Страница:
— Ну так пусть пойдет и найдет меня.
— Хорошо, мадам, — пробормотала себе под нос Мелани, когда Хани повернулась, чтобы уйти.
Хани резко остановилась и обернулась к ней.
— Что вы сказали?
— Я не говорила ничего.
Хани окинула взглядом длинные волнистые волосы Мелани и ее пышную грудь. На прошлой неделе ее собственные волосы в очередной раз подстригли «под горшок».
— Вы бы лучше последили за собой. Терпеть не могу таких умниц!
— Прошу прощения, — холодно сказала Мелани. — Я не хотела вас обидеть.
— Нет, хотели.
— Постараюсь впредь не допускать подобных ошибок.
— Постарайтесь впредь держаться от меня подальше.
Сжав зубы, Мелани двинулась по коридору, но Хани овладело какое-то злобное чувство. Ей захотелось унизить Мелани за то, что она так красива, женственна и так умеет разговаривать с Эриком. Захотелось наказать за то, что она запросто перебрасывается шутками с Дэшем, ей симпатизируют все в группе, что у нее полированные, покрытые красным лаком ногти на ногах.
— Сначала принесите мне кофе, — резко сказала она. — Подайте его в мою гримерную. Да поторопитесь.
Какое-то мгновение Мелани непонимающе смотрела на нее.
— Что?
— Вы слышали меня?
Рыжеволосая не шелохнулась, и тогда Хани подбоченилась:
— Ну?
— Идите вы к черту!
Росс вышел из-за угла как раз вовремя, чтобы услышать последние слова ассистентки. Он остолбенел. Мелани повернулась и, увидев Росса, побледнела.
Хани шагнула вперед:
— Вы слышали, что она сказала?
— Ваше имя? — рявкнул Росс.
Вид у ассистентки сразу стал больным.
— Э-э… Мелани Осборн.
— Вот что, Мелани Осборн, вы только что пополнили ряды безработных. Соберите вещи, и чтоб духу вашего здесь не было!
Мелани повернулась к Хани, ожидая, что та скажет что-нибудь, но словно все дьяволы ада своими вилами зажали ей рот. Совесть возопила, требуя рассеять недоразумение, но гордыня оказалась сильнее.
Когда стало ясно, что Хани не собирается ничего говорить, в глазах Мелани появилась горечь.
— Ну, спасибо.
Выпрямившись, она повернулась и ушла.
— Хани, приношу вам свои извинения, — сказал Росс, проведя рукой по своим длинным серебристым волосам. — Я позабочусь, чтобы она больше здесь не появлялась.
Холодок пробежал по спине Хани, когда она постигла пугающее могущество знаменитости. Она — важная персона, а Мелани — нет. Все остальное не имеет значения.
Росс начал рассказывать что-то о пресс-конференции, посвященной новому сезону, о журналисте, который будет брать у нее одно из немногих интервью, о своем согласии на это интервью. Хани едва слушала. Она только что совершила нечто ужасное, и сознание, что она не права, застряло в глотке, словно черствая корка хлеба. И тогда она попыталась оправдать свой поступок. Ведь до сих пор она почти никогда ни в чем не ошибалась. Может, она права и на этот раз. Может, Мелани — скандалистка. Возможно, ее и так рано или поздно уволили бы. Но как бы горячо она ни уговаривала свою совесть, чувство тошноты не проходило.
Росс ушел, и Хани двинулась в сторону своей гримерной, намереваясь побыть несколько минут в одиночестве и все обдумать. Но не успела она зайти внутрь, как увидела Лиз Кэстлберри, опершуюся о косяк раскрытых дверей своей комнаты. По неодобрительному выражению ее лица можно было не сомневаться, что исполнительница второй главной роли слышала все.
— Хочу дать вам один совет, детка, — негромко произнесла она. — Не стоит дразнить гусей. Это выйдет вам боком.
У Хани появилось ощущение, будто ее атакуют со всех сторон, и она закусила удила.
— Сейчас это даже не смешно. Не могу припомнить, чтобы просила у вас совета!
— А надо бы.
— Полагаю, вы сейчас же помчитесь к Россу.
— Как раз вы и должны это сделать,
— Не дождетесь.
— Вы совершаете ошибку, — ответила Лиз. — Надеюсь, вы поймете это сейчас. Потом будет поздно.
— Ступайте к Россу, — яростно выпалила Хани. — Но если Мелани появится на этой съемочной площадке, я уйду!
Она прошла в гримерную и захлопнула дверь.
У Мелани на съемочной площадке была масса друзей, и вскоре о ее увольнении стало известно всем. К концу недели Хани превратилась в парию. Члены группы обращались к ней лишь в крайнем случае, и в отместку Хани становилась все более требовательной. Она жаловалась то на грим, то на прическу. То ей не нравилось освещение, то мешали экраны.
В ее сознании засела мысль, что если вести себя достаточно плохо, то все вынуждены будут обращать на нее внимание, но между тем Дэш вовсе перестал с ней разговаривать, а Эрик смотрел на нее, как на какого-то слизняка, оставляющего на обочине его жизни липкий след. Ко всем прочим сложным чувствам, которые она испытывала к нему, добавилась еще и острая неприязнь.
На следующей неделе Артур повел ее обедать. Он уже слышал о происшествии с Мелани и начал с нудного наставления о том, как трудно неуживчивому человеку завоевать место под солнцем.
Хани чувствовала, что следовало бы попросить его помочь исправить ее ошибку, но вместо этого она оборвала его длинным перечислением всех случаев пренебрежительного отношения к себе начиная с первого дня появления на съемочной площадке. А потом совсем загнала его в угол: либо он принимает ее сторону, либо она найдет себе другого агента. Он немедленно пошел на попятную.
Хани покинула ресторан с ужасным чувством — будто в нее вселился дьявол. Внутренний голос нашептывал, что она превращается в избалованного голливудского ребенка наподобие всех тех детей-кинозвезд, о/которых она столько читала. Она попыталась заглушить его, этот голос. Никто ее не понимает, и это не ее, Хани, а их трудности! Она сказала себе, что должна гордиться тем, как сумела поставить своего агента на место, но, садясь в автомобиль, вся дрожала и тут же поняла, что чувствует не гордость, а страх. Неужели ее некому остановить?
На следующий день Хани заскочила к сценаристам. Не затем, чтобы поболтать с ними. Черт возьми, конечно же, она и не собиралась с ними беседовать. Зашла просто так, чтобы бросить им «привет».
Глава 9
— Хорошо, мадам, — пробормотала себе под нос Мелани, когда Хани повернулась, чтобы уйти.
Хани резко остановилась и обернулась к ней.
— Что вы сказали?
— Я не говорила ничего.
Хани окинула взглядом длинные волнистые волосы Мелани и ее пышную грудь. На прошлой неделе ее собственные волосы в очередной раз подстригли «под горшок».
— Вы бы лучше последили за собой. Терпеть не могу таких умниц!
— Прошу прощения, — холодно сказала Мелани. — Я не хотела вас обидеть.
— Нет, хотели.
— Постараюсь впредь не допускать подобных ошибок.
— Постарайтесь впредь держаться от меня подальше.
Сжав зубы, Мелани двинулась по коридору, но Хани овладело какое-то злобное чувство. Ей захотелось унизить Мелани за то, что она так красива, женственна и так умеет разговаривать с Эриком. Захотелось наказать за то, что она запросто перебрасывается шутками с Дэшем, ей симпатизируют все в группе, что у нее полированные, покрытые красным лаком ногти на ногах.
— Сначала принесите мне кофе, — резко сказала она. — Подайте его в мою гримерную. Да поторопитесь.
Какое-то мгновение Мелани непонимающе смотрела на нее.
— Что?
— Вы слышали меня?
Рыжеволосая не шелохнулась, и тогда Хани подбоченилась:
— Ну?
— Идите вы к черту!
Росс вышел из-за угла как раз вовремя, чтобы услышать последние слова ассистентки. Он остолбенел. Мелани повернулась и, увидев Росса, побледнела.
Хани шагнула вперед:
— Вы слышали, что она сказала?
— Ваше имя? — рявкнул Росс.
Вид у ассистентки сразу стал больным.
— Э-э… Мелани Осборн.
— Вот что, Мелани Осборн, вы только что пополнили ряды безработных. Соберите вещи, и чтоб духу вашего здесь не было!
Мелани повернулась к Хани, ожидая, что та скажет что-нибудь, но словно все дьяволы ада своими вилами зажали ей рот. Совесть возопила, требуя рассеять недоразумение, но гордыня оказалась сильнее.
Когда стало ясно, что Хани не собирается ничего говорить, в глазах Мелани появилась горечь.
— Ну, спасибо.
Выпрямившись, она повернулась и ушла.
— Хани, приношу вам свои извинения, — сказал Росс, проведя рукой по своим длинным серебристым волосам. — Я позабочусь, чтобы она больше здесь не появлялась.
Холодок пробежал по спине Хани, когда она постигла пугающее могущество знаменитости. Она — важная персона, а Мелани — нет. Все остальное не имеет значения.
Росс начал рассказывать что-то о пресс-конференции, посвященной новому сезону, о журналисте, который будет брать у нее одно из немногих интервью, о своем согласии на это интервью. Хани едва слушала. Она только что совершила нечто ужасное, и сознание, что она не права, застряло в глотке, словно черствая корка хлеба. И тогда она попыталась оправдать свой поступок. Ведь до сих пор она почти никогда ни в чем не ошибалась. Может, она права и на этот раз. Может, Мелани — скандалистка. Возможно, ее и так рано или поздно уволили бы. Но как бы горячо она ни уговаривала свою совесть, чувство тошноты не проходило.
Росс ушел, и Хани двинулась в сторону своей гримерной, намереваясь побыть несколько минут в одиночестве и все обдумать. Но не успела она зайти внутрь, как увидела Лиз Кэстлберри, опершуюся о косяк раскрытых дверей своей комнаты. По неодобрительному выражению ее лица можно было не сомневаться, что исполнительница второй главной роли слышала все.
— Хочу дать вам один совет, детка, — негромко произнесла она. — Не стоит дразнить гусей. Это выйдет вам боком.
У Хани появилось ощущение, будто ее атакуют со всех сторон, и она закусила удила.
— Сейчас это даже не смешно. Не могу припомнить, чтобы просила у вас совета!
— А надо бы.
— Полагаю, вы сейчас же помчитесь к Россу.
— Как раз вы и должны это сделать,
— Не дождетесь.
— Вы совершаете ошибку, — ответила Лиз. — Надеюсь, вы поймете это сейчас. Потом будет поздно.
— Ступайте к Россу, — яростно выпалила Хани. — Но если Мелани появится на этой съемочной площадке, я уйду!
Она прошла в гримерную и захлопнула дверь.
У Мелани на съемочной площадке была масса друзей, и вскоре о ее увольнении стало известно всем. К концу недели Хани превратилась в парию. Члены группы обращались к ней лишь в крайнем случае, и в отместку Хани становилась все более требовательной. Она жаловалась то на грим, то на прическу. То ей не нравилось освещение, то мешали экраны.
В ее сознании засела мысль, что если вести себя достаточно плохо, то все вынуждены будут обращать на нее внимание, но между тем Дэш вовсе перестал с ней разговаривать, а Эрик смотрел на нее, как на какого-то слизняка, оставляющего на обочине его жизни липкий след. Ко всем прочим сложным чувствам, которые она испытывала к нему, добавилась еще и острая неприязнь.
На следующей неделе Артур повел ее обедать. Он уже слышал о происшествии с Мелани и начал с нудного наставления о том, как трудно неуживчивому человеку завоевать место под солнцем.
Хани чувствовала, что следовало бы попросить его помочь исправить ее ошибку, но вместо этого она оборвала его длинным перечислением всех случаев пренебрежительного отношения к себе начиная с первого дня появления на съемочной площадке. А потом совсем загнала его в угол: либо он принимает ее сторону, либо она найдет себе другого агента. Он немедленно пошел на попятную.
Хани покинула ресторан с ужасным чувством — будто в нее вселился дьявол. Внутренний голос нашептывал, что она превращается в избалованного голливудского ребенка наподобие всех тех детей-кинозвезд, о/которых она столько читала. Она попыталась заглушить его, этот голос. Никто ее не понимает, и это не ее, Хани, а их трудности! Она сказала себе, что должна гордиться тем, как сумела поставить своего агента на место, но, садясь в автомобиль, вся дрожала и тут же поняла, что чувствует не гордость, а страх. Неужели ее некому остановить?
На следующий день Хани заскочила к сценаристам. Не затем, чтобы поболтать с ними. Черт возьми, конечно же, она и не собиралась с ними беседовать. Зашла просто так, чтобы бросить им «привет».
Глава 9
Этот дом одиноко стоял в самом конце одной из тех убийственно извилистых узких дорог, что петляют по Топанга-Кэньон. Дорога не имела ограждения, и темнота в сочетании с ноябрьским моросящим дождем заставляла беспокоиться даже такого лихого водителя, как Хани. Она попыталась проникнуться хоть какой-то симпатией к своему новому дому, который уже показался за последним крутым виражом, но ее раздражало в нем все — начиная от покатой крыши, модерновых очертаний и заканчивая местом, в котором он находился.
Топанга-Кэньону было далеко до Беверли-Хиллз с тем прелестным маленьким домиком, который она успела так сильно полюбить. Здесь жили все бывшие хиппи Южной Калифорнии вместе со стаями бродячих собак, питавшихся койотами. Но после семи месяцев жизни в Беверли-Хиллз Гордон так и не смог начать рисовать, и им пришлось переехать.
Включая зажигание, Хани изнемогала от усталости. Когда они жили в Беверли-Хиллз, ей хватало получаса, чтобы доехать от студии до дома и вернуться обратно. Сейчас же она вынуждена была вставать в пять утра, чтобы поспеть на работу к семичасовому звонку, а по вечерам редко добиралась домой раньше восьми.
Когда Хани зашла в дом, в животе заурчало. Она надеялась, что Шанталь и Гордон уже приготовили обед, но ни один из них не был силен в кулинарии, и они обычно дожидались, пока придет Хани и что-нибудь состряпает. Она поочередно нанимала уже четырех разных домработниц для помощи по хозяйству, которые бы готовили и прибирали, но все они увольнялись.
Хани дотащилась до громадной комнаты, протянувшейся во всю длину задней стены дома, и при одном взгляде на Софи и ее нового мужа ей на ум пришла старая пословица о необходимости быть повнимательнее к предмету желаний, а то ведь можешь и получить его.
— Мама неважно себя чувствует, — объявила Шанталь, едва отрываясь от журнала «Космополитен».
— Очередной приступ головной боли, — вздохнула с тахты Софи. — Да и в горле першит. Бак, дорогой, не мог бы ты приглушить этот телевизор?
Бак Оке, бывший работник парка, а ныне новоиспеченный супруг Софи, небрежно развалившись в большом кресле с откидной спинкой, которое Хани подарила им на свадьбу, смотрел по каналу ESPN шоу с участием девушек в купальниках. Он послушно потянулся к пульту дистанционного управления и ткнул им в направлении телевизора с большим экраном, который купила для них опять же Хани:
— Глянь-ка, Гордон, ну и грудь вон у той. Это же надо!
В отличие от Софи Бак страстно желал оставить разваливающийся парк развлечений, и оба они явились к порогу дома Хани ранней осенью, сразу же после свадьбы.
— Хани, тебе не трудно сходить купить мне таблеток? — донесся с тахты слабый голос Софи. — В горле пересохло, я едва могу глотать!
Бак опять прибавил звук.
— Эй, Софи, Хани может принести эти таблетки и попозже. А сейчас я бы не отказался от обеда с хорошим бифштексом. Хани, как насчет этого?
Дорогая белая мебель была покрыта пятнами неизвестного происхождения. На ковре валялась опрокинутая банка из-под пива. Хани была измотана, у нее жало сердце, и она взорвалась:
— Ну и свиньи же вы! Только взгляните на себя — ишь, развалились, белая рвань, никакой пользы обществу! Меня тошнит от всего этого. Тошнит от всех вас!
Бак, оторвавшись от телевизора, в совершенном недоумении оглядел всех остальных:
— Что это с ней?
Шанталь отшвырнула свой «Космо» и в раздражении встала:
— Хани, я не люблю, когда со мной говорят подобным тоном! Из-за тебя у меня пропало всякое желание обедать.
Гордон приподнялся с ковра, на котором сидел с закрытыми глазами, делая то, что он называл «мысленным рисованием».
— А у меня не пропало. Хани, что будем есть?
Она открыла было рот, чтобы съязвить, но сдержалась. Какими бы они ни были, но они единственная семья, которая у нее есть. С тяжелым вздохом она направилась на кухню и принялась готовить обед.
В течение трех месяцев, прошедших со дня увольнения Мелани, взаимоотношения Хани со съемочной группой и сотрудниками непрерывно ухудшались. Одна часть ее личности не могла упрекать их за то, что они ненавидят ее. Как можно любить такое чудовище? Но другая часть ее — испуганная — не могла уступить.
В понедельник, после того злополучного ужина со своей семьей, начались съемки эпизода, в котором Дженни, ревнуя Дасти к Блейку, пытается устроить пожар. В кульминационный момент Дэш должен был спасать Дженни на крыше амбара на глазах у Дасти и Блейка.
Дэш, как и обычно, в упор не видел Хани всю неделю. Она была свободна до полудня, когда должны были начаться съемки заключительной сцены. Она наблюдала со своего места наверху крыши, как Дэш отрабатывает движения тяжелого подъема с земли на сеновал, а затем на два уровня крыши. Примерно час спустя все наконец было готово для того, чтобы сделать эту сцену достаточно убедительной.
Включили камеры. Она подождала, пока Дэш закончит карабкаться. Когда он взобрался на верхний уровень крыши амбара, она встала и посмотрела в камеру.
— Я забыла свою реплику.
— Стоп! Дайте Дженни ее реплику.
За съемку этого эпизода отвечал Джек Свэкхаммер. Проработав постановщиком дольше остальных членов съемочной группы, он имел на своем счету львиную долю всех стычек с нею. Хани его просто ненавидела.
— Хани, для Дэша это трудная сцена, — сказал он. — Следующий раз постарайтесь ничего не забывать.
— Конечно, Джек, — любезно ответила она.
Дэш метнул на нее предостерегающий взгляд.
В очередном дубле она, поднимаясь на ноги, умудрилась поскользнуться. В следующем перепутала реплику. Затем не попала на свою метку. Рубашка на Дэше насквозь промокла от пота, и, чтобы он переоделся, съемку пришлось прервать. Когда начали все сначала, она опять не попала на нужную метку.
Часом позже, когда Хани, снова поскользнувшись, испортила пятый дубль, Дэш взорвался и покинул съемочную площадку.
Джек немедленно помчался к Россу жаловаться на Хани, своим поведением срывающую съемку, но рейтинг сериала «Шоу Дэша Кугана» был очень высок, и Росс не рискнул воевать с актрисой, которую газеты называли самой популярной «детской» звездой телевидения. Хани добилась, что еще до окончания съемок эпизода Джека Свэкхаммера уволили.
Когда Хани услыхала эту новость, ей стало дурно. И почему никто ее не остановит?
Сценаристы сидели за большим столом и смотрели на дверь, которую только что с треском захлопнула за собой пулей вылетевшая из комнаты Хани. Несколько мгновений все было тихо, потом одна из женщин отложила в сторону свой желтый блокнот:
— Пора положить конец этому безобразию!
Сидевший слева от нее мужчина откашлялся. — Мы же сказали, что не станем вмешиваться.
— Верно, — поддержал его другой. — Мы обещали быть только беспристрастными наблюдателями.
— Ведь мы писатели, а писатели лишь описывают действительность, а не изменяют ее. Женщина покачала головой:
— Мне все равно, что мы там наобещали. Она все делает во вред себе, и нам необходимо как-то действовать.
ДЭШ: Дженни, это правда? Ты действительно поставила эту ловушку?
ДЖЕННИ (с отчаянием в голосе): Папочка, вышла ошибка. Предполагалось, что в эту ловушку попадется совсем не миссис Чедвик. Ловушка предназначалась для старика Уинтерса. Я должна была что-то сделать! Она уже собралась продать ему ранчо.
ЭЛЕОНОР (стирая с лица комок грязи органического происхождения): Так вот в чем дело! Я наконец нахожу покупателя на это забытое Богом место, и что же вытворяет эта ваша безобразница дочка? Она пытается убить его!
ДЖЕННИ: На самом деле у меня и в мыслях не было его убивать, миссис Чедвик. Я только хотела задержать его, пока папочка не вернется из города. Мне по-настоящему жаль, что вместо него в ловушку угодили вы!
ЭЛЕОНОР: Боюсь, что твои сожаления сейчас не ко времени. Мистер Джонс, я на многое в поведении вашей дочери закрывала глаза, но этого прощать не собираюсь. Я знаю, вы считаете меня испорченной, легкомысленной и обладающей еще полудюжиной качеств, которые вы, неотесанные ковбои, не одобряете. Но вот что я вам скажу. Никогда, ни разу в своей жизни я не пренебрегала родительскими обязанностями перед моим сыном.
ДЖЕННИ (выскакивает вперед): Ваш сын жалкий, омерзительный бабник, которого следует просто стереть с лица земли!
ДЭШ: Немедленно прекрати, Дженни! Если у вас все, миссис Чедвик…
ЭЛЕОНОР: Я еще не закончила! По большому счету, еще нет. Мистер Джонс, я никогда в жизни не позволяла своему сыну обижать других людей. Ни разу не забывала указать ему разницу между добром и злом. Возможно, основные добродетели и не в почете здесь, в этом вашем Техасе, но, смею вас заверить, во всех остальных уголках страны их уважают.
ДЭШ (холодно): Когда мне понадобится совет, как воспитывать дочь, я непременно обращусь к вам.
ЭЛЕОНОР: К тому времени может оказаться уже слишком поздно.
Элеонор, подхватив сумочку, исчезает в доме.
ДЖЕННИ (с довольным видом): Здорово ты ей выдал, папочка!
ДЭШ: Да уж, здорово. А теперь выдам и тебе. Мисс Джейн Мэри Джонс, ваши дни беззаботного ребенка, к которому не прикасалась ни одна рука, близятся к своему внезапному концу!
Ухватив Дженни за талию, он целеустремленно тащит ее вниз по ступеням в направлении амбара.
— Снято! — Постановщик посмотрел на свой пюпитр. — Дженни и Дэш, жду вас через пятнадцать минут. Лиз, вы до конца ленча свободны.
Не успел Дэш поставить Хани на землю, как она начала отбиваться:
— Вы же не должны душить меня, вы, неуклюжий сукин сын!
Дэш отшвырнул ее, словно бешеную собаку. На террасу через дверь вернулась Лиз, вытирая лицо салфеткой:
— Хани, вы опять перешли на мою территорию. Дайте мне хоть немного места для работы, хорошо?
Лиз произнесла свое требование ровным голосом, но Хани взорвалась:
— Да пошли вы к черту, оба!
И удалилась, чеканя шаг. Проходя мимо одной из съемочных камер, она ударила по ней изо всей силы и выпустила заключительный словесный залп:
— Подонки хреновы!
— Очаровательно, — пропела Лиз.
Остальные члены группы смотрели в сторону. Медленно покачав головой, Дэш установил для Лиз ступеньки террасы:
— К моему величайшему сожалению, эти наши тупые сценаристы струсили, и мне не придется сегодня надавать ей по заднице.
— А ты, несмотря на сценарий, исполни свое намерение.
— Как же, сейчас.
Лиз спокойно проговорила:
— Я не шучу, Дэш.
Нахмурившись, он выудил из кармана пакетик леденцов «Лайфсейверс». Лиз тщательно избегала личных стычек на съемочной площадке, но недоразумение с Хани разрослось до невероятных размеров, и она почувствовала, что дольше потакать ее поведению не сможет.
Лиз отошла в глубь террасы, откуда ее не могли услышать остальные, и, мгновение поколебавшись, сказала:
— Хани стала совершенно неуправляемой.
— Кому ты это рассказываешь? Да только сегодня утром она заставила нас ждать почти целый час!
— От Росса никакого проку, а эти люди из телесети и того хуже. Все они так боятся, что она уйдет из сериала, что готовы простить ей даже убийство. Она действительно беспокоит меня. В силу некоторой извращенности моего характера я даже люблю это маленькое чудовище.
— Что ж, поверь мне, она не отвечает тебе взаимностью и даже не скрывает, что не выносит твоего характера. — Дэш опустился в кресло-качалку рядом с Ней. — Каждый раз, когда я снимаюсь с этой девчушкой в одной сцене, у меня возникает чувство, будто она того и гляди пырнет меня ножом в спину, едва я отвернусь. Можно не сомневаться, что особой признательности ждать от нее не приходится. А ведь если бы не я, не видать ей карьеры.
— Судя по настроению этого нового сценария, наши сценаристы, похоже, шлют вам послание с мольбой что-нибудь сделать с ней. — Лиз перестала вытирать лицо и теперь держала салфетку в руке. — Ведь ты знаешь, чего Хани ждет от тебя. И все на съемочной площадке знают. От тебя не убудет, если ты сделаешь это ради нее.
В его голосе зазвучали решительные нотки:
— Не представляю, о чем это ты.
— Да она же с самого начала смотрит на тебя, как на Господа Бога. Она хочет хоть немного участия, Дэш. Хани нужно, чтобы ты проявил заботу о ней.
— Я актер, а не нянька!
— Но это же ранит ее. Один Бог знает, сколько времени она живет самостоятельно. Ты же видел эту ее семейку нахлебников. Понятно, что она сама себя вырастила!
— Я тоже сызмальства рос самостоятельно, но делал все правильно.
— Кто же сомневается, — насмешливо произнесла она. Вряд ли подобало кичиться хорошей приспособленностью к жизни человеку, сменившему трех жен, оставив двоих детей, которых он почти не видит, вдобавок обремененному длинной историей сражения с бутылкой.
Он поднялся с кресла.
— Если тебя так волнует ее судьба, то почему бы тебе самой не сыграть роль наседки?
— Да потому что она просто плюнет мне в лицо. Я скорее злая мачеха, чем добрая тетушка. Это опасно, когда у молодой девушки нет никого, кто бы присматривал за ней. Она ищет отца, Дэш. Ей нужен человек, который сумел бы обуздать ее — Она попыталась шуткой смягчить возникшую между ними натянутость. — Кто же сможет сделать это лучше старого ковбоя?
— Ты не в своем уме, — проговорил он, отворачиваясь от Лиз. — Я же ни черта не знаю об этих подростках.
— У тебя же двое своих детей. Что-то же ты должен знать.
— Их растила мать. Единственной моей обязанностью было выписывать чеки.
— И ты не прочь продолжать в том же духе, не так ли? Просто выписывать чеки, и все! — Эти слова вырвались совершенно непроизвольно, и ей тут же захотелось прикусить язык.
Сощурившись, Дэш обернулся к ней:
— Может, ты не будешь темнить и скажешь все, что у тебя на уме?
Она глубоко вздохнула:
— Ладно. Мне кажется, индивидуальность Хани переплелась с личностью Дженни. Не знаю, может, в этом вина сценаристов, но, как бы там ни было, чем больше ты отдаляешься от нее, тем сильнее она сожалеет об этом и тем хуже себя ведет. Думаю, ты единственный, кто сейчас в состоянии ей помочь.
— У меня нет ни малейшего желания помогать ей. Это не моя забота.
Его холодность затронула в ней частицу старой боли, о существовании которой Лиз давно забыла. Она внезапно представила, что снова влюблена в каскадера из Оклахомы, что она опять та двадцатидвухлетняя девушка, только что узнавшая, что ее избранник женат.
— Хани очень нуждается в тебе, разве ты не видишь? В самый первый месяц съемок она бегала за тобой, словно собачонка, буквально вымаливая хоть малую толику внимания, но чем больше она просила, тем холоднее ты становился. Она была так несчастна, но тебе, Дэш, несчастные женщины не по нраву, не так ли?
Он устремил на Лиз холодный, жесткий взгляд:
— Ведь ты ничего обо мне не знаешь, так почему бы тебе попросту не заняться своими собственными чертовыми делами?
Лиз молча отругала себя за то, что вообще затеяла этот разговор. Эти съемки и так идут через пень-колоду, не хватало только еще ей ссориться с Дэшем. Пожав плечами, она слабо улыбнулась:
— Разумеется, дорогой! Именно ими я сейчас и займусь.
Не добавив ни слова, она сошла с террасы и направилась к своему домику на колесах.
Дэш вломился в вагон-ресторан и налил себе чашку кофе. Первый же глоток обжег язык, но Дэш продолжал жадно пить. Лиз разозлила его до крайности. Хватает же у нее наглости намекать, будто этим маленьким чудовищем все обязаны ему! Да у него есть лишь одна обязанность — не напиваться, и она была не такой уж обременительной, пока Хани не влезла в его жизнь.
Допив кофе, он отшвырнул чашку. Росс — вот кто должен ею заниматься, а вовсе не он. И с этого дня мисс Лиз Кэстлберри пусть не лезет не в свои дела!
Его вызвали на съемку очередной сцены, довольно простой, в которой он должен пронести Хани по двору в амбар. Следующая сцена, действие которой разворачивалось в амбаре, должна быть сложнее — из разряда тех, где преподается моральный урок всего эпизода. Телевизионщики их еще называют МД. МД — сокращение от слов «мораль действия», но все поголовно расшифровывали ее не иначе как «момент дерьма».
— Где Хани? — спросила ассистентка постановщика. — Мы уже готовы к съемке.
— Я слышал, что Джек Свэкхаммер достал для нее какой-то контракт, — сказал «дин из операторов. — Может, наконец-то пришлют киллера.
— Вот было бы здорово, — пробормотала ассистентка постановщика.
В течение следующих десяти минут Дэш прохлаждался, но внутри у него все кипело. Кто-то сказал, что Хани видели у загона для лошадей, и один из операторов предположил, что она так много времени проводит с лошадьми потому, что несчастные животные могут терпеть ее общество, не опасаясь увольнения.
Съемкой эпизодов на этой неделе руководил Брюс Рэнд. Он поставил ряд лучших эпизодов программы «M.A.A.S.», и Росс ввел его в состав съемочной группы, прослышав о его репутации миролюбивого человека. Но, поработав с Хани одну только неделю, даже Рэнд почувствовал, что изнурен до предела.
Когда она легким шагом наконец подошла к съемочной площадке, Брюс с облегчением вздохнул и начал описывать сцену:
— Дэш, вы проносите Дженни с нижней ступеньки террасы в амбар. А вы, Дженни, когда окажетесь в углу террасы, подаете реплику о том, что возражаете против насилия, и, когда это не поможет, начните вырываться.
Закончив объяснение, Рэнд сказал, что теперь нужно порепетировать. Дэш и Хани забрались по ступеням террасы к открытой входной двери. Ассистентка постановщика, в чьи обязанности входило следить за соблюдением плавности переходов между сценами, уткнулась в свои записи:
— Дэш, вы держите ее под левой рукой. А вам, Хани, нужно надеть кепку.
Прошло еще несколько минут, пока кто-то из ассистентов сбегал в костюмерную поискать темно-синюю кепочку, что была на голове у Хани. Когда она наконец нахлобучила ее с задранным кверху козырьком, Дэш подхватил Хани под левую руку, и они отрепетировали весь проход.
Они вернулись на террасу, и когда Дэш обернулся, чтобы подхватить Хани, то увидел, что ее голубые глаза не предвещают ничего хорошего. Ему вспомнился тот ноябрьский эпизод, когда она застряла на крыше амбара и намеренно путала реплики, так что ему пришлось не один раз карабкаться туда за ней. После этого у него еще целую неделю ломило спину.
— Никаких штучек, Хани, — предупредил он. — Это простая сцена. Давай-ка поскорее с ней разделаемся!
— Вы уж лучше волнуйтесь за себя, старичок, — огрызнулась она. — А я сама о себе позабочусь.
Дэшу не понравилось, как она его назвала, и его злость усилилась. Что бы там ни говорило зеркало, ему всего сорок один. Не такой уж и старикашка.
— Пожалуйста, потише, — призвал к порядку Брюс.
Дэш спустился на последнюю ступеньку террасы и подхватил Хани под левую руку.
— Приготовиться. Мотор! Хлопушка! Поехали!
— Нет, папочка! — завопила Хани, едва он начал идти. — Что ты делаешь? Я же попросила прощения.
Дэш дошел до угла террасы.
Топанга-Кэньону было далеко до Беверли-Хиллз с тем прелестным маленьким домиком, который она успела так сильно полюбить. Здесь жили все бывшие хиппи Южной Калифорнии вместе со стаями бродячих собак, питавшихся койотами. Но после семи месяцев жизни в Беверли-Хиллз Гордон так и не смог начать рисовать, и им пришлось переехать.
Включая зажигание, Хани изнемогала от усталости. Когда они жили в Беверли-Хиллз, ей хватало получаса, чтобы доехать от студии до дома и вернуться обратно. Сейчас же она вынуждена была вставать в пять утра, чтобы поспеть на работу к семичасовому звонку, а по вечерам редко добиралась домой раньше восьми.
Когда Хани зашла в дом, в животе заурчало. Она надеялась, что Шанталь и Гордон уже приготовили обед, но ни один из них не был силен в кулинарии, и они обычно дожидались, пока придет Хани и что-нибудь состряпает. Она поочередно нанимала уже четырех разных домработниц для помощи по хозяйству, которые бы готовили и прибирали, но все они увольнялись.
Хани дотащилась до громадной комнаты, протянувшейся во всю длину задней стены дома, и при одном взгляде на Софи и ее нового мужа ей на ум пришла старая пословица о необходимости быть повнимательнее к предмету желаний, а то ведь можешь и получить его.
— Мама неважно себя чувствует, — объявила Шанталь, едва отрываясь от журнала «Космополитен».
— Очередной приступ головной боли, — вздохнула с тахты Софи. — Да и в горле першит. Бак, дорогой, не мог бы ты приглушить этот телевизор?
Бак Оке, бывший работник парка, а ныне новоиспеченный супруг Софи, небрежно развалившись в большом кресле с откидной спинкой, которое Хани подарила им на свадьбу, смотрел по каналу ESPN шоу с участием девушек в купальниках. Он послушно потянулся к пульту дистанционного управления и ткнул им в направлении телевизора с большим экраном, который купила для них опять же Хани:
— Глянь-ка, Гордон, ну и грудь вон у той. Это же надо!
В отличие от Софи Бак страстно желал оставить разваливающийся парк развлечений, и оба они явились к порогу дома Хани ранней осенью, сразу же после свадьбы.
— Хани, тебе не трудно сходить купить мне таблеток? — донесся с тахты слабый голос Софи. — В горле пересохло, я едва могу глотать!
Бак опять прибавил звук.
— Эй, Софи, Хани может принести эти таблетки и попозже. А сейчас я бы не отказался от обеда с хорошим бифштексом. Хани, как насчет этого?
Дорогая белая мебель была покрыта пятнами неизвестного происхождения. На ковре валялась опрокинутая банка из-под пива. Хани была измотана, у нее жало сердце, и она взорвалась:
— Ну и свиньи же вы! Только взгляните на себя — ишь, развалились, белая рвань, никакой пользы обществу! Меня тошнит от всего этого. Тошнит от всех вас!
Бак, оторвавшись от телевизора, в совершенном недоумении оглядел всех остальных:
— Что это с ней?
Шанталь отшвырнула свой «Космо» и в раздражении встала:
— Хани, я не люблю, когда со мной говорят подобным тоном! Из-за тебя у меня пропало всякое желание обедать.
Гордон приподнялся с ковра, на котором сидел с закрытыми глазами, делая то, что он называл «мысленным рисованием».
— А у меня не пропало. Хани, что будем есть?
Она открыла было рот, чтобы съязвить, но сдержалась. Какими бы они ни были, но они единственная семья, которая у нее есть. С тяжелым вздохом она направилась на кухню и принялась готовить обед.
В течение трех месяцев, прошедших со дня увольнения Мелани, взаимоотношения Хани со съемочной группой и сотрудниками непрерывно ухудшались. Одна часть ее личности не могла упрекать их за то, что они ненавидят ее. Как можно любить такое чудовище? Но другая часть ее — испуганная — не могла уступить.
В понедельник, после того злополучного ужина со своей семьей, начались съемки эпизода, в котором Дженни, ревнуя Дасти к Блейку, пытается устроить пожар. В кульминационный момент Дэш должен был спасать Дженни на крыше амбара на глазах у Дасти и Блейка.
Дэш, как и обычно, в упор не видел Хани всю неделю. Она была свободна до полудня, когда должны были начаться съемки заключительной сцены. Она наблюдала со своего места наверху крыши, как Дэш отрабатывает движения тяжелого подъема с земли на сеновал, а затем на два уровня крыши. Примерно час спустя все наконец было готово для того, чтобы сделать эту сцену достаточно убедительной.
Включили камеры. Она подождала, пока Дэш закончит карабкаться. Когда он взобрался на верхний уровень крыши амбара, она встала и посмотрела в камеру.
— Я забыла свою реплику.
— Стоп! Дайте Дженни ее реплику.
За съемку этого эпизода отвечал Джек Свэкхаммер. Проработав постановщиком дольше остальных членов съемочной группы, он имел на своем счету львиную долю всех стычек с нею. Хани его просто ненавидела.
— Хани, для Дэша это трудная сцена, — сказал он. — Следующий раз постарайтесь ничего не забывать.
— Конечно, Джек, — любезно ответила она.
Дэш метнул на нее предостерегающий взгляд.
В очередном дубле она, поднимаясь на ноги, умудрилась поскользнуться. В следующем перепутала реплику. Затем не попала на свою метку. Рубашка на Дэше насквозь промокла от пота, и, чтобы он переоделся, съемку пришлось прервать. Когда начали все сначала, она опять не попала на нужную метку.
Часом позже, когда Хани, снова поскользнувшись, испортила пятый дубль, Дэш взорвался и покинул съемочную площадку.
Джек немедленно помчался к Россу жаловаться на Хани, своим поведением срывающую съемку, но рейтинг сериала «Шоу Дэша Кугана» был очень высок, и Росс не рискнул воевать с актрисой, которую газеты называли самой популярной «детской» звездой телевидения. Хани добилась, что еще до окончания съемок эпизода Джека Свэкхаммера уволили.
Когда Хани услыхала эту новость, ей стало дурно. И почему никто ее не остановит?
Сценаристы сидели за большим столом и смотрели на дверь, которую только что с треском захлопнула за собой пулей вылетевшая из комнаты Хани. Несколько мгновений все было тихо, потом одна из женщин отложила в сторону свой желтый блокнот:
— Пора положить конец этому безобразию!
Сидевший слева от нее мужчина откашлялся. — Мы же сказали, что не станем вмешиваться.
— Верно, — поддержал его другой. — Мы обещали быть только беспристрастными наблюдателями.
— Ведь мы писатели, а писатели лишь описывают действительность, а не изменяют ее. Женщина покачала головой:
— Мне все равно, что мы там наобещали. Она все делает во вред себе, и нам необходимо как-то действовать.
НАТУРНАЯ СЪЕМКА. ПЕРЕДНЯЯ ТЕРРАСА ДОМИКА НА РАНЧО. ДЕНЬ.
Элеонор, одетая в заляпанный грязью белый костюм, с перепачканным лицом, вся в ярости. У Дэша вид беспощадный и непреклонный. Дженни виновато стоит у кресла-качалки на террасе.ДЭШ: Дженни, это правда? Ты действительно поставила эту ловушку?
ДЖЕННИ (с отчаянием в голосе): Папочка, вышла ошибка. Предполагалось, что в эту ловушку попадется совсем не миссис Чедвик. Ловушка предназначалась для старика Уинтерса. Я должна была что-то сделать! Она уже собралась продать ему ранчо.
ЭЛЕОНОР (стирая с лица комок грязи органического происхождения): Так вот в чем дело! Я наконец нахожу покупателя на это забытое Богом место, и что же вытворяет эта ваша безобразница дочка? Она пытается убить его!
ДЖЕННИ: На самом деле у меня и в мыслях не было его убивать, миссис Чедвик. Я только хотела задержать его, пока папочка не вернется из города. Мне по-настоящему жаль, что вместо него в ловушку угодили вы!
ЭЛЕОНОР: Боюсь, что твои сожаления сейчас не ко времени. Мистер Джонс, я на многое в поведении вашей дочери закрывала глаза, но этого прощать не собираюсь. Я знаю, вы считаете меня испорченной, легкомысленной и обладающей еще полудюжиной качеств, которые вы, неотесанные ковбои, не одобряете. Но вот что я вам скажу. Никогда, ни разу в своей жизни я не пренебрегала родительскими обязанностями перед моим сыном.
ДЖЕННИ (выскакивает вперед): Ваш сын жалкий, омерзительный бабник, которого следует просто стереть с лица земли!
ДЭШ: Немедленно прекрати, Дженни! Если у вас все, миссис Чедвик…
ЭЛЕОНОР: Я еще не закончила! По большому счету, еще нет. Мистер Джонс, я никогда в жизни не позволяла своему сыну обижать других людей. Ни разу не забывала указать ему разницу между добром и злом. Возможно, основные добродетели и не в почете здесь, в этом вашем Техасе, но, смею вас заверить, во всех остальных уголках страны их уважают.
ДЭШ (холодно): Когда мне понадобится совет, как воспитывать дочь, я непременно обращусь к вам.
ЭЛЕОНОР: К тому времени может оказаться уже слишком поздно.
Элеонор, подхватив сумочку, исчезает в доме.
ДЖЕННИ (с довольным видом): Здорово ты ей выдал, папочка!
ДЭШ: Да уж, здорово. А теперь выдам и тебе. Мисс Джейн Мэри Джонс, ваши дни беззаботного ребенка, к которому не прикасалась ни одна рука, близятся к своему внезапному концу!
Ухватив Дженни за талию, он целеустремленно тащит ее вниз по ступеням в направлении амбара.
— Снято! — Постановщик посмотрел на свой пюпитр. — Дженни и Дэш, жду вас через пятнадцать минут. Лиз, вы до конца ленча свободны.
Не успел Дэш поставить Хани на землю, как она начала отбиваться:
— Вы же не должны душить меня, вы, неуклюжий сукин сын!
Дэш отшвырнул ее, словно бешеную собаку. На террасу через дверь вернулась Лиз, вытирая лицо салфеткой:
— Хани, вы опять перешли на мою территорию. Дайте мне хоть немного места для работы, хорошо?
Лиз произнесла свое требование ровным голосом, но Хани взорвалась:
— Да пошли вы к черту, оба!
И удалилась, чеканя шаг. Проходя мимо одной из съемочных камер, она ударила по ней изо всей силы и выпустила заключительный словесный залп:
— Подонки хреновы!
— Очаровательно, — пропела Лиз.
Остальные члены группы смотрели в сторону. Медленно покачав головой, Дэш установил для Лиз ступеньки террасы:
— К моему величайшему сожалению, эти наши тупые сценаристы струсили, и мне не придется сегодня надавать ей по заднице.
— А ты, несмотря на сценарий, исполни свое намерение.
— Как же, сейчас.
Лиз спокойно проговорила:
— Я не шучу, Дэш.
Нахмурившись, он выудил из кармана пакетик леденцов «Лайфсейверс». Лиз тщательно избегала личных стычек на съемочной площадке, но недоразумение с Хани разрослось до невероятных размеров, и она почувствовала, что дольше потакать ее поведению не сможет.
Лиз отошла в глубь террасы, откуда ее не могли услышать остальные, и, мгновение поколебавшись, сказала:
— Хани стала совершенно неуправляемой.
— Кому ты это рассказываешь? Да только сегодня утром она заставила нас ждать почти целый час!
— От Росса никакого проку, а эти люди из телесети и того хуже. Все они так боятся, что она уйдет из сериала, что готовы простить ей даже убийство. Она действительно беспокоит меня. В силу некоторой извращенности моего характера я даже люблю это маленькое чудовище.
— Что ж, поверь мне, она не отвечает тебе взаимностью и даже не скрывает, что не выносит твоего характера. — Дэш опустился в кресло-качалку рядом с Ней. — Каждый раз, когда я снимаюсь с этой девчушкой в одной сцене, у меня возникает чувство, будто она того и гляди пырнет меня ножом в спину, едва я отвернусь. Можно не сомневаться, что особой признательности ждать от нее не приходится. А ведь если бы не я, не видать ей карьеры.
— Судя по настроению этого нового сценария, наши сценаристы, похоже, шлют вам послание с мольбой что-нибудь сделать с ней. — Лиз перестала вытирать лицо и теперь держала салфетку в руке. — Ведь ты знаешь, чего Хани ждет от тебя. И все на съемочной площадке знают. От тебя не убудет, если ты сделаешь это ради нее.
В его голосе зазвучали решительные нотки:
— Не представляю, о чем это ты.
— Да она же с самого начала смотрит на тебя, как на Господа Бога. Она хочет хоть немного участия, Дэш. Хани нужно, чтобы ты проявил заботу о ней.
— Я актер, а не нянька!
— Но это же ранит ее. Один Бог знает, сколько времени она живет самостоятельно. Ты же видел эту ее семейку нахлебников. Понятно, что она сама себя вырастила!
— Я тоже сызмальства рос самостоятельно, но делал все правильно.
— Кто же сомневается, — насмешливо произнесла она. Вряд ли подобало кичиться хорошей приспособленностью к жизни человеку, сменившему трех жен, оставив двоих детей, которых он почти не видит, вдобавок обремененному длинной историей сражения с бутылкой.
Он поднялся с кресла.
— Если тебя так волнует ее судьба, то почему бы тебе самой не сыграть роль наседки?
— Да потому что она просто плюнет мне в лицо. Я скорее злая мачеха, чем добрая тетушка. Это опасно, когда у молодой девушки нет никого, кто бы присматривал за ней. Она ищет отца, Дэш. Ей нужен человек, который сумел бы обуздать ее — Она попыталась шуткой смягчить возникшую между ними натянутость. — Кто же сможет сделать это лучше старого ковбоя?
— Ты не в своем уме, — проговорил он, отворачиваясь от Лиз. — Я же ни черта не знаю об этих подростках.
— У тебя же двое своих детей. Что-то же ты должен знать.
— Их растила мать. Единственной моей обязанностью было выписывать чеки.
— И ты не прочь продолжать в том же духе, не так ли? Просто выписывать чеки, и все! — Эти слова вырвались совершенно непроизвольно, и ей тут же захотелось прикусить язык.
Сощурившись, Дэш обернулся к ней:
— Может, ты не будешь темнить и скажешь все, что у тебя на уме?
Она глубоко вздохнула:
— Ладно. Мне кажется, индивидуальность Хани переплелась с личностью Дженни. Не знаю, может, в этом вина сценаристов, но, как бы там ни было, чем больше ты отдаляешься от нее, тем сильнее она сожалеет об этом и тем хуже себя ведет. Думаю, ты единственный, кто сейчас в состоянии ей помочь.
— У меня нет ни малейшего желания помогать ей. Это не моя забота.
Его холодность затронула в ней частицу старой боли, о существовании которой Лиз давно забыла. Она внезапно представила, что снова влюблена в каскадера из Оклахомы, что она опять та двадцатидвухлетняя девушка, только что узнавшая, что ее избранник женат.
— Хани очень нуждается в тебе, разве ты не видишь? В самый первый месяц съемок она бегала за тобой, словно собачонка, буквально вымаливая хоть малую толику внимания, но чем больше она просила, тем холоднее ты становился. Она была так несчастна, но тебе, Дэш, несчастные женщины не по нраву, не так ли?
Он устремил на Лиз холодный, жесткий взгляд:
— Ведь ты ничего обо мне не знаешь, так почему бы тебе попросту не заняться своими собственными чертовыми делами?
Лиз молча отругала себя за то, что вообще затеяла этот разговор. Эти съемки и так идут через пень-колоду, не хватало только еще ей ссориться с Дэшем. Пожав плечами, она слабо улыбнулась:
— Разумеется, дорогой! Именно ими я сейчас и займусь.
Не добавив ни слова, она сошла с террасы и направилась к своему домику на колесах.
Дэш вломился в вагон-ресторан и налил себе чашку кофе. Первый же глоток обжег язык, но Дэш продолжал жадно пить. Лиз разозлила его до крайности. Хватает же у нее наглости намекать, будто этим маленьким чудовищем все обязаны ему! Да у него есть лишь одна обязанность — не напиваться, и она была не такой уж обременительной, пока Хани не влезла в его жизнь.
Допив кофе, он отшвырнул чашку. Росс — вот кто должен ею заниматься, а вовсе не он. И с этого дня мисс Лиз Кэстлберри пусть не лезет не в свои дела!
Его вызвали на съемку очередной сцены, довольно простой, в которой он должен пронести Хани по двору в амбар. Следующая сцена, действие которой разворачивалось в амбаре, должна быть сложнее — из разряда тех, где преподается моральный урок всего эпизода. Телевизионщики их еще называют МД. МД — сокращение от слов «мораль действия», но все поголовно расшифровывали ее не иначе как «момент дерьма».
— Где Хани? — спросила ассистентка постановщика. — Мы уже готовы к съемке.
— Я слышал, что Джек Свэкхаммер достал для нее какой-то контракт, — сказал «дин из операторов. — Может, наконец-то пришлют киллера.
— Вот было бы здорово, — пробормотала ассистентка постановщика.
В течение следующих десяти минут Дэш прохлаждался, но внутри у него все кипело. Кто-то сказал, что Хани видели у загона для лошадей, и один из операторов предположил, что она так много времени проводит с лошадьми потому, что несчастные животные могут терпеть ее общество, не опасаясь увольнения.
Съемкой эпизодов на этой неделе руководил Брюс Рэнд. Он поставил ряд лучших эпизодов программы «M.A.A.S.», и Росс ввел его в состав съемочной группы, прослышав о его репутации миролюбивого человека. Но, поработав с Хани одну только неделю, даже Рэнд почувствовал, что изнурен до предела.
Когда она легким шагом наконец подошла к съемочной площадке, Брюс с облегчением вздохнул и начал описывать сцену:
— Дэш, вы проносите Дженни с нижней ступеньки террасы в амбар. А вы, Дженни, когда окажетесь в углу террасы, подаете реплику о том, что возражаете против насилия, и, когда это не поможет, начните вырываться.
Закончив объяснение, Рэнд сказал, что теперь нужно порепетировать. Дэш и Хани забрались по ступеням террасы к открытой входной двери. Ассистентка постановщика, в чьи обязанности входило следить за соблюдением плавности переходов между сценами, уткнулась в свои записи:
— Дэш, вы держите ее под левой рукой. А вам, Хани, нужно надеть кепку.
Прошло еще несколько минут, пока кто-то из ассистентов сбегал в костюмерную поискать темно-синюю кепочку, что была на голове у Хани. Когда она наконец нахлобучила ее с задранным кверху козырьком, Дэш подхватил Хани под левую руку, и они отрепетировали весь проход.
Они вернулись на террасу, и когда Дэш обернулся, чтобы подхватить Хани, то увидел, что ее голубые глаза не предвещают ничего хорошего. Ему вспомнился тот ноябрьский эпизод, когда она застряла на крыше амбара и намеренно путала реплики, так что ему пришлось не один раз карабкаться туда за ней. После этого у него еще целую неделю ломило спину.
— Никаких штучек, Хани, — предупредил он. — Это простая сцена. Давай-ка поскорее с ней разделаемся!
— Вы уж лучше волнуйтесь за себя, старичок, — огрызнулась она. — А я сама о себе позабочусь.
Дэшу не понравилось, как она его назвала, и его злость усилилась. Что бы там ни говорило зеркало, ему всего сорок один. Не такой уж и старикашка.
— Пожалуйста, потише, — призвал к порядку Брюс.
Дэш спустился на последнюю ступеньку террасы и подхватил Хани под левую руку.
— Приготовиться. Мотор! Хлопушка! Поехали!
— Нет, папочка! — завопила Хани, едва он начал идти. — Что ты делаешь? Я же попросила прощения.
Дэш дошел до угла террасы.