Страница:
Фрэнк улыбнулся про себя: Kiss and Fly — поцелуй и улетай.
Он сомневался, что Паркер поцелует его перед отлетом.
Дальше они свернули налево к зоне забронированного доступа, где у шлагбаума стояли охранники аэропорта «Лазурный берег». Увидев полицейские значки, они подняли шлагбаум, и вскоре машина мягко затормозила у терминала международных линий.
Морелли повернулся к водителю.
— Если на обратном пути будешь так же вести машину, обещаю, что пересядешь на газонокосилку. Фирмы, обслуживающие сады и парки, охотно берут на работу бывших полицейских…
Фрэнк улыбнулся и, дотянувшись с заднего сиденья, похлопал в знак солидарности агента по плечу.
— Не беспокойся, чемпион. Морелли лает, но не кусает.
Мобильник Фрэнка зазвонил. Он догадывался, кто это. Сунул руку в карман. Звонок был обжигающе требовательным.
— Алло?
— Алло, Фрэнк. Это я, Фробен. Где ты?
— В аэропорту. Выхожу из машины.
— В голосе комиссара прозвучало не просто облегчение, а настоящее ликование.
— Слава богу. Наш друг мечет громы и молнии. Еще немного и объявит личную войну Франции. Я уж не говорю тебе, сколько мне пришлось выдумывать, чтобы удерживать его.
— Представляю. Но уверяю тебя, это не мой каприз. Ты оказал мне самую большую за всю мою жизнь услугу.
— О'кей, американец, еще чуть-чуть, и я расплачусь от волнения, испорчу мобильник, будешь потом покупать мне новый. Кончай угодничать и поспеши лучше забрать у меня из рук эту горячую картошку. Иду навстречу.
Фрэнк открыл дверцу машины. Голос Морелли остановил его, когда он уже вышел.
— Ждать тебя?
— Нет, поезжайте. Доберусь обратно сам.
Он повернулся, собираясь уйти, но передумал. Как ни спешишь, а нельзя забывать о благодарности.
— Ах, Клод…
— Что?
— Спасибо бесконечное. Вам обоим.
Морелли посмотрел на него с переднего сиденья.
— За что? Иди, тебя ждут…
Прежде чем выйти, Фрэнк хитро посмотрел на Ксавье.
— Ставлю тысячу евро против визитной карточки Ронкая, что не сможешь вернуться быстрее, чем приехал сюда…
Он закрыл дверцу, широко улыбнувшись в ответ на протесты Морелли. Но когда услышал за спиной шум отъехавшей машины, улыбка исчезла с его лица.
Арест Жан-Лу и конец кошмара вызвали у сотрудников Службы безопасности Монте-Карло нечто вроде преждевременной рождественской эйфории. Без украшений и праздничных огней, без радостных тостов: гора трупов, оставленных Жан-Лу, не допускала никакой шумихи. Но сам факт, что Никто приехал в полицейское управление в наручниках, выглядел в разгар лета прекрасным новогодним подарком. Если кто-то и подумал о том, что нет здесь Никола Юло, чтобы порадоваться вместе со всеми, то промолчал. Гениальная интуиция Фрэнка и тот факт, что он взял Жан-Лу один, невероятно подняли его авторитет. Фрэнк улыбался, когда надо было улыбаться, пожимал руки, протянутые с поздравлениями, но не смог до конца разделить всеобщую радость, хотя ему и не хотелось оказаться единственным человеком на общем снимке, кто не улыбается.
И все же ему пришлось сделать жест, которому суждено было в этот день стать едва ли не ритуальным. Фрэнк посмотрел на часы и попросил машину, чтобы как можно скорее помчаться в аэропорт, в Ниццу.
Он быстро прошел по тротуару. Стеклянная дверь терминала увидела, что он спешит, и мягко открылась перед ним. У входа его встретила дружеская фигура Фробена. Комиссар изобразил глубокий вздох и сделал жест, как бы вытирая пот со лба.
— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.
— Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю.
Оба говорили вполне искренне.
— Мне пришлось волчком вертеться, чтобы убедить генерала не требовать официального вмешательства. По сути я задержал его, когда он уже набирал номер президента Соединенных Штатов. Только знаешь, как бы это сказать… Свой рейс они пропустили, а следующий в Штаты будет через час с небольшим. Уверяю тебя, генерал Паркер — не самый приятный собеседник в таких обстоятельствах.
— Что бы ты ни сказал мне о Паркере, я ни в чем не усомнюсь. А вот я тебе мог бы рассказать о нем действительно невероятные вещи.
Они быстро прошли к пункту таможенного контроля у металлодетектора. Комиссар показал значок агентам службы безопасности аэропорта. Им помогли обойти очередь пассажиров, ожидавших досмотра багажа, и они свернули налево, к выходам на посадку.
— Кстати о невероятном. Как обстоят дела с тем самым?.. Есть какие-нибудь новости?
— Ты имеешь в виду Никто?
— Конечно.
— Мы взяли его, — спокойно произнес Фрэнк.
Комиссар в изумлении воззрился на него.
— Когда?
— Примерно час назад. Сейчас он уже в тюрьме.
— И ты говоришь мне об этом вот так запросто?
Фрэнк обернулся к Фробену с легким жестом.
— Все окончено, Клод. Глава закрыта.
Он больше ничего не успел добавить, потому что они уже подошли к залу ожидания, возле которого дежурил полицейский.
Фрэнк остановился. За этой дверью находились генерал Натан Паркер, Елена и Стюарт. Один был помехой Фрэнку в его настоящем. Двое других были частью его будущего. Фрэнк смотрел на дверь, словно она была прозрачной и он мог видеть, что делают люди по ту сторону. Фробен подошел к нему и положил руку на плечо.
— Нужна помощь, Фрэнк?
Фрэнк уловил в этом вопросе желание защитить. Капитан тонко чувствовал, хотя это и не вязалось с его обликом лесоруба.
— Нет, спасибо. Всю помощь, какая мне была нужна, ты уже оказал. Теперь я должен выйти из положения сам.
Фрэнк Оттобре глубоко вздохнул и открыл дверь.
Помещение было одним из тех комфортабельных «ви-ай-пи»-салонов, какие имеются в аэропортах для пассажиров, путешествующих в бизнес-классе. Кожаные кресла и диваны, пастели на стенах, ковровое покрытие на полу, торговый автомат в углу со спартанским набором продуктов, репродукции Ван Гога и Матисса рядом с рекламными проспектами аэрокомпаний в рамках из сатинированной стали. Создавалось ощущение какой-то ненадежности, несмотря на комфорт, какой-то безутешности.
Елена сидела на диване и листала журнал. Стюарт играл в карманную видеоигру. Возле них на низком деревянном столике со стеклянной столешницей стояли пластиковые стаканы и банка «фанты».
Генерал Паркер в другом конце комнаты, заложив руки за спину, рассматривал копию «Распятия» Дали, висевшую на стене.
Услышав, что дверь открылась, он обернулся. Он посмотрел на Фрэнка, как смотрят на человека, которого давно не видели и не сразу припоминают его имя.
Елена оторвала взгляд от страницы и подняла голову. Ее лицо просияло. Фрэнк, увидев ее, поблагодарил судьбу за то, что она сохранила для него этот светлый взгляд. У него не было времени в полной мере порадоваться ее улыбке. Гнев Паркера прорвался и накрыл его, словно черная туча солнце. В два шага он оказался между Фрэнком и Еленой. Ненависть пылала на его лице ярче пламени пожара.
— Мне следовало догадаться, что это ваши происки. Вы допустили последнюю ошибку. Я вам уже сказал это однажды. Вы — конченый человек. Может быть, по своей глупости думаете, будто я бросаю слова на ветер. Как только вернусь в Америку, немедленно постараюсь, чтобы от вас не осталось даже крошек, сделаю все, чтобы…
Фрэнк устремил равнодушный взгляд на пылающее лицо генерала. В душе у него бушевала буря, от которой скрипели легкие мостки причала. Тем не менее, голос, которым он прервал Паркера, прозвучал настолько спокойно, что еще больше взбесил противника.
— На вашем месте, генерал, я бы успокоился. В ваши годы, несмотря на отличное здоровье, надо быть осторожнее с сердцем. Не думаю, что вам хочется получить инфаркт и освободить меня от вашего присутствия таким приятным образом.
То, что в одно мгновение пронеслось по лицу старого солдата, походило на внезапный взмах тысяч знамен, каждым из которых двигал ветер войны. Фрэнк с удовольствием отметил, что кроме ненависти, гнева и неверия в глубине этих беспощадных голубых глаз мелькнула и тень тревоги. Наверное генерал задавался вопросом: откуда у Фрэнка силы, чтобы разговаривать с ним в таком тоне? Спустя мгновение во взгляде Паркера вновь читалось выражение презрительного всевластия, а на губах играла довольная улыбка.
— Нет, мне жаль разочаровывать вас, молодой человек. На ваше несчастье, сердце у меня крепкое, как скала. А вот ваше, похоже, сбивается с ритма. И это еще одна из ваших ошибок. Моя дочь…
Фрэнк снова прервал генерала, к чему Натан Паркер не привык.
— Что касается вашей дочери и вашего внука…
Фрэнк сделал короткую паузу перед словом «внук», понизив голос так, чтобы ребенок не слышал. Ошеломленный Стюарт следил, сидя на диване и сложив руки на коленях, за их ссорой. Электронная игра, оставленная без внимания, продолжала издавать свое отчаянное бип, бип, бип…
— Так вот, что касается вашей дочери и вашего внука — я посоветовал бы им пойти прогуляться в местный «дьюти-фри». А то, что нам необходимо сказать друг другу, пусть лучше останется между нами.
— Нам не о чем с вами разговаривать, агент Оттобре. И моя дочь, и мой внук не пойдут ни в какой распроклятый «дьюти-фри». Это вы должны открыть вон ту дверь и навсегда исчезнуть из нашей жизни, а мы садимся на самолет и отправляемся в Америку. Повторяю, что…
— Генерал, вы, кажется, так и не поняли, что когда блефуют, в итоге проигрывают. Рано или поздно объявится игрок посильнее и пожелает заглянуть в ваши карты. И победить. Вы лично меня нисколько не интересуете. Если б я увидел, что вы горите заживо, я бы не доставил себе удовольствия даже помочиться на вас. Если предпочитаете, чтобы я сказал то, что должен сказать, в их присутствии, я так и поступлю. Знайте, после такого возврата нет. Хотите рискнуть…
Голос Фрэнка звучал теперь совсем тихо, и Елена удивилась про себя, то же такого он сказал ее отцу, вынудив того согласиться. Фрэнк посмотрел на нее и слегка кивнул. Елена поднялась с дивана и взяла сына за руку.
— Пойдем, Стюарт. Пойдем погуляем. Думаю, тут вокруг много интересного.
Мальчик послушно, без всяких капризов отправился с нею. Как и его мать, он жил в доме генерала Паркера. Он не привык получать советы, только приказы. А приказы не обсуждаются.
Они подошли к двери. Ковровое покрытие заглушило их шаги. Слышно было только, как стукнула дверь. Фрэнк прошел к дивану и сел туда, где только что сидела Елена. Он ощутил тепло, оставшееся от ее тела, и оно передалось ему.
Он указал на кресло перед собой.
— Садитесь, генерал.
— Не указывайте мне, что я должен делать!
Фрэнк отметил в голосе Паркера истерическую нотку.
— Выкладывайте лучше побыстрее ваши бредни. У нас самолет через…
Генерал посмотрел на часы. Фрэнк улыбнулся про себя. Для генерала, похоже, это тоже стало сегодня привычным жестом. Фрэнк отметил, что Паркер довольно далеко отодвинул руку, чтобы рассмотреть стрелки.
—…Наш самолет вылетает менее чем через час.
Фрэнк покачал головой.
Нет, не так, мистер.
— Не хотелось бы вам перечить. Но вам следовало бы сказать не наш, а мой самолет.
Паркер посмотрел на Фрэнка так, словно не мог поверить своим ушам. На его лице возникло изумление человека, до которого не сразу дошла шутка. И вдруг Паркер расхохотался. Фрэнк с удовлетворением отметил, что смех искренний, и подумал, с каким бы удовольствием заткнул генералу рот.
— Ну, что ж, смейтесь, если нравится. Это не меняет дела. Вы улетите один, а ваша дочь и ваш внук останутся здесь. Во Франции, со мной.
Паркер покачал головой, изображая сострадание, с каким обычно выслушивают болтовню идиота.
— Да вы просто свихнулись.
Фрэнк улыбнулся и откинулся, положив руку на спинку дивана и ногу на ногу.
— Не хотелось бы снова перечить вам. Когда-то, наверно, я и вправду был сумасшедшим. Но вылечился. На вашу беду, я никогда не был настолько в здравом уме, как сейчас. Видите ли, генерал, вы все тыкали пальцем в мои ошибки и позабыли о своих, а они оказались намного серьезнее.
Генерал посмотрел на дверь и направился к ней. Фрэнк тотчас пресек его намерение.
— Не ждите оттуда никакой помощи. Не советую привлекать местную полицию. Если же надеетесь на капитана Мосса, то знайте — в данный момент в морге с перерезанным горлом.
Генерал вздрогнул.
— Что вы такое говорите?
— То, что уже сказал Раньше. На каждого сильного человека всегда найдется кто-то посильнее. Ваш прихвостень был отличным солдатом, но надо признать, что Никто, человек, которого Мосс должен был убить, намного превзошел его. Он избавился от него так же легко, как сам Мосс собирался расправиться с ним.
Паркер так и сел. На его загорелом лице неожиданно появился серый оттенок.
— Как бы там ни было, что касается убийцы вашей дочери, знайте, мы взяли его. Месье Никто поместят в психиатрическую лечебницу для уголовных преступников, и он никогда оттуда не выйдет.
Фрэнк позволил себе помолчать. Потом подвинулся к краю дивана и внимательно посмотрел на человека, сидевшего перед ним в странном оцепенении. Он не мог представить, о чем тот думает, и ему было совершенно наплевать на это. Единственное, чего ему хотелось, поскорее увидеть спину генерала, когда тот отправится к трапу самолета.
Отправится туда один.
— Полагаю, лучше всего начать с начала, — заговорил Фрэнк. — А оно связано со мной, не с вами. Едва ли нужно долго распространяться насчет моей жизни. Вы знаете ее даже слишком хорошо, не так ли? Вам все известно обо мне, о моей жене, о ее самоубийстве после того, как я чудом спасся во время взрыва, когда вел расследование по делу Джеффа и Осмонда Ларкиных, наркоторговцев, которые контролировали рынок в двести-триста миллионов долларов в год. Стараясь выбраться со дна колодца, куда рухнул, я приехал сюда и невольно втянулся в расследование дела серийного убийцы. Жестокого, как акула. Первой жертвой его стала, к сожалению, ваша дочь Эриджейн. И тут появляетесь вы. Прибываете в Монте-Карло, потрясенный горем и с желанием отомстить…
Паркер воспринял эти слова так, как если бы Фрэнк усомнился в его горе.
— А вы как поступили бы, если бы кто-то убил вашу жену таким образом?
— Точно так же. Не успокоился бы, пока не прикончил убийцу собственными руками. Но в вашем случае все иначе…
— Что вы хотите сказать, клоун? Что вы можете знать об отцовских чувствах к своей дочери?
Слова эти врывались у Паркера непроизвольно, и он тотчас понял, какую допустил ошибку.
Фрэнку страшно хотелось в этот момент выхватить «глок», висевший на поясе, и всадить ему пулю прямо в лоб, чтобы серое вещество этого мешка с дерьмом разбрызгалось по всем этим рекламным постерам. Он подумал, что усилие, какое понадобилось, чтобы взять себя в руки, стоило ему, наверное, десяти лет жизни.
Фрэнк ответил. И из уст его веяло холодом, словно от глыбы льда.
— Верно, генерал, я не знаю, что такое отцовские чувства. Но я отлично знаю, какими могут быть ваши чувства в отношении к дочери. Вы отвратительны мне, Паркер, буквально омерзительны. Я уже сказал вам, что вы — презренное существо, и я раздавил бы вас, как таракана. Но в своем самомнении, в бреду своего всемогущества это вы не захотели мне поверить…
Тень улыбки промелькнула на лице Паркера. Видимо, он посчитал реакцию Фрэнка на его слова небольшой личной победой.
— Если я не слишком любопытен, не объясните ли мне, как вы намерены действовать, чтобы достичь успеха?
Фрэнк достал из внутреннего кармана пиджака толстый желтый конверт и бросил его на стеклянный стол, разделявший их.
— Все, что я собираюсь вам сказать, подтверждается бумагами в этом конверте. А теперь, если позволите, я хотел бы продолжить….
Паркер снисходительным жестом дал понять, что не возражает.
Фрэнку пришлось сделать огромное усилие, чтобы преодолеть волнение и спокойно продолжить разговор.
— Как я уже сказал, вы приехали сюда, в Монте-Карло, сраженный горем из-за убийства дочери да еще таким варварским способом. И выразили, должен заметить, весьма несдержанное желание лично расправиться с убийцей. Настолько несдержанное, что это было даже подозрительно.
Фрэнк помолчал, потом произнес, чеканя, едва ли не по слогам каждое слово.
— Вы были за сто километров от этого намерения. Вам необходимо было как раз совершенно противоположное — чтобы маньяк продолжал убивать.
Паркер вскочил, словно вдруг обнаружил в кресле кобру.
— Теперь я уверен. Вы буйно помешанный, и вас надо поместить в одну камеру с тем, другим.
Фрэнк жестом предложил ему сесть.
— Ваша словесная акробатика похожа на попытку мыши выбраться из бутыли. Бесполезной попыткой. Вы еще не поняли, Паркер? Вы еще не поняли, что мне известно про вас все. И про капитана Мосса, по которому никто не прольет слез.
— Вам известно все? Все о чем?!
— Если соблаговолите не перебивать меня, то узнаете раньше, чем один сядете в свой самолет. Чтобы вам все было понятно, вернемся назад, к моей истории. Из двух наркоторговцев, о которых я говорил, один, Джефф Ларкин, был при захвате убит в перестрелке. Мир праху его. Другой, Осмонд, сидит в тюрьме. Расследуя дело этих двух джентльменов, ФБР начало подозревать, что с ними сотрудничает кое-кто наверху, кого, несмотря на все усилия, пока еще не удалось выявить…
Лицо Натана Паркера превратилось в каменную маску. Сощурившись, он опустился в кожаное кресло и, положив ногу на ногу, ждал. Это уже не напоминало драку двух петухов в курятнике. Настал момент, когда Фрэнк выкладывал одну за другой свои карты, а генерал пока что, похоже, с интересом рассматривал их.
Фрэнку не терпелось превратить это любопытство в осознание поражения.
— Когда Осмонд оказался в тюрьме, единственным его связным с внешним миром служил адвокат. Малоизвестный нью-йоркский юрист — появился откуда ни возьмись специально, чтобы замутить воду. Возникло подозрение, что этот адвокат, некий Гудзон Маккормик, был не только защитником. Нетрудно было предположить, что благодаря адвокату поддерживался контакт с внешним миром, в котором тюрьма отказывала своему клиенту. Мой коллега по ФБР, тот, с кем мы вместе вели расследование по делу Ларкиных, прислал мне по электронной почте фотографию Маккормика, и надо же, какое совпадение — Маккормик направился именно сюда, в Монте-Карло. Каких только странностей не бывает в жизни, не так ли? Официальная версия — прибыл для участия в регате, но мы-то с вами хорошо знаем, что за официальными поводами нередко скрываются куда более важные неофициальные дела…
Генерал поднял брови.
— Будьте так любезны, объясните мне, какое я имею отношение ко всей этой истории про охранников и воров?
Фрэнк наклонился к столику и достал из желтого конверта фотографию, присланную Купером, — ту, что была сделана в кафе.
Он подтолкнул снимок через стол к Паркеру.
Этот жест напомнил ему ту ночь, когда был арестован Мосс и он показывал ему фотографию трупа Роби Стриккера.
— Представляю вам несчастного Гудзона Маккормика, адвоката Осмонда Ларкина и последнюю жертву Жан-Лу Вердье, серийного убийцы, более известного под именем Никто.
Старик рассеянно взглянул на снимок и тотчас поднял на Фрэнка глаза.
— Я знаком с ним лишь по фотографиям в газетах. Раньше я даже не слышал о его существовании.
— В самом деле? Странно, генерал. Видите этого человека, который сидит спиной за столом с Гудзоном Маккормиком? Лица его не видно. Но в помещении полно зеркал…
Фрэнк заговорил другим тоном, словно размышляя о чем-то своем.
— Вы даже не представляете, какое огромное значение имели зеркала во всей этой истории… У зеркал отвратительная привычка отражать все, что находится перед ними.
— Я знаю, что такое зеркало. Всякий раз, когда оно оказывается передо мной, я вижу в нем человека, который превратит вас в горстку пепла.
Фрэнк снисходительно улыбнулся.
— Неплохая острота, генерал. Чего не скажешь о ваших так называемых стратегических способностях и о подборе кадров. Как я уже говорил, в помещении, где был сделан этот снимок, много зеркал. С помощью одного очень, просто очень толкового парня, мне удалось установить личность человека, сидящего с Гудзоном Маккормиком за этим столом. И смотрите-ка, кто это оказался…
Фрэнк достал из конверта другой снимок, и не взглянув на него, бросил на столик. На этот раз Паркер взял фотографию и долго рассматривал.
— Нельзя сказать, что капитан Райан Мосс был очень фотогеничен. Но вам он служил ведь не фотомоделью, не так ли, Паркер? Вам он был нужен тем, кем и был: своего рода психопат, преданный до фанатизма, готовый убить любого по мановению вашей руки.
Фрэнк доверительно склонился к Натану Паркеру. В голосе его послышалась ирония, и отнюдь не случайная.
— Генерал, судя по недоверию на вашем лице, вы собираетесь отрицать что на этом снимке рядом с Гудзоном Маккормиком сидит Райан Мосс?
— Нет, я вовсе не отрицаю. Это действительно капитан Райан Мосс. Это означает только, что он был знаком с адвокатом, и больше ничего. А я тут при чем?
— Мы еще подойдем к этому, генерал, подойдем…
Теперь на часы посмотрел Фрэнк. Не отводя их подальше от глаз, в отличие от Паркера.
— Более того, думаю, это нужно сделать это как можно быстрее. До вылета самолета осталось немного, поэтому изложу все вкратце. Вы и Мосс сговорились с Лораном Бедоном, режиссером передачи на «Радио Монте-Карло». Бедняга нуждался в деньгах больше, чем в воздухе, и уговорить его было нетрудно: деньги, которых у вас предостаточно, в обмен на любую информацию о ходе нашего расследования. Шпион, как на всякой уважающей себя войне. Вот почему после звонка убийцы, когда мы отправились к Роби Стриккеру, потенциальной жертве, Мосс уже был там, у него. Парня потом убили, а я так хотел обвинить Раяна Мосса, что допустил ошибку. Я забыл, что первое правило полицейского — рассмотреть все имеющиеся улики со всех точек зрения. Представляете, какая ирония судьбы. Отражение в зеркале помогло Никола Юло понять, кто настоящий убийца, и точно так же помогло мне. Как все оказывается просто потом, не так ли?
Фрэнк провел рукой по волосам. Сказывалась усталость, но расслабляться пока еще было нельзя. Позже у него будет и время, и подходящее общество для отдыха.
— Вы, должно быть, почувствовали себя несколько одиноким, пока ваш прихвостень сидел в тюрьме, не так ли? Досадное затруднение. Когда личность Никто была установлена, невиновность Мосса стала очевидной, и его выпустили из тюрьмы. Думаю, у вас как гора с плеч свалилась. Ничто не потеряно. Времени еще вполне достаточно, чтобы решить ваши личные проблемы, тем более, что вам к тому же по-настоящему повезло..
Фрэнк не мог не восхититься выдержкой генерала Натана Паркера. Он невозмутимо выслушал все это — даже бровью не повел. Не случайно, видимо, люди, знавшие его, предпочитали не враждовать с ним. И вот генерал перед ним, и Фрэнку не терпелось поскорее избавиться от него.
Он не испытывал никакого ликования, лишь глубокое ощущение пустоты. Он с изумлением обнаружил, что ему не нужна радость победы. Ему нужна другая радость — больше никогда в жизни не видеть Паркера.
Фрэнк продолжил излагать факты.
— И объясню вам, в чем именно вам повезло. Никто был опознан, но сумел скрыться. Во всем водовороте событий это оказалось единственное, во что вам с трудом верилось. Капитан Мосс снова находился в вашем распоряжении, а убийца на свободе и опять может убивать.
Фрэнк посмотрел на тыльную сторону руки. Он отлично помнил время, когда вытягивая руку, обнаруживал, что она дрожит. Теперь его рука была твердой, сильной. Он мог крепко сжать кулак в полной уверенности, что генерал Паркер не вывернется.
— И действительно, вскоре Никто опять позвонил агенту Фрэнку Оттобре. Не прежним способом, однако. Теперь он звонил с мобильника, не чувствуя необходимости менять голос. К чему это? Все уже прекрасно знали, что он — Жан-Лу Вердье, диджей «Радио Монте-Карло». Мобильник потом был оставлен на скамейке в Ницце. Мы засекли его специальным спутниковым пеленгатором. На аппарате — отпечатки пальцев мальчика, нашедшего его, и никаких других. И это выглядело странно.
Фрэнк посмотрел на Паркера так, словно у него еще не было ответа на заданный вопрос.
— Почему Никто позаботился стереть отпечатки, если прекрасно знал, что его личность нам известна? Поначалу на эту деталь не обратили внимания — всех волновало содержание разговора. Убийца подтвердил свое намерение убивать и дальше, пусть даже полиция охотится за ним. Так и случилось. Труп Гудзона Маккормика с изуродованной головой нашли в машине Жан-Лу Вердье, оставленной возле полицейского управления. Мир пришел в ужас от нового убийства. Все спрашивали себя: неужели невозможно схватить это порождение дьявола, убивающее и исчезающее в пустоте, точно призрак?
Фрэнк поднялся с дивана. Он чувствовал себя очень усталым и удивился, обнаружив, что колено почему-то согласилось дать ему передышку. Он прошелся по комнате, повернувшись спиной к генералу, недвижно сидевшему в кресле. Тот не обернулся, не проводил Фрэнка взглядом.
— Думаю, именно смерть Лорана Бедона заронила у меня сомнение. Смерть, казалось, совершенно случайная — человек убит при банальной попытке грабежа. Однако она вызвала подозрение. А подозрение — как крошки в постели, генерал: пока не избавишься от них, не уснешь. Именно тогда все и началось. Смерть несчастного Бедона послужила толчком для распутывания всей этой истории. Я велел одному моему другу изучить снимок и узнал, что Райан Мосс — тот человек, что сидел в нью-йоркском баре с Гудзоном Маккормиком. Тогда же я велел изучить запись последнего телефонного разговора с Никто. И знаете, что мы обнаружили? Все равно скажу, хотя вы и знаете. Мы обнаружили, что это монтаж. Ах, на что только не способна современная техника! Она может очень помогать людям, однако некоторые используют ее cum grano salis,[91] извините за латынь. Запись была проанализирована слово за словом, и оказалось, что некоторые слова в ней повторяются несколько раз — «луна», «собаки», «говорить со мной». Анализ интонации показал, что эти слова были произнесены дважды совершенно одинаково. Звуковые графики слов, наложенные друг на друга, совпали идеально. Специалисты объяснили, что подобное совпадение совершенно исключено — как не существует двух одинаковых снежинок и двух одинаковых отпечатков пальцев. Это означает, что слова были вырезаны и перезаписаны так, чтобы составить нужный текст. Пленка была использована для последнего звонка Жан-Лу ко мне. Это все Лоран, не так ли? Это он дал вам записи передач с голосом Жан-Лу, чтобы вам хватило материала для вашего замысла. Нужно ли что-то еще добавлять?
Он сомневался, что Паркер поцелует его перед отлетом.
Дальше они свернули налево к зоне забронированного доступа, где у шлагбаума стояли охранники аэропорта «Лазурный берег». Увидев полицейские значки, они подняли шлагбаум, и вскоре машина мягко затормозила у терминала международных линий.
Морелли повернулся к водителю.
— Если на обратном пути будешь так же вести машину, обещаю, что пересядешь на газонокосилку. Фирмы, обслуживающие сады и парки, охотно берут на работу бывших полицейских…
Фрэнк улыбнулся и, дотянувшись с заднего сиденья, похлопал в знак солидарности агента по плечу.
— Не беспокойся, чемпион. Морелли лает, но не кусает.
Мобильник Фрэнка зазвонил. Он догадывался, кто это. Сунул руку в карман. Звонок был обжигающе требовательным.
— Алло?
— Алло, Фрэнк. Это я, Фробен. Где ты?
— В аэропорту. Выхожу из машины.
— В голосе комиссара прозвучало не просто облегчение, а настоящее ликование.
— Слава богу. Наш друг мечет громы и молнии. Еще немного и объявит личную войну Франции. Я уж не говорю тебе, сколько мне пришлось выдумывать, чтобы удерживать его.
— Представляю. Но уверяю тебя, это не мой каприз. Ты оказал мне самую большую за всю мою жизнь услугу.
— О'кей, американец, еще чуть-чуть, и я расплачусь от волнения, испорчу мобильник, будешь потом покупать мне новый. Кончай угодничать и поспеши лучше забрать у меня из рук эту горячую картошку. Иду навстречу.
Фрэнк открыл дверцу машины. Голос Морелли остановил его, когда он уже вышел.
— Ждать тебя?
— Нет, поезжайте. Доберусь обратно сам.
Он повернулся, собираясь уйти, но передумал. Как ни спешишь, а нельзя забывать о благодарности.
— Ах, Клод…
— Что?
— Спасибо бесконечное. Вам обоим.
Морелли посмотрел на него с переднего сиденья.
— За что? Иди, тебя ждут…
Прежде чем выйти, Фрэнк хитро посмотрел на Ксавье.
— Ставлю тысячу евро против визитной карточки Ронкая, что не сможешь вернуться быстрее, чем приехал сюда…
Он закрыл дверцу, широко улыбнувшись в ответ на протесты Морелли. Но когда услышал за спиной шум отъехавшей машины, улыбка исчезла с его лица.
Арест Жан-Лу и конец кошмара вызвали у сотрудников Службы безопасности Монте-Карло нечто вроде преждевременной рождественской эйфории. Без украшений и праздничных огней, без радостных тостов: гора трупов, оставленных Жан-Лу, не допускала никакой шумихи. Но сам факт, что Никто приехал в полицейское управление в наручниках, выглядел в разгар лета прекрасным новогодним подарком. Если кто-то и подумал о том, что нет здесь Никола Юло, чтобы порадоваться вместе со всеми, то промолчал. Гениальная интуиция Фрэнка и тот факт, что он взял Жан-Лу один, невероятно подняли его авторитет. Фрэнк улыбался, когда надо было улыбаться, пожимал руки, протянутые с поздравлениями, но не смог до конца разделить всеобщую радость, хотя ему и не хотелось оказаться единственным человеком на общем снимке, кто не улыбается.
И все же ему пришлось сделать жест, которому суждено было в этот день стать едва ли не ритуальным. Фрэнк посмотрел на часы и попросил машину, чтобы как можно скорее помчаться в аэропорт, в Ниццу.
Он быстро прошел по тротуару. Стеклянная дверь терминала увидела, что он спешит, и мягко открылась перед ним. У входа его встретила дружеская фигура Фробена. Комиссар изобразил глубокий вздох и сделал жест, как бы вытирая пот со лба.
— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.
— Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю.
Оба говорили вполне искренне.
— Мне пришлось волчком вертеться, чтобы убедить генерала не требовать официального вмешательства. По сути я задержал его, когда он уже набирал номер президента Соединенных Штатов. Только знаешь, как бы это сказать… Свой рейс они пропустили, а следующий в Штаты будет через час с небольшим. Уверяю тебя, генерал Паркер — не самый приятный собеседник в таких обстоятельствах.
— Что бы ты ни сказал мне о Паркере, я ни в чем не усомнюсь. А вот я тебе мог бы рассказать о нем действительно невероятные вещи.
Они быстро прошли к пункту таможенного контроля у металлодетектора. Комиссар показал значок агентам службы безопасности аэропорта. Им помогли обойти очередь пассажиров, ожидавших досмотра багажа, и они свернули налево, к выходам на посадку.
— Кстати о невероятном. Как обстоят дела с тем самым?.. Есть какие-нибудь новости?
— Ты имеешь в виду Никто?
— Конечно.
— Мы взяли его, — спокойно произнес Фрэнк.
Комиссар в изумлении воззрился на него.
— Когда?
— Примерно час назад. Сейчас он уже в тюрьме.
— И ты говоришь мне об этом вот так запросто?
Фрэнк обернулся к Фробену с легким жестом.
— Все окончено, Клод. Глава закрыта.
Он больше ничего не успел добавить, потому что они уже подошли к залу ожидания, возле которого дежурил полицейский.
Фрэнк остановился. За этой дверью находились генерал Натан Паркер, Елена и Стюарт. Один был помехой Фрэнку в его настоящем. Двое других были частью его будущего. Фрэнк смотрел на дверь, словно она была прозрачной и он мог видеть, что делают люди по ту сторону. Фробен подошел к нему и положил руку на плечо.
— Нужна помощь, Фрэнк?
Фрэнк уловил в этом вопросе желание защитить. Капитан тонко чувствовал, хотя это и не вязалось с его обликом лесоруба.
— Нет, спасибо. Всю помощь, какая мне была нужна, ты уже оказал. Теперь я должен выйти из положения сам.
Фрэнк Оттобре глубоко вздохнул и открыл дверь.
Помещение было одним из тех комфортабельных «ви-ай-пи»-салонов, какие имеются в аэропортах для пассажиров, путешествующих в бизнес-классе. Кожаные кресла и диваны, пастели на стенах, ковровое покрытие на полу, торговый автомат в углу со спартанским набором продуктов, репродукции Ван Гога и Матисса рядом с рекламными проспектами аэрокомпаний в рамках из сатинированной стали. Создавалось ощущение какой-то ненадежности, несмотря на комфорт, какой-то безутешности.
Елена сидела на диване и листала журнал. Стюарт играл в карманную видеоигру. Возле них на низком деревянном столике со стеклянной столешницей стояли пластиковые стаканы и банка «фанты».
Генерал Паркер в другом конце комнаты, заложив руки за спину, рассматривал копию «Распятия» Дали, висевшую на стене.
Услышав, что дверь открылась, он обернулся. Он посмотрел на Фрэнка, как смотрят на человека, которого давно не видели и не сразу припоминают его имя.
Елена оторвала взгляд от страницы и подняла голову. Ее лицо просияло. Фрэнк, увидев ее, поблагодарил судьбу за то, что она сохранила для него этот светлый взгляд. У него не было времени в полной мере порадоваться ее улыбке. Гнев Паркера прорвался и накрыл его, словно черная туча солнце. В два шага он оказался между Фрэнком и Еленой. Ненависть пылала на его лице ярче пламени пожара.
— Мне следовало догадаться, что это ваши происки. Вы допустили последнюю ошибку. Я вам уже сказал это однажды. Вы — конченый человек. Может быть, по своей глупости думаете, будто я бросаю слова на ветер. Как только вернусь в Америку, немедленно постараюсь, чтобы от вас не осталось даже крошек, сделаю все, чтобы…
Фрэнк устремил равнодушный взгляд на пылающее лицо генерала. В душе у него бушевала буря, от которой скрипели легкие мостки причала. Тем не менее, голос, которым он прервал Паркера, прозвучал настолько спокойно, что еще больше взбесил противника.
— На вашем месте, генерал, я бы успокоился. В ваши годы, несмотря на отличное здоровье, надо быть осторожнее с сердцем. Не думаю, что вам хочется получить инфаркт и освободить меня от вашего присутствия таким приятным образом.
То, что в одно мгновение пронеслось по лицу старого солдата, походило на внезапный взмах тысяч знамен, каждым из которых двигал ветер войны. Фрэнк с удовольствием отметил, что кроме ненависти, гнева и неверия в глубине этих беспощадных голубых глаз мелькнула и тень тревоги. Наверное генерал задавался вопросом: откуда у Фрэнка силы, чтобы разговаривать с ним в таком тоне? Спустя мгновение во взгляде Паркера вновь читалось выражение презрительного всевластия, а на губах играла довольная улыбка.
— Нет, мне жаль разочаровывать вас, молодой человек. На ваше несчастье, сердце у меня крепкое, как скала. А вот ваше, похоже, сбивается с ритма. И это еще одна из ваших ошибок. Моя дочь…
Фрэнк снова прервал генерала, к чему Натан Паркер не привык.
— Что касается вашей дочери и вашего внука…
Фрэнк сделал короткую паузу перед словом «внук», понизив голос так, чтобы ребенок не слышал. Ошеломленный Стюарт следил, сидя на диване и сложив руки на коленях, за их ссорой. Электронная игра, оставленная без внимания, продолжала издавать свое отчаянное бип, бип, бип…
— Так вот, что касается вашей дочери и вашего внука — я посоветовал бы им пойти прогуляться в местный «дьюти-фри». А то, что нам необходимо сказать друг другу, пусть лучше останется между нами.
— Нам не о чем с вами разговаривать, агент Оттобре. И моя дочь, и мой внук не пойдут ни в какой распроклятый «дьюти-фри». Это вы должны открыть вон ту дверь и навсегда исчезнуть из нашей жизни, а мы садимся на самолет и отправляемся в Америку. Повторяю, что…
— Генерал, вы, кажется, так и не поняли, что когда блефуют, в итоге проигрывают. Рано или поздно объявится игрок посильнее и пожелает заглянуть в ваши карты. И победить. Вы лично меня нисколько не интересуете. Если б я увидел, что вы горите заживо, я бы не доставил себе удовольствия даже помочиться на вас. Если предпочитаете, чтобы я сказал то, что должен сказать, в их присутствии, я так и поступлю. Знайте, после такого возврата нет. Хотите рискнуть…
Голос Фрэнка звучал теперь совсем тихо, и Елена удивилась про себя, то же такого он сказал ее отцу, вынудив того согласиться. Фрэнк посмотрел на нее и слегка кивнул. Елена поднялась с дивана и взяла сына за руку.
— Пойдем, Стюарт. Пойдем погуляем. Думаю, тут вокруг много интересного.
Мальчик послушно, без всяких капризов отправился с нею. Как и его мать, он жил в доме генерала Паркера. Он не привык получать советы, только приказы. А приказы не обсуждаются.
Они подошли к двери. Ковровое покрытие заглушило их шаги. Слышно было только, как стукнула дверь. Фрэнк прошел к дивану и сел туда, где только что сидела Елена. Он ощутил тепло, оставшееся от ее тела, и оно передалось ему.
Он указал на кресло перед собой.
— Садитесь, генерал.
— Не указывайте мне, что я должен делать!
Фрэнк отметил в голосе Паркера истерическую нотку.
— Выкладывайте лучше побыстрее ваши бредни. У нас самолет через…
Генерал посмотрел на часы. Фрэнк улыбнулся про себя. Для генерала, похоже, это тоже стало сегодня привычным жестом. Фрэнк отметил, что Паркер довольно далеко отодвинул руку, чтобы рассмотреть стрелки.
—…Наш самолет вылетает менее чем через час.
Фрэнк покачал головой.
Нет, не так, мистер.
— Не хотелось бы вам перечить. Но вам следовало бы сказать не наш, а мой самолет.
Паркер посмотрел на Фрэнка так, словно не мог поверить своим ушам. На его лице возникло изумление человека, до которого не сразу дошла шутка. И вдруг Паркер расхохотался. Фрэнк с удовлетворением отметил, что смех искренний, и подумал, с каким бы удовольствием заткнул генералу рот.
— Ну, что ж, смейтесь, если нравится. Это не меняет дела. Вы улетите один, а ваша дочь и ваш внук останутся здесь. Во Франции, со мной.
Паркер покачал головой, изображая сострадание, с каким обычно выслушивают болтовню идиота.
— Да вы просто свихнулись.
Фрэнк улыбнулся и откинулся, положив руку на спинку дивана и ногу на ногу.
— Не хотелось бы снова перечить вам. Когда-то, наверно, я и вправду был сумасшедшим. Но вылечился. На вашу беду, я никогда не был настолько в здравом уме, как сейчас. Видите ли, генерал, вы все тыкали пальцем в мои ошибки и позабыли о своих, а они оказались намного серьезнее.
Генерал посмотрел на дверь и направился к ней. Фрэнк тотчас пресек его намерение.
— Не ждите оттуда никакой помощи. Не советую привлекать местную полицию. Если же надеетесь на капитана Мосса, то знайте — в данный момент в морге с перерезанным горлом.
Генерал вздрогнул.
— Что вы такое говорите?
— То, что уже сказал Раньше. На каждого сильного человека всегда найдется кто-то посильнее. Ваш прихвостень был отличным солдатом, но надо признать, что Никто, человек, которого Мосс должен был убить, намного превзошел его. Он избавился от него так же легко, как сам Мосс собирался расправиться с ним.
Паркер так и сел. На его загорелом лице неожиданно появился серый оттенок.
— Как бы там ни было, что касается убийцы вашей дочери, знайте, мы взяли его. Месье Никто поместят в психиатрическую лечебницу для уголовных преступников, и он никогда оттуда не выйдет.
Фрэнк позволил себе помолчать. Потом подвинулся к краю дивана и внимательно посмотрел на человека, сидевшего перед ним в странном оцепенении. Он не мог представить, о чем тот думает, и ему было совершенно наплевать на это. Единственное, чего ему хотелось, поскорее увидеть спину генерала, когда тот отправится к трапу самолета.
Отправится туда один.
— Полагаю, лучше всего начать с начала, — заговорил Фрэнк. — А оно связано со мной, не с вами. Едва ли нужно долго распространяться насчет моей жизни. Вы знаете ее даже слишком хорошо, не так ли? Вам все известно обо мне, о моей жене, о ее самоубийстве после того, как я чудом спасся во время взрыва, когда вел расследование по делу Джеффа и Осмонда Ларкиных, наркоторговцев, которые контролировали рынок в двести-триста миллионов долларов в год. Стараясь выбраться со дна колодца, куда рухнул, я приехал сюда и невольно втянулся в расследование дела серийного убийцы. Жестокого, как акула. Первой жертвой его стала, к сожалению, ваша дочь Эриджейн. И тут появляетесь вы. Прибываете в Монте-Карло, потрясенный горем и с желанием отомстить…
Паркер воспринял эти слова так, как если бы Фрэнк усомнился в его горе.
— А вы как поступили бы, если бы кто-то убил вашу жену таким образом?
— Точно так же. Не успокоился бы, пока не прикончил убийцу собственными руками. Но в вашем случае все иначе…
— Что вы хотите сказать, клоун? Что вы можете знать об отцовских чувствах к своей дочери?
Слова эти врывались у Паркера непроизвольно, и он тотчас понял, какую допустил ошибку.
Фрэнку страшно хотелось в этот момент выхватить «глок», висевший на поясе, и всадить ему пулю прямо в лоб, чтобы серое вещество этого мешка с дерьмом разбрызгалось по всем этим рекламным постерам. Он подумал, что усилие, какое понадобилось, чтобы взять себя в руки, стоило ему, наверное, десяти лет жизни.
Фрэнк ответил. И из уст его веяло холодом, словно от глыбы льда.
— Верно, генерал, я не знаю, что такое отцовские чувства. Но я отлично знаю, какими могут быть ваши чувства в отношении к дочери. Вы отвратительны мне, Паркер, буквально омерзительны. Я уже сказал вам, что вы — презренное существо, и я раздавил бы вас, как таракана. Но в своем самомнении, в бреду своего всемогущества это вы не захотели мне поверить…
Тень улыбки промелькнула на лице Паркера. Видимо, он посчитал реакцию Фрэнка на его слова небольшой личной победой.
— Если я не слишком любопытен, не объясните ли мне, как вы намерены действовать, чтобы достичь успеха?
Фрэнк достал из внутреннего кармана пиджака толстый желтый конверт и бросил его на стеклянный стол, разделявший их.
— Все, что я собираюсь вам сказать, подтверждается бумагами в этом конверте. А теперь, если позволите, я хотел бы продолжить….
Паркер снисходительным жестом дал понять, что не возражает.
Фрэнку пришлось сделать огромное усилие, чтобы преодолеть волнение и спокойно продолжить разговор.
— Как я уже сказал, вы приехали сюда, в Монте-Карло, сраженный горем из-за убийства дочери да еще таким варварским способом. И выразили, должен заметить, весьма несдержанное желание лично расправиться с убийцей. Настолько несдержанное, что это было даже подозрительно.
Фрэнк помолчал, потом произнес, чеканя, едва ли не по слогам каждое слово.
— Вы были за сто километров от этого намерения. Вам необходимо было как раз совершенно противоположное — чтобы маньяк продолжал убивать.
Паркер вскочил, словно вдруг обнаружил в кресле кобру.
— Теперь я уверен. Вы буйно помешанный, и вас надо поместить в одну камеру с тем, другим.
Фрэнк жестом предложил ему сесть.
— Ваша словесная акробатика похожа на попытку мыши выбраться из бутыли. Бесполезной попыткой. Вы еще не поняли, Паркер? Вы еще не поняли, что мне известно про вас все. И про капитана Мосса, по которому никто не прольет слез.
— Вам известно все? Все о чем?!
— Если соблаговолите не перебивать меня, то узнаете раньше, чем один сядете в свой самолет. Чтобы вам все было понятно, вернемся назад, к моей истории. Из двух наркоторговцев, о которых я говорил, один, Джефф Ларкин, был при захвате убит в перестрелке. Мир праху его. Другой, Осмонд, сидит в тюрьме. Расследуя дело этих двух джентльменов, ФБР начало подозревать, что с ними сотрудничает кое-кто наверху, кого, несмотря на все усилия, пока еще не удалось выявить…
Лицо Натана Паркера превратилось в каменную маску. Сощурившись, он опустился в кожаное кресло и, положив ногу на ногу, ждал. Это уже не напоминало драку двух петухов в курятнике. Настал момент, когда Фрэнк выкладывал одну за другой свои карты, а генерал пока что, похоже, с интересом рассматривал их.
Фрэнку не терпелось превратить это любопытство в осознание поражения.
— Когда Осмонд оказался в тюрьме, единственным его связным с внешним миром служил адвокат. Малоизвестный нью-йоркский юрист — появился откуда ни возьмись специально, чтобы замутить воду. Возникло подозрение, что этот адвокат, некий Гудзон Маккормик, был не только защитником. Нетрудно было предположить, что благодаря адвокату поддерживался контакт с внешним миром, в котором тюрьма отказывала своему клиенту. Мой коллега по ФБР, тот, с кем мы вместе вели расследование по делу Ларкиных, прислал мне по электронной почте фотографию Маккормика, и надо же, какое совпадение — Маккормик направился именно сюда, в Монте-Карло. Каких только странностей не бывает в жизни, не так ли? Официальная версия — прибыл для участия в регате, но мы-то с вами хорошо знаем, что за официальными поводами нередко скрываются куда более важные неофициальные дела…
Генерал поднял брови.
— Будьте так любезны, объясните мне, какое я имею отношение ко всей этой истории про охранников и воров?
Фрэнк наклонился к столику и достал из желтого конверта фотографию, присланную Купером, — ту, что была сделана в кафе.
Он подтолкнул снимок через стол к Паркеру.
Этот жест напомнил ему ту ночь, когда был арестован Мосс и он показывал ему фотографию трупа Роби Стриккера.
— Представляю вам несчастного Гудзона Маккормика, адвоката Осмонда Ларкина и последнюю жертву Жан-Лу Вердье, серийного убийцы, более известного под именем Никто.
Старик рассеянно взглянул на снимок и тотчас поднял на Фрэнка глаза.
— Я знаком с ним лишь по фотографиям в газетах. Раньше я даже не слышал о его существовании.
— В самом деле? Странно, генерал. Видите этого человека, который сидит спиной за столом с Гудзоном Маккормиком? Лица его не видно. Но в помещении полно зеркал…
Фрэнк заговорил другим тоном, словно размышляя о чем-то своем.
— Вы даже не представляете, какое огромное значение имели зеркала во всей этой истории… У зеркал отвратительная привычка отражать все, что находится перед ними.
— Я знаю, что такое зеркало. Всякий раз, когда оно оказывается передо мной, я вижу в нем человека, который превратит вас в горстку пепла.
Фрэнк снисходительно улыбнулся.
— Неплохая острота, генерал. Чего не скажешь о ваших так называемых стратегических способностях и о подборе кадров. Как я уже говорил, в помещении, где был сделан этот снимок, много зеркал. С помощью одного очень, просто очень толкового парня, мне удалось установить личность человека, сидящего с Гудзоном Маккормиком за этим столом. И смотрите-ка, кто это оказался…
Фрэнк достал из конверта другой снимок, и не взглянув на него, бросил на столик. На этот раз Паркер взял фотографию и долго рассматривал.
— Нельзя сказать, что капитан Райан Мосс был очень фотогеничен. Но вам он служил ведь не фотомоделью, не так ли, Паркер? Вам он был нужен тем, кем и был: своего рода психопат, преданный до фанатизма, готовый убить любого по мановению вашей руки.
Фрэнк доверительно склонился к Натану Паркеру. В голосе его послышалась ирония, и отнюдь не случайная.
— Генерал, судя по недоверию на вашем лице, вы собираетесь отрицать что на этом снимке рядом с Гудзоном Маккормиком сидит Райан Мосс?
— Нет, я вовсе не отрицаю. Это действительно капитан Райан Мосс. Это означает только, что он был знаком с адвокатом, и больше ничего. А я тут при чем?
— Мы еще подойдем к этому, генерал, подойдем…
Теперь на часы посмотрел Фрэнк. Не отводя их подальше от глаз, в отличие от Паркера.
— Более того, думаю, это нужно сделать это как можно быстрее. До вылета самолета осталось немного, поэтому изложу все вкратце. Вы и Мосс сговорились с Лораном Бедоном, режиссером передачи на «Радио Монте-Карло». Бедняга нуждался в деньгах больше, чем в воздухе, и уговорить его было нетрудно: деньги, которых у вас предостаточно, в обмен на любую информацию о ходе нашего расследования. Шпион, как на всякой уважающей себя войне. Вот почему после звонка убийцы, когда мы отправились к Роби Стриккеру, потенциальной жертве, Мосс уже был там, у него. Парня потом убили, а я так хотел обвинить Раяна Мосса, что допустил ошибку. Я забыл, что первое правило полицейского — рассмотреть все имеющиеся улики со всех точек зрения. Представляете, какая ирония судьбы. Отражение в зеркале помогло Никола Юло понять, кто настоящий убийца, и точно так же помогло мне. Как все оказывается просто потом, не так ли?
Фрэнк провел рукой по волосам. Сказывалась усталость, но расслабляться пока еще было нельзя. Позже у него будет и время, и подходящее общество для отдыха.
— Вы, должно быть, почувствовали себя несколько одиноким, пока ваш прихвостень сидел в тюрьме, не так ли? Досадное затруднение. Когда личность Никто была установлена, невиновность Мосса стала очевидной, и его выпустили из тюрьмы. Думаю, у вас как гора с плеч свалилась. Ничто не потеряно. Времени еще вполне достаточно, чтобы решить ваши личные проблемы, тем более, что вам к тому же по-настоящему повезло..
Фрэнк не мог не восхититься выдержкой генерала Натана Паркера. Он невозмутимо выслушал все это — даже бровью не повел. Не случайно, видимо, люди, знавшие его, предпочитали не враждовать с ним. И вот генерал перед ним, и Фрэнку не терпелось поскорее избавиться от него.
Он не испытывал никакого ликования, лишь глубокое ощущение пустоты. Он с изумлением обнаружил, что ему не нужна радость победы. Ему нужна другая радость — больше никогда в жизни не видеть Паркера.
Фрэнк продолжил излагать факты.
— И объясню вам, в чем именно вам повезло. Никто был опознан, но сумел скрыться. Во всем водовороте событий это оказалось единственное, во что вам с трудом верилось. Капитан Мосс снова находился в вашем распоряжении, а убийца на свободе и опять может убивать.
Фрэнк посмотрел на тыльную сторону руки. Он отлично помнил время, когда вытягивая руку, обнаруживал, что она дрожит. Теперь его рука была твердой, сильной. Он мог крепко сжать кулак в полной уверенности, что генерал Паркер не вывернется.
— И действительно, вскоре Никто опять позвонил агенту Фрэнку Оттобре. Не прежним способом, однако. Теперь он звонил с мобильника, не чувствуя необходимости менять голос. К чему это? Все уже прекрасно знали, что он — Жан-Лу Вердье, диджей «Радио Монте-Карло». Мобильник потом был оставлен на скамейке в Ницце. Мы засекли его специальным спутниковым пеленгатором. На аппарате — отпечатки пальцев мальчика, нашедшего его, и никаких других. И это выглядело странно.
Фрэнк посмотрел на Паркера так, словно у него еще не было ответа на заданный вопрос.
— Почему Никто позаботился стереть отпечатки, если прекрасно знал, что его личность нам известна? Поначалу на эту деталь не обратили внимания — всех волновало содержание разговора. Убийца подтвердил свое намерение убивать и дальше, пусть даже полиция охотится за ним. Так и случилось. Труп Гудзона Маккормика с изуродованной головой нашли в машине Жан-Лу Вердье, оставленной возле полицейского управления. Мир пришел в ужас от нового убийства. Все спрашивали себя: неужели невозможно схватить это порождение дьявола, убивающее и исчезающее в пустоте, точно призрак?
Фрэнк поднялся с дивана. Он чувствовал себя очень усталым и удивился, обнаружив, что колено почему-то согласилось дать ему передышку. Он прошелся по комнате, повернувшись спиной к генералу, недвижно сидевшему в кресле. Тот не обернулся, не проводил Фрэнка взглядом.
— Думаю, именно смерть Лорана Бедона заронила у меня сомнение. Смерть, казалось, совершенно случайная — человек убит при банальной попытке грабежа. Однако она вызвала подозрение. А подозрение — как крошки в постели, генерал: пока не избавишься от них, не уснешь. Именно тогда все и началось. Смерть несчастного Бедона послужила толчком для распутывания всей этой истории. Я велел одному моему другу изучить снимок и узнал, что Райан Мосс — тот человек, что сидел в нью-йоркском баре с Гудзоном Маккормиком. Тогда же я велел изучить запись последнего телефонного разговора с Никто. И знаете, что мы обнаружили? Все равно скажу, хотя вы и знаете. Мы обнаружили, что это монтаж. Ах, на что только не способна современная техника! Она может очень помогать людям, однако некоторые используют ее cum grano salis,[91] извините за латынь. Запись была проанализирована слово за словом, и оказалось, что некоторые слова в ней повторяются несколько раз — «луна», «собаки», «говорить со мной». Анализ интонации показал, что эти слова были произнесены дважды совершенно одинаково. Звуковые графики слов, наложенные друг на друга, совпали идеально. Специалисты объяснили, что подобное совпадение совершенно исключено — как не существует двух одинаковых снежинок и двух одинаковых отпечатков пальцев. Это означает, что слова были вырезаны и перезаписаны так, чтобы составить нужный текст. Пленка была использована для последнего звонка Жан-Лу ко мне. Это все Лоран, не так ли? Это он дал вам записи передач с голосом Жан-Лу, чтобы вам хватило материала для вашего замысла. Нужно ли что-то еще добавлять?