Фьюри Мэгги. Дух камня

   Лошади, слишком застоявшиеся в стойлах, вели себя нервно, упрямо и вовсе не рвались идти этой дорогой. Бывший конь Мечей Божьих, принадлежавший теперь Пресвелу, вытворял, что хотел, почуяв неопытность нового хозяина. Если бы не мальчишка, который замыкал шествие со своей тонконогой гнедой и ослом и потому перекрывал ему путь, проклятая тварь ускакала бы обратно на вершину. Больше всего Пресвела раздражало то, что Сколль находился в идеальной позиции, чтобы видеть его усилия и тихонько посмеиваться над его ошибками.
   Но худшее ждало впереди. Когда пришлось пройти сквозь водопад, лошади решили, что с них достаточно. Жеребец Тормона уперся и заржал, бешено вращая глазами. Торговец спокойно и терпеливо гладил его и похлопывал по шее, словно у них было сколько угодно времени, и через некоторое время Руска доверчиво последовал за ним. У Серимы почти не возникло трудностей со своим мерином, который много раз, пусть и не в таких тяжелых условиях, ходил этим путем. После недолгих уговоров он спокойно пошел за ней, следуя за своим товарищем, и исчез за завесой воды.
   Затем наступила очередь Пресвела. Его конь был молодым и никогда раньше не ходил этой дорогой. К его ужасу, он словно взбесился, его ржание перекрывало даже рев воды. Вырываясь, конь ухватил Пресвела зубами и лягнул гнедую которая не вовремя приблизилась. Бледный от ужаса, Пресвел вцепился в уздечку, боясь, что обезумевшая лошадь в любой момент может слететь с края скалы и потянуть его за собой.
   Вдруг рядом оказался Тормон. Он скинул тунику и набросил коню на голову, придерживая за рукава. Животное стояло, дрожа, его шея потемнела от пота.
   — Тихо-тихо, не бойся, — бормотал Тормон. — Все хорошо.
   Жеребец мало-помалу успокоился и торговец повернулся к Пресвелу.
   — Иди. Чего ждешь?
   Помрачнев, ассистент Серимы шагнул в туннель, едва обратив внимание на брызги, которым обдал его водопад. Когда торговец вернул ему уздечку, Пресвел вскинул руку, чтобы наказать глупую тварь, но Тормон перехватил его раньше, чем он успел ударить.
   — Оставь коня в покое, идиот. Это не способ приручить его. Он еще молодой. Он испуган. Он научится — и ты тоже, или будешь иметь дело со мной. — В его тоне была мрачная решимость. — Пока мы путешествуем вместе, я не позволю тебе ударить животное.
   Рохалла беспокойно переводила взгляд с одного мужчины на другого, и, когда Пресвел, выругавшись, высвободился из хватки торговца, скользнула между ними и положила ладонь на его предплечье.
   — Пожалуйста, — прошептала она, — не спорь с Тормоном. Без его знаний и его лошадей мы погибнем.
   Пресвел знал, что девушка права.
   — Прости, — выдавил он, все еще трясясь от ярости. Погоди же, Тормон. Пока что ты нам нужен, но настанет день, когда ты сам будешь молить о прощении.
   Когда Сколль провел двух оставшихся животных сквозь водопад, они продолжили свой путь по тропе. В туннеле лошади стали менее своенравными, но путники все еще не могли до конца расслабиться. Никто из них не мог позабыть ужасную разрушительную силу вчерашнего потока и то, как неожиданно он пришел. Они шли вперед, изо всех сил напрягая слух, чтобы успеть услышать отдаленный рев воды. Когда они добрались до таинственного туннеля Сколля, никто не соблазнился возможностью изучить его. Они были в постоянной опасности на горной дороге и ни на миг не могли забыть об этом.
   Туннель повернул, зигзагообразно уходя вниз. Вскоре путники увидели свет дня, а затем вышли наружу, на узкую скальную тропу, обрамленную с одной стороны глубокой пропастью.
   Здесь внизу, стоял туман, и они видели лишь на дюжину ярдов вперед. Стук лошадиных копыт, поскрипывание кожи, фырканье лошадей — все звуки были странно приглушенными придавая окружающему атмосферу нереальности. Серебристые капли блестели в волосах Серимы, отчего она выглядела старше. Пресвел попытался отыскать взглядом Рохаллу, но она была невидима в зыбком мареве.
   Туман делался все плотнее и плотнее по мере того, как они спускались. Тормон приказал зажечь факелы, хотя толку от них было немного. Пресвел уже отчаялся когда-либо достичь дна. Ему казалось, что они уже вечность идут по нескончаемой горной дороге. Наконец, к своему облегчению, он услышал впереди голос Тормона. Слова были странно искажены сыростью в воздухе, но звучали более чем обнадеживающе.
   — Мы сделали это. Наконец-то спустились.
 
   Когда Гиларра нашла Гальверона, тот все еще сидел у пустой постели.
   — Прими мои соболезнования, — мягко сказала она.
   Вокруг молодого командира словно образовался маленький островок тишины — все, кто присутствовал в караулке, уважали его право горевать в одиночестве.
   Все, кроме меня.
   На миг ей показалось, что Гальверон не собирается отвечать. Потом он сказал:
   — Кайта сделала все, что могла. — Он покачал головой, замотанной белыми повязками. — Бедняга Эвальд. Подождал бы он еще совсем немного, просто чтобы успеть сказать ему до свидания. — Он тяжко вздохнул. — Я буду скучать по нему. Он любил шутить, что он — моя правая рука, и был не так уж далек от истины. — Он помедлил, а затем вновь заговорил. — Ты знаешь, солдат вынужден привыкать к смертям своих товарищей. По сути, смерть — часть нашей работы, и нам приходится постоянно иметь с ней дело. Это неизбежно, но…
   — Но вы всего лишь люди, и одни смерти бьют больнее других, — сказала Гиларра.
   — Точно то же самое, что и с Кайтой. Если она позволит себе впадать в отчаяние каждый раз, когда умирает больной, она недолго пробудет лекарем. Но она очень расстроена сейчас — столько наших раненых уже умерло. Она так долго боролась за Эвальда, но все оказалось напрасно. Это очень сильно ее подкосило. — Гальверон взглянул на иерарха, и хотя лицо его было почти полностью скрыто повязками, было видно, как он страдает. — Так что вы были правы, когда сказали, что ей следует заняться вашим сыном. У Эвальда не было шансов.
   Его слова причинили Гиларре почти физическую боль. У нее перехватило дыхание, словно от удара.
   — Гальверон, прошу тебя, не напоминай мне об этом. Это было непростительно. Но Аукиль не приходил в себя, и я была в такой жуткой панике…
   — Тс-с, леди, — сказал Гальверон. — Было нечестно с моей стороны говорить об этом. Я понимаю, что вы чувствовали.
   — Тем не менее я не имела права рассуждать о ценности чужой жизни, и я прошу прощения.
   Он посмотрел ей в глаза.
   — Вы не думаете, что вам следовало бы просить прощения у Кайты — не у меня?
   Гиларра не ответила. Чтобы избежать его взгляда, она отвернулась, придвигая к себе стул. Она не могла забыть того, что целительница сказала и сделала для ее бесценного ребенка, и не могла этого простить. Гальверону, однако, не следовало этого знать.
   Он перестанет меня уважать, узнав про Кайту.
   —  Почему бы нам не пойти в другое место? — Она хотела бы говорить о чем угодно другом. — Ты утомился. Тебе стоило бы полежать.
   — Да и вам тоже, — ответил Гальверон. — Вы не спали всю ночь и переволновались из-за Аукиля. Теперь он пришел в себя, и, кажется, у него все будет в порядке. Вы можете немного отдохнуть.
   — Не переводи разговор, Гальверон. Мы говорили о тебе. Ты сражался, ты ранен и потерял много крови. Как долго еще, по твоему мнению, ты продержишься на ногах?
   Он пожал плечами:
   — Я могу отдохнуть и позже, когда здесь станет более безопасно. Сейчас у этих тварей слишком много шансов прорваться через верхние этажи. Мы не сумеем долго удерживать лестницу при помощи огня. У нас просто нет достаточных запасов горючего. Придется оборонять ее людьми и мечами. — Он покачал головой. — Гиларра, вы же видели их. Они невероятно быстры. Сколько еще будет жертв? Сколько времени мы сможем продержаться? Сейчас твари перестали атаковать, потому что на дворе день, но я уверен, что с наступлением темноты они вернутся с подкреплением. Если мы не сделаем что-нибудь, я даже думать боюсь, чем обернется сегодняшняя ночь. Гиларра посмотрела на него, сузив глаза.
   — Хорошо, Гальверон. Ты мог бы сказать мне без обиняков. Ты ведь собираешься сделать что-то такое, что мне не понравится?
   Он попытался усмехнуться и скривился, когда это движение потревожило разодранную кожу на лице под многочисленными слоями повязок. Похоже, несмотря на все усилия Кайты, лицо Гальверона уже не будет таким же красивым, как прежде…
   Гиларра поднялась на ноги.
   — Ну?
   Командир тоже встал и принялся расхаживать туда-сюда.
   — Вы правы. Вам это не понравится, Гиларра, но это наш единственный шанс. Нам нужно полностью изолировать верхние этажи. Я хочу обрушить потолок над лестницей.
   Иерарх вздрогнула.
   — Большую часть Храма? Уму непостижимо! Неужели события последних лет ничему тебя не научили? Мириаль и так уже недоволен нами. Гневить его сейчас еще больше — значит навлечь несчастья на весь наш народ.
   Гальверон вновь опустился на стул.
   — Гиларра, — сказал он тихо. — Это риск, который нам придется предпринять. Если мы этого не сделаем, не останется никого, кто сумеет прогневить Мириаля.
   Гиларра опустила глаза и плотнее закуталась в свои тяжелые одежды.
   Почему? Почему именно я должна принимать решение?!
   Потому что больше некому. Нравится мне или нет, но иерарх теперь я. Я всегда полагала, что справлюсь с обязанностями лучше Заваля, но когда пришло время это доказать… я не думала, что ноша будет столь тяжелой.
   Женщина посмотрела на командующего Мечей Божьих. Он выглядел таким юным…
   Как он собирается это сделать? И как справляется с бременем ответственности?
   —  Хорошо. — Она тяжело вздохнула. — Действуй. Но как ты собираешься это осуществить?
   В усталых глазах Гальверона зажегся злой огонек.
   — Я взорву его.
   — Что?
   —  Я хочу взорвать лестницу с помощью взрывчатого порошка, который используют рудокопы.
   Гиларра уставилась на него. Его голос звучал спокойно и рассудительно, но, похоже, раны и усталость повлияли на его разум. То, что он говорит, — чушь, не так ли?
   — Но, Гальверон, — сказала она мягко. — Просто подумай секундочку. Ты же не можешь взорвать наше единственное убежище.
   — Такого не произойдет, — уверил он ее. — Я не сидел сложа руки все это время. Я поговорил с некоторыми рудокопами, и они сказали мне, что маленький направленный взрыв в правильном месте сделает все как надо. Лестница — замкнутое пространство. Мы не повредим остальной храм.
   — Ты твердо в этом уверен?
   Она сама понимала, что хватается за соломинку.
   — Так уверен, как только могу. Не забывайте, сами рудокопы вместе со своими семьями тоже нашли убежище здесь. Они не посоветуют плохого. — Он перевел дыхание. — Леди, из самых важных вещей для командующего — взвешивать риск и правильно оценивать ситуацию. Взорвать сейчас лестницу — меньший риск для людей.
   Гиларра медленно села, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Мысли ее разбегались в разные стороны.
   Мы будем прокляты, если сотворим такое. И пропадем, если не сделаем… Почему я? Почему же я?
   Потому что я иерарх.
   —  Хорошо, — произнесла она наконец. — Делай, как знаешь.
   — Спасибо, леди. — Она услышала облегчение в его голосе. — Вы приняли правильное решение. — Он поколебался. — Еще одна вещь. У нас здесь нет взрывчатого порошка.
   Гиларра почувствовала, как гора упала с ее плеч. Мириаль сжалился над ней, избавив от необходимости принимать это решение. Оставалась только одна проблема…
   — Но если его нет, к чему вообще был весь предыдущий разговор?
   И снова злой блеск глаз.
   — Потому что мы можем его достать. Под началом лорда Блейда наши военные инженеры экспериментировали с ним, чтобы использовать как оружие. Неплохой запас хранится в оружейной Цитадели. — Увидев ужас на ее лице, Гальверон быстро продолжил: — Подумайте об этом минутку. Мы нуждаемся в оружии, нам нужны еще стрелы, нужны луки и арбалеты. Кроме того, Кайта говорит, что медикаменты подходят к концу, а в Палатах Врачевания есть все необходимое. — В его голосе звучала убежденность. — Давайте же, Гиларра. Одна короткая вылазка при дневном свете, когда эти твари ведут себя тихо, и у нас будет все, что надо!
   Итак, вот к чему шло дело! Гиларра вскочила на ноги.
   — Нет! — выкрикнула она, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих людей. — Нет, нет, нет и нет!
   Но по глазам Гальверона женщина видела, что запрет его не удержит. Он все равно пойдет, и если она не хочет, чтобы ее авторитету иерарха был нанесен серьезный ущерб, ей придется его отпустить.

ГЛАВА 16. ПИЩА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ

 
   Кергорн привел проштрафившихся чародеев в Зал Совета — большое, изящное здание неподалеку от Приливной Башни. Оно было таким же низким, как и прочие здешние строения, однако основная его часть располагалась глубоко под землей. Внутри здание представляло собой одну-единственную просторную залу с высоким сводчатым потолком. Высокие и широкие двери были приспособлены для того, чтобы даже самые крупные из членов Тайного Совета могли свободно пройти сквозь них.
   Архимаг оглядел путешественников и покачал головой. Да уж, выглядели они не лучшим образом. На Элионе измятый, перепачканный и плохо сидящий мундир Мечей Божьих. Одежда Вельдан и вовсе превратилась в лохмотья. Даже дракен казался утомленным. Его чешуя приобрела блеклый сероватый оттенок.
   Элион упал в кресло. Он был измотан до предела и крайне удручен. Лицо Вельдан, пересеченное рваным шрамом, было белее мела. Она провела в путешествии гораздо больше времени, чем Элион с его коротким заданием. Чародейка проделала долгий путь от самой Зальтайглы, земли драконьего народа, сопровождая Этона в Гендиваль. По крайней мере именно это ей следовало сделать, мрачно подумал архимаг.
   Милостивое Провидение! Как я скажу драконам, что их прорицатель погиб? Это будет для них жесточайшим ударом.
   И как тут не злиться на чародеев? Вельдан безнадежно провалила свое задание, не сохранив Этона. Вдобавок она нарушила одно из самых строгих правил Тайного Совета, приведя в Гендиваль чужаков из-за Завесы. Казарл умудрился показаться на глаза нескольким тысячам людей, которые до сего момента жили в счастливом неведении, полагая, что монстров вроде дракена не существует в природе. А Элион… Проклятый болван Элион умудрился потерять Шри. Здравый смысл Кергорна мог сколько угодно подсказывать ему, что утрата напарника — далеко не всегда вина чародея, но он не готов был с этим смириться…
   А взять абсурдные уверения Вельдан в том, что Этон заключен в теле бывшего иерарха Каллисиоры! Слыхал ли кто-нибудь большую нелепость? Как такое возможно? Где доказательства? И вообще, ко всему прочему, этот человек даже не телепат! Вот чушь! Ладно, старуха-наемница хотя бы имеет потенциал; так ведь чародеи на ней не остановились. Они притащили сюда Заваля. Низложенного иерарха, который, по их же собственным словам, человек крайне неуравновешенный. Религиозный фанатик с косным, неподатливым умом. Который в любой момент может вконец рехнуться, просто глянув на одного из обитателей Гендиваля.
   — Что это на вас нашло?! — обрушился Кергорн на преступников. — Какой был смысл в вашем обучении, если вы взяли и наплевали на все инструкции сейчас, во времена кризиса?! Что толку устанавливать правила, если вы нарушаете их направо, налево и посередине по каждому поводу и без повода вовсе?!
   Вельдан поднялась на ноги.
   — Но это не так, — возразила она. — Тулак — телепатка и к тому же мастер своего дела. Пусть она не молода, но у нее огромный жизненный опыт. Она находится здесь по праву. Она принадлежит этому месту. Далее: если твои мозги еще не заржавели окончательно, заставляя тебя шарахаться от всего необычного, ты можешь сам проверить Заваля и убедиться в нашей правоте. И лучше бы сделать это прежде, чем судить, что возможно, а что нет. — Она дрожала от сдерживаемой злости. — А что касается Шри — какое ты имеешь право обвинять Элиона? С чего ты взял, что он мог противиться обстоятельствам? Ты говоришь о нарушении правил? Что ж, твоя напарница ушла по собственному желанию, перестала поддерживать контакт и исчезла. Вот и вся правда, но ты не желаешь принять ее, а вместо этого пытаешься свалить всю вину на нас.
   — МОЛЧАТЬ! — взвился Кергорн. — Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Ты недостойна быть чародейкой!
   Каз, который сидел, подергивая хвостом, точно как раздраженный кот, ринулся вперед, в мгновение ока оказавшись между Вельдан и архимагом. Выгнув шею и глядя на Кергорна влажными блестящими глазами, он оскалил клыки в леденящей кровь пародии на улыбку.
   — Оставь ее в покое, ты, полулошадь с гнилыми мозгами! Ты выгораживаешь свою задницу. Вельдан права. Тулак принадлежит этому месту, и она больше похожа на чародея, чем добрая половина местных недоумков. Этон действительно заперт в теле иерарха, а Тиришри ушла по собственной воле, не спрашивая согласия Элиона. Мы сделали все возможное, чтобы справиться с ситуацией. И ты не имеешь права переваливать на нас то, с чем не смог справиться сам.
   Кергорн был ошеломлен подобным натиском и так взбешен, что едва мог говорить.
   — Убирайтесь! — проревел он. — Вон с глаз моих. Возвращайтесь по домам. Я запрещаю вам общаться с прочими чародеями. Разберусь с вами позже, когда сумею разгрести то дерьмо, в которое все мы попали.
   Троица чародеев вышла наружу. Умиротворение долины казалось странным и ненастоящим после баталии в Зале Совета.
   Каз первым нарушил молчание.
   — Все кончилось сравнительно безобидно, так мне кажется.
   Вельдан бросила взгляд на Элиона, и неожиданно оба расхохотались. И пусть этот смех был немного искусственным, он помог снять неимоверное напряжение.
   Они обогнули поселение, не желая общаться с кем бы то ни было. Тем более что это было им запрещено. Но в Гендивале слухи расходятся быстро, и вскорости стало ясно, что чародеи обходят их по широкой дуге.
   — Не желают разделить нашу участь, — с горечью пробормотал Каз, позабыв, что только несколько минут назад сам не хотел с ними общаться.
   Чародеи подошли к реке, вытекавшей из Нижнего Озера, и зашагали по долине, тянувшейся у подножия заросшего лесом холма. Они прошли по деревянному мосту и направились к своим домам, стоящим на холме среди деревьев. Маленький домик Элиона в самом начале поселения далеко отстоял от специально оборудованного жилища, которое делили Казарл и Вельдан. Их дом располагался в глубине долины, неподалеку от озера.
   — Ладно, — нехотя проговорил Элион. — Я, наверное, лучше пойду.
   Неприязненные нотки, возникавшие в его голосе всегда, когда он говорил с Казом и Вельдан, исчезли без следа. Дракен к удивлению своему осознал, что их непримиримая вражда вдруг стала казаться глупой ребячьей ссорой в сравнении с необходимостью держаться вместе перед лицом яростного гнева Кергорна.
   Элион повернул налево, направившись к своему домику. Ссутуленный, с опущенной головой, несчастный и одинокий он медленно брел по сумрачной лесной тропе. Вельдан покосилась на Каза.
   — Что скажешь?
   Дракен вздохнул.
   — Проклятие! Я надеялся отдохнуть в тишине и спокойствии, — пробормотал он. — Только ты да я. Но ты права. Скажи Этому Куску дерьма, пусть идет с нами.
   Каз изо всех сил старался вести себя как обычно, но получалось плоховато.
   — Элион? — окликнула Вельдан, и чародей обернулся. — Может, зайдешь к нам?
   Он вздрогнул.
   — Но я думал, вы с Казом хотите побыть вдвоем. Я помешаю…
   Каз поднял голову, узкий язык блеснул между клыками в дракеновской версии усмешки.
   — О, полагаю, нам есть, о чем переговорить. В конце концов мы все втроем по шею в дерьме.
   Элион улыбнулся. В последнее время такое случалось нечасто.
   — Я бы сказал, что мы в нем с головой. Спасибо вам. Я бы с удовольствием пошел с вами. По правде говоря, я даже думать боюсь о том, как буду сидеть один в пустом и холодном доме. Так что не откажусь от компании.
   — Даже от нашей? — Вельдан подняла бровь.
   — А что же? Вы-то не отказываетесь от моей… Я только переоденусь, и присоединюсь к вам.
 
   Тулак была бы очень удивлена, узнав, что мнение Заваля об этой тюрьме не слишком-то отличалось от ее собственного. Ну да, возле его двери стоял охранник. Второй дежурил во дворе под окном, видимо, на случай, если он решится выпрыгнуть. Пусть он был пленником, но это не мешало ему наслаждаться жизнью. Он чувствовал себя несравненно лучше, приняв ванну и переодевшись в чистую одежду, которую разыскала для него милая, улыбчивая молодая женщина. Чуть позже она же принесла ему обед. Заваль накинулся на еду, уничтожив все до крошки. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз ел как следует. И ни одно из изысканных блюд, которые готовили иерарху, не казалось ему таким вкусным.
   Теперь он сидел, глядя в окно своей комнаты, потягивая эль из глиняной кружки и греясь в лучах яркого осеннего солнца.
   Солнце! Может, его сон оказался правдой? Возможно, Мириаль гневается на своего слугу, раз уж он привел его в это ужасное место.
   Окно выходило на задний двор «Грифона» — чистый ухоженный двор, окруженный конюшнями и хозяйственными постройками из того же бледного камня, что и сам трактир. Тропинка, пролегавшая между строениями, вела к огороду. Он заметил угол капустной грядки и бельевую веревку, на которой трепетали под ветром белоснежные простыни. Все это было так непохоже на привычный каменный город. Воздух свежий и прозрачный — совсем не такой, как в промозглой, пробирающей до костей сырости Каллисиоры. Он чувствовал запах свежей соломы, лошадей и жирной ухоженной земли.
   Отвернувшись от окна, Заваль снова оглядел свою комнату. Стены обиты деревянными панелями. Цветастая скатерть. Яркое покрывало на кровати. Красно-синий плед на стуле возле камина и пестрый ковер на полу… На столе — букет осенних цветов в бронзовом кувшине; его стенки тускло отражают пляшущие языки пламени камина. На стене висит круглое бронзовое же блюдо с изображением павлина. Цветная эмаль ярко сияет под солнцем на фоне темного дерева панелей…
   Допив эль, Заваль вытянулся на кровати. На сердце было необычайно легко. Удивительное дело! Сколько ужасов ему пришлось пережить в последние дни? И как же хорошо после всего просто побыть в тишине и покое… До сих пор его разрывали на части противоречивые чувства: злость и ужас, горечь, страдание и страх. Кто смог бы жить со всем этим на душе? Но может быть, это дивное место — чем бы оно ни было — дано ему, чтобы хоть на время отринуть сомнения и страх и дать ему передохнуть? Даже демон, кажется, оставил его в покое; по крайней мере он на это надеялся. Заваль не слышал и не ощущал захватчика в своей голове с тех пор, как вчера переговорил с Элионом. Там ли он вообще, в конце-то концов. Или воображение сыграло с ним злую шутку? Нет Вельдан упоминала о нем, когда они общались в последний раз. Если верить ее словам, он просто не может уйти.
   Может мне попробовать поговорить с ним?
   Ему не хотелось этого делать. Сама мысль о том, что кто то находится в его мозгу, наполняла Заваля страхом и отвращением. Пока это существо сидит тихо, он мог полагать, что его там и вовсе нет…
   Лучше подождать, пока не придет Элион: Я просто не решусь иметь с ним дело один на один.
   Сейчас Завалю хотелось только одного: укрыться в маленькой раковине покоя, который окружал его. Разумеется, он по-прежнему оставался здесь пленником, и одному Мириалю известно, какие ужасы его ожидают. Иначе зачем Элион стал бы завязывать ему глаза? Но хотя Заваль полагал, что ему следует бояться будущего, сейчас оно казалось далеким и нереальным, и он не хотел об этом беспокоиться. Странное дело, но он чувствовал себя так, словно и в самом деле умер на жертвенном костре, а теперь возродился к новой и совершенно другой жизни.
   Внезапно послышался осторожный стук. Дверь приоткрылась, впуская ту самую улыбчивую женщину, что приносила ему еду и одежду. В руках у нее был поднос.
   — Я пришла забрать тарелки, — сказала она беззаботно. — Нет-нет, не вставай, милый. Я сама справлюсь.
   Милый? Никто и никогда в Каллисиоре не обращался к иерарху с такой чудной, непосредственной фамильярностью, но в ее устах это прозвучало на удивление естественно. Впрочем, она и не притронулась к тарелкам, а вместо этого присела к нему на кровать.
   — Ты выглядишь лучше, чем раньше, — сказала женщина. — Когда вы только приехали сюда, у тебя был совсем больной вид. А все дело в горячей еде и эле… Смотри-ка, ты уже не такой бледный. — Она нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Было удивительно приятно, и Заваль удивленно поглядел на женщину. Она наклонилась поближе, так что ему стали видны мягкие округлости груди в вырезе платья, и поцеловала его. Губы женщины были мягкими и влажными. Ее волосы упали ему на лицо; они тонко пахли цветами и солнцем.
   В первый миг Заваль хотел оттолкнуть ее, сказать, что он посвящен Мириалю, но как-то так вышло, что этого не случилось. С возрастающей страстностью он отвечал на поцелуи. Пальцы женщины скользили по застежкам его одежды. Он расстегнул пуговицы ее платья, обнажив кожу цвета золотистого персика. Не дожидаясь, когда они оба разденутся, женщина перекинула ногу через его бедра, усевшись сверху. Сладостная волна невероятного удовольствия захлестнула его. Женщина застонала, изгибаясь от наслаждения. Сейчас она была подобна одной из языческих богинь горцев. На миг Заваль ощутил укол вины — один-единственный и последний…