Страница:
Часть семнадцатая
Была зима, мы ждали больших перемен в нашей семье. Я уже достаточно хорошо представлял себе, что такое домашние роды. Я прочел несколько книг, а по субботам мы с Леной вместе ходили в бассейн, где с будущими мамами они занимаются гимнастикой и дыхательными упражнениями. Нет более умилительной картины, нежели много беременных женщин. Это настолько умиротворяюще на меня подействовало, что я даже решился пойти с ней и в баню. У меня давно сложилось неприятие бани как способа времяпрепровождения. Ещё с Армии, но там это было вызвано необходимостью. Раза два я за компанию сходил в баню на Фонарный, куда ходили мои дружки. Там был бар с телевизором, до тошноты пахло жареной курицей, вокруг со знанием дела парились мужики, которые матерились и пили пиво и водку. Разделять их радость я не мог. Когда же мы пришли в эту баню, я был совершенно очарован царившей там атмосферой. «Колыбелька» арендует два этажа простой районной бани, которая не имеет никакого специального интерьера и сервиса. Всё немножко привычно убого, но это никого не смущает. Там две парилки, два детских бассейна и один глубокий. Это не похоже на семейные бани, поскольку все приходят в купальниках. Девушки накрывают большой импровизированный стол, составленный из того, что удалось найти, и весь вечер пьётся чай. Каждый раз приходит около пятидесяти семей с детьми и будущие родители. Мамочки с животиками проходят осмотр, а потом идут в большой бассейн заниматься гимнастикой. Остальные весь вечер купаются с детьми или просто пьют чай, чередуя это с умеренной парилкой. Все помогают молодым мамам с новорожденными, и более опытные родители занимаются гимнастикой с детьми. Появление на свет каждого нового ребёнка для всех праздник. И почти каждый раз справляется чей-то день рождения. Я сразу ощутил, что попал в ту среду, которой мне по жизни не хватало. И постепенно почувствовал вкус и к парилке, и к бане как таковой, но всё равно самым главным было ощущение, которое ты там получаешь, и твой собственный настрой, когда ты просто собираешься туда пойти.
И вот, когда я находился в этом блаженном состоянии, меня ждала подножка. Когда я без особых дел брел по Загородному проспекту, то сделав шаг в сторону, поскользнулся на мраморных ступеньках магазина и упал на локоть. От удара о ступеньку у меня выбило левое плечо. Пока я ждал скорую помощь, я чуть не потерял сознание от боли. Меня отвезли в больницу, где под наркозом плечо вправили, и я немного пришёл в себя. Но снимок показал отрывной перелом кортикальной пластинки большого бугорка, и меня на месяц заковали в гипс. Ко всему прочему оказался порван локтевой нерв, и два пальца потеряли чувствительность. Это была катастрофа. Я оказался абсолютно беспомощен и речь ни только не шла о том, что я не приму участие в записи, и даже не о том, что я больше не смогу играть на виолончели, а вообще смогу ли я владеть рукой.
Я обратился за помощью в Первый Мед (Медицинский институт) к Артуру Ахметсафину, крупному специалисту в области неврологии, который уже давно курирует всех нерадивых музыкантов. Он сделал мне повторный снимок и сказал. что в лучшем случае на восстановление уйдет год. Ничего поделать в этой ситуации было нельзя. Это оказалась одна из самых неприятных травм, которая могла произойти с музыкантом. Сережа Щураков тоже очень расстроился. На середину марта была намечена поездка в Москву, где он хотел, чтобы мы с Васей Поповым играли в две виолончели. Мы уже один раз так попробовали, и получилось симпатично. Это значительно обогащало звук группы. Но об этом пока следовало забыть. Меня ждало куда более значительное событие.
В середине февраля у нас с Леной родилась дочь Екатерина. Конечно же мы рожали дома, при помощи её подруг акушерок Лены Ермаковой и Лиды Шендеровой. Этот был самый значительный и самый прекрасный день моей жизни. Я был немного возбужден и страдал от собственной беспомощности и от того, что именно в этот день, к которому мы так долго вместе с Леной готовились, я оказался наполовину выключен. Но к тому моменту, когда приехали девушки, установили бассейн, и мы стали спокойно готовиться к родам, у меня наступил полный покой. В самые радостные моменты моей жизни я всегда слушал «Beatles». И конечно же и в этот торжественный день я поставил свою любимую пластинку «Help!», а потом «Beatles For Sale» и «Beach Boys» – «Pet Sounds». Лена была так прекрасна, как может быть прекрасна женщина в этот самый важный период своей жизни – момент родов. Радостное возбуждение заставило меня забыть о собственной боли и о неудобствах, связанных с гипсом. Через несколько минут после рождения девочки, когда она погрузилась в первый сон, девушки помогли мне снять гипс, и положили её ко мне на грудь. Я плакал слезам счастья – радость ожидания, помноженная на радость рождения это то, что может постичь только женщина. Но для мужчины ничто не сравнимо с той радостью, которую он испытывает, когда ощущает тепло и дыхание своего ребёнка в первые минуты его жизни. Вся предыдущая жизнь со всеми её перипетиями отошла в прошлое. Наступило настоящее.
Первые дни я почти не выходил из дома. На Лену легла двойная нагрузка. Чтобы отправить меня в магазин или гулять с ребёнком, ей надо было сначала одевать меня. Но постепенно я приспособился все делать одной рукой и пытался её разгрузить. Единственно, что пока я не мог купать девочку и заниматься с ней гимнастикой. Но уже с третьей недели, мы с Леной и Катей стали ходить в баню. Мы снимали гипс, и я, кое-как придерживая руку, мог самостоятельно греться и мыться, но чтобы облиться холодной водой, мне нужно было просить кого-нибудь из друзей, благо туда ходят «маркшейдера». У Егорыча с Любой тремя неделями раньше родился сын Ваня, а у Ефра с Ольгой дочери Ксюше было уже полгода. Примерно столько же было Рюрику, сыну Олега Шавкунова и Натальи. И мы все регулярно встречались в бане.
Дома я тоже снимал гипс и, повязывая руку платком, привыкал к своему состоянию. Такие вынужденные остановки в жизни обычно настраивают на философский лад. И, как-то размышляя над своей жизнью, я вдруг почувствовал импульс написать воспоминания для того, чтобы окончательно освободиться от бремени прошлого. Я в этом не имел никакого опыта, но решил попробовать, правда делать это одной рукой оказалось не так удобно, но постепенно и на компьютере я приспособился печатать одной рукой.
Уже в конце февраля я стал пробовать заниматься на виолончели. Это трудно было назвать игрой. Пальцы были, как сосиски, и я с трудом нажимал на струны. Но день ото дня я стал замечать, что к ним постепенно возвращается чувствительность. Но ускорить физические процессы очень трудно. Нервы восстанавливаются с определенной скоростью. И хотя я ещё долго не чувствовал пальцы, я приноровился регулировать нажатие на струну и более-менее разыгрался Через некоторое время, несмотря на то, что я ещё не мог подымать плечо, я попытался присоединиться к оркестру. За это время в оркестре появился новый виолончелист Володя Юнович. Сережа всё-таки решил сделать струнную группу и планировал поехать в Москву в расширенном составе. Даже если бы я был в лучшей форме, мне пришлось бы нелегко с ним сыгрываться. Но он оказался очень приятным человеком и очень меня поддержал. У нас совершенно разный звук, но при синхронной игре это дает интересный эффект.
И вот, когда я находился в этом блаженном состоянии, меня ждала подножка. Когда я без особых дел брел по Загородному проспекту, то сделав шаг в сторону, поскользнулся на мраморных ступеньках магазина и упал на локоть. От удара о ступеньку у меня выбило левое плечо. Пока я ждал скорую помощь, я чуть не потерял сознание от боли. Меня отвезли в больницу, где под наркозом плечо вправили, и я немного пришёл в себя. Но снимок показал отрывной перелом кортикальной пластинки большого бугорка, и меня на месяц заковали в гипс. Ко всему прочему оказался порван локтевой нерв, и два пальца потеряли чувствительность. Это была катастрофа. Я оказался абсолютно беспомощен и речь ни только не шла о том, что я не приму участие в записи, и даже не о том, что я больше не смогу играть на виолончели, а вообще смогу ли я владеть рукой.
Я обратился за помощью в Первый Мед (Медицинский институт) к Артуру Ахметсафину, крупному специалисту в области неврологии, который уже давно курирует всех нерадивых музыкантов. Он сделал мне повторный снимок и сказал. что в лучшем случае на восстановление уйдет год. Ничего поделать в этой ситуации было нельзя. Это оказалась одна из самых неприятных травм, которая могла произойти с музыкантом. Сережа Щураков тоже очень расстроился. На середину марта была намечена поездка в Москву, где он хотел, чтобы мы с Васей Поповым играли в две виолончели. Мы уже один раз так попробовали, и получилось симпатично. Это значительно обогащало звук группы. Но об этом пока следовало забыть. Меня ждало куда более значительное событие.
В середине февраля у нас с Леной родилась дочь Екатерина. Конечно же мы рожали дома, при помощи её подруг акушерок Лены Ермаковой и Лиды Шендеровой. Этот был самый значительный и самый прекрасный день моей жизни. Я был немного возбужден и страдал от собственной беспомощности и от того, что именно в этот день, к которому мы так долго вместе с Леной готовились, я оказался наполовину выключен. Но к тому моменту, когда приехали девушки, установили бассейн, и мы стали спокойно готовиться к родам, у меня наступил полный покой. В самые радостные моменты моей жизни я всегда слушал «Beatles». И конечно же и в этот торжественный день я поставил свою любимую пластинку «Help!», а потом «Beatles For Sale» и «Beach Boys» – «Pet Sounds». Лена была так прекрасна, как может быть прекрасна женщина в этот самый важный период своей жизни – момент родов. Радостное возбуждение заставило меня забыть о собственной боли и о неудобствах, связанных с гипсом. Через несколько минут после рождения девочки, когда она погрузилась в первый сон, девушки помогли мне снять гипс, и положили её ко мне на грудь. Я плакал слезам счастья – радость ожидания, помноженная на радость рождения это то, что может постичь только женщина. Но для мужчины ничто не сравнимо с той радостью, которую он испытывает, когда ощущает тепло и дыхание своего ребёнка в первые минуты его жизни. Вся предыдущая жизнь со всеми её перипетиями отошла в прошлое. Наступило настоящее.
Первые дни я почти не выходил из дома. На Лену легла двойная нагрузка. Чтобы отправить меня в магазин или гулять с ребёнком, ей надо было сначала одевать меня. Но постепенно я приспособился все делать одной рукой и пытался её разгрузить. Единственно, что пока я не мог купать девочку и заниматься с ней гимнастикой. Но уже с третьей недели, мы с Леной и Катей стали ходить в баню. Мы снимали гипс, и я, кое-как придерживая руку, мог самостоятельно греться и мыться, но чтобы облиться холодной водой, мне нужно было просить кого-нибудь из друзей, благо туда ходят «маркшейдера». У Егорыча с Любой тремя неделями раньше родился сын Ваня, а у Ефра с Ольгой дочери Ксюше было уже полгода. Примерно столько же было Рюрику, сыну Олега Шавкунова и Натальи. И мы все регулярно встречались в бане.
Дома я тоже снимал гипс и, повязывая руку платком, привыкал к своему состоянию. Такие вынужденные остановки в жизни обычно настраивают на философский лад. И, как-то размышляя над своей жизнью, я вдруг почувствовал импульс написать воспоминания для того, чтобы окончательно освободиться от бремени прошлого. Я в этом не имел никакого опыта, но решил попробовать, правда делать это одной рукой оказалось не так удобно, но постепенно и на компьютере я приспособился печатать одной рукой.
Уже в конце февраля я стал пробовать заниматься на виолончели. Это трудно было назвать игрой. Пальцы были, как сосиски, и я с трудом нажимал на струны. Но день ото дня я стал замечать, что к ним постепенно возвращается чувствительность. Но ускорить физические процессы очень трудно. Нервы восстанавливаются с определенной скоростью. И хотя я ещё долго не чувствовал пальцы, я приноровился регулировать нажатие на струну и более-менее разыгрался Через некоторое время, несмотря на то, что я ещё не мог подымать плечо, я попытался присоединиться к оркестру. За это время в оркестре появился новый виолончелист Володя Юнович. Сережа всё-таки решил сделать струнную группу и планировал поехать в Москву в расширенном составе. Даже если бы я был в лучшей форме, мне пришлось бы нелегко с ним сыгрываться. Но он оказался очень приятным человеком и очень меня поддержал. У нас совершенно разный звук, но при синхронной игре это дает интересный эффект.
Часть восемнадцатая
Я вышел на свободу. Я почувствовал, что не хочу больше ничему учиться, не хочу соответствовать ни чьим-то требованиям, ни чьей-то форме. Я больше не музыкант. Если когда-нибудь я встречу кого-нибудь, с кем мне будет легко, может быть я и смогу сыграть несколько нот. Но я не буду этого искать. Если этого не произойдет, то ничего страшного. Я могу больше не играть. Я даже могу больше не слушать музыку. Все чаще я ловлю себя на мысли, что предпочитаю тишину.
Прошло полгода со времени прошлого фестиваля. Мы снова стали собираться у Насти, и надо было приступать к подготовке очередного фестиваля, который мы планировали на октябрь. Но к этому моменту ещё ничего не было понятно, не было ни грантов, ни спонсоров, ни копейки денег. Я хорошо представлял себе, что поиском всего этого надо будет заниматься все лето, и предложил перенести его на весну. По счастью, все охотно согласились, и я обрел лето.
Я снова устроился в Александровскую. Там было все понятно, я знал свое дело. Мне никто не говорил, что мне делать, и как это следует делать. И меня вполне устраивало это занятие. К тому же в этом году нам это было удобно тем, что, не имея дачи, мы с девочкой могли ездить туда каждый день. Сначала я не представлял себе, как мы сможем совместить это с первыми месяцам жизни девочки. Но постепенно мы привыкли и отработали четкую схему. Обычно, мы в коляске ездили на электричке, что было не легко для Лены, поскольку на Ланской очень высокий подъем на платформу, я же пока мог пользоваться только одной рукой. И если я уезжал раньше, то приходилось просить кого-нибудь из друзей помочь ей. Нашим ближайшим соседом оказался Андрюша Алякринский, который снял квартиру в соседнем доме, и он всегда был готов ей помочь. Иногда за нами заезжали Ермаковы, и мы ездили на машине. Мы привезли туда старую коляску, в которой она спала. По счастью этим летом в основном нам повезло с погодой, но даже редкие ливни вызывали у нас панику, поскольку у нас не было никакого укрытия ни от солнца, ни от тропического ливня. Но постепенно мы как-то приспособились. Я потихоньку разрабатывал руку и даже пытался играть в теннис, правда почти до конца лета не мог подбрасывать мяч при подаче. Но в этом не было беды, поскольку я вообще редко играю на счёт. Мне больше нравится просто кидаться. И если удается встретиться с равным партнером, то я могу часами обмениваться длинными ударами под заднюю линию. Мне нравится звук, когда при правильном ударе мяч попадает прямо в центр ракетки. Иногда я люблю стоять у стенки и играть сам с собой. Я получаю удовольствие от собственного движения и игры с мячом. Но и это совсем не обязательно делать. В теннис тоже можно не играть, а достаточно просто ухаживать за кортами. Мне нравится делать реальное дело, когда ты сам видишь свои плоды и делаешь это для себя. Возиться можно целый день, укатывать их, подкрашивать валиком белые линии, сметать крупную крошку, просеивать и подсыпать красный песок, а главное поливать. Корты должны все время оставаться влажными, и надо найти меру, чтобы их не переливать в течение дня. Зато вечером, особенно в жаркую погоду, их надо заливать до луж. Иногда эта работа кажется бессмысленной. Зачем так усердствовать, кто-нибудь придет и всё равно все растопчет. Но это не так. Корты живут даже тогда, когда на них никто не играет. Я иногда жалею, что не могу уделить им больше внимания. По утрам Ирина занимается с детскими группами, и мне там делать нечего, а потом наступает перерыв в поездах и туда не доехать. И обычно мы приезжаем уже во второй половине дня, после Катиного дневного сна. Но за это время корты чуть-чуть рассыпаются. В выходные дни проще, Лена с Катей приезжают только во второй половине дня, а поскольку я нахожусь там целый день, то могу все время их поливать. Как и в прошлом году в начале лета в мотеле было достаточно много народу, особенно по выходным, и появлялись желающие играть в теннис. А в будни, по вечерам приезжали одни и те же клиенты. Но вот уже второй год мы наблюдаем интересную картину – к середине лета место вымирает. И с конца июля, даже в выходные дни там почти никого нет. И тогда наступает наша очередь, и в силу вступает другой закон. Этот же закон я наблюдал на Каменном острове. Ты это чувствуешь, как только попадаешь на эту территорию. Мы едем туда, и я никогда не знаю, что я буду делать. Мы приезжаем, ставим чайник и смотрим на небо, потому что очень много зависит от погоды, тучи могут ходить кругами, а дождя всё равно не будет. Потом я спокойно смотрю в каком состоянии корты. Иногда надо подготовить хотя бы один корт, потому что всегда есть вероятность, что кто-то может приехать. Можно просто полить и подготовить корты для утренних занятий Ирины. Но можно просто посидеть и почитать. К концу лета корты становятся все лучше и лучше, а осенью они уже живут своей жизнью. Вечерней влаги уже достаточно, чтобы за ночь напитать корт настолько, что он остается плотным и влажным весь день.
По средам мы продолжали ездить в баню, и я договорился с Плюхой, чтобы он приезжал на корты вместо меня. Самыми же частыми гостями по-прежнему были Наташа Воробьева с Виталиком, с которыми мы сдружились ещё на Каменном острове, а в это лето зачастил Дусер. Он неожиданно увлекся теннисом, и мы даже сговорились с ним так, что он мог приезжать туда, даже когда нас там нет – открывать корты и играть с друзьями. Как-то уже в конце лета мы устроили очередной велопробег. Мы все лето пытались это организовать с «Двумя самолетами», но музыкантов всегда трудно собрать, то одни на гастролях, то у других запись. В итоге мы решили больше не ждать, и в этот раз собралось всего человек десять. Мы не все знали друг друга и при встрече просто представились по именам. Конечно же мы поехали в Александровскую. Уже приехав туда, мы накупили еды и всяких сладостей и как обычно устроили застолье, а потом разыграли маленький турнир. После обеда приехали Лена с Катей. Уже к вечеру мы так намотались, что всем было лень ехать своим ходом, и мы поехали на электричке. Я спросил Дусера, кто были эти ребята, что приехали с ним. Ими оказались Дима Веселов и Коля Кошкин, музыканты из группы «Аквариум». Это было мистическое совпадение. Мы обменялись любезностями, и я порадовался тому, как многолика эта группа. Можно встретиться на улице, пройти мимо и даже не знать, что мы в разное время носили одно имя. Мы разговорились, и мне было интересно узнать, что в этот момент они не были уверены – продлит ли Боб контракт с ними? Настроение у них было таково, что скорее всего участие в этой группе для них было уже прошлым. Мы покаламбурили на эту тему, жаль что и мы в свое время не подписали контракт с Бобом. Может быть это упростило бы то, что стало нашим прошлым, которое для него остается гармоничным настоящим. По-прежнему пытаясь проанализировать историю этой группы, мне кажется, что если бы я мог предвидеть такое развитие событий, что «Аквариум» – как образ жизни, будет заключаться в бесконечной смене декораций в театре одного Артиста, то я предпочел бы в ней не играть.
Этим летом умер ещё один персонаж этой истории – Саша Кондрашкин. Один из барабанщиков этой группы. Как и многие другие, он не нашёл себя в этой группе. И мы потеряли друг друга из виду гораздо раньше, но каждый из нас узнал, что и он себя не нашёл.
Наступила осень. Мы сняли сетки и закрыли сезон. Будем ли мы там работать на следующий год, я не знаю. Будет ли это место готово принять нас? Если нет, то это тоже не имеет никакого значения. Наконец, кортов в городе много, и всегда можно где-нибудь приткнуться. А может быть это будут и не корты. Для меня не имеет большого значения, что я буду делать. Лишь бы люди, с которыми мне предстоит что-то начать или продолжать делать были бы преисполнены любви к друг другу. И если я почувствую, что это будет не так, я всегда уйду и уступлю дорогу.
Мне, наконец, удалось сдать квартиру, правда не совсем так, как я рассчитывал, но, тем не менее, это значительно облегчило нашу жизнь. По крайней мере мне не надо туда мотаться. И какое-то время я смогу об этом не думать. Настала пора вплотную приступать к подготовке фестиваля и я, как обычно, не знаю с какой стороны начать. Я по-прежнему готов всячески помогать Насте и делать что-то во имя Сергея. Но это не совсем то, чем мне хотелось бы заниматься. Может быть в этот раз удастся привезти моего героя Тёрстона Мура. Он дал согласие, но надо изобрести деньги на его проезд. Мы с Плюхой мечтали пригласить Роберта Уаятта, и Антея Ино должна была передать ему наше приглашение. Британский Совет обещал нам помочь, но пока ни ответа, ни привета. Если бы он согласился, то это было бы событием и здесь и там, поскольку он уже почти двадцать лет не выступает. Но, неожиданно, свое согласие на участие подтвердил Терри Райли.
Фестивали в Нью-Йорке, судя по всему, заглохли. Да в них и не было особенного смысла. Как опыт, это было безусловно интересно. Но в Нью-Йорке ежедневно столько всего происходит, что если эти же музыканты выступят в сочетании с русскими, это никого не удивит. Кто же из русских может снова туда поехать, чтобы это было действительно интересно для Америки, я не представляю. В поле моего зрения эти музыканты попадают очень редко. Наверное, мне надо быть более внимательным. Для этого и надо приложить усилие к тому, чтобы эти фестивали в первую очередь проходили бы здесь. И только через несколько лет время покажет, был ли в этом какой-нибудь смысл?
Прошло полгода со времени прошлого фестиваля. Мы снова стали собираться у Насти, и надо было приступать к подготовке очередного фестиваля, который мы планировали на октябрь. Но к этому моменту ещё ничего не было понятно, не было ни грантов, ни спонсоров, ни копейки денег. Я хорошо представлял себе, что поиском всего этого надо будет заниматься все лето, и предложил перенести его на весну. По счастью, все охотно согласились, и я обрел лето.
Я снова устроился в Александровскую. Там было все понятно, я знал свое дело. Мне никто не говорил, что мне делать, и как это следует делать. И меня вполне устраивало это занятие. К тому же в этом году нам это было удобно тем, что, не имея дачи, мы с девочкой могли ездить туда каждый день. Сначала я не представлял себе, как мы сможем совместить это с первыми месяцам жизни девочки. Но постепенно мы привыкли и отработали четкую схему. Обычно, мы в коляске ездили на электричке, что было не легко для Лены, поскольку на Ланской очень высокий подъем на платформу, я же пока мог пользоваться только одной рукой. И если я уезжал раньше, то приходилось просить кого-нибудь из друзей помочь ей. Нашим ближайшим соседом оказался Андрюша Алякринский, который снял квартиру в соседнем доме, и он всегда был готов ей помочь. Иногда за нами заезжали Ермаковы, и мы ездили на машине. Мы привезли туда старую коляску, в которой она спала. По счастью этим летом в основном нам повезло с погодой, но даже редкие ливни вызывали у нас панику, поскольку у нас не было никакого укрытия ни от солнца, ни от тропического ливня. Но постепенно мы как-то приспособились. Я потихоньку разрабатывал руку и даже пытался играть в теннис, правда почти до конца лета не мог подбрасывать мяч при подаче. Но в этом не было беды, поскольку я вообще редко играю на счёт. Мне больше нравится просто кидаться. И если удается встретиться с равным партнером, то я могу часами обмениваться длинными ударами под заднюю линию. Мне нравится звук, когда при правильном ударе мяч попадает прямо в центр ракетки. Иногда я люблю стоять у стенки и играть сам с собой. Я получаю удовольствие от собственного движения и игры с мячом. Но и это совсем не обязательно делать. В теннис тоже можно не играть, а достаточно просто ухаживать за кортами. Мне нравится делать реальное дело, когда ты сам видишь свои плоды и делаешь это для себя. Возиться можно целый день, укатывать их, подкрашивать валиком белые линии, сметать крупную крошку, просеивать и подсыпать красный песок, а главное поливать. Корты должны все время оставаться влажными, и надо найти меру, чтобы их не переливать в течение дня. Зато вечером, особенно в жаркую погоду, их надо заливать до луж. Иногда эта работа кажется бессмысленной. Зачем так усердствовать, кто-нибудь придет и всё равно все растопчет. Но это не так. Корты живут даже тогда, когда на них никто не играет. Я иногда жалею, что не могу уделить им больше внимания. По утрам Ирина занимается с детскими группами, и мне там делать нечего, а потом наступает перерыв в поездах и туда не доехать. И обычно мы приезжаем уже во второй половине дня, после Катиного дневного сна. Но за это время корты чуть-чуть рассыпаются. В выходные дни проще, Лена с Катей приезжают только во второй половине дня, а поскольку я нахожусь там целый день, то могу все время их поливать. Как и в прошлом году в начале лета в мотеле было достаточно много народу, особенно по выходным, и появлялись желающие играть в теннис. А в будни, по вечерам приезжали одни и те же клиенты. Но вот уже второй год мы наблюдаем интересную картину – к середине лета место вымирает. И с конца июля, даже в выходные дни там почти никого нет. И тогда наступает наша очередь, и в силу вступает другой закон. Этот же закон я наблюдал на Каменном острове. Ты это чувствуешь, как только попадаешь на эту территорию. Мы едем туда, и я никогда не знаю, что я буду делать. Мы приезжаем, ставим чайник и смотрим на небо, потому что очень много зависит от погоды, тучи могут ходить кругами, а дождя всё равно не будет. Потом я спокойно смотрю в каком состоянии корты. Иногда надо подготовить хотя бы один корт, потому что всегда есть вероятность, что кто-то может приехать. Можно просто полить и подготовить корты для утренних занятий Ирины. Но можно просто посидеть и почитать. К концу лета корты становятся все лучше и лучше, а осенью они уже живут своей жизнью. Вечерней влаги уже достаточно, чтобы за ночь напитать корт настолько, что он остается плотным и влажным весь день.
По средам мы продолжали ездить в баню, и я договорился с Плюхой, чтобы он приезжал на корты вместо меня. Самыми же частыми гостями по-прежнему были Наташа Воробьева с Виталиком, с которыми мы сдружились ещё на Каменном острове, а в это лето зачастил Дусер. Он неожиданно увлекся теннисом, и мы даже сговорились с ним так, что он мог приезжать туда, даже когда нас там нет – открывать корты и играть с друзьями. Как-то уже в конце лета мы устроили очередной велопробег. Мы все лето пытались это организовать с «Двумя самолетами», но музыкантов всегда трудно собрать, то одни на гастролях, то у других запись. В итоге мы решили больше не ждать, и в этот раз собралось всего человек десять. Мы не все знали друг друга и при встрече просто представились по именам. Конечно же мы поехали в Александровскую. Уже приехав туда, мы накупили еды и всяких сладостей и как обычно устроили застолье, а потом разыграли маленький турнир. После обеда приехали Лена с Катей. Уже к вечеру мы так намотались, что всем было лень ехать своим ходом, и мы поехали на электричке. Я спросил Дусера, кто были эти ребята, что приехали с ним. Ими оказались Дима Веселов и Коля Кошкин, музыканты из группы «Аквариум». Это было мистическое совпадение. Мы обменялись любезностями, и я порадовался тому, как многолика эта группа. Можно встретиться на улице, пройти мимо и даже не знать, что мы в разное время носили одно имя. Мы разговорились, и мне было интересно узнать, что в этот момент они не были уверены – продлит ли Боб контракт с ними? Настроение у них было таково, что скорее всего участие в этой группе для них было уже прошлым. Мы покаламбурили на эту тему, жаль что и мы в свое время не подписали контракт с Бобом. Может быть это упростило бы то, что стало нашим прошлым, которое для него остается гармоничным настоящим. По-прежнему пытаясь проанализировать историю этой группы, мне кажется, что если бы я мог предвидеть такое развитие событий, что «Аквариум» – как образ жизни, будет заключаться в бесконечной смене декораций в театре одного Артиста, то я предпочел бы в ней не играть.
Этим летом умер ещё один персонаж этой истории – Саша Кондрашкин. Один из барабанщиков этой группы. Как и многие другие, он не нашёл себя в этой группе. И мы потеряли друг друга из виду гораздо раньше, но каждый из нас узнал, что и он себя не нашёл.
Наступила осень. Мы сняли сетки и закрыли сезон. Будем ли мы там работать на следующий год, я не знаю. Будет ли это место готово принять нас? Если нет, то это тоже не имеет никакого значения. Наконец, кортов в городе много, и всегда можно где-нибудь приткнуться. А может быть это будут и не корты. Для меня не имеет большого значения, что я буду делать. Лишь бы люди, с которыми мне предстоит что-то начать или продолжать делать были бы преисполнены любви к друг другу. И если я почувствую, что это будет не так, я всегда уйду и уступлю дорогу.
Мне, наконец, удалось сдать квартиру, правда не совсем так, как я рассчитывал, но, тем не менее, это значительно облегчило нашу жизнь. По крайней мере мне не надо туда мотаться. И какое-то время я смогу об этом не думать. Настала пора вплотную приступать к подготовке фестиваля и я, как обычно, не знаю с какой стороны начать. Я по-прежнему готов всячески помогать Насте и делать что-то во имя Сергея. Но это не совсем то, чем мне хотелось бы заниматься. Может быть в этот раз удастся привезти моего героя Тёрстона Мура. Он дал согласие, но надо изобрести деньги на его проезд. Мы с Плюхой мечтали пригласить Роберта Уаятта, и Антея Ино должна была передать ему наше приглашение. Британский Совет обещал нам помочь, но пока ни ответа, ни привета. Если бы он согласился, то это было бы событием и здесь и там, поскольку он уже почти двадцать лет не выступает. Но, неожиданно, свое согласие на участие подтвердил Терри Райли.
Фестивали в Нью-Йорке, судя по всему, заглохли. Да в них и не было особенного смысла. Как опыт, это было безусловно интересно. Но в Нью-Йорке ежедневно столько всего происходит, что если эти же музыканты выступят в сочетании с русскими, это никого не удивит. Кто же из русских может снова туда поехать, чтобы это было действительно интересно для Америки, я не представляю. В поле моего зрения эти музыканты попадают очень редко. Наверное, мне надо быть более внимательным. Для этого и надо приложить усилие к тому, чтобы эти фестивали в первую очередь проходили бы здесь. И только через несколько лет время покажет, был ли в этом какой-нибудь смысл?
Эпилог
Я почти не вижу Файнштейна и Дюшу.
Дюша распустил «Трилистник» и затеял новый проект «Дюша-групп», в котором играет все тот же Наиль, Юра Николаев и Дима (Монстр). Один раз я видел их концерт по телевизору.
Михаил перенял у меня эстафету и на Историческом факультете Университета решил открыть музыкальный клуб «Гараж» с автомобильным уклоном. Но было уже другое время, и он начал с легальной стороны дела. Потом он нашёл партнеров, и они затеяли ремонт помещения. На все это ушли многие месяцы, если не годы. Они несколько раз пытались открываться, но так и не успели разогнаться, у него возникли разногласия с администрацией факультета, в итоге клуб закрыли. Михаил потерял кучу денег. Последние несколько лет он играл с Дюшей в «Трилистнике», потом с Ольгой Перри и, наверное, ещё с кем-то, но об это мне уже не известно. Со своими дружками гонщиками он осуществил свою давнюю мечту и принял участие в авто ралли и с неплохими результатами – выиграл свою «гонку в Монзе».
Ольга Перрри вернулась в Россию чтобы ухаживать за матерью, да так тут и осела. Она записала альбом «В объятиях джинсни» и цикл песен на стихи Ахматовой.
Со времени нашей железнодорожной эпопеи мы почти не видимся с Джорджом, лишь время от времени разговариваем по телефону. Года три назад на него напали подростки, и он получил сильную травму головы и обморозил ноги. Он перенес операцию и долгое время лежал в больнице. После чего ему теперь трудно самостоятельно перемещаться и он от этого очень страдает.
Майкл Кордюков пять лет прожил в Америке, но всё-таки вернулся, о чём сразу же пожалел. Он построил домашнюю студию и пишет музыку. Он тяжело болел и год назад перенес сложнейшую нейрохирургическую операцию. Теперь чувствует себя гораздо лучше, настолько, что вернулся к процессу записи.
Петрович интенсивно играет одновременно в нескольких проектах. Самым заметным является «Достоевский Идиот». Время от времени играет с «Вермишелями».
Рюша осуществил свою мечту. Он играет аутентичное барокко в ансамбле «Musica Petropolitana», который сам и организовал. Он стал лауреатом всех значительных европейских фестивалей старинной музыки, записал сольный альбом с сонатами Баха и несколько альбомов с ансамблем. Ваню Воропаева можно встретить в подземном переходе среди уличных музыкантов.
Титович играет в группе «Karmacoma» со своей женой Алёной. Алёна пишет симпатичные песни на английском языке, которым за годы жизни в Англии овладела в значительной степени. К тому же она чрезвычайно мила, что немаловажно для карьеры девушки. Они часто играют по лондонским клубам, и Сашка рассчитывает на поддержку Дэйва Стюарта. Пока же она заключается в том, что тот дал им возможность записать несколько песен в своей студии «Church». Сашка прислал мне сингл, который они с Алёной самостоятельно выпустили. Мне очень понравилась песня про Титаник, и я слушал её несколько дней подряд. У них есть все шансы, чтобы сделать карьеру, но только это Лондон и рынок там перенасыщен. Пока же Сашка работает в такси, и когда выпьет, то может позвонить.
Саша Ляпин вместе с Титовичем и Мишей Костюшкиным несколько лет играл в основном составе «Поп-механики». Обычно он играет в блюзовом клубе во Дворце Молодежи. После юбилейного концерта «Аквариума» он полгода играл в одноименном оркестре, но по вышеозначенным причинам снова был уволен в запас. Ходили слухи о том, что Пол Маккартни пригласил его провести мастер-класс в музыкальном колледже, который он основал в Ливерпуле.
Фагот живет в Германии и активно музицирует. Время от времени он играет в составе интернациональной группы «Три О», которая играет вместе только на Курёхинских фестивалях. Вместе с Андреем Битовым записал альбом «Оглашённые», который выше моего понимания.
Женька Губерман живет и играет в Голландии. Каждый год он приезжает, чтобы навестить мать и играет со старыми дружками.
Славка Егоров живет в Монреале. На хлеб зарабатывает звукозаписью и чем придется. Летом он сидит на горе и бьет в барабан. Это место у них называется «Тамтам».
Ливерпулец, как обычно звонит в день своего рождения, чтобы сделать себе подарок – часок другой, не торопясь поговорить и выпить с друзьями по телефону.
Месяц назад неожиданно вернулся Родион. Прожив шесть лет в Америке, он разочаровался в американской демократии и стал убежденным монархистом. Он пришёл в иммиграционную службу и сделал заявление, что ему более не требуется политическое убежище, в результате чего оказался в тюрьме. Отсидев два месяца, он в наручниках был посажен в самолет и депортирован на историческую родину. Это беспрецедентный случай, пожалуй, единичный за всю историю демократии в Америке. Говорят, был похожий случай, когда один русский попросил, чтобы его отправили в Россию. Но ему в этом отказали, и он бросился из окна иммиграционной службы. Об этом писали все американские газеты.
Ваня Бахурин осел в Америке, в городе Цинцинати, и работает в клинике по пересадке волос. Он иногда приезжает, и мы с ним в постоянном контакте.
Лёша Голубев стал большим ученым, но был вынужден оставить науку, за занятие которой ему уже давно не платят, и зарабатывает на жизнь переводами. Мы часто видимся, и время от времени я вижусь с его сестрой Ольгой и другими одноклассниками.
Первого ноября умер «профессор» Волков. К сожалению, со времени кончины Курёхина мы почти не виделись. Это был добрый, отзывчивый человек, который всегда был готов придти на помощь, но как всегда бывает, он забыл подумать о себе.
Неожиданно я получил предложение стать менеджером группы «Deadушки». Мы давно знакомы с Витькой Сологубом и Лёшкой Раховым, и мне всегда было очень симпатично все, что они делают вместе и порознь. Я не хотел соглашаться, поскольку единственный опыт такого рода у меня был связан с «Химерой». Но это был другой случай. У меня не было амбиций этакого Брайана Эпстайна. Я просто хотел дать толчок, чтобы эта группа, которая и так очень прочно стояла на ногах, смогла бы реализовать свой потенциал. Но финал вы уже знаете. «Deadушки» же многоопытные музыканты, которые много повидали и которые устали от того, что вот уже в который раз, они начинают с самого начала. И им нужна очень прочная спина, на которую они могут возложить свои надежды, что им в очередной раз не придется выживать. А их музыка сможет дать им возможность спокойно существовать и не думать о куске хлеба. Я явно не подходил на эту роль. И хотя мне тоже нужна работа, я счел разумным отказаться. Вовлечение в эту активность предполагало то, что я снова был готов куда-то помчаться. В городе появились новые клубы, и мне было любопытно куда-нибудь сходить и посмотреть, что происходит. Со времени закрытия нашего клуба, я ходил только на концерты «Markscheider Kunst» в «Молоко». И я с удовольствием сходил на них в «Спартак». Также я был в восторге от «Spitfire», обе эти группы достигли фантастического уровня мастерства, я могу гордиться тем, что эти люди мои друзья. Мне все очень понравилось и было очень приятно, что в городе появилась ещё одна концертная площадка, но мне было немного грустно. Я все детство ходил туда, когда это был простой кинотеатр, в котором я смотрел «Седьмое путешествие Синдбада» и «Скарамуш». Я встретил массу знакомых – Растомана, Гарри из группы «Suspence». Мне было приятно встретить Горшка, который хоть и стал большим артистом, но точно так же, как и во времена она, сидел пьяненький на батарее и рубился. Но я не мог отделаться от мысли, что этот мир мне больше не принадлежит, я в нём чужой. Правда я начал это ощущать уже достаточно давно. Мы постоянно видимся с Андрюшей Алякринским, который часто к нам заходит. Каждый раз он меня приглашает на концерт «Tequilajazzz», которых я очень люблю, но я не могу себя заставить сходить, и он на меня немного обижается. Хотя конечно же понимает.
Наташа Васильева закрыла свой лэйбл «Whitehorse» и прислала мне весь тираж альбома «Zudwa». Самый интересный альбом одной из самых сильных групп в этом городе, появление и смерть которой почти никто не заметил. Альбом, который я так больше и не слушал.
Я значительно разработал сустав, настолько, что уже могу о нём не думать. Раз в неделю мы с девочкой ходим в детский бассейн. И мне вместе с ней приходится учиться плавать, поскольку делать это рука пока не позволяет. Лена постепенно приступает к работе, читает лекции, проводит занятия и ездит в баню и на занятия с мамами в другом бассейне. Но на роды она пока не выезжает, поскольку это может занять много часов, и пока она ещё кормит Катю, оставлять её на меня так надолго она не может. Катя уже активно ползает и встает, и я с удовольствием с ней гуляю и остаюсь с ней дома. Витя Волков, по-прежнему, боится Лену. Он вычислил дни, когда мы с Катей остаемся дома и частенько заходит попить чайку. Каждый раз он восторженно рассказывает мне о развитии своего процесса. Я всегда рад его видеть, и с большим интересом слушаю его рассказы, которые знаю наизусть. Но иногда я от этого устаю и вдруг начинаю обижаться на него за то, что он в сотый раз рассказывает мне одно и то же. Но почему-то получилось, что именно этот человек мне ближе многих и я надеюсь, что когда-нибудь он реализует свои мечты, распустит свои волосы, выйдет на стадион и звук его «Стратокастера» найдет отклик в душах тысяч юных неискушенных девушек.
Близится Новый год или, как это теперь принято называть, миллениум. Я этому факту не придаю особого значения, поскольку Новый год у меня наступил уже пятнадцать лет назад, и я давно оставил суету по поводу смены лет и тысячелетий. Оказывается прошел год, как я почувствовал импульс, и стал описывать вышеизложенное. Я опять натыкаюсь на афиши с портретом своего старого друга, которого сопровождает группа с этим выжитым названием. Но все это больше не вызывает у меня протеста. Не вызывает никаких эмоций. Не вызывает ничего. Ничего не было. Ничего нет. Стоп, машина!
Всеволод Гаккель
1999 год, декабрь
Дюша распустил «Трилистник» и затеял новый проект «Дюша-групп», в котором играет все тот же Наиль, Юра Николаев и Дима (Монстр). Один раз я видел их концерт по телевизору.
Михаил перенял у меня эстафету и на Историческом факультете Университета решил открыть музыкальный клуб «Гараж» с автомобильным уклоном. Но было уже другое время, и он начал с легальной стороны дела. Потом он нашёл партнеров, и они затеяли ремонт помещения. На все это ушли многие месяцы, если не годы. Они несколько раз пытались открываться, но так и не успели разогнаться, у него возникли разногласия с администрацией факультета, в итоге клуб закрыли. Михаил потерял кучу денег. Последние несколько лет он играл с Дюшей в «Трилистнике», потом с Ольгой Перри и, наверное, ещё с кем-то, но об это мне уже не известно. Со своими дружками гонщиками он осуществил свою давнюю мечту и принял участие в авто ралли и с неплохими результатами – выиграл свою «гонку в Монзе».
Ольга Перрри вернулась в Россию чтобы ухаживать за матерью, да так тут и осела. Она записала альбом «В объятиях джинсни» и цикл песен на стихи Ахматовой.
Со времени нашей железнодорожной эпопеи мы почти не видимся с Джорджом, лишь время от времени разговариваем по телефону. Года три назад на него напали подростки, и он получил сильную травму головы и обморозил ноги. Он перенес операцию и долгое время лежал в больнице. После чего ему теперь трудно самостоятельно перемещаться и он от этого очень страдает.
Майкл Кордюков пять лет прожил в Америке, но всё-таки вернулся, о чём сразу же пожалел. Он построил домашнюю студию и пишет музыку. Он тяжело болел и год назад перенес сложнейшую нейрохирургическую операцию. Теперь чувствует себя гораздо лучше, настолько, что вернулся к процессу записи.
Петрович интенсивно играет одновременно в нескольких проектах. Самым заметным является «Достоевский Идиот». Время от времени играет с «Вермишелями».
Рюша осуществил свою мечту. Он играет аутентичное барокко в ансамбле «Musica Petropolitana», который сам и организовал. Он стал лауреатом всех значительных европейских фестивалей старинной музыки, записал сольный альбом с сонатами Баха и несколько альбомов с ансамблем. Ваню Воропаева можно встретить в подземном переходе среди уличных музыкантов.
Титович играет в группе «Karmacoma» со своей женой Алёной. Алёна пишет симпатичные песни на английском языке, которым за годы жизни в Англии овладела в значительной степени. К тому же она чрезвычайно мила, что немаловажно для карьеры девушки. Они часто играют по лондонским клубам, и Сашка рассчитывает на поддержку Дэйва Стюарта. Пока же она заключается в том, что тот дал им возможность записать несколько песен в своей студии «Church». Сашка прислал мне сингл, который они с Алёной самостоятельно выпустили. Мне очень понравилась песня про Титаник, и я слушал её несколько дней подряд. У них есть все шансы, чтобы сделать карьеру, но только это Лондон и рынок там перенасыщен. Пока же Сашка работает в такси, и когда выпьет, то может позвонить.
Саша Ляпин вместе с Титовичем и Мишей Костюшкиным несколько лет играл в основном составе «Поп-механики». Обычно он играет в блюзовом клубе во Дворце Молодежи. После юбилейного концерта «Аквариума» он полгода играл в одноименном оркестре, но по вышеозначенным причинам снова был уволен в запас. Ходили слухи о том, что Пол Маккартни пригласил его провести мастер-класс в музыкальном колледже, который он основал в Ливерпуле.
Фагот живет в Германии и активно музицирует. Время от времени он играет в составе интернациональной группы «Три О», которая играет вместе только на Курёхинских фестивалях. Вместе с Андреем Битовым записал альбом «Оглашённые», который выше моего понимания.
Женька Губерман живет и играет в Голландии. Каждый год он приезжает, чтобы навестить мать и играет со старыми дружками.
Славка Егоров живет в Монреале. На хлеб зарабатывает звукозаписью и чем придется. Летом он сидит на горе и бьет в барабан. Это место у них называется «Тамтам».
Ливерпулец, как обычно звонит в день своего рождения, чтобы сделать себе подарок – часок другой, не торопясь поговорить и выпить с друзьями по телефону.
Месяц назад неожиданно вернулся Родион. Прожив шесть лет в Америке, он разочаровался в американской демократии и стал убежденным монархистом. Он пришёл в иммиграционную службу и сделал заявление, что ему более не требуется политическое убежище, в результате чего оказался в тюрьме. Отсидев два месяца, он в наручниках был посажен в самолет и депортирован на историческую родину. Это беспрецедентный случай, пожалуй, единичный за всю историю демократии в Америке. Говорят, был похожий случай, когда один русский попросил, чтобы его отправили в Россию. Но ему в этом отказали, и он бросился из окна иммиграционной службы. Об этом писали все американские газеты.
Ваня Бахурин осел в Америке, в городе Цинцинати, и работает в клинике по пересадке волос. Он иногда приезжает, и мы с ним в постоянном контакте.
Лёша Голубев стал большим ученым, но был вынужден оставить науку, за занятие которой ему уже давно не платят, и зарабатывает на жизнь переводами. Мы часто видимся, и время от времени я вижусь с его сестрой Ольгой и другими одноклассниками.
Первого ноября умер «профессор» Волков. К сожалению, со времени кончины Курёхина мы почти не виделись. Это был добрый, отзывчивый человек, который всегда был готов придти на помощь, но как всегда бывает, он забыл подумать о себе.
Неожиданно я получил предложение стать менеджером группы «Deadушки». Мы давно знакомы с Витькой Сологубом и Лёшкой Раховым, и мне всегда было очень симпатично все, что они делают вместе и порознь. Я не хотел соглашаться, поскольку единственный опыт такого рода у меня был связан с «Химерой». Но это был другой случай. У меня не было амбиций этакого Брайана Эпстайна. Я просто хотел дать толчок, чтобы эта группа, которая и так очень прочно стояла на ногах, смогла бы реализовать свой потенциал. Но финал вы уже знаете. «Deadушки» же многоопытные музыканты, которые много повидали и которые устали от того, что вот уже в который раз, они начинают с самого начала. И им нужна очень прочная спина, на которую они могут возложить свои надежды, что им в очередной раз не придется выживать. А их музыка сможет дать им возможность спокойно существовать и не думать о куске хлеба. Я явно не подходил на эту роль. И хотя мне тоже нужна работа, я счел разумным отказаться. Вовлечение в эту активность предполагало то, что я снова был готов куда-то помчаться. В городе появились новые клубы, и мне было любопытно куда-нибудь сходить и посмотреть, что происходит. Со времени закрытия нашего клуба, я ходил только на концерты «Markscheider Kunst» в «Молоко». И я с удовольствием сходил на них в «Спартак». Также я был в восторге от «Spitfire», обе эти группы достигли фантастического уровня мастерства, я могу гордиться тем, что эти люди мои друзья. Мне все очень понравилось и было очень приятно, что в городе появилась ещё одна концертная площадка, но мне было немного грустно. Я все детство ходил туда, когда это был простой кинотеатр, в котором я смотрел «Седьмое путешествие Синдбада» и «Скарамуш». Я встретил массу знакомых – Растомана, Гарри из группы «Suspence». Мне было приятно встретить Горшка, который хоть и стал большим артистом, но точно так же, как и во времена она, сидел пьяненький на батарее и рубился. Но я не мог отделаться от мысли, что этот мир мне больше не принадлежит, я в нём чужой. Правда я начал это ощущать уже достаточно давно. Мы постоянно видимся с Андрюшей Алякринским, который часто к нам заходит. Каждый раз он меня приглашает на концерт «Tequilajazzz», которых я очень люблю, но я не могу себя заставить сходить, и он на меня немного обижается. Хотя конечно же понимает.
Наташа Васильева закрыла свой лэйбл «Whitehorse» и прислала мне весь тираж альбома «Zudwa». Самый интересный альбом одной из самых сильных групп в этом городе, появление и смерть которой почти никто не заметил. Альбом, который я так больше и не слушал.
Я значительно разработал сустав, настолько, что уже могу о нём не думать. Раз в неделю мы с девочкой ходим в детский бассейн. И мне вместе с ней приходится учиться плавать, поскольку делать это рука пока не позволяет. Лена постепенно приступает к работе, читает лекции, проводит занятия и ездит в баню и на занятия с мамами в другом бассейне. Но на роды она пока не выезжает, поскольку это может занять много часов, и пока она ещё кормит Катю, оставлять её на меня так надолго она не может. Катя уже активно ползает и встает, и я с удовольствием с ней гуляю и остаюсь с ней дома. Витя Волков, по-прежнему, боится Лену. Он вычислил дни, когда мы с Катей остаемся дома и частенько заходит попить чайку. Каждый раз он восторженно рассказывает мне о развитии своего процесса. Я всегда рад его видеть, и с большим интересом слушаю его рассказы, которые знаю наизусть. Но иногда я от этого устаю и вдруг начинаю обижаться на него за то, что он в сотый раз рассказывает мне одно и то же. Но почему-то получилось, что именно этот человек мне ближе многих и я надеюсь, что когда-нибудь он реализует свои мечты, распустит свои волосы, выйдет на стадион и звук его «Стратокастера» найдет отклик в душах тысяч юных неискушенных девушек.
Близится Новый год или, как это теперь принято называть, миллениум. Я этому факту не придаю особого значения, поскольку Новый год у меня наступил уже пятнадцать лет назад, и я давно оставил суету по поводу смены лет и тысячелетий. Оказывается прошел год, как я почувствовал импульс, и стал описывать вышеизложенное. Я опять натыкаюсь на афиши с портретом своего старого друга, которого сопровождает группа с этим выжитым названием. Но все это больше не вызывает у меня протеста. Не вызывает никаких эмоций. Не вызывает ничего. Ничего не было. Ничего нет. Стоп, машина!
Всеволод Гаккель
1999 год, декабрь