Страница:
– Я уже почти решился продолжить полет. Ведь саботажа не было, значит, риск невелик. А на Шахтере и на Надежде ждут наших грузов. Если мы повернем назад, следующий корабль попадет туда только через год.
– Да, сэр.
– Буду с тобой откровенным, Ники. У нас нет лейтенантов, а ты старший. Но повысить тебя сейчас не могу. Опыта маловато.
– Я знаю, сэр. А Вакс? – Горько было это говорить, но я не мог иначе. Я знал, что Вакс подготовлен гораздо лучше меня.
– Нет. Пока нет. Характер не тот. Я все же склоняюсь к твоей кандидатуре. К тому времени, когда мы прилетим на Надежду, ты научишься, обещаю тебе. Я помогу. А пока оба останетесь гардемаринами. Постараюсь, чтобы ты получил очередное повышение раньше других. – Случись такое, я оставался бы старшим по званию среди остальных на весь срок службы, если бы, разумеется, никто из них не стал командиром.
– В этом нет необходимости, сэр. – Я с трудом подавил в себе низменное стремление к карьере.
– Возможно, но я собираюсь поступить именно так. – Он вздохнул. – Завтра же начнем синтез. Сразу после поминальной службы.
– Да, сэр.
Служба была печальной формальностью. Все мы, офицеры, облачились в белые брюки с ярко-красной окантовочной лентой, сверкавшие белизной на фоне черных туфель, белые кителя с черной траурной лентой через плечо, белоснежные рубашки и черные галстуки. На груди сверкали медали за отличную службу.
В дальних полетах людей хоронили в запечатанных гробах, которые выбрасывались через воздушный шлюз. Так были похоронены погибшие на «Селестине», до сих пор продолжавшие свой бесконечный путь в космосе.
Однако нам хоронить было некого, и в столовой состоялась поминальная служба.
Там собрались все, кто был на борту «Гибернии». Члены экипажа чувствовали себя неловко в офицерских апартаментах. Родственники двух погибших пассажиров – мистер Раджив Этра и Дерек Кэрр – были в трауре и стояли вместе с офицерами, оплакивавшими своего командира от имени всего корабля. Остальные четверо пассажиров путешествовали в одиночку. Мистер Этра, несмотря на скорбь, держался с достоинством. У Дерека Кэрра были заплаканные глаза, и он ни с кем не разговаривал.
Командир Мальстрем совершал традиционный ритуал Иеговистского Воссоединения.
– Мы поручаем души наших умерших тебе, Отец наш Всевышний, – говорил он, – как и их тела, до Дня Великого суда, когда ты призовешь их снова…
Мы постояли несколько минут в полном молчании, потом все кончилось.
После службы Алекс ушел на вахту с пилотом Хейнцем. Пилота, как правило, вызывали, лишь когда мы причаливали к станции или проходили участок пути, где было много других транспортов. Теперь ему приходилось нести вахту вместе со всеми остальными.
Вернувшийся в кубрик Вакс Хольцер был не в настроении. Попавшегося ему на пути Сэнди он просто отшвырнул в сторону. Я проигнорировал это, у меня хватало проблем. Примерно через час мы вошли в синтез.
Пилот Хейнц был суровым лысеющим мужчиной, из которого слова не вытянешь, если не считать обычных команд во время дежурства. Оставалось загадкой, почему он лысый, в то время как почти все делали простейшую операцию на волосяных мешочках. Но спросить его об этом мы, конечно же, не решались.
Дежурство с пилотом обычно проходило в полном молчании. Но теперь, находясь в синтезе, тяжело было бодрствовать молча. Нельзя сказать, что пилота обижали реплики гардемарина. Но он отделывался односложными ответами до тех пор, пока собеседнику не надоедало спрашивать.
– Кажется, флуктуации энергии слегка завышены, сэр. – Я смотрел на показания, высвеченные на моем экране.
– Гм.
Я сделал еще одну попытку:
– А каково предельное отклонение, считающееся нормальным, сэр?
– Спросите Дарлу, – буркнул он. Я повернулся к компьютеру:
– Дарла, какова самая большая флуктуация по энергии?
– Во время синтеза? – Иногда ей требовались уточнения.
– Да, Дарла.
– Плюс-минус два процента от нормы, мистер Сифорт. – Последовала долгая пауза. – Вы хотите поговорить? – Не знаю уж, как им удалось такое запрограммировать.
Когда я, усталый и раздраженный, вернулся после вахты в кубрик, Вакс приставал к Алексу. Я велел ему прекратить. Он подчинился, но стал пялиться на меня с ехидной ухмылкой. Через некоторое время я поднялся и гордо вышел из кубрика.
– Открытие Чила и Ворхиса, сделанное в 2046 году, показало, что N-волны движутся со скоростью, превышающей скорость света. Последовавший за ним пересмотр законов физики привел к созданию двигателей синтеза и сверхсветовым полетам. – Мистер Ибн Сауд сделал паузу, окинув взглядом слушателей, среди которых были пассажиры, офицеры и члены экипажа. Лекция проходила в обеденном зале «Гибернии». – Двигаясь на гребне N-волны и получая энергию не от эмиссии частиц, а от эмиссии волны, наши огромные корабли пересекают галактику, занимаясь исследованиями и открывая новые колонии.
Я внимательно слушал, желая лишь одного – чтобы Сэнди не ерзал. Серия лекций для пассажиров хоть как-то разнообразила монотонную жизнь на корабле, и это надо было ценить.
– Синтез обеспечил нам ресурсы, которых так не хватало. Например металл с орбитальной станции «Шахтер». Но главной заслугой синтеза было, фигурально выражаясь, открытие запасного люка. Он позволил образованным, умным и деятельным людям поселиться в далеких колониях, спасая, таким образом, Землю от загрязнения и перенаселения и пополняя все уменьшающиеся на ней ресурсы.
Ибн Сауд глотнул из стакана воды:
– Но при этом возникает дилемма поддержания новых сложных технологий. Колонии нуждаются в самых лучших и одаренных из нас, и в то же время новые отрасли промышленности, возникшие после открытия синтеза, требуют огромного количества высококвалифицированных рабочих.
Между тем общество пришло к выводу, что всеобщее обязательное образование не оправдало себя. Добровольное обучение дает лучшие результаты, правда для меньшего количества людей. К сожалению, большая часть населения в настоящее время имеет образование худшее, чем двести лет назад. Некоторые, например низы нашего городского населения, не получили вообще никакого образования и не способны ни к какой работе, – Ибн Сауд, глянув в нашу сторону, виновато улыбнулся. – И нигде нехватка квалифицированного персонала не сказывается так, как в армии. Офицерскому сословию, отобранному из образованного технократического меньшинства, предстоят волнующие исследования галактики, что весьма престижно.
Я машинально кивнул.
– Но военный флот, как и армия в целом, пополняется в силу необходимости за счет не получивших надлежащего образования низов. В результате мы имеем великолепные звездные корабли, являющиеся вершинами технологии, с авторитарной системой управления, которая мало чем отличается от той, что была в восемнадцатом веке. Мы даже вернулись к телесным наказаниям, по крайней мере для младших офицеров, и это поддерживается системой строгой иерархии.
Думаю, накапливаемый опыт каким-то образом поможет человечеству стать другим. Но до тех пор сменится не одно поколение. И с каждым поколением будет все лучше и лучше. Достаточно осознать, что Господь всегда с нами, и спасение цивилизации с помощью двигателей синтеза станет понятным. Нам суждено вершить дела еще более великие, колонизовать галактику, мы располагаем для этого необходимыми средствами, и все зависит от нас самих.
Ибн Сауд под громкие аплодисменты сел на свое место. Аманда, директор по образованию, поблагодарила его за лекцию, а зрителей за внимание. Когда все стали расходиться, я поймал ее взгляд и улыбку, и на душе стало светлее.
В тот вечер за ужином я наблюдал, как за соседним столиком она дразнит Вакса. Он, кажется, не имел ничего против. Со мной за столиком сидели Йоринда Винсент, глава пассажирского совета, Йохан Шпигель и миссис Донхаузер. Они горячо обсуждали проблемы совета. В их компании я чувствовал себя неловко.
После ужина, до следующего полудня, я был свободен, но спать не хотелось. Я лег не раздеваясь и попытался читать. Тут явился Вакс и включил свой головид. Загрохотала музыка. Мой недовольный взгляд он проигнорировал. Потом появился счастливо улыбающийся Сэнди. Он сидел за одним столиком с девушкой его возраста.
Вакс спросил, не поднимаясь с кровати:
– Собираешься трахнуть ее, Уилски?
Улыбка сбежала с лица Сэнди.
– Не будем говорить о ней. – Ответ прозвучал почти вызывающе.
– У нее неплохо получится. Если не хочешь, давай я поговорю с ней на эту тему.
– Прекрати, Вакс, – не выдержал я.
– А что особенного? – стал оправдываться Хольцер. – Я просто так сказал.
– Прекрати, говорю тебе.
Вакс, ухмыляясь, сдался.
Через полчаса я почувствовал, что читаю одно и то же и все слова проходят мимо. Я поднялся.
– А ну пошли, Вакс.
Я вышел в коридор. Через минуту появился и он. Я направился к лестнице.
– Куда мы?
Я, не обращая на него никакого внимания, спустился по лестнице на, второй уровень, оставив ему право идти за мной или остаться. Он пошел. Я направился вдоль по коридору к спортивному залу, открыл люк. В зале никого не было.
Вакс стоял в проеме.
– Что ты делаешь?
Я снял китель, аккуратно сложил его на коня и взялся за галстук.
– Сифорт… мистер Сифорт, какого черта? – Он стоял, прислонившись к дверному косяку.
– Заходи и закрой люк. Это приказ. – Я снял рубашку, положил поверх кителя. Вакс неторопливо кивнул и захлопнул люк. Я выложил все содержимое карманов.
– Что случилось, мистер Сифорт?
– Лучше приготовься, Вакс.
– К чему?
– Нам надо решить все до конца, раз и навсегда.
– Ведь между нами договор. Разве вы не помните?
– Плевал я на договор. – Я затянул шнурок.
– Почему? – Похоже, он не собирался раздеваться.
– Я не терплю тебя. – Я бесстрашно подошел к нему, схватил за ворот. – Как хочешь, Вакс. Форма твоя. А я могу ее испачкать.
Он неохотно расстегнул китель. Я встал в позицию карате: на цыпочках, весь внимание. Вакс отступил, покачал головой:
– Сейчас не время драться. Ник. Сам знаешь, какое положение на корабле.
– Драться буду я. А ты просто стой.
– Не надо, Ник. – Ведь командир погиб!
Я ударил его. Ему это явно не понравилось, он занял оборонительную позицию. Мы кругами ходили друг перед другом.
– Сначала скажи мне, чего ты хочешь. Ник. – Он отступил назад, разжав кулаки.
– Чего хочу? – Голос мой дрожал от ненависти, – Ты зверь, Хольцер, животное. Глумишься над ребятами. Причиняешь им боль. – Я так и стоял с поднятыми руками, готовый к драке. – Ни разу не видел, чтобы ты сделал что-нибудь доброе. Со своими обязанностями ты неплохо справляешься, но большей сволочи, чем ты, я в жизни не видел!
– Знаю! – к немалому моему удивлению, крикнул Вакс, сунув руки в карманы. – Но ничего не могу поделать с собой, Ник, Я всегда был таким. И таким останусь.
– Давай драться.
– Зачем?
– Нам надо с этим покончить, Вакс. Победишь ты, попрошу командира списать меня на берег на четыре месяца. Тогда ты станешь первым гардемарином. И будешь делать что хочешь.
Командир имел право лишить меня на какое-то время чина. В этом случае мое продвижение по службе приостановилось бы, а Вакс продолжал бы идти вперед.
– А если победишь ты?
– Тогда я буду главным. На всем протяжении пути в Окраинную колонию и обратно. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты считаешь меня первым гардемарином, а себя вторым. Но ты заблуждаешься!
– Заблуждаюсь? – Он снова опустил руки. Ему явно не хотелось драться.
– Дело в том, что я первый гардемарин, а ты никто! – Я подошел к нему и ткнул в грудь, едва доставая головой до его подбородка. – Второго гардемарина нет! Только первый. И я не виноват, что это не ты! Ты пытался взять верх надо мной с того самого момента, как я появился на корабле! И все-таки я первый. Я ненавижу тебя! Презираю!
Он ответил вполне спокойно;
– Я знаю, хорошего во мне мало, Ники, но что же мне делать?
Я заорал:
– Делай что хочешь! Мне плевать! Но ты должен выполнять все мои приказы, как остальные! И за это я готов заплатить своей жизнью! – Я перевел дух. – Ладно, хватит болтать, ты, ублюдок!
– А если я соглашусь?
– Не верю. Я видел, как ты обращаешься с остальными!
– Я свое получу.
– Не сомневайся, получишь. За все!
– Подожди, прошу тебя. – Я не понимал, почему он медлит. Ведь он мог стереть меня в порошок. Когда мы дрались, мне просто повезло.
Я отошел в противоположный конец зала и залез на брусья.
– Даю тебе тридцать секунд, а потом держись. – Я стал считать про себя и, когда прошло тридцать секунд, спрыгнул с брусьев и двинулся на него.
– Я согласен подчиняться вашим приказам, мистер Сифорт.
Я обалдел:
– И долго?
– Пока вы будете моим старшим офицером. – Он произнес это с нотками покорности в голосе.
– Не верю. Скоро ты забудешь о своем обещании. Давай все решим сейчас, раз и навсегда.
– Даю слово. – Вакс не мигая смотрел мне в глаза.
– Почему, Хольцер?
Он покачал головой:
– Не знаю. Возможно, после гибели командира не так уж и важно стать первым гардемарином. К тому же я иногда замечаю, как Алекс на тебя смотрит, когда ты не видишь. – Он с сомнением взглянул на меня, опасаясь насмешек. – Ну что, понял теперь? Не волнуйся, я сдержу слово.
Пришлось согласиться.
– Посмотрим, – сказал я. – Сто отжиманий.
– Есть, мистер Сифорт! – Он ослабил галстук, опустился на палубу и стал отжиматься.
Кажется, он всерьез решил подчиняться моим приказам.
Я не сдался. Заставил его работать целых два часа, пока он не взмок. Потом молча вышел из зала.
Я испытывал Вакса. Целый месяц. Ему приходилось начищать кубрик сверху донизу. Не проходило и часа, чтобы я не давал ему поручений. Он выполнял все беспрекословно, хотя дружеских чувств ко мне не выказывал. Но и не цеплялся. Остальные предпочитали не попадаться ему на глаза, до того он был злобным.
После гибели лейтенантов нам приходилось дежурить в два раза чаше, чем обычно. У меня не проходила усталость, впрочем как и у остальных. Свободное время после обеда я проводил с Амандой. В шахматы я больше не играл: мой главный партнер стал командиром, и об этом не могло быть и речи. А таких близких друзей, как он, у меня просто не было. И я чувствовал себя несчастным. Все мы были несчастны.
И командир Мальстрем тоже, хотя виду не подавал. Мне снились страшные сны. Алекс, чтобы отвлечься, включал свою бьющую по мозгам музыку. Сэнди миловался со своей новой подружкой.
В кубрике я срывал свое настроение на Ваксе. Я издевался над ним так, как он раньше издевался над другими, даже больше. Заставлял его вставать ночью и регулировать температуру в кубрике, ставил по стойке «смирно», когда ему хотелось отдохнуть. По вечерам посылал его под ледяной душ, иногда на целых полчаса. Потом слышал, как он стучит зубами и никак не может согреться.
Вакс все сносил молча. Ни разу не нарушил приказа. Постепенно я понял, что он из тех, кто держит данное слово. И почувствовал к нему уважение. Однако относился по-прежнему и не собирался менять тактику.
Жизнь на корабле во время синтеза была невыносимо однообразной. Аманда помогала пассажирам устраивать спектакли и соревнования. Пилот и главный инженер занимались нашим обучением. Командир приказал перенести бочку в машинное отделение, и никто теперь ею не пользовался. Все свободное время я посвящал Ваксу. Ограничил его жизненное пространство кубриком, за исключением того времени, когда он бывал на вахте или занимался упражнениями.
Однажды вечером, когда Сэнди и Алекс ушли, я поставил Вакса по стойке «смирно», а сам принялся читать головид. А через час спокойно спросил:
– Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, Вакс?
Он не сразу ответил:
– Да, мистер Сифорт.
Я разрешил ему лечь. Он лег, подложив руку под голову.
– Я хочу, чтобы вы стали офицером и джентльменом. Главное – джентльменом. Чтобы действовали в интересах моих и команды. Чтобы с вами приятно было общаться. Чтобы вы не издевались над остальными вопреки моей воле, занимались своим делом и не лезли в чужие. Чтобы помогали мне в работе. Лишь тогда я вас оставлю в покое, мистер Хольцер. Не раньше. – Я углубился в свой головид и дал ему время подумать.
Через полчаса он заговорил:
– Я согласен, мистер Сифорт.
– Что? – Я не был готов к капитуляции.
– Я готов выполнить все, о чем вы говорили. – У меня не возникло сомнений в том, что он сдержит слово. Я кивнул:
– Вот и отлично.
Когда вернулись Сэнди и Алекс, я построил всех у стенки.
– Теперь в кубрике все будет по-другому, – объявил я. – Забудьте о прошлом. С этого момента все мы друзья. Никаких издевательств, никаких строгостей без моего приказа. Давайте же пожмем друг другу руки в знак нашей дружбы. Это все. – Мы пожали друг другу руки.
Теперь я стал в кубрике настоящим хозяином.
7
– Да, сэр.
– Буду с тобой откровенным, Ники. У нас нет лейтенантов, а ты старший. Но повысить тебя сейчас не могу. Опыта маловато.
– Я знаю, сэр. А Вакс? – Горько было это говорить, но я не мог иначе. Я знал, что Вакс подготовлен гораздо лучше меня.
– Нет. Пока нет. Характер не тот. Я все же склоняюсь к твоей кандидатуре. К тому времени, когда мы прилетим на Надежду, ты научишься, обещаю тебе. Я помогу. А пока оба останетесь гардемаринами. Постараюсь, чтобы ты получил очередное повышение раньше других. – Случись такое, я оставался бы старшим по званию среди остальных на весь срок службы, если бы, разумеется, никто из них не стал командиром.
– В этом нет необходимости, сэр. – Я с трудом подавил в себе низменное стремление к карьере.
– Возможно, но я собираюсь поступить именно так. – Он вздохнул. – Завтра же начнем синтез. Сразу после поминальной службы.
– Да, сэр.
Служба была печальной формальностью. Все мы, офицеры, облачились в белые брюки с ярко-красной окантовочной лентой, сверкавшие белизной на фоне черных туфель, белые кителя с черной траурной лентой через плечо, белоснежные рубашки и черные галстуки. На груди сверкали медали за отличную службу.
В дальних полетах людей хоронили в запечатанных гробах, которые выбрасывались через воздушный шлюз. Так были похоронены погибшие на «Селестине», до сих пор продолжавшие свой бесконечный путь в космосе.
Однако нам хоронить было некого, и в столовой состоялась поминальная служба.
Там собрались все, кто был на борту «Гибернии». Члены экипажа чувствовали себя неловко в офицерских апартаментах. Родственники двух погибших пассажиров – мистер Раджив Этра и Дерек Кэрр – были в трауре и стояли вместе с офицерами, оплакивавшими своего командира от имени всего корабля. Остальные четверо пассажиров путешествовали в одиночку. Мистер Этра, несмотря на скорбь, держался с достоинством. У Дерека Кэрра были заплаканные глаза, и он ни с кем не разговаривал.
Командир Мальстрем совершал традиционный ритуал Иеговистского Воссоединения.
– Мы поручаем души наших умерших тебе, Отец наш Всевышний, – говорил он, – как и их тела, до Дня Великого суда, когда ты призовешь их снова…
Мы постояли несколько минут в полном молчании, потом все кончилось.
После службы Алекс ушел на вахту с пилотом Хейнцем. Пилота, как правило, вызывали, лишь когда мы причаливали к станции или проходили участок пути, где было много других транспортов. Теперь ему приходилось нести вахту вместе со всеми остальными.
Вернувшийся в кубрик Вакс Хольцер был не в настроении. Попавшегося ему на пути Сэнди он просто отшвырнул в сторону. Я проигнорировал это, у меня хватало проблем. Примерно через час мы вошли в синтез.
Пилот Хейнц был суровым лысеющим мужчиной, из которого слова не вытянешь, если не считать обычных команд во время дежурства. Оставалось загадкой, почему он лысый, в то время как почти все делали простейшую операцию на волосяных мешочках. Но спросить его об этом мы, конечно же, не решались.
Дежурство с пилотом обычно проходило в полном молчании. Но теперь, находясь в синтезе, тяжело было бодрствовать молча. Нельзя сказать, что пилота обижали реплики гардемарина. Но он отделывался односложными ответами до тех пор, пока собеседнику не надоедало спрашивать.
– Кажется, флуктуации энергии слегка завышены, сэр. – Я смотрел на показания, высвеченные на моем экране.
– Гм.
Я сделал еще одну попытку:
– А каково предельное отклонение, считающееся нормальным, сэр?
– Спросите Дарлу, – буркнул он. Я повернулся к компьютеру:
– Дарла, какова самая большая флуктуация по энергии?
– Во время синтеза? – Иногда ей требовались уточнения.
– Да, Дарла.
– Плюс-минус два процента от нормы, мистер Сифорт. – Последовала долгая пауза. – Вы хотите поговорить? – Не знаю уж, как им удалось такое запрограммировать.
Когда я, усталый и раздраженный, вернулся после вахты в кубрик, Вакс приставал к Алексу. Я велел ему прекратить. Он подчинился, но стал пялиться на меня с ехидной ухмылкой. Через некоторое время я поднялся и гордо вышел из кубрика.
– Открытие Чила и Ворхиса, сделанное в 2046 году, показало, что N-волны движутся со скоростью, превышающей скорость света. Последовавший за ним пересмотр законов физики привел к созданию двигателей синтеза и сверхсветовым полетам. – Мистер Ибн Сауд сделал паузу, окинув взглядом слушателей, среди которых были пассажиры, офицеры и члены экипажа. Лекция проходила в обеденном зале «Гибернии». – Двигаясь на гребне N-волны и получая энергию не от эмиссии частиц, а от эмиссии волны, наши огромные корабли пересекают галактику, занимаясь исследованиями и открывая новые колонии.
Я внимательно слушал, желая лишь одного – чтобы Сэнди не ерзал. Серия лекций для пассажиров хоть как-то разнообразила монотонную жизнь на корабле, и это надо было ценить.
– Синтез обеспечил нам ресурсы, которых так не хватало. Например металл с орбитальной станции «Шахтер». Но главной заслугой синтеза было, фигурально выражаясь, открытие запасного люка. Он позволил образованным, умным и деятельным людям поселиться в далеких колониях, спасая, таким образом, Землю от загрязнения и перенаселения и пополняя все уменьшающиеся на ней ресурсы.
Ибн Сауд глотнул из стакана воды:
– Но при этом возникает дилемма поддержания новых сложных технологий. Колонии нуждаются в самых лучших и одаренных из нас, и в то же время новые отрасли промышленности, возникшие после открытия синтеза, требуют огромного количества высококвалифицированных рабочих.
Между тем общество пришло к выводу, что всеобщее обязательное образование не оправдало себя. Добровольное обучение дает лучшие результаты, правда для меньшего количества людей. К сожалению, большая часть населения в настоящее время имеет образование худшее, чем двести лет назад. Некоторые, например низы нашего городского населения, не получили вообще никакого образования и не способны ни к какой работе, – Ибн Сауд, глянув в нашу сторону, виновато улыбнулся. – И нигде нехватка квалифицированного персонала не сказывается так, как в армии. Офицерскому сословию, отобранному из образованного технократического меньшинства, предстоят волнующие исследования галактики, что весьма престижно.
Я машинально кивнул.
– Но военный флот, как и армия в целом, пополняется в силу необходимости за счет не получивших надлежащего образования низов. В результате мы имеем великолепные звездные корабли, являющиеся вершинами технологии, с авторитарной системой управления, которая мало чем отличается от той, что была в восемнадцатом веке. Мы даже вернулись к телесным наказаниям, по крайней мере для младших офицеров, и это поддерживается системой строгой иерархии.
Думаю, накапливаемый опыт каким-то образом поможет человечеству стать другим. Но до тех пор сменится не одно поколение. И с каждым поколением будет все лучше и лучше. Достаточно осознать, что Господь всегда с нами, и спасение цивилизации с помощью двигателей синтеза станет понятным. Нам суждено вершить дела еще более великие, колонизовать галактику, мы располагаем для этого необходимыми средствами, и все зависит от нас самих.
Ибн Сауд под громкие аплодисменты сел на свое место. Аманда, директор по образованию, поблагодарила его за лекцию, а зрителей за внимание. Когда все стали расходиться, я поймал ее взгляд и улыбку, и на душе стало светлее.
В тот вечер за ужином я наблюдал, как за соседним столиком она дразнит Вакса. Он, кажется, не имел ничего против. Со мной за столиком сидели Йоринда Винсент, глава пассажирского совета, Йохан Шпигель и миссис Донхаузер. Они горячо обсуждали проблемы совета. В их компании я чувствовал себя неловко.
После ужина, до следующего полудня, я был свободен, но спать не хотелось. Я лег не раздеваясь и попытался читать. Тут явился Вакс и включил свой головид. Загрохотала музыка. Мой недовольный взгляд он проигнорировал. Потом появился счастливо улыбающийся Сэнди. Он сидел за одним столиком с девушкой его возраста.
Вакс спросил, не поднимаясь с кровати:
– Собираешься трахнуть ее, Уилски?
Улыбка сбежала с лица Сэнди.
– Не будем говорить о ней. – Ответ прозвучал почти вызывающе.
– У нее неплохо получится. Если не хочешь, давай я поговорю с ней на эту тему.
– Прекрати, Вакс, – не выдержал я.
– А что особенного? – стал оправдываться Хольцер. – Я просто так сказал.
– Прекрати, говорю тебе.
Вакс, ухмыляясь, сдался.
Через полчаса я почувствовал, что читаю одно и то же и все слова проходят мимо. Я поднялся.
– А ну пошли, Вакс.
Я вышел в коридор. Через минуту появился и он. Я направился к лестнице.
– Куда мы?
Я, не обращая на него никакого внимания, спустился по лестнице на, второй уровень, оставив ему право идти за мной или остаться. Он пошел. Я направился вдоль по коридору к спортивному залу, открыл люк. В зале никого не было.
Вакс стоял в проеме.
– Что ты делаешь?
Я снял китель, аккуратно сложил его на коня и взялся за галстук.
– Сифорт… мистер Сифорт, какого черта? – Он стоял, прислонившись к дверному косяку.
– Заходи и закрой люк. Это приказ. – Я снял рубашку, положил поверх кителя. Вакс неторопливо кивнул и захлопнул люк. Я выложил все содержимое карманов.
– Что случилось, мистер Сифорт?
– Лучше приготовься, Вакс.
– К чему?
– Нам надо решить все до конца, раз и навсегда.
– Ведь между нами договор. Разве вы не помните?
– Плевал я на договор. – Я затянул шнурок.
– Почему? – Похоже, он не собирался раздеваться.
– Я не терплю тебя. – Я бесстрашно подошел к нему, схватил за ворот. – Как хочешь, Вакс. Форма твоя. А я могу ее испачкать.
Он неохотно расстегнул китель. Я встал в позицию карате: на цыпочках, весь внимание. Вакс отступил, покачал головой:
– Сейчас не время драться. Ник. Сам знаешь, какое положение на корабле.
– Драться буду я. А ты просто стой.
– Не надо, Ник. – Ведь командир погиб!
Я ударил его. Ему это явно не понравилось, он занял оборонительную позицию. Мы кругами ходили друг перед другом.
– Сначала скажи мне, чего ты хочешь. Ник. – Он отступил назад, разжав кулаки.
– Чего хочу? – Голос мой дрожал от ненависти, – Ты зверь, Хольцер, животное. Глумишься над ребятами. Причиняешь им боль. – Я так и стоял с поднятыми руками, готовый к драке. – Ни разу не видел, чтобы ты сделал что-нибудь доброе. Со своими обязанностями ты неплохо справляешься, но большей сволочи, чем ты, я в жизни не видел!
– Знаю! – к немалому моему удивлению, крикнул Вакс, сунув руки в карманы. – Но ничего не могу поделать с собой, Ник, Я всегда был таким. И таким останусь.
– Давай драться.
– Зачем?
– Нам надо с этим покончить, Вакс. Победишь ты, попрошу командира списать меня на берег на четыре месяца. Тогда ты станешь первым гардемарином. И будешь делать что хочешь.
Командир имел право лишить меня на какое-то время чина. В этом случае мое продвижение по службе приостановилось бы, а Вакс продолжал бы идти вперед.
– А если победишь ты?
– Тогда я буду главным. На всем протяжении пути в Окраинную колонию и обратно. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты считаешь меня первым гардемарином, а себя вторым. Но ты заблуждаешься!
– Заблуждаюсь? – Он снова опустил руки. Ему явно не хотелось драться.
– Дело в том, что я первый гардемарин, а ты никто! – Я подошел к нему и ткнул в грудь, едва доставая головой до его подбородка. – Второго гардемарина нет! Только первый. И я не виноват, что это не ты! Ты пытался взять верх надо мной с того самого момента, как я появился на корабле! И все-таки я первый. Я ненавижу тебя! Презираю!
Он ответил вполне спокойно;
– Я знаю, хорошего во мне мало, Ники, но что же мне делать?
Я заорал:
– Делай что хочешь! Мне плевать! Но ты должен выполнять все мои приказы, как остальные! И за это я готов заплатить своей жизнью! – Я перевел дух. – Ладно, хватит болтать, ты, ублюдок!
– А если я соглашусь?
– Не верю. Я видел, как ты обращаешься с остальными!
– Я свое получу.
– Не сомневайся, получишь. За все!
– Подожди, прошу тебя. – Я не понимал, почему он медлит. Ведь он мог стереть меня в порошок. Когда мы дрались, мне просто повезло.
Я отошел в противоположный конец зала и залез на брусья.
– Даю тебе тридцать секунд, а потом держись. – Я стал считать про себя и, когда прошло тридцать секунд, спрыгнул с брусьев и двинулся на него.
– Я согласен подчиняться вашим приказам, мистер Сифорт.
Я обалдел:
– И долго?
– Пока вы будете моим старшим офицером. – Он произнес это с нотками покорности в голосе.
– Не верю. Скоро ты забудешь о своем обещании. Давай все решим сейчас, раз и навсегда.
– Даю слово. – Вакс не мигая смотрел мне в глаза.
– Почему, Хольцер?
Он покачал головой:
– Не знаю. Возможно, после гибели командира не так уж и важно стать первым гардемарином. К тому же я иногда замечаю, как Алекс на тебя смотрит, когда ты не видишь. – Он с сомнением взглянул на меня, опасаясь насмешек. – Ну что, понял теперь? Не волнуйся, я сдержу слово.
Пришлось согласиться.
– Посмотрим, – сказал я. – Сто отжиманий.
– Есть, мистер Сифорт! – Он ослабил галстук, опустился на палубу и стал отжиматься.
Кажется, он всерьез решил подчиняться моим приказам.
Я не сдался. Заставил его работать целых два часа, пока он не взмок. Потом молча вышел из зала.
Я испытывал Вакса. Целый месяц. Ему приходилось начищать кубрик сверху донизу. Не проходило и часа, чтобы я не давал ему поручений. Он выполнял все беспрекословно, хотя дружеских чувств ко мне не выказывал. Но и не цеплялся. Остальные предпочитали не попадаться ему на глаза, до того он был злобным.
После гибели лейтенантов нам приходилось дежурить в два раза чаше, чем обычно. У меня не проходила усталость, впрочем как и у остальных. Свободное время после обеда я проводил с Амандой. В шахматы я больше не играл: мой главный партнер стал командиром, и об этом не могло быть и речи. А таких близких друзей, как он, у меня просто не было. И я чувствовал себя несчастным. Все мы были несчастны.
И командир Мальстрем тоже, хотя виду не подавал. Мне снились страшные сны. Алекс, чтобы отвлечься, включал свою бьющую по мозгам музыку. Сэнди миловался со своей новой подружкой.
В кубрике я срывал свое настроение на Ваксе. Я издевался над ним так, как он раньше издевался над другими, даже больше. Заставлял его вставать ночью и регулировать температуру в кубрике, ставил по стойке «смирно», когда ему хотелось отдохнуть. По вечерам посылал его под ледяной душ, иногда на целых полчаса. Потом слышал, как он стучит зубами и никак не может согреться.
Вакс все сносил молча. Ни разу не нарушил приказа. Постепенно я понял, что он из тех, кто держит данное слово. И почувствовал к нему уважение. Однако относился по-прежнему и не собирался менять тактику.
Жизнь на корабле во время синтеза была невыносимо однообразной. Аманда помогала пассажирам устраивать спектакли и соревнования. Пилот и главный инженер занимались нашим обучением. Командир приказал перенести бочку в машинное отделение, и никто теперь ею не пользовался. Все свободное время я посвящал Ваксу. Ограничил его жизненное пространство кубриком, за исключением того времени, когда он бывал на вахте или занимался упражнениями.
Однажды вечером, когда Сэнди и Алекс ушли, я поставил Вакса по стойке «смирно», а сам принялся читать головид. А через час спокойно спросил:
– Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, Вакс?
Он не сразу ответил:
– Да, мистер Сифорт.
Я разрешил ему лечь. Он лег, подложив руку под голову.
– Я хочу, чтобы вы стали офицером и джентльменом. Главное – джентльменом. Чтобы действовали в интересах моих и команды. Чтобы с вами приятно было общаться. Чтобы вы не издевались над остальными вопреки моей воле, занимались своим делом и не лезли в чужие. Чтобы помогали мне в работе. Лишь тогда я вас оставлю в покое, мистер Хольцер. Не раньше. – Я углубился в свой головид и дал ему время подумать.
Через полчаса он заговорил:
– Я согласен, мистер Сифорт.
– Что? – Я не был готов к капитуляции.
– Я готов выполнить все, о чем вы говорили. – У меня не возникло сомнений в том, что он сдержит слово. Я кивнул:
– Вот и отлично.
Когда вернулись Сэнди и Алекс, я построил всех у стенки.
– Теперь в кубрике все будет по-другому, – объявил я. – Забудьте о прошлом. С этого момента все мы друзья. Никаких издевательств, никаких строгостей без моего приказа. Давайте же пожмем друг другу руки в знак нашей дружбы. Это все. – Мы пожали друг другу руки.
Теперь я стал в кубрике настоящим хозяином.
7
Наконец-то мы с Амандой занялись любовью. У меня и до нее были женщины, но фактически она стала первой. В искусстве любви важна не только нежность, но и опыт, и я старался перенять его у Аманды.
Только сейчас я понял, как необходима была мне ее близость. А я-то думал, что великолепно обойдусь без женской ласки. По крайней мере на корабле. В первую ночь я буквально не мог оторваться от Аманды, впитывая в себя тепло ее тела. Упивался близостью с ней, как вином. Утром, оба смущенные, мы поцеловались, прежде чем расстаться.
Теперь, выполняя свои обязанности, я только и думал, как бы скорее освободиться. Это не ускользнуло от пилота, и он сделал мне замечание. Устыдившись, я сосредоточился на работе. Путешествие длинное. Времени хватит на все, утешал я себя.
Несколько дней спустя, когда я вернулся в кубрик после приятного вечера, проведенного в каюте Аманды, и стал снимать китель, из динамика раздался голос командира Мальстрема:
– Мистер Сифорт, мистер Хольцер, на мостик! Быстро! – Мы с Ваксом удивленно переглянулись и побежали к лестнице.
Командир уже ждал нас у открытого люка.
– Быстрее! – Он подтолкнул нас и нажал на кнопку. Люк захлопнулся. – В третьем кубрике экипажа драка. Старшине разбили голову. Не знаю, сколько их там бунтует и по какому поводу.
Я рот разинул от удивления, но командир даже не заметил.
– Мистер Хольцер, отправляйтесь в кубрики один и два и задрайте люки. Прикажите матросам оставаться на местах. А вы, Ник, идите к корабельному арсеналу. Там вас ждет главный старшина корабельной полиции. Используйте оглушающие станнеры и газ. Прежде чем открыть арсенал, убедитесь в надежности сопровождающих старшину матросов. Разведите дерущихся и отведите на гауптвахту зачинщиков. Вот, возьмите! – Он достал из сейфа лазерный пистолет и ключи от арсенала и протянул мне. – Я останусь на мостике. Действуйте! – Он открыл люк.
– Есть, сэр! – Мы бросились выполнять приказ. Вакс побежал вниз, к кубрикам один и два, я – к корабельному арсеналу.
Там стоял старшина корабельной полиции Вышинский с дубинкой в руках. Рядом с ним – два перепуганных матроса.
– На этих двоих можно положиться, – мрачно произнес старшина.
– Имена?
Первый матрос сделал шаг вперед:
– Помощник артиллериста Эдварде, сэр. – Он отдал честь.
– Помощник машиниста Тцай Тинг, сэр, – отрапортовал второй. Оба встали по стойке «смирно».
– Вольно. – Я открыл дверь. Вышинский заслуживал доверия. Я готов был поручиться за него головой. У него была одна цель: восстановить порядок и наказать негодяев.
Я отдал четыре станнера старшине и матросам, Эдвардсу сунул связку газовых гранат, запер на замок арсенал и помчался к лестнице. Остальные за мной. Соскочив вниз, на второй уровень, я добежал до лестничного пролета, нырнул на нижний уровень и побежал по коридору, к кубрикам экипажа. За поворотом столпились матросы, стараясь протиснуться поближе.
– Смирно! – Голос мой прозвучал нотой выше, чем мне хотелось бы, – Смирно!
Некоторые матросы, поняв, что перед ними офицер, замерли. Подошел Вышинский с дубинкой в правой руке и станнером в левой. Он мгновенно разделил толпу, выстроив всех вдоль стен.
Я скомандовал:
– Матросам стоять смирно! Тинг, Эдвардс, стреляйте в каждого, кто пошевелится! – Осознав, что ситуация в коридоре контролируется, я немного успокоился.
Из кубрика доносились шум и крики.
– Пошли! – Я ринулся к входному люку.
Вышинский рванул меня назад, едва не свалив на палубу.
– Спокойнее, сэр. – На секунду наши взгляды встретились. Он осторожно сунул голову в люк, держа наготове станнер, и, осмотревшись, вошел внутрь.
Смущенный, я последовал за ним. В кубрике было около дюжины матросов. Драка подходила к концу. Старшина Терил лежал на койке, с разбитой в кровь головой. Некоторые матросы, обессилев, валялись на полу между опрокинутыми стульями, койками, разбросанной одеждой. Пахло потом и хлевом.
Вышинский набрал в легкие воздуха.
– Тихо! Всем стоять смирно! – Его громоподобный голос заполнил комнату. Мгновенно воцарилась тишина. – Опустить руки, подзаборный сброд! Стоять смирно! – Это впечатляло. Но мне хотелось заткнуть уши.
Дерущиеся один за другим с обалделым видом становились к стенке, вытянувшись в струнку. Я направил на них оружие. Но четверо еще дрались, не обращая внимания на старшину корабельной полиции.
Вышинский спокойно подошел и направил ствол станнера в спину одного из них. Палец его шевельнулся. Матрос упал как подкошенный. Тот, что с ним дрался, замахнулся было на старшину, пытаясь нанести удар сбоку, но Вышинский снова выстрелил, и второй матрос опрокинулся на койку, а потом свалился на палубу.
Пораженный, я смотрел, как Вышинский вразвалку подошел к последней паре дерущихся. И выстрелил одному из них в плечо. Матрос упал. Второй матрос попятился и, тяжело дыша, поднял вверх руки. Вышинский кивком приказал ему встать в один ряд с остальными и, когда матрос повернулся, дал ему пинка под зад, едва не сбив с ног.
Из коридора донесся какой-то шум. Я оглянулся. На палубе валялся матрос.
– Он пошевелился, сэр, – объяснил Эдвардс, сглотнув.
– Очень хорошо. – Я старался говорить как можно спокойнее. А что дальше? Подумав с минуту, я приказал матросам сесть на палубу по одну сторону коридора, положив руки на колени. – Присматривай за ними, Эдвардс. – Тинга я послал в кубрик охранять остальных.
Через переговорное устройство, висевшее на коридорной переборке, я связался с капитанским мостиком:
– Докладывает Сифорт, сэр. Бунт подавлен. Некоторые нуждаются в медицинской помощи. В драке участвовали по меньшей мере двенадцать человек.
– Ради всего святого, что послужило причиной? – В голосе командира звучало облегчение.
– Пока не знаю, сэр.
– Я пришлю Макэндрюса разобраться с этим. Ждите.
Прибывший с наручниками и колодками главный инженер открыл первый кубрик и выбрал шесть надежных матросов. Я отнес станнеры и гранаты в арсенал, а когда вернулся в кубрик, главный инженер и старшина полиции рылись в валявшихся на палубе вещах, отбрасывая в сторону ненужные.
Вышинский, улучив момент, отозвал меня в сторону.
– Простите, я случайно зацепился рукой за ваш китель, – сказал он тихо.
– Спасибо, мистер Вышинский. Вы спасли мне жизнь. Ведь меня могли убить ударом дубины.
– Ерунда.
Хороший парень этот сержант. Бывают моменты, когда следует пренебречь уставом. И он знал когда.
– Вот оно! – Главный инженер держал пузырек с янтарной жидкостью. Еще несколько лежало в небольшой коробке у его ног.
– Гуфджус? – Так на жаргоне называли распространенный наркотик.
– Вы только посмотрите, сколько его у них. Вряд ли они смогли бы пронести это на корабль.
– Конечно, пронесли, сэр, – сказал я. – Если только они не нашли его в… – Я запнулся. – Лаборатория на корабле? Нет, это невозможно. Никто не отважился бы.
– Очень может быть. – Главный инженер встретился взглядом с Вышинским. Старшина в сердцах согнул дубинку. Они стали работать с удвоенной энергией, тщательно обыскивая матросские шкафы. И через два часа обнаружили, что задняя стенка одного из шкафов не закреплена. За ней полость в стене.
– Великий Боже, пошли проклятие на головы этих людей. – Вышинский не хотел богохульствовать. Я был уверен, что у него это вырвалось. Арнольда Таука, злополучного владельца шкафа, потащили на гауптвахту.
Поздней ночью порядок был восстановлен и все виновные сидели взаперти. В полном изнеможении мы вернулись на офицерскую половину.
– Хорошего мало, – Это было единственное, что мог сказать главный инженер.
– Да, сэр.
Хорошего действительно было мало.
– Контрабандные наркотики на «Гибернии», – повторил командир Мальстрем.
– Да, сэр. – Я стоял, вытянувшись по стойке «смирно». Он забыл скомандовать «вольно». Мальстрем пожевал губами:
– Конечно, матросы берут с собой контрабандой спиртное. Все без исключения. Но гуфджус…
Гуфджус, разумеется, совсем другое дело. Сначала он кажется безобидным, но потом толкает человека на всякие сумасбродства, делает невменяемым и опасным для окружающих. Свидетельством тому служит разыгравшийся дебош с дракой.
– Да, сэр. Мы, по крайней мере, нашли источник.
Сделать гуфджус нетрудно. Несколько пробирок, реторта, крахмал, магнезия и прочее. Ингредиенты вполне доступные.
Только сейчас я понял, как необходима была мне ее близость. А я-то думал, что великолепно обойдусь без женской ласки. По крайней мере на корабле. В первую ночь я буквально не мог оторваться от Аманды, впитывая в себя тепло ее тела. Упивался близостью с ней, как вином. Утром, оба смущенные, мы поцеловались, прежде чем расстаться.
Теперь, выполняя свои обязанности, я только и думал, как бы скорее освободиться. Это не ускользнуло от пилота, и он сделал мне замечание. Устыдившись, я сосредоточился на работе. Путешествие длинное. Времени хватит на все, утешал я себя.
Несколько дней спустя, когда я вернулся в кубрик после приятного вечера, проведенного в каюте Аманды, и стал снимать китель, из динамика раздался голос командира Мальстрема:
– Мистер Сифорт, мистер Хольцер, на мостик! Быстро! – Мы с Ваксом удивленно переглянулись и побежали к лестнице.
Командир уже ждал нас у открытого люка.
– Быстрее! – Он подтолкнул нас и нажал на кнопку. Люк захлопнулся. – В третьем кубрике экипажа драка. Старшине разбили голову. Не знаю, сколько их там бунтует и по какому поводу.
Я рот разинул от удивления, но командир даже не заметил.
– Мистер Хольцер, отправляйтесь в кубрики один и два и задрайте люки. Прикажите матросам оставаться на местах. А вы, Ник, идите к корабельному арсеналу. Там вас ждет главный старшина корабельной полиции. Используйте оглушающие станнеры и газ. Прежде чем открыть арсенал, убедитесь в надежности сопровождающих старшину матросов. Разведите дерущихся и отведите на гауптвахту зачинщиков. Вот, возьмите! – Он достал из сейфа лазерный пистолет и ключи от арсенала и протянул мне. – Я останусь на мостике. Действуйте! – Он открыл люк.
– Есть, сэр! – Мы бросились выполнять приказ. Вакс побежал вниз, к кубрикам один и два, я – к корабельному арсеналу.
Там стоял старшина корабельной полиции Вышинский с дубинкой в руках. Рядом с ним – два перепуганных матроса.
– На этих двоих можно положиться, – мрачно произнес старшина.
– Имена?
Первый матрос сделал шаг вперед:
– Помощник артиллериста Эдварде, сэр. – Он отдал честь.
– Помощник машиниста Тцай Тинг, сэр, – отрапортовал второй. Оба встали по стойке «смирно».
– Вольно. – Я открыл дверь. Вышинский заслуживал доверия. Я готов был поручиться за него головой. У него была одна цель: восстановить порядок и наказать негодяев.
Я отдал четыре станнера старшине и матросам, Эдвардсу сунул связку газовых гранат, запер на замок арсенал и помчался к лестнице. Остальные за мной. Соскочив вниз, на второй уровень, я добежал до лестничного пролета, нырнул на нижний уровень и побежал по коридору, к кубрикам экипажа. За поворотом столпились матросы, стараясь протиснуться поближе.
– Смирно! – Голос мой прозвучал нотой выше, чем мне хотелось бы, – Смирно!
Некоторые матросы, поняв, что перед ними офицер, замерли. Подошел Вышинский с дубинкой в правой руке и станнером в левой. Он мгновенно разделил толпу, выстроив всех вдоль стен.
Я скомандовал:
– Матросам стоять смирно! Тинг, Эдвардс, стреляйте в каждого, кто пошевелится! – Осознав, что ситуация в коридоре контролируется, я немного успокоился.
Из кубрика доносились шум и крики.
– Пошли! – Я ринулся к входному люку.
Вышинский рванул меня назад, едва не свалив на палубу.
– Спокойнее, сэр. – На секунду наши взгляды встретились. Он осторожно сунул голову в люк, держа наготове станнер, и, осмотревшись, вошел внутрь.
Смущенный, я последовал за ним. В кубрике было около дюжины матросов. Драка подходила к концу. Старшина Терил лежал на койке, с разбитой в кровь головой. Некоторые матросы, обессилев, валялись на полу между опрокинутыми стульями, койками, разбросанной одеждой. Пахло потом и хлевом.
Вышинский набрал в легкие воздуха.
– Тихо! Всем стоять смирно! – Его громоподобный голос заполнил комнату. Мгновенно воцарилась тишина. – Опустить руки, подзаборный сброд! Стоять смирно! – Это впечатляло. Но мне хотелось заткнуть уши.
Дерущиеся один за другим с обалделым видом становились к стенке, вытянувшись в струнку. Я направил на них оружие. Но четверо еще дрались, не обращая внимания на старшину корабельной полиции.
Вышинский спокойно подошел и направил ствол станнера в спину одного из них. Палец его шевельнулся. Матрос упал как подкошенный. Тот, что с ним дрался, замахнулся было на старшину, пытаясь нанести удар сбоку, но Вышинский снова выстрелил, и второй матрос опрокинулся на койку, а потом свалился на палубу.
Пораженный, я смотрел, как Вышинский вразвалку подошел к последней паре дерущихся. И выстрелил одному из них в плечо. Матрос упал. Второй матрос попятился и, тяжело дыша, поднял вверх руки. Вышинский кивком приказал ему встать в один ряд с остальными и, когда матрос повернулся, дал ему пинка под зад, едва не сбив с ног.
Из коридора донесся какой-то шум. Я оглянулся. На палубе валялся матрос.
– Он пошевелился, сэр, – объяснил Эдвардс, сглотнув.
– Очень хорошо. – Я старался говорить как можно спокойнее. А что дальше? Подумав с минуту, я приказал матросам сесть на палубу по одну сторону коридора, положив руки на колени. – Присматривай за ними, Эдвардс. – Тинга я послал в кубрик охранять остальных.
Через переговорное устройство, висевшее на коридорной переборке, я связался с капитанским мостиком:
– Докладывает Сифорт, сэр. Бунт подавлен. Некоторые нуждаются в медицинской помощи. В драке участвовали по меньшей мере двенадцать человек.
– Ради всего святого, что послужило причиной? – В голосе командира звучало облегчение.
– Пока не знаю, сэр.
– Я пришлю Макэндрюса разобраться с этим. Ждите.
Прибывший с наручниками и колодками главный инженер открыл первый кубрик и выбрал шесть надежных матросов. Я отнес станнеры и гранаты в арсенал, а когда вернулся в кубрик, главный инженер и старшина полиции рылись в валявшихся на палубе вещах, отбрасывая в сторону ненужные.
Вышинский, улучив момент, отозвал меня в сторону.
– Простите, я случайно зацепился рукой за ваш китель, – сказал он тихо.
– Спасибо, мистер Вышинский. Вы спасли мне жизнь. Ведь меня могли убить ударом дубины.
– Ерунда.
Хороший парень этот сержант. Бывают моменты, когда следует пренебречь уставом. И он знал когда.
– Вот оно! – Главный инженер держал пузырек с янтарной жидкостью. Еще несколько лежало в небольшой коробке у его ног.
– Гуфджус? – Так на жаргоне называли распространенный наркотик.
– Вы только посмотрите, сколько его у них. Вряд ли они смогли бы пронести это на корабль.
– Конечно, пронесли, сэр, – сказал я. – Если только они не нашли его в… – Я запнулся. – Лаборатория на корабле? Нет, это невозможно. Никто не отважился бы.
– Очень может быть. – Главный инженер встретился взглядом с Вышинским. Старшина в сердцах согнул дубинку. Они стали работать с удвоенной энергией, тщательно обыскивая матросские шкафы. И через два часа обнаружили, что задняя стенка одного из шкафов не закреплена. За ней полость в стене.
– Великий Боже, пошли проклятие на головы этих людей. – Вышинский не хотел богохульствовать. Я был уверен, что у него это вырвалось. Арнольда Таука, злополучного владельца шкафа, потащили на гауптвахту.
Поздней ночью порядок был восстановлен и все виновные сидели взаперти. В полном изнеможении мы вернулись на офицерскую половину.
– Хорошего мало, – Это было единственное, что мог сказать главный инженер.
– Да, сэр.
Хорошего действительно было мало.
– Контрабандные наркотики на «Гибернии», – повторил командир Мальстрем.
– Да, сэр. – Я стоял, вытянувшись по стойке «смирно». Он забыл скомандовать «вольно». Мальстрем пожевал губами:
– Конечно, матросы берут с собой контрабандой спиртное. Все без исключения. Но гуфджус…
Гуфджус, разумеется, совсем другое дело. Сначала он кажется безобидным, но потом толкает человека на всякие сумасбродства, делает невменяемым и опасным для окружающих. Свидетельством тому служит разыгравшийся дебош с дракой.
– Да, сэр. Мы, по крайней мере, нашли источник.
Сделать гуфджус нетрудно. Несколько пробирок, реторта, крахмал, магнезия и прочее. Ингредиенты вполне доступные.