Фаллон Дженнифер. Харшини

   Гарет предостерегающе взглянул на Брэка.
   — Заткни ее, или убирайтесь.
   Брэк шагнул вперед и крепко взял Р'шейл за плечо.
   — Ты не права, Р'шейл.
   — Но ведь я говорю правду! — настаивала она.
   — Яснофф не станет торговаться. Ему это не нужно. Что с того, что мы захватим Цитадель? Эта армия, расположившаяся за стенами, сможет держать нас в осаде годы. И некому будет прийти к нам на помощь. А если бы и нашлись желающие, где им набрать столько бойцов, чтобы сразиться со всеми кариенцами, собравшимися здесь? Нет, это было бы слишком опасно. Нам нужно найти другой путь.
   Гарет взмахнул руками, утихомиривая гвалт, поднятый словами шталмейстера, и испытующе поглядел на Р'шейл и Брэка.
   — Рилан затронул очень серьезный вопрос. Если нам не удастся запутать кариенцев расправой над пленными, то мы окажемся в осаде, которая грозит затянуться надолго и выбраться из которой мы, скорее всего, не сможем.
   — А если я скажу, что знаю, кто освободит вас? — спросил Брэк. Р'шейл удивленно обернулась на него и, сообразив, улыбнулась.
   — Дамиан.
   — Кто? — спросил кто-то из задних рядов.
   — Дамиан Вулфблэйд, Высочайший Принц Хитрии. Это к нему собирался идти Тарджа с теми людьми, которых ему удалось собрать, он обещал помочь Медалону.
   — Коли на то пошло, — задумчиво добавила Р'шейл, — мы сможем, наверное, уговорить Габлета помочь нам в сражении. И остается еще защитники, ушедшие в Хитрию.
   — Сколько этих защитников? — спросил кто-то. — Тысяча? Или две? Не слишком много против этой орды, что стоит здесь под стенами.
   — И вы всерьез полагаете, что хитрианцы и фардоннцы придут к нам на помощь? — хмыкнул Рилан.
   — Дамиан придет, — уверенно отозвалась Р'шейл.
   — Р'шейл права, — подтвердил Брэк. — И Хитрия, и Фардонния придут к вам на помощь, если она попросит их об этом.
   — Должно быть, на юге все резко переменилось в последние месяцы, — кисло высказался Рилан. — Еще недавно я слышал, что Габлет собирается нападать на нас, а вовсе не освобождать от захватчиков. И с каких это пор ты берешься приказывать что-нибудь королям и принцам?
   Гарет внимательно посмотрел на Р'шейл. Он был на северной границе и знал, что с хитрианским принцем она знакома.
   — Я думаю, что она говорит правду, Рилан. Вулфблэйд может и прийти, если Р'шейл попросит его. Но уверена ли ты, что ему можно доверять?
   — Я доверила бы Дамиану свою жизнь.
   — Но нам придется доверить ему не только твою жизнь, Р'шейл, но жизни всех мужчин, женщин и детей в Цитадели.
   Гарет задумчиво поглядел на обоих гостей, видимо решая, стоит ли полагаться на их заверения. В конце концов он пожал плечами и перевел взгляд на своих людей.
   — Насколько я понимаю, нам нужно действовать сейчас или отказаться от надежды на победу. С каждым днем кариенцы все крепче обосновываются в Медалоне, и скоро их будет уже не выдворить отсюда. Я предлагаю поверить, что Р'шейл сможет привести кого-то к нам на помощь. Я полагаю, нам следует сейчас действовать решительно, а потом ждать, пока хитрианцы освободят нас.
   По комнате пронесся гул голосов, выражающих согласие защитников с высказанным предложением. Гарет кивнул.
   — Хорошо. Тогда давайте договариваться о деталях.
   Теперь Р'шейл и Брэку настала пора помалкивать. Эти люди готовились действовать с того дня, как Джойхиния подписала договор о капитуляции Медалона. Они подумали обо всем: о ключевых позициях, которые нужно занять, об оружии, которое потребуется для этого, и о каждом человеке, который будет в этом участвовать. На этой встрече утрясались уже мельчайшие детали и последние поправки к их планам.
   Готовя переворот, они основывались на предположении, что любой защитник в Цитадели поддержит их, и Р'шейл полагала, что так оно и будет. Трудно было представить себе защитника, который добровольно отдал бы себя во власть кариенцам, — за исключением, может быть, Вэйна Локлона, а с ним она надеялась в ближайшее время разобраться сама.
   Освободить Лорда Защитника и Тарджу выпало молодому капитану, которого Р'шейл помнила еще лейтенантом в свою бытность трудницей. Она с легким удивлением обнаружила, что это был тот самый молодой человек, который увел Кайлин на танцы той ночью, когда Дэвидд Тайлорсон привел ее на свидание с Тарджой под амфитеатром. Та ночь отпечаталась в ее памяти как край бездонной пропасти, в которую, как ей казалось, она падала до сих пор навстречу предназначению, о котором она никогда не просила и не мечтала. Симин внимательно выслушал приказ, но она чувствовала, что он взволнован, хотя и старается скрыть это. Он немного беспокоил ее. Все было слишком серьезно, а он словно не понимал этого.
   Наступило уже раннее утро, когда Гарет обвел комнату взглядом и удовлетворенно кивнул.
   — Ну что ж. Вы все знаете, что вам делать. Вопросы есть?
   — Мы не обсудили, каким образом будет доставлено послание к хитрианцам, — заметил Рилан.
   — Р'шейл? — спросил Гарет, обращаясь к ней.
   — Мы позаботимся об этом.
   — А как? — спросил Рилан. — Мы заперты в Цитадели. Как ты пошлешь им весть? Как обманешь бдительность кариенцев? У нас нет птиц, наученных летать в Хитрию.
   За нее ответил Гарет:
   — Я думаю, что эту задачу мы можем предоставить Брэку и Р'шейл. У них есть… средства, о которых нам не нужно знать. Я полагаю, что по этому поводу мы можем не тревожиться.
   Р'шейл краем глаза посмотрела на Брэка, улыбнувшегося при виде этого трогательного признания Гаретом их силы.
   — Хорошо, если больше вопросов нет, я полагаю, мы можем закончить. Удачи вам, джентльмены.
   Защитники собрали свои карты и планы и начали по одному выходить из комнаты, выскальзывая за дверь по сигналу молодого лейтенанта, дежурившего у выхода. Р'шейл и Брэк выходили последними.
   — Я очень многое сделал, полагаясь на ваши слова, и это тревожит меня, — сказал им Гарет, пока они ждали своей очереди. — Вы действительно сумеете сделать так, что Вулфблэйд и фардоннцы вовремя придут к нам на помощь?
   — Я думаю, что сумеем.
   — Р'шейл, я был бы страшно счастлив, если бы ты говорила немного поувереннее.
   Она пожала плечами.
   — Все зависит не только от меня. Мне придется поговорить с богами.
   Гарет нахмурился.
   — Подумать только, что я не просто говорю с вами об этом — нет, я основываю на этом бреде всю стратегию. — Он остановился и кивнул в ответ на приветствие двух капитанов, подождал, пока те выйдут, и продолжил: — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Если мы убьем слишком много жрецов и герцогов, Яснофф так разъярится, что будет стремиться уничтожить нас всех просто по злобе.
   — Если тебе и придется убить, Гарет, то только нескольких.
   — Тебе легко говорить. А перерезать им горло мечом будут другие. Или ты собираешься заняться этим сама?
   — Я не могла бы, даже если бы хотела. Если бы я стала причиной такого насилия, это ударило бы по тем харшини, которые связаны с тем же источником силы, что и я. — Она посмотрела на Брэка, немного обиженная изумлением, появившимся на его лице. — Ты думал, что я не знаю? Я помню, что сказала мне Шананара по поводу той ночи, когда я пыталась убить Локлона. Если даже пожелание смерти одному может причинить такую боль харшини, то убийство дюжины может просто уничтожить их.
   — Не забывай еще вот о чем, — напомнил ей Гарет. — Позволив сотням тысяч разъяренных кариенцев пройтись по Медалону ты станешь причиной не меньшего числа бед, чем если бы ты просто убила их своими руками.
   — Не беспокойся, Гарет. Я знаю, что делаю.
   Он уныло покачал головой.
   — Я сильно сомневаюсь в этом, Р'шейл, да и Брэк, насколько я могу судить по выражению его лица, тоже.
   — Тогда почему ты все же решился действовать?
   — У нас нет выбора, — просто ответил он.
   В Главный зал Цитадели теперь называли домом Франсил, но Р'шейл отказалась признать новое название. Это название Джойхиния Тенраган добыла ценой женской чести, а Р'шейл отказывалась оправдывать столь низкий поступок. В огромном помещении никого не было, и они проскользнули внутрь, испуганно прислушиваясь к громкому гулу захлопнувшихся дверей. Рассветало, и первые лучи солнца окрашивали алым пляшущие в воздухе пылинки. Стены под галереей были еще погружены во мрак. Брэк вошел в зал и огляделся. В его глазах затаилась печаль.
   — На потолке здесь были изображения первичных богов, — сказал он, глядя на пустынный белый свод. Его голос громко разнесся по молчащему зданию. — Харшини потратили полстолетия на то, чтобы создать их. Можно было всю жизнь смотреть на них и не разглядеть все, что нарисовано.
   — На стене в моей комнате была фреска такого типа, — вспомнила она. — На ней было столько деталей, что я никогда не уставала глядеть на нее.
   Казалось, он даже не слышит, что она говорит.
   — Вдоль галереи шли фрески, посвященные случайным богам. Их последователи могли приходить в Храм богов и сами дорисовывать фрески, опираясь на свой опыт общения с богами. Некоторые фрески были просто великолепны, особенно те, что посвящались богу художников. На стенах были выгравированы сонеты, посвященные богу поэзии. Видишь эту мраморную балюстраду? Если внимательно посмотреть, окажется, что каждая колонна покрыта особой резьбой. Открой в ветреный день окна с двух сторон зала, и он запоет песню в честь бога музыки.
   Р'шейл не знала, что сказать и стоит ли говорить вообще. Брэк погрузился в воспоминания. Он шагал по залу, и его сапоги гремели по мраморному полу.
   — Видишь эти двенадцать колонн, поддерживающие галерею? В каждой из них была ниша, но теперь они замурованы. В каждой из них был алтарь одного из первичных богов. — Он нахмурился в ответ на какие-то далекие воспоминания и взглянул на нее. — Всевидящий Кристалл стоял вот здесь, на подиуме. Он казался мне огромным, но это, наверное, потому что я был еще маленьким.
   — Должно быть, это было прекрасное зрелище.
   — Было, — согласился он, хмуро глядя на голые стены. Стена за подиумом была заштукатурена и побелена. Р'шейл вспомнила внушительный камень в храме Гринхарбора и попыталась вообразить подобный камень, гордо возвышающийся посреди этого храма, но не смогла. Для нее зал был слишком связан с Сестринской общиной и ее историей, чтобы она могла представить то, чем грезил сейчас Брэк.
   — Ты даже не представляешь, как в детстве мы с Коранделленом озорничали, играя с богом воров и богом удачи.
   — Вы играли с богами?
   — Мир тогда был совсем иным, Р'шейл. Тогда не было никаких сестер Клинка. Никакого Всевышнего. Вообще никакого насилия, о котором стоило упомянуть, разве что в Хитрии, но это была провинция бога войны, и на наши жизни они посягали редко. — Он покачал головой и печально огляделся. — Сестринская община немало напакостила, но из всех ее дел это, пожалуй, самое скверное.
   Она вгляделась в пустой зал. Она видела Убежище и была покорена его красотой, но сейчас ей пришло в голову, что все его красоты были только слабым отражением того, чем когда-то была Цитадель.
   Брэк, видимо, уже стряхнул с себя меланхолию.
   — Пошли. Если уж нам нужно это сделать, то лучше поскорее Город скоро проснется.
   — Жрецы нас не учуют?
   — Здесь — нет.
   — Ты не говорил об этом раньше.
   — Я вполне намеренно утаил это от тебя, — подтвердил он. — А то мало ли что бы ты надумала.
   — Но они же засекли меня в прошлый раз, когда я попыталась призвать здесь силу.
   — Это потому, что они были внутри вместе с тобой.
   — Интересно, сколько еще жизненно важных деталей ты вполне намеренно утаил от меня? — рассердилась Р'шейл.
   — Немного. Но нам пора. Не торчать же здесь весь день.
   Это был Храм богов. Произнести здесь имя бога значило призвать его. Ей стало не по себе — а вдруг после всего, что здесь происходило, боги не захотят прийти на ее зов? Она покосилась на Брэка, потом решительно вздохнула.
   В конце концов, был только один способ выяснить это.

Глава 38

 
   Попав в плен, Тарджа остался в живых только потому, что его не узнали. Когда он пришел в себя, дико болела голова, глаза были залеплены кровью, натекшей из раны на лбу. Он лежал в переполненной камере, куда кариенцы согнали всех арестованных. Тарджа замерз до дрожи и посинения, лежа на холодном полу в сырой одежде, но, к собственному удивлению, этим все и исчерпывалось. О Ульране и прочих ничего не было слышно. Или они сумели ускользнуть, или их держали где-то в другом месте.
   Сохранению его инкогнито способствовало и то, что кариенцы не очень заботились о том, чтобы установить личности пленных. Это была работа для писцов, а кариенцы считали, что в штурмовом отряде писцы не обязательны.
   Основные части кариенской армии появились в Котсайде на следующий день после того, как он пустил паром по течению. По словам сокамерников, которые в тот момент были на берегу, река разломала паром, ударив его о берег, как пустую деревянную коробку. Теперь он годился только на растопку. Это немного утешило Тарджу. Хоть ненадолго, но все же он задержал кариенцев.
   Однако везение длилось недолго. Через неделю пребывания в тюрьме в его камеру попал Ульран и, увидев Тарджу, радостно окликнул его по имени, да так громко, что слышно было всем кариенцам в Котсайде.
   Через час Тарджа, скованный по рукам и ногам, стоял перед лордом Рейчем и лордом Верланом.
   Обнаружив, что взяли в плен самого Тарджу Тенрагана, кариенцы поняли, что Всевышний откликнулся на их молитвы. Он оказался виноват во всем, что в этой кампании у кариенцев вышло не так: и в смерти Кратина, и в смерти лорда Терболта, и в том, что в северном Медалоне было слишком мало сел и городов, где можно было бы реквизировать провиант, что поставило их армию перед угрозой голода, и даже в том, что им все еще требовалась помощь защитников для приведения гражданского населения к покорности. И был виноват в появлении партизанских отрядов, то тут то там нападающих на них с флангов и бесследно исчезающих в ночи при попытке их схватить, он был виноват в том, что они застряли на этом берегу, — впрочем, последнее обвинение Тарджа считал не лишенным некоторых оснований.
   Тарджа был виноват во всем, и они хотели, чтобы он за все расплатился сполна.
   Кариенские герцоги выглядели не слишком веселыми. Похоже, что успех достался им слишком дорогой ценой. Лорд Рейч вроде бы и не обвинял Тарджу в том, что он один виноват во всех неудачах оккупационной армии, но в то же время создавалось впечатление, что так оно и есть. Высокомерно посмотрев на Тарджу, он уткнулся в лежащий перед ним свиток.
   — Ты убил лорда Пайтера, лорда Терболта и его королевское высочество Кратина, наследного принца Кариена. Ты же убил жреца Элфрона. Ты обвиняешься в бесчисленном количестве актов саботажа, в том числе в разрушении котсайдского парома. Ты обвиняешься в похищении ее королевского высочества, Адрины, наследной принцессы Кариена, и в передаче ее варварам-хитрианцам, которые до сих пор держат ее в заложниках. Ты поддерживал сношения с демонами и с язычниками и активно содействовал харшинским колдунам. Что ты можешь сказать по этому поводу?
   — Что вы забыли включить в список поедание младенцев, — ответил он с дерзким спокойствием, приходящим к человеку, знающему, что он обречен и может говорить теперь все что угодно — хуже уже не будет.
   — Ты будешь повешен, капитан. Ты заслужил это своими преступлениями.
   — В таком случае не могли бы вы сделать это поскорее? — усмехнулся он, наслаждаясь раздражением кариенского герцога. — Кормежка в тюрьме отвратная.
   — Ты дорого заплатишь за свою дерзость, капитан.
   — Давайте покончим с ним прямо сейчас! — высказался Верлан. Терпение у этого большого человека с громким голосом было на удивление коротким.
   Рейч покачал головой.
   — Мы должны показать этим медалонцам, что даже могучий Тарджа Тенраган не может избежать нашего возмездия. Если мы повесим его здесь, в этой дыре, люди не поверят, что мы это сделали, Его смерть должна стать публичным событием. Подождем, пока не доберемся до Цитадели. Мне нужно как можно больше свидетелей.
   — Тогда хотя бы публичный позор. Посадим его в колодки.
   — Нет. Слишком велик риск того, что сообщники попытаются освободить его. Мы будем держать его в лагере. Я сделаю из казни такое представление, которое медалонцы не скоро забудут.
   Они говорили на кариенском, видимо даже не догадываясь, что Тарджа понимает их. Он не реагировал на их слова, желая и дальше оставлять их в неведении о том, что бегло разговаривает на их языке. Во всяком случае, его приободрила готовность Рейча подождать с казнью до Цитадели. Пройдет еще месяц, прежде чем они переберутся через реку. За это время много что может произойти. Рейч обратился к нему на отвратительном медалонском.
   — Пока тебя будут держать здесь, а при первой возможности переведут в Цитадель. Если хочешь жить подольше, сообщи нам имена своих сообщников и где располагается штаб повстанцев.
   — Вы же не ожидаете, что я и вправду вам что-нибудь скажу?
   Герцог пожал плечами.
   — Никогда не угадаешь, что медалонцы сочтут бесчестным, а что почетным. Может быть, ты предпочтешь продать друзей, чтобы спасти свою шею.
   — Позвольте дать вам совет, милорд. Если вы намерены захватить Медалон, вам стоит выяснить получше, что именно медалонцы понимают под честью.
   — Глядя на перечень твоих преступлений, капитан, я вообще поражаюсь тому, что ты знаешь это слово.
   Нельзя сказать, что Тарджу держали в роскоши, но все же он ожидал худшего. Его поместили в шатер в середине кариенского лагеря, со всех четырех сторон охраняемый кариенскими рыцарями, которые, как казалось Тардже, не задумываясь прирезали бы мать Родную, лишь бы доказать свою верность Кариену и Всевышнему. Сначала они хранили полное молчание, но через несколько недель немного смягчились, и тогда Тарджа узнал, что происходило во внешнем мире.
   Рыцари пересказывали ему последние новости о принцессе Адрине которая теперь оказалась в Хитрии и вышла замуж за хитрианского Высочайшего Принца. Тарджа изобразил изумление — ему вовсе не хотелось разрушать возникшую между ними симпатию сообщением о том, что об этой женитьбе он уже давно знает. Сообщение о том, что Дамиан сделался Высочайшим Принцем, слегка встревожило его. Он задумался, не приложила ли к этому руку Р'шейл. На его памяти она убила уже двоих, и не было заметно, чтобы это тревожило ее. «Не понравилось ли ей убивать? Может быть, теперь на ее руках еще и кровь старого Высочайшего Принца?» Эти мысли съедали его, присоединившись к другим воспоминаниям о ней, которые и теперь продолжали преследовать Тарджу. Воспоминания, которые не могли быть правдой. Воспоминания, в которых не было оснований сомневаться.
   Он не знал, что сталось с Мэндой и остальными людьми из его отряда, зато скоро получил сведения о судьбе фардоннцев, встреченных им в заброшенном эллинге. Когда Павал сообщил бывшим стражам Адрины о появлении кариенцев, то вместо того, чтобы бежать на юг, что было бы самым разумным поступком в их положении, Филип повел своих людей прямо в Котсайд, в тщетной надежде помочь медалонцам. К тому времени, как они подоспели, в городе было уже полно кариенцев. Схватка вышла быстрой и кровавой. Многие были убиты на месте, включая Филипа и Павала. Прочих осудили и повесили на следующий день.
   Тарджа видел их разлагающиеся тела, свисающие с виселиц, наскоро сколоченных кариенцами на городской площади, когда его переводили на новое место заключения в кариенском лагере. Он чувствовал себя виноватым перед ними и не понимал, почему фардоннцы пошли на такой риск, вместо того чтобы спокойно уйти. В конце концов он пришел к выводу, что в схватку их повели загадочные представления о чести. Он помнил, как посмотрел на него Филип, когда Тарджа на границе предложил им сдаться Дамиану. Может быть, для них было легче пойти на бессмысленное геройство, чем вернуться в Талабар и предстать перед лицом короля. Ведь стражи принцессы не просто уклонились от схватки на поле боя, они покинули свою принцессу, защищать которую им было поручено. То, что сделать и то и другое им приказала сама Адрина, для Габлета, видимо, ничего не значило. Тарджа подумал, что дома их могла бы ожидать та же судьба. Они просто приблизили неминуемое.
   Почти целый месяц, пока оккупанты строили плоты, Тарджу держали в лагере, а потом под усиленной охраной перевезли через Стеклянную реку и доставили в Цитадель. Он не видел ничего во время своего путешествия. Лорд Рейч реквизировал в Котсайде закрытую повозку, и все путешествие Тарджа провел в ней, только утром и вечером его выпускали облегчиться. Под покровом ночи его доставили в штаб-квартиру защитников и там оставили, полностью отрезанного от известий о внешнем мире.
   Тарджа не знал, сдалась ли Цитадель без боя, или ее взяли в решительном сражении. Он не знал, сохранилась ли организация защитников, или лорд Рейч распустил их. Те, кто охранял его в Цитадели, не говорили по-медалонски, а он не хотел открывать, что говорит на их языке, поэтому никакого общения стражники с ним не поддерживали. Если им и случалось, коротая время службы, обсуждать новости, то это происходило слишком далеко от его камеры, потеряв счет дням, Тарджа обнаружил, что изоляция начала действовать ему на нервы. Он провел уже столько времени за решеткой что успел привыкнуть к заключению — и это само по себе тревожило его, — но раньше сознание постоянно было чем-то занято. Палачи, пытавшиеся вызнать у него имена соратников-повстанцев при помощи палок и раскаленных железных прутьев, придавали жизни смысл хотя бы тем, что им нужно было сопротивляться. Но здесь, в полной изоляции, когда он днями не видел живой души, он почувствовал потребность в человеческом обществе. Он не видел людей. Даже пищу просовывали через окошко в железной двери.
   Поначалу он пытался занять себя, обдумывая побег, но с пустыми руками ему было не прорваться, а отобрать оружие было не у кого. Он гадал, не войдут ли к нему тюремщики, если он прикинется больным, но, сколько он ни колотил в дверь, никто не появился — только сбил кулаки да сорвал голос. Тарджа начал даже думать, не является ли такое одиночное заключение само по себе пыткой. Есть ведь вещи и похуже боли, хуже унижения и смерти. Быть забытым, знать, что никого не волнует, жив ты или мертв, — это оказалось самой горькой пилюлей.
   Когда надежда на освобождение покинула его, Тарджа обратился к своим мыслям. Это оказалось опасной игрой. В прошлом таилось множество приводящих его в ужас воспоминаний, отказать которым в реальности было все же невозможно. По каким-то причинам — может быть, если права Мэнда, на то была воля богов — ему случилось влюбиться в Р'шейл. Он помнил каждую мысль, каждый поцелуй, каждое объятие, каждую интимную встречу, когда он засыпал, не выпуская ее из своих объятий. Его поражало, почему тогда все это не тревожило его — и почему это так тревожит его теперь. Умом он знал, что Р'шейл вовсе не сестра ему, но всю свою жизнь он привык считать ее родной плотью и кровью, и отказаться от этого было не так-то просто. И все же он любил ее и не раскаивался в этом до того дня, когда пришел в себя в фургоне по дороге в Тестру и обнаружил, что его мир непоправимо изменился, хотя не было и намека на то, что послужило причиной перемен.
   Когда дверь его камеры наконец отворилась, Тарджа с лихорадочной поспешностью вскочил на ноги. В дверях стоял черноволосый рыцарь с разочарованным взглядом — юноша, обнаруживший, что война вовсе не такое романтическое и героическое дело, как он полагал. На его плаще были нарисованы три сосны на красном фоне.
   «Кирхландец, — подумал Тарджа. — Из той же провинции, что и маленький Майкл. Интересно, что с ним теперь? Жив ли он или и его сгубило предназначение Р'шейл?»
   — Меня зовут сэр Андон, — произнес кариенец на ломаном медалонском. — Иди со мной.
   Тарджа опустил глаза, только сейчас заметив, как плохо он пахнет. Он был небрит и грязен, его камера вся провоняла, а ведро для нечистот в углу давно переполнено.
   — Куда мы идем?
   — Должен быть чистый. Тебя завтра повесят. Лорд Рейч сказал, что ты должен выглядеть как защитник.
   Итак, они наконец собрались его повесить. Рейч хотел, чтобы его казнь увидело побольше людей — обитатели Медалона должны были увидеть казнь офицера защитников. А смерть замученного, больного создания, каким он сейчас являлся, никого не могла воодушевить. Тарджа подумал было сопротивляться, но сразу же отбросил эту идею. Когда он выберется из камеры, можно попробовать сбежать, хотя, глядя на людей, выстроившихся за спиной Андона, в удачу верится с трудом.
   Шагая за Андоном, Тарджа решительно подавил в себе надежду. Да, раньше ему удавалось избегать подобной участи. Он столько раз уже уклонялся от смерти, что ему стало казаться, будто он, подобно магам-харшини, сделался бессмертным. Но когда кариенские стражники окружили его, он велел себе не быть глупцом.
   Он не был неуязвим. Даже харшини и те не бессмертны. И если не случится внезапно какое-нибудь чудо, меньше чем через день он рассчитается за свое былое везение.

Глава 39

 
   В выходной рассвет занялся над Цитаделью под перестук молотков по дереву — строили виселицы. Песчаный пол арены был усыпан строительным мусором, рабочие спешили закончить работу до того, как соберется толпа. В воротах беленого ограждения появилась Джойхиния Тенраган и прошлась по арене, кутаясь в плащ на холодном ветру.