- На вас вся надежда, Швецовы, помогите. Вы старались вместе с Павлом Петровичем, постарайтесь и со мной! - сказал Обухов.
   - Всё, что в наших силах, сделаем, Павел Матвеевич, - ответил старик. - Трудов не пожалеем, чтобы добыть добрую сталь.
   Началась упорная, кропотливая работа над плавками. Обухов и Швецовы проделали много различных опытов, имея перед глазами труды Аносова.
   Успех пришел после того как им удалось удачно составить смесь. Литейщики изготовили несколько новых сортов стали.
   Глядя на остывающий сплав, старик Швецов сказал Обухову:
   - Ишь, как греет! Это добрый труд Павла Петровича своим теплом нас обогревает. Я знал, что аносовская дорога - верная дорога.
   Обухов распорядился изготовить нарезные стволы для ружей из новой стали. Первая партия ружей выдержала все испытания.
   Разглядывая ладный, отливавший синевой ружейный ствол, Обухов подумал: "Если можно сделать стальные стволы для ружей, то почему же нельзя их делать для пушек?".
   Ободренный успехом, он повез образцы своих сталей в Петербург.
   К этому времени окончилась неудачная для России Крымская война. Шел 1857 год. Над Невой стояли белые ночи, когда Обухов прибыл в столицу. Он остановился в отеле француза Лербье на Невском. Отдохнув после долгого пути и распахнув окно, Павел Матвеевич принялся за проверку своего доклада. Обухов хотел организовать в Златоусте производство стальных пушек. Проект предусматривал устройство цеха с тридцатью шестью горнами, с двумя тиглями в каждом. Это давало возможность увеличить выплавку литой стали. Расчеты оказались верными, и Обухов, сложив в папку документы, спрятал их в чемодан...
   И это было кстати, так как в этот момент кто-то тихонько постучал в дверь.
   - Войдите, - сказал Обухов.
   На пороге появился хозяин отеля Лербье, а за ним, суетливо переступая с ноги на ногу, юркий человечек. Он был мал ростом и необыкновенно подвижен.
   Лербье представил незнакомца:
   - Его зовут Розенберг. Как истинный патриот, он будет счастлив пожать вашу руку. - И, наклонившись к уху Обухова, директор отеля шепнул: - Это самый богатый человек в столице...
   Обухов нехотя пожал руку Розенбергу.
   "Подозрительный субъект", - подумал о нем горный инженер, вглядываясь в черты неприятного, лукавого лица.
   Розенберг несколько дней подряд приходил к Обухову; казалось, он хотел заговорить о чем-то важном для них обоих, но всё не решался. Наконец однажды он начал:
   - Вы сами не сознаете, Павел Матвеевич, что в ваших руках находится участь важных персон.
   - Ничего не понимаю! - прикидываясь простачком, пожал плечами инженер.
   Розенберг воровски огляделся и, понизив голос, сказал:
   - Вы всё поймете, если пожелаете обогатиться. Мы уже знаем, что ваша сталь много дешевле и лучше английской. Что из этого следует?.. Один очень порядочный человек боится разориться и предлагает вам крупную сумму, если...
   Обухов всё понял. Юркий человек был противен, и Павел Матвеевич гневно пригрозил:
   - Убирайтесь вон, или я вышвырну вас в окно!..
   "Хорош знак, - подумал Обухов, когда Розенберг ретировался. - Проект будет принят, раз уж подозрительные личности заинтересовались моим сплавом... Надо о сем случае донести по начальству..."
   Надежды Павла Матвеевича оправдались. Он представил проект во-время.
   Военный министр, выслушав доводы горного инженера, сказал доброжелательно:
   - Вы угадали, сударь, нам нужны пушки. Льщу себя надеждой, что в Златоусте они обойдутся дешевле! Подумайте, сударь, над этим и принимайтесь за дело...
   Обухов вернулся в Златоуст и деятельно взялся за работу: на фабрике построили сталелитейный и поковочный цехи, установили паровую машину, и литейщики приступили к литью. По ночам Обухов подолгу просиживал над плавками со стариком Швецовым. Отлить пушку из обуховской стали оказалось делом серьезным, и опыты подвигались медленно. Однако литейщики дружно преодолели неудачи, и в марте 1860 года три пушки были обточены и высверлены.
   На обширном заводском пруду, еще покрытом толстым льдом, устроили полигон. Пушку привезли на санях и установили на массивном лафете у подножия Косотура.
   Стоял тихий морозный день. Ярко светило солнце. На Косотур сбежались все златоустовцы. Они рассыпались по склону горы и на плотине, наблюдая за тем, что происходило на полигоне.
   Прогремел первый холостой выстрел. По горам прокатилось гулкое эхо.
   Обухов просиял, переглянулся со стариком Швецовым. Наконец-то пришло долгожданное! Махнув рукой, он крикнул:
   - Ядром!
   Солдаты взяли ядро и торжественно вкатили в дуло. Старый фейерверкер подал команду.
   Поднимая колючую снежную пыль, ядро с визгом перелетело пруд и ударило в далекие сосны. Было видно, как заклубился снег и подрезанное дерево темной кроной упало в сугроб.
   - Знатно! - похвалил фейерверкер и похлопал пушку по стволу: - Рази супостатов, голубушка.
   Пушки бережно уложили в сани и отправили гужом в далекий Петербург. Их давно ждали в артиллерийском арсенале. Там пушки нарезали и подготовили к испытанию. В августе 1860 года златоустовские пушки доставили на полигон. На испытания вызвали Обухова.
   Неожиданно на полигон прибыл царь; милостиво подозвав к себе приехавшего инженера, он спросил:
   - Уверен ли ты, что твоя пушка выдержит?
   - Вполне, ваше величество!
   Александр II пристально посмотрел на Обухова:
   - А чем ты это докажешь?
   - Если позволите, я сяду на пушку верхом и пусть стреляют!
   Царь снисходительно улыбнулся.
   - Пожалуйста, не вздумай этого делать!
   Он взмахнул белоснежным платочком, и испытания начались...
   Результаты испытаний превзошли все ожидания.
   Из первой стальной пушки выстрелили четыре тысячи раз, и ни одной царапины не появилось у нее в стволе. Тут уж и министр не утерпел, поздравил Павла Матвеевича.
   - Видишь, сударь, отлил-таки получше Круппа! - похвалил он инженера и доложил об успехе царю.
   Александр II пожаловал Обухову десять тысяч рублей и приказал построить в Златоусте пушечный завод.
   КРИТИЧЕСКИЕ ТОЧКИ ЧЕРНОВА
   Надвигалась угроза войны с Турцией, и для русской армии требовалось хорошее артиллерийское оснащение. Одна Златоустовская пушечная фабрика не могла обеспечить потребность армии в пушках. Кроме того, перевозка орудий из горного городка гужом представляла большие трудности. Поэтому русское правительство решило организовать еще два орудийных завода - в Перми и Петербурге. Только что налаженное производство пушек в Златоусте решили постепенно прекратить. Павел Матвеевич Обухов в 1863 году был переведен в Петербург для строительства нового орудийного завода, который решили возвести неподалеку от столицы на берегу Невы в селе Александровском. Обухова назначили директором нового завода. Завод в селе Александровском стал известен в народе под именем Обуховского. Казалось, всё имелось на заводе для изготовления лучших пушек: превосходное оборудование, директор - талантливый ученый-металлург, опытные рабочие. Однако здесь Павла Матвеевича стали преследовать жестокие неудачи. Одни пушки, отлитые Обуховым, выдерживали по тысяче, а иногда и больше выстрелов, другие же, сделанные из такой же стали, неожиданно разрывались, нередко причиняя увечья артиллеристам. Дело дошло до того, что даже из испытанных пушек на Охтенском морском полигоне пробные выстрелы производили гальваническим способом - без орудийной прислуги.
   "В чем же дело?" - обеспокоенно думал Павел Матвеевич.
   В бессонные ночи тревожили подозрения: приходил на память ресторатор Лербье и подозрительный юркий Розенберг. Кто знает, может быть на заводе тайно орудуют шпионы? Усилили охрану завода, тщательно проверили химический состав стали. Но пушки нет, нет да и разрывались без всякой видимой причины. По Петербургу поползли слухи о необходимости прекратить производство пушек в России и передать все заказы иностранным заводам. В правительственных кругах явно не доверяли Обухову, а кое-кто открыто злорадствовал. Однажды в министерстве Павел Матвеевич оказался свидетелем неприятного разговора. Какой-то обрюзглый чиновник, собрав вокруг себя группу слушателей, с жаром разглагольствовал:
   - Господа, я всегда говорил, что в России не могут отливать стальные пушки. Англичане и немцы - вот это другое дело. Пока не поздно, нужно закрыть завод, от которого только одни неприятности.
   У Обухова болезненно сжалось сердце.
   "Надо уйти от этой грязи! Никто не хочет помочь, и это на руку иностранцам", - с тоской думал он.
   Он зашел в ресторан и сел за столик. Пил рюмку за рюмкой и не хмелел. В голову лезли горькие мысли.
   "Несомненно, здесь действуют неизвестные законы литья!" - рассуждал он о металле, и снова перед его глазами прошел весь процесс изготовления стали.
   И вдруг он вспомнил об одном молодом ученом-металлурге Дмитрии Константиновиче Чернове, о котором так много говорили знакомые инженеры.
   "Надо глубже изучить технологию стали. Этот молодой человек обладает знаниями, большой любовью к делу и, самое главное, даром наблюдательности. Только он поможет мне разгадать секрет моих неудач". Обухов повеселел. На другой же день он был в Технологическом институте, где работал Чернов.
   Павел Матвеевич сделал правильный выбор: Дмитрий Константинович оказался образованным, знающим человеком, умевшим добросовестно и упорно работать, и очень понравился Обухову. Девятнадцати лет Чернов окончил Петербургский Технологический институт и остался в нем преподавателем математики. Одновременно слушал лекции Остроградского и Чебышева на физико-математическом факультете Петербургского университета. Еще в студенческие годы Чернов внимательно изучил статьи Аносова, опубликованные в "Горном журнале", и особенно работу Павла Петровича "О булатах". В ней было много интересного, неожиданного, нового. В то же время он чувствовал, что за тайной булата кроется много других тайн в строении металла, которые еще до конца не изучены.
   Придя на завод, Дмитрий Константинович тщательно изучил обуховскую литую сталь.
   - Сталь превосходная! - восхищенно сказал он.
   - Но почему же она разрывается? - спросил Павел Матвеевич.
   - Это я постараюсь выяснить! - твердо ответил Чернов.
   В поисках причин разрыва пушек Чернов решил внимательно проследить весь путь стали. Молодого исследователя всё время видели то на заводе, то в кузнице, то на полигоне. Он шаг за шагом исследовал все превращения, которые претерпевал металл, от сталеплавильной печи до готового ствола. С лупой в руках Чернов изучал металл разорвавшегося пушечного ствола, сравнивая его с металлом ствола, выдержавшего испытание. И что же удалось ему установить? В структуре есть разница: металл осколков имеет крупное зерно, а образец, отрезанный от доброго ствола, мелкозернист. Из этого Чернов сделал очень важный и решающий вывод: причины разрывов кроются не в химическом составе металла, а в особенностях его структуры.
   "Выходит, дело не в рецепте Обухова, а в неоднородной обработке литья!" - пришел к выводу Чернов и углубился в дальнейшие поиски. Изучение процесса плавки не дало ему ответа на мучивший вопрос. Постепенно он добрался до кузницы. Чернов хорошо помнил опыты Аносова, который подчеркивал исключительное значение условий ковки металла. Здесь, в молотовом цехе, Дмитрий Константинович стал внимательно наблюдать за работой кузнецов. Процесс обработки стальных болванок, на первый взгляд, был прост. Их нагревали в печи, ковали и затем охлаждали, быстро опуская в воду. И всё это делалось по чутью. Кузнецы всё определяли на глаз: и степень нагрева, и его спелость. Здесь всё зависело от искусства, от умения и опыта. Златоустовские мастера очень зорко следили за цветами побежалости. При нагревании сталь принимает все цвета каления - от темно-красного, вишневого до ослепительно белого. При медленном охлаждении металла всё происходит в обратном порядке. Чернов спокойно следил за сменой цветов побежалости и определял по ним степень нагрева. Кузнецы, как чародеи, угадывали состояние раскаленной стальной болванки, и малейший их промах, недосмотр или потеря чутья могли немедленно сказаться на качестве металла. Наблюдая за работой кузнецов, Дмитрий Константинович вспомнил указание Аносова, который писал: "При проковке булатов ни один нагрев не должен быть оставляем без внимания и точного доведения до степени жара, при которой узор не теряется... Никакая сталь не должна быть перегреваема при ковке... Потеря узоров во время ковки есть порча металла, составляющая вину кузнеца... Нагревать должно сколь возможно менее и не более мясно-красного цвета, а окончательная ковка при вишнево-красном цвете".
   Терпеливо вникая в работу кузнецов, Дмитрий Константинович почувствовал, что решение загадки кроется в кузнице. При нем проковывали образцы, накаляя их в горне до разных температур. Охладив, он брал их в руки, как драгоценность, и подолгу рассматривал, стараясь проникнуть в тайну. По совести говоря, это сильно волновало его. Есть какая-то прелесть перед порогом неизвестности, хочется потомить себя ожиданием, и в то же время не терпится открыть завесу в будущее. Это было не простое созерцание еще тепловатого металла, слегка давившего на ладонь, это было подлинным поэтическим наслаждением, которое пришло в результате упорного творческого труда. В душе боролись и страх и радость в ожидании чего-то необычного, когда он взял лупу и склонился над образцами. Сможет ли он подтвердить свои догадки?
   И вдруг всё стало ясным и понятным; металл покорно и просто подчинился ему. Вот образцы стали с мелкозернистым строением, а вот крупнозернистые. Они, бесспорно, менее прочные.
   Кузнецы, затаив дыхание, ждали слова технолога.
   - Да, - задумчиво вымолвил он. - Все причуды металла происходят в момент ковки. Никто из вас, братцы, не подумал о том, в какой момент надо ковать сталь.
   - Мы на глазок всё, - смущенно отозвались кузнецы.
   - Чутье часто обманывает человека. Да и у каждого по-разному оно развито, - пояснил Дмитрий Константинович.
   - Это верно! - согласились кузнецы. - Хоть и сказывают, глаз - алмаз, а и в нем бывает помутнение...
   Чернов не удовлетворился рассмотрением образцов стали. Он испытал их на разрывной машине. Всё было так, как он и предполагал. Тайны не стало, причины разрыва пушек были выяснены. Но тут возникла новая тайна.
   "При какой же температуре нужно ковать металл, чтобы он был прочен?" - озабоченно думал Чернов. И снова долгими часами он наблюдал работу кузнецов. Молодой ученый как бы погружался в таинственный мир, в котором происходили интересные загадочные явления. И вот, наконец, он уловил нечто странное, что происходило со сталью при медленном охлаждении. Это явление повторялось каждый раз, но даже опытные златоустовские сталевары не замечали его. Чернов обнаружил, что при медленном охлаждении постепенно темнеющая масса металла в какой-то критический момент остывания внезапно раскалялась, вспыхивала, а затем снова начинала темнеть и далее уже ровно охлаждалась до конца.
   - Что же это такое происходит? - спросил кузнецов Дмитрий Константинович.
   - Это не всегда бывает. Когда быстро охлаждаем сталь, этого николи не случалось. Может, это совсем пустое дело! Издавна так ведется раскаленный металл быстро опускаем в воду, и вот закалка есть! - пояснил Чернову седобородый кузнец.
   "Нет, здесь не так просто всё происходит, - в раздумье решил исследователь. - Вспышка не возникает сама по себе, без всякой причины. Очевидно, в этот момент происходит какое-то преобразование внутри металла".
   Новая тайна увлекла его. Он неутомимо стал искать разгадку. Кузнецы при нем отковали и по-разному закалили стальные болванки. Одни были откованы, когда уже прошли замеченную технологом критическую точку; другие - до этого момента.
   Дмитрий Константинович подверг их испытаниям, и вновь открылось "оконце в неизвестное". Болванка, которая прошла критическую точку, закалки не приняла, осталась мягкой.
   Технолог много раз повторял свои опыты, и они проходили, как и предыдущие. Значит, это не случайность, выходит, что в этом явлении есть какой-то закон. Опять он стоял перед новой "тайной" и опять не падал духом, а весь уходил в свои кропотливые наблюдения. Ничто не ускользало от внимания настойчивого исследователя.
   При нагреве металла существует еще одна критическая точка, которая соответствует определенной температуре. Эти точки, при которых происходит внутренняя перестройка стали, Чернов назвал критическими точками a и b.
   Взволнованные инженеры спрашивали его:
   - Как же вы смогли заметить почти неуловимые признаки?
   - При известном навыке их легко обнаруживает глаз, - ответил он. Это различие можно сравнить с различием во внешнем виде белого мрамора и гипса. Когда вы бываете в музее, вы легко отличите мраморные статуи от гипсовых. И те и другие белого цвета, но мраморные статуи имеют как будто блестящий, маслянистый вид, тогда как у гипсовых статуй вид матовый, тусклый. Точно так же и стальная болванка. Выше точки b она имеет накаленную красную, как бы маслянистую, блестящую мраморовидную поверхность. Когда же она охладится ниже точки b, она сохраняет тот же красный цвет, но поверхность ее тускнеет, утрачивает блеск и становится матовой, напоминающей гипс.
   ...Причины разрыва пушек были не только раскрыты, но и устранены. Мало того, Дмитрий Константинович научился исправлять бракованные стали, подвергая их дополнительной тепловой обработке.
   Обухов крепко пожал руку молодому инженеру:
   - Вы сделали большое научное открытие. Я чувствую, что вы еще только в начале пути и вам суждено многое сделать. А я уже старик... Меня измучили... - Голос его звучал печально. Он прикрыл на секунду ладонью глаза, испытывая слабость, а потом безнадежно махнул рукой: - Ну, да мое дело кончено!
   - Не говорите так, Павел Матвеевич! - с жаром сказал Чернов. - Вы сделали для России большое дело, и опускать руки нельзя!
   - Э-эх! - горестно вздохнул Обухов.
   Было известно, что у него большие нелады с администрацией завода. С тех пор как завод перешел в Морское ведомство, вновь назначенный директор стал притеснять Обухова. Чтобы забыться, Павел Матвеевич всё чаще и чаще прикладывался к чарке. Оскорбленный, обиженный, он, наконец, отстранился от дел и уехал из Петербурга. А в 1869 году в столицу пришла весть, что Обухов скончался...
   К ЧЕМУ ПРИВЕЛО ЧЕРНОВА ИЗУЧЕНИЕ ТРУДОВ АНОСОВА
   Научное открытие Чернова о превращениях стали при накаливании дало возможность проникнуть во многие тайны металлургии и в том числе окончательно выяснить тайну булата. Дмитрий Константинович повторил последние опыты Аносова, изготовил булатную сталь и отковал из нее два клинка. После протравки на металле заструился приятный волнистый узор. Откуда появился он? Исследователь на опыте показал, что узор булата не что иное, как рисунок крупнозернистой структуры чистой углеродистой стали. Ясность и рельефность его получаются в результате травления клинка. Перед мысленным взором Чернова предстала работа оружейного мастера. Вот он берет накаленный стальной клинок и, постепенно замедляя охлаждение, творит чудо. Сталь становится крупнозернистой. Продолжая ковку при температуре ниже точки b, он изменяет форму кристаллов, вытягивая их. При искусной работе мастера металл не теряет своей крупнозернистой структуры.
   Каждый день упорного вдохновенного труда приносил новые открытия, но работа в угарных цехах, постоянное разглядывание раскаленных, ослепительных образцов стали расстроили зрение исследователя. Нависла страшная угроза потерять зрение, но Дмитрий Константинович продолжал исследования.
   В 1880 году летом Чернов поехал в Златоуст - на родину русского булата. Много лет прошло с тех пор как отсюда уехал Аносов, многое изменилось, но живы и неприкосновенны остались старые добрые традиции. Среди литейщиков работали еще сподвижники Павла Петровича. И как билось сердце Дмитрия Константиновича, когда он слушал душевные рассказы Швецова-младшего об Аносове!
   Павел Швецов, широкоплечий, с густой окладистой бородой, был кряжист, крепок и вдумчив. Он с любовью рассказывал об Аносове:
   - Павел Петрович был особый человек, его верный глаз примечал всё, а уши слышали самое тайное в металле. Стоит вот тут и смотрит, как металл накаливается в горне. По еле уловимому, только что рожденному цвету он уже понимал, в каком положении сталь. Всё слышал, что шепчет металл. Правда, и батюшка мой Микола Миколаевич большой мастак был, ну, прямо-таки, колдун по стали, а только всё колдовство его ничто было перед силой Аносова. Тот всё учтет. Нагреет до мясно-красного цвета, а потом моргнет глазом, - мол, живей к молоту, и пока перекидываешь накаленную болванку, она уже вишнево-красного цвета, - доспела под удар!
   В Златоусте Чернов проследил весь процесс изготовления булата. Долго и взволнованно наблюдая за остыванием булата, он, в конце концов, уловил момент, который подсказал новое. Дмитрий Константинович сделал свои выводы: "Остывание должно происходить как можно спокойнее и медленнее... Тогда сталь находится при условиях, весьма благоприятствующих ее кристаллизации, так что образуются довольно сильные оси древовидных кристаллов и довольно большие группы параллельных осей; группы эти потом срастаются".
   Что же такое остывание металла?
   Чернов первый дал верный и точный ответ: сталь (и вообще металлы) имеет кристаллическое строение, и процесс затвердевания металла есть не что иное, как процесс кристаллизации.
   Это подсказывали ему опыты с проведением кристаллизации различных солей. Вот и сейчас он еще раз убедился в этом, изучая условия затвердевания, при которых в сплаве происходят химические изменения. Именно в это мгновение прекращается падение температуры, и она остается постоянной до тех пор, пока не завершится перестройка сплава, после чего остывание продолжается.
   Он хорошо помнил свой первый опыт с охлаждением раствора поваренной соли, который помог ему наглядно показать значение критических точек.
   В маленькой тесной лаборатории на Обуховском заводе перед ним стоял десятипроцентный раствор соли. Дмитрий Константинович наблюдал постепенное равномерное падение температуры до -8°. Дойдя до этой точки, падение температуры вдруг прекратилось, и некоторое время она держалась на одном уровне. Что же происходило в растворе? В нем в эти минуты замерзла часть воды, отчего насыщенность раствора повысилась. Когда это произошло, температура вновь стала равномерно падать, и так продолжалось до -22°. При этой температуре весь оставшийся раствор застыл, и дальнейшее охлаждение раствора уже никаких новых критических точек и остановок в падении температуры не принесло.
   Проведенные многократно опыты с соляными растворами различной насыщенности подтвердили это правило.
   Тогда же Чернов перенес изучение на металл и установил, что подобное перемещение критических точек происходит и в стали.
   Много раздумий и наблюдений осталось позади. Теперь он знал, что перемещение критических точек в металле тесно связано с процентным содержанием углерода, и записал:
   "Сталь, до сих пор употребляемая в промышленности и в искусствах, по преимуществу есть соединение железа и углерода. Чем чище это соединение в данном куске стали, тем лучше, тем выше ее качество. Самая лучшая сталь, какую когда-либо, где-либо делали, есть, без сомнения, булат...
   Особенности булата, а именно узоры на нем, сбивали многих с толку; все хотели искать эти высокие качества булата в каких-то особенных примесях, делали весьма тщательный анализ и не находили, к удивлению, никакого заметного элемента, присутствие которого могло бы объяснить эти узоры. Так как узоры в булате тесно связаны с качеством самой стали, то нападали на мысль найти такое вещество, которое, будучи сплавлено со сталью, давало бы узоры; сплавляли стали с разными металлами: с платиной, с серебром и т. д. - и, действительно, получали узоры, но, во-первых, они далеко не имели ни той правильности, ни той красоты, и, во-вторых, и самое главное, полученная сталь всегда уступала в качестве булату.
   Особенность узоров булата заключается еще и в том, что если вы нагреете кусок хорошего булата с ясно развитыми узорами до светло-красного каления, то после охлаждения уже не получите на нем узоров, как бы долго вы ни травили его поверхность; узоры же, получаемые от сплавления с другими металлами, не исчезают, как бы ни нагревали такой сплав. Если же булатный кусок с исчезнувшими узорами вновь переплавить, то при известных условиях остывания полученного слитка узор появляется опять, хотя и несколько измененного рисунка; таким образом можно вызывать и уничтожать узоры несколько раз.
   Исследования Аносова показали ясно, что загадка разрешается чистотой стали, и ему, как известно, удалось приготовить самые высокие сорта восточного булата".
   Поездка в Златоуст и глубокое изучение булата позволили Чернову с уверенностью ответить на самый наболевший вопрос о качестве булата. В своей статье о булатной стали, опубликованной в 1899 году, он утверждал:
   "Состав и качество булата весьма много зависят от качества положенного в тигель графита; если графит не чист, не промыт, то сталь выходит гораздо хуже. Аносов доказал, что булат есть высший сорт стали и по своему составу приближается к соединению железа лишь с углеродом; распадание же стали на два различных соединения при кристаллизации играет очень важную роль при назначении такой стали на клинки; при закалке более твердое вещество сильно закаливается, а другое вещество остается слабо закаленным; но так как оба вещества в тонких слоях и фибрах тесно перевиты одно с другим, то получается материал, обладающий одновременно и большой твердостью, и большой вязкостью. Таким образом, оказывается, что булат несравненно выше лучших сортов стали, приготовленной иными способами; высокие качества ее доказаны вековым опытом и вызвали целый ряд подражаний искусственным воспроизведением узоров на изделиях..."