Страница:
подсобный аппарат, с бюрократическими отделами, с бюрократической
информацией, бумажными справками, и этим аппаратом, сближающим его с
советским аппаратом, отгораживается от живой партии.
И происходит по известному немецкому выражению: "Ты думаешь, что
двигаешь других, а на самом деле двигают тебя". Весь переплет
бюрократической повседневности советского государства вливается в партийный
аппарат и создает в нем бюрократический сдвиг. Партия, как коллектив, не
ощущает своего руководства, ибо не осуществляет его. Отсюда недовольство или
недоумение даже в тех случаях, когда руководство по существу правильно. Но
оно не может удержаться на правильной линии, поскольку разменивается на
мелочи, не приобретая систематического планомерного и коллективного
характера. Таким образом, бюрократизм не только нарушает внутреннюю спайку
партии, но и ослабляет правильное воздействие ее на государственный аппарат.
Этого сплошь да рядом не замечают и не понимают те, кто громче всего кричат
о руководящей роли партии по отношению к советскому государству.
Вопрос о группировках и фракциях занял в дискуссии центральное место.
На этот счет надо высказаться со всей ясностью, так как вопрос очень острый
и ответственный. А ставится он сплошь да рядом фальшиво.
Мы являемся единственной партией в стране, и в эпоху диктатуры иначе
быть не может. Различные потребности рабочего класса, крестьянства,
государственного аппарата и его личного состава давят на нашу партию,
стремясь найти через ее посредство политическое выражение. Трудности и
противоречия развития, временная несогласованность интересов разных частей
пролетариата, или пролетариата в целом и крестьянства -- все эго напирает на
партию через ее рабочие и крестьянские ячейки, через государственный
аппарат, через учащуюся молодежь. Даже эпизодические временные разногласия и
оттенки мнений могут выражать в какой-то отдаленной инстанции давление
определенных социальных интересов; эпизодические разногласия и временные
группировки мнений могут, при известных условиях, превратиться в устойчивые
группировки; эти последние могут, в свою очередь, раньше или позже
развернуться в организованные фракции; наконец, сложившаяся фракция,
противопоставляя себя другим частям партии, тем самым более поддается
давлению, идущему извне партии. Такова диалектика внутрипартийных
группировок
в эпоху, когда коммунистическая партия по необходимости монополизирует
в своих руках руководство политической жизнью. Каков же вывод? Если не
хочешь фракций,-- не нужно постоянных группировок; если не хочешь постоянных
группировок,-- избегай группировок временных; наконец, чтобы оберечь партию
от временных группировок, нужно, чтобы в партии вообще не было разногласий,
ибо где два мнения, там люди всегда группируются. Но как же, с другой
стороны, избежать разногласий в полумиллионной партии, которая руководит
жизнью страны в исключительно сложных и трудных условиях? Таково основное
противоречие, коренящееся в самом положении партии пролетарской диктатуры, и
от этого противоречия нельзя отделаться одними только формальными приемами.
Те сторонники старого курса, которые голосуют за резолюцию ЦК в
уверенности, что все останется no-старому рассуждают, примерно, так: вот
чуть-чуть приподняли над партией крышку аппарата, и сейчас же обнаружились
тенденции ко всяческим группировкам; надо снова поплотнее привинтить крышку.
Этой коротенькой мудростью проникнуты десятки речей и статей "против
фракционности". Эти товарищи в глубине души считают, что резолюция ЦК есть
либо политическая ошибка, которую можно замять, либо аппаратная уловка,
которую нужно использовать. Я думаю, что они грубейшим образом ошибаются. И
если что может внести величайшую дезорганизацию в партию, так это упорство в
старом курсе под видом почтительного принятия нового.
Партийное общественное мнение неизбежно вырабатывается в противоречиях
и разногласиях. Локализировать этот процесс только в аппарате, преподавая
затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., значит идейно и
политически обессиливать партию. Делать всю партию участницей формирования
решений -- значит идти навстречу временным идейным группировкам с опасностью
их превращения в длительные группировки и даже во фракции. Как же быть?
Неужели нет выхода? Неужели нет места для партийной линии между режимом
партийного "штиля" и режимом фракционного расщепления партии? Нет, такая
линия есть, и вся задача внутрипартийного руководства состоит в том, чтобы
ее каждый раз -- особенно на повороте -- найти, в соответствии с данной
конкретной обстановкой. Резолюция ЦК прямо го-
ворит, что бюрократический режим в партии является одним из источников
фракционных группировок. Вряд ли эта истина нуждается сейчас в
доказательствах. Старый курс был очень далек от "развернутой" демократии, и
однако же он нимало не уберег партию не только от нелегальных фракционных
образований, но и от того взрыва дискуссии, который сам по себе -- смешно
было бы закрывать на это глаза! -- чреват образованием временных или
длительных группировок. Для предотвращения этого требуется, чтобы
руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс,
не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим
добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и
фракционности. Но ведь такая постановка вопроса о фракциях означает
оправдание мясни-ковщины? -- слышим мы голос высшей бюрократической
мудрости. Разве? Но, во-первых, вся подчеркнутая нами фраза представляет
собою точную цитату из резолюции ЦК. А, во-вторых, с какого это времени
объяснение равносильно оправданию? Сказать, что нарыв явился результатом
дурного кровообращения, вследствие недостаточного притока кислорода, вовсе
не значит "оправдать" нарыв и признать его нормальной составной частью
человеческого организма. Вывод только один: нарыв надо вскрыть и
дезинфицировать, а кроме того -- и это еще важнее -- надо открыть окно, дабы
свежий воздух мог лучше окислять кровь. Но в том и беда, что наиболее боевое
крыло старого аппаратного курса глубоко убеждено в ошибочности резолюции ЦК,
особенно в той ее части, где бюрократизм объявляется одним из источников
фракционности. И если "старокурсники" не говорят этого вслух, то лишь по
формальным соображениям,-- как и вообще все их мышление проникнуто духом
формализма, который является идейной подкладкой бюрократизма.
Да, фракции представляют собою величайшее зло в наших условиях, а
группировки -- даже временные -- могут превратиться во фракции. Но
совершенно недостаточно, как свидетельствует опыт, объявить группировки и
фракции злом, чтобы этим самым сделать невозможным их возникновение. Нужна
известная политика, нужен правильный курс, чтобы добиться этого результата
на деле, применяясь каждый раз к конкретной обстановке.
Достаточно вдуматься, как следует быть, в историю нашей партии хотя бы
за время революции, т.е. за то именно время, когда фракционность стала
особенно опасной,-- и станет ясно, что борьба с этой опасностью ни в каком
случае не исчерпывается одним только формальным осуждением и запрещением
группировок.
Наиболее грозное разногласие возникло в партии в связи с величайшей
задачей мировой истории, задачей захвата власти осенью 1917г. Острота
вопроса, при бешеном темпе событий, почти немедленно придала разногласиям
остро-фракционный характер: противники захвата власти, даже не желая того,
блокировались фактически с непартийными элементами, опубликовывали свои
заявления на страницах непартийной печати и пр. Единство партии было на
острие ножа. Каким образом удалось избежать раскола? Только быстрым
развитием событий и победоносной их развязкой. Раскол был бы неизбежен, если
бы события растянулись на несколько месяцев, а тем более, если бы восстание
закончилось поражением. Бурным наступлением партия, твердо руководимая
большинством ЦК, перешагнула через оппозицию, власть оказалась завоеванной,
и оппозиция, очень малочисленная, но высоко квалифицированная в партийном
смысле, встала на почву Октября. Фракционность и угроза раскола были в этом
случае побеждены не формально-уставным порядком, а революционным действием.
Второе крупное разногласие возникло в связи с вопросом о
брест-литовском мире. Сторонники революционной войны сплотились в подлинную
фракцию, со своим центральным органом и пр. Я не знаю, какое подобие
основания имеет всплывший недавно анекдот о том, как т. Бухарин почти что
собрался арестовать правительство т. Ленина. Вообще говоря, это немножко
похоже на плохую майнридовщину или на коммунистическую... пинкертоновщину.
Надо думать, Ист-парт в этом разберется. Несомненно, однако, что
существование лево-коммунистической фракции представляло чрезвычайную
опасность для единства партии. Довести дело до раскола не представляло бы в
тот период большою труда и не требовало бы со стороны руководства...
большого ума: достаточно было просто объявить лево-коммунистическую фракцию
запрещенной. Партия применила, однако, более сложные методы: дискуссии,
разъяснения, проверки на политическом опыте,-- мирясь временно с таким
ненормальным и угрожаю-
264
265
щим явлением, как существование внутри партии организованной фракции.
Мы имели в партии довольно сильную и упорную группировку по вопросам
военного строительства. По существу дела эта оппозиция была против
построения регулярной армии, со всеми вытекающими отсюда последствиями:
централизованным военным аппаратом, привлечением специалистов и пр.
Моментами борьба принимала крайне острый характер. Но и здесь, как в
Октябре, помогла проверка оружием. Отдельные угловатости и преувеличения
официальной военной политики были, не без воздействия оппозиции, смягчены --
не только без ущерба, но и с выгодой для централизованного строительства
регулярной армии. Оппозиция же постепенно рассосалась. Очень многие ее
активнейшие представители не только втянулись в военную работу, но и заняли
в ней ответст-венейшие посты.
Резко обозначились группировки в период памятной дискуссии о
профсоюзах. Сейчас, когда мы имеем возможность оглянуться на эту эпоху в
целом и осветить ее всем последующим опытом, становится совершенно
очевидным, что спор шел вовсе не о профсоюзах и даже не о рабочей
демократии: через посредство этих споров находило свое выражение глубокое
недомогание партии, причиной которого был слишком затянувшийся хозяйственный
режим военного коммунизма. Весь экономический организм страны был в тисках
безвыходности. Под покровом формальной дискуссии о роли профсоюзов и рабочей
демократии шли обходные поиски новых хозяйственных путей. Действительный
выход открылся в уничтожении продовольственной разверстки и хлебной
монополии и в постепенном высвобождении госпромышленности из тисков
главко-кратии. Эти исторические решения принимались единогласно, и они
целиком покрыли дискуссию о профсоюзах, тем более, что на основе нэпа самая
роль профсоюзов предстала в совершенно ином свете, и резолюцию о профсоюзах
пришлось радикально менять через несколько месяцев.
Наиболее длительный и некоторыми своими сторонами крайне опасный
характер имела группировка "рабочей оппозиции". В ней находили свое
перекошенное отражение и противоречия военного коммунизма, и отдельные
ошибки партии, и основные объективные трудности социалистического
строительства. Но и здесь дело вовсе не ограничилось одним
лишь формальным запретом. В области решений по вопросам партийной
демократии были сделаны формальные шаги, а в области чистки партии были
сделаны фактические, в высшей степени важные шаги навстречу тому, что было
правильного и здорового в критике и требованиях "рабочей оппозиции". А
главное, благодаря тому, что партия своими хозяйственными решениями и
мероприятиями исключительной важности покрыла в основном и существенном
наметившиеся разногласия и группировки, стало возможным, т.е. обещающим
реальные результаты, формальное запрещение фракционных образований на X
съезде партии. Но само собою разумеется,-- об этом свидетельствуют нам и
опыт прошлого и здравый политический смысл,-- одно лишь запрещение не
заключало в себе не только абсолютной, но и вообще сколько-нибудь серьезной
гарантии предохранения партии от новых идейных и организационных
группировок. Основной гарантией является правильность руководства,
своевременное внимание ко всем запросам развития, преломляющимся через
партию, гибкость партийного аппарата, не парализующего, а организующего
партийную инициативу, не пугающегося голосов критики и не застращивающего
призраком фракционности: застращивание есть вообще чаще всего продукт
испуга! Постановление X съезда, запрещающее фракционность может иметь только
вспомогательный характер, но само по себе оно еще не дает ключа ко всем и
всяким внутренним затруднениям. Было бы слишком грубым организационным
фетишизмом думать, что одно лишь голое постановление -- независимо от хода
развитие партии, от ошибок руководства, от консерватизма аппарата, от
внешних влияний и пр. и пр.-- способно оградить нас от группировок и
фракционных потрясении. Такой подход сам по себе уже глубоко бюрократичен.
Ярчайший пример сказанного дает история петроградской организации.
Вскоре после X съезда, которым были запрещены группировки и фракционные
образования, в Петрограде вспыхнула острая организационная борьба, приведшая
к двум резко противопоставленным друг другу группировкам. Самым простым было
бы, на первый взгляд, объявить одну из группировок (по крайней мере, одну)
вредной, преступной, фракционной и пр. Но ЦК категорически отказался от
такого метода, предлагавшегося ему из Петрограда. ЦК взял на себя прямое
посредничество между двумя петроградскими группировками
267
и, в конце концов, обеспечил -- правда, не сразу -- не только их
сотрудничество, но и их растворение в организации. Этого примера
исключительной важности не следовало бы забывать; он прямо-таки незаменим
для прочищения кое-каких бюрократических голов.
Выше мы сказали, что каждая сколько-нибудь серьезная и длительная
группировка в партии, тем более организованная фракция, имеет тенденцию
стать выражением каких-либо особых социальных интересов. Каждый неправильный
уклон, лежащий в основе группировки, может, при своем развитии, стать
выражением интересов враждебного или полувраждебного пролетариату класса. Но
все эго относится целиком и даже в первую голову к бюрократизму. Отсюда и
нужно начинать. Что бюрократизм есть неправильный, нездоровый уклон, это,
надо надеяться, бесспорно. А раз так, то в развитии своем он грозит сдвинуть
партию с правильного, т.е. классового пути. Именно в этом его опасность. Но
чрезвычайно поучительно и, вместе с тем, очень тревожно, что те товарищи,
которые резче, настойчивее и подчас грубее всего настаивают на том, что
каждое разногласие, каждая группировка мнений, хотя бы и временная,
представляют собою выражение различных классовых интересов, не хотят
применять этот же критерий к бюрократизму. Между тем, здесь социальный
критерий уместнее всего, ибо в бюрократизме мы имеем вполне определившееся
зло, явный и бесспорно вредный уклон, официально осужденный, но ни в какой
степени не изжитый. Да и как его сразу изжить! Но если бюрократизм грозит,
как говорит резолюция ЦК, отрывом партии от масс, а, следовательно, и
ослаблением классового характера партии, то уже отсюда вытекает, что борьба
против бюрократизма ни в каком случае не может быть заранее отождествлена с
какими-либо непролетарскими влияниями. Наоборот, стремление партии сохранить
свой пролетарский характер неизбежно должно порождать в самой же партии
отпор бюрократизму. Разумеется, под флагом этого отпора могут проводиться
разные тенденции, в том числе и неправильные, нездоровые, вредные. Раскрыть
эти вредные тенденции можно только марксистским анализом их идейного
содержания. Но подводить чисто формально отпор бюрократизму под группировку,
которая-де служит каналом чуждых влияний, значит быть самому заведомым
"каналом" бюрократических влияний.
Самую мысль, однако, что разногласия в партии, а тем более группировки,
означают борьбу разных классовых влияний, не нужно понимать слишком
упрощенно и грубо. По вопросу, скажем, о том, нужно ли было прощупать Польшу
штыком в 1920 г., у нас были эпизодические разногласия. Одни были за более
смелую политику, другие за более осторожную. Были ли тут разные классовые
тенденции? Вряд ли кто-нибудь рискнет это утверждать. Тут были разногласия в
оценке обстановки, сил, средств. Но основной критерий оценки был одинаков у
обеих сторон. Партия может нередко разрешать одну и ту же задачу разными
путями. И разногласия возникают насчет того, какой из этих путей будет
лучше, короче, экономнее. Такого рода разногласия могут, в зависимости от
характера вопроса, захватить широкие круги партии, но это вовсе не будет
непременно означать, что тут идет борьба двух классовых тенденций. Можно не
сомневаться, что у нас это еще случится не раз, а десятки раз впереди, ибо
путь перед нами трудный, и не только политические задачи, но и, скажем,
организационно-хозяйственные вопросы социалистического строительства будут
создавать разногласия и временные группировки мнений. Политическая проверка
всех оттенков марксистским анализом является для нашей партии всегда
необходимейшей предохранительной мерой. Но именно конкретная марксистская
проверка, а не косный шаблон, как орудие самообороны бюрократизма. Проверить
и профильтровать то неоднородное идейно-политическое содержание, которое
сейчас выступает против бюрократизма, и отмести все чуждое и вредное можно
будет тем успешнее, чем серьезнее мы вступим на путь нового курса. А это, в
свою очередь, не осуществимо без серьезного перелома в настроении и
самочувствии партаппарата. Мы же присутствуем, наоборот, при новом
наступлении партаппарата, который всякую критику старого, формально
осужденного, но еще не ликвидированного курса безапелляционно отводит
ссылкой на фракционность. Если фракционность опасна,-- а это так,-- то
преступно закрывать глаза на опасность консервативно-бюрократической
фракционности. Именно против этой опасности в первую голову направлена
единогласно принятая резолюция ЦК.
Забота об единстве партии есть самая основная и жгучая забота
подавляющего большинства товарищей. Но тут нужно прямо сказать: если есть
сейчас серьезная опасность единству
269
или, по крайней мере, единодушию партии, так это неистовствующий
бюрократизм. Именно из этого лагеря раздавались голоса, которые нельзя иначе
назвать, как провокационными. Именно отсюда осмеливались говорить: мы не
боимся раскола! Именно представители этого лагеря шарят в прошлом, выискивая
все, что могло бы внести побольше ожесточения в партийную дискуссию,
искусственно оживляя воспоминания о старой борьбе и старых расколах, чтобы
незаметно и постепенно приучить мысль партии к возможности такого
чудовищного, самоубийственного преступления, как новый раскол. Потребность
партии в единстве хотят сшибить лбом с ее потребностью в менее
бюрократическом режиме. Если бы партия вступила на этот путь и пожертвовала
необходимейшими жизненными элементами своей собственной демократии, она не
приобрела бы ничего, кроме обострения внутренней борьбы и расшатки основных
своих скреп. Нельзя односторонне и ультимативно требовать от партии доверия
к аппарату, не питая доверия к самой партии. В этом суть вопроса. Предвзятое
бюрократическое недоверие к партии, к ее сознательности и
дисциплинированности есть главная причина всех зол аппаратного режима.
Партия не хочет фракций и не допустит их. Чудовищно думать, что партия
разобьет или позволит кому-либо разбить свой аппарат. Партия знает, что в
состав аппарата входят наиболее ценные элементы, в которых воплощается
огромная часть прошлого опыта. Но она хочет обновить аппарат и напоминает
ему, что он -- ее аппарат, ею избирается и от нее не должен отрываться.
Если продумать создавшуюся в партии обстановку, особенно как она
вскрылась в дискуссии, до конца, то станет совершенно ясна двойственная
перспектива дальнейшею развития. Либо происходящая ныне в партии
идейно-организационная перегруппировка по линии резолюции ЦК действительно
послужит шагом на пути органического роста партии, началом -- размоется,
только началом -- новой большой главы,-- и тогда это будет наиболее
желательный для всех нас и наиболее благотворный для партии исход. Тогда с
дискуссионными и оппозиционными излишествами, а тем более с
вульгарно-демократическими тенденциями партия справится легко. Либо же
перешедший в контрнаступление партаппарат в большей или меньшей мере
подпадет под влияние своих наиболее консервативных элементов и под лозунгом
борьба с фракционнос-
тью снова отбросит партию на вчерашние позиции "штиля". Этот второй
путь будет несравненно более болезненным; он не задержит, разумеется,
развития партии, но заставит оплатить это развитие большими усилиями и
потрясениями, ибо даст лишнее питание вредным, разлагающим, антипартийным
тенденциям. Таковы две объективно открывающиеся возможности. Смысл моего
письма "Новый курс" состоял в том, чтобы помочь партии вступить на первый
путь, как более экономный и здоровый. И на позиции этого письма я настаиваю
целиком, отметая тенденциозные и ложные его истолкования.
Основные условия, которые не только затрудняют ход
социалистического строительства, но ставят время от време
ни революцию перед тяжкими испытаниями и опасностями,
достаточно известны. Это: а) наличие внутренних социальных
противоречий в революции, которые при военном коммуниз
ме были механически придавлены, а при нэпе неизбежно раз
вертываются и стремятся найти политическое выражение;
б) длительная контрреволюционная угроза со стороны импе
риалистических государств.
Социальные противоречия революции -- это ее классо
вые противоречия. Каковы основные классы нашей страны?--
а) Пролетариат, б) крестьянство, в) новая буржуазия с обра
стающей ее интеллигенцией буржуазного типа. По хозяйст
венной роли и политическому значению главное место при
надлежит пролетариату, организованному в государство,
и крестьянству, как создателю преобладающих в нашей эконо
мике сельскохозяйственных благ. Новая буржуазия играет пре
имущественно посредническую роль как между государствен
ной промышленностью и сельским хозяйством, так и между
разными частями государственной промышленности и разны
ми областями крестьянского хозяйства. От торгово-посредни-
ческой деятельности новая буржуазия переходит частично
также и к производственно-организаторской роли.
Если оставить в стороне вопрос о темпе развития проле
тарской революции на Западе, то дальнейший ход нашей ре
волюции определится относительным ростом трех основных
элементов нашего хозяйства: государственной промышленности,
крестьянского земледелия и частного торгово-промышленного капитала.
4. Исторические аналогии с Великой Французской Рево
люцией (крушение якобинцев!), которыми питаются и утеша
ются либерализм и меньшевизм, поверхностны и несостоя
тельны.
Гибель якобинизма была предопределена незрелостью социальных отношений:
левое крыло -- разоренные ремесленники и торговцы -- лишенное возможностей
хозяйственного развития, не могло быть устойчивой опорой революции; правое
крыло -- буржуазия -- неизбежно возрастало; наконец, Европа, экономически и
политически более отсталая, не давала возможности революции развернуться за
пределами Франции.
Во всех этих отношениях наше положение несравненно более благоприятно.
Ядром революции и одновременно ее левым флангом является у нас пролетариат,
задачи и цели которого целиком и полностью совпадают с задачами
социалистического строительства. Пролетариат политически настолько силен,
что, даже допуская рядом с собою в известных пределах образование новой
буржуазии, он приобщает крестьянство к государственной власти не через
посредство буржуазии и мелкобуржуазных партий, а непосредственно, преграждая
буржуазии вообще доступ к политической жизни. Экономическое и политическое
состояние Европы таково, что не только не исключает, но, наоборот, делает
неизбежным перенесение революции на ее территорию. Если, следовательно, во
Франции даже и более проницательная политика якобинизма вряд ли могла бы
радикально изменить дальнейший ход событий, то у нас, при неизмеримо более
благоприятной обстановке, правильность политической линии, направляемой
информацией, бумажными справками, и этим аппаратом, сближающим его с
советским аппаратом, отгораживается от живой партии.
И происходит по известному немецкому выражению: "Ты думаешь, что
двигаешь других, а на самом деле двигают тебя". Весь переплет
бюрократической повседневности советского государства вливается в партийный
аппарат и создает в нем бюрократический сдвиг. Партия, как коллектив, не
ощущает своего руководства, ибо не осуществляет его. Отсюда недовольство или
недоумение даже в тех случаях, когда руководство по существу правильно. Но
оно не может удержаться на правильной линии, поскольку разменивается на
мелочи, не приобретая систематического планомерного и коллективного
характера. Таким образом, бюрократизм не только нарушает внутреннюю спайку
партии, но и ослабляет правильное воздействие ее на государственный аппарат.
Этого сплошь да рядом не замечают и не понимают те, кто громче всего кричат
о руководящей роли партии по отношению к советскому государству.
Вопрос о группировках и фракциях занял в дискуссии центральное место.
На этот счет надо высказаться со всей ясностью, так как вопрос очень острый
и ответственный. А ставится он сплошь да рядом фальшиво.
Мы являемся единственной партией в стране, и в эпоху диктатуры иначе
быть не может. Различные потребности рабочего класса, крестьянства,
государственного аппарата и его личного состава давят на нашу партию,
стремясь найти через ее посредство политическое выражение. Трудности и
противоречия развития, временная несогласованность интересов разных частей
пролетариата, или пролетариата в целом и крестьянства -- все эго напирает на
партию через ее рабочие и крестьянские ячейки, через государственный
аппарат, через учащуюся молодежь. Даже эпизодические временные разногласия и
оттенки мнений могут выражать в какой-то отдаленной инстанции давление
определенных социальных интересов; эпизодические разногласия и временные
группировки мнений могут, при известных условиях, превратиться в устойчивые
группировки; эти последние могут, в свою очередь, раньше или позже
развернуться в организованные фракции; наконец, сложившаяся фракция,
противопоставляя себя другим частям партии, тем самым более поддается
давлению, идущему извне партии. Такова диалектика внутрипартийных
группировок
в эпоху, когда коммунистическая партия по необходимости монополизирует
в своих руках руководство политической жизнью. Каков же вывод? Если не
хочешь фракций,-- не нужно постоянных группировок; если не хочешь постоянных
группировок,-- избегай группировок временных; наконец, чтобы оберечь партию
от временных группировок, нужно, чтобы в партии вообще не было разногласий,
ибо где два мнения, там люди всегда группируются. Но как же, с другой
стороны, избежать разногласий в полумиллионной партии, которая руководит
жизнью страны в исключительно сложных и трудных условиях? Таково основное
противоречие, коренящееся в самом положении партии пролетарской диктатуры, и
от этого противоречия нельзя отделаться одними только формальными приемами.
Те сторонники старого курса, которые голосуют за резолюцию ЦК в
уверенности, что все останется no-старому рассуждают, примерно, так: вот
чуть-чуть приподняли над партией крышку аппарата, и сейчас же обнаружились
тенденции ко всяческим группировкам; надо снова поплотнее привинтить крышку.
Этой коротенькой мудростью проникнуты десятки речей и статей "против
фракционности". Эти товарищи в глубине души считают, что резолюция ЦК есть
либо политическая ошибка, которую можно замять, либо аппаратная уловка,
которую нужно использовать. Я думаю, что они грубейшим образом ошибаются. И
если что может внести величайшую дезорганизацию в партию, так это упорство в
старом курсе под видом почтительного принятия нового.
Партийное общественное мнение неизбежно вырабатывается в противоречиях
и разногласиях. Локализировать этот процесс только в аппарате, преподавая
затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., значит идейно и
политически обессиливать партию. Делать всю партию участницей формирования
решений -- значит идти навстречу временным идейным группировкам с опасностью
их превращения в длительные группировки и даже во фракции. Как же быть?
Неужели нет выхода? Неужели нет места для партийной линии между режимом
партийного "штиля" и режимом фракционного расщепления партии? Нет, такая
линия есть, и вся задача внутрипартийного руководства состоит в том, чтобы
ее каждый раз -- особенно на повороте -- найти, в соответствии с данной
конкретной обстановкой. Резолюция ЦК прямо го-
ворит, что бюрократический режим в партии является одним из источников
фракционных группировок. Вряд ли эта истина нуждается сейчас в
доказательствах. Старый курс был очень далек от "развернутой" демократии, и
однако же он нимало не уберег партию не только от нелегальных фракционных
образований, но и от того взрыва дискуссии, который сам по себе -- смешно
было бы закрывать на это глаза! -- чреват образованием временных или
длительных группировок. Для предотвращения этого требуется, чтобы
руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс,
не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим
добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и
фракционности. Но ведь такая постановка вопроса о фракциях означает
оправдание мясни-ковщины? -- слышим мы голос высшей бюрократической
мудрости. Разве? Но, во-первых, вся подчеркнутая нами фраза представляет
собою точную цитату из резолюции ЦК. А, во-вторых, с какого это времени
объяснение равносильно оправданию? Сказать, что нарыв явился результатом
дурного кровообращения, вследствие недостаточного притока кислорода, вовсе
не значит "оправдать" нарыв и признать его нормальной составной частью
человеческого организма. Вывод только один: нарыв надо вскрыть и
дезинфицировать, а кроме того -- и это еще важнее -- надо открыть окно, дабы
свежий воздух мог лучше окислять кровь. Но в том и беда, что наиболее боевое
крыло старого аппаратного курса глубоко убеждено в ошибочности резолюции ЦК,
особенно в той ее части, где бюрократизм объявляется одним из источников
фракционности. И если "старокурсники" не говорят этого вслух, то лишь по
формальным соображениям,-- как и вообще все их мышление проникнуто духом
формализма, который является идейной подкладкой бюрократизма.
Да, фракции представляют собою величайшее зло в наших условиях, а
группировки -- даже временные -- могут превратиться во фракции. Но
совершенно недостаточно, как свидетельствует опыт, объявить группировки и
фракции злом, чтобы этим самым сделать невозможным их возникновение. Нужна
известная политика, нужен правильный курс, чтобы добиться этого результата
на деле, применяясь каждый раз к конкретной обстановке.
Достаточно вдуматься, как следует быть, в историю нашей партии хотя бы
за время революции, т.е. за то именно время, когда фракционность стала
особенно опасной,-- и станет ясно, что борьба с этой опасностью ни в каком
случае не исчерпывается одним только формальным осуждением и запрещением
группировок.
Наиболее грозное разногласие возникло в партии в связи с величайшей
задачей мировой истории, задачей захвата власти осенью 1917г. Острота
вопроса, при бешеном темпе событий, почти немедленно придала разногласиям
остро-фракционный характер: противники захвата власти, даже не желая того,
блокировались фактически с непартийными элементами, опубликовывали свои
заявления на страницах непартийной печати и пр. Единство партии было на
острие ножа. Каким образом удалось избежать раскола? Только быстрым
развитием событий и победоносной их развязкой. Раскол был бы неизбежен, если
бы события растянулись на несколько месяцев, а тем более, если бы восстание
закончилось поражением. Бурным наступлением партия, твердо руководимая
большинством ЦК, перешагнула через оппозицию, власть оказалась завоеванной,
и оппозиция, очень малочисленная, но высоко квалифицированная в партийном
смысле, встала на почву Октября. Фракционность и угроза раскола были в этом
случае побеждены не формально-уставным порядком, а революционным действием.
Второе крупное разногласие возникло в связи с вопросом о
брест-литовском мире. Сторонники революционной войны сплотились в подлинную
фракцию, со своим центральным органом и пр. Я не знаю, какое подобие
основания имеет всплывший недавно анекдот о том, как т. Бухарин почти что
собрался арестовать правительство т. Ленина. Вообще говоря, это немножко
похоже на плохую майнридовщину или на коммунистическую... пинкертоновщину.
Надо думать, Ист-парт в этом разберется. Несомненно, однако, что
существование лево-коммунистической фракции представляло чрезвычайную
опасность для единства партии. Довести дело до раскола не представляло бы в
тот период большою труда и не требовало бы со стороны руководства...
большого ума: достаточно было просто объявить лево-коммунистическую фракцию
запрещенной. Партия применила, однако, более сложные методы: дискуссии,
разъяснения, проверки на политическом опыте,-- мирясь временно с таким
ненормальным и угрожаю-
264
265
щим явлением, как существование внутри партии организованной фракции.
Мы имели в партии довольно сильную и упорную группировку по вопросам
военного строительства. По существу дела эта оппозиция была против
построения регулярной армии, со всеми вытекающими отсюда последствиями:
централизованным военным аппаратом, привлечением специалистов и пр.
Моментами борьба принимала крайне острый характер. Но и здесь, как в
Октябре, помогла проверка оружием. Отдельные угловатости и преувеличения
официальной военной политики были, не без воздействия оппозиции, смягчены --
не только без ущерба, но и с выгодой для централизованного строительства
регулярной армии. Оппозиция же постепенно рассосалась. Очень многие ее
активнейшие представители не только втянулись в военную работу, но и заняли
в ней ответст-венейшие посты.
Резко обозначились группировки в период памятной дискуссии о
профсоюзах. Сейчас, когда мы имеем возможность оглянуться на эту эпоху в
целом и осветить ее всем последующим опытом, становится совершенно
очевидным, что спор шел вовсе не о профсоюзах и даже не о рабочей
демократии: через посредство этих споров находило свое выражение глубокое
недомогание партии, причиной которого был слишком затянувшийся хозяйственный
режим военного коммунизма. Весь экономический организм страны был в тисках
безвыходности. Под покровом формальной дискуссии о роли профсоюзов и рабочей
демократии шли обходные поиски новых хозяйственных путей. Действительный
выход открылся в уничтожении продовольственной разверстки и хлебной
монополии и в постепенном высвобождении госпромышленности из тисков
главко-кратии. Эти исторические решения принимались единогласно, и они
целиком покрыли дискуссию о профсоюзах, тем более, что на основе нэпа самая
роль профсоюзов предстала в совершенно ином свете, и резолюцию о профсоюзах
пришлось радикально менять через несколько месяцев.
Наиболее длительный и некоторыми своими сторонами крайне опасный
характер имела группировка "рабочей оппозиции". В ней находили свое
перекошенное отражение и противоречия военного коммунизма, и отдельные
ошибки партии, и основные объективные трудности социалистического
строительства. Но и здесь дело вовсе не ограничилось одним
лишь формальным запретом. В области решений по вопросам партийной
демократии были сделаны формальные шаги, а в области чистки партии были
сделаны фактические, в высшей степени важные шаги навстречу тому, что было
правильного и здорового в критике и требованиях "рабочей оппозиции". А
главное, благодаря тому, что партия своими хозяйственными решениями и
мероприятиями исключительной важности покрыла в основном и существенном
наметившиеся разногласия и группировки, стало возможным, т.е. обещающим
реальные результаты, формальное запрещение фракционных образований на X
съезде партии. Но само собою разумеется,-- об этом свидетельствуют нам и
опыт прошлого и здравый политический смысл,-- одно лишь запрещение не
заключало в себе не только абсолютной, но и вообще сколько-нибудь серьезной
гарантии предохранения партии от новых идейных и организационных
группировок. Основной гарантией является правильность руководства,
своевременное внимание ко всем запросам развития, преломляющимся через
партию, гибкость партийного аппарата, не парализующего, а организующего
партийную инициативу, не пугающегося голосов критики и не застращивающего
призраком фракционности: застращивание есть вообще чаще всего продукт
испуга! Постановление X съезда, запрещающее фракционность может иметь только
вспомогательный характер, но само по себе оно еще не дает ключа ко всем и
всяким внутренним затруднениям. Было бы слишком грубым организационным
фетишизмом думать, что одно лишь голое постановление -- независимо от хода
развитие партии, от ошибок руководства, от консерватизма аппарата, от
внешних влияний и пр. и пр.-- способно оградить нас от группировок и
фракционных потрясении. Такой подход сам по себе уже глубоко бюрократичен.
Ярчайший пример сказанного дает история петроградской организации.
Вскоре после X съезда, которым были запрещены группировки и фракционные
образования, в Петрограде вспыхнула острая организационная борьба, приведшая
к двум резко противопоставленным друг другу группировкам. Самым простым было
бы, на первый взгляд, объявить одну из группировок (по крайней мере, одну)
вредной, преступной, фракционной и пр. Но ЦК категорически отказался от
такого метода, предлагавшегося ему из Петрограда. ЦК взял на себя прямое
посредничество между двумя петроградскими группировками
267
и, в конце концов, обеспечил -- правда, не сразу -- не только их
сотрудничество, но и их растворение в организации. Этого примера
исключительной важности не следовало бы забывать; он прямо-таки незаменим
для прочищения кое-каких бюрократических голов.
Выше мы сказали, что каждая сколько-нибудь серьезная и длительная
группировка в партии, тем более организованная фракция, имеет тенденцию
стать выражением каких-либо особых социальных интересов. Каждый неправильный
уклон, лежащий в основе группировки, может, при своем развитии, стать
выражением интересов враждебного или полувраждебного пролетариату класса. Но
все эго относится целиком и даже в первую голову к бюрократизму. Отсюда и
нужно начинать. Что бюрократизм есть неправильный, нездоровый уклон, это,
надо надеяться, бесспорно. А раз так, то в развитии своем он грозит сдвинуть
партию с правильного, т.е. классового пути. Именно в этом его опасность. Но
чрезвычайно поучительно и, вместе с тем, очень тревожно, что те товарищи,
которые резче, настойчивее и подчас грубее всего настаивают на том, что
каждое разногласие, каждая группировка мнений, хотя бы и временная,
представляют собою выражение различных классовых интересов, не хотят
применять этот же критерий к бюрократизму. Между тем, здесь социальный
критерий уместнее всего, ибо в бюрократизме мы имеем вполне определившееся
зло, явный и бесспорно вредный уклон, официально осужденный, но ни в какой
степени не изжитый. Да и как его сразу изжить! Но если бюрократизм грозит,
как говорит резолюция ЦК, отрывом партии от масс, а, следовательно, и
ослаблением классового характера партии, то уже отсюда вытекает, что борьба
против бюрократизма ни в каком случае не может быть заранее отождествлена с
какими-либо непролетарскими влияниями. Наоборот, стремление партии сохранить
свой пролетарский характер неизбежно должно порождать в самой же партии
отпор бюрократизму. Разумеется, под флагом этого отпора могут проводиться
разные тенденции, в том числе и неправильные, нездоровые, вредные. Раскрыть
эти вредные тенденции можно только марксистским анализом их идейного
содержания. Но подводить чисто формально отпор бюрократизму под группировку,
которая-де служит каналом чуждых влияний, значит быть самому заведомым
"каналом" бюрократических влияний.
Самую мысль, однако, что разногласия в партии, а тем более группировки,
означают борьбу разных классовых влияний, не нужно понимать слишком
упрощенно и грубо. По вопросу, скажем, о том, нужно ли было прощупать Польшу
штыком в 1920 г., у нас были эпизодические разногласия. Одни были за более
смелую политику, другие за более осторожную. Были ли тут разные классовые
тенденции? Вряд ли кто-нибудь рискнет это утверждать. Тут были разногласия в
оценке обстановки, сил, средств. Но основной критерий оценки был одинаков у
обеих сторон. Партия может нередко разрешать одну и ту же задачу разными
путями. И разногласия возникают насчет того, какой из этих путей будет
лучше, короче, экономнее. Такого рода разногласия могут, в зависимости от
характера вопроса, захватить широкие круги партии, но это вовсе не будет
непременно означать, что тут идет борьба двух классовых тенденций. Можно не
сомневаться, что у нас это еще случится не раз, а десятки раз впереди, ибо
путь перед нами трудный, и не только политические задачи, но и, скажем,
организационно-хозяйственные вопросы социалистического строительства будут
создавать разногласия и временные группировки мнений. Политическая проверка
всех оттенков марксистским анализом является для нашей партии всегда
необходимейшей предохранительной мерой. Но именно конкретная марксистская
проверка, а не косный шаблон, как орудие самообороны бюрократизма. Проверить
и профильтровать то неоднородное идейно-политическое содержание, которое
сейчас выступает против бюрократизма, и отмести все чуждое и вредное можно
будет тем успешнее, чем серьезнее мы вступим на путь нового курса. А это, в
свою очередь, не осуществимо без серьезного перелома в настроении и
самочувствии партаппарата. Мы же присутствуем, наоборот, при новом
наступлении партаппарата, который всякую критику старого, формально
осужденного, но еще не ликвидированного курса безапелляционно отводит
ссылкой на фракционность. Если фракционность опасна,-- а это так,-- то
преступно закрывать глаза на опасность консервативно-бюрократической
фракционности. Именно против этой опасности в первую голову направлена
единогласно принятая резолюция ЦК.
Забота об единстве партии есть самая основная и жгучая забота
подавляющего большинства товарищей. Но тут нужно прямо сказать: если есть
сейчас серьезная опасность единству
269
или, по крайней мере, единодушию партии, так это неистовствующий
бюрократизм. Именно из этого лагеря раздавались голоса, которые нельзя иначе
назвать, как провокационными. Именно отсюда осмеливались говорить: мы не
боимся раскола! Именно представители этого лагеря шарят в прошлом, выискивая
все, что могло бы внести побольше ожесточения в партийную дискуссию,
искусственно оживляя воспоминания о старой борьбе и старых расколах, чтобы
незаметно и постепенно приучить мысль партии к возможности такого
чудовищного, самоубийственного преступления, как новый раскол. Потребность
партии в единстве хотят сшибить лбом с ее потребностью в менее
бюрократическом режиме. Если бы партия вступила на этот путь и пожертвовала
необходимейшими жизненными элементами своей собственной демократии, она не
приобрела бы ничего, кроме обострения внутренней борьбы и расшатки основных
своих скреп. Нельзя односторонне и ультимативно требовать от партии доверия
к аппарату, не питая доверия к самой партии. В этом суть вопроса. Предвзятое
бюрократическое недоверие к партии, к ее сознательности и
дисциплинированности есть главная причина всех зол аппаратного режима.
Партия не хочет фракций и не допустит их. Чудовищно думать, что партия
разобьет или позволит кому-либо разбить свой аппарат. Партия знает, что в
состав аппарата входят наиболее ценные элементы, в которых воплощается
огромная часть прошлого опыта. Но она хочет обновить аппарат и напоминает
ему, что он -- ее аппарат, ею избирается и от нее не должен отрываться.
Если продумать создавшуюся в партии обстановку, особенно как она
вскрылась в дискуссии, до конца, то станет совершенно ясна двойственная
перспектива дальнейшею развития. Либо происходящая ныне в партии
идейно-организационная перегруппировка по линии резолюции ЦК действительно
послужит шагом на пути органического роста партии, началом -- размоется,
только началом -- новой большой главы,-- и тогда это будет наиболее
желательный для всех нас и наиболее благотворный для партии исход. Тогда с
дискуссионными и оппозиционными излишествами, а тем более с
вульгарно-демократическими тенденциями партия справится легко. Либо же
перешедший в контрнаступление партаппарат в большей или меньшей мере
подпадет под влияние своих наиболее консервативных элементов и под лозунгом
борьба с фракционнос-
тью снова отбросит партию на вчерашние позиции "штиля". Этот второй
путь будет несравненно более болезненным; он не задержит, разумеется,
развития партии, но заставит оплатить это развитие большими усилиями и
потрясениями, ибо даст лишнее питание вредным, разлагающим, антипартийным
тенденциям. Таковы две объективно открывающиеся возможности. Смысл моего
письма "Новый курс" состоял в том, чтобы помочь партии вступить на первый
путь, как более экономный и здоровый. И на позиции этого письма я настаиваю
целиком, отметая тенденциозные и ложные его истолкования.
Основные условия, которые не только затрудняют ход
социалистического строительства, но ставят время от време
ни революцию перед тяжкими испытаниями и опасностями,
достаточно известны. Это: а) наличие внутренних социальных
противоречий в революции, которые при военном коммуниз
ме были механически придавлены, а при нэпе неизбежно раз
вертываются и стремятся найти политическое выражение;
б) длительная контрреволюционная угроза со стороны импе
риалистических государств.
Социальные противоречия революции -- это ее классо
вые противоречия. Каковы основные классы нашей страны?--
а) Пролетариат, б) крестьянство, в) новая буржуазия с обра
стающей ее интеллигенцией буржуазного типа. По хозяйст
венной роли и политическому значению главное место при
надлежит пролетариату, организованному в государство,
и крестьянству, как создателю преобладающих в нашей эконо
мике сельскохозяйственных благ. Новая буржуазия играет пре
имущественно посредническую роль как между государствен
ной промышленностью и сельским хозяйством, так и между
разными частями государственной промышленности и разны
ми областями крестьянского хозяйства. От торгово-посредни-
ческой деятельности новая буржуазия переходит частично
также и к производственно-организаторской роли.
Если оставить в стороне вопрос о темпе развития проле
тарской революции на Западе, то дальнейший ход нашей ре
волюции определится относительным ростом трех основных
элементов нашего хозяйства: государственной промышленности,
крестьянского земледелия и частного торгово-промышленного капитала.
4. Исторические аналогии с Великой Французской Рево
люцией (крушение якобинцев!), которыми питаются и утеша
ются либерализм и меньшевизм, поверхностны и несостоя
тельны.
Гибель якобинизма была предопределена незрелостью социальных отношений:
левое крыло -- разоренные ремесленники и торговцы -- лишенное возможностей
хозяйственного развития, не могло быть устойчивой опорой революции; правое
крыло -- буржуазия -- неизбежно возрастало; наконец, Европа, экономически и
политически более отсталая, не давала возможности революции развернуться за
пределами Франции.
Во всех этих отношениях наше положение несравненно более благоприятно.
Ядром революции и одновременно ее левым флангом является у нас пролетариат,
задачи и цели которого целиком и полностью совпадают с задачами
социалистического строительства. Пролетариат политически настолько силен,
что, даже допуская рядом с собою в известных пределах образование новой
буржуазии, он приобщает крестьянство к государственной власти не через
посредство буржуазии и мелкобуржуазных партий, а непосредственно, преграждая
буржуазии вообще доступ к политической жизни. Экономическое и политическое
состояние Европы таково, что не только не исключает, но, наоборот, делает
неизбежным перенесение революции на ее территорию. Если, следовательно, во
Франции даже и более проницательная политика якобинизма вряд ли могла бы
радикально изменить дальнейший ход событий, то у нас, при неизмеримо более
благоприятной обстановке, правильность политической линии, направляемой