктом, практически связывающим субъект с предметной действительностью, что отражение животными среды находится в единстве с их деятельностью, что психическое отражение предметного мира порождается не непосредственными воздействиями, а теми процессами, с помощью которых животное вступает в практические контакты с предметным миром: первично деятельностью управляет сам предмет и лишь вторично его образ как субъективный продукт деятельности. По А.Н. Леонтьеву, возникновение и развитие психики обусловлено тем, «что выделяются процессы внешней деятельности, опосредующие отношения организмов к тем свойствам среды, от которых зависит сохранение и развитие их жизни».На каждом новом этапе эволюции поведения и психики животных возникает все более полная подчиненность эффекторных процессов деятельности объективным связям и отношениям свойств предметов, во взаимодействие с которыми вступает животное. Предметный мир как бы все более «втягивается» в деятельность. Именно от характера этих связей, по мнению А.Н. Леонтьева, зависит, «будет ли отражаться и насколько точно будет отражаться в ощущениях животного воздействующее на него свойство предмета». При этом «материальную основу развития деятельности и чувствительности животных составляет развитие их анатомической организации», т.е. морфологические структуры, в частности, нервная система, развивается вместе с деятельностью.
   Напрашивается вывод о том, что деятельность животного является источником познавательных способностей животных и что «познание мира» происходит у животных только в процессе и в итоге активного воздействия на окружающую среду, т.е. в ходе осуществления поведенческих актов. Чем более развиты, следовательно, двигательные возможности животного, тем выше и его познавательные способности. Можно поэтому сказать, что уровень психического отражения у тех или иных животных зависит от того, в какой мере они способны оказать воздействие на компоненты среды, насколько разнообразны и глубоки эти воздействия, а это в конечном итоге зависит от развития их двигательного аппарата. В этом мы видим воплощение теории деятельности в зоопсихологии и значение этой теории для успешного решения вопросов развития психики животных в процессе филогенеза (равно как и онтогенеза).
   Как подчеркивал А.Н. Леонтьев, при изучении происхождения и развития психики необходимо учесть, что материальным субстратом психического отражения не обязательно является нервная система. Неудовлетворительность «нейропсихизма», согласно которому возникновение психики связано с появлением нервной системы, по А.Н. Леонтьеву, «заключается в произвольности допущения прямой связи между появлением психики и появлением нервной системы, в неучете того, что орган и функция, хотя и являются неразрывно взаимосвязанными, но вместе с тем связь их не является неподвижной, однозначной, раз и навсегда зафиксированной, так что аналогичные функции могут осуществляться различными органами». Поэтому нельзя ставить возникновение психики «в прямую и однозначную связь с возникновением нервной системы, хотя на последующих этапах развития эта связь не вызывает, конечно, никакого сомнения». Таким образом, Леонтьев подошел к проблеме происхождения и развития психики с глубоко осознанным пониманием диалектического характера этого процесса: от наиболее примитивных, зачаточных форм, субстратом которых является менее дифференцированная материя - протоплазма, к высшим формам психического отражения, возникающим на основе все более дифференцированной нервной ткани. Напрашивается вывод, что переход от, можно, очевидно, сказать, «плазматического» психического отражения к «нервному», связанный с появлением тканевой структуры у животных организмов, является подлинным диалектическим скачком, ароморфозом в эволюции животного мира. Нет нужды доказывать, что такой диалектико-материалистический подход к эволюции психики в корне отличается от плоско-эволюционистического, по существу, метафизического подхода, при котором усложнение поведения и психики животных однозначно связывается ТОЛЬКО (и притом часто произвольно) с изменениями в строении нервной системы.
   Итак, намеченный А.Н. Леонтьевым подход к проблеме зарождения и развития психики приводит к выводу, что наличие нервной системы не является исходным условием развития психики, что, следовательно, психическая деятельность появилась раньше нервной деятельности. Очевидно, последняя возникла на таком уровне жизнедеятельности, когда осуществление жизненных функций стало уже настолько сложным, что возникла необходимость в таком специальном регуляторном аппарате, каковым и является нервная система. Затем же, уже в качестве органа психического отражения, нервная система (точнее, высшие отделы центральной нервной системы) стала необходимой основой и предпосылкой для дальнейшего развития психики. Этот сложный вопрос требует, конечно, специального рассмотрения, которое вышло за рамки этой статьи. Отметим лишь, что формирование нервной системы определялось решающими функциональными изменениями (коренными изменениями в жизнедеятельности организмов), т.е. имел место примат функции перед формой.
   Важно отметить и указание А. Н. Леонтьева на то, что «если бы не существовало перехода животных к более сложным формам жизни, то не существовало бы и психики, ибо психика есть именно продукт усложнения жизни», что характер психического отражения «зависит от объективного строения деятельности животных, практически связывающей животное с окружающим его миром. Отвечая изменению условий существования, деятельность животных имеет свое строение, свою, так сказать, "анатомию". Это и создает необходимость такого изменения органов и их функций, которое приводит к возникновению более высокой формы психического отражения». Как мы видим, A. Н. Леонтьев отчетливо отстаивал положение о примате функции в эволюции психики: изменившиеся условия адаптации к окружающей среде обусловливают изменение строения деятельности животных, вследствие чего меняется строение органов и их функционирование, что в свою очередь приводит к прогрессивному развитию психического отражения. Другими словами, А.Н.Леонтьев положил в основу своей концепции развития психики положение о том, что сущность этого процесса, его первопричина и движущая сила есть взаимодействие, представляющее собой материальный жизненный процесс, процесс установления связей между организмом и средой. Тем самым А. Н. Леонтьев распространил на сферу психического отражения известное положение марксистской философии о том, что всякое свойство раскрывает себя в определенной форме взаимодействия.
   В разработанной А. Н. Леонтьевым периодизации развития психики, охватывающей весь процесс эволюции животного мира, выделяются стадии элементарной сенсорной психики, перцептивной психики и интеллекта. Это было тем более знаменательно, что, за исключением В.А. Вагнера, усилия советских зоопсихологов (Н.Ю.Войтониса, Н. Н. Ладыгиной-Котс и др.) были направлены на изучение психики обезьян и не касались более низких уровней эволюции психики. Концепция стадиального развития психики, предложенная А. Н. Леонтьевым, являлась поэтому новым словом в науке, особенно на фоне традиционно упрощенного и сейчас уже неприемлемого деления на три якобы последовательные «ступени» - инстинкт, навык и интеллект. Концепция А.Н.Леонтьева принципиально отличается от такого понимания сущности эволюции поведения и психики прежде всего тем, что в ее основу положен не формальный признак деления всего поведения животных на врожденное (якобы «низшее») и благоприобретаемое («высшее»). Сейчас уже хорошо известно, что врожденное, инстинктивное поведение не является более примитивным по сравнению с индивидуально приобретаемым (научением), что, наоборот, оба этих компонента эволюционировали совместно, представляя единство целостного поведения, и что соответственно на высших этапах филогенеза мощное прогрессивное развитие получили как процессы научения, так и инстинктивные (генетически фиксированные) компоненты поведения животных.