Я спустилась по ступенькам к дивану. Китто хвостиком плелся за мной. Я обернулась к остальным:
   – Ну, мальчики, давайте усядемся и сделаем вид, что нравимся друг другу. – Я прошла футов семь от края дивана, пригладила юбку и села, обложившись бежевенькими и золотистыми подушками.
   Китто свернулся калачиком у моих ног, хотя, видит Богиня, места на диване хватило бы всем. Я ничего ему не сказала, потому что даже сквозь темные очки видела, как он нервничает. Огромная белая гостиная, похоже, пробудила его агорафобию. Он прижался к моим ногам, обвив их рукой будто любимого плюшевого мишку.
   Мужчины все торчали в проеме арки, меряя друг друга взглядами.
   – Присядем, господа, – повторила я приглашение.
   – Хороший телохранитель на работе не расслабляется, – заявил Этан.
   – Вам известно, что мы не представляем опасности для миз Рид, Этан. Не знаю, от кого вы ее охраняете, но не от нас.
   – Они могут прикидываться овечками для репортеров, но я знаю, кто они такие, Мередит!
   – И кто же? – Низкий голос Дойла раскатился по комнате и эхом отдался в арке. Этан буквально подпрыгнул.
   Мне пришлось отвернуться, чтобы спрятать улыбку.
   – Неблагие! – выплюнул Этан.
   Я снова повернулась к ним. Дойл стоял лицом к Этану и спиной ко мне. Не знаю, что он чувствовал, и наверное, не догадалась бы, даже глядя ему в лицо. Дойл умел хранить непроницаемость лучше всех, кого я знала. Холод, стоявший ближе к незнакомому мне охраннику, имел обычный для двора надменный вид. Даже этот новый охранник оставался внешне спокойным, хотя уголок глаза у него нервно подергивался. Но Этан... У Этана руки тряслись от ярости. Он смотрел на Дойла с откровенной ненавистью.
   – Да ты ревнуешь, Этан. Тебе не по вкусу, что большинство настоящих звезд предпочитают тебе воинов-сидхе.
   – Вы их околдовали!
   – Лично я? – Я удивленно подняла бровь.
   Он со злостью кивнул в сторону двух воинов. Наверное, он бы и рукой махнул, если б не опасался реакции Дойла.
   – Они!
   – Этан, Этан... – прозвучал с упреком мужской голос с другой стороны гостиной. – Я же говорил тебе, что все это неправда.
   С первого взгляда я определила только, что это один из братьев Харт. Он успел спуститься по ступенькам, пока я вычислила, что это Джулиан. Джулиан и Джордон – идентичные близнецы, двойняшки, шатены с волосами, очень коротко постриженными по бокам и только чуточку длинней на макушке, где они уложены гелем в иголочки. Очень круто, очень модерново. Оба брата были шести футов ростом и достаточно хороши, чтобы работать моделями. Моделями они и были лет в двадцать, недолго, пока не поднакопили деньжат, чтобы открыть детективное агентство. Джулиан был одет в бордовый атласный пиджак и пару менее эпатажных, но отлично сшитых бордово-коричневых брюк в тончайшую полоску. Сияющие черные мокасины он носил на босу ногу, так что временами мелькали загорелые щиколотки, пока он грациозно скользил ко мне через комнату. Глаза он прятал за очками с тонированными желтыми стеклами, которые на любом другом дисгармонировали бы с одеждой, но на Джулиане смотрелись вполне к месту.
   Я поднялась было ему навстречу, но он поспешно сказал:
   – Нет-нет, моя милая Мерри, сиди, я сейчас подойду.
   Он обогнул диван, стрельнув глазами на четырех мужчин, застывших под аркой.
   – Этан, дорогой мой, я тебе говорил и опять повторяю, что воины сидхе не делают ничегошеньки, чтобы перехватить наш бизнес. Просто они экзотичней и красивей любого нашего сотрудника.
   Он подхватил мою руку, запечатлел на ней небрежный поцелуй и грациозно шлепнулся рядом со мной, приобняв меня за плечи, будто подружку.
   – Ты же знаешь, что такое Голливуд, Этан, – бросил он через плечо. – Любой звездочке, которую охраняют сидхе, гарантировано внимание прессы. Кое-кто нарочно на себя покушения устраивает, лишь бы иметь повод обзавестись такой охраной.
   – Могу подтвердить на собственном опыте, – заметил Холод. Стоявший рядом с ним охранник дернулся. Что же понарассказывал им о неблагих Этан?
   – Ох, кто же откажется от вашей компании, Холод? – промурлыкал Джулиан. Холод ответил ему тяжелым взглядом серых глаз.
   Джулиан рассмеялся и обнял меня покрепче.
   – Ты счастливейшая из девушек, Мерри. Поделиться точно не хочешь?
   – А как поживает Адам?
   Джулиан хихикнул.
   – Адам – пр-росто чудесно. – И рассмеялся снова.
   Адам Кейн приходился старшим братом Этану и любовником – Джулиану. Они были парой уже лет пять. В своей компании, где не приходилось опасаться враждебной реакции окружающих, они до сих пор вели себя как новобрачные.
   Джулиан помахал рукой в воздухе.
   – Идите к нам, господа, присядем.
   Я оглянулась через плечо. Никто не двинулся с места.
   – Дойл и Холод не сядут, пока этого не сделают Этан и его напарник.
   Джулиан повернулся ко всей компании.
   – Фрэнк, – сказал он. – Это наш самый молодой сотрудник.
   Парень был долговязый, неуклюжий и совсем зеленый – молоко на губах не обсохло. Имя ему не шло. Его должны бы звать Коди или, может, Джош.
   – Приятно познакомиться, Фрэнк, – улыбнулась я.
   Фрэнк переводил взгляд с меня на хмурого Этана; наконец он отважился на короткий кивок. Похоже, он сомневался, что дружелюбие к нам повысит его шансы удержаться на работе.
   – Этан, – произнес Джулиан, – все старшие партнеры в курсе твоих взглядов на воинов-сидхе. Ты в меньшинстве. – Игривость из его голоса исчезла, он говорил серьезно и весомо, и чувствовалось еще что-то, весьма похожее на угрозу.
   Мне стало интересно, чем же он мог угрожать Этану. Этан Кейн был одним из учредителей фирмы. Можно ли уволить совладельца фирмы?
   – Сядь, Этан.
   Такого командного тона я раньше от Джулиана не слышала. Я даже задумалась на секунду, не перепутала ли я близнецов. Джордон чаще упирал на силу, в то время как Джулиан был склонен к шутливой дипломатии. Я посмотрела на него внимательней. Нет, ямочка в углу рта чуть глубже, щеки чуть менее впалые. Джулиан. Что же произошло за кулисами в агентстве Кейна и Харта, что в голосе Джулиана появилась такая твердость?
   Ну, что бы там ни случилось, это было достаточно важно, потому что Этан пошел к ступенькам, и Фрэнк потянулся за ним. Дойл и Холод пару секунд смотрели им в спины, а потом пошли следом. Этан сел на противоположный от меня угол дивана. Фрэнк примостился неподалеку от него с таким видом, будто сомневался, что это ему разрешено.
   Дойл сел рядом со мной, по другую сторону от Джулиана. При этом он весьма выразительно оттер Холода, пробормотав: "Мередит нужно сосредоточиться". Я вдруг сообразила, что он уже какое-то время называет меня по имени. Обычно я была для него "принцесса" или "принцесса Мередит", хотя в нашу первую встречу в Лос-Анджелесе он звал меня по имени. Установив между нами дистанцию, он придерживался ее и в манере разговора.
   Холод таким распределением мест остался явно недоволен, хотя не думаю, что кто-то, кроме нас, это заметил. Его едва уловимое напряжение в плечах говорило многое только тому, кто знал, какую книгу читает. Я потратила немало времени, учась читать эту книгу. Дойл улавливал настроение своих людей, как всякий хороший лидер. Китто мог ничего не понять, но никто не знал, что на самом деле замечает маленький гоблин.
   Джулиан по-прежнему сидел вплотную ко мне, поближе, чем Дойл, хотя и подвинул руку, чтобы дать место стражу. Рука при этом легла на спинку дивана, касаясь спины Дойла.
   Я точно знала, что Джулиан любит Адама, но понимала, что он не вполне шутил, когда предлагал мне поделиться моими мужчинами. Может, у них с Адамом было соглашение на этот счет, а может, перед сидхе просто никто не может устоять. Не знаю.
   Поза Джулиана стала менее вольной, он напрягся, словно стараясь не слишком двигать рукой. Прикосновение Дойл терпел, но вряд ли его терпения хватило бы на большее. Дойл реагировал на заигрывания мужчин так же холодно, как и на заигрывания женщин. Тысяча лет вынужденного целибата заставила Дойла, как и многих других стражей, выработать необычное для фейри отношение к рутинным прикосновениям. Если нельзя пойти до конца, флирт превращается едва ли не в пытку. У Риса, как и у Галена, правила были другие – они оба предпочитали хоть что-то ничему.
   Этан на глазах мрачнел, глядя на стражей. Потом его взгляд упал на Китто, и он не смог скрыть отвращения.
   – В чем дело, Этан? – спросила я. Он моргнул и взглянул на меня.
   – Просто не люблю монстров, даже красивых на вид.
   Джулиан снял руку со спинки дивана и наклонился вперед, к Этану.
   – Мне что, отослать тебя домой?
   – Ты мне не отец... и не брат.
   Последнее слово прозвучало очень эмоционально. Этану не нравятся отношения между его братом и их партнером?
   Джулиан сел чуть прямее и склонил голову набок, будто рассматривая что-то новое и неопознанное.
   – Не стоит предавать гласности наши внутренние дела даже при самых очаровательных слушателях. Но если тебе трудно выполнять нынешнее задание, я позвоню Адаму, и вы можете сменить друг друга. Он с Мередит общается без проблем.
   – Он много с кем общается без проблем, – бросил Этан. Теперь его ненависть к Джулиану была очевидна.
   – Я звоню Адаму и говорю, что ты едешь к нему. – Джулиан достал из внутреннего кармана пиджака маленький сотовый телефон.
   – На этом задании я главный, Джулиан. Ты здесь только на случай нужды в магической поддержке.
   Джулиан вздохнул, пристально глядя на мобильник в ладони.
   – Если ты главный, Этан, так веди себя как положено начальнику. Потому что ты только что поставил себя в неловкое положение перед этими добрыми людьми.
   – Людьми?! – взвился Этан. Наверное, стоя он чувствовал хоть какое-то преимущество. – Это – не люди, это – нелюди!
   Мелодичный голос прозвенел за спиной Этана:
   – Ну, если таковы ваши чувства, мистер Кейн, я, видимо, напрасно обратилась в ваше агентство.
   В коридоре, на краю сливочного моря, стояла Мэви Рид. И вид у нее был весьма недовольный.

Глава 9

   Мэви Рид использовала магию, чтобы казаться человеком. Высокая и тонкая настолько, что изгиб бедер едва нарушал прямые линии широких бежевых брюк. Бледно-золотистая блуза с длинными рукавами расстегнута чуть не до пупа, дразня видом загорелого тела и краешков тугих маленьких грудей. Если б я попыталась надеть что-то подобное, я бы все вывалила наружу. Мэви была сложена как топ-модель, только ей для поддержания формы не приходилось голодать или мучить себя гимнастикой. Она просто такой была.
   Тонкая коричневая лента скрепляла ее длинные светлые волосы. Прямые и гладкие, они спадали до пояса. Кожа сияла великолепным золотистым загаром – бессмертным не приходится опасаться рака кожи. Макияж был таким искусным и легким, что сперва я его даже не заметила. Прелестные скулы были тонко вылеплены, а глаза завораживали синевой.
   Она была прекрасна, но прекрасна по-человечески. Она от нас пряталась. Может, просто по привычке, а может, намеренно.
   Джулиан вскочил и подбежал к ней, что-то бормоча, – наверное, извинялся за Этана и его неудачную реплику о "нелюдях".
   Она качнула головой, сверкнули крохотные золотые сережки.
   – Если он действительно так относится к фейри, ему было бы удобнее работать в другом месте.
   Этан тоже обежал диван.
   – К вам я отношусь совсем иначе, миз Рид! Вы – из Благого Двора, Воплощения Красоты и Мечты. – Тут он указал на нас с несколько излишним, как мне представилось, драматизмом. – Этим же порождениям ночных кошмаров не место в вашем доме. Они опасны для вас и для всех вокруг!
   – Какую ж долю бизнеса мы у вас перехватили? – вслух подумала я, и моя реплика пришлась на внезапную паузу.
   Этан повернулся в мою сторону, явно с намерением сказать что-то еще более неудачное. Джулиан схватил его за руку, и схватил крепко – мне это было видно. Этан дернулся, как от удара, и пару секунд я ждала, что начнется драка.
   – Лучше уйди, Этан, – тихо сказал Джулиан. Этан вырвал руку и сухо поклонился миз Рид.
   – Я уйду. Я только хотел, чтобы вы знали: мне понятно отличие между благими и неблагими.
   – Я уже столетие не ступала на земли Благого Двора, мистер Кейн. Мне никогда больше не будет там места.
   Этан нахмурился: наверное, он ожидал, что миз Рид его поддержит. Он всегда был мрачным и неприятным типом, но не до такой степени. Похоже, мы нанесли их бизнесу очень серьезную рану. Этан пробормотал еще какие-то извинения и протопал на выход.
   – Часто с ним такое? – поинтересовалась я, когда дверь за ним закрылась.
   Джулиан пожал плечами.
   – Этан слишком многих людей слишком сильно не любит.
   – Знаете, Джулиан, – заговорила Мэви, – я так несчастна... вот и Этан меня покинул, и вообще...
   Я с недоумением посмотрела в ее искусно красивое, беспомощно улыбающееся лицо. Она казалась настолько искренней, что голубые глаза буквально искрились силой чувств. Только она слегка переигрывала в стремлении очаровывать, оставаясь человеком. Ей было бы не в пример легче, сбрось она гламор, который тратила на то, чтобы казаться по-человечески – ни в коем случае никак иначе! – красивой.
   Джулиан коротко глянул на меня и тут же обратил к Мэви свою улыбающуюся ипостась. Он, собственно, тоже "включил" обаяние на полную катушку. В некотором шоке я осознала, что он обладает личным гламором. Может, он использовал эту магию сознательно, но мне так не казалось. В большинстве случаев личный гламор, усиливающий харизму, применяется людьми неосознанно. Да, в большинстве случаев.
   Глядя во все глаза, как они стараются обаять друг друга, я вдруг поняла, что спектакль был рассчитан не на нас. Я обернулась к Фрэнку. Он таращился на Мэви так, будто впервые в жизни видел женщину, ну или по крайней мере такую женщину. Мэви Рид старалась быть нечеловечески обаятельной, но человечески красивой не для нас, а для собственных телохранителей. Если бы шоу планировалось в нашу честь, она использовала бы спецэффекты покруче.
   – Миз Рид, – выпевал Джулиан, беря ее под локоток и потихоньку уводя от нас подальше, – мы никогда, никогда вас не покинем. Вы для нас не просто клиент, вы – одна из величайших драгоценностей, которые нам доводилось охранять. Мы с готовностью пожертвуем за вас жизнью. Разве могут мужчины сделать больше для женщины, которую боготворят?
   Я подумала, что с лестью он явно переборщил, но я видела Мэви впервые в жизни. Может, ей нравятся преувеличенные комплименты.
   Она сумела мило порозоветь, в чем ей точно помогла магия. Я ощутила чары. Иногда очень простые физические изменения требуют наибольших количеств магии. Она скользнула рукой ему под локоть и понизила голос так, чтобы мы не слышали ее слов. Ох, конечно, мы могли бы подслушать, но это было бы невежливо, а она, наверное, почувствовала бы заклинание. Вызывать гнев богини нам не хотелось. Пока, во всяком случае.
   Они снова повернулись к нам, одинаково сияя улыбками, она держала его за руку очень крепко. Джулиан вроде бы пытался что-то просигналить мне глазами, но его желтые очки здорово мешали распознать намек.
   – Миз Рид настоятельно просит меня оставаться рядом с ней на протяжении вашего визита. – Говоря это, Джулиан иронически приподнял бровь.
   И я наконец поняла, что он пытался мне сказать. Миз Рид наняла Кейна и Харта, чтобы защищаться от нас. Она боялась неблагих настолько, что не хотела оставаться с нами наедине без поддержки – и магической, и физической. Ее магия пронизывала здесь все – дом, землю, стены, а она нас боялась. Редко ожидаешь, что фейри могут быть настолько предубеждены, особенно к другим фейри, но так бывает часто. Мой отец говорил, что корни этого – в невежестве, в том, что никто не знает ничего об обычаях других фейри; все мы знаем только обычаи собственного рода. Невежество порождает страх.
   Здесь, в поместье Мэви, магии было столько, что чуть ли не с момента, как мы въехали в ворота, я постаралась ее "не слышать". Такой навык быстро приобретаешь, если слишком много времени проводишь в окружении или по соседству с "большой" магией. Ее восприятие приходится приглушать, или за этим постоянным фоном не сможешь различить новые чары, более непосредственную угрозу. Это все равно что принимать сотню радиостанций разом. Попытаешься слушать их все – и не услышишь ничего.
   Я посмотрела в улыбающееся, непроницаемое лицо Мэви Рид и покачала головой. Повернулась к Дойлу. Я попыталась спросить его глазами, насколько невежливой, насколько человеком могу я быть с Мэви. Он понял, похоже, потому что едва заметно кивнул. Я сочла это за позволение быть настолько грубой, насколько мне того захочется. Надеюсь, я поняла его правильно, потому что я собиралась не отходя от кассы нанести золотой богине Голливуда пару-тройку смертельных оскорблений.

Глава 10

   Я обошла диван, чтобы приветствовать богиню. Китто пошел за мной как привязанный, и мне пришлось велеть ему остаться позади. Предоставленный сам себе, он жался к моему боку, как не в меру преданный щенок.
   Я улыбнулась Мэви и Джулиану.
   – Такая честь встретиться с вами, миз Рид. – Я протянула ей ладонь, и она отклеилась от руки Джулиана на время, достаточное для рукопожатия.
   Она подала мне только самые кончики пальцев, это было не столько рукопожатие, сколько касание. Я встречала многих женщин, которые не умели пожимать руку, но Мэви даже не попыталась это сделать. Может, она ожидала, что я преклоню колени и запечатлею почтительный поцелуй? Ну, в таком случае ей пришлось бы ждать долгонько. У меня была одна, и только одна королева. Пусть Мэви Рид – королева Голливуда, это не одно и то же.
   Я знала, что выгляжу озадаченной, но я никак не могла понять, что же таится за прекрасной маской ее лица. Нам нужно было это выяснить.
   – Вы на самом деле пригласили Кейна и Харта для защиты от нас?
   Мэви обратила ко мне изумительно сделанный взгляд: милый, удивленный, недоверчивый. Глаза широко открыты, превосходно накрашенные губы сложились в кружок. Ее вид был рассчитан на камеру, на экран, который увеличит ее лицо до двадцати футов. Лицо, предназначенное для того, чтобы покорять публику и студийщиков.
   Лицо было великолепно, но... недостаточно великолепно.
   – Простого "да" или "нет" мне хватит, миз Рид.
   – Прошу прощения? – переспросила она: голос извиняющийся, выражение лица мягкое, глаза чуть растерянные. Вот только за руку Джулиана она цеплялась немного слишком сильно, от этого ее растерянность казалась фальшивой.
   – Вы пригласили Кейна и Харта, чтобы защититься от нас?
   Она рассмеялась смехом, который журнал "Пипл" как-то назвал смехом на пять миллионов долларов: глаза прищурены, лицо сияет, губы чуть приоткрыты.
   – Что за странная мысль! Уверяю вас, миз Джентри, я вас не боюсь.
   Она уклонилась от точного ответа. Меня она не боялась – эта часть должна быть правдой, поскольку прямая ложь для нас под запретом. Если бы Дойл по дороге не предложил мне временно обнаглеть, я бы так все и оставила, потому что настаивать дальше было не просто невежливо, это можно было счесть оскорблением, а дуэли случались и по меньшему поводу. Но знания правил можно ожидать только от высокородных сидхе. Мы рассчитывали на то, что Мэви сочтет меня воспитанной варварами – неблагими и людьми.
   – Так, значит, вы боитесь моих стражей? – спросила я.
   Ее лицо все так же светилось от смеха и глаза сияли, когда она смотрела на меня в ответ:
   – Кто подсказал вам такую абсурдную идею?
   – Вы.
   Она покачала головой, разметав вокруг тела длинное золотистое покрывало волос. Отблеск смеха все еще светился в лице, а глаза стали едва заметно синее. И вдруг я поняла, что вовсе не смех освещает ее лицо – смех исчез, – это был слабый гламор. Она намеренно придавала себе сияние, очень нежное. А это значило, что она использовала магию, чтобы заставить меня поверить ей.
   Я нахмурилась, потому что я не смогла различить используемую против меня магию. В норме всегда чувствуешь, если другой сидхе пытается колдовать.
   Я бросила взгляд за спину, на стражей. Дойл и Холод стояли неподвижно, и лица у обоих были непроницаемые, даже застывшие. Китто так и остался у дивана, где я его поставила. Одна ручка намертво вцепилась в белую спинку, как будто держаться хоть за что-нибудь было лучше, чем стоять без всякой поддержки.
   Я подумала, не чувствует ли он то, что мне недоступно. Я лишь частично принадлежала к фейри и всегда держалась мнения, что я что-то потеряла из-за смешанной наследственности. Кое-что я приобрела, конечно – способность творить волшебство в окружении металла, например, – но где находишь, там и теряешь.
   – Миз Рид, я спрошу еще раз: вы наняли Кейна и Харта для защиты от моих стражей?
   – Я сказала Джулиану и его людям, что у меня есть слишком фанатичные поклонники.
   Я даже не взглянула на Джулиана ради подтверждения.
   – Полностью верю, что вы сказали это Джулиану, миз Рид. Но по какой же причине вы его наняли в действительности?
   Она уставилась на меня с показным ужасом, а может, ужас был неподдельным. Переведя взгляд на Дойла и Холода, она поинтересовалась:
   – Разве ее не учили, как следует себя вести?
   – Она ведет себя так, как ей следует себя вести, – ответил Дойл.
   В глазах Мэви что-то мелькнуло – страх, возможно. Она снова взглянула на меня, и отблеск страха остался, глубоко запрятанный в мягко светящихся синих глазах. Она боялась. Очень сильно боялась. Но чего?
   – Вы действительно наняли Джулиана и его людей из-за слишком назойливых поклонников?
   – Прекратите, – прошептала она.
   – Вы на самом деле думаете, что мы причиним вам вред? – Я была неумолима.
   – Нет, – ответила она слишком быстро, будто на радостях, что наконец может дать прямой ответ.
   – Тогда почему вы нас боитесь?
   – Почему ты так со мной поступаешь? – спросила она, и в ее голосе была вся мука, которую вкладывают в этот вечный вопрос уходящему возлюбленному брошенные девушки.
   Слушать ее было мучением. Джулиана это совсем выбило из колеи.
   – По-моему, ты задала достаточно вопросов, Мередит.
   Я покачала головой:
   – Нет еще. – Я посмотрела прямо в наполненные болью синие глаза и сказала: – Миз Рид, вам нет нужды таиться от нас.
   – Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   – Вот это уже слишком близко ко лжи, – тихо проговорила я.
   Ее глаза вдруг засияли хрустальным блеском, и я поняла, что смотрю в их синеву через готовые пролиться слезы. Потом капли медленно потекли по золотистой коже щек, и одновременно с этим синева затуманилась, замерцала – и глаза переменились, оставшись синими, но уже трехцветными, как мои собственные.
   По внешнему краю радужки шло широкое кольцо насыщенного синего цвета, как яркий сапфир, затем гораздо более тонкое кольцо расплавленной меди и в центре – почти такое же тонкое кольцо жидкого золота, окружавшее темную точку зрачка. Но что выделяло ее глаза даже среди глаз сидхе – это штрихи меди и золота, рассыпанные по всей радужке, будто цветные прожилки в ляпис-лазури, так что даже безупречно синее внешнее кольцо сияло металлическими отблесками.
   Ее глаза походили на грозовое синее небо, прошитое цветными молниями.
   За сорок лет ее карьеры кинозвезды ни одна камера не запечатлела этих глаз. Ее настоящих глаз. Уверена, что какой-нибудь агент или продюсер много лет назад убедил ее скрыть наименее человеческие черты. Мне пришлось скрывать свою натуру и свою внешность всего три года, и это что-то убило во мне. Мэви Рид делала это десятилетиями.
   Она отворачивалась от Джулиана, словно не хотела, чтобы он увидел ее глаза. Я сняла ее руку с локтя Джулиана. Она попыталась воспротивиться, и я не стала упорствовать. Просто удерживала пальцы на ее запястье, пока она не подняла руку по собственной воле. Тогда я обхватила ее ладонь, нежно сжимая. Я опустилась перед ней на колени и поднесла ее руку к губам. Чуть коснувшись губами золотистой кожи, я сказала:
   – Я не видела глаз прекраснее твоих, Мэви Рид.
   Она отняла у Джулиана вторую руку и застыла, глядя на меня. Слезы хрустальными капельками катились по ее щекам. Очень медленно она убрала еще остававшийся гламор. Загар бледнел, менялся, пока не стал из медово-коричневого мягко-золотистым. Волосы посветлели до почти белых. Понятия не имею, почему ей захотелось изменить цвет волос на более обычный желтоватый: ее природный цвет тоже соответствовал людским нормам.
   Я обеими руками держала ее ладони, пока она освобождалась от столетней лжи, и вот она предстала мне во всем своем сияющем великолепии. Комната вдруг наполнилась красками, ароматами благоуханных цветов, растущих за тысячи миль от этих пустынных мест. Она вцепилась в мои руки, словно я была ее единственным якорем, словно отпусти я ее – и она могла бы раствориться в этом свете и благоухании.
   Она запрокинула голову, закрыв глаза, и ее золотое сияние залило комнату, будто взошло маленькое солнышко. Она светилась, и плакала, и сжимала мои руки до боли. В какой-то момент я поняла, что тоже плачу, и ее сияние воззвало к моему, так что моя кожа засияла, словно наполненная лунным светом.
   Она упала на колени возле меня, ошарашенно глядя на наши ладони: соприкасающееся сияние... И залилась смехом, чуточку истеричным.