Мы вернулись на мостик в напряженном молчании.
   – Главный инженер, доложите сегодня вечером, почему эти несоответствия нас до сих пор не угробили. Остальным продолжать работу. Алекс, останьтесь. – Когда все вышли, я подошел к нему. – Молодец, – сказал я с теплотой в голосе. – Спасибо. – Я положил руку ему на плечо. – Свободен.
   Он четко отсалютовал мне и, повернувшись на каблуках, вышел. Во взгляде его я прочел дружескую симпатию и подумал, что поступил правильно.
   Доклад главного инженера, сделанный несколько часов спустя, был краток.
   Дискрипанс в скоростях обмена не повлиял на атмосферу корабля, потому что мы ни разу не работали в максимальных режимах. Но после того как в систему были бы закачаны последние запасы кислорода, рециркуляторы заработали бы на полную мощность, чтобы поддержать нормальную атмосферу. И тогда этот «клоп» в параметрах Дарлы мог стать фатальным.
   Она сочла бы скорость обмена достаточной для обновления атмосферы корабля, а мы медленно травились бы углекислым газом. Конечно, наши датчики способны зафиксировать любые отклонения от нормы в составе атмосферы, но не исключено, что Дарла сочла бы их показания неправильными, так как не видела отклонений в работе машин.
   Единственным спасением от удушья был ручной контроль. Матрос мог просто проигнорировать отклонение и не доложить, потому что знал, что компьютер тоже ведет наблюдение.
   На следующей неделе мы обнаружили еще семь «клопов». Два из них затрагивали навигационную систему. Остальные были не столь важны. Среди них оказались ошибочные замеры некоторых помещений и баркаса, а также неправильные цвета покраски. Я с нетерпением ждал завершения работы по проверке всего списка параметров, чтобы знать наверняка, насколько серьезно обстоят дела.
   Наиболее сложной оказалась проверка калибровки электронных приводов, там требовалась помощь рабочих групп из членов экипажа. Мы остановили синтез, чтобы матросы могли выйти на внешний корпус корабля. Во время синтеза все оказавшееся за пределами окружающего корабль поля переставало существовать. Вскарабкавшись на корпус, наши рабочие группы нацеливали свои примитивные электронные инструменты на дальние звезды, чтобы обеспечить абсолютно точную базу для калибровки.
   Однажды вечером в люк моей каюты постучали. Я встревожился. Ведь никто, кроме Рики с завтраком на подносе, никогда не стучал в мой люк. Разве что во сне.
   В коридоре с бесстрастным выражением лица стоял главный инженер. При моем появлении он вытянулся в струнку.
   – Рад вас видеть, шеф. Что-нибудь случилось?
   – Я пришел извиниться, командир, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
   – Прошу вас! – Я отошел, пропуская его. И ему ничего не оставалось, как войти.
   – Командир Сифорт, простите мне мой дурацкий протест, который я потребовал записать в журнал. Вы были абсолютно правы. Вот уже две недели я места себе не нахожу. Столько лет прослужить в Военно-Космическом Флоте и нарушить субординацию!
   – Вы имели полное право на протест.
   – Я не имел такого права, черт возьми, прошу прощения, сэр, но за корабль отвечаете вы, и вы знаете, что делать. Не мне вас судить. Я стыжусь своего поступка.
   Я вздохнул:
   – Мне повезло, шеф.
   Он скептически посмотрел на меня.
   – Ладно, обменялись извинениями и хватит. Раз уж пришли, оставайтесь и помогите мне исследовать эту штуку в сейфе.
   – Я, честно, не хотел, я имею в виду, позже…
   – Оставайтесь. – Я набрал код сейфа. Иногда неплохо быть старшим по рангу.

17

   Кошмары ушли, но одиночество осталось. Однажды вечером после ужина я обнаружил, что спустился на второй уровень и направляюсь по восточному коридору к каюте Аманды Фрауэл. Нерешительно постучал в люк. Внутри звучал головид.
   Она открыла дверь, и мы неожиданно оказались лицом к лицу.
   – В чем дело, командир Сифорт? – Холодный тон больно ранил меня.
   – Хотелось бы поговорить.
   Она помедлила:
   – Я не могу запретить вам войти, командир, но говорить с вами не имею ни малейшего желания.
   – Если не хочешь, я не буду входить, Аманда.
   – Почему же? Сила – главный ресурс Военно-Космического Флота.
   Я вздохнул. Мне и без того было тяжело.
   – Не пора ли забыть о случившемся? Я хотел… Мне надо с кем-нибудь поговорить.
   – Я никогда не забуду о случившемся, командир. Пока жива. – В ее голосе появились металлические нотки.
   – Ты так уверена, что я поступил неправильно?
   – Уверена! И вы тоже можете в этом не сомневаться. Извините, я закрою дверь.
   Люк захлопнулся у меня перед носом. Я постоял немного и, ошеломленный, ушел. Не желая возвращаться на мостик и боясь одиночества в каюте, я побрел дальше по коридору. Словно по наитию спустился на третий уровень со смутным желанием увидеть шефа, услышать его голос, который всегда меня успокаивал.
   Идя по круговому коридору третьего уровня, я услышал впереди смех. Из-за поворота несся мяч. Матросы иногда собирались по вечерам поиграть в футбол, хотя это считалось нарушением правил. Я инстинктивно отбил мяч и пошел за ним.
   – Давай, врежь, Мори! Представь, что это голова командира Кида! – Послышался смех.
   – Молчи, пока он и тебя не достал, – раздался чей-то насмешливый голос.
   – Смирно! – крикнул кто-то. Мяч ударился о стенку и, отскочив, покатился ко мне. Я поставил на него ногу.
   – Продолжайте. – Матросы больше не стояли по стойке «смирно», но ждали, когда я уйду. Я кожей ощущал их враждебность. Не следовало им мешать. Пойди я в другую сторону, не наткнулся бы на них.
   – Когда-то я тоже играл в футбол. – Жаль, что ни у кого не хватало храбрости пригласить меня погонять мяч. В наступившей тишине кто-то вежливо спросил:
   – Правда, командир?
   – Это было давно. Можете продолжать, – сказал я и ушел так быстро, как позволяло мне мое положение. По пути к машинному отделению я не услышал больше ни звука. Макэндрюс находился внизу, в шахте синтеза, контролируя процедуру профилактического обслуживания клапана. Пришлось вернуться на первый уровень. Но на сей раз я выбрал западный коридор, минуя кубрики матросов.
   Пройдя мимо мостика, я направился в сторону пустующих лейтенантских кают и кубрика гардемаринов. Я не решался постучать и стоял перед дверью, когда вдруг она распахнулась и появился улыбающийся Сэнди. Увидев меня, он невольно попятился и, перестав улыбаться, замер по стойке «смирно». Алекс вскочил с койки и тоже встал «смирно».
   Дерек, скрестив ноги, сидел на палубе, держа в руках пару башмаков. Своей очереди ждали еще три пары. Он отложил в сторону крем и щетку и ловко поднялся.
   – Вольно! – скомандовал я. Все вернулись к своим занятиям. – Как дела, ребята?
   – Отлично, сэр. – Так хотелось, чтобы Алекс по-прежнему назвал меня мистером Сифортом.
   – Где Вакс? – спросил я просто так, чтобы поддержать разговор.
   – Мистер Хольцер ушел в кают-компанию пассажиров, сэр, – ответил Сэнди почти дружески, не то что Алекс, который не мог расслабиться.
   – А чем занимается кадет?
   Наступило неловкое молчание. По традиции офицеры не замечают кадетов. В разговор вмешался Сэнди.
   – Мистер Хольцер сказал, что его туфли не блестят, как положено. Вот он и тренируется на наших, – Все было в пределах нормы.
   – Хорошо. – Я осмотрелся. После капитанской каюты кубрик казался совсем маленьким. Я с трудом сдержался, чтобы не приказать заправить мою собственную койку.
   Алекс бросил взгляд на свое плохо заправленное одеяло и отвел глаза.
   – Спокойно, мистер Тамаров, это не проверка. – Я был очень обязан ему, поэтому добавил: – В последнее время я доволен вами, мистер Тамаров, впрочем, как и остальными.
   – Благодарю вас, сэр, – последовал быстрый и вежливый ответ Алекса.
   Надо было поощрить и Дерека.
   – Вас это тоже касается, мистер Кэрр.
   Он быстро поднял глаза, убедился, что я не шучу, и, успокоившись, ответил:
   – Благодарю вас, сэр. – Это прозвучало вполне искренне.
   Пора было уходить. Заводить разговор или обмениваться мнениями не положено. Только любезностями.
   – Возвращайтесь к своим занятиям, – Я открыл люк.
   – Благодарим за визит, – выпалил Алекс. Это уже было кое-что.
 
   – Последний. – Я просматривал список параметров со всеми отметками о проверке и замечаниями. Пилот кивнул:
   – Да, сэр. На тысячу четыреста параметров всего девять «клопов».
   Я поежился, вспомнив о воздухообменниках. Дарла вполне могла всех нас угробить.
   – Хорошо, мы исправим их завтра.
   Я снял с ночного дежурства пилота и главного инженера и сам тоже ушел, чтобы утром на свежую голову проверить каждую напечатанную команду.
   В тот вечер я едва поборол искушение зайти в лазарет за очередной таблеткой. Я приказал бы дать ее мне, если бы даже доктор Убуру заколебалась. При одной мысли об этом я уснул как убитый.
   Когда Рики принес завтрак, я сказал ему:
   – Как только закончим с ремонтом, вы сможете принять присягу, мистер Фуэнтес.
   Он просиял, широко улыбнулся:
   – Ну, я просто тащусь! Благодарю, командир! А скоро это будет?
   – Завтра станете кадетом, как мистер Кэрр. А через месяц, надеюсь, дослужитесь до офицера!
   Он понимал, что я шучу, и сказал:
   – Так быстро не бывает, сэр. Но я буду изо всех сил стараться. И через несколько месяцев, может, стану соответствовать. – Он помолчал. – А что, сэр, обязательно надо плакать?
   Он меня озадачил.
   – Что ты имеешь в виду, Рики?
   – Ну, как Дерек. Когда он идет на склад, то всегда плачет. Мне тоже надо будет плакать?
   – Да нет, по-моему, не надо. Ты слишком счастлив, чтобы плакать.
   В голове у меня замелькали разные мысли.
   – А откуда ты знаешь о Дереке?
   – Я видел его, сэр, и слышал, как он плачет. Но ничего не сказал ему об этом.
   – И не говори. Это приказ. Вы свободны, мистер Фуэнтес. Идите и учите присягу. Не выучите – не назначу вас.
   – Есть, сэр! – Он выбежал почти вприпрыжку. Ах, если бы все проблемы решались так же легко!
   Мы с главным инженером и пилотом заперлись на мостике, перевели Дарлу на ввод команд с клавиатуры, отключили системы безопасности, которые ранее восстановили, и приступили к работе. Я печатал на клавиатуре очередное исправление, главный инженер и пилот проверяли, и лишь после этого я нажимал клавишу ввода. Нам предстояло заменить всего девять параметров, но на это ушло около часа. Я хотел быть абсолютно уверен в том, что не допущена ошибка.
   И вот мы закончили. На всякий случай я сделал новую копию входных параметров, и мы проверили каждый пункт, в который внесли поправки. Исправленные цифры появились на экране головида.
   – Как вы считаете, джентльмены, можно включить ее «в линию»?
   Пилот и главный инженер переглянулись.
   – Мы выполнили все пункты инструкции, – заметил мистер Хейнц. Главный инженер кивнул.
   – Отлично.
   Шаг за шагом мы восстановили Дарлу, реактивировав механизмы защиты и безопасности. Теперь оставалось вернуть ей индивидуальность. Я напечатал на клавиатуре:
   «Восстановить сегмент речевого общения».
   «Подтверждение: сегмент речевого общения восстановлен».
   «Отменить выдачу ответов только в символьно-цифровой форме».
   «Наконец-то! Подтверждаю: выдача ответов только в символьно-цифровой форме отменена».
   Я напечатал:
   «Отменить вывод ответов только на экран. Восстановить речевые функции».
   – Есть восстановить речевые функции, командир, – Услышать снова ее голос было все равно что встретиться со старым другом.
   «Отменить ввод команд только через клавиатуру», – напечатал я.
   – Ты меня слышишь, Дарла?
   – Конечно, слышу, мистер Сифорт. Зачем вы усыпили меня?
   – Надо было кое-что проверить, Дарла. Пожалуйста, запусти тест самопроверки.
   – Есть, сэр. Минутку. – Она помолчала. Мы ждали. – Проверка закончена, командир. Все нормально.
   – Уф. – Напряжение постепенно спало. – Спасибо, шеф. И вам спасибо, пилот. Отлично сработано.
   Главный инженер встал:
   – Если мы намерены входить в синтез, мне необходимо закончить профилактику.
   – Вы свободны, и еще раз спасибо. – Он уже повернулся, чтобы уйти, когда у меня мелькнула мысль. – Дарла, какова базовая масса корабля?
   – 215,6 стандартной единицы, – раздраженно ответила она. – Сколько раз можно об этом спрашивать? – Главный инженер застыл на месте в нескольких метрах от люка. У меня волосы встали дыбом.
   – Попытайся ответить еще раз, Дарла. Возьми данные из входных переменных.
   – 215,6 стандартной единицы. – Тон ее стал более холодным. – Как бы то ни было, масса является фиксированным, а не переменным параметром.
   Глаза у меня полезли на лоб. Пилот выглядел так, как будто увидел привидение. Я сглотнул:
   – Какова скорость обмена углекислого газа?
   – Это вы меня спрашиваете, командир? 38,9 литра. Все это есть в таблицах.
   Я перевел взгляд с главного инженера на пилота, потом на клавиатуру. Пилот кивнул.
   Я подошел к пульту и как мог спокойно сказал:
   – Ввод команд только через клавиатуру, Дарла. Ответ выдавать на экран.
   Мы не знали, что делать.
   Убедившись, что Дарла нас не слышит и реагирует только на клавиатуру, мы стали совещаться, но на всякий случай отошли в самый дальний угол.
   – Мы ведь сменили параметры, верно? Все это видели. – Я нуждался в поддержке.
   – И они были восприняты, командир, – ответил пилот. – Я сделал новую распечатку. Взгляните. Мы перевели базовую массу из фиксированного параметра в переменную и одновременно сменили начальное значение.
   В чем же дело? Меня била дрожь.
   – У нее серьезные неполадки, – сказал Макэндрюс. – После активации она не видит сделанных нами изменений. Это серьезнее, чем просто порча входных данных.
   – Сможем ли мы ее починить?
   Пилот покачал головой:
   – Я даже не уверен, что удастся обнаружить причину.
   – Хорошо, а как она запоминает параметры? – спросил главный инженер.
   – В особом файле, – ответил Хейнц.
   – В каком?
   Я вмешался:
   – У вас есть идея?
   Главный инженер пожал плечами:
   – Когда мы просим ее вывести на дисплей переменные, она читает содержание файла. Нельзя ли проникнуть поглубже и посмотреть структуру файла?
   – Попытаемся, – ответил я.
   Мы снова осторожно раздели Дарлу. Это оказалось не очень трудно. И через час проникли на нужный уровень.
   С руководством в руках пилот начал изучать банки данных Дарлы в поисках файловых директорий. Экран заполнили незнакомые мне символьные, шестнадцатеричные и десятичные величины. Лишь изредка появлялись привычные слова: эмоции/сегменты или переменные/ввод. Они обозначали названия файлов в директориях.
   Пилот рыскал по области памяти, указанной в руководстве. Наконец он остановился на двух файлах: параметры/ввод и переменные/ввод. Расшифровав последующий код, он определил файловые сектора и напечатал на клавиатуре полученные адреса.
   Файл был длинным, около тысячи четырехсот входных величин. Он высвечивал каждую из них на экране и быстро переходил к следующей. Входные данные сопровождались английскими названиями: «Длина корабля – 412,416 метра». Я никак не мог сосредоточиться, пока мы скользили по бесконечному массиву. Вдруг на экране появилась надпись: «Конец фаськи, Джори»!
   – Черт возьми, что это значит? – испуганно воскликнул я.
   Пилот закусил губу:
   – Господи Боже мой, понятия не имею. Он нажал на клавишу. На экране появилось: «Неплохо для землянки, а?»
   – Давайте назад.
   Пилот послушно вернулся назад.
   «Диаметр шахты 4, 836 метра. Смотри, какие си».
   Главный инженер выругался. Я внимательно выслушал его, стараясь запомнить новые комбинации слов, которые в будущем могли оказаться полезными. Потом сказал:
   – Выведите все три вместе.
   Пилот Хейнц вывел на экран все три записи. «Диаметр шахты 4,836 метра. Смотри, какие сиконец фаськи, Джори! Неплохо для землянки, а?»
   – О Христос, – пробормотал пилот. – Вы только посмотрите! Они написали поверх метки конца файла!
   – Объясните, – резко произнес я. – И хватит возмущаться!
   Пилот Хейнц покраснел:
   – Простите, сэр. В навигационной операционной системе «Навдос» данные хранятся в файлах, обычно в буквенном представлении, прямо как их записали. Компьютеры работают так быстро, а языковые интерпретаторы настолько совершенны, что в компрессии нет никакой нужды. Программистам намного легче проводить проверки, если им остается только выводить данные на экран и читать их.
   – Ну и?..
   – Все файлы кончаются меткой «конец файла». Кто-то сделал эти надписи поверх метки конца файла. Фиксированные параметры Дарлы хранятся как раз перед переменными. Из-за отсутствия метки она не могла отличить одни от других. И чокнулась! Ничего удивительного!
   – Но кто это сделал? – спросил я. – И зачем?
   Главный инженер сердито сказал:
   – В перерывах между путешествиями автоматический журнал Дарлы пересылается системным программистам в Луна-Централь. Если возникают какие-то модификации, постоянные параметры могут измениться. Программисты заносят новые данные в журнал, а потом ретранслируют его назад. В тот день они, должно быть, повеселились. – Лицо главного инженера, пока он говорил, заливалось краской.
   – Программисты Военно-Космического Флота? – не поверил я своим ушам.
   – Да, они, – выплюнул он. – Проклятые хакеры!
   – Шеф! – возмутился я. С тех пор как Лига молодых хакеров проникла в банки данных Главной штаб-квартиры Объединенных Наций и стерла половину мировых налогов, слово «хакер» стало чуть ли не ругательным.
   – Хакеры они и есть хакеры! – в сердцах ответил он. – Пусть Господь Бог проклянет их!
   Это было богохульством, если, конечно, не понимать сказанное буквально. Что я и сделал, и произнес «аминь», дав понять, что воспринял его слова как молитву. Потом приказал:
   – Проверьте соседние секторы. Скопируйте испорченные записи в корабельный журнал.
   – Есть, сэр, – Главный инженер с мрачным видом застучал по клавишам пульта. – Чертовы программеры веселились, как малолетние кадеты. В банках данных хватает пустого места, но они записали свою чепуху в рабочие файлы.
   И теперь мой корабль в опасности.
   – Когда вернемся домой, я подам на них в суд, – заявил я жестко. – Или вызову их на дуэль, если они будут оправданы. Клянусь Господом Богом. – Идиотское заявление, но я был слишком зол, чтобы думать.
   Дуэли вновь узаконили в 2024 году, чтобы взять под контроль растушую эпидемию убийств. Я поступил опрометчиво, потому что не имел представления о боевом мастерстве программистов и мог отдать Богу душу. Выбор оружия принадлежал бы им.
   Главный инженер одобрительно посмотрел на меня:
   – Я присоединяюсь к вам, сэр, и клянусь здесь…
   – Замолчите! – взревел я. – Не смейте произносить клятвы.
   – Есть, сэр, – только и мог он сказать.
   – Простите, шеф. Но ответственность лежит на мне. И как бы то ни было, реакция у меня быстрая.
   – Да, сэр. – Он сверкнул на меня глазами, но я не увидел в них злости – только досаду. Он был уже далеко не молод, стал полнеть и прекрасно понимал, что может погибнуть на дуэли. В общем, вряд ли стоило рассчитывать на дуэль. Тем более что программиста по имени Джори немедленно потащат на детектор лжи для допроса под наркотиками, как только мы представим журнал в Адмиралтейство.
   Тут в голову мне пришла мысль, от которой я невольно нахмурился.
   – Выходит, жизнь людей на корабле зависит от простого маркера конца файла? Но разве в Дарле нет резервирования? Мер защиты?
   – Разумеется, есть, – ответил пилот. – Дарла постоянно ведет проверку на внутреннее соответствие.
   Я оставил его замечание без ответа, а главный инженер сказал;
   – Видимо, в какой-то момент она прекратила проверку. Но почему?
   Пилот огрызнулся:
   – Откуда мне знать? Я что, системный программист?
   – Хватит! – Под моим свирепым взглядом они притихли. – Пилот, можем мы устранить «клопа»?
   – Пожалуй, да, если перепишем метку конца файла.
   – Не уверен, – сказал главный инженер.
   – Почему? – спросили мы в один голос с пилотом.
   – Потому что Дарла не среагировала на проблему. – Макэндрюс вздохнул и прикусил губу. – Компьютер использует математические процедуры к численно поставленным задачам и привлекает сложные логические программы, чтобы расшифровать то, что мы ему говорим. Именно так Дарла переводит произнесенные вами вопросы в названия параметров, чтобы вытащить их из файла.
   – И?..
   – Ее мудрая логика могла бы подсказать ей, что базовая масса и масса с поправкой должны отличаться и надо учесть разницу. А она не учла. Как бы то ни было, параметры запоминаются по крайней мере дважды – в резервных копиях. Как сказал мистер Хейнц, встроенные системы безопасности должны были обнаружить несоответствия.
   – А они не обнаружили.
   – Да. Она не читает резервные копии, и девять параметров почему-то искажены. И только системный программист может в этом разобраться. Но я подозреваю, что эти чертовы… эти проклятые шуты испортили логические программы Дарлы и она не знала, когда применять логику в связи с возникшими проблемами и когда звать на помощь.
   Я стал шагать по мостику, чувствуя слабость в коленях.
   – Мы сможем помочь ей?
   Главный инженер мрачно ответил:
   – Если Дарла не смогла распознать испорченный маркер и предупредить об имеющихся внутренних несоответствиях, перепрограммировать ее не удастся.
   Наступила тишина.
   – Думаю, он прав, сэр, – сказал пилот. Я сел, обхватив себя руками:
   – А что, если выключить питание и полностью перегрузить ее?
   Главный инженер покачал головой:
   – Это может сбросить информацию в сегментах, отвечающих за ее персональность, и она восстановится как совершенно другая личность. Но если ее программы испорчены, перегрузка никак не повлияет на них. «Клопы» в них все равно останутся.
   Можно приказать ей перегрузиться с резервных копий.
   – Они являются копиями оригинальных программ, которые мы получили на Луне. В них будут те же дефекты.
   Я выругался. Потом сказал:
   – Нельзя ли переконфигурировать ее в компьютер с ограниченными функциями? Переписать маркер конца файла, заблокировать логические программы, использовать ее только для вывода на экран, а общаться с ней через клавиатуру? Тогда люди смогут хотя бы выспаться.
   Они переглянулись.
   – Это возможно, – ответил пилот. – Все равно теперь от нее мало толку.
   – Начинайте. – Я встал и потянулся. – Блокируйте все, в чем не уверены. Я вернусь к ночной вахте, и тогда мы включим ее «в линию».
   Заперев за собой люк мостика, я пошел прямо в каюту смыть запах охватившего меня страха. Надевая свежую рубашку, я в изумлении покачал головой: спасибо фортуне, что сохранила нас, позволив вовремя обнаружить сбой. Я достал из кармана распечатку и, развалившись в кресле, стал ее изучать. Как много «клопов»!
   Плохо обстояло дело с параметром базовой массы, а со скоростями рециркуляции – и того хуже. Одна из наших резервных астронавигационных систем находилась в аварийном состоянии. В нашем путешествии это роли не играло, но упаси нас Бог выйти из синтеза рядом с Вегой и попытаться вычислить свое местонахождение. Эти разделы звездных карт вообще никуда не годились.
   Остальное казалось мне не столь важным. Допустим, Дарла ошиблась бы в определении длины шахты восточной лестницы или объема обеденного зала для пассажиров. Ничего особенного не случилось бы.
   Я пробежал глазами по цифрам.
   Странный этот фактор десять. Во столько же раз были искажены и другие параметры.
   Например, масса корабельного баркаса и объем обеденного зала для пассажиров.
   Я зевнул. Работая с Дарлой, пилот и главный инженер отключат большую часть сознания Дарлы. Как сказал пилот, Дарла станет плохоньким компьютером, когда они закончат с ней работать, но тогда она по крайней мере…
   – О Господи! – Я вскочил с кресла и как был, без кителя, распахнул люк и помчался по коридору. – Пилот, шеф! Остановитесь! – Разумеется, они меня не слышали. Задыхаясь, я остановился у закрытого люка капитанского мостика. – Откройте!
   Камера повернулась, и через мгновение люк открылся.
   – Отойдите от клавиатуры! Не прикасайтесь к ней!
   – Есть, сэр. – Главный инженер откатился в своем кресле от компьютера.
   – Она включена «в линию»?
   – Нет, сэр, – ответил он с удивлением. – Вы же сказали, что включим ее, когда…
   – Покиньте мостик, быстро! – Я показал рукой в сторону коридора.
   Обалдевшие, они последовали за мной. Я запер люк и повел их в свою каюту. Когда сели за стол совещаний, я сказал:
   – Думаю, здесь у нее нет сенсорных элементов.
   Они переглянулись. Видно, засомневались в том, что с мозгами у меня все в порядке.
   – Видите ли, – сказал я тихо, – она убила командира Хага. Но она не должна об этом знать.
   – Командир, вы уверены в том, что… в последнее время у нас были слишком большие нагрузки и… Я бросил на стол распечатку:
   – Это все время было у нас под носом. Она в десять раз ошиблась в массе баркаса. Кто определял курс баркаса во время последнего полета?
   Главный инженер закрыл глаза. Его усталое лицо стало серым.
   – Дарла, – ответил он.
   – Но компьютер баркаса сам регулирует мощность двигателей, – возразил пилот.
   – Нет, – мрачно ответил Макэндрюс, – в последнем полете было не так.