Страница:
– А ты смелый, – спокойно произнес лесной владыка, задумчиво глядя на сприггана. Непонятно – было это осуждение или похвала. – Поднять его! И развязать! Всех.
Несмотря на резкую боль, Хельги расторопно встал сам. Очень хотелось растереть затекшие, посиневшие руки. Вместо этого он спрятал их в карманы, привалился к стене (вроде бы из пренебрежения, а на самом деле чтобы не упасть) и в упор уставился на Оберона. С таким выражением лица люди обычно разглядывают что-нибудь занятное, но не слишком приятное. Паука, например. Или урода на ярмарке. В довершение он еще и сплюнул. Эффектно, по-кансалонски, сквозь зубы. Сгусток крови шлепнулся на красивый паркет. Девицы тихо вздохнули: Хельги слетел с тормозов. Такое с ним случалось редко, но уж если случалось…
Но чем нахальнее и развязнее вел себя спригган, тем теплее становился взгляд лесного правителя.
– Похож… – тихо проговорил Оберон. – Очень похож… Но все же… Скажи, – обратился он к пленнику с совершенно неожиданным вопросом, – тебе не приходилось видеть такую вещь: плоский прямоугольный медальон с загадочными символами?..
– Этот, что ли? – Хельги извлек медальон.
Взор Оберона затуманился.
– Значит, свершилось. Сбылось Пророчество, Мир стал на путь гибели…
Меридит и Энка скривились: опять пророчество!
– Вот каким ты стал, подменный сын ярла!
– Мы что, знакомы? – удивленно осведомился спригган.
– И не только. Должен признаться, именно тебе я и мой сын обязаны жизнью.
Стоило взглянуть в этот миг на царевича Мэрдока. Пожалуй, это был самый сильный из тех немногих ударов судьбы, что ему пришлось испытать. Если бы кто-то стал судить о внешности эльфов по перекошенной физиономии Его Высочества, наверняка счел бы их на редкость непривлекательным народом.
– Ведь это я дал тебе медальон, – пояснил Оберон, видя замешательство сприггана.
– Тогда ты выглядел иначе, – старательно изображая равнодушие, заметил Хельги. – Если это был ты. Помнится медальон мне дал человек.
Оберон кивнул.
– То время, когда мы встретились, было очень непростым для меня. Почти лишенный магических сил, я был вынужден скрывать свой истинный облик под человеческой личиной. А сына моего пришлось превратить в южного зверя. Тогда он был совсем ребенком…
Хельги так и сел где стоял. Сполз по стене.
– Ты хочешь сказать, – не смог он скрыть потрясения, – что чудесный зверек на самом деле был… была вот эта ско…
Меридит лягнула его так, что он вскрикнул.
Хельги чувствовал себя жестоко обманутым. Разочарование оказалось таким, что хоть плачь от жалости к самому себе тех лет. Спасение замечательной зверушки было для Хельги едва ли не единственным светлым воспоминанием детства. Теперь и этого не осталось.
От расстройства Хельги перестал сопротивляться боли, позволил себе надолго потерять сознание. Лишь тогда Оберон наконец-то вспомнил, что состояние здоровья его гостей не располагает к длительным беседам, и принял соответствующие меры. Очнулся спригган уже с целыми ребрами. Остальные тоже были вполне здоровы. Подданные лесного правителя владели целительной магией куда профессиональнее Аолена. Очень кстати, так как именно ему потребовалась самая серьезная помощь. Мэрдоковы прихлебатели потрудились над соплеменником особенно усердно: переломали руки, ребра и отбили что-то внутри. Теперь он сидел и скорбно размышлял: что же должно было приключиться с эльфами, чтобы те стали вести себя хуже самых низких из людей?
Ясность в этот вопрос внес Оберон, когда во время пышного обеда в честь дорогих гостей поведал краткую историю своего государства.
Царевич Мэрдок, как и большая часть подданных лесного царя, не был чистокровным эльфом. Клан Оберона пришел в здешние края одновременно с агрессивным народом Северного Чернолесья, именующим себя ванахальбами. Как ни странно, благородные эльфы и вздорные, свирепые ванахальбы отлично поладили, скрепили союз браками и провозгласили мага Оберона своим царем. С тех пор ему приходится тратить немало сил на то, чтобы держать в узде дурной нрав ванахальбов, унаследованный народившимся потомством. Но удается это не всегда, к великому его сожалению.
– Мы заметили! – скептически фыркнул Хельги, упорно пребывавший в самом дурном расположении духа.
Сразу после обеда, наплевав на правила хорошего тона, дорогие гости собрались уходить. Задерживаться в лесном государстве дольше не хотелось никому. Каждый невольно задавался вопросом: так ли благополучно кончилось бы дело, не признай Оберон в сприггане своего спасителя? Да и злобные, косые взгляды Мэрдока делали их пребывание во дворце не слишком уютным. Даже избавленный от рогов Эдуард не испытывал к хозяевам особой благодарности.
Перед самым уходом Аолен попытался выспросить у Оберона, что тому известно о несчастье, постигшем Мир, и о свалившейся на них спасительной миссии. Но великий мудрец лишь головой покачал и грустно объяснил: на устах его печать молчания. Нарушение обета грозит еще большей бедой, а полученные сведения никак не облегчат их задачу.
– Доверьтесь Силам Судьбы, что избрали вас для спасения Мира, а знания придут в свое время! – Зачем нужен медальон – и того не сказал!
– Ох, не люблю я все эти дела! – шипел Хельги, когда честная компания уже двинулась в путь. – Все кругом такие мудрые, такие вещие, и все-то им известно на сто лет вперед, а Мир спасать должны именно мы. Да еще приходится тыкаться носом в разную дрянь, как слепым котятам. Спрашивается, ну какого демона Силы Судьбы занесли нас к Оберону? Что мы там забыли?
– Как – что? – наивно удивился Эдуард. – А рога?! Рога-то мои?
Очень скоро лесное царство с его полянами, расчищенными тропами и прореженными деревьями осталось позади, вновь сомкнулись стены глухого, сырого, корявого и враждебного Чернолесья. Близилась осень, но ни один лист не вменил еще своей мрачной, иссиня-зеленой окраски на что-нибудь более веселенькое. Лишь ночи становились холоднее, густела утренняя сизая дымка, обильнее ложилась роса.
– Быстрее, быстрее идти надо! – торопила Энка. – Иначе до зимы из лесу не выберемся! Хуже нет оказаться в Атаханской степи зимой.
Рагнар с сомнением взглянул на девицу:
– Почему ты думаешь, что мы выйдем именно в степь?
И рыцарь, и гном, не говоря уж о человеческих отроках давно утратили ориентацию в пространстве и слепо следовали за своими спутниками, продвигающимися вперед с удивительной уверенностью.
– А куда же еще мы можем выйти, если начали путь в Центахе и идем строго на запад? Центах лежит примерно на широте Трегерата или чуть южнее.
Но тут выяснилось, что, кроме четверых бывших студентов, понятие «широта» никому не знакомо.
– Широта – это… – собрался объяснить Хельги, но быстро сообразил, сколько терминов придется истолковывать дополнительно, и решил упростить задачу: – Короче, если из Центаха идти точно на запад, попадешь в окрестности Трегерата.
– А если на юг? – спросил Рагнар. – Зачем обязательно на запад?
– На юг – это будет долгота.
– А на север?
– Тоже долгота.
– А на восток?
– Широта.
– А если на юго-восток? – коварно поинтересовался рыцарь.
– Тьфу! – потерял терпение спригган. – Ты, Рагнар, совсем неуч неграмотный, хоть и принц!
– Конечно! – охотно согласился тот. – Я рыцарь, а не писарь. Мне грамота ни к чему!
Хельги вытаращил глаза. Он-то употребил слово «неграмотный» вовсе не буквально! Сприггану живо вспомнилось замечание загадочного Да Винчи: «Поразительно, как уживаются в вашем мире глубокие научные познания избранных и несоразмерно дремучее невежество большинства».
Вращаясь в научных кругах, Хельги, оказывается, утратил представление о степени этой дремучести.
– Слушай, а как же ты будешь подписывать бумаги, когда станешь королем? – полюбопытствовала практичная диса.
– Простая благородная галочка – вот подпись рыцаря!
Хельги грозно воззрился на своего ученика:
– А ты? Тоже неграмотный?
Эдуард задрал нос:
– Ольдон – колыбель просвещения! В нашем королевстве даже чернь обязана посещать начальную школу! Я владею искусством чтения, письма, знаю четыре действия и таблицу умножения до девятью девять – восемьдесят один и уже начал изучать магические символы.
– Профессор! Сущий профессор! – восхитилась Меридит. – Особенно по сравнению с некоторыми.
К «некоторым» кроме Рагнара относилась и Ильза.
А гнома занимала другая проблема:
– Не пойму, как вам удается ориентироваться в этих демоновых зарослях!
Действительно – как? Ни девицы, ни спригган, ни эльф никогда не задавались подобным вопросом. Никто ведь не думает, каким образом он видит, слышит или осязает, это получается само собой. Выросший среди людей Хельги знал, что у фьордингов есть десятки примет, позволяющих ориентироваться в море даже глухой ночью, но на самом деле никогда не понимал, зачем они нужны.
Для всех четверых понятие «заблудиться» было почти абстракцией, применимой разве что глубоко под землей – там чувство направления иной раз отказывало.
От ответа на каверзный вопрос их избавил сам Орвуд. Гном задумался: а как же он сам ориентируется под землей, в бесконечных шахтах, штольнях, штреках, ортах и прочих горных выработках?..
– Что ты знаешь об этом Обероне? – обратилась Меридит к эльфу. – Ему можно доверять?..
С тех пор как они покинули лесное царство, прошло десять дней. По словам правителя, до западной границы Чернолесья оставалось не более двух недель пути. Лес должен был бы уже начать редеть, вместо этого он превратился в совершенно непролазную чащу. Местами деревья росли так тесно, что крупный Рагнар едва протискивался между ними. Хельги не переставал удивляться, как огромные растения ухитряются не передушить друг друга на таком крошечном жизненном пространстве?
За сплетением крон не было видно неба – не угадаешь, какая там, снаружи, погода. Ни один солнечный луч не мог пробиться под полог Чернолесья. Вечный сумрак, сырость и затхлость царили тут. Травы, папоротники, даже грибы исчезли. Остались магические пакости, коим и названия нет. И все, как на подбор, ядовитые, враждебные, агрессивные. Попадались, например, зубастые дупла. Сунешь в такое палку – хрум! – пополам. А желтовато-белые, студенистые образования величиной с голову – Энка нарекла их «живые сопли» – следовало обходить за пять шагов, иначе они плевали едкой жижей. Действие ее испытали на себе Орвуд и Меридит. Ожоги были будто от драконьего серебра, даже похуже.
Энка наступила на схоронившийся во мху, вернее, в плесени – корень, он тут же обвился вокруг ее ноги, впился в икру. Сильфида моментально перерубила его мечом, выдернула, отшвырнула. На ноге осталась почти некровоточащая дыра в полпальца глубиной, очень болезненная, – идти мешала ужасно. Но о том, чтобы на ком-то поехать, и речи не шло: не протиснешься между деревьями. Да и не смог бы теперь никто ее везти. Проклятая чащоба высасывала силы как ночной упырь. Принц и Ильза постепенно впали в полубессознательное состояние, их приходилось вести, точнее, волочь за руки. Начинали сдавать Аолен и Орвуд.
Потом Рагнар чем-то отравился, его рвало и несло. Рыцарь клятвенно заверял, что в рот не брал ничего постороннего. Стали искать причину и скоро нашли. Рагнар единственный употреблял вино из припасов, которыми их снабдили у Оберона. Эльф изучил напиток и обнаружил яд. Все остальные продукты были безвредными.
– Не иначе прощальный привет от Мэрдока, – решил Хельги.
«Привет» оказался таким эффективным, что практичная Меридит посоветовала:
– Рагнар, ты бы снял штаны совсем. Не ровен час – не успеешь! Запасных-то нет. Завернись в плащ…
– Нечего издеваться над чужой бедой! – рявкнул тот, чувствуя себя при последнем издыхании.
Меридит удивленно моргнула: она давала совет без всякой задней мысли. И зря Рагнар ее не послушался. Злополучные штаны пришлось при помощи палок закатать и упаковать в узел до лучших времен, а именно – до встречи с водоемом. А сам рыцарь шел, обернувшись плащом на манер длинной юбки. На его беззащитные волосатые ноги то и дело посягали жирные пестрые пиявки, угнездившиеся в плесени. Зато недомогание прошло так же внезапно, как и началось. Но силы рыцаря были уже подорваны.
– Вот! – комментировала сильфида. – Верно говорят: пить – здоровью вредить.
– Уж ты бы молчала! – Меридит никак не желала забыть историю с вампирами.
В довершение Хельги, дотоле счастливо избегавший магических бед, разбил лоб о дерево. Задремал на ходу и вписался точно в ствол. Да так, что мало не показалось. Окружающие прямо не знали, смеяться или плакать. Сомнения разрешил сам пострадавший: он сидел в плесени, размазывал кровь по физиономии и веселился от души.
– Теперь ты полноправный член нашего общества инвалидов, – похлопала его по плечу Энка.
Аолен попытался залечить ссадину, благо она была простая, не магическая, но смог лишь остановить кровь – и выдохся.
– Ладно, – махнул рукой Хельги, – сама зарастет, не мучайся. Тебе от лечения вреда больше, чем мне от болячки.
И из последних сил они поползли дальше, сквозь древесно-магический заслон.
… – Так что тебе известно про Оберона? Не мог он нам наврать? Не похоже, чтобы демонов лес приближался к концу!
Аолен пожал плечами:
– Оберон – один из самых могущественных магов нашего народа. Если не самый могущественный. Ожидали, что он объединит кланы и станет королем всех эльфов. Но вдруг он вместе со своим кланом покинул Староземье, и больше о нем никто не слышал. Это случилось около двухсот лет тому назад.
Энка вытаращила глаза:
– Как же ты его узнал? Тебе самому сколько лет?
– Мне двадцать восемь. А узнал я его по рассказам. Такую характерную внешность трудно не узнать.
– Да ну! – не согласилась сильфида. – Мало ли на свете горбатых эльфов!
– Мало! – отрезал Аолен. – Один Оберон.
– А ему сколько лет? – продолжала любопытствовать девица.
Эльф надолго задумался, считая в уме.
– Трудно сказать. Во времена детства моего деда Оберон уже был Великим магом. Если учесть, что деду сейчас триста сорок пять, а на достижение магических высот уходит лет двести – триста… в общем, много.
Энка только присвистнула.
– Все это конечно, очень познавательно, – проворчала Меридит, – но меня сейчас заботит лишь одно: наврал он нам о расстоянии до конца леса или нет.
– А зачем это ему?
– Из вредности. Чтобы нас погубить.
– Магу такого уровня достаточно пальцем пошевелить, чтобы нас погубить. Он не станет опускаться до вранья.
Но Меридит не успокаивалась:
– За столько лет магические силы можно и поистратить! Где было его могущество, когда Хельги спасал его с сыном от фьордингов? Кстати, совершенно напрасно! Мэрдок такая сволочь!
Рагнар горько вздохнул. Хельги еще горше:
– Не напоминай мне об этом!
– Если заводить детей в таком возрасте, трудно ожидать, что из них выйдет толк, – решила сильфида.
– Почему? Пятьсот – шестьсот лет – возраст вполне цветущий. Эльфы живут подолгу.
– Сильфы тоже. И дисы, и спригганы, и гномы. Не воображай. Но у нас, например, не принято заводить детей после двухсот лет.
– Этнические предрассудки! – заявил эльф.
– Народная мудрость, – ответила Энка.
– Не представляю, – прохрипел гном, – откуда вы берете силы на пустую болтовню? Спать пора! Темно уже.
Ночь была холодной. Осень неприметно вступала в свои права.
Хельги по привычке прилез к Меридит под бок, она повернулась, обняла его, уткнулась носом в спину, и в таком виде их обнаружил Рагнар, проснувшийся спозаранку от холода.
Все утро рыцарь ходил чернее тучи, сопел носом, ревниво косился на Хельги, а к полудню не выдержал, отозвал в сторонку сильфиду.
– Скажи! – мрачно потребовал он. – Они часто спят вместе?
– Кто? – не поняла девица.
– Меридит и Хельги!
– Всегда, когда холодно, – не задумываясь, простодушно ответила Энка.
Рагнар тоскливо хрюкнул и продолжил допрос:
– Скажи. Только честно. Они… любят друг друга?
– О! Еще как! – радостно кивнула сильфида. – Знаешь, у меня в Сильфхейме есть бабка. Она года три назад завела кота.
– И что? – Такой поворот беседы сбил рыцаря с толку.
– Они с котом друг друга так любят! Уж так любят! Без конца целуются, обнимаются, ходят друг за другом хвостом, спят рядышком – ну точь-в-точь Хельги и Меридит!
Рагнар мало что понял, но на сердце у него отлегло. А может, от душевных мук его отвлекли муки физические?
Полил дождь.
Ледяные осенние струи заставили даже принца и Ильзу выйти из сомнамбулического состояния и прибавить шагу.
– Не понимаю, – впервые за последние дни подал голос Эдуард, – почему листва солнце не пропускает, а воду наоборот?!
Ученый наставник тут же растолковал:
– Потому что свет распространяется прямолинейно, а путь воды извилист – она просачивается куда угодно.
Но принцу от объяснений легче не стало.
Это было настоящее бедствие. Дождь лил не переставая. Сырая почва уже не впитывала небесную влагу. Путники брели по колено в воде, мокрые насквозь, продрогшие до мозга костей, совершенно упавшие духом. Орвуд тихо что-то бормотал себе под нос, и в его монологе явственно слышалось слово «ревматизм».
– Надо искать подходящее дерево, – сказала Меридит ближе к вечеру, – для ночлега.
Ильза представила себе такой «ночлег»: промозглый холод, мокрое, скользкое дерево, до которого и дотронуться противно лишний раз, кромешная тьма и полчища хищных магических тварей, от которых нет защиты – круг ведь не начертишь, сидя на ветке!
– Я умру, – решила она вслух, – определенно умру. Это меня доконает!
Ей почему-то никто не возразил.
Кансалонцы обменивались мрачными взглядами. За себя они не тревожились, знали – еще не предел. Но поручиться за спутников не могли.
– Затащим. Привяжем покрепче ремнями – глядишь, как-нибудь пересидят… – прошептал Хельги таким тоном, что стало ясно: он сам не верит своим словам.
Но другого выхода не было: сумерки сгущались, дождь усиливался, вода прибывала. И спригган первым полез на дерево – на разведку. Вверх он полз долго. Пальцы скользили по мокрой коре, мохнатая плесень жгла кожу до волдырей, сучья предательски трещали, а то и вовсе обламывались под ногами. Зато вниз он спустился быстро: свалился мешком. Оступился, шлепнулся, нырнул с головой в вонючую жижу и булькнул, отплевываясь:
– Свет!!!
– Какой? – тормошила его Энка. – Где? Скажи сперва, после плеваться будешь!
– Впереди! Слабый, с отблеском, как от свечи в окне.
– Может, болотный огонь? – не смела поверить удаче диса.
– Нет! Свет не голубой, а желтый, теплый. Говорю же как от свечи!
Сердца путников затрепетали в надежде на спасение.
Хельги оказался прав, как всегда. Скоро они выбрались на поляну, тоже полностью затопленную, напоминающую лесное озеро. Посреди нее стояло на высоких стаях рубленое строение под замшелой крышей, в окошке еле теплился огонек свечи. Просто чудо, что Хельги смог его заметить.
Обрадованные путники ринулись вперед из последних сил, но дружно отпрянули со вздохом ужаса. Жуткое зрелище открылось им.
Строение окружал высокий забор из длинных редких кольев или, быть может, копий. Острие каждого венчал тусклый, выбеленный временем череп… Нет, не животного. Человека или кого-то вроде. Десятки страшных черепов!
– Ох, Силы Стихий!!!
Аолен вспомнил Багору, к горлу подступил комок тошноты, Ильза тихо заскулила, лицо принца белизной могло соперничать с черепами.
– Загородная вилла некроманта! – нервно усмехнулась Энка. – Мы сходим посмотрим, что к чему. А вы ждите здесь.
Рагнар собрался увязаться за наемниками, но ему напомнили, что кто-то должен остаться с беззащитными отроками. И вообще, один платит, другие работают, каждому свое.
Бесшумно, как умеют только дикие звери и кансалонские диверсанты, трое наемников двинулись в путь. Им оставалось несколько шагов до зловещего забора, когда черепа вдруг ожили, из глазниц полился мертвенный свет, защелкали беззубые челюсти.
Из чащи донесся приглушенный писк, будто визжащему зажали рот ладонью.
С черепами управился Хельги, как – сам толком не понял, но пакость разом утихомирилась, снова стала мертвой костью. К дому подбирались вдвойне осторожно – хозяева могли заметить тревожный сигнал жутких стражей.
Энка вытянула шею, заглянула в окошко, но ничего не увидела. Оно оказалось слюдяным, не пропускало изображение, только свет.
– Мусковит, – шепотом сообщил спригган, повозив пальцем по слюдяной поверхности.
– Спасибочки за ценную информацию, – съязвила сильфида. – Страшно интересно! А главное – вовремя!
– Дверь ищите! – велела диса.
Дверь отыскалась на противоположной от окна стороне. Стараясь не слишком скрипеть, они вошли внутрь и оказались в темной прихожей, больше напоминающей кладовку. По стенам были развешаны пучки трав, связки уродливых кореньев, еще какая-то неопознанная дрянь. Паутина раскинулась занавесями, – видимо, ее не только не убирали, но культивировали специально. Пауки сидели тут же – жирные, черные, наглые. Энка с трудом подавила визг омерзения. Она видела в темноте хуже всех и влезла-таки в паутину недавно отросшими волосами.
А Хельги и Меридит почувствовали облегчение. Обстановка прихожей более всего соответствовала жилищу ведьмы-травницы, но никак не логову некроманта. Конечно, ведьмы иногда обладают огромной силой, соперничая с Великими магами, и характер у них не подарок. Все равно лучше самая сильная ведьма, чем самый слабый некромант. Так гласит народная мудрость.
– Постучимся, что ли? – прошептал Хельги. – Неудобно без приглашения…
С некромантом наемники церемониться не стали бы, сразу попытались уничтожить. Это война. Но погубить честную, мирную ведьму в ее собственном жилище – самый настоящий разбой, которому нет оправдания.
Диса деликатно постучала в дверь. Потом погромче – кулаком. И еще громче – ногой. Ответа не было.
– Спят, что ли? Или оглохли?
– Да пошли! – Энка никогда не отличалась терпением. Бесцеремонно втолкнула друзей внутрь, следом ввалилась сама.
Они замерли, озираясь, на пороге довольно просторной комнаты с темными бревенчатыми стенами. В центре нее над большим открытым очагом висел на треножнике чугунный котел, размером вполне пригодный для варки парочки младенцев целиком. У стен разместилась лежанка под грязным лоскутным одеялом, длинные лавки, несколько больших корзин и огромная, высотой по пояс, деревянная ступа. Рядом прислонилась метла. На длинных неструганых полках громоздилась разнокалиберная глиняная утварь – не то кухонная, не то магическая. С потолочных балок свисал сушняк и гирлянды поганых грибов. Там же восседала неподвижно, как атаханский истукан, крупная лупоглазая сова, красивая и колоритная. Резко пахло сеном и кислой старостью.
У непрошеных гостей возникло странное ощущение, будто изнутри комната больше, чем весь дом снаружи. Среди этих просторов они не сразу заметили хозяйку – древнюю как сам мир, кошмарную старушенцию: одета в тряпье, нос навис над подбородком аки совиный клюв, изо рта торчит единственный желтый зуб, на лбу волосатая бородавка, за спиной горб, длинные руки – ниже колен.
Старуха смотрела на них выцветшим, тускло тлеющим глазом.
– Твари Инферна, – прошамкала она наконец. – Зачем явились? Не призывала, нет, не призывала! Сгинь! Сгинь! Тьфу, чур меня, чур!
Стало неловко.
– Да мы… – замялась Меридит, – мы только погреться… Только на одну ночь. Дождь очень сильный…
– Ты не думай, мы заплатим, – поспешно добавил Хельги. – У нас золото есть… Или отработаем как-нибудь. – Ему пришло в голову, что посреди густого леса золото ни к чему.
Старуха в ответ разразилась долгим скрипучим смехом, похожим на воронье карканье.
– Да, – сквозь смех пробормотала она, – воистину Мир здорово расшатался, коли этакие твари смогли проникнуть в заветный лес. А сколько сил, сколько жизней положили, творя Заслон. Какие мудрецы, какие колдуны трудились! И нате вам… «Переночевать»! «Заплатим»! Охе-хе-хе!
Пришельцы переглянулись в замешательстве. Старуха несла что-то странное.
– Вот что, бабка! – разозлилась беспардонная сильфида. – Мы не одни, у нас еще народ на улице мерзнет. Говори толком, пускаешь или…
– Или – что? – зыркнула в упор старуха.
– Или дальше пойдем! – рявкнула диса. – Не драться же с тобой! Еще в жабу превратишь. Знаю я вас, ведьм. У самой тетка – ведьма!
Старуха опять закаркала, а потом неожиданно мирно сказала:
– Ладно, демон с вами, ночуйте. Ведь и правда – с вами демон…
Последняя фраза развеселила каргу пуще прежнего. Энка украдкой покрутила пальцем у виска.
Сильфида осталась в доме наблюдать за ведьмой, а Хельги Меридит пошли за остальными. По пути уговорились: ночью не спускать с хозяйки глаз. Уж очень похожа старуха на сумасшедшую.
– В маразм впала от старости, – поставил диагноз премудрый спригган.
Измученные путешественники толпой ввалились в ведьмино жилье, попадали вокруг очага, бесцеремонно оттеснив хозяйку. Хельги ожидал, что Ильза и Эдуард испугаются гадкой ведьмы, но им, видно, было уже все равно. Лишь бы в тепле и сухости.
Несмотря на резкую боль, Хельги расторопно встал сам. Очень хотелось растереть затекшие, посиневшие руки. Вместо этого он спрятал их в карманы, привалился к стене (вроде бы из пренебрежения, а на самом деле чтобы не упасть) и в упор уставился на Оберона. С таким выражением лица люди обычно разглядывают что-нибудь занятное, но не слишком приятное. Паука, например. Или урода на ярмарке. В довершение он еще и сплюнул. Эффектно, по-кансалонски, сквозь зубы. Сгусток крови шлепнулся на красивый паркет. Девицы тихо вздохнули: Хельги слетел с тормозов. Такое с ним случалось редко, но уж если случалось…
Но чем нахальнее и развязнее вел себя спригган, тем теплее становился взгляд лесного правителя.
– Похож… – тихо проговорил Оберон. – Очень похож… Но все же… Скажи, – обратился он к пленнику с совершенно неожиданным вопросом, – тебе не приходилось видеть такую вещь: плоский прямоугольный медальон с загадочными символами?..
– Этот, что ли? – Хельги извлек медальон.
Взор Оберона затуманился.
– Значит, свершилось. Сбылось Пророчество, Мир стал на путь гибели…
Меридит и Энка скривились: опять пророчество!
– Вот каким ты стал, подменный сын ярла!
– Мы что, знакомы? – удивленно осведомился спригган.
– И не только. Должен признаться, именно тебе я и мой сын обязаны жизнью.
Стоило взглянуть в этот миг на царевича Мэрдока. Пожалуй, это был самый сильный из тех немногих ударов судьбы, что ему пришлось испытать. Если бы кто-то стал судить о внешности эльфов по перекошенной физиономии Его Высочества, наверняка счел бы их на редкость непривлекательным народом.
– Ведь это я дал тебе медальон, – пояснил Оберон, видя замешательство сприггана.
– Тогда ты выглядел иначе, – старательно изображая равнодушие, заметил Хельги. – Если это был ты. Помнится медальон мне дал человек.
Оберон кивнул.
– То время, когда мы встретились, было очень непростым для меня. Почти лишенный магических сил, я был вынужден скрывать свой истинный облик под человеческой личиной. А сына моего пришлось превратить в южного зверя. Тогда он был совсем ребенком…
Хельги так и сел где стоял. Сполз по стене.
– Ты хочешь сказать, – не смог он скрыть потрясения, – что чудесный зверек на самом деле был… была вот эта ско…
Меридит лягнула его так, что он вскрикнул.
Хельги чувствовал себя жестоко обманутым. Разочарование оказалось таким, что хоть плачь от жалости к самому себе тех лет. Спасение замечательной зверушки было для Хельги едва ли не единственным светлым воспоминанием детства. Теперь и этого не осталось.
От расстройства Хельги перестал сопротивляться боли, позволил себе надолго потерять сознание. Лишь тогда Оберон наконец-то вспомнил, что состояние здоровья его гостей не располагает к длительным беседам, и принял соответствующие меры. Очнулся спригган уже с целыми ребрами. Остальные тоже были вполне здоровы. Подданные лесного правителя владели целительной магией куда профессиональнее Аолена. Очень кстати, так как именно ему потребовалась самая серьезная помощь. Мэрдоковы прихлебатели потрудились над соплеменником особенно усердно: переломали руки, ребра и отбили что-то внутри. Теперь он сидел и скорбно размышлял: что же должно было приключиться с эльфами, чтобы те стали вести себя хуже самых низких из людей?
Ясность в этот вопрос внес Оберон, когда во время пышного обеда в честь дорогих гостей поведал краткую историю своего государства.
Царевич Мэрдок, как и большая часть подданных лесного царя, не был чистокровным эльфом. Клан Оберона пришел в здешние края одновременно с агрессивным народом Северного Чернолесья, именующим себя ванахальбами. Как ни странно, благородные эльфы и вздорные, свирепые ванахальбы отлично поладили, скрепили союз браками и провозгласили мага Оберона своим царем. С тех пор ему приходится тратить немало сил на то, чтобы держать в узде дурной нрав ванахальбов, унаследованный народившимся потомством. Но удается это не всегда, к великому его сожалению.
– Мы заметили! – скептически фыркнул Хельги, упорно пребывавший в самом дурном расположении духа.
Сразу после обеда, наплевав на правила хорошего тона, дорогие гости собрались уходить. Задерживаться в лесном государстве дольше не хотелось никому. Каждый невольно задавался вопросом: так ли благополучно кончилось бы дело, не признай Оберон в сприггане своего спасителя? Да и злобные, косые взгляды Мэрдока делали их пребывание во дворце не слишком уютным. Даже избавленный от рогов Эдуард не испытывал к хозяевам особой благодарности.
Перед самым уходом Аолен попытался выспросить у Оберона, что тому известно о несчастье, постигшем Мир, и о свалившейся на них спасительной миссии. Но великий мудрец лишь головой покачал и грустно объяснил: на устах его печать молчания. Нарушение обета грозит еще большей бедой, а полученные сведения никак не облегчат их задачу.
– Доверьтесь Силам Судьбы, что избрали вас для спасения Мира, а знания придут в свое время! – Зачем нужен медальон – и того не сказал!
– Ох, не люблю я все эти дела! – шипел Хельги, когда честная компания уже двинулась в путь. – Все кругом такие мудрые, такие вещие, и все-то им известно на сто лет вперед, а Мир спасать должны именно мы. Да еще приходится тыкаться носом в разную дрянь, как слепым котятам. Спрашивается, ну какого демона Силы Судьбы занесли нас к Оберону? Что мы там забыли?
– Как – что? – наивно удивился Эдуард. – А рога?! Рога-то мои?
Очень скоро лесное царство с его полянами, расчищенными тропами и прореженными деревьями осталось позади, вновь сомкнулись стены глухого, сырого, корявого и враждебного Чернолесья. Близилась осень, но ни один лист не вменил еще своей мрачной, иссиня-зеленой окраски на что-нибудь более веселенькое. Лишь ночи становились холоднее, густела утренняя сизая дымка, обильнее ложилась роса.
– Быстрее, быстрее идти надо! – торопила Энка. – Иначе до зимы из лесу не выберемся! Хуже нет оказаться в Атаханской степи зимой.
Рагнар с сомнением взглянул на девицу:
– Почему ты думаешь, что мы выйдем именно в степь?
И рыцарь, и гном, не говоря уж о человеческих отроках давно утратили ориентацию в пространстве и слепо следовали за своими спутниками, продвигающимися вперед с удивительной уверенностью.
– А куда же еще мы можем выйти, если начали путь в Центахе и идем строго на запад? Центах лежит примерно на широте Трегерата или чуть южнее.
Но тут выяснилось, что, кроме четверых бывших студентов, понятие «широта» никому не знакомо.
– Широта – это… – собрался объяснить Хельги, но быстро сообразил, сколько терминов придется истолковывать дополнительно, и решил упростить задачу: – Короче, если из Центаха идти точно на запад, попадешь в окрестности Трегерата.
– А если на юг? – спросил Рагнар. – Зачем обязательно на запад?
– На юг – это будет долгота.
– А на север?
– Тоже долгота.
– А на восток?
– Широта.
– А если на юго-восток? – коварно поинтересовался рыцарь.
– Тьфу! – потерял терпение спригган. – Ты, Рагнар, совсем неуч неграмотный, хоть и принц!
– Конечно! – охотно согласился тот. – Я рыцарь, а не писарь. Мне грамота ни к чему!
Хельги вытаращил глаза. Он-то употребил слово «неграмотный» вовсе не буквально! Сприггану живо вспомнилось замечание загадочного Да Винчи: «Поразительно, как уживаются в вашем мире глубокие научные познания избранных и несоразмерно дремучее невежество большинства».
Вращаясь в научных кругах, Хельги, оказывается, утратил представление о степени этой дремучести.
– Слушай, а как же ты будешь подписывать бумаги, когда станешь королем? – полюбопытствовала практичная диса.
– Простая благородная галочка – вот подпись рыцаря!
Хельги грозно воззрился на своего ученика:
– А ты? Тоже неграмотный?
Эдуард задрал нос:
– Ольдон – колыбель просвещения! В нашем королевстве даже чернь обязана посещать начальную школу! Я владею искусством чтения, письма, знаю четыре действия и таблицу умножения до девятью девять – восемьдесят один и уже начал изучать магические символы.
– Профессор! Сущий профессор! – восхитилась Меридит. – Особенно по сравнению с некоторыми.
К «некоторым» кроме Рагнара относилась и Ильза.
А гнома занимала другая проблема:
– Не пойму, как вам удается ориентироваться в этих демоновых зарослях!
Действительно – как? Ни девицы, ни спригган, ни эльф никогда не задавались подобным вопросом. Никто ведь не думает, каким образом он видит, слышит или осязает, это получается само собой. Выросший среди людей Хельги знал, что у фьордингов есть десятки примет, позволяющих ориентироваться в море даже глухой ночью, но на самом деле никогда не понимал, зачем они нужны.
Для всех четверых понятие «заблудиться» было почти абстракцией, применимой разве что глубоко под землей – там чувство направления иной раз отказывало.
От ответа на каверзный вопрос их избавил сам Орвуд. Гном задумался: а как же он сам ориентируется под землей, в бесконечных шахтах, штольнях, штреках, ортах и прочих горных выработках?..
– Что ты знаешь об этом Обероне? – обратилась Меридит к эльфу. – Ему можно доверять?..
С тех пор как они покинули лесное царство, прошло десять дней. По словам правителя, до западной границы Чернолесья оставалось не более двух недель пути. Лес должен был бы уже начать редеть, вместо этого он превратился в совершенно непролазную чащу. Местами деревья росли так тесно, что крупный Рагнар едва протискивался между ними. Хельги не переставал удивляться, как огромные растения ухитряются не передушить друг друга на таком крошечном жизненном пространстве?
За сплетением крон не было видно неба – не угадаешь, какая там, снаружи, погода. Ни один солнечный луч не мог пробиться под полог Чернолесья. Вечный сумрак, сырость и затхлость царили тут. Травы, папоротники, даже грибы исчезли. Остались магические пакости, коим и названия нет. И все, как на подбор, ядовитые, враждебные, агрессивные. Попадались, например, зубастые дупла. Сунешь в такое палку – хрум! – пополам. А желтовато-белые, студенистые образования величиной с голову – Энка нарекла их «живые сопли» – следовало обходить за пять шагов, иначе они плевали едкой жижей. Действие ее испытали на себе Орвуд и Меридит. Ожоги были будто от драконьего серебра, даже похуже.
Энка наступила на схоронившийся во мху, вернее, в плесени – корень, он тут же обвился вокруг ее ноги, впился в икру. Сильфида моментально перерубила его мечом, выдернула, отшвырнула. На ноге осталась почти некровоточащая дыра в полпальца глубиной, очень болезненная, – идти мешала ужасно. Но о том, чтобы на ком-то поехать, и речи не шло: не протиснешься между деревьями. Да и не смог бы теперь никто ее везти. Проклятая чащоба высасывала силы как ночной упырь. Принц и Ильза постепенно впали в полубессознательное состояние, их приходилось вести, точнее, волочь за руки. Начинали сдавать Аолен и Орвуд.
Потом Рагнар чем-то отравился, его рвало и несло. Рыцарь клятвенно заверял, что в рот не брал ничего постороннего. Стали искать причину и скоро нашли. Рагнар единственный употреблял вино из припасов, которыми их снабдили у Оберона. Эльф изучил напиток и обнаружил яд. Все остальные продукты были безвредными.
– Не иначе прощальный привет от Мэрдока, – решил Хельги.
«Привет» оказался таким эффективным, что практичная Меридит посоветовала:
– Рагнар, ты бы снял штаны совсем. Не ровен час – не успеешь! Запасных-то нет. Завернись в плащ…
– Нечего издеваться над чужой бедой! – рявкнул тот, чувствуя себя при последнем издыхании.
Меридит удивленно моргнула: она давала совет без всякой задней мысли. И зря Рагнар ее не послушался. Злополучные штаны пришлось при помощи палок закатать и упаковать в узел до лучших времен, а именно – до встречи с водоемом. А сам рыцарь шел, обернувшись плащом на манер длинной юбки. На его беззащитные волосатые ноги то и дело посягали жирные пестрые пиявки, угнездившиеся в плесени. Зато недомогание прошло так же внезапно, как и началось. Но силы рыцаря были уже подорваны.
– Вот! – комментировала сильфида. – Верно говорят: пить – здоровью вредить.
– Уж ты бы молчала! – Меридит никак не желала забыть историю с вампирами.
В довершение Хельги, дотоле счастливо избегавший магических бед, разбил лоб о дерево. Задремал на ходу и вписался точно в ствол. Да так, что мало не показалось. Окружающие прямо не знали, смеяться или плакать. Сомнения разрешил сам пострадавший: он сидел в плесени, размазывал кровь по физиономии и веселился от души.
– Теперь ты полноправный член нашего общества инвалидов, – похлопала его по плечу Энка.
Аолен попытался залечить ссадину, благо она была простая, не магическая, но смог лишь остановить кровь – и выдохся.
– Ладно, – махнул рукой Хельги, – сама зарастет, не мучайся. Тебе от лечения вреда больше, чем мне от болячки.
И из последних сил они поползли дальше, сквозь древесно-магический заслон.
… – Так что тебе известно про Оберона? Не мог он нам наврать? Не похоже, чтобы демонов лес приближался к концу!
Аолен пожал плечами:
– Оберон – один из самых могущественных магов нашего народа. Если не самый могущественный. Ожидали, что он объединит кланы и станет королем всех эльфов. Но вдруг он вместе со своим кланом покинул Староземье, и больше о нем никто не слышал. Это случилось около двухсот лет тому назад.
Энка вытаращила глаза:
– Как же ты его узнал? Тебе самому сколько лет?
– Мне двадцать восемь. А узнал я его по рассказам. Такую характерную внешность трудно не узнать.
– Да ну! – не согласилась сильфида. – Мало ли на свете горбатых эльфов!
– Мало! – отрезал Аолен. – Один Оберон.
– А ему сколько лет? – продолжала любопытствовать девица.
Эльф надолго задумался, считая в уме.
– Трудно сказать. Во времена детства моего деда Оберон уже был Великим магом. Если учесть, что деду сейчас триста сорок пять, а на достижение магических высот уходит лет двести – триста… в общем, много.
Энка только присвистнула.
– Все это конечно, очень познавательно, – проворчала Меридит, – но меня сейчас заботит лишь одно: наврал он нам о расстоянии до конца леса или нет.
– А зачем это ему?
– Из вредности. Чтобы нас погубить.
– Магу такого уровня достаточно пальцем пошевелить, чтобы нас погубить. Он не станет опускаться до вранья.
Но Меридит не успокаивалась:
– За столько лет магические силы можно и поистратить! Где было его могущество, когда Хельги спасал его с сыном от фьордингов? Кстати, совершенно напрасно! Мэрдок такая сволочь!
Рагнар горько вздохнул. Хельги еще горше:
– Не напоминай мне об этом!
– Если заводить детей в таком возрасте, трудно ожидать, что из них выйдет толк, – решила сильфида.
– Почему? Пятьсот – шестьсот лет – возраст вполне цветущий. Эльфы живут подолгу.
– Сильфы тоже. И дисы, и спригганы, и гномы. Не воображай. Но у нас, например, не принято заводить детей после двухсот лет.
– Этнические предрассудки! – заявил эльф.
– Народная мудрость, – ответила Энка.
– Не представляю, – прохрипел гном, – откуда вы берете силы на пустую болтовню? Спать пора! Темно уже.
Ночь была холодной. Осень неприметно вступала в свои права.
Хельги по привычке прилез к Меридит под бок, она повернулась, обняла его, уткнулась носом в спину, и в таком виде их обнаружил Рагнар, проснувшийся спозаранку от холода.
Все утро рыцарь ходил чернее тучи, сопел носом, ревниво косился на Хельги, а к полудню не выдержал, отозвал в сторонку сильфиду.
– Скажи! – мрачно потребовал он. – Они часто спят вместе?
– Кто? – не поняла девица.
– Меридит и Хельги!
– Всегда, когда холодно, – не задумываясь, простодушно ответила Энка.
Рагнар тоскливо хрюкнул и продолжил допрос:
– Скажи. Только честно. Они… любят друг друга?
– О! Еще как! – радостно кивнула сильфида. – Знаешь, у меня в Сильфхейме есть бабка. Она года три назад завела кота.
– И что? – Такой поворот беседы сбил рыцаря с толку.
– Они с котом друг друга так любят! Уж так любят! Без конца целуются, обнимаются, ходят друг за другом хвостом, спят рядышком – ну точь-в-точь Хельги и Меридит!
Рагнар мало что понял, но на сердце у него отлегло. А может, от душевных мук его отвлекли муки физические?
Полил дождь.
Ледяные осенние струи заставили даже принца и Ильзу выйти из сомнамбулического состояния и прибавить шагу.
– Не понимаю, – впервые за последние дни подал голос Эдуард, – почему листва солнце не пропускает, а воду наоборот?!
Ученый наставник тут же растолковал:
– Потому что свет распространяется прямолинейно, а путь воды извилист – она просачивается куда угодно.
Но принцу от объяснений легче не стало.
Это было настоящее бедствие. Дождь лил не переставая. Сырая почва уже не впитывала небесную влагу. Путники брели по колено в воде, мокрые насквозь, продрогшие до мозга костей, совершенно упавшие духом. Орвуд тихо что-то бормотал себе под нос, и в его монологе явственно слышалось слово «ревматизм».
– Надо искать подходящее дерево, – сказала Меридит ближе к вечеру, – для ночлега.
Ильза представила себе такой «ночлег»: промозглый холод, мокрое, скользкое дерево, до которого и дотронуться противно лишний раз, кромешная тьма и полчища хищных магических тварей, от которых нет защиты – круг ведь не начертишь, сидя на ветке!
– Я умру, – решила она вслух, – определенно умру. Это меня доконает!
Ей почему-то никто не возразил.
Кансалонцы обменивались мрачными взглядами. За себя они не тревожились, знали – еще не предел. Но поручиться за спутников не могли.
– Затащим. Привяжем покрепче ремнями – глядишь, как-нибудь пересидят… – прошептал Хельги таким тоном, что стало ясно: он сам не верит своим словам.
Но другого выхода не было: сумерки сгущались, дождь усиливался, вода прибывала. И спригган первым полез на дерево – на разведку. Вверх он полз долго. Пальцы скользили по мокрой коре, мохнатая плесень жгла кожу до волдырей, сучья предательски трещали, а то и вовсе обламывались под ногами. Зато вниз он спустился быстро: свалился мешком. Оступился, шлепнулся, нырнул с головой в вонючую жижу и булькнул, отплевываясь:
– Свет!!!
– Какой? – тормошила его Энка. – Где? Скажи сперва, после плеваться будешь!
– Впереди! Слабый, с отблеском, как от свечи в окне.
– Может, болотный огонь? – не смела поверить удаче диса.
– Нет! Свет не голубой, а желтый, теплый. Говорю же как от свечи!
Сердца путников затрепетали в надежде на спасение.
Хельги оказался прав, как всегда. Скоро они выбрались на поляну, тоже полностью затопленную, напоминающую лесное озеро. Посреди нее стояло на высоких стаях рубленое строение под замшелой крышей, в окошке еле теплился огонек свечи. Просто чудо, что Хельги смог его заметить.
Обрадованные путники ринулись вперед из последних сил, но дружно отпрянули со вздохом ужаса. Жуткое зрелище открылось им.
Строение окружал высокий забор из длинных редких кольев или, быть может, копий. Острие каждого венчал тусклый, выбеленный временем череп… Нет, не животного. Человека или кого-то вроде. Десятки страшных черепов!
– Ох, Силы Стихий!!!
Аолен вспомнил Багору, к горлу подступил комок тошноты, Ильза тихо заскулила, лицо принца белизной могло соперничать с черепами.
– Загородная вилла некроманта! – нервно усмехнулась Энка. – Мы сходим посмотрим, что к чему. А вы ждите здесь.
Рагнар собрался увязаться за наемниками, но ему напомнили, что кто-то должен остаться с беззащитными отроками. И вообще, один платит, другие работают, каждому свое.
Бесшумно, как умеют только дикие звери и кансалонские диверсанты, трое наемников двинулись в путь. Им оставалось несколько шагов до зловещего забора, когда черепа вдруг ожили, из глазниц полился мертвенный свет, защелкали беззубые челюсти.
Из чащи донесся приглушенный писк, будто визжащему зажали рот ладонью.
С черепами управился Хельги, как – сам толком не понял, но пакость разом утихомирилась, снова стала мертвой костью. К дому подбирались вдвойне осторожно – хозяева могли заметить тревожный сигнал жутких стражей.
Энка вытянула шею, заглянула в окошко, но ничего не увидела. Оно оказалось слюдяным, не пропускало изображение, только свет.
– Мусковит, – шепотом сообщил спригган, повозив пальцем по слюдяной поверхности.
– Спасибочки за ценную информацию, – съязвила сильфида. – Страшно интересно! А главное – вовремя!
– Дверь ищите! – велела диса.
Дверь отыскалась на противоположной от окна стороне. Стараясь не слишком скрипеть, они вошли внутрь и оказались в темной прихожей, больше напоминающей кладовку. По стенам были развешаны пучки трав, связки уродливых кореньев, еще какая-то неопознанная дрянь. Паутина раскинулась занавесями, – видимо, ее не только не убирали, но культивировали специально. Пауки сидели тут же – жирные, черные, наглые. Энка с трудом подавила визг омерзения. Она видела в темноте хуже всех и влезла-таки в паутину недавно отросшими волосами.
А Хельги и Меридит почувствовали облегчение. Обстановка прихожей более всего соответствовала жилищу ведьмы-травницы, но никак не логову некроманта. Конечно, ведьмы иногда обладают огромной силой, соперничая с Великими магами, и характер у них не подарок. Все равно лучше самая сильная ведьма, чем самый слабый некромант. Так гласит народная мудрость.
– Постучимся, что ли? – прошептал Хельги. – Неудобно без приглашения…
С некромантом наемники церемониться не стали бы, сразу попытались уничтожить. Это война. Но погубить честную, мирную ведьму в ее собственном жилище – самый настоящий разбой, которому нет оправдания.
Диса деликатно постучала в дверь. Потом погромче – кулаком. И еще громче – ногой. Ответа не было.
– Спят, что ли? Или оглохли?
– Да пошли! – Энка никогда не отличалась терпением. Бесцеремонно втолкнула друзей внутрь, следом ввалилась сама.
Они замерли, озираясь, на пороге довольно просторной комнаты с темными бревенчатыми стенами. В центре нее над большим открытым очагом висел на треножнике чугунный котел, размером вполне пригодный для варки парочки младенцев целиком. У стен разместилась лежанка под грязным лоскутным одеялом, длинные лавки, несколько больших корзин и огромная, высотой по пояс, деревянная ступа. Рядом прислонилась метла. На длинных неструганых полках громоздилась разнокалиберная глиняная утварь – не то кухонная, не то магическая. С потолочных балок свисал сушняк и гирлянды поганых грибов. Там же восседала неподвижно, как атаханский истукан, крупная лупоглазая сова, красивая и колоритная. Резко пахло сеном и кислой старостью.
У непрошеных гостей возникло странное ощущение, будто изнутри комната больше, чем весь дом снаружи. Среди этих просторов они не сразу заметили хозяйку – древнюю как сам мир, кошмарную старушенцию: одета в тряпье, нос навис над подбородком аки совиный клюв, изо рта торчит единственный желтый зуб, на лбу волосатая бородавка, за спиной горб, длинные руки – ниже колен.
Старуха смотрела на них выцветшим, тускло тлеющим глазом.
– Твари Инферна, – прошамкала она наконец. – Зачем явились? Не призывала, нет, не призывала! Сгинь! Сгинь! Тьфу, чур меня, чур!
Стало неловко.
– Да мы… – замялась Меридит, – мы только погреться… Только на одну ночь. Дождь очень сильный…
– Ты не думай, мы заплатим, – поспешно добавил Хельги. – У нас золото есть… Или отработаем как-нибудь. – Ему пришло в голову, что посреди густого леса золото ни к чему.
Старуха в ответ разразилась долгим скрипучим смехом, похожим на воронье карканье.
– Да, – сквозь смех пробормотала она, – воистину Мир здорово расшатался, коли этакие твари смогли проникнуть в заветный лес. А сколько сил, сколько жизней положили, творя Заслон. Какие мудрецы, какие колдуны трудились! И нате вам… «Переночевать»! «Заплатим»! Охе-хе-хе!
Пришельцы переглянулись в замешательстве. Старуха несла что-то странное.
– Вот что, бабка! – разозлилась беспардонная сильфида. – Мы не одни, у нас еще народ на улице мерзнет. Говори толком, пускаешь или…
– Или – что? – зыркнула в упор старуха.
– Или дальше пойдем! – рявкнула диса. – Не драться же с тобой! Еще в жабу превратишь. Знаю я вас, ведьм. У самой тетка – ведьма!
Старуха опять закаркала, а потом неожиданно мирно сказала:
– Ладно, демон с вами, ночуйте. Ведь и правда – с вами демон…
Последняя фраза развеселила каргу пуще прежнего. Энка украдкой покрутила пальцем у виска.
Сильфида осталась в доме наблюдать за ведьмой, а Хельги Меридит пошли за остальными. По пути уговорились: ночью не спускать с хозяйки глаз. Уж очень похожа старуха на сумасшедшую.
– В маразм впала от старости, – поставил диагноз премудрый спригган.
Измученные путешественники толпой ввалились в ведьмино жилье, попадали вокруг очага, бесцеремонно оттеснив хозяйку. Хельги ожидал, что Ильза и Эдуард испугаются гадкой ведьмы, но им, видно, было уже все равно. Лишь бы в тепле и сухости.