Страница:
— Мое тело ничего не значит, Эрик. Ничегошеньки! Сейчас, когда Дэш умер, мне это ну просто совершенно безразлично!
— А вот я на сто процентов убежден, что ему бы это было небезразлично!
Она отвернулась.
— Разве не так?
— Да. Да, наверное, ты прав. — Она тяжело вздохнула. — Но он мертв, Эрик, а я должна восстановить эти американские горки.
— Но почему? Почему для тебя это так важно?
— Да я… — Она вспомнила ночь у озера. — Я хотела рассказать тебе раньше, но ты бы не понял. Просто есть кое-что, что я должна сделать, вот и все.
Пока она пыталась справиться с волнением, повисло тягостное молчание.
Он уставился на сбитые носки своих рабочих сапог.
— Так все-таки сколько тебе нужно?
Она ответила.
Он посмотрел на пустое место, где когда-то стоял «Кид-диленд».
— Так и быть, Хани. Давай с тобой договоримся. Я дам тебе взаймы денег, но с одним условием.
— Каким?
Он повернулся и посмотрел на нее единственным голубым глазом так пристально, что ее бросило в жар.
— Тебе придется дать расписку, что ты поступаешь в мое распоряжение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твой талант, Хани. Ты отдашь его до последней капли, пока не сможешь вернуть долг.
— Что-что?
— Я буду выбирать сам, где тебе играть, а не ты и не твой агент. Я и только я буду решать, за какую роль ты будешь браться, а за какую нет.
— Но это же смешно!
— Можешь принять это предложение или отказаться.
— Да с какой стати я буду его принимать? Ведь ты-то никогда не отдавал свою карьеру в чужие руки!
— Да, и этому не бывать.
— А вот от меня ты хочешь добиться именно этого!
— Я ничего не хочу добиваться. Деньги-то нужны тебе, а не мне!
— Это же какое-то рабство. Ты сможешь засунуть меня в какую-нибудь коммерческую тягомотину или заставить делать рекламу на автошоу по сто долларов за выход!
— И такое может быть.
— У меня нет причин доверять тебе. Да ты мне даже не нравишься!
— А я этого вовсе и не жду.
Он сказал эти слова с такой простотой, что ей стало стыдно. Скорее всего он больше ни на что и не рассчитывает.
Схватив свой недоеденный бутерброд, Хани встала и бросила на него враждебный взгляд.
— Ну ладно, договорились. Будь по-твоему. А теперь лучше не попадайся мне на глаза, иначе пожалеешь!
Он проследил, как она удаляется.
«Вот болтунья», — подумал он про себя. Она по-прежнему размахивает своими кулачками, как и в те годы, когда была ребенком. Да еще и угрожает.
Как ненавистны ему это ее донкихотство, бой с тенями и призраками. И худший из всех ее призраков — эти проклятые американские горки. Говорит, что эти горки — ее надежда, а у него тяжелое предчувствие, что она надеется с помощью «Черного грома» вернуть из небытия мужа. Постояв, Эрик собрал остатки ленча. Нельзя и представить, чтобы кого-нибудь любили так, как Хани любила Дэша.
И хотя у него еще оставалось две недели до возвращения в Лос-Анджелес, у него появилось непреодолимое желание уехать сейчас же. Убраться от убитой горем вдовы Куган восвояси — вот что ему следует предпринять! А он вместо того, чтобы отдалиться от нее, еще сильнее вовлекся в ее орбиту, и когда спросил себя, почему это произошло, ответ был только один.
Каким-то странным образом Эрик почувствовал, что сделал гигантский шаг на пути к тому, чтобы заслужить уважение Дэша Кугана.
Глава 26
— А вот я на сто процентов убежден, что ему бы это было небезразлично!
Она отвернулась.
— Разве не так?
— Да. Да, наверное, ты прав. — Она тяжело вздохнула. — Но он мертв, Эрик, а я должна восстановить эти американские горки.
— Но почему? Почему для тебя это так важно?
— Да я… — Она вспомнила ночь у озера. — Я хотела рассказать тебе раньше, но ты бы не понял. Просто есть кое-что, что я должна сделать, вот и все.
Пока она пыталась справиться с волнением, повисло тягостное молчание.
Он уставился на сбитые носки своих рабочих сапог.
— Так все-таки сколько тебе нужно?
Она ответила.
Он посмотрел на пустое место, где когда-то стоял «Кид-диленд».
— Так и быть, Хани. Давай с тобой договоримся. Я дам тебе взаймы денег, но с одним условием.
— Каким?
Он повернулся и посмотрел на нее единственным голубым глазом так пристально, что ее бросило в жар.
— Тебе придется дать расписку, что ты поступаешь в мое распоряжение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твой талант, Хани. Ты отдашь его до последней капли, пока не сможешь вернуть долг.
— Что-что?
— Я буду выбирать сам, где тебе играть, а не ты и не твой агент. Я и только я буду решать, за какую роль ты будешь браться, а за какую нет.
— Но это же смешно!
— Можешь принять это предложение или отказаться.
— Да с какой стати я буду его принимать? Ведь ты-то никогда не отдавал свою карьеру в чужие руки!
— Да, и этому не бывать.
— А вот от меня ты хочешь добиться именно этого!
— Я ничего не хочу добиваться. Деньги-то нужны тебе, а не мне!
— Это же какое-то рабство. Ты сможешь засунуть меня в какую-нибудь коммерческую тягомотину или заставить делать рекламу на автошоу по сто долларов за выход!
— И такое может быть.
— У меня нет причин доверять тебе. Да ты мне даже не нравишься!
— А я этого вовсе и не жду.
Он сказал эти слова с такой простотой, что ей стало стыдно. Скорее всего он больше ни на что и не рассчитывает.
Схватив свой недоеденный бутерброд, Хани встала и бросила на него враждебный взгляд.
— Ну ладно, договорились. Будь по-твоему. А теперь лучше не попадайся мне на глаза, иначе пожалеешь!
Он проследил, как она удаляется.
«Вот болтунья», — подумал он про себя. Она по-прежнему размахивает своими кулачками, как и в те годы, когда была ребенком. Да еще и угрожает.
Как ненавистны ему это ее донкихотство, бой с тенями и призраками. И худший из всех ее призраков — эти проклятые американские горки. Говорит, что эти горки — ее надежда, а у него тяжелое предчувствие, что она надеется с помощью «Черного грома» вернуть из небытия мужа. Постояв, Эрик собрал остатки ленча. Нельзя и представить, чтобы кого-нибудь любили так, как Хани любила Дэша.
И хотя у него еще оставалось две недели до возвращения в Лос-Анджелес, у него появилось непреодолимое желание уехать сейчас же. Убраться от убитой горем вдовы Куган восвояси — вот что ему следует предпринять! А он вместо того, чтобы отдалиться от нее, еще сильнее вовлекся в ее орбиту, и когда спросил себя, почему это произошло, ответ был только один.
Каким-то странным образом Эрик почувствовал, что сделал гигантский шаг на пути к тому, чтобы заслужить уважение Дэша Кугана.
Глава 26
Тем рождественским утром обстановку ее трейлера не украшало ни единого красного бантика или хотя бы веточки. Хани собиралась скорее перетерпеть этот праздник, чем отпраздновать его, однако, когда выбралась из постели, не смогла заставить себя влезть в будничную одежду и снова целый день проработать в одиночестве.
Когда в ванной она посмотрела на себя в зеркало пристальнее, то ощутила слабый укол уязвленного самолюбия. Дэш часто говаривал ей, что она мила, а то маленькое личико, что глянуло на нее из зеркала, было тощим и слегка потрепанным — уличный сорванец состарился чересчур быстро. Хани недовольно отвернулась, но вместо того чтобы выйти из ванной, неожиданно для себя опустилась на колени, дабы пошарить в крохотном закутке под раковиной, куда после переезда засунула свою косметику.
Спустя час, одетая в шелковистый свитер и брюки из розовой шерсти, она завершила укладку волос. Они ниспадали свободными волнами на плечи и светились теплым медовым оттенком. Круги под глазами удалось скрыть под макияжем, а тушь сделала ресницы более пушистыми и подчеркнула ее светлые голубые глаза. Она тронула скулы румянами, подвела губы нежной розовой помадой и вставила в мочки ушей золотые полумесяцы, подаренные Дэшем. Вид серег, блестевших в волосах, терзал сердце, и Хани быстро отвернулась от своего отражения в зеркале.
Перебравшись в жилую часть трейлера, она налила себе чашечку кофе и подошла к столику рядом с диваном, где вот уже несколько дней лежал оставленный ею коричневый конверт. Через весь конверт детскими каракулями Шанталь было нацарапано: «До Рождества не вскрывать! Это для тебя!» Она оборвала клапан конверта и вытащила завернутый в белую оберточную бумагу скомканный пакет, к которому сверху была прикреплена записка.
«Милая Хани!
Надеюсь, ты весело проводишь Рождество. Нам с Гордоном нравится Уинстон-Салем. Мы нашли местечко, чтобы остановиться, в весьма славном парке трейлеров. Гордону нравится его работа. Он просил передать, что у него есть для тебя подарок, но ты его пока не получишь. У меня появилась подружка. Ее зовут Глория, и она научила меня вязать крючком. Я считаю, что тебе все же стоит вернуться в Лос-Анджелес. Не думаю, что Дэшу понравилось бы то, что ты над собой вытворяешь. Я скучаю по тебе. Надеюсь, подарок тебе понравится.
С любовью, Шанталь и Гордон.
P.S. Не беспокойся: если вернешься в Лос-Анджелес, мы с Гордоном следом за тобой не поедем».
Хани закрыла глаза и развернула тонкую оберточную бумагу. С блуждающей улыбкой на лице она вытащила первый с детских лет настоящий подарок, который получила от Шанталь, — вышитый вручную чехол для ролика туалетной бумаги. Он был сделан из отливающей неоновым оттенком голубой пряжи и украшен бесформенными желтенькими петельками, которые должны были изображать цветочки. Хани отнесла его в ванную, засунула в него запасной ролик и водрузила в красном углу туалета.
После этого она попыталась придумать еще что-нибудь такое, чем можно было убить время. Внезапно она схватила серый шерстяной жакет, сумочку и сорвалась с места к своему «блейзеру». Ей приспичило включить радио и уехать куда глаза глядят.
Местные радиостанции передавали только рождественские гимны, и Хани разочарованно выключила радио, не добравшись еще до пригорода. Погода стояла ясная, около пятнадцати градусов, и она решила проехать по Миртл-Бич, чтобы полюбоваться океаном. Через несколько кварталов она неожиданно заметила фургон Эрика, притормозивший у светофора. Хани вспомнились его загадочные исчезновения, и она загорелась желанием узнать, не едет ли он на свидание с какой-нибудь женщиной. От одной этой мысли ей сделалось дурно.
Она не собиралась следить за ним, однако, когда он свернул с Пальметто-стрит, она не раздумывая свернула тоже. Дорога была запружена машинами, и ей не составило труда держать между ними дистанцию в несколько машин. К ее удивлению, он въехал на стоянку центральной больницы Пак-савачи — Каунти.
Она припарковала свою машину несколькими рядами далее его фургона и стала ждать. Прошло несколько минут. Ее мысли все время возвращались к Дэшу, но так как это причиняло слишком острую боль, она стала думать о работе, которую предстояло проделать, чтобы «Черный гром» опять ожил.
Ее внимание вернулось к фургону в тот момент, когда распахнулась задняя дверца. И оттуда вышел клоун.
На нем была лиловая рубашка, заправленная в мешковатые шаровары в горошек; на голове красовался курчавый рыжий парик, на котором был завязан пиратский платок. В одной руке он держал связку разноцветных воздушных шариков, стремящихся в небо, а в другой — пластиковый пакет для мусора, который выглядел так, будто был набит подарками. Едва Хани подумала, что погналась не за тем фургоном, как показалось лицо клоуна, и она мельком уловила повязку на глазу, сделанную в виде лиловой звездочки. Хани на мгновение растерялась.
У Эрика Диллона оказалось еще одно лицо.
Так кто же он в действительности? Сколько у него обликов? Сначала Дэв. Теперь это. Она хотела было уехать, но не смогла. А потом не раздумывая бросилась вслед за ним.
Он успел скрыться, пока она добралась до вестибюля, но напасть на его след не составило труда. Вот старуха в инвалидной коляске с красным шариком. Вот ребенок с рукой в гипсе и зеленым шариком. А вот оранжевый шарик плавает над лежащим на каталке пациентом. А дальше след свернул в закоулки холла.
Она попыталась было убедить себя бросить эту затею, но тут ноги сами понесли ее к комнате медсестер.
— Простите, вы случайно не видели, здесь только что клоун не проходил? — Вопрос прозвучал по меньшей мере странно.
Молоденькая медсестра за перегородкой с искусственной рождественской веточкой в пластиковом кармашке для имени уточнила:
— Вы имеете в виду Пэтчеса?
Хани неопределенно кивнула. Вероятно, это был уже не первый визит Эрика в больницу. Не здесь ли он бывал во время своих исчезновений?
— Возможно, у него сегодня представление для детей. Подождите.
Медсестра сняла телефонную трубку, задала собеседнику на другом конце провода несколько вопросов и повесила трубку на место.
— В педиатрии, на третьем, этаже. Они как раз начинают.
Хани поблагодарила и бросилась к эскалатору. Едва она вышла на третий этаж, как услышала детский смех и визг восторга. Хани пошла на звуки к комнате отдыха в конце коридора и остановилась у двери. От нее потребовалось все ее мужество, чтобы заглянуть внутрь.
Дюжина совсем маленьких ребятишек, примерно от четырех до восьми лет, собрались в весело разукрашенной комнате. Одни были в больничных платьицах, другие — в халатах. Там были и черные, и желтые, и белые ребятишки. Несколько детей сидели в инвалидных колясках, а к некоторым была подключена медицинская аппаратура.
Лицо Эрика под кудрявым рыжим париком скрывал белый грим. У него была одна огромная бровь, нарисованная на лбу, алый рот, красный круг на кончике носа и лиловая повязка со звездочкой на глазу. Все его внимание было обращено к детям, и ее он не заметил. Она зачарованно смотрела.
— Ты не Санта-Клаус! — крикнул мальчуган в голубом халате.
— Ну уж тут ты не прав, — с вызовом возразил Эрик. — Разве ж у меня нет бороды? — И он погладил свой гладко выбритый подбородок.
Дети приветствовали это замечание энергичным качанием голов и отрицательными криками.
Он похлопал по своей стройной талии:
— И у меня огромное жирное пузо?
— Нет!
— И у меня красный наряд Сайта-Клауса? — Он дернул за свою лиловую рубашку.
— Нет!
Последовала длинная пауза. Эрик выглядел изумленным. Лицо его сморщилось, словно он собирался заплакать, и дети засмеялись громче.
— Тогда кто же я? — взвыл он.
— Ты Пэтчес! — взвизгнуло несколько детей. — Пират Пэтчес-одноглазый!
Лицо Эрика расплылось в улыбке.
— Так вот я кто!
Он потянул за пояс свои мешковатые красно-лиловые шаровары, и с полдюжины маленьких шариков запрыгали вверх-вниз. Затем он залихватски исполнил пиратскую песенку «Моряк Поппи», подставляя в нее имя Пэтчес и танцуя что-то вроде ирландской джиги.
Хани изумленно наблюдала. Как этот дьявольски перегруженный делами человек мог отложить их все ради такого представления? Его речь была забавной смесью простонародного, пиратского и еще какого-то невообразимого говора. Дети хлопали с восторгом, захваченные веселым разговором и дурашливым настроением Пэтчеса.
Закончив, Эрик вытащил из кармана своих штанов три резиновых шарика и принялся жонглировать ими. Жонглером он был никудышным, но орудовал с таким старанием, что дети пришли в восторг. И тут он ее заметил.
Хани похолодела.
Один из мячиков выскользнул у него из рук и запрыгал по полу. Несколько секунд он смотрел на нее, потом как ни в чем не бывало переключил внимание на детей.
— Это я нарочно его не поймал, — громогласно объявил он, подбоченившись, и оглядел их, всем своим видом призывая возразить ему.
— А вот и нет! — запротестовал кто-то из детей. — Вы уронили его!
— Похоже, вы думаете, что шибко умные, — сердитым голосом заявил клоун. — Да будет вам известно, что я тренировался в искусстве жонглирования у самого Корни Великолепного!
— А кто это? — поинтересовался кто-то из ребят.
— Вы что, никогда не слыхали про Корни Великолепного?
Дети замотали головами.
— Ладно, тогда слушайте… — И он начал сплетать волшебную нить повествования о жонглерах, драконах и о прекрасной принцессе, под действием злых чар забывшей свое имя и вынужденной неприкаянно бродить по белу свету в поисках своего дома. Мимикой и жестами он делал воображаемые картины столь зримыми, что трудно было не поверить в их существование.
Хани увидела то, за чем пришла, но заставить себя уйти не было сил. Она и сама угодила в тенета, расставляемые им для детей, и, слушая его голос, забыла, кто скрывается за этим клоунским лицом. Эрик Диллон был угрюмым и отталкивающим, а этот клоун-пират прямо-таки изливал на всех веселье и колдовское обаяние.
Пэтчес скорбно покивал головой:
— Вот отчего эта красивая принцесса так грустна! А вам бы понравилось, если бы вы не смогли вспомнить свое имя или где живете?
— А я знаю свое имя, — отозвался один из мальчуганов посмелее. — Джереми Фредерик Купер Третий. А живу я в Ламаре.
Другие дети тоже стали наперебой называть свои имена, и Пэтчес поздравил их с такой превосходной памятью. Потом, сгорбившись, напустил на себя грусть:
— Бедняжка принцесса! Как бы помочь ей? — Тут он щелкнул пальцами. — Идея! Может, нам всем вместе и удастся разрушить эти злые чары.
Дети дружно загалдели, выражая согласие, а одна маленькая девочка в очках подняла руку:
— Пэтчес! Как же мы можем помочь принцессе, если ее здесь нет?
— Кто сказал, что ее нет здесь? — На лице Пэтчеса появилось изумленное выражение. — Ведь я этого не говорил, дружище! Она здесь, а как же иначе.
Дети стали оглядываться, и Хани впервые почувствовала легкий приступ беспокойства.
— И конечно, одета она совсем не так, как должна одеваться принцесса, — сообщил Пэтчес.
У Хани вспотели ладони. Да нет же, не собирается же он…
— Ведь она же не помнит, кто она такая. Но зато красавица, как и подобает прекрасной принцессе, поэтому ее можно запросто узнать, верно ведь?
Дюжина пар глаз уставилась на Хани. Она почувствовала, себя засушенной бабочкой, пришпиленной булавкой к стене. И повернулась к дверям.
— Она уходит! — завопил кто-то из детей.
Не успела она открыть двери, как над головой просвистела веревка и, затянувшись вокруг талии, накрепко притянула руки к туловищу. Ошеломленная, Хани посмотрела вниз.
Ее поймали в лассо!
Дети завизжали от восторга, увидев, как она недоуменно рассматривает аркан, не в силах поверить собственным глазам. Клоун начал сматывать лассо. Дети подбадривали его криками. Она споткнулась, от замешательства став еще более неуклюжей. Как он смеет вытворять с ней такое? Ведь знает же, что она не готова к подобному. Ее тело уперлось в его торс.
— Да она робеет в присутствии незнакомцев, — пояснил Пэтчес, начиная выпутывать ее из лассо. Освободив Хани, он обхватил рукой ее плечо, якобы дружески обнимая, на самом же деле не давая сбежать. — Не волнуйтесь, принцесса! Никто из этих парней не посмеет вас обидеть!
Она посмотрела на детей, потом с умоляющим видом опять на него.
— Бедная принцесса! Она вроде как еще и голос потеряла. — Он, казалось, не на шутку поддразнивал ее. Ей захотелось оскорбленно высвободиться, но на виду у всех детей сделать это было немыслимо.
— А где же ваша корона? — скептически осведомился какой-то мальчуган.
Хани ждала, что ответит Эрик, но он хранил молчание.
Секунды шли.
Он взглянул на свои ногти на свободной руке, затем начал демонстративно исследовать и полировать их в ожидании, когда она заговорит сама.
— Скажите же нам, принцесса, — тихо попросила маленькая девочка в очках.
— Я… э-э… я не помню, — наконец смогла выдавить Хани.
— Ну, что я вам говорил? — Пэтчес, орудуя рукой, ногти на которой только что полировал, звонко щелкнул подтяжкой. — Память — что твой кусок швейцарского сыра. В ней полно дырок! — Голос у него был таким самодовольным, что ее охватило раздражение.
— Ты что, забыла ее под кроватью? — спросила какая-то девчушка. — Я вот свой «Лайт Брайт» под кроватью забыла!
— Ох… нет. Кажется, нет.
— Может, в шкафу? — предложил еще кто-то из детей. Она замотала головой, чувствуя, как рука клоуна все сильнее сжимает ее плечо.
— В ванной? — прошепелявил какой-то мальчуган. Поняв, что в покое ее оставлять не собираются, Хани выпалила:
— Я… э-э… я думаю, что оставила ее во дворце!
Откуда пришло это нелепое предположение? Рука Пэтчеса соскользнула с ее плеча, но, вместо того чтобы прийти на помощь, он недоверчиво переспросил:
— Ты забыла свою корону во дворце?
Облегчать ей жизнь он явно не собирался.
— Она… От нее у меня голова разболелась, — сказала Хани. И затем, почувствовав укол самолюбия, прибавила чуть более твердым голосом: — От корон, знаете ли, всегда так.
— А я и знать не знал! Ношу только свой пиратский платок. — Она ждала, что сейчас-то он уже отпустит ее, но вместо этого услышала: — Слыхал я всякие разговоры про принцессу и злые чары.
— В самом деле?
— Да, причем от одного крупного знатока таких вещей.
— Неужели правда? — Она понемногу начала расслабляться.
— И еще слыхал, что злые чары с принцессы можно снять, если эту самую принцессу… — он подмигнул детям, — поцелует какой-нибудь распрекрасный мужчина!
Мальчишки издали дружный стон, девчонки захихикали.
— Поцелует прекрасного мужчину?
— Уверяю вас, это очень помогает!
Он начал прихорашиваться перед детьми, почистил парик, мизинцем разгладил подрисованную бровь. В ожидании того, что должно последовать, дети развеселились еще больше.
Его озорство было таким заразительным, что ей пришлось скрыть улыбку.
— Вы уверены?
— Будучи отзывчивым человеком и все такое прочее… — он потрепал себя сзади по штанам, стряхивая воображаемую пыль, — я решил предложить на эту работу лично себя!
С комической развязностью он наклонился к ней, искривив рот в умопомрачительной гримасе.
Хани едва не расхохоталась. С трудом удержавшись, она несколько мгновений изучающе разглядывала его поджатые губы. Затем посмотрела на детей и закатила глаза. Они захихикали, и этот звук наполнил ее неизъяснимым удовольствием.
Она повернулась к клоуну:
— Поцелуй, говорите?
Она произнесла это так, словно ей предлагали рыбий жир. Пэтчес закивал головой. И, не переставая кривляться, уточнил:
— Большую буську, принцесса. Вот сюда! — И указал на свои накрашенные губы.
— От красавца? — уточнила она.
По-прежнему кривя рот, он напряг мускулы и стал рисоваться.
Она оглянулась на детей, и те расхохотались еще пуще.
— Так значит, поцелуй от красавца, да? Ну что ж, хорошо.
Пройдя мимо него, она приблизилась к маленькому мальчику с шоколадной кожей и загипсованной ногой. Наклонившись, она подставила ему щеку. Он вспыхнул; но послушно запечатлел на ней мимолетный поцелуй. Увидев его смущение, дети начали улюлюкать.
Хани выпрямилась. Нарисованная улыбка Пэтчеса, словно резиновая, растянулась во все лицо. И тут шум замер, все выжидающе уставились на нее, желая увидеть, сработает ли поцелуй. Она пошла очень медленно, в свойственной всем принцессам освященной веками манере, стряхивая с себя злые чары. Ее глаза постепенно расширялись, пока не стали огромными и полными изумления.
— Вспомнила! Я из… — «Откуда?» Вдохновение покинуло ее. — Я из округа Паксавачи, штат Южная Каролина! — воскликнула она.
— Да это же прямо тут, принцесса, — сказал ребенок с ногой в гипсе.
— В самом деле? Ты хочешь сказать, что я дома?
Он согласно кивнул.
— А имя свое вы помните? — спросил еще кто-то.
— А как же, конечно, помню. Меня зовут… Попкорн! — Это слово, первым пришедшее в голову, несомненно, было навеяно запахами из небольшой кухни за соседней дверью.
— Это какое-то бестолковое имя, — заметил один из мальчиков постарше.
Но она уже обрела почву под ногами:
— Я принцесса Попкорн Амарилис Браун из округа Паксавачи, штат Южная Каролина!
Синий глаз клоуна подмигнул ей посреди белой краски, покрывавшей его лицо.
— Ну, хорошо, принцесса Попкорн! Раз уж вы вспомнили свое имя, может, поможете мне раздать здесь кое-какие рождественские подарки?
И она помогла ему распределить подарки, которые он принес, — это оказались дорогие карманные видеоигры. Маленькие пациенты пришли в восторг, и, смеясь вместе с ними, Хани впервые за многие месяцы почувствовала легкость на сердце.
В конце концов появились медсестры и развели детей по палатам. Пэтчес пообещал заглянуть в каждую палату и повидаться со всеми перед уходом.
Оставшись в холле один на один с Хани, Эрик отвернулся от нее и принялся укладывать свои штучки. Он скрутил лассо и уложил его в сумку, принесенную с собой; она ждала, что он скажет, но он молчал. Наклонившись, она подняла оброненный им мячик. Эрик повернулся к ней, и она протянула ему мяч.
— И давно вы этим занимаетесь? — тихо спросила она.
Она ожидала, что он не захочет отвечать, но, напротив, его лицо приобрело озабоченное выражение. Она поняла почему, едва он заговорил.
— Ну ладно, принцесса. Корки обещал научить меня жонглировать, как только мы потопим вон тех под «Веселым Роджером»!
Он не только намеренно неверно истолковал ее вопрос, но и продолжал пребывать в образе Пэтчеса. В этом не было ничего удивительного для Хани. Каждый раз, входя в образ, он всегда поступал именно так. Хани продолжала прислушиваться, не исчезло ли чувство облегчения. Ей вдруг в голову пришла мысль, что с этим пиратом-клоуном она чувствовала себя как за каменной стеной, при общении же с Эриком Диллоном такого ощущения не было.
— Вы же говорили, что его имя Корни, — поправила она.
— Их было двое. Близнецы.
Она улыбнулась:
— Ну ладно, Пэтчес. Будь по-вашему.
Уложив свою сумку, он повернулся к двери:
— Я хочу зайти кое к кому из ребят постарше, принцесса. Не хотите пойти со мной?
Чуть поколебавшись, она согласилась.
Так и провели этот рождественский день пират Пэтчес и принцесса Попкорн Амарилис Браун, навещая детей на третьем этаже больницы округа Паксавачи, неся с собой утешение, волшебные фокусы и видеоигры. Пэтчес сообщал всем старшим ребятам, что она его подружка, на что принцесса Попкорн Амарилис возражала категорическим «нет». Она уверяла, что у принцесс не бывает приятелей, а есть лишь подданные. И среди ее подданных нет ни одного клоуна.
Пэтчес отвечал, что поклонов не отвешивал сроду, но, ежели она подарит ему поцелуй, он тотчас поклонится. И все в том же духе.
В этот день она услышала кое-что, чего не слыхала многие месяцы. Это был звук ее собственного смеха. Было в Эрике нечто магическое, какая-то мягкость, привлекавшая детей и позволявшая им совершенно свободно карабкаться к нему на колени, следовать по пятам. Его озорная веселость давала ей возможность забыть о своем горе хотя бы на несколько часов и сожалеть, что она не может подобно детям забраться к нему на колени. Эта мысль не вызвала ни уколов совести, ни ощущения неверности памяти Дэша. В конце концов нет ничего плохого в, желании обнять клоуна.
Уже почти стемнело, когда они покинули больницу. Но и тогда он не вышел из образа Пэтчеса. Пока они шли через стоянку для автомобилей, он самым возмутительным образом продолжал флиртовать с нею. А потом сказал:
— Посетите детишек со мной позже на этой неделе, принцесса! Тогда мы можем испробовать фокус с кинжалом, который я сам придумал.
— А я случайно не буду задействована в нем в качестве мишени?
— Как вы угадали?
— Интуиция.
— Он же совершенно безопасен. И вряд ли я когда-нибудь промахнусь.
Хани расхохоталась:
— Нет уж, спасибо, плут вы этакий!
Но вот они подошли к его фургону, и ее смех смолк. Когда он заберется внутрь, этот пират-клоун исчезнет, а вместе с ним исчезнет и принцесса. Сейчас она была сродни тем больным детям, умолявшим его не уходить. Она вспомнила о своем пустом трейлере, о том суровом, мрачном человеке, каким он был с нею в парке. Мягкие, грустные слова слетели с уст прежде, чем она успела подумать.
— Я бы с удовольствием взяла вас к себе домой.
Она уловила слабое колебание, а потом он сказал, опуская сумку:
— Извините, принцесса. Я обещал своим дружкам, что буду участвовать с ними в налете.
Хани почувствовала себя невероятно глупо. Пытаясь скрыть смущение, она прищелкнула языком:
— Собираетесь устроить пирушку в ночь на Рождество, так, что ли, Пэтчес? У вас нет ни капельки стыда! А я для разнообразия собралась приготовить настоящий обед.
Когда в ванной она посмотрела на себя в зеркало пристальнее, то ощутила слабый укол уязвленного самолюбия. Дэш часто говаривал ей, что она мила, а то маленькое личико, что глянуло на нее из зеркала, было тощим и слегка потрепанным — уличный сорванец состарился чересчур быстро. Хани недовольно отвернулась, но вместо того чтобы выйти из ванной, неожиданно для себя опустилась на колени, дабы пошарить в крохотном закутке под раковиной, куда после переезда засунула свою косметику.
Спустя час, одетая в шелковистый свитер и брюки из розовой шерсти, она завершила укладку волос. Они ниспадали свободными волнами на плечи и светились теплым медовым оттенком. Круги под глазами удалось скрыть под макияжем, а тушь сделала ресницы более пушистыми и подчеркнула ее светлые голубые глаза. Она тронула скулы румянами, подвела губы нежной розовой помадой и вставила в мочки ушей золотые полумесяцы, подаренные Дэшем. Вид серег, блестевших в волосах, терзал сердце, и Хани быстро отвернулась от своего отражения в зеркале.
Перебравшись в жилую часть трейлера, она налила себе чашечку кофе и подошла к столику рядом с диваном, где вот уже несколько дней лежал оставленный ею коричневый конверт. Через весь конверт детскими каракулями Шанталь было нацарапано: «До Рождества не вскрывать! Это для тебя!» Она оборвала клапан конверта и вытащила завернутый в белую оберточную бумагу скомканный пакет, к которому сверху была прикреплена записка.
«Милая Хани!
Надеюсь, ты весело проводишь Рождество. Нам с Гордоном нравится Уинстон-Салем. Мы нашли местечко, чтобы остановиться, в весьма славном парке трейлеров. Гордону нравится его работа. Он просил передать, что у него есть для тебя подарок, но ты его пока не получишь. У меня появилась подружка. Ее зовут Глория, и она научила меня вязать крючком. Я считаю, что тебе все же стоит вернуться в Лос-Анджелес. Не думаю, что Дэшу понравилось бы то, что ты над собой вытворяешь. Я скучаю по тебе. Надеюсь, подарок тебе понравится.
С любовью, Шанталь и Гордон.
P.S. Не беспокойся: если вернешься в Лос-Анджелес, мы с Гордоном следом за тобой не поедем».
Хани закрыла глаза и развернула тонкую оберточную бумагу. С блуждающей улыбкой на лице она вытащила первый с детских лет настоящий подарок, который получила от Шанталь, — вышитый вручную чехол для ролика туалетной бумаги. Он был сделан из отливающей неоновым оттенком голубой пряжи и украшен бесформенными желтенькими петельками, которые должны были изображать цветочки. Хани отнесла его в ванную, засунула в него запасной ролик и водрузила в красном углу туалета.
После этого она попыталась придумать еще что-нибудь такое, чем можно было убить время. Внезапно она схватила серый шерстяной жакет, сумочку и сорвалась с места к своему «блейзеру». Ей приспичило включить радио и уехать куда глаза глядят.
Местные радиостанции передавали только рождественские гимны, и Хани разочарованно выключила радио, не добравшись еще до пригорода. Погода стояла ясная, около пятнадцати градусов, и она решила проехать по Миртл-Бич, чтобы полюбоваться океаном. Через несколько кварталов она неожиданно заметила фургон Эрика, притормозивший у светофора. Хани вспомнились его загадочные исчезновения, и она загорелась желанием узнать, не едет ли он на свидание с какой-нибудь женщиной. От одной этой мысли ей сделалось дурно.
Она не собиралась следить за ним, однако, когда он свернул с Пальметто-стрит, она не раздумывая свернула тоже. Дорога была запружена машинами, и ей не составило труда держать между ними дистанцию в несколько машин. К ее удивлению, он въехал на стоянку центральной больницы Пак-савачи — Каунти.
Она припарковала свою машину несколькими рядами далее его фургона и стала ждать. Прошло несколько минут. Ее мысли все время возвращались к Дэшу, но так как это причиняло слишком острую боль, она стала думать о работе, которую предстояло проделать, чтобы «Черный гром» опять ожил.
Ее внимание вернулось к фургону в тот момент, когда распахнулась задняя дверца. И оттуда вышел клоун.
На нем была лиловая рубашка, заправленная в мешковатые шаровары в горошек; на голове красовался курчавый рыжий парик, на котором был завязан пиратский платок. В одной руке он держал связку разноцветных воздушных шариков, стремящихся в небо, а в другой — пластиковый пакет для мусора, который выглядел так, будто был набит подарками. Едва Хани подумала, что погналась не за тем фургоном, как показалось лицо клоуна, и она мельком уловила повязку на глазу, сделанную в виде лиловой звездочки. Хани на мгновение растерялась.
У Эрика Диллона оказалось еще одно лицо.
Так кто же он в действительности? Сколько у него обликов? Сначала Дэв. Теперь это. Она хотела было уехать, но не смогла. А потом не раздумывая бросилась вслед за ним.
Он успел скрыться, пока она добралась до вестибюля, но напасть на его след не составило труда. Вот старуха в инвалидной коляске с красным шариком. Вот ребенок с рукой в гипсе и зеленым шариком. А вот оранжевый шарик плавает над лежащим на каталке пациентом. А дальше след свернул в закоулки холла.
Она попыталась было убедить себя бросить эту затею, но тут ноги сами понесли ее к комнате медсестер.
— Простите, вы случайно не видели, здесь только что клоун не проходил? — Вопрос прозвучал по меньшей мере странно.
Молоденькая медсестра за перегородкой с искусственной рождественской веточкой в пластиковом кармашке для имени уточнила:
— Вы имеете в виду Пэтчеса?
Хани неопределенно кивнула. Вероятно, это был уже не первый визит Эрика в больницу. Не здесь ли он бывал во время своих исчезновений?
— Возможно, у него сегодня представление для детей. Подождите.
Медсестра сняла телефонную трубку, задала собеседнику на другом конце провода несколько вопросов и повесила трубку на место.
— В педиатрии, на третьем, этаже. Они как раз начинают.
Хани поблагодарила и бросилась к эскалатору. Едва она вышла на третий этаж, как услышала детский смех и визг восторга. Хани пошла на звуки к комнате отдыха в конце коридора и остановилась у двери. От нее потребовалось все ее мужество, чтобы заглянуть внутрь.
Дюжина совсем маленьких ребятишек, примерно от четырех до восьми лет, собрались в весело разукрашенной комнате. Одни были в больничных платьицах, другие — в халатах. Там были и черные, и желтые, и белые ребятишки. Несколько детей сидели в инвалидных колясках, а к некоторым была подключена медицинская аппаратура.
Лицо Эрика под кудрявым рыжим париком скрывал белый грим. У него была одна огромная бровь, нарисованная на лбу, алый рот, красный круг на кончике носа и лиловая повязка со звездочкой на глазу. Все его внимание было обращено к детям, и ее он не заметил. Она зачарованно смотрела.
— Ты не Санта-Клаус! — крикнул мальчуган в голубом халате.
— Ну уж тут ты не прав, — с вызовом возразил Эрик. — Разве ж у меня нет бороды? — И он погладил свой гладко выбритый подбородок.
Дети приветствовали это замечание энергичным качанием голов и отрицательными криками.
Он похлопал по своей стройной талии:
— И у меня огромное жирное пузо?
— Нет!
— И у меня красный наряд Сайта-Клауса? — Он дернул за свою лиловую рубашку.
— Нет!
Последовала длинная пауза. Эрик выглядел изумленным. Лицо его сморщилось, словно он собирался заплакать, и дети засмеялись громче.
— Тогда кто же я? — взвыл он.
— Ты Пэтчес! — взвизгнуло несколько детей. — Пират Пэтчес-одноглазый!
Лицо Эрика расплылось в улыбке.
— Так вот я кто!
Он потянул за пояс свои мешковатые красно-лиловые шаровары, и с полдюжины маленьких шариков запрыгали вверх-вниз. Затем он залихватски исполнил пиратскую песенку «Моряк Поппи», подставляя в нее имя Пэтчес и танцуя что-то вроде ирландской джиги.
Хани изумленно наблюдала. Как этот дьявольски перегруженный делами человек мог отложить их все ради такого представления? Его речь была забавной смесью простонародного, пиратского и еще какого-то невообразимого говора. Дети хлопали с восторгом, захваченные веселым разговором и дурашливым настроением Пэтчеса.
Закончив, Эрик вытащил из кармана своих штанов три резиновых шарика и принялся жонглировать ими. Жонглером он был никудышным, но орудовал с таким старанием, что дети пришли в восторг. И тут он ее заметил.
Хани похолодела.
Один из мячиков выскользнул у него из рук и запрыгал по полу. Несколько секунд он смотрел на нее, потом как ни в чем не бывало переключил внимание на детей.
— Это я нарочно его не поймал, — громогласно объявил он, подбоченившись, и оглядел их, всем своим видом призывая возразить ему.
— А вот и нет! — запротестовал кто-то из детей. — Вы уронили его!
— Похоже, вы думаете, что шибко умные, — сердитым голосом заявил клоун. — Да будет вам известно, что я тренировался в искусстве жонглирования у самого Корни Великолепного!
— А кто это? — поинтересовался кто-то из ребят.
— Вы что, никогда не слыхали про Корни Великолепного?
Дети замотали головами.
— Ладно, тогда слушайте… — И он начал сплетать волшебную нить повествования о жонглерах, драконах и о прекрасной принцессе, под действием злых чар забывшей свое имя и вынужденной неприкаянно бродить по белу свету в поисках своего дома. Мимикой и жестами он делал воображаемые картины столь зримыми, что трудно было не поверить в их существование.
Хани увидела то, за чем пришла, но заставить себя уйти не было сил. Она и сама угодила в тенета, расставляемые им для детей, и, слушая его голос, забыла, кто скрывается за этим клоунским лицом. Эрик Диллон был угрюмым и отталкивающим, а этот клоун-пират прямо-таки изливал на всех веселье и колдовское обаяние.
Пэтчес скорбно покивал головой:
— Вот отчего эта красивая принцесса так грустна! А вам бы понравилось, если бы вы не смогли вспомнить свое имя или где живете?
— А я знаю свое имя, — отозвался один из мальчуганов посмелее. — Джереми Фредерик Купер Третий. А живу я в Ламаре.
Другие дети тоже стали наперебой называть свои имена, и Пэтчес поздравил их с такой превосходной памятью. Потом, сгорбившись, напустил на себя грусть:
— Бедняжка принцесса! Как бы помочь ей? — Тут он щелкнул пальцами. — Идея! Может, нам всем вместе и удастся разрушить эти злые чары.
Дети дружно загалдели, выражая согласие, а одна маленькая девочка в очках подняла руку:
— Пэтчес! Как же мы можем помочь принцессе, если ее здесь нет?
— Кто сказал, что ее нет здесь? — На лице Пэтчеса появилось изумленное выражение. — Ведь я этого не говорил, дружище! Она здесь, а как же иначе.
Дети стали оглядываться, и Хани впервые почувствовала легкий приступ беспокойства.
— И конечно, одета она совсем не так, как должна одеваться принцесса, — сообщил Пэтчес.
У Хани вспотели ладони. Да нет же, не собирается же он…
— Ведь она же не помнит, кто она такая. Но зато красавица, как и подобает прекрасной принцессе, поэтому ее можно запросто узнать, верно ведь?
Дюжина пар глаз уставилась на Хани. Она почувствовала, себя засушенной бабочкой, пришпиленной булавкой к стене. И повернулась к дверям.
— Она уходит! — завопил кто-то из детей.
Не успела она открыть двери, как над головой просвистела веревка и, затянувшись вокруг талии, накрепко притянула руки к туловищу. Ошеломленная, Хани посмотрела вниз.
Ее поймали в лассо!
Дети завизжали от восторга, увидев, как она недоуменно рассматривает аркан, не в силах поверить собственным глазам. Клоун начал сматывать лассо. Дети подбадривали его криками. Она споткнулась, от замешательства став еще более неуклюжей. Как он смеет вытворять с ней такое? Ведь знает же, что она не готова к подобному. Ее тело уперлось в его торс.
— Да она робеет в присутствии незнакомцев, — пояснил Пэтчес, начиная выпутывать ее из лассо. Освободив Хани, он обхватил рукой ее плечо, якобы дружески обнимая, на самом же деле не давая сбежать. — Не волнуйтесь, принцесса! Никто из этих парней не посмеет вас обидеть!
Она посмотрела на детей, потом с умоляющим видом опять на него.
— Бедная принцесса! Она вроде как еще и голос потеряла. — Он, казалось, не на шутку поддразнивал ее. Ей захотелось оскорбленно высвободиться, но на виду у всех детей сделать это было немыслимо.
— А где же ваша корона? — скептически осведомился какой-то мальчуган.
Хани ждала, что ответит Эрик, но он хранил молчание.
Секунды шли.
Он взглянул на свои ногти на свободной руке, затем начал демонстративно исследовать и полировать их в ожидании, когда она заговорит сама.
— Скажите же нам, принцесса, — тихо попросила маленькая девочка в очках.
— Я… э-э… я не помню, — наконец смогла выдавить Хани.
— Ну, что я вам говорил? — Пэтчес, орудуя рукой, ногти на которой только что полировал, звонко щелкнул подтяжкой. — Память — что твой кусок швейцарского сыра. В ней полно дырок! — Голос у него был таким самодовольным, что ее охватило раздражение.
— Ты что, забыла ее под кроватью? — спросила какая-то девчушка. — Я вот свой «Лайт Брайт» под кроватью забыла!
— Ох… нет. Кажется, нет.
— Может, в шкафу? — предложил еще кто-то из детей. Она замотала головой, чувствуя, как рука клоуна все сильнее сжимает ее плечо.
— В ванной? — прошепелявил какой-то мальчуган. Поняв, что в покое ее оставлять не собираются, Хани выпалила:
— Я… э-э… я думаю, что оставила ее во дворце!
Откуда пришло это нелепое предположение? Рука Пэтчеса соскользнула с ее плеча, но, вместо того чтобы прийти на помощь, он недоверчиво переспросил:
— Ты забыла свою корону во дворце?
Облегчать ей жизнь он явно не собирался.
— Она… От нее у меня голова разболелась, — сказала Хани. И затем, почувствовав укол самолюбия, прибавила чуть более твердым голосом: — От корон, знаете ли, всегда так.
— А я и знать не знал! Ношу только свой пиратский платок. — Она ждала, что сейчас-то он уже отпустит ее, но вместо этого услышала: — Слыхал я всякие разговоры про принцессу и злые чары.
— В самом деле?
— Да, причем от одного крупного знатока таких вещей.
— Неужели правда? — Она понемногу начала расслабляться.
— И еще слыхал, что злые чары с принцессы можно снять, если эту самую принцессу… — он подмигнул детям, — поцелует какой-нибудь распрекрасный мужчина!
Мальчишки издали дружный стон, девчонки захихикали.
— Поцелует прекрасного мужчину?
— Уверяю вас, это очень помогает!
Он начал прихорашиваться перед детьми, почистил парик, мизинцем разгладил подрисованную бровь. В ожидании того, что должно последовать, дети развеселились еще больше.
Его озорство было таким заразительным, что ей пришлось скрыть улыбку.
— Вы уверены?
— Будучи отзывчивым человеком и все такое прочее… — он потрепал себя сзади по штанам, стряхивая воображаемую пыль, — я решил предложить на эту работу лично себя!
С комической развязностью он наклонился к ней, искривив рот в умопомрачительной гримасе.
Хани едва не расхохоталась. С трудом удержавшись, она несколько мгновений изучающе разглядывала его поджатые губы. Затем посмотрела на детей и закатила глаза. Они захихикали, и этот звук наполнил ее неизъяснимым удовольствием.
Она повернулась к клоуну:
— Поцелуй, говорите?
Она произнесла это так, словно ей предлагали рыбий жир. Пэтчес закивал головой. И, не переставая кривляться, уточнил:
— Большую буську, принцесса. Вот сюда! — И указал на свои накрашенные губы.
— От красавца? — уточнила она.
По-прежнему кривя рот, он напряг мускулы и стал рисоваться.
Она оглянулась на детей, и те расхохотались еще пуще.
— Так значит, поцелуй от красавца, да? Ну что ж, хорошо.
Пройдя мимо него, она приблизилась к маленькому мальчику с шоколадной кожей и загипсованной ногой. Наклонившись, она подставила ему щеку. Он вспыхнул; но послушно запечатлел на ней мимолетный поцелуй. Увидев его смущение, дети начали улюлюкать.
Хани выпрямилась. Нарисованная улыбка Пэтчеса, словно резиновая, растянулась во все лицо. И тут шум замер, все выжидающе уставились на нее, желая увидеть, сработает ли поцелуй. Она пошла очень медленно, в свойственной всем принцессам освященной веками манере, стряхивая с себя злые чары. Ее глаза постепенно расширялись, пока не стали огромными и полными изумления.
— Вспомнила! Я из… — «Откуда?» Вдохновение покинуло ее. — Я из округа Паксавачи, штат Южная Каролина! — воскликнула она.
— Да это же прямо тут, принцесса, — сказал ребенок с ногой в гипсе.
— В самом деле? Ты хочешь сказать, что я дома?
Он согласно кивнул.
— А имя свое вы помните? — спросил еще кто-то.
— А как же, конечно, помню. Меня зовут… Попкорн! — Это слово, первым пришедшее в голову, несомненно, было навеяно запахами из небольшой кухни за соседней дверью.
— Это какое-то бестолковое имя, — заметил один из мальчиков постарше.
Но она уже обрела почву под ногами:
— Я принцесса Попкорн Амарилис Браун из округа Паксавачи, штат Южная Каролина!
Синий глаз клоуна подмигнул ей посреди белой краски, покрывавшей его лицо.
— Ну, хорошо, принцесса Попкорн! Раз уж вы вспомнили свое имя, может, поможете мне раздать здесь кое-какие рождественские подарки?
И она помогла ему распределить подарки, которые он принес, — это оказались дорогие карманные видеоигры. Маленькие пациенты пришли в восторг, и, смеясь вместе с ними, Хани впервые за многие месяцы почувствовала легкость на сердце.
В конце концов появились медсестры и развели детей по палатам. Пэтчес пообещал заглянуть в каждую палату и повидаться со всеми перед уходом.
Оставшись в холле один на один с Хани, Эрик отвернулся от нее и принялся укладывать свои штучки. Он скрутил лассо и уложил его в сумку, принесенную с собой; она ждала, что он скажет, но он молчал. Наклонившись, она подняла оброненный им мячик. Эрик повернулся к ней, и она протянула ему мяч.
— И давно вы этим занимаетесь? — тихо спросила она.
Она ожидала, что он не захочет отвечать, но, напротив, его лицо приобрело озабоченное выражение. Она поняла почему, едва он заговорил.
— Ну ладно, принцесса. Корки обещал научить меня жонглировать, как только мы потопим вон тех под «Веселым Роджером»!
Он не только намеренно неверно истолковал ее вопрос, но и продолжал пребывать в образе Пэтчеса. В этом не было ничего удивительного для Хани. Каждый раз, входя в образ, он всегда поступал именно так. Хани продолжала прислушиваться, не исчезло ли чувство облегчения. Ей вдруг в голову пришла мысль, что с этим пиратом-клоуном она чувствовала себя как за каменной стеной, при общении же с Эриком Диллоном такого ощущения не было.
— Вы же говорили, что его имя Корни, — поправила она.
— Их было двое. Близнецы.
Она улыбнулась:
— Ну ладно, Пэтчес. Будь по-вашему.
Уложив свою сумку, он повернулся к двери:
— Я хочу зайти кое к кому из ребят постарше, принцесса. Не хотите пойти со мной?
Чуть поколебавшись, она согласилась.
Так и провели этот рождественский день пират Пэтчес и принцесса Попкорн Амарилис Браун, навещая детей на третьем этаже больницы округа Паксавачи, неся с собой утешение, волшебные фокусы и видеоигры. Пэтчес сообщал всем старшим ребятам, что она его подружка, на что принцесса Попкорн Амарилис возражала категорическим «нет». Она уверяла, что у принцесс не бывает приятелей, а есть лишь подданные. И среди ее подданных нет ни одного клоуна.
Пэтчес отвечал, что поклонов не отвешивал сроду, но, ежели она подарит ему поцелуй, он тотчас поклонится. И все в том же духе.
В этот день она услышала кое-что, чего не слыхала многие месяцы. Это был звук ее собственного смеха. Было в Эрике нечто магическое, какая-то мягкость, привлекавшая детей и позволявшая им совершенно свободно карабкаться к нему на колени, следовать по пятам. Его озорная веселость давала ей возможность забыть о своем горе хотя бы на несколько часов и сожалеть, что она не может подобно детям забраться к нему на колени. Эта мысль не вызвала ни уколов совести, ни ощущения неверности памяти Дэша. В конце концов нет ничего плохого в, желании обнять клоуна.
Уже почти стемнело, когда они покинули больницу. Но и тогда он не вышел из образа Пэтчеса. Пока они шли через стоянку для автомобилей, он самым возмутительным образом продолжал флиртовать с нею. А потом сказал:
— Посетите детишек со мной позже на этой неделе, принцесса! Тогда мы можем испробовать фокус с кинжалом, который я сам придумал.
— А я случайно не буду задействована в нем в качестве мишени?
— Как вы угадали?
— Интуиция.
— Он же совершенно безопасен. И вряд ли я когда-нибудь промахнусь.
Хани расхохоталась:
— Нет уж, спасибо, плут вы этакий!
Но вот они подошли к его фургону, и ее смех смолк. Когда он заберется внутрь, этот пират-клоун исчезнет, а вместе с ним исчезнет и принцесса. Сейчас она была сродни тем больным детям, умолявшим его не уходить. Она вспомнила о своем пустом трейлере, о том суровом, мрачном человеке, каким он был с нею в парке. Мягкие, грустные слова слетели с уст прежде, чем она успела подумать.
— Я бы с удовольствием взяла вас к себе домой.
Она уловила слабое колебание, а потом он сказал, опуская сумку:
— Извините, принцесса. Я обещал своим дружкам, что буду участвовать с ними в налете.
Хани почувствовала себя невероятно глупо. Пытаясь скрыть смущение, она прищелкнула языком:
— Собираетесь устроить пирушку в ночь на Рождество, так, что ли, Пэтчес? У вас нет ни капельки стыда! А я для разнообразия собралась приготовить настоящий обед.