Фоллетт Кен. На орлиных крыльях

   – У государственного департамента нет самолетов.
   Перо был в отчаянии. Неужели он так и будет сидеть сложа руки и ничем не сможет помочь.
   – Господин Перо, – сказал консул, – мы для того и находимся здесь, чтобы помогать американским гражданам, и я постараюсь достать вам самолет. Я сделаю для этого все возможное. Но говорю вам прямо – мои шансы практически равны нулю.
   – Я благодарен вам и за это.
   Консул поднялся и собрался уходить.
   – Очень важно, чтобы никто не знал о моем пребывании в Турции, – предупредил его Перо – В настоящее время иранские власти не имеют ни малейшего представления о местонахождении моих людей. Если власти узнают, что я здесь, им удастся вычислить маршрут их бегства, и это обернется для нас катастрофой. Прошу вас быть в этом отношении предельно осторожным.
   – Понимаю.
   Консул ушел.
   Через несколько минут раздался телефонный звонок. Из Далласа звонил Ти Джей Маркес.
   – Росс, в сегодняшней газете о тебе пишут на первой полосе.
   У Перо душа ушла в пятки: теперь все знают, где он. Ти Джей продолжал:
   – Губернатор только что назначил тебя председателем Комиссии по борьбе с наркотиками.
   Перо облегченно вздохнул.
   – Маркес, ты меня напутал.
   Ти Джей рассмеялся.
   – Не стоило тебе так шутить над стариком, – упрекнул его Перо. – Ты действительно меня ошарашил, дружище.
   – Подожди минутку. Марго звонит, – перебил его Ти Джей. – Она просто хочет поздравить тебя с Днем Святого Валентина.
   Перо вспомнил, что наступило 14 февраля.
   – Передай ей, что я в полной безопасности. Меня постоянно охраняют две блондинки.
   – Минуточку. Я сейчас скажу ей об этом. – Через минуту, смеясь, Ти Джей снова взял трубку: – Она говорит, как это замечательно, что тебе нужны две женщины, чтобы заменить ее одну.
   Перо подавил смешок. Поделом ему. Не стоило тягаться с Марго в остроумии.
   – Ладно, ты дозвонился в Тегеран?
   – Да. Телефонистка на международной линии разрешила нам позвонить, но мы ошиблись номером. Потом «Эй Ти энд Ти» предоставила нам канал связи, и мы соединились с Голамом.
   – Ну и что?
   – Ничего. Они ему не звонили. Перо сразу погрустнел:
   – О чем вы его спрашивали?
   – Мы только спросили: «Есть для нас сообщения?» – а он сказал, что нет.
   – Вот черт. – Перо даже на мгновение показалось, что было бы лучше, если б от «нечистых» поступил сигнал бедствия. Тогда он по крайней мере знал бы, где они находятся.
   Он попрощался с Ти Джеем и стал готовиться ко сну. Сначала он потерял «чистых», потом Булвэра, а теперь вот «нечистых». Ему не удалось достать самолет, чтобы отправиться на их поиски. Задуманная им операция была под угрозой срыва, а он ничего не мог предпринять.
   Неопределенность и тревога ожидания убивали его. Он понял, что ни разу в жизни не испытывал такого напряжения. Ему приходилось видеть, как люди не выдерживали стрессовой ситуации и «ломались», но он не в состоянии был до конца постичь всю глубину их страданий, потому что сам не испытывал подобного. Раньше сильное напряжение в работе не мешало ему. Наоборот, оно приносило ему успех. Сейчас же все было по-другому.
   Перо изменил своему правилу и стал думать о самом худшем. На карту была поставлена его свобода. Если операция по спасению его людей провалится, ему придется сесть в тюрьму. Он же собрал армию наемников, попустительствовал махинациям с паспортами американских граждан, организовал подделку удостоверений личности американских военнослужащих и принял участие в заговоре с целью нелегального перехода границы. Оставалось надеяться, что отбывать срок придется в США, а не в Турции. Самое худшее ожидает его, если турки отправят его в Иран, чтобы там подвергнуть суду за все его «преступления» на иранской земле.
   Он лежал на кровати у себя в гостиничном номере и не мог заснуть. Его беспокоила судьба «чистых», «нечистых», Булвэра, да и своя собственная. Что ж, ничего не поделаешь. Придется пройти через все эти испытания. В будущем он станет мягче относиться к людям, которых постоянно держал в напряжении. Разумеется, если у него вообще есть будущее.

* * *

   Коберн чувствовал себя не в своей тарелке и внимательно следил за поведением Саймонса.
   Все они расположились на персидском ковре так, что образовался своеобразный крут, и стали ждать появления «судьи». Еще до отъезда из Тегерана Саймонс сказал Коберну: «Постоянно наблюдайте за тем, что я делаю». До сих пор Саймонс не проявлял активности и как бы плыл по течению. Он позволял Рашиду разговаривать с охранниками и допустил арест их группы. Однако может наступить такой момент, когда Саймонс изменит тактику. Если он решит, что пора вступить в бой, то мгновенно даст это понять Коберну.
   Пришел судья.
   Это был человек лет пятидесяти, в темно-синем пиджаке, светлом желто-коричневом свитере и рубашке с открытым воротом. Своим поведением он чем-то напоминал профессионального врача или юриста. На поясе у него висел «кольт» калибра 11, 43 мм.
   Рашид узнал в нем одного из руководителей коммунистической партии Ирана Хабиба Болуряна. Болурян сел как раз в том месте, которое отвел ему Саймонс.
   Судья что-то сказал на фарси, и молодой человек в европейском костюме, взявший на себя роль переводчика, потребовал у арестованных паспорта.
   «Ну, сейчас начнется, – подумал Коберн, – мы здорово влипли. Стоит им открыть паспорт Билла, и они тут же поймут, что это не его документ».
   Горстку паспортов положили на ковер прямо перед Болуряном. Он начал с паспорта, лежавшего сверху. Переводчик принялся списывать содержавшиеся в нем данные. Тут произошла некоторая путаница. Почему-то иранцы не всегда могли отличить имя от фамилии.
   Рашид подавал паспорта Болуряна, а Гэйден наклонялся и разъяснял, что к чему. Только теперь до Коберна дошло, что вдвоем они вносили еще большую путаницу. Рашид подсовывал Болуряну один и тот же паспорт несколько раз, а Гэйден, нагибаясь и показывая, что там написано, закрывал фотографию. Коберн восхищался их выдержкой. Наконец паспорта вернули владельцам, и Коберну показалось, что паспорт Билла так никто ни разу и не открыл.
   Болурян стал допрашивать Рашида на фарси. Судя по всему, Рашид придерживался официальной версии о том, что простые американские бизнесмены пытаются вернуться к себе на родину. Правда, он слегка приукрасил эту версию, заявив, что у некоторых из них в США есть родственники, которые сейчас находятся при смерти.
   В конце концов переводчик спросил по-английски:
   – Можете нам объяснить, что вы здесь делаете?
   – Видите ли... – начал было Рашид, но тут стоявший у него за спиной охранник взвел курок своего автомата и приставил дуло к его затылку. Рашид замолчал. Было совершенно очевидно, что переводчик хотел услышать мнение на этот счет самих американцев и проверить, совпадает ли их версия с объяснением Рашида. Действия охранника самым грубым образом напомнили им, что они находятся в руках распоясавшихся революционеров.
   Как самый старший по должности сотрудник ЭДС Гэйден ответил переводчику:
   – Все мы работаем в компании, которая занимается обработкой информации с помощью ЭВМ. Наша компания называется «Парс Дэйта Системс», сокращенно ПДС – На самом деле ПДС была иранской компанией, которой совместно владели ЭДС и Аболфат Махви. Гэйден не упомянул об ЭДС, поскольку Саймонс еще до их отъезда из Тегерана предупреждал его, что Дэдгар может выдать ордер на безоговорочный арест любого, кто связан с ЭДС. – У нас был контракт с банком «Омран», – продолжал Гэйден. Он говорил правду, но кое-что, разумеется, скрыл. – Нам не платили, камнями били стекла в наших помещениях, у нас не было денег, мы соскучились по семьям, и нам просто захотелось домой. Аэропорт закрылся, и мы решили поехать на машинах.
   – Это верно, – согласился переводчик. – То же самое произошло со мной. Я хотел вылететь в Европу, но аэропорт был закрыт.
   «Что ж, может быть, у нас появился союзник», – подумал Коберн.
   Болурян что-то спросил, и переводчик перевел:
   – Был ли у вас контракт с компанией «ИСИРАН»?
   Коберн изумился. Для человека, проведшего в тюрьме двадцать пять лет, он был прекрасно осведомлен. «ИСИРАН» – «Информэйшн Системс Иран» – представляла собой компанию по обработке информации с помощью ЭВМ, которой когда-то владел Аболфат Махви. Затем ее выкупило правительство. Ходили упорные слухи, что эта компания тесно связана с тайной полицией САВАК. Еще хуже было то, что ЭДС действительно имела контракт с компанией «ИСИРАН». В 1977 году обе компании совместно создали систему учета документации для иранского военно-морского флота.
   – У нас нет ничего общего с «ИСИРАН», – солгал Гэйден.
   – Есть ли у вас какой-нибудь документ, удостоверяющий, что вы работаете в названной вами компании?
   Тут возникла проблема. Перед отъездом из Тегерана они уничтожили все бумаги, относящиеся к ЭДС, Так велел Саймонс. Теперь все они рылись в карманах, чтобы найти хоть одну случайно уцелевшую служебную бумажку.
   Кин Тэйлор отыскал у себя карточку медицинской страховки, в нижней части которой было напечатано: «Электроник Дэйта Системе Корпорэйшн». Он протянул ее переводчику со словами:
   – "Электроник Дэйта Системс" является головной компанией ПДС.
   Болурян поднялся и вышел из комнаты.
   Переводчик, вооруженные курды и сотрудники ЭДС молча ждали дальнейшего развития событий. «Что нас теперь ждет?» – подумал Коберн.
   Знал ли Болурян, что у ЭДС был контракт с «ИСИРАН»? Если знал, не подумает ли он, что сотрудники ЭДС связаны с САВАК? Или он спросил об «ИСИРАН» наугад? Если он задал этот вопрос случайно, поверит ли он их версии о рядовых бизнесменах пытающихся вернуться домой. Среди севших кругом сотрудников ЭДС Билл оказался прямо напротив Коберна. Как это ни странно, он чувствовал себя совершенно спокойно. Он так переволновался во время допроса, что теперь уже не способен был переживать «Мы изо всех сил старались выбраться, – рассуждал он, – и если теперь нас поставят к стенке и расстреляют, что ж, значит, судьба наша такая».
   Болурян вернулся в комнату, заряжая оружие.
   Коберн посмотрел на Саймонса: его взгляд был прикован к оружию.
   Оно представляло собой старый карабин М-1. Казалось, он сохранился еще с времен второй мировой войны.
   «Такой штукой ему всех нас не перестрелять», – подумал Коберн.
   Болурян отдал карабин переводчику и что-то сказал ему на фарси.
   У Коберна до предела напряглись мышцы. Если они откроют огонь прямо в комнате, будет та еще мясорубка...
   Переводчик взял карабин и заявил:
   – Ну а теперь вы будете нашими гостями. Давайте попьем чаю.
   Болурян сделал на клочке бумаги какую-то надпись и передал его переводчику. Коберн понял, что Болурян просто оформил выдачу переводчику оружия и выписал ему разрешение на право владения им. «Боже, а я-то думал, что он собирается расстрелять нас», – пробормотал Коберн.
   Лицо Саймонса ничего не выражало.
   Подали чай.
   На улице уже стемнело. Рашид спросил, нет ли здесь помещения, в котором американцы могли бы переночевать.
   – Вы будете нашими гостями, – пояснил переводчик. – Я лично позабочусь о вас – Коберн подумал: «Неужели для этого ему нужен карабин?» Переводчик продолжал: – Утром наш мулла напишет записку мулле города Резайе с просьбой разрешить вам проехать.
   – Что вы об этом думаете? – прошептал Саймонсу Коберн. – Стоит ли нам остаться на ночь или лучше сразу двинуться дальше?
   – Не думаю, что у нас есть выбор, – ответил Саймонс – Когда он употребил слово «гости», это была простая вежливость.
   Они допили чай, и переводчик сказал:
   – А теперь пойдем пообедаем.
   Они поднялись на ноги и надели обувь. По пути к машинам Коберн заметил, что Гэйден прихрамывает.
   – Что у тебя с ногами? – поинтересовался он.
   – Тише ты, – шикнул на него Гэйден. – Я запихнул все мои деньги в ботинки и теперь еле иду.
   Коберн рассмеялся.
   Они сели в машины и поехали по-прежнему в сопровождении курдских охранников и переводчика. Гэйден незаметно развязал шнурки ботинок и поудобнее распихал деньги. Машины остановились у бензоколонки.
   – Если б они не собирались отпустить нас, то не дали бы нам заправиться... правда?
   Коберн пожал плечами.
   Они приблизились к городскому ресторану. Сотрудники ЭДС сели за стол. Охранники расположились вокруг них, образовав что-то похожее на кольцо, таким образом изолируя их от находившихся в ресторане горожан.
   В зале работал телевизор. Передавали речь аятоллы. «И надо же было этому парню прийти к власти именно сейчас, когда у нас и без того полно неприятностей», – подумал Пол. Затем переводчик рассказал ему, что Хомейни велел не приставать к американцам, а дать им возможность беспрепятственно покинуть Иран, и на душе у Пола стало легче.
   Им подали челла-кебаб – мясо молодого барашка с рисом. Охранники ели с жадностью, положив винтовки на стол рядом с тарелками.
   Кин Тэйлор немного поковырял рис и положил ложку. Разболелась голова. Они с Рашидом по очереди вели машину, и у него было такое чувство, что он весь день, не моргая, смотрел на солнце. Его также беспокоило, что Болуряну взбредет в голову ночью позвонить в Тегеран и справиться там насчет ЭДС. Охранники жестами показывали ему, чтобы он ел, но он лишь отхлебывал кока-колу.
   Коберн тоже не был голоден. Он вспомнил, что ему нужно было позвонить Голаму. Время позднее. Они там. Наверно с ума сошли от беспокойства. Но что сказать Голаму? Что у них все хорошо или что у них неприятности?
   Когда все поели, начался легкий спор, кому платить за обед. Рашид сказал, что охранники хотят сделать это сами. Американцы деликатно, чтобы никого не обидеть, предложили деньги, несмотря на то что были гостями. Они поступили так в знак благодарности к угощавшим их людям. В конце концов за всех заплатил Кин Тэйлор.
   При выходе из ресторана Коберн обратился к переводчику:
   – Мне очень нужно позвонить в Тегеран, чтобы сказать нашим людям, что у нас все в порядке.
   – Хорошо, – согласился молодой человек.
   Они подъехали к зданию почты. Коберн и переводчик вошли внутрь. У трех-четырех телефонных будок стояла толпа. Все ждали своей очереди. Переводчик поговорил с кем-то из работников почты, а затем повернулся к Коберну:
   – Все линии связи с Тегераном перегружены. Туда очень трудно дозвониться.
   – А нельзя ли нам зайти сюда попозже?
   – Можно.
   Было уже темно, когда они выехали из города. Прошло несколько минут, и они остановились у ворот какой-то огороженной забором территории. При свете луны виднелось что-то похожее на плотину.
   Довольно много времени ушло на поиски ключей. Наконец они нашлись, и машины въехали на территорию. Там, в небольшом парке, стоял дорогой, современный трехэтажный особняк из белого гранита.
   – Это один из шахских дворцов, – пояснил переводчик. – Шах лишь однажды был здесь, чтобы возглавить церемонию пуска электростанции. А сегодня ночью мы воспользуемся его особняком.
   Они вошли в дом. Там было тепло и уютно. Переводчик с негодованием заметил:
   – Отопление здесь не выключалось на протяжении трех лет на случай, если приедет шах.
   Все поднялись наверх и ознакомились с помещением, в которое их поселили. Оно представляло собой роскошный коридор.
   По обеим сторонам коридора находились комнаты меньших размеров, в каждой из которых было две односпальные кровати и ванная комната, вероятно, для шахских телохранителей. Под каждой кроватью лежала пара шлепанцев.
   Американцы въехали в комнаты личной охраны шаха, а курдские революционеры заняли шахский номер. Один из них решил принять ванну. Американцы слышали, как он там плескался, что-то кричал и от души радовался. Через некоторое время он вышел. Это был самый высокий и толстый охранник. Он надел роскошный шахский халат и, кривляясь, разгуливал в нем по коридору. Глядя на него, остальные охранники помирали со смеху. Проходя мимо Гэйдена, он с ужасным акцентом произнес по-английски: «Настоящий джентльмен». Гэйден рассмеялся.
   Коберн спросил у Саймонса:
   – Каков распорядок дня на завтра?
   – Они хотят проводить нас до Резайе и передать там в руки самого большого местного начальника, – ответил Саймонс – Их присутствие поможет нам беспрепятственно проехать через возможные заставы. Однако, когда мы доберемся до Резайе, может быть, нам удастся уговорить их поехать в дом преподавателя сельскохозяйственного института, а не к городскому голове.
   Коберн понимающе кивнул головой.
   – Хорошо.
   Рашид проявлял беспокойство.
   – Это плохие люди, – шепнул он. – Не доверяйте им. Нам нужно убираться отсюда.
   Коберн не так уж верил курдам, однако не сомневался, что, пытаясь немедленно уехать, группа наживет себе неприятности.
   Он заметил, что у одного из охранников была западногерманская автоматическая винтовка Г-3.
   – Да, вот это действительно грозное оружие, – воскликнул Коберн.
   Охранник улыбнулся. По-видимому, он понял Коберна.
   – Я такой раньше не видел, – признался Коберн. – А как она заряжается?
   – Заряжается так, – ответил охранник и показал Коберну, как это делается.
   Они сели рядом, и охранник рассказал Коберну все, что знал о своей винтовке. Курду хватило на это его запаса английских слов. Правда, он часто помогал себе жестами.
   Американцы захотели принять душ. Первым в ванную вошел Гэйден и истратил весь запас горячей воды. Пол встал под холодные струи. Уж кто-кто, а он-то за последнее время привык к этому.
   Американцы кое-что узнали о своем переводчике. Он учился в Европе и приехал домой на каникулы. Тут произошла революция, и ему не удалось вернуться назад. Вот почему он знал, что аэропорт закрыт.
   В полночь Коберн спросил его:
   – Можем мы еще раз попытаться позвонить?
   – Да.
   Один из охранников проводил Коберна в город. Они отправились на почту, которая до сих пор была открыта, но связь с Тегераном прервалась.
   Коберн ждал до двух часов ночи, а потом потерял надежду.
   Когда они возвратились в построенный около плотины дворец, все уже крепко спали.
   Он лег в постель. По крайней мере, все они живы. Можно поблагодарить судьбу хотя бы за это. Никто не знал, что ждет их на пути к границе, но об этом он будет волноваться завтра.

Глава двенадцатая

   – Проснитесь, Коберн, нам пора, надо ехать!
   Сквозь сон Коберн услышал скрипучий голос Саймонса и открыл глаза. «Где я?» – подумал он.
   В шахском дворце в Махабаде.
   О черт!
   Он поднялся.
   Саймонс приказывал собираться в дорогу, но вокруг не было видно охранников. Наверное, они еще спали. Американцы готовились к отъезду довольно шумно, и вскоре из королевских апартаментов вышли курды.
   Саймонс обратился к Рашиду.
   – Скажи им, что нам пора ехать и что мы спешим, поскольку на границе нас ждут друзья.
   Рашид передал это курдам, а затем объявил:
   – Придется подождать.
   Саймонсу это не понравилось.
   – Зачем?
   – Они все хотят принять душ.
   – Почему им так приспичило мыться? – вмешался Кин Тэйлор. – Большинство из них не принимали душа уже пару лет. Могли бы подождать еще денек.
   Полчаса Саймонс скрывал свое нетерпение, а затем велел Рашиду напомнить охранникам, что американцы очень спешат.
   – Нам придется осмотреть шахскую ванную комнату.
   – К черту! Мы ее уже видели. Почему мы не едем?
   Все сгрудились в шахских апартаментах и, исполненные сознания долга, возмущались непростительной роскошью пустовавшего дворца. Но и после этого охранники отказывались уезжать.
   Коберн не мог понять, что происходит. Возможно, они передумали и не хотят сопровождать их до следующего города? А может быть, Болурян за ночь навел справки об ЭДС? Саймонса здесь долго не удержишь...
   Наконец появился молодой переводчик и выяснилось, что охранники ждали его. Их планы не изменились. Курды проводят американцев до следующего города.
   – У нас есть друзья в Резайе, – сказал им Саймонс. – Нам бы хотелось остановиться у них, а не идти к городскому голове.
   – Это небезопасно, – пояснил переводчик. – К северу отсюда идут жестокие бои. Город Тебриз все еще находится в руках сторонников шаха. Я обязан передать вас тем, кто способен вас защитить.
   – Хорошо. Мы можем сейчас ехать?
   – Конечно.
   Американцы отправились в путь.
   Вскоре им приказали остановиться у какого-то дома. Переводчик вошел внутрь. Оставшиеся стали ждать. Кто-то купил на завтрак хлеба и сыра. Коберн вылез из машины и спросил Саймонса:
   – Что происходит?
   – Это дом муллы, – пояснил Рашид. – Он пишет письмо о нас мулле Резайе.
   Прошел почти час. Наконец переводчик вернулся с обещанным письмом.
   Затем они направились в полицейский участок и там увидели машину, которая будет их сопровождать – большую белую «скорую помощь» с красной мигалкой. У машины были выбиты стекла и на боку красной краской написан на фарси какой-то опознавательный знак, вероятно, означающий «Махабадский революционный комитет» или что-нибудь в этом роде. В нее набились курды с автоматическими винтовками.
   С таким сопровождением незаметно не попутешествуешь. Наконец они выбрались на дорогу. Первой ехала «скорая помощь».
   Саймонс беспокоился о возможных действиях Дэдгара. Безо всякого сомнения никто в Махабаде не стал разыскивать Пола и Билла. Однако город Резайе гораздо больше Махабада. Саймонс не знал, распространяются ли полномочия Дэдгара на сельскую местность. Ему было известно только, что Дэдгар всех удивлял своим упорством и способностью сохранить должность при любой смене власти. Саймонсу не хотелось, чтобы группа американцев предстала перед городскими властями Резайе.
   – У нас в Резайе есть хорошие друзья, – обратился он к молодому переводчику. – Если вы нас доставите к ним, мы будем там в полной безопасности.
   – Ну уж нет, – возразил переводчик. – Если я нарушу приказ и с вами что-нибудь случится, мне не сдобровать.
   Саймонс решил, что его бесполезно уговаривать. Стало совершенно очевидно, что они не столько гости курдов, сколько их пленники. Революция в Махабаде совершалась под руководством коммунистов, и они сумели наладить там строгую дисциплину. В городе полностью отсутствовала присущая мусульманам анархия. Избавиться от сопровождения можно было только насильственным путем, но Саймонс еще не подготовился к вступлению в бой.
   Сразу же за чертой города карета «скорой помощи» съехала с дороги и остановилась у небольшого кафе.
   – Почему мы остановились? – спросил Саймонс.
   – На завтрак, – ответил переводчик.
   – Нам не нужен завтрак, – твердо заявил Саймонс.
   – Но...
   – Нам не нужен завтрак!
   Переводчик недоуменно пожал плечами и что-то крикнул курдам, выходящим из машины. Они полезли обратно, и конвой двинулся дальше.
   Только поздним утром показались окрестности Резайе. Тут им преградило путь очередное дорожное заграждение. Выглядело оно внушительно. Его возвели по всем правилам военного искусства. Дорогу перекрыли транспортными средствами и мешками с песком. Вокруг протянули колючую проволоку.
   Конвой замедлил ход, и охранник приказал ему съехать с дороги на небольшую площадку бензоколонки, которую превратили в командный пункт. Подъездные пути находились под прицелом пулеметов, установленных в здании бензоколонки.
   «Скорой помощи» не удалось вовремя затормозить, и она врезалась в проволочное заграждение.
   Оба «рейнжровера» подъехали к заставе аккуратно.
   Охранники тут же окружили карету «скорой помощи» и началось выяснение отношений. Рашид и переводчик поспешили вмешаться в спор. Революционеры города Резайе вовсе не считали само собой разумеющимся, что революционеры города Махабада выступают заодно с ними. В Резайе жили азербайджанцы, а не курды, и спор велся и на турецком, и на фарси.
   Судя по всему, курдам велели сдать оружие, и те с негодованием отвергли подобное требование. Переводчик пытался предъявить письмо махабадского муллы. На Рашида, который вдруг оказался чужаком, почти никто не обращал внимания.
   Наконец переводчик и Рашид вернулись к машинам.
   – Мы отвезем вас в гостиницу, – заявил переводчик, – а затем я пойду к мулле.
   Для иранской провинции город был большой, с множеством домов из камня и бетона и несколькими мощеными дорогами. Конвой остановился на главной улице. Издалека доносились крики. Рашид и переводчик вошли в какое-то здание, по всей вероятности гостиницу, а остальные ждали их в машинах.
   Коберн был настроен оптимистически. Если пленников собираются расстрелять, их не станут поселять в гостинице. Все происходящее – просто организационная неразбериха.
   Крики теперь раздавались гораздо ближе, и на другом конце улицы появилась толпа.
   Сидевший во второй машине Коберн спросил:
   – А это еще что за новости?
   Курды выскочили из кареты «скорой помощи» и взяли в кольцо оба «рейнжровера», образовав своеобразный клин перед первой машиной. Один из них показал на дверцу, у которой сидел Коберн, и жестом изобразил что-то похожее на поворот ключа.
   – Заприте двери, – крикнул Коберн остальным.
   Толпа приближалась. Коберн понял, что это какое-то уличное шествие. Во главе процессии шли несколько офицеров в поношенной форме. Один из них плакал.
   – Как вы думаете, что это такое? – обратился Коберн к своим коллегам. – Мне кажется, что армия только что капитулировала, и офицеров ведут по главной улице города, чтобы все видели их позор.