Федотова Юлия. Наемники Судьбы

   Эльф с тоской вспоминал рощи величественных коэлнов в родном лесу, нежный шелест их листьев, бархатистую теплоту янтарной коры… У здешних деревьев стволы были мокрыми, скользкими и холодными, пестрели пятнами рыжей и бурой плесени, белесых поганых грибов. Ветви растопыривались неуклюжими корягами, с них свисали отвратительные эпифиты, похожие на клубки гниющих водорослей. Запах стоял как в сыром погребе – тяжелый, затхлый, прелый.
   Под ногами росли папоротники – единственное растение, которое удавалось опознать. Все остальные представители флоры глухого Чернолесья были незнакомы даже Хельги. Аолен поглядывал на сприггана с осуждением. Странное создание словно не замечало творящегося вокруг безобразия – непристойной магической издевки над величием природы. Вдохновленный богатством незнакомой растительности, Хельги успел набить свой мешок новыми образцами и начинал подсовывать добычу окружающим, в первую очередь присмиревшему ученику. Путники ползли черепашьим шагом, с трудом преодолевая препятствие за препятствием, а одержимый жаждой познания спригган ухитрялся забегать вперед и уклоняться в сторону.
   Из одной такой вылазки он вернулся взволнованный и побледневший.
   – Сворачиваем! – страшным шепотом возвестил он. – Надо обходить!
   – Чего? – заинтригованно прошептала Ильза.
   – Мандрагору! Целая поляна демоновой мандрагоры! Чуть не наступил! Собрался шагнуть, вдруг вижу: растут! Белые, сверху пучок – брр!.. Гнусные такие!
   – Ох, не доведет тебя до добра любознательность, – по-старушечьи сетовала диса.
   – Наоборот! Не пойди я вперед – мы бы всем коллективом вляпались!
   – Я хочу ее видеть! – заявила Энка. – Всю жизнь мечтала посмотреть на настоящую мандрагору!
   – Я тоже! – подхватила Ильза.
   Она слыхала про мандрагору от старой тетки Берты, известной травницы. Ильзу совсем девчонкой пытались пристроить к ней на обучение. Берта скоро отослала ее назад, травы ученицу не интересовали, хитрая наука в голову не шла. Но кое-что она успела запомнить.
   Например, что, если мандрагору разбудишь, когда выкапываешь из земли, или просто случайно наступишь, растение кричит и стонет таким голосом, от которого если не скончаешься на месте, уж точно лишишься рассудка. Как выглядит магическое растение, зачем из него варят зелье – про то тетка Берта не говорила. На все вопросы отвечала кратко: «Вырастешь – узнаешь»…
   – Ты идешь? – окликнула Ильзу сильфида.
   Но тут в один голос воспротивились эльф, диса и спригган.
   – Нет уж, ты ее с собой не тяни! Хочешь смотреть – иди одна. Это зрелище не для молодых девушек.
   – Энка тоже девушка! – обиделась Ильза.
   – Она не молодая, – отмахнулся Хельги. – И вообще, будь у нее побольше ума, она бы тоже не ходила. Мандрагора растет в дурных местах.
   Как ни странно, Энка вняла голосу разума, и они с величайшей осторожностью обошли зачарованное место стороной.
   – А вдруг эта мандрагора помогла бы мне избавиться от рогов? – забеспокоился принц.
   Энка хихикнула и ответила загадочно:
   – Нет, ты знаешь, мандрагора многим помогла заполучить рога, но еще никого не избавила от них. Уж поверь немолодой девушке!
 
   Спустя некоторое время Хельги принес очередную новость:
   – Там! На папоротнике! Бутон! – он выглядел совершенно ошеломленным.
   Но на спутников его сообщение впечатления не произвело.
   – А тут на кусте – листочки. И что с того? – не без иронии спросила сильфида.
   – То, что папоротники не цветут! Они размножаются спорами.
   – Значит, это магически измененный папоротник, только и всего. Нечему удивляться, – заявила девица, сбрасывая поклажу и усаживаясь на траву.
   – Чего уселась? – не поняла диса. – Пошли! Еще даже принц не устал.
   – То есть как – пошли?! А папоротник?
   – Что – папоротник?
   – Разве мы не собираемся добыть цветок? Надо дождаться полуночи, он распустится, и можно будет рвать.
   – Зачем? – сказал спригган. – Пусть себе растет!
   Сильфида рассердилась:
   – Вот тьма сехальская! Им клады отворяют! Вспомни, на первом курсе учили!
   – Да знаю я про клады! Мне цветок рвать жалко. Такое уникальное явление!
   – Ничего, новый вырастет.
   – Я думала, папоротник цветет только в ночь на летнее солнцестояние, – робко вмешалась в их перепалку Ильза.
   – А он думал, что вообще не цветет. Никому не дано знать все на свете! – С этими словами девица решительно завалилась в мох.
   Тщетно Рагнар взывал к ее совести и напоминал о спасении Мира. Энка была непоколебима: «Мир миром, а клады кладами!»
   Ее активно поддерживал Орвуд. Как известно, гномы очень падкие до кладов создания.
   – А от рогов папоротник не поможет? – спросил Эдуард с надеждой.
   – Кто о чем, а орк о лопате, – махнула рукой диса.
 
   Ночь опустилась черная, сырая, не по-летнему холодная. Но приятелям недолго пришлось сидеть во мраке. Впереди чудесным розовым светом разгорался цветок папоротника. Казалось, крошечный кусочек заходящего солнца запутался в ветвях.
   – Ну пошли? – возбужденно прошептал принц. Он уже устремился навстречу волшебному сиянию, но диса за ногу дернула его назад.
   – Куда?! Жить надоело? Такое дело не для тебя. Давайте жребий тянуть.
   Наверное, Силам Судьбы тоже не чуждо чувство юмора. Идти за цветком выпало Рагнару. Он ворчал и упрямился, но все-таки поступился монаршими привычками и подчинился большинству.
   – Главное – не оглядывайся, что бы ни случилось. – Напутствовала рыцаря Ильза. По части папоротникова цвета она, благодаря все той же тетке Берте, оказалась непревзойденным специалистом.
   – Тебе будет казаться разное: будто мы тебя окликаем, зовем на помощь, чудовища начнут мерещиться, страхи одолевать – не поддавайся! А как сорвешь цветок – смотри до рассвета из рук не выпускай, кто бы ни просил. Нападем, отбирать станем – оружием защищайся, бей всерьез, без жалости. Это не мы – мороки будут.
   Рагнар слушал и про себя усмехался. Он никогда не увлекался сказками старых знахарок. Но даже если бабки не врут – в детстве его обучали основам магии. Не то чтобы он преуспел в этом деле, однако что сможет отогнать простой лесной морок, был уверен.
   Рагнар шел. Без страха, без трепета, без малейшего волнения. Впереди, всего-то шагах в тридцати – сорока, мерцал розовый свет. Позади оставались надежные спутники. Он успел сделать не более пяти шагов, как его окликнула Энка:
   – Эй! Мешок возьми! Папоротник спрятать надо будет.
   И верно! Как он сразу не подумал? Рыцарь остановился, собрался обернуться…
   – Стой! – дружно взвыли наблюдатели. – Не оборачивайся!!!
   – Стой! – услышал рыцарь. – Не оборачивайся!!! Сгинешь!!!
   Громче всех в этом хоре звучал резкий голос сильфиды. Рыцарь вздрогнул. Тоненькой струйкой просочился к сердцу холодок страха. Он так отчетливо слышал про мешок… Неужели началось?
   Больше всего это напоминало кошмарный сон, непостижимым образом переплетенный с явью. Одни и те же знакомые голоса то звали его назад, то настойчиво гнали вперед, молили о помощи и тут же обзывали обидными именами.
   Потом появились обещанные Ильзой чудовища. Коряги оживали, тянули к горлу сухие, когтистые лапы, деревья открывали глаза, скалили зубастые пасти, дышали в лицо гнилью. Воздух густел синим, ядовитым туманом. Что-то обвивало его за ноги, лезло вверх по одежде, драло за волосы. Огромные черные птицы, похожие на ворон, слетелись невесть откуда, били крылами над ухом, орали дурным голосом: «Кра! Кра! Не пройдешь!»
   Морок, это просто морок, – убеждал себя Рагнар. Отступать нельзя, недостойно воина. Вперед!
   Он шел, шел и шел вперед, топча мелкую нежить, срубая мечом тянущиеся к нему руки, щупальца и клешни, отгоняя назойливых крылатых тварей.
   Но и цветок не стоял на месте. Уже не тридцать – триста шагов сделал Рагнар, но никак не мог дотянуться до добычи. Вот сейчас, кажется, ухватишь, глядь – а она уже ускользнула. Сияет, переливается, сейчас, кажется, удастся ухватить…
   И значит, снова нужно шагать, разгонять наседающую мерзость, теряя последние силы.
   Это было так странно, жутко и смешно одновременно. Сначала Рагнар двигался бодро и уверенно. Потом все медленнее и медленнее. На полпути начал диковато задирать ноги, будто переступая преграды, размахивать руками. Затем и вовсе извлек меч, принялся неистово рубить воздух, крушить растительность вокруг. Со стороны было очень похоже, будто несчастный совершенно спятил.
   Сильфида нервно хихикнула.
   – Мороки одолевают! – со страхом прошептала Ильза, тонкими пальцами вцепившись в плечо Хельги.
   А шаги рыцаря становились короче и короче, наконец он просто затоптался на месте на расстоянии вытянутой руки от цветка.
   – Да рви же, рви! – орали ему, срывая глотки, но он только отчаяннее размахивал мечом.
   – Я пойду помогу ему, ладно? – не выдержал эльф.
   – Нельзя! – рявкнула сильфида. – Цветок силу потеряет! Исчезнет!
   – Демон с ним, с цветком, – поддержал эльфа спригган. – Мучается же человек!
   – Не сахарный, не растает. До цветка рукой подать… Рви, ишак моджахедский! Рви!
   И надо же, рыцарь услышал. Прекратил свои дикие пляски, протянул руку, рванул цветок, прижал к груди и опрометью бросился назад.
   Теперь за ним гналась стая огромных, как собаки, пауков. С их жал капала ядовитая слюна, мохнатые лапы скрежетали как железо по стеклу. Коряги и корни кидались под ноги стебли хлестали наотмашь.
   – Отда-а-ай! – выли деревья. – Верни-и-и!
   – Не уйдеш-ш-шь! – шипели эпифиты-змеи.
   А сам цветок вдруг раскалился добела, немилосердно жег руки и тело. И вот наконец спасительный, защитный круг. Вернее, шар, обычно невидимый, но сейчас Рагнар отчетливо различал тонкую, как паутина, жемчужную поверхность. Видел и проем, сделанный специально для него: Хельги спешно стер ногой небольшой отрезок окружности, начертанной на земле. Рыцарь стрелой ворвался внутрь и без чувств рухнул на руки спутников.
   – Да! – потрясенно пробормотала диса. – Вот это его разобрало!
   Рагнар лежал бледный как полотно, на губах пузырилась кровавая пена, спутанные волосы прилипли к мокрому лбу, из груди рвались хрипы, тело била крупная дрожь, помертвевшие пальцы сжимали заветный цветок.
   – Ведем себя как идиоты! – ругалась Меридит. – Занялись серьезным делом, а отвлекаемся на всякую ерунду.
   – Клады – тоже серьезное дело.
   – Не настолько, чтобы из-за них гробиться.
   – Кто же знал, что он такой нежный? На вид здоровый, как тролль. Разве подумаешь, что его смогут одолеть простые лесные мороки?
   – Надо было иметь это в виду. Лес здесь непростой, и мороки соответственно тоже.
   – Хватит скандалить! – Хельги надоела их ругань. – Теперь это уже не имеет значения. Только Аолену мешаете.
   Эльф старался привести рыцаря в чувство, но пока не слишком в этом преуспел. Рагнар то открывал глаза и смотрел более или менее осмысленно, то снова попадал под власть враждебных чар: стонал, метался, искал меч. Лишь на рассвете мороки отступили – и он окончательно пришел в себя. Стоит ли говорить, что бодрым и выспавшимся наутро себя не чувствовал никто.
   – Хельги, счастье мое, – простонала Меридит, потирая виски, – в другой раз, если отыщешь что-нибудь столь же эксклюзивное, сделай милость, молчи! Не рассказывай никому.
   – Но вдруг он найдет средство от рогов? – заволновался принц.
   Ближе к полудню Рагнар, замороченный настолько, что с трудом отличал колдовство от яви, решился показать спутникам цветок.
   Хельги долго изучал добычу, а потом разочарованно заявил:
   – И никакой это не цветок. Я же говорил – папоротники не цветут.
   – Как – не цветок?! – выдохнул Рагнар. Явь опять расплылась перед глазами.
   – Конечно, не цветок. Смотри: ни пестика, ни тычинок, ни завязи. Просто видоизмененный побег.
   Увидев перекошенное и побелевшее лицо рыцаря, Меридит поспешила вмешаться:
   – Клады этим отворять можно?
   – Конечно, можно. Магией так и разит, – подтвердил Хельги.
   – Тогда какая разница, цветок это или нет?
   Рагнар шумно перевел дух. В самом деле, какая разница? Главное, чтобы клады отворял. Хотя, с другой стороны, зачем ему, наследнику престола богатейшего Подгорного королевства, отворять клады?
 
   А на следующее утро рыцаря ждал жестокий удар. Первое, что он увидел, проснувшись, был очень довольный Хельги. Спригган держал нож и этим ножом аккуратно разрезал на продольные части… цветок папоротника! Вернее, не цветок.
   Рыцарь горестно взвыл. Руки сами метнулись к груди, там, завернутая в тряпицу, хранилась драгоценная добыча, потом и кровью доставшаяся.
   Но нет. Его цветок был на месте.
   От крика проснулись остальные.
   – Сдурел?! – взвизгнула Энка. – Не смей!
   Хельги взглянул надменно:
   – И незачем вопить. Это не ваш псевдоцветок, а мой личный. Что хочу, то и делаю. От науки пользы больше, чем от кладов.
   Рыцарь тряс головой. Ему казалось, будто он вновь во власти злых чар.
   Голос Меридит звучал вкрадчиво:
   – Хельги, счастье мое, а откуда у тебя этот, как ты сказал «псевдоцветочек»?
   – Ночью сорвал. Долго не мог заснуть, смотрю – светится. Подальше, чем первый, но все равно заметно. Я подумал: наверное, это здесь распространенное явление и большого вреда не будет, если я возьму. Пошел и взял.
   – Вот так просто пошел и взял?! – хрипло каркнул рыцарь.
   Диса взорвалась яростью:
   – И ты! Осел неумный! Гоблин спятивший! Пошел на такое дело, никого не предупредив! Тебя прибить мало!
   – А кто вчера просил молчать, если что-нибудь найду? – возмутился Хельги.
   – Урод, – развела руками девица, – псих ненормальный, натуралист спятивший. Больше сказать нечего.
   – Да чего я сделал-то?! Шел осторожно. Думал, если мороки нападут, вернусь обратно, пятясь задом. Не напали же… почти.
   В какую-то секунду Рагнар признался сам себе: больше всего ему сейчас хочется расплакаться. Но он героическим усилием воли отогнал недостойные мысли.
 
   Настал день, когда Ильза объявила:
   – А у нас продукты кончаются!
   – Не может быть! – неприятно поразился Хельги. – Мы такую прорву запасли!
   Сам он в походных условиях мог есть не чаще раза в два-три дня. Девицы и эльф тоже питались скромно, Ильза клевала как птичка, зато оба принца и гном отличались завидной прожорливостью.
   – Надо было с самого начала установить норму на каждого и выдавать в строгом соответствии! – сердился Хельги. Он точно знал: сперва речь заходит о еде, следом – об охоте.
   – У всех потребности разные, – не согласилась Меридит. – Люди всегда едят больше, у них такой обмен веществ.
   – Это не обмен веществ, а дурная привычка. Фьординги при необходимости по неделе не жрут, а они тоже люди.
   – Это как посмотреть! – пробурчала Ильза тихо, но с интонацией Энки.
   – Мы не о моральных качествах фьордингов речь ведем, а об их биологической природе. Может, они и не являются эталоном нравственности, но аппетиты свои сдерживать умеют. Не то что некоторые.
   «Некоторые» пристыженно молчали.
   – Пойду грибы поищу, – вздохнула Ильза.
   Грибы она нашла быстро, их было так много, что росли они правильными кольцами: розовые, гладкие, с углублением в центре шляпки.
   – Съедобные, – определил Хельги, – говорушки. Если они не зачарованные, то можно собирать.
   Аолен проверил грибы на наличие злых чар и подтвердил пригодность к употреблению.
   – Только рвите их осторожно, внутрь колец ступать нельзя, – предупредил он.
   – Почему? – заинтересовалась Ильза.
   – Примета такая! – встряла Энка. – Иначе, когда у тебя родится ребенок, его выкрадут, а тебе оставят подменыша. Кого-нибудь вроде Хельги.
   – Такого хорошенького! – всплеснула руками девушка. – Ой, вот здорово будет!
   Хельги смутился.
   – В детстве я не был хорошеньким… то есть я и сейчас не хорошенький, а в детстве был и вовсе кошмарным. А уж ел непрерывно, как мельница! Хуже Рагнара! – Для Хельги в этот момент главным критерием безобразия была прожорливость. – К тому же спригганы к грибам отношения не имеют. Тебе подсунут феенка.
   – Кого? – переспросила Меридит.
   – Феенка. Ну детеныша феи.
   – Нет такого слова.
   – Есть. Тролль – тролленок, – он взглянул на принца, – олень – олененок. А фея – феенок.
   – Орк – оренок! – подхватила Энка.
   – Орченок, – поправил Хельги.
   – А спригган? – коварно поинтересовалась диса.
   – Спригган… и маленький спригган.
   – Может, спригганенок?
   – Нет, так не говорят.
   – «Феенок» – тоже не говорят! – победно закончила Меридит. – Говорят «маленькая феечка».
   Хельги пришлось признать лингвистическое поражение, а Энка продолжала развлекаться:
   – Диса – дисенок, эльф – эльфенок, гном – гноменок, Ильза – ильзенок…
   На грибах путники продержались еще три дня. Как ни ругался Хельги, как ни доказывал, что и дичи в лесу нет, а если есть, то зачарованная и несъедобная, только зря загубим, и потеряемся, и заблудимся, и, может, встретится река с рыбой, – напрасно. На четвертый день грибной диеты собрались принцы, гном и эльф на охоту.
   Хельги сидел мрачный, но следом не пошел.
   – Аолен догадается, – пояснил он.
   – Ну и пусть. Интересно же! – возразила Энка.
   Сначала дело не шло. Дичи действительно не было в помине. Несколько часов охотники впустую бродили по лесу – измучились, исцарапались, еще больше проголодались. Они совсем отчаялись, хотели бросить затею, как вдруг…
   Деревья расступились, открылась широкая поляна. В центре лежало маленькое озерцо. А на берегу стоял олень. Великолепное животное, гордое, изящное, а уж рога – куда там Эдуардовым! Олень любовался своим отражением в темной воде, а вокруг восхищенно пели птицы – откуда только взялись? – и шелестели деревья…
   – Жаркое! – сдавленно прошептал Рагнар.
   Охотники прицелились… и в эту минуту ужас охватил Эдуарда. Он вспомнил, как сам стоял вот так же, любуясь своей животной красотой. Неужели красота эта превратится в кусок сырого мяса, погибнет ради того, чтобы отвратительные двуногие твари могли набить свои ненасытные утробы?
   – Не-эт! – заверещал принц.
   Эльф опустил лук. Олень шарахнулся в сторону, взлетел в фантастическом прыжке… Взлетел-то олень. А приземлилось с Рагнаровой стрелой в ноге и повалилось в траву совсем другое существо, абсолютно на оленя не похожее: темноволосый молодой дядька в зеленом балахоне и драгоценностях!
   – «Жаркое»! – послышалось из кустов ехидное хихиканье сприггана.
   Бывший олень взревел басом:
   – Да как вы посмели, презренное отродье! Знаете ли вы, на кого подняли руку?! Я сын лесного царя, принц Мэрдок! Вы дорого заплатите за каждую каплю моей крови!
   – Подумаешь, принц! – вылезла из кустов Энка. – У нас самих целых два принца.
   Следом объявилась Меридит:
   – Да. Один принц стреляет в другого принца, третий принц мешает первому принцу убить второго принца. Вот это я называю гармонией.
   – Ты сама-то поняла, что сказала? – удивилась сильфида.
   Диса хотела ответить ядовито, но тут из лесу высыпал целый отряд лучников, тоже в зеленых балахонах, но без драгоценностей.
   – Взять их! – приказал лесной принц.
   Сопротивляться не было смысла. Даже если удастся отразить атаку, что дальше? Куда бежать, где скрыться в бескрайнем лесу, полном чужой магии?
   Их вязали жестко и неумело. Лесным жителям редко приходилось брать пленных, зато часто – спутывать дичь для дальнейшей транспортировки на шестах. Именно так они, похоже, собрались поступить и с пленниками. Первым их намерения угадал Хельги.
   – Послушайте, почтенные, – деликатно обратился он, – мы ведь не кабаньи туши, можем и своими ногами идти. Неужели вам хочется тащить нас на себе?
   Его сильно стукнули по лицу, расквасили нос и губу, но ноги пленникам развязали и пинками погнали вперед. К концу путешествия, длившегося около двух часов, разбитую физиономию мог продемонстрировать не только Хельги – очень трудно ходить по дремучему лесу со стянутыми за спиной локтями. Грубые волокнистые веревки жестоко врезались в тело, на нежной коже Ильзы и Эдуарда скоро появились кровавые рубцы. Но оба терпеливо сносили боль. Ильза – чтобы быть похожей на Меридит и Энку, а Эдуард…
   Мысли Эдуарда были заняты совсем другим. Ведь это он спас лесного принца! Он, и никто другой. Когда лесной король разберется, что к чему, возможно, он захочет избавить сыновьего спасителя от рогов? В знак благодарности.
   А вот лесной принц боли не терпел. Рана его была пустяковой. Стрела попала в ногу по касательной, ее даже вытаскивать не пришлось, сама выпала. Всякий уважающий себя воин перевязал бы царапину тряпочкой и забыл о ее наличии, – не таков был принц Мэрдок! С умирающим видом возлежал он на носилках, наскоро сооруженных из веток, охал, стонал, скулил, сыпал угрозами и проклятиями. Аолен предложил было ему свои лекарские услуги, но получил в свою очередь по физиономии и утратил всякое желание помогать страждущему.
 
   Королевский чертог оказался оборудованным внутри покрытого лесом холма. Это была огромная рукотворная пещера с многочисленными ответвлениями – коридорами. В отличие от Кобольдовых Ям, здешние подземные интерьеры поражали красотой и изяществом. Подданные лесного царя в совершенстве овладели искусством резьбы по дереву: даже стены были сплошь украшены дубовыми панелями с дивным растительным орнаментом такой тонкой работы, что в самом крошечном цветке были различимы тычинки, а в самом тоненьком листике – прожилки и червоточинки. Полы тоже были деревянными, паркетными, но не с традиционным геометрическим, а с необычным извилистым рисунком, напоминающим переплетение водорослей. Каждая паркетная плитка имела свою уникальную форму, при этом стыковалась с соседней без малейшего зазора.
   Хельги поднял голову, взглянул вверх. Потолок тоже был деревянным, без щелей и швов. Спригган тихо зашипел. Он почувствовал себя запертым внутри гигантского сундука. Без всякой надежды на спасение.
   Вопреки ожиданиям к королю пленников не повели. Вместо этого их затолкали в небольшую камеру, кстати тоже сплошь деревянную, и принялись основательно избивать. Без скидок на половую, этническую принадлежность и степень виновности. Принц Мэрдок вдруг позабыл о своих страданиях и принимал самое деятельное участие в экзекуции. От него особенно доставалось Хельги и Аолену, он избивал их с выражением садистского восторга на красивом лице.
   – От этого Эдуарда всегда один вред! – прорычала диса в бессильной ярости: ее любимого напарника били ногами по ребрам. – Помешал пристрелить такую сволочь!
   – Я не знал! – виновато пискнул принц. – Он казался таким красивым!
   – Не все то золото, что блестит! – важно и очень спокойно заявила Энка.
   Лесной принц обернулся и ударил ее по скуле. Разбил костяшки пальцев, на чем его личное участие в избиении закончилось, и он перешел на роль зрителя: чуть прихрамывая, прыгал вокруг и воодушевлял палачей.
   – Это я стрелял, я! – рычал Рагнар, отплевываясь кровью. – Меня бейте! Они ни при чем!
   Палачи и ухом не вели. Судя по всему, в лесном королевстве был в ходу принцип коллективной ответственности.
   Неизвестно, когда, как и чем закончилось бы избиение, – пленникам уже начинало казаться, что их вознамерились забить до смерти. Но вдруг низкий, красивый и сильный голос прокатился под деревянными сводами:
   – Что здесь происходит?
   Лесной царь выглядел странно. Его уродливое, горбатое, скрюченное тело, безобразие которого не могла скрыть драгоценная мантия, являло жуткий контраст величественному, благородному и прекрасному лицу, обрамленному длинными прядями серебристо-белых волос. Корона в виде широкого золотого обруча венчала царственное чело.
   – Оберон! – выдохнул эльф, уже теряя сознание.
   – Отец! – вскричал принц, застигнутый врасплох появлением родителя. – Эти твари… Они посмели охотиться в наших владениях! Они ранили меня! Вот смотрите!
   Лик царя остался бесстрастным и непроницаемым, лишь губы едва заметно скривились.
   – Я вижу одну рану. Ты избиваешь восьмерых.
   – Они все стреляли в меня, но промахнулись.
   Хельги усмехнулся презрительно и злобно.
   – Стреляли в оленя. С двадцати шагов. Назови любую цель, и если хоть один из нас, – он кивнул на эльфа и девиц, – промажет с такого расстояния…
   Царь прервал его жестом:
   – Вы охотились в наших владениях?
   – Охотились, – согласился спригган, – извини, таблички с запретом не висело.
   – Ты о чем? – не понял Оберон.
   – О табличке с надписью «Частные владения царя Оберона. Охота запрещена». Или вы неграмотные?
   Рагнар предостерегающе кашлянул. По его мнению, с монаршей особой не стоило разговаривать в подобном тоне. Но сломанные ребра не располагали Хельги к дипломатии.
   – Вы вроде кобольдов, – продолжал он, – те тоже считают горы своими собственными, и тоже ни вывесок, ни пограничных столбов. Попробуй догадайся, чьи тут владения. Хотя кобольдам простительно – дикий народ, что с них взять? Но чтобы лесные эльфы вели себя как безмозглые кобольды – это ни в какие ворота…
   Тут его с двух сторон лягнули девицы, и он замолчал.
   Глаза лесного принца налились дурной кровью, губы побелели, кулаки сжались. С воплем ярости ринулся он на Хельги. Оберону, чтобы остановить сына, хватило даже не жеста – движения бровей. Шипя и брызгая слюной, тот отступил.