Страница:
Первым будет Хэйхати…
Потом Горобэй…
Затем Кюдзо и Кикутиё…
Останутся трое, и если повезет, я буду четвертым… Но только если повезет и кто-то из нас сумеет дотянуться до Твари раньше, чем она дотянется до нас. Тот, в зеркале, почти не ошибся. И я был рад этому «почти». Я намерен цепляться за него, пока есть силы вдыхать пропитанный гарью воздух Москвы, менять обоймы в «макаре», рубить проступающую человеческими силуэтами темноту коротким лезвием вакидзаси. До тех пор, пока я бегу по рушащейся мне под ноги Москве, а впереди мелькают белые пятна кимоно Братьев Драконов. И если я о чем-то и жалею сейчас, то только об одном…
…Зря я все-таки выбросил плеер. Самое время для нарезанного давным-давно трека «I Fill You»… Так приятно бежать по улице, стреляя наугад, и слушать черно-белую музыку Depeche Mode…
Круг второй
Потом Горобэй…
Затем Кюдзо и Кикутиё…
Останутся трое, и если повезет, я буду четвертым… Но только если повезет и кто-то из нас сумеет дотянуться до Твари раньше, чем она дотянется до нас. Тот, в зеркале, почти не ошибся. И я был рад этому «почти». Я намерен цепляться за него, пока есть силы вдыхать пропитанный гарью воздух Москвы, менять обоймы в «макаре», рубить проступающую человеческими силуэтами темноту коротким лезвием вакидзаси. До тех пор, пока я бегу по рушащейся мне под ноги Москве, а впереди мелькают белые пятна кимоно Братьев Драконов. И если я о чем-то и жалею сейчас, то только об одном…
…Зря я все-таки выбросил плеер. Самое время для нарезанного давным-давно трека «I Fill You»… Так приятно бежать по улице, стреляя наугад, и слушать черно-белую музыку Depeche Mode…
Круг второй
DJ ТОМАШ КОФА set
— Вакоби… Ваку-вакибо…
Пожалуй, все, что интересовало меня той ночью, это суборбитальная речь вертушек dj Шамана да змеящееся тело его спутницы-азиатки, имени которой я не помнил.
А дело в том, что с тех самых времен, когда британские рыцари писали дешевые детективы, спасаясь от голода и нищеты, многое изменилось. Можно сказать, почти все. Я и не пытался думать под истерический визг расстроенной скрипки, забивая мозг опиумными парами и вспоминая количество ступеней на лестнице. Куда как проще и комфортнее было разместиться за крайним столиком в клубе «Дос Пасос», заказать себе двойной эспрессо и лениво покуривать легкий гашиш, слушая dj Шамана. Его спутница-азиатка, имени которой я никак не мог вспомнить, знала, о чем танцует, легко превращая собственное тело в иллюзию. В мою иллюзию. Ее обтянутое серебристой тканью смуглое тело вздрагивало и меняло очертания в такт синкопированному ритму dj Шамана, а глаза, состоящие из одних зрачков, заглядывали в самое сердце.
— Вакоби… Ваку-вакибо… Ваку-ваку-вакотон-тон…
Разумеется, Лебрусу это было не по душе. Ну конечно, о чем разговор?
Он, несомненно, предпочел бы скрипку, кофе не из кофейного аппарата, а из турки и миссис Хадсон для полного комплекта. Желательно в специальном заведении для сексуальных меньшинств. И ему никогда не приходило в голову, что играть на скрипке партию из «Волшебной флейты» Моцарта, глядя, как мимо окна проносится рекламный дирижабль с предложением поучаствовать в охоте на себе подобных, — это попахивает абсурдом, если не безумием…
Нет, есть вещи, недоступные уму мудрецов. Впрочем, я, кажется, не первый, кто об этом говорит. Единственное, что спасало меня от скуки, — это хобби моего напарника. Филолог по образованию, он любил играть в странную игру: доказывать с помощью историко-фонетических цепочек связь совершенно разнородных словообразований. В тот вечер он пытался доказать факт общего исходного корня у имени нарицательного «игемон» и имени собственного Игги Поп. Разумеется, это была просто игра, но порой он приходил к таким выводам, что ему хотелось верить. Особенно глядя на рекламный дирижабль, пролетающий мимо черно-белого, словно в комиксе, города, по-прежнему носящего краснокирпичное имя Москва, и на все остальное тоже.
— Ты так и не открыл папку, — пробормотал Лебрус, воспользовавшись паузой между треками. При этом он, как водится, не отрывал глаз от наладонника, а руку — от стакана с мерзким пойлом, именуемым абсент.
— Я открывал, — ответил я, — по дороге сюда…
— Угу, — сказал Лебрус, — но я хотел бы…
— Эта гадость со временем выжжет твой мозг.
Упомянутая папка — обычная пластиковая, со скоросшивателем внутри, прихватившим двумя непрочными усиками пачку стандартных листов формата А4, — ничем не отличалась от полутора сотен остальных, лежащих сейчас в шкафу нашего с Лебрусом офиса на Смоленке. С двумя оговорками. Во-первых, это дело было не закрыто. Во-вторых, это было дело Томаша Кофы. Второй момент приятно волновал, вклиниваясь в мое настоящее наподобие того, как тело танцовщицы-азиатки ввинчивалось в аккомпанемент dj Шамана. Впервые за всю свою карьеру я был по-настоящему заинтересованным лицом в гонке за каким-то человеком. До сих пор я просто выполнял свою работу, которая отвечала моим врожденным наклонностям, а потому не могла мне не нравиться. И все же это была рутина, приятная, но привычная. Просто одна необходимость определяла другую необходимость — не более того. Или лучше так — одна необходимость была обусловлена рядом других… Не могу сказать, что не испытывал при исполнении своих непосредственных обязанностей сильных чувств, что оставался холоден и равнодушен. Напротив, работа приносила мне несказанное удовольствие. Связанные с ней моральные аспекты я не принимал близко к сердцу, я отдавал себе отчет в том, что убиваю себе подобных, и не переживал по этому поводу. Это все равно случилось бы. Превентивная система института российской государственности подразумевает существование легального штата убийц. А мою генетическую предрасположенность к уничтожению себе подобных определили еще за несколько месяцев до моего рождения. Другими словами, вариантов у меня не было, а значит, и париться по этому поводу не имело смысла. Точнее будет сказать так: варианты были, но они меня не устраивали. А убивать, не считаясь преступником, мне нравилось. Никаких лишних проблем с законом и его представителями.
Наш фигурант, Томаш Кофа, был так же, как и я, генетически предрасположен к убийству, но он родился на несколько лет раньше, в начале семидесятых, а тогда такую предрасположенность выявлять еще не умели…
Однако все по порядку…
В 1994 году Томаш Кофа умудряется выпустить книгу «Круги на воде». В деле про это сказано лишь вскользь, но для меня это основополагающий момент, краеугольный камень, если хотите. Поскольку я познакомился с Томашем Кофой, попросту купив его книгу (ин-октаво, мягкий переплет, черно-желтая обложка) в зачуханном книжном ларьке рядом с метро «Маяковская». А жаль, книга была достойна большего. Томаш Кофа сравнивал мир с камнем, брошенным в воду. Кто-то достаточно сильный или достаточно отчаявшийся (это важно) придумал историю. Придумал и забыл. А история осталась. Осталась одним моментом, который стал обрастать подробностями, прошлым и будущим, событиями и незначительными мелочами. Прошлое и будущее — это и есть круги на воде от брошенного камня. В тот момент, когда история начала существовать сама по себе, начал существовать и мир. Сначала и правда было слово. И вот находится человек, который, будучи достаточно сильным или достаточно отчаявшимся, придумывает другую историю. И снова бегут круги, и снова появляется прошлое и будущее, но они отличаются от тех, что уже есть. Это и есть бесконечность — тысячи историй, сотни тысяч миров, порождающих иные миры, иные истории. Камни падают в воду, круги расходятся, снова падают камни… Сотни вариантов одной и той же истории. Один и тот же камень не бросить в одну и ту же воду… Над всем этим сидит Бог-наблюдатель, придумавший историю номер один. А главный герой книги как раз и пытается узнать, какова же она была.
Чуть позже, в 1997 году, Томаш Кофа совместно с dj Сойером выпускает совместный CD «Долина Гейгеров». Этот CD не сделает Томаша Кофу известным широким кругам, но прославит его среди маргиналов как творца концептуальной музыки, не лишенной определенного изящества и самобытности. Лично мне альбом понравился практически полностью, за исключением нескольких треков… Но не ищите его на прилавках.
После этого Томаш Кофа пропадает на долгие семь лет… Никакой информации об этом периоде у меня пока не было. Как обычно, полноценный материал Лебрус собирал лишь к концу вторых суток с момента открытия дела, но материалэтот всегда был предельно исчерпывающим, так что я напарника не торопил, тем более, что для начала было достаточно и тех сведений, что хранились в пластиковой папке.
Просто… просто бывают такие минуты, когда при любой заинтересованности делом вы не хотите торопить события, а ваш мозг занят чем-то другим. В тот момент мой мозг был занят гашишем и миндалевидными глазами азиатки.
— Ты уже что-то придумал? — Голос Лебруса вторгается между мною и этими глазами с бесцеремонностью ледоруба.
— Да, старик, да. Оставь меня в покое!
— Но нам уже перечислили деньги. А ты куришь слишком много гашиша.
— Он совсем легкий.
— И тем не менее.
— Слушай, а нельзя узнать, от кого именно пришел заказ на Томаша Кофу?
— Нет, конечно. Мог бы и не спрашивать.
Я с трудом отрываюсь от глаз танцовщицы, оставляя для себя только музыку. Лебрус, к сожалению, прав, деньги нам перечислили. А гашиш действительно был легким, просто для поддержания настроения, не более того.
Итак, в 2003 году Томаш Кофа и его супруга Екатерина J.S. обратились в федеральное учетное агентство при Министерстве здравоохранения Российской Федерации. К тому времени Екатерина J.S. была на четвертом месяце беременности. Выяснилось, что ни она, ни Томаш Кофа не внесены ни в группу генетической элиты, ни в группу внеочередников. Кроме того, они не обладали необходимой суммой денег на оплату государственного налога на свободное рождение ребенка. В связи с чем Томашу Кофе был выдан стандартный патент на убийство одного человека, а также список возможных десяти жертв. Только в случае удачного исхода Екатерина J.S. получала право на законное рождение ребенка. Через два месяца Томаш Кофа осуществил убийство 54-летнего Ивана Блока, и Екатерина J.S. родила дочь, которую назвали Алисой.
Однако Томаш Кофа не остановился. Не смог. В течение года он уничтожил еще пять человек из списка, потом пропал на год и вот появился снова, убрав еще двоих… Последнему удалось серьезно ранить Кофу, и по следам крови ученые-криминалисты установили генетическую предрасположенность Томаша Кофы к убийству. Дело было передано нам с Лебрусом.
Таким образом, Томаш Кофа по ряду параметров был моим генетическим двойником. И вот мне предстояло найти его и остановить. Найти и уничтожить психологически близкое существо. А я еще никогда не встречал настолько подобного себе ублюдка и тем более не оказывался по отношению к нему в роли охотника. Это приятно щекотало нервы и превращало приятную рутину рабочих будней в нечто иное…
В ту ночь, сидя в баре «Дос Пасос», слушая суборбитальную музыку dj Шамана и глядя на извивающееся тело танцовщицы, я улыбался. Я впервые был по-настоящему заинтересован охотой как таковой, а не ее результатом…
Dj Шаман закончил камлать около двух ночи, молча снял винилы и не прощаясь ушел со сцены. Я расплатился за кофе и гашиш, оставил официанту чаевые и ленивой походкой выбрался из пропитанного сладковатым душком клуба. На улице было хорошо. Ослепительный, идеально белый свет ночных фонарей безжалостно рвал первозданную темноту. Лучи противовоздушной обороны выхватывали в небе рекламные дирижабли и нежно вели их, аккуратно передавая друг другу. Было не по-майски свежо, сквозняк шкодливо забирался под рубашку, холодя вспотевшее тело. Урбанистическая эстетика, поэзия бетонных плит и городского мусора. Надо непременно записать это и передать потомкам. Я закурил, еще раз огляделся и сплюнул на тротуар. Красота подыхающего мира была выше моего понимания и куда ниже желания понимать.
Лебрус уже стоял около нашего пикапа, зябко поеживаясь в своем легком кримпленовом платьице. Выглядел он хреново — с двухдневной щетиной и желтыми следами никотина под носом. Но у каждого свои генетические траблы: кто-то становится серийным убийцей, кто-то — дегустатором дорогих вин (почему это не может быть генетически предопределено?), а кто-то — педиком… Во всем виноваты мелкие, неразличимые глазом твари, из которых состоит наш организм. Но Лебрус, черт побери, был идеальным напарником, и меня вовсе не волновало, как он распоряжается собственной задницей. Вот если бы он покусился на мою, я бы сломал ему руку. Для начала… Если бы смог, конечно. Надо заметить, что сломать руку Лебрусу не так легко. А если он успеет вытащить из-за резинки чулка браунинг — невозможно.
— Куда едем? — спросил Лебрус, залезая в пикап.
— В клуб «Корма», — ответил я, поворачивая ключ зажигания. Пикап, как обычно, пару раз чихнул и смолк. Я привычно чертыхнулся
и повернул ключ еще раз. Мастера в автосервисе никакой неисправности не обнаружили. Просто наш пикап заводился исключительно со второго поворота ключа. Вот и все. Без комментариев со стороны заинтересованных лиц и фирм производителей…
— Опять в клуб? — удивился Лебрус. — Но у меня сегодня запланирована встреча, я…
— Я тебя не держу, — оборвал я его, — можешь валить к своему приятелю или куда ты там намылился. Но в клубе «Корма» в свое время работал dj Сойер, если тебе это о чем-то говорит… Я бывал на его сетах.
— Разумеется, говорит, — подумав, буркнул Лебрус.
Пикап весело подскочил на поребрике, вылетел на проезжую часть и устремился в пронизанную электричеством московскую ночь, стирая границу между световыми пятнами фонарей и минутами. При этом он громогласно рычал пробитым в нескольких местах глушителем, нарушал все возможные правила «Экологического уложения для автотранспорта в пределах МКАД» и далеко не всегда соглашался подмигнуть поворотником. Это была машина для любителей суицида или для убийц. Собственно…
Лебрус достал из миниатюрной сумочки сигару, прикурил и задумчиво ответил:
— Не думаю, что они продолжают поддерживать связь, старик. Dj Сойер получил и славу, и деньги, тогда как Томаш Кофа не получил ничего… Это может стать причиной неприязни. Хотя как знать, конечно…
Я поеду с тобой.
Разумеется, поедет. Лебрус, так же как и я, не упустит возможности сунуться мордой в муравейник. Это присуще всем поголовно людям, просто в разной степени. Если есть грабли, на которые можно не наступать, или (читай «тем более, если») на которые наступать опасно, то человек в 75% случаев на них наступит, причем намеренно. С единственной идиотской целью посмотреть, что из этого выйдет. Это как у детей, которые разбирают новые игрушки на части, чтобы узнать, что скрывается там, внутри. Дети понимают, что им попадет от родителей, что они лишатся новой игрушки, но их это не останавливает. То же самое и со взрослыми людьми. Возможные последствия их не только не останавливают, напротив, именно в последствиях весь цимес. Это всегда глупо, всегда неблагоразумно, но, несмотря ни на что, связано с самыми прекрасными моментами жизни. Нормальный человеческий парадокс.
О «Кормах» ходили дурные слухи, а Лебрус, хотя и был педерастом, великолепно, просто сказочно хорошо стрелял и с браунингом управлялся лучше, чем я. Да и подраться был не дурак. Просто он не был генетически предрасположенным убийцей, и случалось, что выстрелить в человека становилось для него этической проблемой. Правда, с самой проблемой он разбирался позже, а для начала стрелял. И это хорошо. Иначе подобные мне остались бы без работы.
Ну, и раз уж я заговорил о Лебрусе, есть еще одна причина, почему мой напарник годился только на роль второстепенного героя, — его поразительная пассивность. Он мог бы горы свернуть, будь хоть немного менее ленив. Возможно, его пассивность в сексе тоже следствие лени. Но там у него были свои кнуты, а в работе его подгонял я.
Другими словами, мы были напарниками, вот и все. И в тот вечер в «Кормах» я бы предпочел оказаться вдвоем с Лебрусом. Я, разумеется, терпеть не могу быть рядом, когда он достает свой браунинг из-за резинки чулка. Сам этот процесс действует мне на нервы. Но все, что происходит потом, мне нравится. Лебрус никогда не промахивается. Да… Кстати, я пишу это без плотоядной улыбки на лице. Я просто констатирую факт: мне нравится видеть, как умирают люди. Я неделю это «нравится» на моральные и физиологические компоненты, мне просто нравится. Это психологическая патология, заложенная во мне на генетическом уровне. Бороться с ней бессмысленно, да и не хочется. Мне нравится быть таким.
— Отлично, я не сомневался в тебе, старый негодяй.
— Но потом ты отвезешь меня в «Троянского коня», — чуть капризным тоном объявил Лебрус.
— О'кей… — вздохнул я, — хотя мне не доставит удовольствия даже долю секунды наблюдать такое количество пидоров сразу.
— Не забывай, — пожал плечами Лебрус, — что и я пидор, как ты изволил выразиться…
— Одного пидора я еще могу кое-как вытерпеть, — ответил я, усмехнувшись, и вписал пикап в поворот на скорости 70 км/ч.
В районе метро «Тульская», у съезда на Третье транспортное кольцо я вынужден был сбросить скорость: две из трех полос занимали с десяток столкнувшихся автомобилей. Тут же стояли две желтые машины «скорой помощи» и только что вскрытый (кое-где еще можно было заметить следы неиспарившейся плацентной пены) контейнер милицейских маркеров. Я вгляделся, пытаясь увидеть пострадавших, но кроме нескольких пятен крови на асфальте ничего не заметил.
— Рейсеры, — прокомментировал Лебрус, и толстый столбик пепла, сбитый его ухоженным ногтем с французским маникюром, упал на коврик…
— Да, скорее всего, — согласился я, — но никто не погиб. Увы…
— Иногда мне просто страшно с тобой общаться, — усмехнулся Лебрус.
— Мне иногда тоже страшно с тобой общаться, — парировал я, выкручивая руль вправо и пуская пикап в объезд горы искореженного металла. — К примеру, этот твой «Троянский конь». Тебе не кажется, что когда клуб для сексуальных меньшинств носит такое название, все нормальные члены общества от него должны просто шарахаться?
— Ну, ты и ублюдок, — вздохнул Лебрус…
Я не стал отвечать, тем более что так оно и было, просто вдавил снова педаль газа и дал волю всем лошадиным силам, скрытым под крышкой капота. Наши отношения с Лебрусом сложились давным-давно. Если придется, я готов за него глотку перегрызть. И бывало, что грыз. А Лебрус как-то уложил с десяток человек, спасая меня. И между прочим, для него это далеко не просто так… А как мы общаемся — это наши проблемы, договорились? Просто не суйтесь в это, и все…
В районе Бережковской набережной мы соскочили с Третьего кольца и, значительно сбросив скорость, углубились в лабиринт дворов-колодцев досталинской застройки со всей их ампирной монументальностью.
Клуб «Корма» находился в одном из таких дворов в бывшем бомбоубежище, которое побывало и угольным складом, и обиталищем местных бомжей. Первый владелец клуба выкупил за какие-то смешные деньги несколько сотен метров неиспользовавшихся подземных коммуникаций, сделал еще меньшие финансовые вложения в ремонт (который свелся в основном к вывозу угля и продуктов жизнедеятельности бомжей), но потратил львиную долю выделенных инвесторами денег на грамотную PR-акцию. И уже в течение полутора лет окупил свои расходы и ушел в абсолютный плюс, приглашая в саундмены ведущих диджеев кислотного андеграунда. Нетрудно догадаться, что спустя еще несколько месяцев счастливчика нашли с простреленной головой. Я, помнится, видел фотографии, — приятное зрелище…
Что касается второго владельца клуба (у него, разумеется, было железное алиби на момент убийства партнера: он в это время находился далеко за чертой МКАДа), то он никогда и нигде не появлялся без сопровождения десятка угрюмых чернокожих бойцов из некогда славного охранного агентства «Кенийские Мганги». Но и это не спасло его от прямого попадания кумулятивного снаряда в лобовое стекло лимузина.
Ну, а что до нынешнего, третьего по счету владельца клуба «Корма», то о нем никто ничего не знал, его никто никогда не видел, а Лебрус — так и вообще предположил как-то, что его на самом деле не существует. В том смысле, что реальным владельцем является одна из государственных контор. Возможно, даже та, которая несколько лет назад оформила со мной и Лебрусом контракт, включив нас в штат легальных убийц. И это, надо заметить, было не так уж глупо, если учитывать, какие деньги приносил клуб «Корма». Почему бы солидной, всеми уважаемой организации не заполучить аварийный вариант жизнеобеспечения? Все возможно… Хотя я все-таки считаю, что клуб прибрала к рукам корпорация «РайМан». Просто потому, что за ней уже числились подобные дела.
Итак, мы мотались по этому старомосковскому лабиринту минут сорок, не меньше. Последний раз мне доводилось бывать в «Кормах» еще при первом владельце, и с тех пор прошло много лет. Лебрус же вообще не бывал тут никогда, поскольку интересовавшие его заведения находились в менее криминализированном центре города. Что касается бортового компьютера пикапа, то на него в этих колодцах не было никакой надежды: связь пропадала, прерываясь помехами, и на экране панельного монитора появлялось что угодно, кроме запрашиваемой информации. Когда я уже решил плюнуть на эту идею и вернуться сюда на следующий день с распечаткой подробной карты местности, мы неожиданно оказались перед шлагбаумом, перегораживающим выезд в одной из арок. Над шлагбаумом висел логотип клуба «Корма» — стилизованное изображение свиной морды.
— Похоже, мы на месте, — сказал Лебрус и провел ладонью по подолу юбки. Я услышал легкий щелчок и усмехнулся…
— Не боишься ногу прострелить?
— Я боюсь, что там, — Лебрус кивнул в сторону выезда из арки, — может не остаться времени снимать с предохранителя. Ты слышал что-нибудь об этом клубе, кроме того, что в нем играл некогда dj Сойер?
— Да, — кивнул я, сунул руку под мышку и снял «Папу Дуче» с предохранителя, — каждое утро сюда приезжает труповоз… Кроме вторника. Потому что в понедельник клуб закрыт… А еще тут начинал dj Шаман.
Пока я это говорил, в проеме арки показался монументальный силуэт охранника. Стало значительно темнее.
— Ты готов? — спросил я Лебруса.
— Да, только глаза подведу…
— Ах, ну да, ну да…
Охранник, белый громила головы на две выше меня ростом, вынужден был согнуться пополам, чтобы заглянуть в окно с моей стороны:
— Предъявите, пожалуйста, клубные карты. — Голос у громилы был под стать его внешности: низкий, хрипловатый и абсолютно лишенный интонаций.
— Вот черт, — ответил я, — с каких это пор в «Корма» стали пускать по клубным картам?
— С десяти вечера, — поморщив лоб, ответил охранник, и я решил, что не стоит задавать ему такие сложные вопросы.
— Ну, хорошо, а как можно приобрести карту?
— В клубе у распорядителя, — ответил охранник.
— Э-э… Понятно. А как попасть в клуб?
— Предъявите, пожалуйста, клубные карты, — уверенно ответил охранник, и лоб на этот раз не морщил.
— Так… — Я поднял руки, как бы приглашая охранника мыслить логически (напрасная попытка), — получается, чтобы купить карту, я должен попасть в клуб, но попасть в клуб можно только по карте?
— Да, — уже менее уверенно кивнул охранник, — с десяти часов вечера.
— Угу… А если мне нужно в клуб сейчас? — на всякий случай, но уже без особой надежды, уточнил я.
— Предъявите клубную карту, — заученно проговорил охранник.
Я молча завел мотор, выехал из арки, потом развернулся и начал выбираться из лабиринта дворов-колодцев.
— Стандартный тупица, — констатировал Лебрус, — не нервничай. Завтра у нас будет больше информации, и мы постараемся вернуться сюда До десяти часов вечера. Если, конечно, потребуется…
— Время — деньги, — вздохнул я.
— Ой, да ладно, — жеманно отмахнулся Лебрус, а я в очередной раз подумал, как он умудряется этими холеными руками держать браунинг, ломать челюсти, вырывать кадыки… — Прекрати гнать, напарник. Я тебя умоляю! Когда это тебя деньги интересовали? Просто ты давно никого не убивал, в этом причина. Тебе нужна кровь…
— Одно другому не мешает, — возразил я и добавил: — Ты не против, если я высажу тебя около станции метро?
— Ой, конечно против! Ты же обещал…
— Ладно, ладно, отвезу тебя к твоим дружкам…
Ночь была одновременно и светлая, и какая-то мутная, как голова после двух стаканов абсента… Я подумал, что если бы к этой темноте добавить немного зеленого оттенка, было бы в самый раз… Исключительно ради эстетики.
— А сам-то куда собираешься? — спросил Лебрус, доставая из сумочки очередную сигару.
— А что?
— Да я давно обещал ребятам показать своего напарника…
— Что?! — Машина вильнула, пересекла разделительную полосу и не сразу вернулась обратно. Хорошо, что на встречной никого не было.
— Да ладно, не переживай, никто не собирается покушаться на твою драгоценную задницу. Думаешь, мы собираемся только ради пары фрикций между ягодиц? Напрочь отрицаешь у геев право на элементарное общение?
— Вообще-то именно так я всегда и думал… Ты не обижайся, но знаешь, давай как-нибудь в другой раз. Сегодня я не готов к такому стрессу.
— Ну и дурак, — пожал плечами Лебрус, — опять напьешься в унылом одиночестве.
— Да. Намерен добавить этой ночи немного зеленого оттенка. Абсент сегодня — самое то.
— Ну-ну, — сказал Лебрус, — самое то, чтоб вскипятить мозги. Сам же говорил.
Он закурил, и больше мы в этот вечер не разговаривали. Я думал о зеленом, об абсенте, о «Кошке под дождем» и о том, что неплохо было бы посидеть в одиночестве под музыку странного «Cure», уничтожая мозг излюбленным напитком дядюшки Хэма… А о чем думал Лебрус, я не знаю. Мне было наплевать…
Домой я, конечно, не поехал. И вообще поступил как последняя мразь, ссадив Лебруса за квартал от «Троянского коня». Впрочем, тот не особенно возражал, только посоветовал мне не особенно накачиваться,
чтоб отойти хотя бы до десяти часов вечера. Я не очень уверенно пообещал.
Пожалуй, все, что интересовало меня той ночью, это суборбитальная речь вертушек dj Шамана да змеящееся тело его спутницы-азиатки, имени которой я не помнил.
А дело в том, что с тех самых времен, когда британские рыцари писали дешевые детективы, спасаясь от голода и нищеты, многое изменилось. Можно сказать, почти все. Я и не пытался думать под истерический визг расстроенной скрипки, забивая мозг опиумными парами и вспоминая количество ступеней на лестнице. Куда как проще и комфортнее было разместиться за крайним столиком в клубе «Дос Пасос», заказать себе двойной эспрессо и лениво покуривать легкий гашиш, слушая dj Шамана. Его спутница-азиатка, имени которой я никак не мог вспомнить, знала, о чем танцует, легко превращая собственное тело в иллюзию. В мою иллюзию. Ее обтянутое серебристой тканью смуглое тело вздрагивало и меняло очертания в такт синкопированному ритму dj Шамана, а глаза, состоящие из одних зрачков, заглядывали в самое сердце.
— Вакоби… Ваку-вакибо… Ваку-ваку-вакотон-тон…
Разумеется, Лебрусу это было не по душе. Ну конечно, о чем разговор?
Он, несомненно, предпочел бы скрипку, кофе не из кофейного аппарата, а из турки и миссис Хадсон для полного комплекта. Желательно в специальном заведении для сексуальных меньшинств. И ему никогда не приходило в голову, что играть на скрипке партию из «Волшебной флейты» Моцарта, глядя, как мимо окна проносится рекламный дирижабль с предложением поучаствовать в охоте на себе подобных, — это попахивает абсурдом, если не безумием…
Нет, есть вещи, недоступные уму мудрецов. Впрочем, я, кажется, не первый, кто об этом говорит. Единственное, что спасало меня от скуки, — это хобби моего напарника. Филолог по образованию, он любил играть в странную игру: доказывать с помощью историко-фонетических цепочек связь совершенно разнородных словообразований. В тот вечер он пытался доказать факт общего исходного корня у имени нарицательного «игемон» и имени собственного Игги Поп. Разумеется, это была просто игра, но порой он приходил к таким выводам, что ему хотелось верить. Особенно глядя на рекламный дирижабль, пролетающий мимо черно-белого, словно в комиксе, города, по-прежнему носящего краснокирпичное имя Москва, и на все остальное тоже.
— Ты так и не открыл папку, — пробормотал Лебрус, воспользовавшись паузой между треками. При этом он, как водится, не отрывал глаз от наладонника, а руку — от стакана с мерзким пойлом, именуемым абсент.
— Я открывал, — ответил я, — по дороге сюда…
— Угу, — сказал Лебрус, — но я хотел бы…
— Эта гадость со временем выжжет твой мозг.
Упомянутая папка — обычная пластиковая, со скоросшивателем внутри, прихватившим двумя непрочными усиками пачку стандартных листов формата А4, — ничем не отличалась от полутора сотен остальных, лежащих сейчас в шкафу нашего с Лебрусом офиса на Смоленке. С двумя оговорками. Во-первых, это дело было не закрыто. Во-вторых, это было дело Томаша Кофы. Второй момент приятно волновал, вклиниваясь в мое настоящее наподобие того, как тело танцовщицы-азиатки ввинчивалось в аккомпанемент dj Шамана. Впервые за всю свою карьеру я был по-настоящему заинтересованным лицом в гонке за каким-то человеком. До сих пор я просто выполнял свою работу, которая отвечала моим врожденным наклонностям, а потому не могла мне не нравиться. И все же это была рутина, приятная, но привычная. Просто одна необходимость определяла другую необходимость — не более того. Или лучше так — одна необходимость была обусловлена рядом других… Не могу сказать, что не испытывал при исполнении своих непосредственных обязанностей сильных чувств, что оставался холоден и равнодушен. Напротив, работа приносила мне несказанное удовольствие. Связанные с ней моральные аспекты я не принимал близко к сердцу, я отдавал себе отчет в том, что убиваю себе подобных, и не переживал по этому поводу. Это все равно случилось бы. Превентивная система института российской государственности подразумевает существование легального штата убийц. А мою генетическую предрасположенность к уничтожению себе подобных определили еще за несколько месяцев до моего рождения. Другими словами, вариантов у меня не было, а значит, и париться по этому поводу не имело смысла. Точнее будет сказать так: варианты были, но они меня не устраивали. А убивать, не считаясь преступником, мне нравилось. Никаких лишних проблем с законом и его представителями.
Наш фигурант, Томаш Кофа, был так же, как и я, генетически предрасположен к убийству, но он родился на несколько лет раньше, в начале семидесятых, а тогда такую предрасположенность выявлять еще не умели…
Однако все по порядку…
В 1994 году Томаш Кофа умудряется выпустить книгу «Круги на воде». В деле про это сказано лишь вскользь, но для меня это основополагающий момент, краеугольный камень, если хотите. Поскольку я познакомился с Томашем Кофой, попросту купив его книгу (ин-октаво, мягкий переплет, черно-желтая обложка) в зачуханном книжном ларьке рядом с метро «Маяковская». А жаль, книга была достойна большего. Томаш Кофа сравнивал мир с камнем, брошенным в воду. Кто-то достаточно сильный или достаточно отчаявшийся (это важно) придумал историю. Придумал и забыл. А история осталась. Осталась одним моментом, который стал обрастать подробностями, прошлым и будущим, событиями и незначительными мелочами. Прошлое и будущее — это и есть круги на воде от брошенного камня. В тот момент, когда история начала существовать сама по себе, начал существовать и мир. Сначала и правда было слово. И вот находится человек, который, будучи достаточно сильным или достаточно отчаявшимся, придумывает другую историю. И снова бегут круги, и снова появляется прошлое и будущее, но они отличаются от тех, что уже есть. Это и есть бесконечность — тысячи историй, сотни тысяч миров, порождающих иные миры, иные истории. Камни падают в воду, круги расходятся, снова падают камни… Сотни вариантов одной и той же истории. Один и тот же камень не бросить в одну и ту же воду… Над всем этим сидит Бог-наблюдатель, придумавший историю номер один. А главный герой книги как раз и пытается узнать, какова же она была.
Чуть позже, в 1997 году, Томаш Кофа совместно с dj Сойером выпускает совместный CD «Долина Гейгеров». Этот CD не сделает Томаша Кофу известным широким кругам, но прославит его среди маргиналов как творца концептуальной музыки, не лишенной определенного изящества и самобытности. Лично мне альбом понравился практически полностью, за исключением нескольких треков… Но не ищите его на прилавках.
После этого Томаш Кофа пропадает на долгие семь лет… Никакой информации об этом периоде у меня пока не было. Как обычно, полноценный материал Лебрус собирал лишь к концу вторых суток с момента открытия дела, но материалэтот всегда был предельно исчерпывающим, так что я напарника не торопил, тем более, что для начала было достаточно и тех сведений, что хранились в пластиковой папке.
Просто… просто бывают такие минуты, когда при любой заинтересованности делом вы не хотите торопить события, а ваш мозг занят чем-то другим. В тот момент мой мозг был занят гашишем и миндалевидными глазами азиатки.
— Ты уже что-то придумал? — Голос Лебруса вторгается между мною и этими глазами с бесцеремонностью ледоруба.
— Да, старик, да. Оставь меня в покое!
— Но нам уже перечислили деньги. А ты куришь слишком много гашиша.
— Он совсем легкий.
— И тем не менее.
— Слушай, а нельзя узнать, от кого именно пришел заказ на Томаша Кофу?
— Нет, конечно. Мог бы и не спрашивать.
Я с трудом отрываюсь от глаз танцовщицы, оставляя для себя только музыку. Лебрус, к сожалению, прав, деньги нам перечислили. А гашиш действительно был легким, просто для поддержания настроения, не более того.
Итак, в 2003 году Томаш Кофа и его супруга Екатерина J.S. обратились в федеральное учетное агентство при Министерстве здравоохранения Российской Федерации. К тому времени Екатерина J.S. была на четвертом месяце беременности. Выяснилось, что ни она, ни Томаш Кофа не внесены ни в группу генетической элиты, ни в группу внеочередников. Кроме того, они не обладали необходимой суммой денег на оплату государственного налога на свободное рождение ребенка. В связи с чем Томашу Кофе был выдан стандартный патент на убийство одного человека, а также список возможных десяти жертв. Только в случае удачного исхода Екатерина J.S. получала право на законное рождение ребенка. Через два месяца Томаш Кофа осуществил убийство 54-летнего Ивана Блока, и Екатерина J.S. родила дочь, которую назвали Алисой.
Однако Томаш Кофа не остановился. Не смог. В течение года он уничтожил еще пять человек из списка, потом пропал на год и вот появился снова, убрав еще двоих… Последнему удалось серьезно ранить Кофу, и по следам крови ученые-криминалисты установили генетическую предрасположенность Томаша Кофы к убийству. Дело было передано нам с Лебрусом.
Таким образом, Томаш Кофа по ряду параметров был моим генетическим двойником. И вот мне предстояло найти его и остановить. Найти и уничтожить психологически близкое существо. А я еще никогда не встречал настолько подобного себе ублюдка и тем более не оказывался по отношению к нему в роли охотника. Это приятно щекотало нервы и превращало приятную рутину рабочих будней в нечто иное…
В ту ночь, сидя в баре «Дос Пасос», слушая суборбитальную музыку dj Шамана и глядя на извивающееся тело танцовщицы, я улыбался. Я впервые был по-настоящему заинтересован охотой как таковой, а не ее результатом…
Dj Шаман закончил камлать около двух ночи, молча снял винилы и не прощаясь ушел со сцены. Я расплатился за кофе и гашиш, оставил официанту чаевые и ленивой походкой выбрался из пропитанного сладковатым душком клуба. На улице было хорошо. Ослепительный, идеально белый свет ночных фонарей безжалостно рвал первозданную темноту. Лучи противовоздушной обороны выхватывали в небе рекламные дирижабли и нежно вели их, аккуратно передавая друг другу. Было не по-майски свежо, сквозняк шкодливо забирался под рубашку, холодя вспотевшее тело. Урбанистическая эстетика, поэзия бетонных плит и городского мусора. Надо непременно записать это и передать потомкам. Я закурил, еще раз огляделся и сплюнул на тротуар. Красота подыхающего мира была выше моего понимания и куда ниже желания понимать.
Лебрус уже стоял около нашего пикапа, зябко поеживаясь в своем легком кримпленовом платьице. Выглядел он хреново — с двухдневной щетиной и желтыми следами никотина под носом. Но у каждого свои генетические траблы: кто-то становится серийным убийцей, кто-то — дегустатором дорогих вин (почему это не может быть генетически предопределено?), а кто-то — педиком… Во всем виноваты мелкие, неразличимые глазом твари, из которых состоит наш организм. Но Лебрус, черт побери, был идеальным напарником, и меня вовсе не волновало, как он распоряжается собственной задницей. Вот если бы он покусился на мою, я бы сломал ему руку. Для начала… Если бы смог, конечно. Надо заметить, что сломать руку Лебрусу не так легко. А если он успеет вытащить из-за резинки чулка браунинг — невозможно.
— Куда едем? — спросил Лебрус, залезая в пикап.
— В клуб «Корма», — ответил я, поворачивая ключ зажигания. Пикап, как обычно, пару раз чихнул и смолк. Я привычно чертыхнулся
и повернул ключ еще раз. Мастера в автосервисе никакой неисправности не обнаружили. Просто наш пикап заводился исключительно со второго поворота ключа. Вот и все. Без комментариев со стороны заинтересованных лиц и фирм производителей…
— Опять в клуб? — удивился Лебрус. — Но у меня сегодня запланирована встреча, я…
— Я тебя не держу, — оборвал я его, — можешь валить к своему приятелю или куда ты там намылился. Но в клубе «Корма» в свое время работал dj Сойер, если тебе это о чем-то говорит… Я бывал на его сетах.
— Разумеется, говорит, — подумав, буркнул Лебрус.
Пикап весело подскочил на поребрике, вылетел на проезжую часть и устремился в пронизанную электричеством московскую ночь, стирая границу между световыми пятнами фонарей и минутами. При этом он громогласно рычал пробитым в нескольких местах глушителем, нарушал все возможные правила «Экологического уложения для автотранспорта в пределах МКАД» и далеко не всегда соглашался подмигнуть поворотником. Это была машина для любителей суицида или для убийц. Собственно…
Лебрус достал из миниатюрной сумочки сигару, прикурил и задумчиво ответил:
— Не думаю, что они продолжают поддерживать связь, старик. Dj Сойер получил и славу, и деньги, тогда как Томаш Кофа не получил ничего… Это может стать причиной неприязни. Хотя как знать, конечно…
Я поеду с тобой.
Разумеется, поедет. Лебрус, так же как и я, не упустит возможности сунуться мордой в муравейник. Это присуще всем поголовно людям, просто в разной степени. Если есть грабли, на которые можно не наступать, или (читай «тем более, если») на которые наступать опасно, то человек в 75% случаев на них наступит, причем намеренно. С единственной идиотской целью посмотреть, что из этого выйдет. Это как у детей, которые разбирают новые игрушки на части, чтобы узнать, что скрывается там, внутри. Дети понимают, что им попадет от родителей, что они лишатся новой игрушки, но их это не останавливает. То же самое и со взрослыми людьми. Возможные последствия их не только не останавливают, напротив, именно в последствиях весь цимес. Это всегда глупо, всегда неблагоразумно, но, несмотря ни на что, связано с самыми прекрасными моментами жизни. Нормальный человеческий парадокс.
О «Кормах» ходили дурные слухи, а Лебрус, хотя и был педерастом, великолепно, просто сказочно хорошо стрелял и с браунингом управлялся лучше, чем я. Да и подраться был не дурак. Просто он не был генетически предрасположенным убийцей, и случалось, что выстрелить в человека становилось для него этической проблемой. Правда, с самой проблемой он разбирался позже, а для начала стрелял. И это хорошо. Иначе подобные мне остались бы без работы.
Ну, и раз уж я заговорил о Лебрусе, есть еще одна причина, почему мой напарник годился только на роль второстепенного героя, — его поразительная пассивность. Он мог бы горы свернуть, будь хоть немного менее ленив. Возможно, его пассивность в сексе тоже следствие лени. Но там у него были свои кнуты, а в работе его подгонял я.
Другими словами, мы были напарниками, вот и все. И в тот вечер в «Кормах» я бы предпочел оказаться вдвоем с Лебрусом. Я, разумеется, терпеть не могу быть рядом, когда он достает свой браунинг из-за резинки чулка. Сам этот процесс действует мне на нервы. Но все, что происходит потом, мне нравится. Лебрус никогда не промахивается. Да… Кстати, я пишу это без плотоядной улыбки на лице. Я просто констатирую факт: мне нравится видеть, как умирают люди. Я неделю это «нравится» на моральные и физиологические компоненты, мне просто нравится. Это психологическая патология, заложенная во мне на генетическом уровне. Бороться с ней бессмысленно, да и не хочется. Мне нравится быть таким.
— Отлично, я не сомневался в тебе, старый негодяй.
— Но потом ты отвезешь меня в «Троянского коня», — чуть капризным тоном объявил Лебрус.
— О'кей… — вздохнул я, — хотя мне не доставит удовольствия даже долю секунды наблюдать такое количество пидоров сразу.
— Не забывай, — пожал плечами Лебрус, — что и я пидор, как ты изволил выразиться…
— Одного пидора я еще могу кое-как вытерпеть, — ответил я, усмехнувшись, и вписал пикап в поворот на скорости 70 км/ч.
В районе метро «Тульская», у съезда на Третье транспортное кольцо я вынужден был сбросить скорость: две из трех полос занимали с десяток столкнувшихся автомобилей. Тут же стояли две желтые машины «скорой помощи» и только что вскрытый (кое-где еще можно было заметить следы неиспарившейся плацентной пены) контейнер милицейских маркеров. Я вгляделся, пытаясь увидеть пострадавших, но кроме нескольких пятен крови на асфальте ничего не заметил.
— Рейсеры, — прокомментировал Лебрус, и толстый столбик пепла, сбитый его ухоженным ногтем с французским маникюром, упал на коврик…
— Да, скорее всего, — согласился я, — но никто не погиб. Увы…
— Иногда мне просто страшно с тобой общаться, — усмехнулся Лебрус.
— Мне иногда тоже страшно с тобой общаться, — парировал я, выкручивая руль вправо и пуская пикап в объезд горы искореженного металла. — К примеру, этот твой «Троянский конь». Тебе не кажется, что когда клуб для сексуальных меньшинств носит такое название, все нормальные члены общества от него должны просто шарахаться?
— Ну, ты и ублюдок, — вздохнул Лебрус…
Я не стал отвечать, тем более что так оно и было, просто вдавил снова педаль газа и дал волю всем лошадиным силам, скрытым под крышкой капота. Наши отношения с Лебрусом сложились давным-давно. Если придется, я готов за него глотку перегрызть. И бывало, что грыз. А Лебрус как-то уложил с десяток человек, спасая меня. И между прочим, для него это далеко не просто так… А как мы общаемся — это наши проблемы, договорились? Просто не суйтесь в это, и все…
В районе Бережковской набережной мы соскочили с Третьего кольца и, значительно сбросив скорость, углубились в лабиринт дворов-колодцев досталинской застройки со всей их ампирной монументальностью.
Клуб «Корма» находился в одном из таких дворов в бывшем бомбоубежище, которое побывало и угольным складом, и обиталищем местных бомжей. Первый владелец клуба выкупил за какие-то смешные деньги несколько сотен метров неиспользовавшихся подземных коммуникаций, сделал еще меньшие финансовые вложения в ремонт (который свелся в основном к вывозу угля и продуктов жизнедеятельности бомжей), но потратил львиную долю выделенных инвесторами денег на грамотную PR-акцию. И уже в течение полутора лет окупил свои расходы и ушел в абсолютный плюс, приглашая в саундмены ведущих диджеев кислотного андеграунда. Нетрудно догадаться, что спустя еще несколько месяцев счастливчика нашли с простреленной головой. Я, помнится, видел фотографии, — приятное зрелище…
Что касается второго владельца клуба (у него, разумеется, было железное алиби на момент убийства партнера: он в это время находился далеко за чертой МКАДа), то он никогда и нигде не появлялся без сопровождения десятка угрюмых чернокожих бойцов из некогда славного охранного агентства «Кенийские Мганги». Но и это не спасло его от прямого попадания кумулятивного снаряда в лобовое стекло лимузина.
Ну, а что до нынешнего, третьего по счету владельца клуба «Корма», то о нем никто ничего не знал, его никто никогда не видел, а Лебрус — так и вообще предположил как-то, что его на самом деле не существует. В том смысле, что реальным владельцем является одна из государственных контор. Возможно, даже та, которая несколько лет назад оформила со мной и Лебрусом контракт, включив нас в штат легальных убийц. И это, надо заметить, было не так уж глупо, если учитывать, какие деньги приносил клуб «Корма». Почему бы солидной, всеми уважаемой организации не заполучить аварийный вариант жизнеобеспечения? Все возможно… Хотя я все-таки считаю, что клуб прибрала к рукам корпорация «РайМан». Просто потому, что за ней уже числились подобные дела.
Итак, мы мотались по этому старомосковскому лабиринту минут сорок, не меньше. Последний раз мне доводилось бывать в «Кормах» еще при первом владельце, и с тех пор прошло много лет. Лебрус же вообще не бывал тут никогда, поскольку интересовавшие его заведения находились в менее криминализированном центре города. Что касается бортового компьютера пикапа, то на него в этих колодцах не было никакой надежды: связь пропадала, прерываясь помехами, и на экране панельного монитора появлялось что угодно, кроме запрашиваемой информации. Когда я уже решил плюнуть на эту идею и вернуться сюда на следующий день с распечаткой подробной карты местности, мы неожиданно оказались перед шлагбаумом, перегораживающим выезд в одной из арок. Над шлагбаумом висел логотип клуба «Корма» — стилизованное изображение свиной морды.
— Похоже, мы на месте, — сказал Лебрус и провел ладонью по подолу юбки. Я услышал легкий щелчок и усмехнулся…
— Не боишься ногу прострелить?
— Я боюсь, что там, — Лебрус кивнул в сторону выезда из арки, — может не остаться времени снимать с предохранителя. Ты слышал что-нибудь об этом клубе, кроме того, что в нем играл некогда dj Сойер?
— Да, — кивнул я, сунул руку под мышку и снял «Папу Дуче» с предохранителя, — каждое утро сюда приезжает труповоз… Кроме вторника. Потому что в понедельник клуб закрыт… А еще тут начинал dj Шаман.
Пока я это говорил, в проеме арки показался монументальный силуэт охранника. Стало значительно темнее.
— Ты готов? — спросил я Лебруса.
— Да, только глаза подведу…
— Ах, ну да, ну да…
Охранник, белый громила головы на две выше меня ростом, вынужден был согнуться пополам, чтобы заглянуть в окно с моей стороны:
— Предъявите, пожалуйста, клубные карты. — Голос у громилы был под стать его внешности: низкий, хрипловатый и абсолютно лишенный интонаций.
— Вот черт, — ответил я, — с каких это пор в «Корма» стали пускать по клубным картам?
— С десяти вечера, — поморщив лоб, ответил охранник, и я решил, что не стоит задавать ему такие сложные вопросы.
— Ну, хорошо, а как можно приобрести карту?
— В клубе у распорядителя, — ответил охранник.
— Э-э… Понятно. А как попасть в клуб?
— Предъявите, пожалуйста, клубные карты, — уверенно ответил охранник, и лоб на этот раз не морщил.
— Так… — Я поднял руки, как бы приглашая охранника мыслить логически (напрасная попытка), — получается, чтобы купить карту, я должен попасть в клуб, но попасть в клуб можно только по карте?
— Да, — уже менее уверенно кивнул охранник, — с десяти часов вечера.
— Угу… А если мне нужно в клуб сейчас? — на всякий случай, но уже без особой надежды, уточнил я.
— Предъявите клубную карту, — заученно проговорил охранник.
Я молча завел мотор, выехал из арки, потом развернулся и начал выбираться из лабиринта дворов-колодцев.
— Стандартный тупица, — констатировал Лебрус, — не нервничай. Завтра у нас будет больше информации, и мы постараемся вернуться сюда До десяти часов вечера. Если, конечно, потребуется…
— Время — деньги, — вздохнул я.
— Ой, да ладно, — жеманно отмахнулся Лебрус, а я в очередной раз подумал, как он умудряется этими холеными руками держать браунинг, ломать челюсти, вырывать кадыки… — Прекрати гнать, напарник. Я тебя умоляю! Когда это тебя деньги интересовали? Просто ты давно никого не убивал, в этом причина. Тебе нужна кровь…
— Одно другому не мешает, — возразил я и добавил: — Ты не против, если я высажу тебя около станции метро?
— Ой, конечно против! Ты же обещал…
— Ладно, ладно, отвезу тебя к твоим дружкам…
Ночь была одновременно и светлая, и какая-то мутная, как голова после двух стаканов абсента… Я подумал, что если бы к этой темноте добавить немного зеленого оттенка, было бы в самый раз… Исключительно ради эстетики.
— А сам-то куда собираешься? — спросил Лебрус, доставая из сумочки очередную сигару.
— А что?
— Да я давно обещал ребятам показать своего напарника…
— Что?! — Машина вильнула, пересекла разделительную полосу и не сразу вернулась обратно. Хорошо, что на встречной никого не было.
— Да ладно, не переживай, никто не собирается покушаться на твою драгоценную задницу. Думаешь, мы собираемся только ради пары фрикций между ягодиц? Напрочь отрицаешь у геев право на элементарное общение?
— Вообще-то именно так я всегда и думал… Ты не обижайся, но знаешь, давай как-нибудь в другой раз. Сегодня я не готов к такому стрессу.
— Ну и дурак, — пожал плечами Лебрус, — опять напьешься в унылом одиночестве.
— Да. Намерен добавить этой ночи немного зеленого оттенка. Абсент сегодня — самое то.
— Ну-ну, — сказал Лебрус, — самое то, чтоб вскипятить мозги. Сам же говорил.
Он закурил, и больше мы в этот вечер не разговаривали. Я думал о зеленом, об абсенте, о «Кошке под дождем» и о том, что неплохо было бы посидеть в одиночестве под музыку странного «Cure», уничтожая мозг излюбленным напитком дядюшки Хэма… А о чем думал Лебрус, я не знаю. Мне было наплевать…
Домой я, конечно, не поехал. И вообще поступил как последняя мразь, ссадив Лебруса за квартал от «Троянского коня». Впрочем, тот не особенно возражал, только посоветовал мне не особенно накачиваться,
чтоб отойти хотя бы до десяти часов вечера. Я не очень уверенно пообещал.