Страница:
Вся эта дрянь, по глубокому убеждению Тиваса, возникшему из осторожных бесед, проведенных в «Сломанном мече», появилась приблизительно тогда, когда его выманили и пленили степные. Так что вся эта мерзость была не чем иным, как шлейфом, сопровождавшим возникновение неведомых ему хорсо, улаганов и малосимпатичных красномордых, с которыми он планировал в ближайшее время свести знакомство покороче.
Так что надлежало стабилизировать ситуацию и в этой области. Куда как сложной. Орден Сгражных Магов орудием служил надежным и проверенным, но – и во многом благодаря усилиям Тиваса – заточенным лишь на решение задач частных, а не глобальных. Здесь же требовалось мышление стратегическое, работа по ликвидации не следствий, а причин.
В общем, работа предстояла серьезнейшая. Не знаю, читал ли когда-либо Тивас нетленные произведения классиков диалектического материализма, но умопостроение он выводил в полном соответствии с канонами этой незаслуженно ныне поруганной концепции миропонимания.
Определил цель. Контрреволюция в форме восстановления прежнего порядка. И соответственно нейтрализация факторов, способствовавших реализации ситуации нынешней.
Второе. Задумался над средствами и инструментами этой цели достижения. На настоящий момент Тивас не располагал теми возможностями, что и прежде. Но определенный инструментарий все же присутствовал. В первую очередь, конечно же, ушедший в подполье Серебряный Лис. То, что ушел он в подполье далеко не один, было очевидно. Не тот он человек, чтобы в столь судьбоносный момент розы в отдаленном имении выращивать. Очень уж неожиданных талантов человек. Тивас в свое время долго не мог вернуть себя в состояние привычного душевного равновесия, когда узнал, что Седой Пастырь, полумифический лидер местной организованной преступности, являлся креатурой хасангара Рохсдома. Шок был, помнится, очень силен. Да и, кроме того, случались ситуации, когда Серебряный Лис решал некие проблемы, задействуя силы, к государственным структурам отношение имевшие самое приблизительное. Для кого-то эти решения казались почти мистическими, но склонный к анализу Тивас, когда не находил обычных объяснений, в мистицизм не впадал, предпочитая подумать. И размышления эти приводили к выводам знаковым. Так, например, Тивас вычислил, что солиднейших размеров здание на Приморской, 12, в котором располагалось вверенное Лису учреждение, было лишь верхушкой айсберга, созданного его же собственными трудами. Так что и информация о роспуске выпестованной хасангаром школы молодых дарований очень удачно укладывалась в версию о переходе контролируемой Серебряным Лисом структуры в подполье. Имелась одна, но очень важная проблема. Тивас не являлся таким мастером плаща и кинжала, как хасангар Рохсдом, и соответственно выход на него представлялся весьма спорным. Так что требовалось под контакт подставляться. И полной гарантии, что на подставку среагирует именно интересант, никто дать не мог.
Однако и без выхода на сеть Серебряного Лиса было на кого в случае необходимости опереться. Не зря провел он время в «Сломанном мече». На самом деле Тивас не относился к рассеянным толстовцам, как казалось порой Саину. Просто. Много вылезало всяких просто. Представьте себе состояние сэра Френсиса Дрейка, если бы вдруг в открытом море он понял, что ему, «первому после бога», на собственной «Золотой Антилопе» скрываться надо. Вот приблизительно такие ощущения Тивас и отхватил. Подкорка никак не могла согласиться с вводной о необходимости скрываться в собственном городе. Такой вот логический выверт в схему мировосприятия сразу не ложился. Потому и у Стражной Башни всех едва в засаду не привел. Но новое криминальное мышление потихоньку налаживалось. И если раньше казалось странным, как это не подойти к представителю власти и просто не повелеть, то сейчас мысли в голове крутились иные. Достойные подпольщика. А что делать? Ситуация. Тивас, в отличие от Серебряного Лиса, не имел подготовленного плана действий в Столице в период возможной оккупации. Но своя сеть резидентов, именно своя, замкнутая лично на него, присутствовала. Да и без того немало имелось людей, которые по самым разным причинам были бы весьма рады именно его возвращению. Некоторые по праву чести, некоторые по долгу слова, некоторые из размышлений выгоды. Тивас не профессионально, но достаточно квалифицированно оценивал уровень подготовленности и функциональности правоохранительных органов. И оценивал его весьма высоко. Конечно же, уход Рохсдома серьезно ослабил эти структуры, но отнюдь не всю полицию увел он с собой. Причем полицию первоклассную, делу сыска тем самым хасангаром обученную. А людей, в такой мутной ситуации на карьерный рост рассчитывающих, найдется, конечно, немало. Много охотников будет. На такую-то дичь. Блистательный Дом вел себя, конечно же, странно. Но в благодарности его заподозрить было невозможно.
И точно так же понимал Тивас, что даже у могучей и многочисленной полиции Столицы просто не хватит численного состава приставить по соглядатаю к каждому из его знакомых. Наиболее заметных, конечно, посадят под колпак. Но ведь есть и множество незаметных. Но для того, чтобы связаться со всеми этими людьми, требовалось время и операционная база. Над вопросом операционной базы стоило задуматься очень серьезно. Потому что ее отсутствие могло весьма серьезно сократить время пребывания его на свободе. А это в планы никак не входило. Системы тайных явок у лица, второго по значимости в Империи, конечно же, не было. Необходимость отсутствовала. Но именно в этом аспекте рассчитывал Тивас на содействие Граика, неожиданно оказавшегося носителем множества неожиданных талантов.
Совсем не так давно Тивасу представилась реальная возможность убедиться, что лично им разработанная система получения документов на пребывание в Столице совсем не так уж и совершенна. Более того, оказалось, что подобный документ не так уж и сложно получить. И к выводу этому привел именно Граик. Причем документ он умудрился получить в период нахождения Столицы на особом положении. Все это вместе говорило не только о наличии связей, но и о наличии определенной репутации. А ведь именно об этом аспекте характеристики своего соратника Тивас ничего не знал. Хотя знакомство с ним водил давно. Как же. Знаменитейший бретер Столицы. Не знал он, впрочем, и о происхождении этого изрядно сложного человека. А ведь надо же. Права на власть одной из земель Империи. Очень ведь интересно. Но вот прямо сейчас пригодились бы все же иные его умения.
Третье. Отношение к упомянутой контрреволюции народонаселения. Ну вот здесь Тивас, пожалуй, серьезных сомнений не испытывал. Довести за полтора месяца лояльнейшее к Блистательному Дому население до волнений. Причем до таких. Когда возникла необходимость вывести на улицу войска. Это же надо просто талантом обладать! Или цель перед собой иметь соответствующую. Тивас представил атакуемые полком «Алый утес» толпы жителей Столицы, и его передернуло. А потом вообразил усобицу, которую мог породить этот кошмар. И содрогнулся. Работать требовалось срочно. Размышления об этой перспективе на выводы наталкивали препакостнейшие. О вменяемости предстоятеля Блистательного Дома, как минимум.
Четвертое. Идеология преобразований. Да каких собственно преобразований? Здесь бы все к изначальному состоянию вернуть. Такие уж изменения отвратительные. Ведь первым признаком слабости государства что является? Введение экстремальных форм поддержания правопорядка. И этот признак налицо. В спокойном государстве на улицах даже полиция не видна. Так, только в декоративных целях. А здесь? Тяжелую кавалерию на улицы вывели. Благо, любят здесь армию. Но тенденция печальная. И еще. Конечно, не был Тивас специалистом по тому, что делается на улицах, но поведение спутников своих отслеживал всегда четко. И нервозность поведения Граика, как он обратил внимание, повышалась не в виду многочисленных патрулей. Отнюдь. Значит, беспокоили его другие факторы. Криминальные. Такое в прежние времена даже в страшном сне присниться не могло.
И эти вот факторы требовалось, конечно, нейтрализовать.
Все же, несмотря на предстоящие трудности, сомнений в успехе своих контрреволюционных планов Тивас не испытывал.
Кроме того, это неожиданное и вообще случайное пребывание в кабинете конфидента, привело-таки Тиваса к выводу, что совсем не зря гонялся за Саином орден Стражных Магов. Преступил тот. Как есть преступил. Ту самую грань, о целости которой так сильно и, как теперь выяснилось, обоснованно печется поименованный Орден. Тивасу не было нужды прикасаться, а уж тем более открывать ящик стола, где, ну не далее как месяц назад, пребывала вещь страшная и, как до недавнего времени надеялся он, надежно схороненная. Темнолицый мудрец предполагал, кому она могла понадобиться, но ему даже в голову не могло прийти, что в доставке её в Столицу будет принимать участие кто-либо из его вольных агентов. Сейчас, припоминая сводки почти двухмесячной давности, он остро критиковал себя за то невнимание, которое проявил при анализе сведений о неких магических неприятностях, на корню задавленных Орденом Стражных магов. Сейчас он прекрасно понимал, что описанные в документе симптомы явно указывали на активацию Бирюзового Звона, крайне зловредного заклинания, могущего вызвать последствия разве что не фатальные. И нейтрализация последствий этих могла потребовать уйму сил и времени. Пробой реальностей – та еще дрянь. Тем более что – и это общеизвестно – даже безопасные на своей родине существа, пройдя горнило Бирюзового Звона, обретают таланты куда как отвратительные.
Таким образом, перед Тивасом обозначилась проблема, разрешение которой находилось на самой поверхности. И, как это часто на войнах случается, решение было ну совсем не в пользу странного Саина, при всей, добавим из справедливости, симпатии к означенному Саину. Дело, так сказать, превыше всего. А потери среди личного состава – дело, конечно, неприятное, но привычное. И совсем не надо судить строго или не строго Тиваса. Во-первых, не судите и не судимы будете. Сентенция широко известная, хотя, к сожалению, не настолько широко употребляемая. А во-вторых, не дай вам Бог когда-либо оказаться на месте человека, вынужденного подобный выбор делать. Урефлексируетесь вусмерть. Тем более что, учитывая невероятную везучесть этого внезапно возникшего соратника, питал Тивас – и обоснованно питал – серьезные надежды на положительное завершение приключения, в которое попал этот столь энергичный союзник. А на весы брошено многое. Не будем вдаваться в подробности, припомним просто те самые миллионы человеческих и нечеловеческих жизней, вполне могущих сгореть в топке до неприличного реальных катаклизмов.
И приняв судьбоносное решение, отнюдь не первое в своей жизни, Тивас отбросил сомнения, да что там отбросил, забыл, как и не было, и принялся мыслить категориями гроссмейстерскими. Стратегическими.
Несмотря на свою по-варварски роскошную внешность, Хамыц не являлся варварски простодушным человеком. Да он вообще не походил на простодушного человека. Широкий – да. Веселый – да. Певучий – да. Но не простодушный. По роду службы. Он и лживым не был. Зачем людям неправду говорить. Лучше не всю правду сказать. И себе спокойнее, и людям проще. Нервничать не надо, бояться не надо.
Дело в том, что слегка лукавил Хамыц, самую малость, когда говорил, будто возвращаются они с побратимом из похода. Они не возвращались из похода. Они в отпуск ехали. А дальше все правда. Юного Баргула требовалось своевременно связать священными узами брака. Десятника Золотой тысячи небезызвестного царя Сидамона. Этот самый Сидамон в степях северного Причерноморья имел ту же репутацию, что и парой веков позже Владимир Ясно Солнышко. В тот свой жизненный период, пока на него голубиная кротость не снизошла, этот князь тоже не стесняясь на щит города брал, особо не задумываясь над их государственной принадлежностью. Как впоследствии выяснилось, в целях создания стабильного государственного образования. Ну вот и Сидамон тоже. В целях создания стабильного государственного образования особо в методах не стеснялся. Но в отличие от Владимира, закончил плохо. Что делать, не терпит история сослагательного наклонения. Но это все позже. Вовремя, как выяснилось, Хамыц с Баргулом в отпуск навострились.
И как всякий трезво мыслящий агрессор, имел в своем немалом войске упомянутый царь Сидамон подразделения для деликатных поручений. Не надо делать, ребята, большие глаза. Просто перечитайте Ветхий Завет. Там одна из специальных операций во всех подробностях расписана. Да, собственно, и не одна.
В таком вот подразделении, не щадя живота своего, а чаще чужого, и служил Хамыц. Сотником. А Баргул у него. Как уже сказано выше, десятником.
Так что не был человеком простодушным Хамыц, как уже говорилось, по роду службы. И то, что списал темнолицый мудрец алдара со счетов, понял достаточно быстро. Знающему человеку такое по многим признакам видно. Хотя бы по тому, с каким выражением смотрел на них с балкона тот самый, которого алдар называл смешным словом гуру. Отстраненное было у него выражение. С таким об одном человеке не думают. С таким выражением на лице о судьбах народов думают.
Нам достаточно сложно представить себе ту систему ценностей, которой руководствовались люди древности, но даже поверхностный анализ открытых источников дает основание полагать, что предательство явлением считалось подлейшим и как подлейшее расценивалась, в отличие от нравов современных, очень уж гибких. Оставление же человека, которому дал слово быть верным, без помощи тоже относилось к категории предательства. Хамыц дал слово служить Саину. От слова этого Саин, этот странный земляк, его не освобождал. Саин, вне всякого сомнения, пребывает в опасности. Значит, его надо выручать. И в то же время Хамыц чувствовал ответственность за чернокожего мудреца. Глубоко внутри он понимал, что решение оставить его совсем без поддержки понимания у алдара не вызовет. Решение вырисовалось практически сразу, потому что работать в автономном режиме он привык давно.
Граик уже уснул, утомленный событиями богатого на приключения дня. Хотя кисти рук чутко дремали на рукоятках клинков. Молодежь, чтобы не мешать отдыху зрелого воина, швырятельные экзерсисы прекратила. И о чем-то с интересом шепталась. Хотя трудно с интересом шептаться, пытаясь сохранить достоинство. Молодежь.
Негромким звуком Хамыц привлек внимание Баргула и кивком подозвал к себе. Тот плавно переместился и вопросительно уставился на командира.
– Я уйду сейчас. Обо мне знать будут в «Сломанном мече». Того, – кивок в сторону балкона, – слушайся. Но с оглядкой. Помогай ему. Охраняй его. У этого, – кивок в сторону спящего Граика, – учись. С тем, – кивок в сторону Кантика, – подружись. Кто знает, сколько здесь быть придется. Себя – береги. Я – вернусь. Дай мне несколько ножей.
Кивком продемонстрировав понимание, Бар-гул так же плавно переместился туда-обратно в сторону хурджина, передал Хамыцу четыре ножа. Тот убрал их и как-то неловко повернулся на скамейке, отчего та негромко скрипнула. Активно демонстрирующий полное отсутствие интереса к происходящему Кантик невольно повернулся на неожиданный звук. Поймав его взгляд, Хамыц улыбнулся, показал указательным пальцем на себя, на дверь, на балкон и в завершение приложил палец к губам. Кантику явно понравилась эта непонятная ещё проказа, хотя улыбнулся он не так лучезарно, как Хамыц. Не умел еще.
Многочисленные, яркие и интересные американские боевики вбили в нас один стереотип о деятельности деликатных подразделений, в соответствии с которым спецназеры перемещаются, громко бухая ботинками, активно звякая амуницией. А также не забывают при этом шумно шелестеть одеждой и стрелять во все, что движется.
Однако знающие люди, скорее всего, скажут вам, что действительности соответствует все это в мере небольшой. Если получится, постарайтесь посмотреть боевики времен еще советских. Там вот перед каждым выходом командир рекомендует подчиненным попрыгать. Зачем? А чтобы не звякало, не бухало и не шелестело. Ну а если, не приведи господи, до стрельбы дошло раньше времени, это ты, считай, дела не сделал. Засветился. И грозит тебе выговор с занесением в грудную клетку. Свинцом да медью. Тихо пришли, тихо сделали, тихо ушли. Может, все потому, что те советские фильмы дяденьки консультировали, которые настоящую войну своими глазами видели. Они-то знали, что войну цветными красками разрисовывать не стоит. Понравится ей. Посмотреть придет.
Вот потому процесс перемещении Хамыца к той цели, к которой он стремился, описывать мы не будем. Скучно. Не зрелищно. Где просто прошел, где за углом постоял, где в тени спрятался.
Тетушке Марте спалось плохо. Но как человек опытный, знала она, что поспать надо. Пока время есть. День, а скорее, вечер выдался куда как нервный. И неожиданно скорая расправа над братьями Брэ, самыми быстрыми мечами Лиги Ночных Клинков, и долгие нудные препирательства с представителями городской стражи, похоже, не совсем точно понимавшими причину своего позднего визита, и яростный спор с каким-то придурком в странном рогоглазом шлеме, после которого пришлось-таки разрешить осмотреть гостиницу. Репутации, конечно, нанесен серьезный урон, все это, конечно, из равновесия вывело. Хотя имелись, безусловно, моменты потешные. Тетушка Марта аж прыснула, когда вспомнила физиономию командира патруля, когда тот наткнулся на Палача, собственной персоной. Хорошие воспоминания всегда приводят к расслаблению, и тетушка Марта уже потянулась всем своим богатым телом, как вдруг почувствовала взгляд. Не прерывая движения, она запустила руку под подушку, вроде бы взбивая её, и пальцы руки уже привычно обхватили рукоятку корта, как вдруг услышала голос, который слышать бы хотела. Очень. Но совсем не ожидала.
– Не надо. Это я.
Тетушка Марта приоткрыла свой единственный глаз. Действительно. Он. У кровати стоит. Сочными губами улыбается сладко. Как вошел? А важно ли это?
Странная вещь любовь. Согласны с этим, думаю, все. А поскольку любит она уединение, уважим её и на время закроем глазки, чтобы не мешать двоим в их неожиданном чувстве.
А на следующее утро, когда ночь минула – нам пришлось долго жмурить глазки – когда умное солнце позолотило уже крыши домов, от ворот Бирагзанга отъехал… ну, наверное, фаэтон (обязуюсь в скорейшем будущем изучить названия колесных экипажей на конной тяге), в котором, умостив длинные ноги на запечатанном печатями Бирагзанга ящике, расположился Хамыц. Никто вслед ему не махал белым платочком, только старина Талгат понятливо ухмыльнулся. Поверх доспеха кожи огнистого змея надел Хамыц не новую, но вполне приличную кольчугу, справедливо полагая, что не стоит перед всеми громко хвастаться своим благополучием. В ящике же он вез свой арсенал, опечатанный в соответствии с требованиями местного законодательства. Ехал он к Верблюжьим Воротам, где, как следовало из сведений, переданных ему этой затянувшейся ночью за соответствующую – он до сих пор улыбался, как обожравшийся сметаны котяра – плату, с большой долей вероятности ждала его встреча с заплутавшим алдаром.
ГЛАВА 20
Так что надлежало стабилизировать ситуацию и в этой области. Куда как сложной. Орден Сгражных Магов орудием служил надежным и проверенным, но – и во многом благодаря усилиям Тиваса – заточенным лишь на решение задач частных, а не глобальных. Здесь же требовалось мышление стратегическое, работа по ликвидации не следствий, а причин.
В общем, работа предстояла серьезнейшая. Не знаю, читал ли когда-либо Тивас нетленные произведения классиков диалектического материализма, но умопостроение он выводил в полном соответствии с канонами этой незаслуженно ныне поруганной концепции миропонимания.
Определил цель. Контрреволюция в форме восстановления прежнего порядка. И соответственно нейтрализация факторов, способствовавших реализации ситуации нынешней.
Второе. Задумался над средствами и инструментами этой цели достижения. На настоящий момент Тивас не располагал теми возможностями, что и прежде. Но определенный инструментарий все же присутствовал. В первую очередь, конечно же, ушедший в подполье Серебряный Лис. То, что ушел он в подполье далеко не один, было очевидно. Не тот он человек, чтобы в столь судьбоносный момент розы в отдаленном имении выращивать. Очень уж неожиданных талантов человек. Тивас в свое время долго не мог вернуть себя в состояние привычного душевного равновесия, когда узнал, что Седой Пастырь, полумифический лидер местной организованной преступности, являлся креатурой хасангара Рохсдома. Шок был, помнится, очень силен. Да и, кроме того, случались ситуации, когда Серебряный Лис решал некие проблемы, задействуя силы, к государственным структурам отношение имевшие самое приблизительное. Для кого-то эти решения казались почти мистическими, но склонный к анализу Тивас, когда не находил обычных объяснений, в мистицизм не впадал, предпочитая подумать. И размышления эти приводили к выводам знаковым. Так, например, Тивас вычислил, что солиднейших размеров здание на Приморской, 12, в котором располагалось вверенное Лису учреждение, было лишь верхушкой айсберга, созданного его же собственными трудами. Так что и информация о роспуске выпестованной хасангаром школы молодых дарований очень удачно укладывалась в версию о переходе контролируемой Серебряным Лисом структуры в подполье. Имелась одна, но очень важная проблема. Тивас не являлся таким мастером плаща и кинжала, как хасангар Рохсдом, и соответственно выход на него представлялся весьма спорным. Так что требовалось под контакт подставляться. И полной гарантии, что на подставку среагирует именно интересант, никто дать не мог.
Однако и без выхода на сеть Серебряного Лиса было на кого в случае необходимости опереться. Не зря провел он время в «Сломанном мече». На самом деле Тивас не относился к рассеянным толстовцам, как казалось порой Саину. Просто. Много вылезало всяких просто. Представьте себе состояние сэра Френсиса Дрейка, если бы вдруг в открытом море он понял, что ему, «первому после бога», на собственной «Золотой Антилопе» скрываться надо. Вот приблизительно такие ощущения Тивас и отхватил. Подкорка никак не могла согласиться с вводной о необходимости скрываться в собственном городе. Такой вот логический выверт в схему мировосприятия сразу не ложился. Потому и у Стражной Башни всех едва в засаду не привел. Но новое криминальное мышление потихоньку налаживалось. И если раньше казалось странным, как это не подойти к представителю власти и просто не повелеть, то сейчас мысли в голове крутились иные. Достойные подпольщика. А что делать? Ситуация. Тивас, в отличие от Серебряного Лиса, не имел подготовленного плана действий в Столице в период возможной оккупации. Но своя сеть резидентов, именно своя, замкнутая лично на него, присутствовала. Да и без того немало имелось людей, которые по самым разным причинам были бы весьма рады именно его возвращению. Некоторые по праву чести, некоторые по долгу слова, некоторые из размышлений выгоды. Тивас не профессионально, но достаточно квалифицированно оценивал уровень подготовленности и функциональности правоохранительных органов. И оценивал его весьма высоко. Конечно же, уход Рохсдома серьезно ослабил эти структуры, но отнюдь не всю полицию увел он с собой. Причем полицию первоклассную, делу сыска тем самым хасангаром обученную. А людей, в такой мутной ситуации на карьерный рост рассчитывающих, найдется, конечно, немало. Много охотников будет. На такую-то дичь. Блистательный Дом вел себя, конечно же, странно. Но в благодарности его заподозрить было невозможно.
И точно так же понимал Тивас, что даже у могучей и многочисленной полиции Столицы просто не хватит численного состава приставить по соглядатаю к каждому из его знакомых. Наиболее заметных, конечно, посадят под колпак. Но ведь есть и множество незаметных. Но для того, чтобы связаться со всеми этими людьми, требовалось время и операционная база. Над вопросом операционной базы стоило задуматься очень серьезно. Потому что ее отсутствие могло весьма серьезно сократить время пребывания его на свободе. А это в планы никак не входило. Системы тайных явок у лица, второго по значимости в Империи, конечно же, не было. Необходимость отсутствовала. Но именно в этом аспекте рассчитывал Тивас на содействие Граика, неожиданно оказавшегося носителем множества неожиданных талантов.
Совсем не так давно Тивасу представилась реальная возможность убедиться, что лично им разработанная система получения документов на пребывание в Столице совсем не так уж и совершенна. Более того, оказалось, что подобный документ не так уж и сложно получить. И к выводу этому привел именно Граик. Причем документ он умудрился получить в период нахождения Столицы на особом положении. Все это вместе говорило не только о наличии связей, но и о наличии определенной репутации. А ведь именно об этом аспекте характеристики своего соратника Тивас ничего не знал. Хотя знакомство с ним водил давно. Как же. Знаменитейший бретер Столицы. Не знал он, впрочем, и о происхождении этого изрядно сложного человека. А ведь надо же. Права на власть одной из земель Империи. Очень ведь интересно. Но вот прямо сейчас пригодились бы все же иные его умения.
Третье. Отношение к упомянутой контрреволюции народонаселения. Ну вот здесь Тивас, пожалуй, серьезных сомнений не испытывал. Довести за полтора месяца лояльнейшее к Блистательному Дому население до волнений. Причем до таких. Когда возникла необходимость вывести на улицу войска. Это же надо просто талантом обладать! Или цель перед собой иметь соответствующую. Тивас представил атакуемые полком «Алый утес» толпы жителей Столицы, и его передернуло. А потом вообразил усобицу, которую мог породить этот кошмар. И содрогнулся. Работать требовалось срочно. Размышления об этой перспективе на выводы наталкивали препакостнейшие. О вменяемости предстоятеля Блистательного Дома, как минимум.
Четвертое. Идеология преобразований. Да каких собственно преобразований? Здесь бы все к изначальному состоянию вернуть. Такие уж изменения отвратительные. Ведь первым признаком слабости государства что является? Введение экстремальных форм поддержания правопорядка. И этот признак налицо. В спокойном государстве на улицах даже полиция не видна. Так, только в декоративных целях. А здесь? Тяжелую кавалерию на улицы вывели. Благо, любят здесь армию. Но тенденция печальная. И еще. Конечно, не был Тивас специалистом по тому, что делается на улицах, но поведение спутников своих отслеживал всегда четко. И нервозность поведения Граика, как он обратил внимание, повышалась не в виду многочисленных патрулей. Отнюдь. Значит, беспокоили его другие факторы. Криминальные. Такое в прежние времена даже в страшном сне присниться не могло.
И эти вот факторы требовалось, конечно, нейтрализовать.
Все же, несмотря на предстоящие трудности, сомнений в успехе своих контрреволюционных планов Тивас не испытывал.
Кроме того, это неожиданное и вообще случайное пребывание в кабинете конфидента, привело-таки Тиваса к выводу, что совсем не зря гонялся за Саином орден Стражных Магов. Преступил тот. Как есть преступил. Ту самую грань, о целости которой так сильно и, как теперь выяснилось, обоснованно печется поименованный Орден. Тивасу не было нужды прикасаться, а уж тем более открывать ящик стола, где, ну не далее как месяц назад, пребывала вещь страшная и, как до недавнего времени надеялся он, надежно схороненная. Темнолицый мудрец предполагал, кому она могла понадобиться, но ему даже в голову не могло прийти, что в доставке её в Столицу будет принимать участие кто-либо из его вольных агентов. Сейчас, припоминая сводки почти двухмесячной давности, он остро критиковал себя за то невнимание, которое проявил при анализе сведений о неких магических неприятностях, на корню задавленных Орденом Стражных магов. Сейчас он прекрасно понимал, что описанные в документе симптомы явно указывали на активацию Бирюзового Звона, крайне зловредного заклинания, могущего вызвать последствия разве что не фатальные. И нейтрализация последствий этих могла потребовать уйму сил и времени. Пробой реальностей – та еще дрянь. Тем более что – и это общеизвестно – даже безопасные на своей родине существа, пройдя горнило Бирюзового Звона, обретают таланты куда как отвратительные.
Таким образом, перед Тивасом обозначилась проблема, разрешение которой находилось на самой поверхности. И, как это часто на войнах случается, решение было ну совсем не в пользу странного Саина, при всей, добавим из справедливости, симпатии к означенному Саину. Дело, так сказать, превыше всего. А потери среди личного состава – дело, конечно, неприятное, но привычное. И совсем не надо судить строго или не строго Тиваса. Во-первых, не судите и не судимы будете. Сентенция широко известная, хотя, к сожалению, не настолько широко употребляемая. А во-вторых, не дай вам Бог когда-либо оказаться на месте человека, вынужденного подобный выбор делать. Урефлексируетесь вусмерть. Тем более что, учитывая невероятную везучесть этого внезапно возникшего соратника, питал Тивас – и обоснованно питал – серьезные надежды на положительное завершение приключения, в которое попал этот столь энергичный союзник. А на весы брошено многое. Не будем вдаваться в подробности, припомним просто те самые миллионы человеческих и нечеловеческих жизней, вполне могущих сгореть в топке до неприличного реальных катаклизмов.
И приняв судьбоносное решение, отнюдь не первое в своей жизни, Тивас отбросил сомнения, да что там отбросил, забыл, как и не было, и принялся мыслить категориями гроссмейстерскими. Стратегическими.
Несмотря на свою по-варварски роскошную внешность, Хамыц не являлся варварски простодушным человеком. Да он вообще не походил на простодушного человека. Широкий – да. Веселый – да. Певучий – да. Но не простодушный. По роду службы. Он и лживым не был. Зачем людям неправду говорить. Лучше не всю правду сказать. И себе спокойнее, и людям проще. Нервничать не надо, бояться не надо.
Дело в том, что слегка лукавил Хамыц, самую малость, когда говорил, будто возвращаются они с побратимом из похода. Они не возвращались из похода. Они в отпуск ехали. А дальше все правда. Юного Баргула требовалось своевременно связать священными узами брака. Десятника Золотой тысячи небезызвестного царя Сидамона. Этот самый Сидамон в степях северного Причерноморья имел ту же репутацию, что и парой веков позже Владимир Ясно Солнышко. В тот свой жизненный период, пока на него голубиная кротость не снизошла, этот князь тоже не стесняясь на щит города брал, особо не задумываясь над их государственной принадлежностью. Как впоследствии выяснилось, в целях создания стабильного государственного образования. Ну вот и Сидамон тоже. В целях создания стабильного государственного образования особо в методах не стеснялся. Но в отличие от Владимира, закончил плохо. Что делать, не терпит история сослагательного наклонения. Но это все позже. Вовремя, как выяснилось, Хамыц с Баргулом в отпуск навострились.
И как всякий трезво мыслящий агрессор, имел в своем немалом войске упомянутый царь Сидамон подразделения для деликатных поручений. Не надо делать, ребята, большие глаза. Просто перечитайте Ветхий Завет. Там одна из специальных операций во всех подробностях расписана. Да, собственно, и не одна.
В таком вот подразделении, не щадя живота своего, а чаще чужого, и служил Хамыц. Сотником. А Баргул у него. Как уже сказано выше, десятником.
Так что не был человеком простодушным Хамыц, как уже говорилось, по роду службы. И то, что списал темнолицый мудрец алдара со счетов, понял достаточно быстро. Знающему человеку такое по многим признакам видно. Хотя бы по тому, с каким выражением смотрел на них с балкона тот самый, которого алдар называл смешным словом гуру. Отстраненное было у него выражение. С таким об одном человеке не думают. С таким выражением на лице о судьбах народов думают.
Нам достаточно сложно представить себе ту систему ценностей, которой руководствовались люди древности, но даже поверхностный анализ открытых источников дает основание полагать, что предательство явлением считалось подлейшим и как подлейшее расценивалась, в отличие от нравов современных, очень уж гибких. Оставление же человека, которому дал слово быть верным, без помощи тоже относилось к категории предательства. Хамыц дал слово служить Саину. От слова этого Саин, этот странный земляк, его не освобождал. Саин, вне всякого сомнения, пребывает в опасности. Значит, его надо выручать. И в то же время Хамыц чувствовал ответственность за чернокожего мудреца. Глубоко внутри он понимал, что решение оставить его совсем без поддержки понимания у алдара не вызовет. Решение вырисовалось практически сразу, потому что работать в автономном режиме он привык давно.
Граик уже уснул, утомленный событиями богатого на приключения дня. Хотя кисти рук чутко дремали на рукоятках клинков. Молодежь, чтобы не мешать отдыху зрелого воина, швырятельные экзерсисы прекратила. И о чем-то с интересом шепталась. Хотя трудно с интересом шептаться, пытаясь сохранить достоинство. Молодежь.
Негромким звуком Хамыц привлек внимание Баргула и кивком подозвал к себе. Тот плавно переместился и вопросительно уставился на командира.
– Я уйду сейчас. Обо мне знать будут в «Сломанном мече». Того, – кивок в сторону балкона, – слушайся. Но с оглядкой. Помогай ему. Охраняй его. У этого, – кивок в сторону спящего Граика, – учись. С тем, – кивок в сторону Кантика, – подружись. Кто знает, сколько здесь быть придется. Себя – береги. Я – вернусь. Дай мне несколько ножей.
Кивком продемонстрировав понимание, Бар-гул так же плавно переместился туда-обратно в сторону хурджина, передал Хамыцу четыре ножа. Тот убрал их и как-то неловко повернулся на скамейке, отчего та негромко скрипнула. Активно демонстрирующий полное отсутствие интереса к происходящему Кантик невольно повернулся на неожиданный звук. Поймав его взгляд, Хамыц улыбнулся, показал указательным пальцем на себя, на дверь, на балкон и в завершение приложил палец к губам. Кантику явно понравилась эта непонятная ещё проказа, хотя улыбнулся он не так лучезарно, как Хамыц. Не умел еще.
Многочисленные, яркие и интересные американские боевики вбили в нас один стереотип о деятельности деликатных подразделений, в соответствии с которым спецназеры перемещаются, громко бухая ботинками, активно звякая амуницией. А также не забывают при этом шумно шелестеть одеждой и стрелять во все, что движется.
Однако знающие люди, скорее всего, скажут вам, что действительности соответствует все это в мере небольшой. Если получится, постарайтесь посмотреть боевики времен еще советских. Там вот перед каждым выходом командир рекомендует подчиненным попрыгать. Зачем? А чтобы не звякало, не бухало и не шелестело. Ну а если, не приведи господи, до стрельбы дошло раньше времени, это ты, считай, дела не сделал. Засветился. И грозит тебе выговор с занесением в грудную клетку. Свинцом да медью. Тихо пришли, тихо сделали, тихо ушли. Может, все потому, что те советские фильмы дяденьки консультировали, которые настоящую войну своими глазами видели. Они-то знали, что войну цветными красками разрисовывать не стоит. Понравится ей. Посмотреть придет.
Вот потому процесс перемещении Хамыца к той цели, к которой он стремился, описывать мы не будем. Скучно. Не зрелищно. Где просто прошел, где за углом постоял, где в тени спрятался.
Тетушке Марте спалось плохо. Но как человек опытный, знала она, что поспать надо. Пока время есть. День, а скорее, вечер выдался куда как нервный. И неожиданно скорая расправа над братьями Брэ, самыми быстрыми мечами Лиги Ночных Клинков, и долгие нудные препирательства с представителями городской стражи, похоже, не совсем точно понимавшими причину своего позднего визита, и яростный спор с каким-то придурком в странном рогоглазом шлеме, после которого пришлось-таки разрешить осмотреть гостиницу. Репутации, конечно, нанесен серьезный урон, все это, конечно, из равновесия вывело. Хотя имелись, безусловно, моменты потешные. Тетушка Марта аж прыснула, когда вспомнила физиономию командира патруля, когда тот наткнулся на Палача, собственной персоной. Хорошие воспоминания всегда приводят к расслаблению, и тетушка Марта уже потянулась всем своим богатым телом, как вдруг почувствовала взгляд. Не прерывая движения, она запустила руку под подушку, вроде бы взбивая её, и пальцы руки уже привычно обхватили рукоятку корта, как вдруг услышала голос, который слышать бы хотела. Очень. Но совсем не ожидала.
– Не надо. Это я.
Тетушка Марта приоткрыла свой единственный глаз. Действительно. Он. У кровати стоит. Сочными губами улыбается сладко. Как вошел? А важно ли это?
Странная вещь любовь. Согласны с этим, думаю, все. А поскольку любит она уединение, уважим её и на время закроем глазки, чтобы не мешать двоим в их неожиданном чувстве.
А на следующее утро, когда ночь минула – нам пришлось долго жмурить глазки – когда умное солнце позолотило уже крыши домов, от ворот Бирагзанга отъехал… ну, наверное, фаэтон (обязуюсь в скорейшем будущем изучить названия колесных экипажей на конной тяге), в котором, умостив длинные ноги на запечатанном печатями Бирагзанга ящике, расположился Хамыц. Никто вслед ему не махал белым платочком, только старина Талгат понятливо ухмыльнулся. Поверх доспеха кожи огнистого змея надел Хамыц не новую, но вполне приличную кольчугу, справедливо полагая, что не стоит перед всеми громко хвастаться своим благополучием. В ящике же он вез свой арсенал, опечатанный в соответствии с требованиями местного законодательства. Ехал он к Верблюжьим Воротам, где, как следовало из сведений, переданных ему этой затянувшейся ночью за соответствующую – он до сих пор улыбался, как обожравшийся сметаны котяра – плату, с большой долей вероятности ждала его встреча с заплутавшим алдаром.
ГЛАВА 20
Проснулся я оттого, что у меня затекла шея. И что любопытно, проснулся не в узилище, нет. В том самом зале, куда меня привели мои давешние очаровательные спасительницы. В том самом кресле, куда и собирался усесться после произнесения тоста. Да и устроили меня со всем возможным пиететом. Сапоги стащили, пояс расстегнули, ноги на пуфик взгромоздили, одеялом укрыли. Совершенно явно присутствовал у девчонок опыт организации отдохновения упившихся мужчин. Сапоги рядом с креслом поставили так, чтобы достать было удобно. Саблю трофейную умостили. Все сделали, чтобы понял я, проснувшись, – не у врагов нахожусь. И не в плену.
Что делает мужчина, проснувшись? Потягивается. Так что я потянулся, шеей покрутил, затекла, зараза, и собрался уже встать, как пришлось себя останавливать.
В соседнем кресле, по-отечески глядя на меня, сидел Серебряный Лис, собственной персоной. За спиной его глыбился начальник его охраны, тот самый медведеобразный солидный мужчина. Он, казалось, вообще никуда не смотрит. Стоит, веки приопустив.
– Как спалось? – поприветствовал меня экс-глава местной разведки и контрразведки.
Вот тут-то и пришлось себя осаживать, потому как Саин решил, что очень хорошо будет вскочить и встать по стойке «смирно». Похоже, рыло у него было куда как в пуху. Но у меня имелись свои резоны, и тянуться во фронт в планы мои не входило. В общении приоритеты ведь сразу расставлять надо, а с ходу признаваться в чем-то виноватым значило поставить себя изначально в заведомо проигрышную позицию.
– Прекрасно, – буркнул я, содрал с себя плед, дотянулся до сапог, обулся и пожаловался: – Только вот шея затекла.
Собеседник довольно блеснул зубами.
– Приношу извинения за своих питомиц, что не смогли с должным удобством разместить дорогого гостя.
Я понял, что у мужчины с чувством юмора все нормально, и тоже решил позубоскалить.
– Если бы гостеприимные хозяйки не взяли на себя труд поить дорогого гостя столь прекрасным вином, тот бы и сам разместился.
– Репутация, друг мой, репутация. Вы ведь у нас записной сердцеед, и юные девы решили таким радикальным способом защитить себя от вашей галантности, жертвами коей обоснованно опасались пасть. Несколько увлеклись, потому что слава ваша общеизвестна. А устроить вас в постель не смогли по причинам совсем прозаическим, – и извиняющимся жестом поднес руки к груди.
Я хотел надуться, но не сдержался. Улыбнулся.
– С удовольствием принимаю ваши извинения, хасангар. И в свою очередь благодарю вас за ваших питомиц. Если бы не они, боюсь, встреча наша могла и вовсе не произойти.
Собеседник согласно кивнул, принимая благодарность.
– Теперь же не позволит ли достойный оставить его на малое время?
Лис вопросительно приподнял бровь.
– Утро, – извиняюще развел я руками.
– Извольте. Но вы ведь понимаете… – многозначительно протянул он.
– Как можно, хасангар, – укорил его в ответ. – Побеседовать с вами в приватной обстановке – давняя моя мечта, – почти не соврал ведь.
– И я, признаться, хотел с вами повидаться, – не преминул вернуть колкость. – И вот теперь… Вы ведь знаете, я немного отошел от дел.
Когда я после умывательных и физиологических мероприятий вернулся в зал, на столе уже был сервирован легкий завтрак. Но прежней легкости в атмосфере не ощущалось. Насквозь получилась деловая атмосфера.
Собеседник мой являл образец радушия, даже налил мне кофе, но взгляд его блеклых голубых глаз преобразился. Посерьезнел.
Кофе я пить не стал. В связи с совершенно обоснованными подозрениями. А потом не до кофе стало. Беседа получилась очень тяжелая, хотя и содержательная.
Шансов против этого пожилого статного мужчины у меня не было. Завербовали меня влет. Каркнуть не успел. Мало того что хасангар Рохсдом оказался большим мастером по таким вот беседам, так еще и Саин так наподставлялся, что и при предыдущей, и при нынешней власти (законы-то не поменялись) десять лет каторги явились бы совсем не худшим выходом из ситуации.
Вы знаете, если бы энергию этого Саина в свое время направили на мирные цели, то пустыня Мард, аналог нашей Сахары, превратилась бы в цветущий сад. На пути к личному обогащению он нарушил столько законоположений, что только перечисление их заняло не менее десяти минут. Кроме всего прочего, были они для деятеля этого весьма-таки чреваты. Как стало понятно из беседы, хасангар не поленился встретиться и с упомянутым выше Пегим Волчищем, и тот тоже выдал не самую лучшую характеристику. Так что совсем не тяга к свежему воздуху явилась причиной его путешествия, а излишняя популярность у представителей правоохранительных и магических стерегущих органов. Так что Саин где-то внутри подавленно молчал, а мне приходилось отбрехиваться за двоих. Получалось не очень.
Результат беседы был вполне предсказуем. Мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Предложение последовало со всем возможным пиететом. Меня назначали местным Джеймсом Бондом с очень широкими полномочиями и стратегической задачей наладить старые связи. Кроме того, я должен был организовать встречу Сергея Идонговича с Седым Лисом. Получил некоторое количество контактов, явок и паролей, а также информацию о местах, где можно пополнить финансовые ресурсы. Судя по всему, хасангар готовил то, что специалисты называют насильственным захватом власти. Переворот, по-простому. И всякими глупостями, вроде объявления харама Блистательному Дому, голову себе не забивал.
Что делает мужчина, проснувшись? Потягивается. Так что я потянулся, шеей покрутил, затекла, зараза, и собрался уже встать, как пришлось себя останавливать.
В соседнем кресле, по-отечески глядя на меня, сидел Серебряный Лис, собственной персоной. За спиной его глыбился начальник его охраны, тот самый медведеобразный солидный мужчина. Он, казалось, вообще никуда не смотрит. Стоит, веки приопустив.
– Как спалось? – поприветствовал меня экс-глава местной разведки и контрразведки.
Вот тут-то и пришлось себя осаживать, потому как Саин решил, что очень хорошо будет вскочить и встать по стойке «смирно». Похоже, рыло у него было куда как в пуху. Но у меня имелись свои резоны, и тянуться во фронт в планы мои не входило. В общении приоритеты ведь сразу расставлять надо, а с ходу признаваться в чем-то виноватым значило поставить себя изначально в заведомо проигрышную позицию.
– Прекрасно, – буркнул я, содрал с себя плед, дотянулся до сапог, обулся и пожаловался: – Только вот шея затекла.
Собеседник довольно блеснул зубами.
– Приношу извинения за своих питомиц, что не смогли с должным удобством разместить дорогого гостя.
Я понял, что у мужчины с чувством юмора все нормально, и тоже решил позубоскалить.
– Если бы гостеприимные хозяйки не взяли на себя труд поить дорогого гостя столь прекрасным вином, тот бы и сам разместился.
– Репутация, друг мой, репутация. Вы ведь у нас записной сердцеед, и юные девы решили таким радикальным способом защитить себя от вашей галантности, жертвами коей обоснованно опасались пасть. Несколько увлеклись, потому что слава ваша общеизвестна. А устроить вас в постель не смогли по причинам совсем прозаическим, – и извиняющимся жестом поднес руки к груди.
Я хотел надуться, но не сдержался. Улыбнулся.
– С удовольствием принимаю ваши извинения, хасангар. И в свою очередь благодарю вас за ваших питомиц. Если бы не они, боюсь, встреча наша могла и вовсе не произойти.
Собеседник согласно кивнул, принимая благодарность.
– Теперь же не позволит ли достойный оставить его на малое время?
Лис вопросительно приподнял бровь.
– Утро, – извиняюще развел я руками.
– Извольте. Но вы ведь понимаете… – многозначительно протянул он.
– Как можно, хасангар, – укорил его в ответ. – Побеседовать с вами в приватной обстановке – давняя моя мечта, – почти не соврал ведь.
– И я, признаться, хотел с вами повидаться, – не преминул вернуть колкость. – И вот теперь… Вы ведь знаете, я немного отошел от дел.
Когда я после умывательных и физиологических мероприятий вернулся в зал, на столе уже был сервирован легкий завтрак. Но прежней легкости в атмосфере не ощущалось. Насквозь получилась деловая атмосфера.
Собеседник мой являл образец радушия, даже налил мне кофе, но взгляд его блеклых голубых глаз преобразился. Посерьезнел.
Кофе я пить не стал. В связи с совершенно обоснованными подозрениями. А потом не до кофе стало. Беседа получилась очень тяжелая, хотя и содержательная.
Шансов против этого пожилого статного мужчины у меня не было. Завербовали меня влет. Каркнуть не успел. Мало того что хасангар Рохсдом оказался большим мастером по таким вот беседам, так еще и Саин так наподставлялся, что и при предыдущей, и при нынешней власти (законы-то не поменялись) десять лет каторги явились бы совсем не худшим выходом из ситуации.
Вы знаете, если бы энергию этого Саина в свое время направили на мирные цели, то пустыня Мард, аналог нашей Сахары, превратилась бы в цветущий сад. На пути к личному обогащению он нарушил столько законоположений, что только перечисление их заняло не менее десяти минут. Кроме всего прочего, были они для деятеля этого весьма-таки чреваты. Как стало понятно из беседы, хасангар не поленился встретиться и с упомянутым выше Пегим Волчищем, и тот тоже выдал не самую лучшую характеристику. Так что совсем не тяга к свежему воздуху явилась причиной его путешествия, а излишняя популярность у представителей правоохранительных и магических стерегущих органов. Так что Саин где-то внутри подавленно молчал, а мне приходилось отбрехиваться за двоих. Получалось не очень.
Результат беседы был вполне предсказуем. Мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Предложение последовало со всем возможным пиететом. Меня назначали местным Джеймсом Бондом с очень широкими полномочиями и стратегической задачей наладить старые связи. Кроме того, я должен был организовать встречу Сергея Идонговича с Седым Лисом. Получил некоторое количество контактов, явок и паролей, а также информацию о местах, где можно пополнить финансовые ресурсы. Судя по всему, хасангар готовил то, что специалисты называют насильственным захватом власти. Переворот, по-простому. И всякими глупостями, вроде объявления харама Блистательному Дому, голову себе не забивал.