Я смотрела, как двое мужчин обмениваются ненавидящими взглядами. Шалфей все так же был размером с куклу Барби, но гнев его больше не казался забавным. То, что он мог вызвать такое неприятие у моего улыбчивого Галена, слегка настораживало.
   – О'кей, мальчики, кончаем драку и играем мирно. – Они оба дружно повернулись и вытаращились на меня. А я-то всего лишь хотела снять напряжение... – Ладно, как хотите. Но что ты имел в виду – что, если ты умрешь, лекарство умрет вместе с тобой?
   Шалфей развернулся в воздухе, полускрестив руки на груди, как будто в полете он не мог скрестить их как положено.
   – Я имел в виду, принцесса, что королева Нисевин вложила дар в мое тело. Излечение твоего воина заключено в эту маленькую упаковку. – При этих словах он широко простер крылья и почти сумел поклониться прямо в воздухе.
   – Что это значит, Шалфей? – вмешался Дойл. – Что это точно значит, без уверток – только правда и вся правда?
   Эльф снова развернулся в воздухе – на этот раз лицом к Дойлу. Он мог бы просто посмотреть через плечо, но думаю, он хотел, чтобы Дойл знал, что на него смотрят.
   – Ты хочешь правду, Мрак, всю правду?
   – Да, – подтвердил Дойл густым басом, чуть ниже прежнего тона – не злым, но таким, от которого бледнели многие сидхе.
   Шалфей рассмеялся, и его радостный звенящий смех едва не вызвал у меня ответную улыбку. Он потрясающе владел гламором, лучше, чем я вообще ожидала от эльфа-крошки.
   – Ох, ты разозлишься куда больше, когда услышишь, что сделала моя обожаемая королева.
   – Так скажи нам об этом, Шалфей. Хватит играть у нас на нервах, – вмешалась я.
   Он повернулся ко мне, подлетев так близко, что крылья едва не гладили мое лицо.
   – Скажи "пожалуйста", – вызывающе заявил он.
   Гален весь напрягся, и Рис положил руку на кобуру. Похоже, не только я не полагалась на выдержку Галена в присутствии эльфов-крошек.
   – Пожалуйста, – попросила я. У меня много недостатков, но ложная гордость в их списке не значится. Мне ничего не стоило быть вежливой с этим человечком.
   Он улыбнулся, явно довольный.
   – Ну, если ты так мило просишь... – Он ухватил свое крошечное достоинство сквозь тончайшую ткань юбочки. – Лекарство находится здесь, куда его поместила королева Нисевин.
   Я почувствовала, что мои глаза лезут на лоб.
   – Каким образом Мередит сможет его получить? – спросил Дойл абсолютно лишенным эмоций голосом.
   Шалфей улыбнулся... Даже на личике размером с мизинец я могу распознать злобную ухмылку, когда ее вижу.
   – Таким же, каким мне его дала королева.
   – Нисевин запрещено соитие с кем-либо, кроме ее мужа, – удивился Дойл.
   – Ах, исключения бывают в каждом правиле. Ты это должен знать, Мрак, получше многих других.
   Кажется, Дойл покраснел, хотя с его цветом кожи сказать что-то определенное трудно.
   – Если королева Андаис узнает, что Нисевин нарушила брачные клятвы, это плохо обернется для твоей королевы.
   – Феи-крошки никогда не подчинялись этим правилам, пока Андаис не позавидовала детям Нисевин. Трое детей у нее, трое чистокровных фей-крошек. Только одному из них Пол приходится отцом, но Андаис решила, что он станет постоянной парой моей королеве. Андаис завидует Нисевин из-за детей, и всем дворам это известно.
   – Прежде чем говорить такое, я бы хорошо подумал, при ком говорю, – сказал Рис. В его голосе не было вызова, просто констатация.
   Шалфей отмахнулся тонкой ручкой.
   – Вам нужно лекарство для зеленого рыцаря. Единственное лекарство – здесь. Нисевин пришлось возлечь со мной, чтобы наложить чары. Андаис согласилась, что зеленый рыцарь должен быть исцелен любой ценой.
   Я покачала головой.
   – Нет-нет, никакого соития, только не с тобой.
   Шалфей подлетел повыше.
   – Значит, твой рыцарь останется евнухом.
   Я снова покачала головой:
   – Посмотрим. – Я чувствовала первые признаки гнева. Я не часто злюсь. При дворах злость – это роскошь, которую могут себе позволить только самые могущественные. Я таким могуществом прежде не обладала. Может, и сейчас не обладаю, но мы это проверим.
   – Дойл, свяжись с королевой Нисевин. Нам нужно побеседовать. – Гнев испарился из моего голоса.
   Шалфей подлетел так близко, что ветер от его крыльев овевал мое лицо.
   – Иного способа нет, принцесса. Лекарство от этого проклятия было дано и не может быть дано дважды.
   Я одарила его выразительным взглядом.
   – Я не закуска для любого желающего, человечек. Я – Принцесса Плоти и наследница Неблагого трона. И не буду вести себя как шлюха по прихоти Нисевин.
   – Только по прихоти Андаис, – съязвил Шалфей.
   Я шагнула вперед, едва не решившись его шлепнуть, но я боялась не рассчитать удар, а ударить слишком сильно я не хотела. Не в сердцах, не случайно. Нет, если я прибью Шалфея – то только намеренно.
   – Дойл, свяжись с Нисевин. Сейчас же.
   Он не спорил, просто вышел в спальню. Я пошла за ним следом, а за мной потянулись остальные. Шалфей трещал без умолку.
   – Что ты станешь делать, принцесса? Что вы можете сделать? Неужели единственная ночь со мной – такая уж высокая цена за возвращенное мужество твоего зеленого рыцаря?
   Я не обращала внимания.
   Когда я вошла в спальню, Нисевин уже показалась в зеркале. Сегодня она была в черном платье, совершенно прозрачном, так что ее бледное тело светилось сквозь темную ткань. Черные блестки там и тут мерцали на вороте и на рукавах. Белые волосы свободно спадали вниз. Они доходили едва ли не до щиколоток, но были такими тонкими и выглядели так странно, словно это были вовсе и не волосы. Единственное сравнение, пришедшее мне на ум, – паутинки, развевающиеся на ветру. Светлые крылья обрамляли ее белой декорацией. Три ее фрейлины стояли за троном, но одеты были все только в коротенькие шелковые халатики, словно их подняли с постелей. Халатики, как прежде платья, соответствовали цвету крыльев: розово-алый, нарциссово-желтый и ирисно-лиловый. Распущенные волосы выглядели спутанными после сна, как и должны выглядеть волосы в таком случае.
   Белая мышь в драгоценном ошейнике снова сидела у ее ног. То, что Нисевин не надела ни короны, ни украшений, ясно говорило о том, как она торопилась ответить на наш вызов.
   – Чем я заслужила столь неожиданную честь, принцесса Мередит? – несколько раздраженно поинтересовалась она. Похоже, мы подняли из постелей весь ее двор.
   – Королева Нисевин, ты обещала мне лекарство для Га-лена, если я накормлю твоего слугу. Я выполнила свою часть сделки, но ты не выполнила свою.
   Он села прямее, скрестив лодыжки и положив руки на колени.
   – Шалфей не дал тебе лекарство? – Она казалась по-настоящему удивленной.
   – Нет, – сказала я.
   Взгляд маленькой королевы оторвался от моего лица и нашел человечка, который уселся в ее поле зрения – на край комода.
   – В чем дело, Шалфей?
   – Она отвергла лекарство, – ответил он и развел руками, будто говоря: я сделал все, что мог.
   Нисевин вернулась ко мне.
   – Это правда?
   – Ты действительно ждала, что я пущу его в свою постель?
   – Он чудесный любовник, принцесса.
   – Для вашего роста – может быть. Но для моего это выглядит немного смешно.
   – Не на что глянуть, я бы сказал, – внес свою лепту Рис.
   Я метнула на него тяжелый взгляд. Он пожал плечами, почти извиняясь, и снова повернулся к зеркалу.
   – Если единственная проблема – рост, то делу можно помочь, – заявила Нисевин.
   – Ваше величество! – взвился Шалфей. – Я не думаю, что это разумно. Торжественную клятву не раскрывать наш секрет дала только Мередит!
   – Ну так пусть они все поклянутся.
   Я покачала головой.
   – Мы не станем клясться. Если ты сейчас же не дашь мне лекарство для моего рыцаря, я назову тебя клятвопреступницей. У клятвопреступников не бывает долгого политического века среди фейри.
   – Лекарство перед тобой, принцесса. Не моя вина, что не хочешь его взять.
   Я шагнула к зеркалу.
   – Секс дороже ценится, чем донорство, и ты это отлично знаешь, Нисевин.
   Ее личико, кажется, заострилось еще больше, светлые глаза заискрились от гнева.
   – Ты забываешься, Мередит, опуская мой титул.
   – Нет, это ты забываешься, Нисевин. Ты сохраняешь свой титул только по милости Андаис, и тебе это известно. Я провозглашу тебя клятвопреступницей перед лицом моей тети, если лекарство для Галена не будет доставлено тотчас же.
   – Я не позволю гневу свернуть меня с пути, как бы ты меня ни дразнила, Мередит, – сверкнула глазами Нисевин. – Объяви себя, Шалфей.
   – Моя королева, вряд ли это разумно...
   – Я не прошу совета, я приказываю. – Она наклонилась вперед. – Сейчас же, Шалфей.
   Чтобы различить угрозу в последней фразе, переводчик не требовался.
   Шалфей захлопнул крылья и соскользнул с края комода, не пытаясь взлететь – словно намеревался разбиться насмерть, – вот только он не упал.
   Он вырос.
   Он вдруг стал высоким – почти с меня ростом, четыре фута и восемь-девять дюймов. Крылья, прелестные, пока были маленькими, напоминали сейчас узорное стекло, произведение искусного ремесленника, надетое на спину. Под кожей цвета сливочного масла проступили мускулы, и когда он обернулся ко мне через плечо, я увидела миндалевидные черные глаза и полные алые губы. Было что-то ужасающе чувственное в том, как он стоял, заполняя крыльями чуть не треть комнаты.
   – Разве он не прекрасен, Мередит? – с тоскливым вожделением спросила Нисевин.
   Я вздохнула.
   – Он – отрада для глаз, но секс с ним теперешним должен стоить еще дороже, ибо тот, кто подарит мне ребенка, станет королем. – Мне пришлось отступить на шаг в сторону, чтобы крылья не закрывали обзор. – Это что, заявка на Неблагой трон? В этом твоя цель, Нисевин? Никогда бы не подумала, что ты настолько честолюбива.
   – Я не посягаю на трон, – сказала она.
   – Лгунья и клятвопреступница, – проговорил Дойл. Он так и не выходил из ее поля зрения, словно хотел, чтобы она накрепко запомнила, что он – на моей стороне.
   Она бросила на него мрачный и очень неприязненный взгляд.
   – Веди себя как подобает, Мрак.
   – Дай Мередит лекарство, как ты клятвенно обещала.
   – Королева Андаис сказала, что зеленый рыцарь должен быть вылечен любой ценой.
   Дойл покачал головой.
   – Такой цены она и вообразить не могла. Всегда ходили слухи о том, что кое-кто из эльфов-крошек может вырасти до нормального размера, но то были только слухи, сказки... ничего достоверного. Королеве стало бы дурно от одной мысли о короле из эльфов-крошек, особенно таком, кто наверняка станет твоей марионеткой.
   Она зашипела в ответ и в этот миг показалась необычайно чуждой, как будто, если б я подумала хорошенько, я догадалась бы о ее истинной сущности, и эта сущность была совсем не человеческой. Белая мышь попятилась, словно боялась, что Нисевин сорвет на ней злость.
   – Ты можешь выбрать, королева Нисевин, – предложила я. – Либо ты даешь мне лекарство для Галена, как ты поклялась, либо я рассказываю королеве Андаис о твоем заговоре.
   Нисевин посмотрела на меня, сузив глаза.
   – Если я дам тебе лекарство, ты ничего не расскажешь Андаис?
   – Мы – союзники, королева Нисевин. Союзники защищают друг друга.
   – Я не соглашусь на полноценный союз в обмен на еженедельную трапезу из твоей крови. Займись любовью с Шалфеем, и я стану твоей союзницей.
   – Дай мне лекарство для Галена, бери свою кровавую жертву раз в неделю, будь моей союзницей – или я скажу тете Андаис, что ты пыталась проделать.
   Гнев в лице Нисевин сменился страхом.
   – Если б я не заставила Шалфея раскрыть наш секрет, тебе нечем было бы меня шантажировать.
   – Может, так. А может, хватило бы и зернышка, чтобы выросло дерево.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Отец Галена был пикси, а пикси ростом немногим больше Шалфея в его обычной форме. Бывали и более экзотические браки. Полагаю, Андаис расценила бы твое требование позволить кому-то из твоих мужчин меня трахнуть как недопустимое нарушение доверия.
   Она плюнула со злости, и мышь уползла куда-то в сторону на полусогнутых, даже фрейлины невольно попятились.
   – Доверие! Что знают о доверии сидхе?
   – Примерно столько же, сколько феи-крошки, – парировала я.
   Она ответила мне по-настоящему злобным взглядом, но я ждала чего-то в этом роде. Я мило улыбнулась ей поверх крыльев Шалфея.
   – Я просила о союзе, с тем чтобы ты и твои подданные собирали для меня информацию. – Я смерила взглядом Шалфея, почти с меня ростом. – Но вот свидетельство того, что у вас есть и другие таланты. Ваши мечи – нечто большее, чем пчелиные жала.
   Она дернулась в кресле, выдавая свое беспокойство.
   – Не понимаю, о чем ты говоришь, принцесса Мередит.
   – Думаю, понимаешь. Я по-прежнему хочу союза, но ваш вклад в общее дело не ограничится шпионажем.
   – К чему? Ну, возьмешь ты Шалфея, будет у тебя одним воином больше. В твоем войске немало других мечей, и большего размера.
   Я тронула Шалфея за плечо, и он дернулся, словно я причинила ему боль. Я прижалась к его спине – он напрягся.
   – Твоя королева говорит правду, Шалфей? Твой меч так мал? – Я не отрывала взгляда от Нисевин.
   Она посмотрела на меня очень зло.
   – Я не это имела в виду, ты это отлично понимаешь!
   – Разве? – спросила я, погладив Шалфея по руке. Он вздрогнул, и я успела заметить гримасу ревности, пробежавшую по лицу маленькой королевы.
   – Ох, Нисевин, нельзя отдавать другим то, что считаешь самым драгоценным.
   На ее личике застыла злобная гримаса.
   – Не знаю, о чем ты.
   Я коснулась волос Шалфея, мягких как шелк или как птичий пух, мягче любых волос, которых мне случалось касаться.
   – Нельзя предлагать другому сокровище, потерю которого ты не перенесешь.
   Она встряхнула головой.
   – Я не понимаю тебя, принцесса.
   – Ну, упрямься дальше. Только знай: я предлагаю тебе союз, истинный союз, в обмен на жертву крови раз в неделю. Ты прекратишь шпионить для Кела и его людей.
   – Принц Кел в заточении, принцесса, но Сиобхан на свободе, а она для многих страшнее своего хозяина.
   Я отметила формулировку.
   – Для многих, но не для тебя.
   Нисевин наклонила голову.
   – Безумие Кела пугает меня более, чем безжалостность Сиобхан. С безжалостными можно иметь дело, но безумец способен пустить прахом все планы и расчеты.
   Я кивнула.
   – Твоя мудрость несомненна, королева Нисевин.
   – За шанс, что один из моих мужчин станет королем Неблагого Двора, я рискнула бы всем, но за одну лишь кровь... Я обдумаю это.
   – Ну нет! Союз немедленно, или королева узнает о твоих амбициях.
   Взгляд Нисевин был полон чистым ядом.
   – Я расскажу ей, Нисевин, не сомневайся. Союз, или ответишь перед Андаис.
   – В таком случае у меня не осталось выбора, – сказала она.
   – Да, – подтвердила я.
   – Тогда союз. Только боюсь, что мы обе о нем пожалеем.
   – Возможно, – согласилась я. – Но сейчас – лекарство для Галена, и закончим дела на сегодня.
   Нисевин перенесла внимание на Шалфея.
   – Дай принцессе лекарство, Шалфей.
   Он нахмурился.
   – Но как, моя королева, если мне не позволено отдать его так, как я его получил?
   – Хоть я и дала его тебе в более нежной близости, нужно лишь, чтобы часть твоего тела вошла внутрь ее тела.
   – Никакого секса, – напомнила я.
   Она изобразила мученическую гримасу.
   – Поцелуй, Мередит. Один поцелуй – и можешь не получать от него удовольствия, если тебе так хочется.
   Мне пришлось подвинуться, чтобы Дойл и Шалфей смогли поменяться местами. Крылья полностью занимали пространство между комодом и кроватью. Когда Шалфей сумел развернуться, я шагнула обратно. Крылья над его плечами смотрелись верхушкой золотого, украшенного самоцветами сердца. Волосы были всего на тон желтее, чем мягкий цвет его кожи. Он казался почти неправдоподобным в своей прелести, если бы не глаза. Эти черные глаза сверкали не гневом, а настоящим злом. Я невольно припомнила, что он – всего лишь увеличенная копия созданий, которые пировали на теле Галена.
   – Никаких укусов и никакой крови, – добавила я.
   Он рассмеялся, блеснув зубами – чуточку слишком острыми для моего душевного комфорта.
   – Глупая торговля для принцессы сидхе.
   – Я не хочу, чтобы оставалось место для недоразумений, Шалфей. Я хочу, чтобы все было предельно ясно.
   Нисевин из зеркала заверила:
   – Он не причинит тебе вреда, принцесса.
   Шалфей взглянул на нее через плечо.
   – Немножко крови – отличная приправа к поцелую.
   – Для нас, может быть, но ты должен поступить именно так, как предписывает принцесса. Если она не хочет крови, пусть так и будет.
   – С чего нам слушать принцессу сидхе?
   – Ты слушаешь не принцессу, Шалфей, ты слушаешь меня. – Под ее взглядом злоба в его глазах заметно потускнела.
   Плечи его слегка ссутулились, крылья обвисли, задев комод.
   – Будет так, как мне велит моя королева. – Голос был недовольным.
   – Я обещаю, что он не причинит тебе вреда этим поцелуем, – сказала Нисевин.
   Я кивнула:
   – Я верю обещанию королевы.
   Шалфей пристально на меня посмотрел.
   – Но не моему.
   – Мое слово – это твое слово, – угрожающе прошипела Нисевин.
   Выражение лица Шалфея было таким злобным, что увидь его Нисевин – вряд ли бы она обрадовалась. Но Шалфей стоял к ней спиной, и всего на миг в его глазах мелькнуло что-то близкое к скорби, что-то, я бы сказала, почти человеческое. Выражение это тут же исчезло, но единственный короткий миг дал мне немало пищи для размышлений. Может быть, маленький двор Нисевин был немногим счастливее, чем двор Андаис.
   Я взяла лицо Шалфея в ладони – не из романтических побуждений, а просто ради контроля. Его кожа была неправдоподобно тонкой, младенчески мягкой. Я никогда прежде не прикасалась так к эльфам-крошкам – по той простой причине, что для таких касаний у них маловато поверхности. Я наклонилась к нему, а он так и остался стоять, свесив руки вдоль тела. Он ждал, чтобы я закончила дело.
   Я повернула голову чуть набок и замешкалась, почти касаясь губами его губ. Они были краснее, чем должны бы. Я подумала, будут ли они необычными на ощупь, как и его кожа, а потом наши губы соприкоснулись, и я получила ответ. Это были просто губы, но мягкие и гладкие как шелк, как атлас, роскошные, как сочный плод.
   Ощущение было интересным, но магии в нем не было. Я отвела голову назад, по-прежнему сжимая его лицо в ладонях. Я посмотрела в зеркало на Нисевин.
   – Чар не было, никакого лекарства.
   – Его тело проникло в твое? – спросила она.
   – Ты имеешь в виду язык?
   – Да, раз уж ты решительно отказываешься от всего другого.
   – Нет, – ответила я.
   – Поцелуй ее, Шалфей, поцелуй ее как следует, пора уже заканчивать со всем этим!
   Он тяжело вздохнул, я ощутила руками движение его тела.
   – Как велит моя королева.
   Он скользнул руками по моему телу, притягивая меня к себе. Я оказалась слишком близко, чтобы по-прежнему держать его лицо в ладонях, но, заведя руки ему за спину, я наткнулась на крылья и не могла сообразить, что же делать с руками дальше.
   – Ниже, туда, где крылья прикрепляются к спине, – сказал он, будто поняв, в чем дело. Может, он сталкивался с такой проблемой, встречаясь с бескрылыми.
   Я опустила руки вдоль его спины к основаниям крыльев. Спина на ощупь казалась совершенно обычной, если не считать исключительной нежности кожи. Разве крылья не требовали дополнительной мускулатуры?
   Он гладил мне спину, наклоняясь все ближе и ближе. Мы поцеловались, и на этот раз поцелуй был взаимным, нежным вначале, но потом его руки сжали мое тело, и он вонзился в мой рот. Казалось, что его язык, его губы превратились в чистый жар. Жар наполнил мой рот, рванулся по горлу, рекой потек по всему телу до самых кончиков пальцев, пока я не переполнилась им, так что кожа едва не загорелась.
   В чувство меня привел голос Нисевин:
   – Вот тебе твое лекарство, принцесса. Дай его зеленому рыцарю, пока оно еще горячо.
   Мы с Шалфеем с трудом разорвали объятия – тела будто сопротивлялись. Руки еще скользили по рукам, когда я повернулась в поисках Галена. Гален шагнул к нам.
   Я потянулась к нему, провела жаркими ладонями по его плечам, и даже сквозь рубашку я чувствовала его кожу, чувствовала, как течет по нему тепло. Он дышал быстро и тяжело еще до того, как наклонился для поцелуя.
   Наши губы встретились, и жар обрадовался Галену, словно только его и ждал. Рты запечатали друг друга, чтобы ни капельки тепла не пролилось. Губы, языки, даже зубы словно пили друг друга. Жар наполнял мой рот, как жидкость. Я чувствовала его теплую сладкую густоту, похожую на теплый мед, теплый сироп, лившийся из меня в Галена. Он пил жар из моего рта, пил струящуюся магию.
   Он вытянул из меня этот жар, вынул магию своими губами, руками, всем телом. Магический жар подпитывался жаром иного рода, и, тихо всхлипнув, я попыталась запрыгнуть на него, обхватив ногами его талию. Он вскрикнул, когда я коснулась его паха, и не от удовольствия.
   Он быстро поставил меня на пол, едва ли не оттолкнув прочь. Задыхаясь, прошептал:
   – Я не исцелен.
   – Ты исцелишься два дня спустя, к закату или даже раньше, – сказала Нисевин.
   Я все еще нетвердо стояла на ногах, дыхание никак не удавалось выровнять. От грохота пульса в ушах я почти оглохла, так что положилась на здравомыслие Дойла.
   – Дай нам слово, королева Нисевин, что Гален исцелится спустя два дня от нынешнего.
   – Даю, – сказала она.
   Дойл кивнул:
   – Мы благодарим тебя.
   – Не благодари, Мрак, не благодари.
   С этими словами она исчезла, и зеркало снова стало только зеркалом.
   Гален тяжело опустился на край постели. Он все еще пытался привести дыхание в норму, и все же он мне улыбнулся.
   – Через два дня.
   Я хотела коснуться его лица, но руки тряслись так сильно, что я промахнулась. Он схватил мою ладонь и приложил ее к своей щеке.
   – Два дня, – выдохнула я.
   Он кивнул, улыбаясь, прижимая к щеке мою ладонь. Но я улыбнуться в ответ не смогла: я видела лицо Холода. Надменное, злое, ревнивое. Он, видимо, заметил мой взгляд и отвернулся. Холод прятал лицо, потому что вряд ли мог контролировать его выражение. Он ревновал к Галену.
   Мало приятного.

Глава 31

   Нынешняя ночь принадлежала Холоду, и похоже, он решил заставить меня забыть всех остальных. Я ласкала его живот, когда из пустого зеркала, будто в дурном сне, раздался голос Андаис:
   – Никто не смог бы запретить мне видеть то, что я хочу, кроме моего собственного Мрака. У вас есть минута, а потом я расчищу себе обзор.
   Мы застыли на месте, потом разом вскочили на ноги, запутались в простынях и чуть не шлепнулись. Холод сказал:
   – Моя королева, Дойла здесь нет. Мы приведем его тут же, если ты согласишься чуть подождать.
   Она произвела низкий звук, что-то вроде рычания.
   – Мое терпение сегодня почти кончилось, мой Убийственный Холод. Я дам вам две минуты, чтобы найти Дойла и очистить зеркало, а не успеете – я сделаю это за вас.
   – Мы поспешим, моя королева.
   Я уже была на пороге.
   – Дойл, королева в зеркале, быстрее! Она хочет видеть тебя.
   Мой голос, наверное, передал все, что я чувствовала, потому что Дойл скатился с дивана – без рубашки, в одних джинсах. Он влетел в комнату, вытягивая руку вперед, как раз когда Холод умолял всего об одной лишней минутке.
   Я забралась на постель – это был простейший способ освободить мужчинам место перед зеркалом. Дойл дотронулся до зеркала, стекло ярко вспыхнуло и тут же прояснилось. В зеркале возникла картина. Я не много могла из нее увидеть за широкими спинами двоих мужчин, а то, что я разглядела, тут же заставило порадоваться, что всего зрелища я лишена.
   Там было мерцание факелов, темные каменные стены и тонкий, безнадежный вой – будто тот, кто издавал эти звуки, уже разучился кричать и все слова забыл, забыл вообще все, и остался только этот отчаянный полустон-полувой. Когда я была маленькой, я всегда думала, что привидения должны выть так же, как узники Зала Смертности. Как ни странно, привидения таких звуков не издают. По крайней мере те, которые мне встречались.
   – Как ты посмел закрыть мне дорогу, Дойл, как ты посмел?!
   – Это я просила Дойла перекрыть обзор из зеркала, – подала я голос из-за мужских спин.
   – Я слышу нашу маленькую принцессу, но не вижу ее. Если уж ссориться, то лицом к лицу. – Гнев переливался в ее голосе, как перехлестывает кипящая жидкость через края переполненной чаши.
   Мужчины расступились, и я предстала перед королевой как была – на коленях в постели, в ворохе простыней и подушек. Андаис тоже возникла в поле моего зрения. Она стояла посреди Зала Смертности, как я и догадывалась. Зеркало в комнате пыток было установлено так, что ни одно из приспособлений в обзор не попадало, но Андаис как следует постаралась, чтобы ужас наводил сам ее облик.
   Она была покрыта кровью, будто кто-то окатил ее этой жидкостью из ведра. К лицу присохли кусочки плоти, и волосы сбоку запеклись от крови и чего-то более плотного. Я таращилась на нее почти целую минуту, пока поняла, что на ней ничего, кроме крови, и не было. Она была настолько покрыта кровью и ошметками мяса, что поначалу было и не разглядеть, что она голая.