Страница:
Глаз еще немного поговорил с матерью, и свиданка закончилась раньше времени. Повидались, а о чем больше говорить?
Глаз, прощаясь с матерью, подумал, что Сеточка правильно ему нагадала: скорое возвращение домой через больную постель и казенный дом. Из Одляна он возвратился, правда, не домой, но в заводоуковское КПЗ. В челябинской тюрьме полежал в больничке. И ему добавили срок, то есть - казенный дом. Боже, а все же карты правду говорят.
Женщина передачу пропустила всю, повела его в корпус, по дороге разговаривая.
- Как за вас переживают родители. Ой-ё-ёй. И зачем ты матери сказал, что будешь хорошо себя вести и раньше освободишься? Ведь тебя, наверное, и могила не исправит.
- Как зачем? Чтоб мать меньше переживала.
Глаз в камере угостил зеков и сказал дежурному:
- Старшой, меня забирают на этап.
- Ну и что?
- Все, прощай, тюменская тюрьма. На тот год опять приду. На взросляк.
Дежурный молчал.
- Старшой, сделай для меня последнее доброе дело. В двадцать пятой сидит Роберт Майер. Передай ему продуктов. Совсем немного. Сделай, а? Вечно помнить буду.
- Давай.
25
Ночью этапников погрузили в "воронок", но дверцу на улицу конвой не закрыл. Кого-то еще посадят в стаканы. Может быть, женщин.
Но конвой на этот раз суетливый. Часто залезал в "воронок" и опять выпрыгивал на землю. Стакан открыли заранее, сказав:
- В этот его.
Какая разница между двумя стаканами, Глаз и зеки не понимали. Стаканы одинаковые. И тогда взросляк спросил конвойного:
- Старшой, кого с нами повезут?
- Смертника, - ответил тот и спрыгнул на землю.
- Кого же из смертников забирают на этап?
- Коваленко, - сказал кто-то, - ему приговор утвердили.
С сыном Коваленко Володей Глаз сидел в осужденке. Коваленко избил жену и из окна второго этажа выбросил соседа. Сосед скончался в больнице. У Коваленко это второе убийство, за первое он отсидел. В тюрьме говорили, что может быть, ему бы и не дали вышак, но он суд обругал матом и сказал: "Жаль, что убил одного".
О таких людях базарит вся тюрьма. Их единицы. И разговор о смертниках - вечная тюремная тема. Никто точно не знает, приводят ли приговор в исполнение или приговоренных отправляют на рудники, где они медленно умирают, добывая урановую руду. И вот теперь Глазу предстояло ехать в одном "воронке" со смертником. А потом и в "Столыпине". Этап был на Свердловск, и, наверное, если смертников расстреливают, то расстреливают в Свердловске. Свердловск, как все говорят, - исполнительная тюрьма. Недаром и Николая II расстреляли в Свердловске.
Из открытой дверцы "воронка" Глаз видел полоску тюремной земли. Зеки не разговаривали. А Глаз все смотрел на тюремный двор и ждал, когда из этапки выведут Коваленко.
Прошло несколько томительных минут, и Глаз увидел, как Коваленко идет от двери этапки. Одет он в зимнее длинное коричневое пальто с черным каракулевым воротником. Пальто поношенное. На голове у смертника черная, тоже изрядно потасканная, цигейковая шапка, державшаяся на макушке чуть набок. Пальто расстегнуто, лицо заросло щетиной, а сам крепок и высок ростом.
Коваленко шел медленно, держа перед собой руки в наручниках. Он шел и разговаривал с двумя конвойными. Глядя на него - не подумаешь, что это идет человек, приговоренный к расстрелу, и ему, быть может, через несколько дней приговор приведут в исполнение. Он шел, и сквозь щетину на его лице проступала усмешка - презрение к жизни. Неужели он смирился со смертью и не реагировал на ее приближение? Или у него в душе шла борьба, на лице не отражавшаяся?
Коваленко с конвойными поднялся в "воронок". Конвойные сели, а он, нагнувшись, вошел в открытый для него стакан. Дверцу стакана конвой за ним не закрыл, и он сел, посмотрел на конвой и сказал:
- На, возьмите, я сам смастерил.
Один конвойный встал с сиденья и что-то у него взял. Глаз не заметил что.
Когда Коваленко зашел в стакан, зеки все так же молчали. Ни один из них до самого вокзала не проронил ни слова. Будто с ними в "воронке" ехал не человек, приговоренный к смерти, а сама смерть. Коваленко нес в себе таинство смерти, и потому зеки были парализованы.
И Коваленко зекам не сказал ни одного слова. Он всю дорогу проговорил с конвоем. Конвойные с ним были добрые. Глаз такого от конвоя не ожидал. Они ласково, даже заискивающе с ним разговаривали. О чем они говорили, Глаз разобрать не мог. Долетали отдельные слова. И конвой и Коваленко говорили тихо.
В "Столыпине" Коваленко посадили в отдельное купе. И до самого Свердловска он ехал один, хотя "Столыпин" переполнен. Конвойные и здесь с ним хорошо обращались Глаз ехал в соседнем купе и слышал: если он просил пить, ему сразу приносили, если просился в туалет, его сразу вели. Глаз впервые видел, как конвой с заключенным обращается по-человечески. Но ведь они так хорошо обращались со смертником. Перед смертью пасуют все.
В Свердловске взросляков вывели из "Столыпина" первыми. Затем Глаза. На весь этап он один малолетка. Метрах в десяти от взросляков Глаза остановили. Вокруг зеков стоял конвой, на этот раз усиленный овчарками.
Из "Столыпина" вывели Коваленко. Он все так же шел не торопясь, держа перед собой руки в наручниках. Когда он дошел до Глаза, конвой скомандовал:
- Стой!
Коваленко остановился рядом с Глазом, и тут раздалась команда для заключенных:
- При попытке к бегству стреляем без предупреждения. Передним не торопиться, задним не отставать. Из строя не выходить. Шагом - марш!
Зеки двинулись. Строя не было. Вокруг заключенных с автоматами наперевес шли конвойные. Собаки были спокойны. За зеками, метрах в десяти, шли Глаз и Коваленко. Их вели отдельно потому, что один - смертник, другой - малолетка. Конвой сзади шел на приличном расстоянии, и Коваленко спросил Глаза:
- Ты откуда?
- Из Тюменской области.
- Сына моего знаешь?
- Знаю. Я с ним вместе сидел.
- Ты вот что ему передай. - Коваленко посмотрел на Глаза. - Отец говорил, это его последняя просьба, - пусть замочит Соху. Понял?
- Понял. Но где я увижу Вовку? Его отправили на этап, у него общий режим, у меня - усиленный. Мне с ним никак не встретиться.
- У тебя какой срок?
- Восемь.
- Пути Господни неисповедимы. Ты с ним встретишься.
Коваленко больше ничего не успел сказать Глазу. Этап подвели к "воронкам". Но он сказал главное.
Через неделю Глаза забрали на этап. Везли его, как Томильца, в Вологодскую область в город Грязовец.
В этапке мужчина лет тридцати пяти - он стоял у окна - крикнул негромко:
- Из Волгограда кто есть?
Глаз смело подошел к нему.
- Десять лет сижу и ни разу коренного волгоградца не встретил, сказал мужчина, узнав, что Глаз прожил в Волгограде всего несколько месяцев.
Кличка у него была Клен. Он был высокий, стройный, красивый и веселый. Клен на зоне раскрутился, дали ему пятнадцать, и теперь он шел в Тобольск на крытку.
Глаз сказал:
- Клен, ты десять просидел - и еще пятнадцать. Кошмар!
- Да, Глазик, я буду сидеть до тех пор, пока будет советская власть.
Этап малолеток в сторону Вологды небольшой. В боксике парни предложили Глазу судить пацана. В тюрьму он попал за изнасилование родной сестры.
- Давай, Глаз, засудим его и приговорим к опетушению. Ты будешь первый, - предложили ребята.
- Зачем нам его судить? Его суд будет судить, - спокойно ответил Глаз.
Все малолетки были только что с воли. И то, что парень изнасиловал родную сестру, им было дико - они хотели поиздеваться над ним.
- Хорошо, - согласился Глаз. - Но вначале послушаем его. Что он нам скажет.
Парень, скрючившись, сидел в углу. Он был невысокого роста, но коренастый. Одет в поношенный черный костюм и серое демисезонное пальто. Он очень боялся, что его могут опетушить.
- Тебя как зовут? - спросил Глаз.
- Толя, - был тихий ответ.
- Толя, ты правда изнасиловал родную сестру? Давай рассказывай, как было дело.
- Я сестру-то и не насиловал.
- Дак ты за попытку?
- Нет, за изнасилование.
- Так как вышло, что тебя посадили?
- Отчим жил с ней.
- Стоп, стоп. Подробней давай.
- Мать у меня с отцом разошлась. Нас у матери двое: я и сестра. Мать вышла замуж. А отчим последнее время жил с сестрой.
- Отчим сестру не насиловал?
- По договоренности, конечно, раз она никому не говорила.
- Сестре сколько лет?
- Семнадцать.
- А тебе сколько?
- Пятнадцать.
- А как же тебя посадили?
- Мать откуда-то узнала, что сестра не девушка, и заявила в милицию. А сестра в милиции сказала, что ее изнасиловал я.
- Вот, в натуре, сучий случай. Кто об этом еще знает? Мать?
- Теперь знает. Да что толку. Если ей заявить, вдруг отчима посадят, а у них общих двое детей, кто кормить-то будет?
- А как ты узнал, что сестра с отчимом жила?
- Я их несколько раз видел.
- Вот, парни, такие дела. - Глаз прикурил папиросу. - А вы говорите судить. И опетушить. Вы лучше его отчима опетушите, а сестре его ... дайте. - Глаз затянулся и, выпуская дым, спросил ребят: - Вы с ним не в одной камере сидели?
- Нет, - ответил один из парней. - А может, он врет?
- Да нет, наверное, - сказал Глаз и, заплевав папиросу, бросил ее. - Я подремлю немного, вы не шумите.
Глаз лег на скамейку, отвернулся к стене и заснул. Минут через двадцать он проснулся: пацаны трясли его за рукав.
- Глаз, слышь, вставай. Мы у него деньги нашли.
- Сколько? - Глаз поднялся со скамейки.
- Пять рублей.
- Где он их прятал?
- В шапке.
- Толя, - Глаз пристально посмотрел на пацана, - может быть, у тебя еще деньги есть?
- Нет, больше нет. Одна пятерка была.
И Глаз курканул пятерку.
В "Столыпине" Глаз лежал на третьей полке рядом с мужиком лет сорока пяти. Он был по пятой ходке. В Вологду его везли не первый раз. "А до Вологды так до Вологды",- проговорил Глаз и стал гвоздем царапать свою кличку на потолке.
- Первый раз в Вологду? - спросил мужик.
- Первый, - протянул Глаз.
- Раньше вологодский конвой был зверь, а не конвой. Когда принимал, сразу говорил: "Вологодский конвой шутить не любит". Лютовал здорово. Я в Вологде давно не был. Ты куда идешь?
- На зону. В Грязовец.
- А-а, режимка, слыхал. Там, говорят, пацанов здорово прижимают. До взросляка много?
- Да нет. Восемь месяцев.
- Ну, это херня. Прокрутишься.
Утром прибыли в Вологду. Вологодский конвой принял этап. Глаз увидел молодых солдат срочной службы. И не злыдней вовсе. "Может, потому, что солдаты неместные? А в тюрьме дубачье - вологодское, оно-то и лютует Что ж, увидим".
Когда шли по тюремному двору, взросляк сказал Глазу:
Вон ежовский корпус, - взросляк сплюнул. - Я в нем сидел.
Этапная камера была длинная, низкая и темная. С левой стороны стояли двухъярусные нары. Глаз сел на них рядом со взросляком, одетым в лагерную робу.
- Малолетка? - спросил взросляк.
- Аха.
- На зону?
- Аха. В Грязовец.
- В Грязовец, значит. Сидел я там по малолетке.
- Ну и как там?
- Сучья зона. Век не забуду.
- Чем от других отличается?
- Полутюремный режим. Под замком сидишь. Вот придешь на зону, тебя в коллектив принимать будут.
- А можно сделать так, чтоб не приняли? Тогда, может, на другую зону отправят?
- В трюм отправят. Через десять суток поднимут. Сидеть тебе в ней, никуда не денешься.
А вот и шмон. Глаз попал к пожилому подслеповатому дубаку невысокого роста. Подавая команды, дубак говорил медленно, вяло. Осматривая вещи, щурил глаза. Шмонал не торопясь. Видно было, дубак - старый волк.
Взяв брюки, бегло осмотрел и стал трясти. Из штанины на стол выпала скрученная пятерка и покатилась по столу. За ней вторая. Первую дубак вроде не заметил. Взял вторую, она лежала к нему ближе, и спросил: "Что это?", поднося комочек к самым глазам.
- А-а-а, это, - Глаз начал говорить медленно, ему хотелось незаметно взять другую. Она лежала рядом с мундштуком. - Это, - продолжал Глаз, беря мундштук вместе с пятеркой, - эта штука в мундштук вставляется, - и протянул мундштук в руки дубаку.
В левой руке дубак держал пятерку, в правую взял мундштук и сказал:
- А что у тебя в руке?
- В руке? - переспросил Глаз, держа руку, зажатую в кулак, возле груди.
- Да.
- В какой?
- В этой, - дубак ткнул мундштуком в кулак.
- Ничего нет.
- Разожми.
Дубак говорил спокойно. Это был ПРОФЕССИОНАЛ. Глазу ничего не оставалось, как разжать руку. Дубак взял вторую пятерку. Медленно развернул и сказал:
- Деньги, значит.
Глаз промолчал. Недавно вышел указ. Глаз знал об этом, что деньги, найденные у заключенного, изымаются в пользу государства.
Глаза повели в трехэтажный корпус. Он находился левее ежовского, у самой тюремной стены. За стеной располагался танковый батальон. На третьем этаже Глаза закрыли в камеру. Переступив порог, он услыхал:
- Гла-а-аз, в натуре, какими ветрами?
Глаз посмотрел на весело кричавшего парня и узнал в нем Могилу. Вместе сидели в Одляне. Могила, хоть и не был вором, но подворовывал.
- Здорово, Могила! - весело ответил Глаз и кинул матрац на пустую шконку.
Могила с Глазом поздоровался за руку и спросил:
- В Грязовец?
- Ну да. И ты туда?
- Да. Но мне до взросляка две недели. Уже два этапа ушло, а меня оставили. Не хотят отправлять. Держат до взросляка - и назад. У тебя есть курить? А то у нас подсос.
- Всего две пачки.
Глаз бросил на стол папиросы, и пацаны налетели на них. Парней было пять - Глаз стал шестым. Он сел на шконку и тоже закурил.
- Вот, в натуре, не повезло мне в Вологде, - сказал Глаз, пуская дым кольцами.
- Что такое? - спросил Могила.
- Я в брюки курканул две пятерки и перед шмоном не успел перепрятать. Дубак вытряс их. - Глаз выругался. - А сейчас новый указ, и деньги на квиток не кладут, раз добровольно не отдал. Лучше б отдал. Отоварились бы.
- Херня, Глаз, - сказал Могила. - Указ-то вышел недавно Сейчас мы вызовем воспитателя. Скажем ему, что ты про указ не знал. А откажет, закатим ему такой концерт, что век будет помнить.
Могила постучал в дверь.
- Ну? - спросил дубак.
- Старшой, - начал Могила, - вызови старшего воспитателя. Скажи, ребята просят. Срочное дело.
Глазу не верилось, что квиток выдадут. Прошло около часа. Могила постучал.
- Что, воспитатель придет?
- Я передал.
- Слушай, старшой, передай еще раз. Дело есть.
Минут через двадцать пришел старший воспитатель. Майор. Ребята окружили его, и Могила объяснил.
- Сделайте, товарищ майор. У нас курева нет. Хоть отоваримся.
- Хорошо, я сейчас узнаю.
Воспитатель ушел. Ребята курили. Выдадут квиток или не выдадут? Отоварятся или не отоварятся? Старший воспитатель пришел скоро.
- Деньги у него нашли при обыске. Я не могу гарантировать, что их запишут на квитанцию.
- Мы вас просим, товарищ майор, сделайте для нас, мы же без курева сидим, - упрашивал воспитателя Могила.
- Не могу обещать.
- Товарищ майор, мы сидим в камере, а курева нет. Это как в карцере. Если ему не выдадут квиток, мы здесь такое устроим! И нас посадят в карцер. Хоть не обидно будет: в карцере не курят.
Майор знал, в камере отчаянные малолетки, прошедшие Крым, рым и медные трубы. Вытворят что угодно. А ему разбираться. И он сказал:
- Еще раз говорю: не обещаю, но попробую.
Вскоре принесли квиток, и продавец отоварила Глаза на пять рублей. Пацаны взяли махорки, сигарет и немного сахара. И стало веселее.
Могила с Глазом обменялись новостями. Глаз рассказал, как в Свердловске встретил Каманю, а в "Столыпине" - Томильца, и как его даже на полчаса не подняли в Одлян.
Могила рассказал про Одлян, он месяц как с зоны.
- Слушай, Могила, в Одлян не приходил пацан по кличке Подвал? У него одна нога сухая. Он без костыля ходить не может.
- А-а-а, Подвал! Пришел. В вашем отряде жил. Ты знаешь, Глаз, он потом заворовался. Его частенько на костылях в столовую носили. Перед этапом глядь - его двое на костылях тащат. Он, как воринa, восседает. Забрал я у них костыли и переломал об него. Фогель - он перед досрочкой рогом отряда санитаров стал - заказал в цехе костыли. Меня на этап, а костыли все не сделали. Ты что, сидел с ним?
- В тюрьме. А не приходил пацан по фамилии Концов? Кожа белая, пухлый такой, недотепа в общем.
- Концов? А-а, пришел, на мой отряд. Концом звали. С подельником вместе. Того Глистом назвали. Конец с ходу марехой стал, а Глист, не выдержав, наглотался гвоздей, и его в больничку отправили. Тюменские так же плохо в зоне живут, их сейчас больше. А Нинина с вашего отряда зимой бревнами придавило. За зоной работали. И его досрочно освободили. А Канор, единственный из тюменцев, вором стал. Вообще-то воров развелось в Одляне последнее время... Я многим пасти рвал.
Камеру посетил старший воспитатель. Могила сказал:
- Товарищ майор, курева нет. Отоварьте, ради Бога, еще раз. Пятерка осталась.
- Не положено одного человека подряд отоваривать.
- Денег осталась одна пятерка. Израсходуем, и баста.
- Не положено.
- Товарищ майор,- настаивал Могила,- это ничего, что не положено. Нас в камере шесть человек, а отоварился один. Если б у каждого были деньги, мы отоварились бы на тридцать рублей. Тогда б было все. Потому помогите нам. Ведь отоварка для всех.
- Хорошо, - майор сдался, - я попытаюсь.
После обеда Глаз отоварился. Взяли одного курева: махорки и сигарет. Деньги кончились.
Курево на исходе. А тут Глаза и еще троих забрали на этап. На дворе бело: ночью шел снег. Но снег расчищен, и прометенные дорожки петляли по тюремному двору.
Малолетки ехали в "воронке" молча и размышляли под ровную песню мотора. Какая она, эта зона, называемая режимкой? Парни о ней наслышаны, и она их пугала. Как их встретят? Как они будут жить?
ЧАСТЬ №4
ВОЗДУХ СВОБОДЫ
1
"Воронок" въехал в зону. Малолетки выпрыгнули из чрева и огляделись.
Шофер закурил.
Мимо проходил коренастый майор среднего роста лет сорока пяти. Стрельнув по новичкам - хотел пройти, но, заметив Глаза, остановился.
В колонию два-три раза в месяц привозят новичков, и будет время на них насмотреться и узнать ближе, но лицо малолетки, без глаза и со шрамом на полщеки, привлекло внимание.
- О, орел, откуда ты? - спросил майор, подходя к Глазу и всматриваясь в него.
- Из Одляна.
- Как доехали?
- Доехали с комфортом, как на "Волге"!
Майор и шофер улыбнулись. Майор еще раз посмотрел на Глаза и пошел к трехэтажному корпусу. Глаз проводил его взглядом.
На вахте отворилась дверь, и вышел молодой лейтенант с красной повязкой на рукаве. На повязке белыми крупными буквами написано: дпнк. Он завел малолеток на вахту и закрыл в пустую комнату.
Их переодели в колонийскую робу и повели на второй этаж вахты по крутой деревянной лестнице. Остановились перед дверью с табличкой: "Зам. начальника по режиму".
В кабинете заместителя начальника колонии по охране и режиму майора Беспалова заседала приемная комиссия.
Первым вошел Васин. Долго не задержался. Вторым Глаз. Поздоровался, снял шапку и посмотрел на членов комиссии. За столом - знакомый майор. С одной стороны от него - старший лейтенант, начальник производства, с другой - молодая женщина, директор школы. На стульях рядом со столом воспитатели.
Начальник режима спросил: "Фамилия?" - и посмотрел на Глаза.
- Петров, - ответил Глаз.
- За что к нам?
- За старое преступление срок добавили, а потом сюда.
- Сколько классов кончил? - спросил майор, листая его дело.
- Я пойду в восьмой класс, - не на вопрос ответил Глаз.
- Так, в восьмой, - майор помолчал, - давайте его в шестое отделение. - Майор посмотрел на старшего лейтенанта. Тот кивнул.
Глаз вышел. Малолеток быстро распределили по отделениям и сводили в столовую.
Глаз и Васин попали на третий этаж.
Воспитатель шестого отделения в гражданской одежде. Он поговорил с Глазом, записал его данные и повел в шестнадцатую комнату. Когда он зашел, парни встали.
- Вот новичок, будет жить у вас, я сегодня на отбое не буду.
Воспитатель ушел, а Глаз остался в тесной комнате. Вдоль двух стен стояли четыре двухъярусные кровати, одна посредине.
Ребята разглядывали новичка.
- Откуда? - спросил Глаза высокий белобрысый парень.
- С Одляна.
- За что?
- Мне за старое преступление срок добавили и сюда.
- Сам откуда?
- Из Волгограда.
Хотя Глаз в Волгограде жил всего четыре месяца, но здесь, в Вологодской области, решил быть волгоградцем. Земляков как из Тюмени, так и из Волгограда будет немного.
В комнату заходили посмотреть на новичка. Спрашивали, откуда. Вдруг земляк?
Весть, что один новичок из Волгограда, быстро облетела колонию. Зашел коренастый парень.
- Ты из Волгограда?
- Да, - ответил Глаз и заметил - многие вышли. Парень имел вес.
- Где жил?
- В Заканалье.
- С тракторного кого знал?
- С тракторного? Нет, не знал.
Парень поговорил и вышел - общих знакомых нет. В комнату зашли ребята.
- Как у тебя кликуха? - спросил белобрысый.
- Глаз.
- Глаз! - воскликнул он, и ребята засмеялись. - Во! У тебя кликуха что надо!
Поболтав, ребята разошлись, а к Глазу зашел еще земляк. Сели на кровать. Общих знакомых тоже нет. Земляк вышел.
К Глазу подошел сухощавый парень и спросил:
- Земляк?
- Да.
- Не общайся с ним.
- Почему?
- Масть у него. Я с тобой потом поговорю. Меня зовут Денис. Я живу в пятнадцатой комнате. Ты в какой класс пойдешь?
- В восьмой.
- Ну, нормально. Я тоже в восьмом.
Денис вышел.
Скоро в коридоре раздалась команда:
- Приготовиться к построению!
Парни потянулись в туалет курить. Через несколько минут дежурный воспитанник прокричал:
- Строиться на вечернюю поверку!
Глаз вышел в коридор. Воспитанники строились в две шеренги вдоль стены. Белобрысый стоял, навалившись на стену, и тихо пел:
В каморке папы Карло у камина
Валялся в жопу пьяный Буратино...
Глаз улыбнулся и встал в строй.
На этаже в ночь дежурил пожилой контролер *. Он сосчитал ребят, а воспитатель сказал несколько слов о прожитом дне, и парни после его команды: "Отбой!" - хлынули в комнаты, создав в дверях давку.
К Глазу подошел парень с красной повязкой на рукаве, на повязке жирная надпись - КВП, и спросил:
- Куришь?
- Курю.
- Пошли.
Зашли в туалет. Закурили. И те же вопросы. Глаз увидел Пирога. Он курил и мыл руки. С Пирогом Глаз жил в одном отряде в Одляне. Пирог был рогом отряда санитаров. Увидев Глаза, он поздоровался. Отворилась дверь, и дежурный воспитанник зашел в туалет. Несколько ребят курили. Он крикнул на них, и они выскочили.
- Пирог, - сказал дежурный, - тебя что, не касается?
- Да щас я.
Он часто затягивался сигаретой.
- Пошел вон, раньше надо было курить, - закричал на Пирога дежурный.
Пирогу перед Глазом неудобно. В Одляне на него не кричали. А здесь кричат и гонят из туалета.
Пирог бросил окурок и вышел.
Глаз с активистом курили, и на них дежурный не кричал. Активист - Толя Макаров - самый авторитетный в шестом отделении.
Контролер закрыл Глаза в комнату. Воспитанники спали под замком. Одна кровать, что стояла посредине, - свободна, и Глаз, раздевшись, лег на второй ярус. Ребята поговорили и скоро заснули. Глаз уснуть не мог. Ворочался с боку на бок. За два часа он не понял, что за зона? Режимка, а кулака, чувствуется, нет. За счет чего поддерживают порядок?
Утром заиграла труба, и дежурный в коридоре закричал:
- Подъем! Приготовиться на физзарядку!
Малолетки лениво поднимались и натягивали робу. Глаз с непривычки замешкался и вышел последним. Воспитанники, не успев построиться, двинули на выход.
Физзарядка проходила возле корпуса. Парни, ежась от холода, минут пять помахали руками и разошлись по этажам. Дневальные принялись за полы, а ребята, заправив кровати, пошли умываться.
В колонии был закон: до завтрака не курить. Кто закурит - нарушение.
Парни, свободные от уборки помещений, ждали построения в столовую.
После завтрака ребята в туалете закурили все разом. От дыма стало сизо. Глаз курил и замечал на себе взгляды - новичок.
После перекура ребята надели телогрейки, и вскоре их повели на утренний развод. Он проходил на том же месте, где и физзарядка.
Напротив ребят стояли воспитатели, кто пришел на подъем, начальник производства и дпнк. Ждали начальника режима Беспалова. Сейчас он исполнял обязанности начальника колонии. Но вот из дверей вахты показалась его плотная фигура. Он быстрыми шагами подошел к воспитанникам и стал к ним лицом.
Дпнк, громко скомандовав: "Колония, смир-но!", четкими солдатскими шагами подошел к майору, вскинул руку и замер. Беспалов молниеносно вскинул свою - и она от рывка закачалась.
- Товарищ майор! Воспитанники колонии в количестве ста восьмидесяти девяти человек на работу построены. Один воспитанник болен, один находится в дисциплинарном изоляторе. Докладывает дежурный помощник начальника колонии лейтенант Цветков.
Лейтенант встал рядом с майором, а тот, сделав паузу. хрипловато и негромко сказал:
- Здравствуйте, товарищи воспитанники!
Ребята, набрав воздуха, дружно и громко ответили:
- Здравия желаем, товарищ майор!..
Беспалов обошел воспитанников, вглядываясь в их лица, и, подойдя к воспитателям, стал что-то говорить.
Лейтенант подавал команды отделениям, и ребята, проходя через вахту, шли в производственную зону.
Воспитанники шестого отделения, зайдя в цех, вначале покурили. Затем построились. С ними поговорил мастер, и они приступили к работе.
Мастер пригласил Глаза в кабинет.
- В нашей колонии мебельная фабрика. Мы выпускаем столы, тумбочки. Шестое отделение собирает тумбочки. Работа нетрудная. Первый день у нас новички не работают. Иди осмотрись, а завтра приступишь, - закончил мастер и посмотрел в окно. Из окна виден весь цех.
Глаз, прощаясь с матерью, подумал, что Сеточка правильно ему нагадала: скорое возвращение домой через больную постель и казенный дом. Из Одляна он возвратился, правда, не домой, но в заводоуковское КПЗ. В челябинской тюрьме полежал в больничке. И ему добавили срок, то есть - казенный дом. Боже, а все же карты правду говорят.
Женщина передачу пропустила всю, повела его в корпус, по дороге разговаривая.
- Как за вас переживают родители. Ой-ё-ёй. И зачем ты матери сказал, что будешь хорошо себя вести и раньше освободишься? Ведь тебя, наверное, и могила не исправит.
- Как зачем? Чтоб мать меньше переживала.
Глаз в камере угостил зеков и сказал дежурному:
- Старшой, меня забирают на этап.
- Ну и что?
- Все, прощай, тюменская тюрьма. На тот год опять приду. На взросляк.
Дежурный молчал.
- Старшой, сделай для меня последнее доброе дело. В двадцать пятой сидит Роберт Майер. Передай ему продуктов. Совсем немного. Сделай, а? Вечно помнить буду.
- Давай.
25
Ночью этапников погрузили в "воронок", но дверцу на улицу конвой не закрыл. Кого-то еще посадят в стаканы. Может быть, женщин.
Но конвой на этот раз суетливый. Часто залезал в "воронок" и опять выпрыгивал на землю. Стакан открыли заранее, сказав:
- В этот его.
Какая разница между двумя стаканами, Глаз и зеки не понимали. Стаканы одинаковые. И тогда взросляк спросил конвойного:
- Старшой, кого с нами повезут?
- Смертника, - ответил тот и спрыгнул на землю.
- Кого же из смертников забирают на этап?
- Коваленко, - сказал кто-то, - ему приговор утвердили.
С сыном Коваленко Володей Глаз сидел в осужденке. Коваленко избил жену и из окна второго этажа выбросил соседа. Сосед скончался в больнице. У Коваленко это второе убийство, за первое он отсидел. В тюрьме говорили, что может быть, ему бы и не дали вышак, но он суд обругал матом и сказал: "Жаль, что убил одного".
О таких людях базарит вся тюрьма. Их единицы. И разговор о смертниках - вечная тюремная тема. Никто точно не знает, приводят ли приговор в исполнение или приговоренных отправляют на рудники, где они медленно умирают, добывая урановую руду. И вот теперь Глазу предстояло ехать в одном "воронке" со смертником. А потом и в "Столыпине". Этап был на Свердловск, и, наверное, если смертников расстреливают, то расстреливают в Свердловске. Свердловск, как все говорят, - исполнительная тюрьма. Недаром и Николая II расстреляли в Свердловске.
Из открытой дверцы "воронка" Глаз видел полоску тюремной земли. Зеки не разговаривали. А Глаз все смотрел на тюремный двор и ждал, когда из этапки выведут Коваленко.
Прошло несколько томительных минут, и Глаз увидел, как Коваленко идет от двери этапки. Одет он в зимнее длинное коричневое пальто с черным каракулевым воротником. Пальто поношенное. На голове у смертника черная, тоже изрядно потасканная, цигейковая шапка, державшаяся на макушке чуть набок. Пальто расстегнуто, лицо заросло щетиной, а сам крепок и высок ростом.
Коваленко шел медленно, держа перед собой руки в наручниках. Он шел и разговаривал с двумя конвойными. Глядя на него - не подумаешь, что это идет человек, приговоренный к расстрелу, и ему, быть может, через несколько дней приговор приведут в исполнение. Он шел, и сквозь щетину на его лице проступала усмешка - презрение к жизни. Неужели он смирился со смертью и не реагировал на ее приближение? Или у него в душе шла борьба, на лице не отражавшаяся?
Коваленко с конвойными поднялся в "воронок". Конвойные сели, а он, нагнувшись, вошел в открытый для него стакан. Дверцу стакана конвой за ним не закрыл, и он сел, посмотрел на конвой и сказал:
- На, возьмите, я сам смастерил.
Один конвойный встал с сиденья и что-то у него взял. Глаз не заметил что.
Когда Коваленко зашел в стакан, зеки все так же молчали. Ни один из них до самого вокзала не проронил ни слова. Будто с ними в "воронке" ехал не человек, приговоренный к смерти, а сама смерть. Коваленко нес в себе таинство смерти, и потому зеки были парализованы.
И Коваленко зекам не сказал ни одного слова. Он всю дорогу проговорил с конвоем. Конвойные с ним были добрые. Глаз такого от конвоя не ожидал. Они ласково, даже заискивающе с ним разговаривали. О чем они говорили, Глаз разобрать не мог. Долетали отдельные слова. И конвой и Коваленко говорили тихо.
В "Столыпине" Коваленко посадили в отдельное купе. И до самого Свердловска он ехал один, хотя "Столыпин" переполнен. Конвойные и здесь с ним хорошо обращались Глаз ехал в соседнем купе и слышал: если он просил пить, ему сразу приносили, если просился в туалет, его сразу вели. Глаз впервые видел, как конвой с заключенным обращается по-человечески. Но ведь они так хорошо обращались со смертником. Перед смертью пасуют все.
В Свердловске взросляков вывели из "Столыпина" первыми. Затем Глаза. На весь этап он один малолетка. Метрах в десяти от взросляков Глаза остановили. Вокруг зеков стоял конвой, на этот раз усиленный овчарками.
Из "Столыпина" вывели Коваленко. Он все так же шел не торопясь, держа перед собой руки в наручниках. Когда он дошел до Глаза, конвой скомандовал:
- Стой!
Коваленко остановился рядом с Глазом, и тут раздалась команда для заключенных:
- При попытке к бегству стреляем без предупреждения. Передним не торопиться, задним не отставать. Из строя не выходить. Шагом - марш!
Зеки двинулись. Строя не было. Вокруг заключенных с автоматами наперевес шли конвойные. Собаки были спокойны. За зеками, метрах в десяти, шли Глаз и Коваленко. Их вели отдельно потому, что один - смертник, другой - малолетка. Конвой сзади шел на приличном расстоянии, и Коваленко спросил Глаза:
- Ты откуда?
- Из Тюменской области.
- Сына моего знаешь?
- Знаю. Я с ним вместе сидел.
- Ты вот что ему передай. - Коваленко посмотрел на Глаза. - Отец говорил, это его последняя просьба, - пусть замочит Соху. Понял?
- Понял. Но где я увижу Вовку? Его отправили на этап, у него общий режим, у меня - усиленный. Мне с ним никак не встретиться.
- У тебя какой срок?
- Восемь.
- Пути Господни неисповедимы. Ты с ним встретишься.
Коваленко больше ничего не успел сказать Глазу. Этап подвели к "воронкам". Но он сказал главное.
Через неделю Глаза забрали на этап. Везли его, как Томильца, в Вологодскую область в город Грязовец.
В этапке мужчина лет тридцати пяти - он стоял у окна - крикнул негромко:
- Из Волгограда кто есть?
Глаз смело подошел к нему.
- Десять лет сижу и ни разу коренного волгоградца не встретил, сказал мужчина, узнав, что Глаз прожил в Волгограде всего несколько месяцев.
Кличка у него была Клен. Он был высокий, стройный, красивый и веселый. Клен на зоне раскрутился, дали ему пятнадцать, и теперь он шел в Тобольск на крытку.
Глаз сказал:
- Клен, ты десять просидел - и еще пятнадцать. Кошмар!
- Да, Глазик, я буду сидеть до тех пор, пока будет советская власть.
Этап малолеток в сторону Вологды небольшой. В боксике парни предложили Глазу судить пацана. В тюрьму он попал за изнасилование родной сестры.
- Давай, Глаз, засудим его и приговорим к опетушению. Ты будешь первый, - предложили ребята.
- Зачем нам его судить? Его суд будет судить, - спокойно ответил Глаз.
Все малолетки были только что с воли. И то, что парень изнасиловал родную сестру, им было дико - они хотели поиздеваться над ним.
- Хорошо, - согласился Глаз. - Но вначале послушаем его. Что он нам скажет.
Парень, скрючившись, сидел в углу. Он был невысокого роста, но коренастый. Одет в поношенный черный костюм и серое демисезонное пальто. Он очень боялся, что его могут опетушить.
- Тебя как зовут? - спросил Глаз.
- Толя, - был тихий ответ.
- Толя, ты правда изнасиловал родную сестру? Давай рассказывай, как было дело.
- Я сестру-то и не насиловал.
- Дак ты за попытку?
- Нет, за изнасилование.
- Так как вышло, что тебя посадили?
- Отчим жил с ней.
- Стоп, стоп. Подробней давай.
- Мать у меня с отцом разошлась. Нас у матери двое: я и сестра. Мать вышла замуж. А отчим последнее время жил с сестрой.
- Отчим сестру не насиловал?
- По договоренности, конечно, раз она никому не говорила.
- Сестре сколько лет?
- Семнадцать.
- А тебе сколько?
- Пятнадцать.
- А как же тебя посадили?
- Мать откуда-то узнала, что сестра не девушка, и заявила в милицию. А сестра в милиции сказала, что ее изнасиловал я.
- Вот, в натуре, сучий случай. Кто об этом еще знает? Мать?
- Теперь знает. Да что толку. Если ей заявить, вдруг отчима посадят, а у них общих двое детей, кто кормить-то будет?
- А как ты узнал, что сестра с отчимом жила?
- Я их несколько раз видел.
- Вот, парни, такие дела. - Глаз прикурил папиросу. - А вы говорите судить. И опетушить. Вы лучше его отчима опетушите, а сестре его ... дайте. - Глаз затянулся и, выпуская дым, спросил ребят: - Вы с ним не в одной камере сидели?
- Нет, - ответил один из парней. - А может, он врет?
- Да нет, наверное, - сказал Глаз и, заплевав папиросу, бросил ее. - Я подремлю немного, вы не шумите.
Глаз лег на скамейку, отвернулся к стене и заснул. Минут через двадцать он проснулся: пацаны трясли его за рукав.
- Глаз, слышь, вставай. Мы у него деньги нашли.
- Сколько? - Глаз поднялся со скамейки.
- Пять рублей.
- Где он их прятал?
- В шапке.
- Толя, - Глаз пристально посмотрел на пацана, - может быть, у тебя еще деньги есть?
- Нет, больше нет. Одна пятерка была.
И Глаз курканул пятерку.
В "Столыпине" Глаз лежал на третьей полке рядом с мужиком лет сорока пяти. Он был по пятой ходке. В Вологду его везли не первый раз. "А до Вологды так до Вологды",- проговорил Глаз и стал гвоздем царапать свою кличку на потолке.
- Первый раз в Вологду? - спросил мужик.
- Первый, - протянул Глаз.
- Раньше вологодский конвой был зверь, а не конвой. Когда принимал, сразу говорил: "Вологодский конвой шутить не любит". Лютовал здорово. Я в Вологде давно не был. Ты куда идешь?
- На зону. В Грязовец.
- А-а, режимка, слыхал. Там, говорят, пацанов здорово прижимают. До взросляка много?
- Да нет. Восемь месяцев.
- Ну, это херня. Прокрутишься.
Утром прибыли в Вологду. Вологодский конвой принял этап. Глаз увидел молодых солдат срочной службы. И не злыдней вовсе. "Может, потому, что солдаты неместные? А в тюрьме дубачье - вологодское, оно-то и лютует Что ж, увидим".
Когда шли по тюремному двору, взросляк сказал Глазу:
Вон ежовский корпус, - взросляк сплюнул. - Я в нем сидел.
Этапная камера была длинная, низкая и темная. С левой стороны стояли двухъярусные нары. Глаз сел на них рядом со взросляком, одетым в лагерную робу.
- Малолетка? - спросил взросляк.
- Аха.
- На зону?
- Аха. В Грязовец.
- В Грязовец, значит. Сидел я там по малолетке.
- Ну и как там?
- Сучья зона. Век не забуду.
- Чем от других отличается?
- Полутюремный режим. Под замком сидишь. Вот придешь на зону, тебя в коллектив принимать будут.
- А можно сделать так, чтоб не приняли? Тогда, может, на другую зону отправят?
- В трюм отправят. Через десять суток поднимут. Сидеть тебе в ней, никуда не денешься.
А вот и шмон. Глаз попал к пожилому подслеповатому дубаку невысокого роста. Подавая команды, дубак говорил медленно, вяло. Осматривая вещи, щурил глаза. Шмонал не торопясь. Видно было, дубак - старый волк.
Взяв брюки, бегло осмотрел и стал трясти. Из штанины на стол выпала скрученная пятерка и покатилась по столу. За ней вторая. Первую дубак вроде не заметил. Взял вторую, она лежала к нему ближе, и спросил: "Что это?", поднося комочек к самым глазам.
- А-а-а, это, - Глаз начал говорить медленно, ему хотелось незаметно взять другую. Она лежала рядом с мундштуком. - Это, - продолжал Глаз, беря мундштук вместе с пятеркой, - эта штука в мундштук вставляется, - и протянул мундштук в руки дубаку.
В левой руке дубак держал пятерку, в правую взял мундштук и сказал:
- А что у тебя в руке?
- В руке? - переспросил Глаз, держа руку, зажатую в кулак, возле груди.
- Да.
- В какой?
- В этой, - дубак ткнул мундштуком в кулак.
- Ничего нет.
- Разожми.
Дубак говорил спокойно. Это был ПРОФЕССИОНАЛ. Глазу ничего не оставалось, как разжать руку. Дубак взял вторую пятерку. Медленно развернул и сказал:
- Деньги, значит.
Глаз промолчал. Недавно вышел указ. Глаз знал об этом, что деньги, найденные у заключенного, изымаются в пользу государства.
Глаза повели в трехэтажный корпус. Он находился левее ежовского, у самой тюремной стены. За стеной располагался танковый батальон. На третьем этаже Глаза закрыли в камеру. Переступив порог, он услыхал:
- Гла-а-аз, в натуре, какими ветрами?
Глаз посмотрел на весело кричавшего парня и узнал в нем Могилу. Вместе сидели в Одляне. Могила, хоть и не был вором, но подворовывал.
- Здорово, Могила! - весело ответил Глаз и кинул матрац на пустую шконку.
Могила с Глазом поздоровался за руку и спросил:
- В Грязовец?
- Ну да. И ты туда?
- Да. Но мне до взросляка две недели. Уже два этапа ушло, а меня оставили. Не хотят отправлять. Держат до взросляка - и назад. У тебя есть курить? А то у нас подсос.
- Всего две пачки.
Глаз бросил на стол папиросы, и пацаны налетели на них. Парней было пять - Глаз стал шестым. Он сел на шконку и тоже закурил.
- Вот, в натуре, не повезло мне в Вологде, - сказал Глаз, пуская дым кольцами.
- Что такое? - спросил Могила.
- Я в брюки курканул две пятерки и перед шмоном не успел перепрятать. Дубак вытряс их. - Глаз выругался. - А сейчас новый указ, и деньги на квиток не кладут, раз добровольно не отдал. Лучше б отдал. Отоварились бы.
- Херня, Глаз, - сказал Могила. - Указ-то вышел недавно Сейчас мы вызовем воспитателя. Скажем ему, что ты про указ не знал. А откажет, закатим ему такой концерт, что век будет помнить.
Могила постучал в дверь.
- Ну? - спросил дубак.
- Старшой, - начал Могила, - вызови старшего воспитателя. Скажи, ребята просят. Срочное дело.
Глазу не верилось, что квиток выдадут. Прошло около часа. Могила постучал.
- Что, воспитатель придет?
- Я передал.
- Слушай, старшой, передай еще раз. Дело есть.
Минут через двадцать пришел старший воспитатель. Майор. Ребята окружили его, и Могила объяснил.
- Сделайте, товарищ майор. У нас курева нет. Хоть отоваримся.
- Хорошо, я сейчас узнаю.
Воспитатель ушел. Ребята курили. Выдадут квиток или не выдадут? Отоварятся или не отоварятся? Старший воспитатель пришел скоро.
- Деньги у него нашли при обыске. Я не могу гарантировать, что их запишут на квитанцию.
- Мы вас просим, товарищ майор, сделайте для нас, мы же без курева сидим, - упрашивал воспитателя Могила.
- Не могу обещать.
- Товарищ майор, мы сидим в камере, а курева нет. Это как в карцере. Если ему не выдадут квиток, мы здесь такое устроим! И нас посадят в карцер. Хоть не обидно будет: в карцере не курят.
Майор знал, в камере отчаянные малолетки, прошедшие Крым, рым и медные трубы. Вытворят что угодно. А ему разбираться. И он сказал:
- Еще раз говорю: не обещаю, но попробую.
Вскоре принесли квиток, и продавец отоварила Глаза на пять рублей. Пацаны взяли махорки, сигарет и немного сахара. И стало веселее.
Могила с Глазом обменялись новостями. Глаз рассказал, как в Свердловске встретил Каманю, а в "Столыпине" - Томильца, и как его даже на полчаса не подняли в Одлян.
Могила рассказал про Одлян, он месяц как с зоны.
- Слушай, Могила, в Одлян не приходил пацан по кличке Подвал? У него одна нога сухая. Он без костыля ходить не может.
- А-а-а, Подвал! Пришел. В вашем отряде жил. Ты знаешь, Глаз, он потом заворовался. Его частенько на костылях в столовую носили. Перед этапом глядь - его двое на костылях тащат. Он, как воринa, восседает. Забрал я у них костыли и переломал об него. Фогель - он перед досрочкой рогом отряда санитаров стал - заказал в цехе костыли. Меня на этап, а костыли все не сделали. Ты что, сидел с ним?
- В тюрьме. А не приходил пацан по фамилии Концов? Кожа белая, пухлый такой, недотепа в общем.
- Концов? А-а, пришел, на мой отряд. Концом звали. С подельником вместе. Того Глистом назвали. Конец с ходу марехой стал, а Глист, не выдержав, наглотался гвоздей, и его в больничку отправили. Тюменские так же плохо в зоне живут, их сейчас больше. А Нинина с вашего отряда зимой бревнами придавило. За зоной работали. И его досрочно освободили. А Канор, единственный из тюменцев, вором стал. Вообще-то воров развелось в Одляне последнее время... Я многим пасти рвал.
Камеру посетил старший воспитатель. Могила сказал:
- Товарищ майор, курева нет. Отоварьте, ради Бога, еще раз. Пятерка осталась.
- Не положено одного человека подряд отоваривать.
- Денег осталась одна пятерка. Израсходуем, и баста.
- Не положено.
- Товарищ майор,- настаивал Могила,- это ничего, что не положено. Нас в камере шесть человек, а отоварился один. Если б у каждого были деньги, мы отоварились бы на тридцать рублей. Тогда б было все. Потому помогите нам. Ведь отоварка для всех.
- Хорошо, - майор сдался, - я попытаюсь.
После обеда Глаз отоварился. Взяли одного курева: махорки и сигарет. Деньги кончились.
Курево на исходе. А тут Глаза и еще троих забрали на этап. На дворе бело: ночью шел снег. Но снег расчищен, и прометенные дорожки петляли по тюремному двору.
Малолетки ехали в "воронке" молча и размышляли под ровную песню мотора. Какая она, эта зона, называемая режимкой? Парни о ней наслышаны, и она их пугала. Как их встретят? Как они будут жить?
ЧАСТЬ №4
ВОЗДУХ СВОБОДЫ
1
"Воронок" въехал в зону. Малолетки выпрыгнули из чрева и огляделись.
Шофер закурил.
Мимо проходил коренастый майор среднего роста лет сорока пяти. Стрельнув по новичкам - хотел пройти, но, заметив Глаза, остановился.
В колонию два-три раза в месяц привозят новичков, и будет время на них насмотреться и узнать ближе, но лицо малолетки, без глаза и со шрамом на полщеки, привлекло внимание.
- О, орел, откуда ты? - спросил майор, подходя к Глазу и всматриваясь в него.
- Из Одляна.
- Как доехали?
- Доехали с комфортом, как на "Волге"!
Майор и шофер улыбнулись. Майор еще раз посмотрел на Глаза и пошел к трехэтажному корпусу. Глаз проводил его взглядом.
На вахте отворилась дверь, и вышел молодой лейтенант с красной повязкой на рукаве. На повязке белыми крупными буквами написано: дпнк. Он завел малолеток на вахту и закрыл в пустую комнату.
Их переодели в колонийскую робу и повели на второй этаж вахты по крутой деревянной лестнице. Остановились перед дверью с табличкой: "Зам. начальника по режиму".
В кабинете заместителя начальника колонии по охране и режиму майора Беспалова заседала приемная комиссия.
Первым вошел Васин. Долго не задержался. Вторым Глаз. Поздоровался, снял шапку и посмотрел на членов комиссии. За столом - знакомый майор. С одной стороны от него - старший лейтенант, начальник производства, с другой - молодая женщина, директор школы. На стульях рядом со столом воспитатели.
Начальник режима спросил: "Фамилия?" - и посмотрел на Глаза.
- Петров, - ответил Глаз.
- За что к нам?
- За старое преступление срок добавили, а потом сюда.
- Сколько классов кончил? - спросил майор, листая его дело.
- Я пойду в восьмой класс, - не на вопрос ответил Глаз.
- Так, в восьмой, - майор помолчал, - давайте его в шестое отделение. - Майор посмотрел на старшего лейтенанта. Тот кивнул.
Глаз вышел. Малолеток быстро распределили по отделениям и сводили в столовую.
Глаз и Васин попали на третий этаж.
Воспитатель шестого отделения в гражданской одежде. Он поговорил с Глазом, записал его данные и повел в шестнадцатую комнату. Когда он зашел, парни встали.
- Вот новичок, будет жить у вас, я сегодня на отбое не буду.
Воспитатель ушел, а Глаз остался в тесной комнате. Вдоль двух стен стояли четыре двухъярусные кровати, одна посредине.
Ребята разглядывали новичка.
- Откуда? - спросил Глаза высокий белобрысый парень.
- С Одляна.
- За что?
- Мне за старое преступление срок добавили и сюда.
- Сам откуда?
- Из Волгограда.
Хотя Глаз в Волгограде жил всего четыре месяца, но здесь, в Вологодской области, решил быть волгоградцем. Земляков как из Тюмени, так и из Волгограда будет немного.
В комнату заходили посмотреть на новичка. Спрашивали, откуда. Вдруг земляк?
Весть, что один новичок из Волгограда, быстро облетела колонию. Зашел коренастый парень.
- Ты из Волгограда?
- Да, - ответил Глаз и заметил - многие вышли. Парень имел вес.
- Где жил?
- В Заканалье.
- С тракторного кого знал?
- С тракторного? Нет, не знал.
Парень поговорил и вышел - общих знакомых нет. В комнату зашли ребята.
- Как у тебя кликуха? - спросил белобрысый.
- Глаз.
- Глаз! - воскликнул он, и ребята засмеялись. - Во! У тебя кликуха что надо!
Поболтав, ребята разошлись, а к Глазу зашел еще земляк. Сели на кровать. Общих знакомых тоже нет. Земляк вышел.
К Глазу подошел сухощавый парень и спросил:
- Земляк?
- Да.
- Не общайся с ним.
- Почему?
- Масть у него. Я с тобой потом поговорю. Меня зовут Денис. Я живу в пятнадцатой комнате. Ты в какой класс пойдешь?
- В восьмой.
- Ну, нормально. Я тоже в восьмом.
Денис вышел.
Скоро в коридоре раздалась команда:
- Приготовиться к построению!
Парни потянулись в туалет курить. Через несколько минут дежурный воспитанник прокричал:
- Строиться на вечернюю поверку!
Глаз вышел в коридор. Воспитанники строились в две шеренги вдоль стены. Белобрысый стоял, навалившись на стену, и тихо пел:
В каморке папы Карло у камина
Валялся в жопу пьяный Буратино...
Глаз улыбнулся и встал в строй.
На этаже в ночь дежурил пожилой контролер *. Он сосчитал ребят, а воспитатель сказал несколько слов о прожитом дне, и парни после его команды: "Отбой!" - хлынули в комнаты, создав в дверях давку.
К Глазу подошел парень с красной повязкой на рукаве, на повязке жирная надпись - КВП, и спросил:
- Куришь?
- Курю.
- Пошли.
Зашли в туалет. Закурили. И те же вопросы. Глаз увидел Пирога. Он курил и мыл руки. С Пирогом Глаз жил в одном отряде в Одляне. Пирог был рогом отряда санитаров. Увидев Глаза, он поздоровался. Отворилась дверь, и дежурный воспитанник зашел в туалет. Несколько ребят курили. Он крикнул на них, и они выскочили.
- Пирог, - сказал дежурный, - тебя что, не касается?
- Да щас я.
Он часто затягивался сигаретой.
- Пошел вон, раньше надо было курить, - закричал на Пирога дежурный.
Пирогу перед Глазом неудобно. В Одляне на него не кричали. А здесь кричат и гонят из туалета.
Пирог бросил окурок и вышел.
Глаз с активистом курили, и на них дежурный не кричал. Активист - Толя Макаров - самый авторитетный в шестом отделении.
Контролер закрыл Глаза в комнату. Воспитанники спали под замком. Одна кровать, что стояла посредине, - свободна, и Глаз, раздевшись, лег на второй ярус. Ребята поговорили и скоро заснули. Глаз уснуть не мог. Ворочался с боку на бок. За два часа он не понял, что за зона? Режимка, а кулака, чувствуется, нет. За счет чего поддерживают порядок?
Утром заиграла труба, и дежурный в коридоре закричал:
- Подъем! Приготовиться на физзарядку!
Малолетки лениво поднимались и натягивали робу. Глаз с непривычки замешкался и вышел последним. Воспитанники, не успев построиться, двинули на выход.
Физзарядка проходила возле корпуса. Парни, ежась от холода, минут пять помахали руками и разошлись по этажам. Дневальные принялись за полы, а ребята, заправив кровати, пошли умываться.
В колонии был закон: до завтрака не курить. Кто закурит - нарушение.
Парни, свободные от уборки помещений, ждали построения в столовую.
После завтрака ребята в туалете закурили все разом. От дыма стало сизо. Глаз курил и замечал на себе взгляды - новичок.
После перекура ребята надели телогрейки, и вскоре их повели на утренний развод. Он проходил на том же месте, где и физзарядка.
Напротив ребят стояли воспитатели, кто пришел на подъем, начальник производства и дпнк. Ждали начальника режима Беспалова. Сейчас он исполнял обязанности начальника колонии. Но вот из дверей вахты показалась его плотная фигура. Он быстрыми шагами подошел к воспитанникам и стал к ним лицом.
Дпнк, громко скомандовав: "Колония, смир-но!", четкими солдатскими шагами подошел к майору, вскинул руку и замер. Беспалов молниеносно вскинул свою - и она от рывка закачалась.
- Товарищ майор! Воспитанники колонии в количестве ста восьмидесяти девяти человек на работу построены. Один воспитанник болен, один находится в дисциплинарном изоляторе. Докладывает дежурный помощник начальника колонии лейтенант Цветков.
Лейтенант встал рядом с майором, а тот, сделав паузу. хрипловато и негромко сказал:
- Здравствуйте, товарищи воспитанники!
Ребята, набрав воздуха, дружно и громко ответили:
- Здравия желаем, товарищ майор!..
Беспалов обошел воспитанников, вглядываясь в их лица, и, подойдя к воспитателям, стал что-то говорить.
Лейтенант подавал команды отделениям, и ребята, проходя через вахту, шли в производственную зону.
Воспитанники шестого отделения, зайдя в цех, вначале покурили. Затем построились. С ними поговорил мастер, и они приступили к работе.
Мастер пригласил Глаза в кабинет.
- В нашей колонии мебельная фабрика. Мы выпускаем столы, тумбочки. Шестое отделение собирает тумбочки. Работа нетрудная. Первый день у нас новички не работают. Иди осмотрись, а завтра приступишь, - закончил мастер и посмотрел в окно. Из окна виден весь цех.