Страница:
В ее смехе я с трудом различила слова:
– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.
Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.
Глава 11
Глава 12
– А я-то думала, что... опасными... будут мужчины.
Она внезапно наклонилась ко мне, прижавшись губами к моим губам. Я настолько поразилась этому поцелую, что просто застыла на секунду. Не знаю, что бы я сделала, если бы она дала мне время на размышление, но она отпрянула от меня и выбежала в ту же дверь, из которой появилась.
Глава 11
Джулиан помчался следом за Мэви. Юный Фрэнк остался стоять у выхода с потрясенным видом, и глаза на побледневшем, растерянном лице казались больше, чем нужно. Вряд ли Фрэнку случалось видеть сидхе в полной силе.
Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.
– Не нужна ли принцессе моя помощь?
Я посмотрела на него и поняла, что у меня тоже, должно быть, потрясенный вид. Губы горели там, где коснулись ее губ, – как будто я глотнула весеннего солнца.
– Принцесса?
– Я в порядке, – кивнула я, но голос вышел сдавленным, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать: – Я просто никогда... – Облечь это в слова было сложно. – Она на вкус – как солнце. Солнечный свет. До этой минуты я не представляла себе, что солнечный свет может иметь вкус.
Дойл опустился на колени рядом со мной и проговорил сочувственно:
– Всегда нелегко, когда к тебе прикасается тот, кто наделен подобной силой, силой стихий.
Я нахмурилась.
– Она сказала, что считала, будто ей следует опасаться не меня, а мужчин. Что она имела в виду?
– Припомни, как ты себя чувствовала всего после нескольких лет, проведенных здесь в одиночестве... и умножь это на сто человеческих лет.
У меня помимо воли широко раскрылись глаза.
– Ты хочешь сказать, что ее потянуло ко мне... – Я качнула головой и сама возразила прежде, чем он успел ответить: – Нет, ее просто потянуло к первому же сидхе, которого она коснулась за сотню лет.
– Тебе не стоит себя недооценивать, Мередит. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Конхенн считали любительницей женщин, так что – да, она жаждала прикосновения плоти сидхе.
– Я ее понимаю, – вздохнула я. И тут мне в голову пришла другая мысль. – Ты не думаешь, что она позвала нас сюда спросить, не поделюсь ли я с ней одним из вас?
Темные брови Дойла взметнулись выше края его солнечных очков.
– И предположить не мог ничего подобного... – Он за думался, потом ответил: – Наверное, это возможно. – Между темными бровями появилась складка. – Но просить о таком – верх неприличия. Мы не просто твои любовники, любой из нас – потенциальный муж. Это не обычная краткая связь.
– Ты сам сказал, Дойл, она была одна целый век. Сотня лет может истощить чью угодно приверженность приличиям.
За нашими спинами послышался звук шагов; мы повернулись и увидели, что Холод уже стоит лицом ко входу. К нам шел Рис.
– Чем это вы здесь заняты, ребята?
– О чем ты? – спросила я.
Он обвел рукой меня и Дойла, коленопреклоненных на полу. Моя кожа еще сохраняла слабое свечение, как воспоминание о лунном свете.
Я позволила Дойлу помочь мне подняться: почему-то ноги не очень меня держали. Мэви застала меня врасплох, это верно, но я ведь касалась других сидхе далеко не однажды и никогда не испытывала такого потрясения.
– Мэви Рид сбросила гламор, – сообщила я.
Глаза Риса расширились.
– Я почувствовал это на крыльце. И ты говоришь, что она всего лишь сбросила гламор?
Я кивнула.
Он присвистнул:
– Светлая Богиня...
– Вот-вот, – заметил Дойл.
Рис перевел взгляд на него:
– О чем ты?
– Нам всем поклонялись в прошлом, но большинству из нас – в далеком прошлом. А вот для Конхенн промежуток был не так велик, лет триста. Ее еще почитали в Европе, когда нам предложили... переселиться.
– Так ты говоришь, что из-за почитания у нее прибавилось силы? – уточнил Рис.
– Не силы, – задумчиво проговорил Дойл, – но...
– Драйва, – предложила я.
– Мне не знакомо это слово, – сказал он.
– Завода, напора, натиска. – Я развела руками. – Не знаю, как объяснить. Рис поймет, что я имею в виду.
Он сделал пару шагов к гостиной.
– Да, я понимаю. Ее магия получила дополнительный заряд.
Дойл наконец кивнул.
– Соглашусь.
Холод подошел к нам. Дойл посмотрел на него из-под своих черных очков, и Холод замялся, нахмурившись.
– У меня есть небольшое дополнение к сказанному, мой капитан.
Они посмотрели друг на друга оценивающими взглядами, и эти гляделки затянулись. Я вмешалась:
– Что с вами двумя стряслось? Если Холоду есть что добавить, так пусть говорит.
Холод по-прежнему смотрел на Дойла, будто ожидая его реакции. Наконец Дойл коротко кивнул. Холод слегка поклонился.
– Я смотрел у Мередит фильмы по телевизору. И видел, как люди реагируют на кинозвезд. Это обожание актеров – разновидность поклонения.
Мы все уставились на него. Первым прозвучал шепот Риса:
– Богиня и Консорт! Если кто-то докажет, что ей до сих пор поклоняются... – Его голос замер.
Дойл закончил мысль за него:
– То появится предлог изгнать нас всех из этой страны. Единственное, что нам запрещено, – это основывать культы поклонения нам как богам.
Я покачала головой.
– Она не основывала своего культа как божества. Она просто пыталась заработать на жизнь.
Мужчины задумались на пару секунд, затем Дойл кивнул:
– Принцесса права с точки зрения закона.
– Не думаю, что Мэви Рид намеренно пыталась обойти закон, – заметила я.
Дойл качнул головой.
– Я и не утверждал обратного, но какими бы ни были ее намерения, она явно получала дополнительные выгоды от людского обожания в течение последних сорока лет. Звезда-человек не может воспользоваться преимуществами от такого рода обмена энергией, но Мэви – сидхе, и она точно знает, как эту силу использовать.
– А как насчет моделей и актеров, у которых в жилах есть примесь крови сидхе? – спросила я. – Или даже европейских монархических семейств? Сидхе пришлось заключить браки чуть ли не со всеми королевскими домами Европы, чтобы скрепить последний крупный договор. Они что, все получают такую исключительную пользу от своих обожателей?
– Это не та тема, на которую я могу говорить, – сказал Дойл.
– А я позволю себе догадку, – заявил Рис.
Дойл взглянул на него угрюмо, что было заметно даже сквозь темные очки.
– Нам платят не за догадки.
Рис ухмыльнулся под своей фальшивой бородой.
– Считай, что мой наниматель получает это как бонус.
Дойл сдвинул очки достаточно, чтобы Рис увидел его глаза.
– О-о, – оценил Рис. Потом рассмеялся и сказал: – Могу поспорить, что любой, в чьих жилах достаточно крови сидхе, набирает силу от людского поклонения. Носитель крови сидхе может сам об этом не знать, но как еще объяснить, например, успешное царствование королевских семей с наиболее высокой примесью крови сидхе? Все они еще существуют и правят, тогда как дома, которые приняли нас лишь однажды, сочли чем-то вроде болезни и бросили это дело, – выродились и исчезли.
В комнату вернулся Джулиан.
– Миз Рид предлагает продолжить беседу у бассейна, если у вас не возникнет возражений.
– Почему бы и нет – в такой чудесный день, – ответила я.
– Согласен, – поддержал Дойл.
Остальные тоже согласились, все – кроме Китто. Он остался сидеть, скорчившись у дивана. Мне пришлось в конце концов подойти к нему и взять за руку.
– Там слишком открытое место и слишком светло, – прошептал он.
Китто провел века в темных узких туннелях в холмах гоблинов. Меня всегда занимало, почему в старых сказках гоблины непременно дерутся под темным небом, будто они выносят тьму с собой из-под земли. Если они все плохо переносили открытое пространство и свет, как Китто, может, они просто не могли сражаться без любимой ими темноты. А может, это было индивидуальной особенностью Китто. Нельзя делать такие широкие обобщения, основываясь всего на одном примере.
Я потянула его за собой за руку, как ребенка.
– Ты будешь рядом со мной. А если станет невмоготу, Холод отведет тебя обратно в фургончик.
– Какие-то проблемы? – спросил Джулиан.
– У него агорафобия.
– Ох, бедняга!
– Если он хочет остаться в Лос-Анджелесе, ему придется с этим справиться, – сказала я.
Джулиан кивнул головой, почти поклонился.
– Как скажешь. Он твой... сотрудник.
Китто был одним из немногих моих спутников, не работавших на агентство. Он просто не подходил для такой работы. Я не слишком представляла себе, для какой работы он подходил, но точно не для работы телохранителя и не для работы детектива. Но я не стала просвещать Джулиана насчет статуса Китто.
– Так вы уверены? – уточнил Джулиан.
Я сжала руку Китто потверже.
– Уверена.
– Тогда прошу за мной, принцесса, и вы, джентльмены. – Он направился к коридору, по которому убежала Мэви, и мы последовали за ним. Дойл настоял на том, чтобы идти первым, а Холода поставил замыкающим. Я оказалась в середине с Рисом по одну сторону и Китто по другую. Рис взял меня за свободную руку и попытался заставить идти вприпрыжку, пока он мурлыкал себе под нос: "Мы к Волшебнику идем..."[8]
Я все еще стояла на коленях, но сияние моей кожи уже начало слабеть, когда Дойл подошел ко мне.
– Не нужна ли принцессе моя помощь?
Я посмотрела на него и поняла, что у меня тоже, должно быть, потрясенный вид. Губы горели там, где коснулись ее губ, – как будто я глотнула весеннего солнца.
– Принцесса?
– Я в порядке, – кивнула я, но голос вышел сдавленным, и мне пришлось прочистить горло, прежде чем сказать: – Я просто никогда... – Облечь это в слова было сложно. – Она на вкус – как солнце. Солнечный свет. До этой минуты я не представляла себе, что солнечный свет может иметь вкус.
Дойл опустился на колени рядом со мной и проговорил сочувственно:
– Всегда нелегко, когда к тебе прикасается тот, кто наделен подобной силой, силой стихий.
Я нахмурилась.
– Она сказала, что считала, будто ей следует опасаться не меня, а мужчин. Что она имела в виду?
– Припомни, как ты себя чувствовала всего после нескольких лет, проведенных здесь в одиночестве... и умножь это на сто человеческих лет.
У меня помимо воли широко раскрылись глаза.
– Ты хочешь сказать, что ее потянуло ко мне... – Я качнула головой и сама возразила прежде, чем он успел ответить: – Нет, ее просто потянуло к первому же сидхе, которого она коснулась за сотню лет.
– Тебе не стоит себя недооценивать, Мередит. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы Конхенн считали любительницей женщин, так что – да, она жаждала прикосновения плоти сидхе.
– Я ее понимаю, – вздохнула я. И тут мне в голову пришла другая мысль. – Ты не думаешь, что она позвала нас сюда спросить, не поделюсь ли я с ней одним из вас?
Темные брови Дойла взметнулись выше края его солнечных очков.
– И предположить не мог ничего подобного... – Он за думался, потом ответил: – Наверное, это возможно. – Между темными бровями появилась складка. – Но просить о таком – верх неприличия. Мы не просто твои любовники, любой из нас – потенциальный муж. Это не обычная краткая связь.
– Ты сам сказал, Дойл, она была одна целый век. Сотня лет может истощить чью угодно приверженность приличиям.
За нашими спинами послышался звук шагов; мы повернулись и увидели, что Холод уже стоит лицом ко входу. К нам шел Рис.
– Чем это вы здесь заняты, ребята?
– О чем ты? – спросила я.
Он обвел рукой меня и Дойла, коленопреклоненных на полу. Моя кожа еще сохраняла слабое свечение, как воспоминание о лунном свете.
Я позволила Дойлу помочь мне подняться: почему-то ноги не очень меня держали. Мэви застала меня врасплох, это верно, но я ведь касалась других сидхе далеко не однажды и никогда не испытывала такого потрясения.
– Мэви Рид сбросила гламор, – сообщила я.
Глаза Риса расширились.
– Я почувствовал это на крыльце. И ты говоришь, что она всего лишь сбросила гламор?
Я кивнула.
Он присвистнул:
– Светлая Богиня...
– Вот-вот, – заметил Дойл.
Рис перевел взгляд на него:
– О чем ты?
– Нам всем поклонялись в прошлом, но большинству из нас – в далеком прошлом. А вот для Конхенн промежуток был не так велик, лет триста. Ее еще почитали в Европе, когда нам предложили... переселиться.
– Так ты говоришь, что из-за почитания у нее прибавилось силы? – уточнил Рис.
– Не силы, – задумчиво проговорил Дойл, – но...
– Драйва, – предложила я.
– Мне не знакомо это слово, – сказал он.
– Завода, напора, натиска. – Я развела руками. – Не знаю, как объяснить. Рис поймет, что я имею в виду.
Он сделал пару шагов к гостиной.
– Да, я понимаю. Ее магия получила дополнительный заряд.
Дойл наконец кивнул.
– Соглашусь.
Холод подошел к нам. Дойл посмотрел на него из-под своих черных очков, и Холод замялся, нахмурившись.
– У меня есть небольшое дополнение к сказанному, мой капитан.
Они посмотрели друг на друга оценивающими взглядами, и эти гляделки затянулись. Я вмешалась:
– Что с вами двумя стряслось? Если Холоду есть что добавить, так пусть говорит.
Холод по-прежнему смотрел на Дойла, будто ожидая его реакции. Наконец Дойл коротко кивнул. Холод слегка поклонился.
– Я смотрел у Мередит фильмы по телевизору. И видел, как люди реагируют на кинозвезд. Это обожание актеров – разновидность поклонения.
Мы все уставились на него. Первым прозвучал шепот Риса:
– Богиня и Консорт! Если кто-то докажет, что ей до сих пор поклоняются... – Его голос замер.
Дойл закончил мысль за него:
– То появится предлог изгнать нас всех из этой страны. Единственное, что нам запрещено, – это основывать культы поклонения нам как богам.
Я покачала головой.
– Она не основывала своего культа как божества. Она просто пыталась заработать на жизнь.
Мужчины задумались на пару секунд, затем Дойл кивнул:
– Принцесса права с точки зрения закона.
– Не думаю, что Мэви Рид намеренно пыталась обойти закон, – заметила я.
Дойл качнул головой.
– Я и не утверждал обратного, но какими бы ни были ее намерения, она явно получала дополнительные выгоды от людского обожания в течение последних сорока лет. Звезда-человек не может воспользоваться преимуществами от такого рода обмена энергией, но Мэви – сидхе, и она точно знает, как эту силу использовать.
– А как насчет моделей и актеров, у которых в жилах есть примесь крови сидхе? – спросила я. – Или даже европейских монархических семейств? Сидхе пришлось заключить браки чуть ли не со всеми королевскими домами Европы, чтобы скрепить последний крупный договор. Они что, все получают такую исключительную пользу от своих обожателей?
– Это не та тема, на которую я могу говорить, – сказал Дойл.
– А я позволю себе догадку, – заявил Рис.
Дойл взглянул на него угрюмо, что было заметно даже сквозь темные очки.
– Нам платят не за догадки.
Рис ухмыльнулся под своей фальшивой бородой.
– Считай, что мой наниматель получает это как бонус.
Дойл сдвинул очки достаточно, чтобы Рис увидел его глаза.
– О-о, – оценил Рис. Потом рассмеялся и сказал: – Могу поспорить, что любой, в чьих жилах достаточно крови сидхе, набирает силу от людского поклонения. Носитель крови сидхе может сам об этом не знать, но как еще объяснить, например, успешное царствование королевских семей с наиболее высокой примесью крови сидхе? Все они еще существуют и правят, тогда как дома, которые приняли нас лишь однажды, сочли чем-то вроде болезни и бросили это дело, – выродились и исчезли.
В комнату вернулся Джулиан.
– Миз Рид предлагает продолжить беседу у бассейна, если у вас не возникнет возражений.
– Почему бы и нет – в такой чудесный день, – ответила я.
– Согласен, – поддержал Дойл.
Остальные тоже согласились, все – кроме Китто. Он остался сидеть, скорчившись у дивана. Мне пришлось в конце концов подойти к нему и взять за руку.
– Там слишком открытое место и слишком светло, – прошептал он.
Китто провел века в темных узких туннелях в холмах гоблинов. Меня всегда занимало, почему в старых сказках гоблины непременно дерутся под темным небом, будто они выносят тьму с собой из-под земли. Если они все плохо переносили открытое пространство и свет, как Китто, может, они просто не могли сражаться без любимой ими темноты. А может, это было индивидуальной особенностью Китто. Нельзя делать такие широкие обобщения, основываясь всего на одном примере.
Я потянула его за собой за руку, как ребенка.
– Ты будешь рядом со мной. А если станет невмоготу, Холод отведет тебя обратно в фургончик.
– Какие-то проблемы? – спросил Джулиан.
– У него агорафобия.
– Ох, бедняга!
– Если он хочет остаться в Лос-Анджелесе, ему придется с этим справиться, – сказала я.
Джулиан кивнул головой, почти поклонился.
– Как скажешь. Он твой... сотрудник.
Китто был одним из немногих моих спутников, не работавших на агентство. Он просто не подходил для такой работы. Я не слишком представляла себе, для какой работы он подходил, но точно не для работы телохранителя и не для работы детектива. Но я не стала просвещать Джулиана насчет статуса Китто.
– Так вы уверены? – уточнил Джулиан.
Я сжала руку Китто потверже.
– Уверена.
– Тогда прошу за мной, принцесса, и вы, джентльмены. – Он направился к коридору, по которому убежала Мэви, и мы последовали за ним. Дойл настоял на том, чтобы идти первым, а Холода поставил замыкающим. Я оказалась в середине с Рисом по одну сторону и Китто по другую. Рис взял меня за свободную руку и попытался заставить идти вприпрыжку, пока он мурлыкал себе под нос: "Мы к Волшебнику идем..."[8]
Глава 12
Джулиан провел нас чередой шикарно обставленных комнат и вывел к бассейну. Голубая вода мерцала бликами света, как разбитое зеркало. Мэви сидела в тени большого зонтика, плотно завернувшись в белый шелковый халат. Бело-золотой купальный костюм мелькнул под халатом, когда она укуталась в него еще тщательнее, оставив на виду только ступни с идеальным педикюром. Она курила, яростно затягиваясь и бросая сигарету, едва докурив до половины. Джулиану досталась малоприятная задача зажигать для нее сигареты золотой зажигалкой с маленького подноса, на котором помимо зажигалки лежала еще пачка сигарет. Собственно, подносить зажигалку не было неприятной частью работы – сложным было пытаться успокоить Мэви.
Она вновь надела гламор, как хорошо сидящее платье. Она была почти так же красива, но выглядела уже как Мэви Рид – кинозвезда, хотя и очень взвинченная ее версия. Тревога расходилась от нее волнами.
Прочие телохранители, включая юного Фрэнка и Макса, заняли позиции вокруг бассейна и выглядели свирепо. Часть этой свирепости явно была направлена на нас, но мы не приняли это близко к сердцу, по крайней мере я не приняла. Я не была на сто процентов уверена насчет своих парней. Ну, что бы они ни чувствовали, они держали это при себе.
Мэви настояла, чтобы мы все уселись на самых освещенных местах. В общем, я догадывалась почему, хотя ручаться не стала бы. Старый предрассудок гласит, что неблагие не могут противостоять солнечному свету. На самом деле некоторые действительно его не выносят, но ни один из моих спутников таких проблем не имел. Разве что у Китто была некоторая светобоязнь, но черные очки вполне устраняли это неудобство.
Я решила не действовать Мэви на нервы.
Она еще не отошла от потрясения, то и дело проверяла, все ли ее чудесное тело надежно укрыто шелковым халатом, и перешла от курения к алкоголю, пока мы рассаживались по стульям. Ну и ладно. Алкоголь хотя бы не попадает мне в желудок без моего согласия. Так что лично я сочла это удачной переменой. Может, я изменю свое мнение, если Мэви напьется.
Джулиан сидел на низеньком стуле рядом с ее шезлонгом. Она велела ему расположиться так близко, что плечом он касался спинки шезлонга. Остальные телохранители стояли за ее спиной, словно три этакие мускулистые, вооруженные до зубов фрейлины.
Мэви настояла на том, чтобы я заняла второй шезлонг. Для шезлонга я была коротковата, как и моя юбка, но я согласилась без возражений. Мне просто пришлось проследить за тем, чтобы не слишком открывать ноги и не сверкать трусиками. Если бы вокруг были только фейри, я бы вообще не беспокоилась, но среди людей мы старались вести себя как у них принято. Кроме того, я уже давно обнаружила, что, если я позволяю незнакомым мужчинам-людям увидеть мое белье, у них появляются неверные представления... Мужчины-фейри в таких случаях попросту наслаждаются зрелищем и ничего больше.
Дойл и Холод стояли за моей спиной, как и положено хорошим телохранителям. Рис ушел с секретарем, Мари, снимать свою маскировку. Мэви была очарована тем, что он воспользовался для защиты от внимания прессы людской маскировкой вместо гламора.
Либо она владела гламором лучше, чем мы, либо репортеры просто не представляли себе ее иначе, чем Мэви Рид, кинозвезду. Слово "гламурный" пришло именно из представлений о нашем гламоре – так, может, журналисты и не стремились разглядеть правду за глянцевым обликом киноактрисы.
Китто сидел рядом со мной на специально для него поставленном стульчике, но изо всех сил старался хоть одной рукой дотягиваться до моего шезлонга. Джулиан тщательно сохранял дистанцию между собой и Мэви, Китто же приложил все усилия, чтобы постоянно касаться какой-нибудь части моего тела.
Женщина-человек, лет шестидесяти, вышла из домика по соседству с бассейном. На ней была форма горничной, с кокетливым передничком, хотя юбка была длинной, в соответствии ее возрасту, и туфли разумного фасона. Она предложила нам напитки, мы отказались. Только Мэви продолжала пить неразбавленный скотч. Начинала она с виски со льдом, но когда лед растаял, она не попросила его заменить. На наших глазах она расправилась уже с пятой порцией скотча, но на ней это никак не отразилось. Ну, она – фейри, а мы можем выпить довольно много и оставаться трезвыми как стеклышко, но пятый скотч – это пятый скотч... Я понадеялась, что она выпила уже достаточно, чтобы успокоить свои нервы, и на этом остановится. Она не остановилась.
– Я хочу рома с колой. Кто-нибудь присоединится?
– Нет, спасибо, – отказалась я.
– Я понимаю, что мужчины на работе, и твои, и мои, так что пить они не могут. Замедляет реакцию. – В ее голосе появился намек на прежние мурлыкающие интонации Мэви Рид – бледное подобие присущей ее речи двусмысленности. Похоже, я не совсем ее убила. – Но мы с тобой можем это себе позволить.
– Я не хочу, но спасибо за предложение.
Маленькая складочка появилась между ее совершенных бровей.
– Терпеть не могу пить одна.
– Я не особенно люблю ни скотч, ни ром.
– У нас огромный винный погреб. Уверена, там найдется что-нибудь на твой вкус. – Она улыбнулась, не той ослепительной улыбкой, как в начале нашего визита, но все же улыбнулась. Это был обнадеживающий признак, но я отрицательно качнула головой.
– Прости, Мэви, но я действительно не пью так рано.
– Рано... – повторила она, подняв изумительно выщипанные брови. – Лапушка, сейчас вовсе не рано по стандартам Лос-Анджелеса. Если время ленча миновало, для выпивки рано быть не может.
Я улыбнулась, слегка пожав плечами.
– Еще раз спасибо, но мне на самом деле не хочется.
Она нахмурилась, но кивнула горничной – и та направилась в дом. За выпивкой для Мэви, наверное.
– Терпеть не могу пить одна, – снова сказала Мэви.
– Но ведь твой муж должен быть где-то поблизости?
– С Гордоном вы потом познакомитесь, когда закончим с делом. – Теперь она была серьезна, никакого поддразнивания.
– Так что за дело? – спросила я.
– Дело конфиденциальное.
Я покачала головой:
– Мы это уже проходили с твоим гонцом у меня в офисе. Где я, там и мои стражи. – Я взглянула на ее собственную живую стенку. – Уверена, что ты меня в этом понимаешь.
Она нетерпеливо кивнула.
– Да-да, понимаю, но не могут ли они отсесть слегка подальше, чтобы мы могли немножко поболтать... о своем, о девичьем?
Я подняла брови при этих словах, но воздержалась от комментариев. Посмотрела на Дойла и Холода.
– Как полагаете, мальчики?
– Думаю, мы можем посидеть у столика в тени, пока вы с миз Рид будете беседовать... о своем, о девичьем. – Дойлу удалось вложить бездну недоверия в последнее словосочетание.
Я спрятала улыбку, отвернувшись к Китто. Гоблин не собирался покидать меня даже ради тени от зонтика, я и спрашивать не потрудилась.
– Дойл и Холод уйдут к столику, но Китто останется со мной.
– Это неприемлемо, – покачала головой Мэви. Я пожала плечами.
– Это максимум, на что ты можешь рассчитывать, если настаиваешь на пребывании на открытом пространстве.
Она склонила голову набок.
– Это ужасно невежливо для принцессы сидхе. Ты вообще невероятно невежлива, если не сказать груба, для принцессы крови.
Я поборола желание оглянуться на Дойла.
– Я могла бы напомнить, что меня воспитывали люди.
– Могла бы, но я не поверю, будто причина в этом. – Ее голос был очень тихим и почти злым. – Будь ты настолько человеком, Богиня и Консорт не одарили бы тебя своей милостью так сильно, как я почувствовала всего несколько минут назад. – Она вздрогнула и плотнее натянула халат на плечи. Было около 80 градусов[9] – мягкая теплая погода. Если она и мерзла, то не от того холода, с которым мог справиться халат.
Мой поклон был лучшим из тех, что можно отвесить, сидя в шезлонге.
– Благодарю.
Она тряхнула головой, так что волна длинных золотистых волос скользнула по ее телу.
– Не благодари. Я вовсе не испытываю благодарности за то, что ты сотворила со мной.
Я хотела уже сказать, что это все было неожиданным для меня, но вовремя остановилась. До меня дошло. Мэви использовала магию намеренно – чтобы склонить меня на свою сторону. Это было смертельным оскорблением между благородными сидхе. Мы никогда не пользовались подобными трюками по отношению друг к другу. Ее поведение ясно доказывало, что она считала меня низшей и полагала, будто правила знати сидхе ко мне не относятся.
Она смотрела на меня выжидательно, и я поняла, что молчу слишком долго. Я сумела выдавить улыбку.
– Сидхе столетиями пытались отгадать, почему ты нас покинула.
– Я не покинула двор, Мередит. Меня изгнали.
О, наконец что-то интересное для меня.
– Твое изгнание было страшилкой для всей молодежи Благого Двора. "Не угодишь королю – кончишь, как Конхенн".
– Значит, так они думают? Что меня изгнали за то, что я не угодила королю?
– Если на то пошло, именно так сказал король. Что ты ему не угодила.
Она рассмеялась, и в ее смехе было столько издевки, что он причинял почти физическую боль.
– О, это можно и так описать, но неужели никто не задумался, что ссылка настолько строгая была несколько чрезмерным наказанием за такой проступок?
Я кивнула.
– Мне говорили, что кое-кто задавал такой вопрос. У тебя было немало друзей при дворе.
– Союзников. Настоящими друзьями придворные не бывают.
Я ей поверила на слово.
– Как скажешь. У тебя хватало союзников, и мне говорили, что они спрашивали о твоей судьбе.
– И?.. – В этом коротком слове было чуть многовато нетерпения.
Кажется, ей действительно хотелось это знать. Я подумала, не сказать ли: "Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой", но это было бы грубовато. Нет, здесь стоило действовать потоньше. Тонкость никогда не была присуща моей природе, но я научилась. В конце концов.
– Меня избили за то, что я о тебе спросила, – сообщила я.
Она удивленно моргнула.
– Что?
– Еще ребенком я поинтересовалась, почему тебя изгнали, и король собственноручно избил меня всего лишь за один вопрос.
Она выглядела озадаченной.
– И никто не задавал этот вопрос раньше?
– Задавали, – ответила я.
Выражения ее лица было достаточно, чтобы побудить меня продолжить, но я удержалась – и не закончила мысль. Я боялась дать ей увести разговор в сторону, я хотела знать причину ее изгнания. Она хранила молчание сотню лет, и я не ожидала, что она с легкостью нарушит его теперь.
– Ко времени моего появления при дворе спрашивать уже перестали.
– Что случилось с моими союзниками?
Это был прямой вопрос. Я больше не могла притворяться, что не понимаю.
– Король убил Эмриса. После этого спрашивать о тебе боялись.
Не могла бы сказать наверняка, но кажется, она побледнела под своим золотистым загаром. Мэви быстро отвела взгляд, но я успела заметить, как широко раскрылись у нее глаза. Она поднесла ко рту стакан, но он оказался пуст.
– Нэнси! – крикнула она.
Горничная появилась почти как по волшебству. В руках у нее был поднос с парой солнечных очков в белой оправе и ромом в высоком стакане темного стекла. Через руку были перекинуты три купальных костюма. Очень дорогих, красивых и... крошечных. Едва ли не любой комплект моего белья прикрывал больше, чем эти купальники, а белья у меня было много и разного. Выглядели они вполне обычно, хотя и элегантно, но внешнему виду в таких случаях доверять нельзя. На одежду можно наложить чары, которые подействуют, только когда ее наденут. Среди таких заклинаний есть и весьма неприятные. Я впервые задумалась не о том, хочет ли Мэви быть принятой к нашему двору, а о том, нет ли среди благих таких, кто хочет моей смерти? Может ли моя смерть заслужить ей прошение? Только если моей смерти хочет сам король. Но, насколько я знаю, Таранис меня не любит, но и не боится – так что моя смерть ему безразлична.
Мэви молчала. Ее взгляд был устремлен на бассейн, но не думаю, что она видела хоть что-нибудь. Она молчала так долго, что мне пришлось разбить паузу.
– К чему эти купальники, миз Рид?
– Я просила называть меня Мэви. – Но она так и не повернулась ко мне, и фраза прозвучала механически, будто она говорила не думая. Я улыбнулась.
– Прекрасно. Так зачем нужны купальники, Мэви?
– Это на случай, если тебе захотелось бы устроиться с большим комфортом, только и всего. – Ее голос все еще звучал совершенно невыразительно, как в заранее выученном диалоге, смысл которого уже забылся.
– Спасибо, но мне и так хорошо.
– Думаю, для джентльменов костюмы тоже найдутся. – Она наконец взглянула на меня, но голос был по-прежнему лишен интонаций.
– Спасибо, не нужно. – Я сделала достаточно выразительное ударение на слове "спасибо", так что она должна была уловить намек.
Мэви поставила пустой стакан на поднос, надела очки и только потом взяла принесенный напиток. Она выпила чуть не четверть стакана одним длинным глотком и посмотрела на меня. Большие очки в круглой широкой оправе были ко всему прочему еще и зеркальными, так что я видела лишь собственное искаженное отражение. Ее глаза и немалая часть лица были теперь полностью скрыты. В гламоре она уже не нуждалась, у нее было новое средство защиты.
Она стянула ворот халата поплотнее и отхлебнула рома.
– Даже Таранис не решился бы казнить Эмриса. – Ее голос был тихим, но ясным. Видимо, она старалась не поверить мне. Своей заготовкой с купальниками она выгадала достаточно времени, чтобы подумать над моими словами. Они ей не понравились, так что она пыталась их опровергнуть.
– Он не был казнен, – подтвердила я и снова не стала продолжать, ожидая ее следующего вопроса. Часто чем меньше говоришь, тем больше узнаешь.
Она посмотрела на меня, оторвавшись от своего стакана, стекла очков блеснули на солнце.
– Но ты сказала, что Таранис велел его убить.
– Нет. Я сказала, что он убил Эмриса.
За очками было не понять, но мне показалось, она нахмурилась.
– Ты играешь словами, Мередит. Эмрис был одним из тех немногих при дворе, которых я действительно могла бы назвать друзьями. Если его не казнили, что тогда? Ты намекаешь на преднамеренное убийство?
Я покачала головой.
– Не совсем. Король вызвал его на личный поединок.
Она дернулась, словно я ее ударила, ром выплеснулся на белоснежный халат. Горничная протянула ей льняную салфетку. Мэви отдала ей стакан и принялась вытирать руки, но мысли ее явно были далеко от этого занятия.
– Король никогда не принимает личных вызовов. Он представляет слишком большую ценность для двора, чтобы подвергать его жизнь риску на дуэли.
Я пожала плечами, наблюдая, как мое отражение в ее очках делает то же самое.
– Я только сообщаю факты, а не объясняю их.
Она бросила салфетку на поднос, но не попросила стакан обратно. Потом она наклонилась вперед, все так же комкая халат у горла и на бедрах.
– Поклянись мне, торжественно поклянись, что король сразил Эмриса на дуэли.
– Я клянусь тебе, что это правда.
Она вдруг откинулась назад, будто вся энергия вытекла из нее. Руки еще слабо цеплялись за халат, но казалось, что она на грани обморока.
Горничная спросила:
– Вам нехорошо, миз Рид? Принести вам что-нибудь?
Мэви слабо махнула рукой.
– Нет, ничего. Все нормально.
Она ответила на вопросы в обратном порядке: небольшая увертка, потому как с ней, очевидно, не все было нормально.
– Значит, я была права, – проговорила она очень тихо.
– Права в чем? – спросила я так же тихо, подвинувшись поближе – чтобы она точно меня услышала. Она улыбнулась, но слабо и совсем нерадостно.
– Нет, мой секрет так легко тебе не достанется.
Я нахмурилась, и вполне искренне:
– Не понимаю, о чем ты.
Она заговорила более уверенно и твердо:
– Почему ты приехала сюда, Мередит?
Я слегка подвинулась назад.
– Потому что ты просила об этом.
Она вновь надела гламор, как хорошо сидящее платье. Она была почти так же красива, но выглядела уже как Мэви Рид – кинозвезда, хотя и очень взвинченная ее версия. Тревога расходилась от нее волнами.
Прочие телохранители, включая юного Фрэнка и Макса, заняли позиции вокруг бассейна и выглядели свирепо. Часть этой свирепости явно была направлена на нас, но мы не приняли это близко к сердцу, по крайней мере я не приняла. Я не была на сто процентов уверена насчет своих парней. Ну, что бы они ни чувствовали, они держали это при себе.
Мэви настояла, чтобы мы все уселись на самых освещенных местах. В общем, я догадывалась почему, хотя ручаться не стала бы. Старый предрассудок гласит, что неблагие не могут противостоять солнечному свету. На самом деле некоторые действительно его не выносят, но ни один из моих спутников таких проблем не имел. Разве что у Китто была некоторая светобоязнь, но черные очки вполне устраняли это неудобство.
Я решила не действовать Мэви на нервы.
Она еще не отошла от потрясения, то и дело проверяла, все ли ее чудесное тело надежно укрыто шелковым халатом, и перешла от курения к алкоголю, пока мы рассаживались по стульям. Ну и ладно. Алкоголь хотя бы не попадает мне в желудок без моего согласия. Так что лично я сочла это удачной переменой. Может, я изменю свое мнение, если Мэви напьется.
Джулиан сидел на низеньком стуле рядом с ее шезлонгом. Она велела ему расположиться так близко, что плечом он касался спинки шезлонга. Остальные телохранители стояли за ее спиной, словно три этакие мускулистые, вооруженные до зубов фрейлины.
Мэви настояла на том, чтобы я заняла второй шезлонг. Для шезлонга я была коротковата, как и моя юбка, но я согласилась без возражений. Мне просто пришлось проследить за тем, чтобы не слишком открывать ноги и не сверкать трусиками. Если бы вокруг были только фейри, я бы вообще не беспокоилась, но среди людей мы старались вести себя как у них принято. Кроме того, я уже давно обнаружила, что, если я позволяю незнакомым мужчинам-людям увидеть мое белье, у них появляются неверные представления... Мужчины-фейри в таких случаях попросту наслаждаются зрелищем и ничего больше.
Дойл и Холод стояли за моей спиной, как и положено хорошим телохранителям. Рис ушел с секретарем, Мари, снимать свою маскировку. Мэви была очарована тем, что он воспользовался для защиты от внимания прессы людской маскировкой вместо гламора.
Либо она владела гламором лучше, чем мы, либо репортеры просто не представляли себе ее иначе, чем Мэви Рид, кинозвезду. Слово "гламурный" пришло именно из представлений о нашем гламоре – так, может, журналисты и не стремились разглядеть правду за глянцевым обликом киноактрисы.
Китто сидел рядом со мной на специально для него поставленном стульчике, но изо всех сил старался хоть одной рукой дотягиваться до моего шезлонга. Джулиан тщательно сохранял дистанцию между собой и Мэви, Китто же приложил все усилия, чтобы постоянно касаться какой-нибудь части моего тела.
Женщина-человек, лет шестидесяти, вышла из домика по соседству с бассейном. На ней была форма горничной, с кокетливым передничком, хотя юбка была длинной, в соответствии ее возрасту, и туфли разумного фасона. Она предложила нам напитки, мы отказались. Только Мэви продолжала пить неразбавленный скотч. Начинала она с виски со льдом, но когда лед растаял, она не попросила его заменить. На наших глазах она расправилась уже с пятой порцией скотча, но на ней это никак не отразилось. Ну, она – фейри, а мы можем выпить довольно много и оставаться трезвыми как стеклышко, но пятый скотч – это пятый скотч... Я понадеялась, что она выпила уже достаточно, чтобы успокоить свои нервы, и на этом остановится. Она не остановилась.
– Я хочу рома с колой. Кто-нибудь присоединится?
– Нет, спасибо, – отказалась я.
– Я понимаю, что мужчины на работе, и твои, и мои, так что пить они не могут. Замедляет реакцию. – В ее голосе появился намек на прежние мурлыкающие интонации Мэви Рид – бледное подобие присущей ее речи двусмысленности. Похоже, я не совсем ее убила. – Но мы с тобой можем это себе позволить.
– Я не хочу, но спасибо за предложение.
Маленькая складочка появилась между ее совершенных бровей.
– Терпеть не могу пить одна.
– Я не особенно люблю ни скотч, ни ром.
– У нас огромный винный погреб. Уверена, там найдется что-нибудь на твой вкус. – Она улыбнулась, не той ослепительной улыбкой, как в начале нашего визита, но все же улыбнулась. Это был обнадеживающий признак, но я отрицательно качнула головой.
– Прости, Мэви, но я действительно не пью так рано.
– Рано... – повторила она, подняв изумительно выщипанные брови. – Лапушка, сейчас вовсе не рано по стандартам Лос-Анджелеса. Если время ленча миновало, для выпивки рано быть не может.
Я улыбнулась, слегка пожав плечами.
– Еще раз спасибо, но мне на самом деле не хочется.
Она нахмурилась, но кивнула горничной – и та направилась в дом. За выпивкой для Мэви, наверное.
– Терпеть не могу пить одна, – снова сказала Мэви.
– Но ведь твой муж должен быть где-то поблизости?
– С Гордоном вы потом познакомитесь, когда закончим с делом. – Теперь она была серьезна, никакого поддразнивания.
– Так что за дело? – спросила я.
– Дело конфиденциальное.
Я покачала головой:
– Мы это уже проходили с твоим гонцом у меня в офисе. Где я, там и мои стражи. – Я взглянула на ее собственную живую стенку. – Уверена, что ты меня в этом понимаешь.
Она нетерпеливо кивнула.
– Да-да, понимаю, но не могут ли они отсесть слегка подальше, чтобы мы могли немножко поболтать... о своем, о девичьем?
Я подняла брови при этих словах, но воздержалась от комментариев. Посмотрела на Дойла и Холода.
– Как полагаете, мальчики?
– Думаю, мы можем посидеть у столика в тени, пока вы с миз Рид будете беседовать... о своем, о девичьем. – Дойлу удалось вложить бездну недоверия в последнее словосочетание.
Я спрятала улыбку, отвернувшись к Китто. Гоблин не собирался покидать меня даже ради тени от зонтика, я и спрашивать не потрудилась.
– Дойл и Холод уйдут к столику, но Китто останется со мной.
– Это неприемлемо, – покачала головой Мэви. Я пожала плечами.
– Это максимум, на что ты можешь рассчитывать, если настаиваешь на пребывании на открытом пространстве.
Она склонила голову набок.
– Это ужасно невежливо для принцессы сидхе. Ты вообще невероятно невежлива, если не сказать груба, для принцессы крови.
Я поборола желание оглянуться на Дойла.
– Я могла бы напомнить, что меня воспитывали люди.
– Могла бы, но я не поверю, будто причина в этом. – Ее голос был очень тихим и почти злым. – Будь ты настолько человеком, Богиня и Консорт не одарили бы тебя своей милостью так сильно, как я почувствовала всего несколько минут назад. – Она вздрогнула и плотнее натянула халат на плечи. Было около 80 градусов[9] – мягкая теплая погода. Если она и мерзла, то не от того холода, с которым мог справиться халат.
Мой поклон был лучшим из тех, что можно отвесить, сидя в шезлонге.
– Благодарю.
Она тряхнула головой, так что волна длинных золотистых волос скользнула по ее телу.
– Не благодари. Я вовсе не испытываю благодарности за то, что ты сотворила со мной.
Я хотела уже сказать, что это все было неожиданным для меня, но вовремя остановилась. До меня дошло. Мэви использовала магию намеренно – чтобы склонить меня на свою сторону. Это было смертельным оскорблением между благородными сидхе. Мы никогда не пользовались подобными трюками по отношению друг к другу. Ее поведение ясно доказывало, что она считала меня низшей и полагала, будто правила знати сидхе ко мне не относятся.
Она смотрела на меня выжидательно, и я поняла, что молчу слишком долго. Я сумела выдавить улыбку.
– Сидхе столетиями пытались отгадать, почему ты нас покинула.
– Я не покинула двор, Мередит. Меня изгнали.
О, наконец что-то интересное для меня.
– Твое изгнание было страшилкой для всей молодежи Благого Двора. "Не угодишь королю – кончишь, как Конхенн".
– Значит, так они думают? Что меня изгнали за то, что я не угодила королю?
– Если на то пошло, именно так сказал король. Что ты ему не угодила.
Она рассмеялась, и в ее смехе было столько издевки, что он причинял почти физическую боль.
– О, это можно и так описать, но неужели никто не задумался, что ссылка настолько строгая была несколько чрезмерным наказанием за такой проступок?
Я кивнула.
– Мне говорили, что кое-кто задавал такой вопрос. У тебя было немало друзей при дворе.
– Союзников. Настоящими друзьями придворные не бывают.
Я ей поверила на слово.
– Как скажешь. У тебя хватало союзников, и мне говорили, что они спрашивали о твоей судьбе.
– И?.. – В этом коротком слове было чуть многовато нетерпения.
Кажется, ей действительно хотелось это знать. Я подумала, не сказать ли: "Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой", но это было бы грубовато. Нет, здесь стоило действовать потоньше. Тонкость никогда не была присуща моей природе, но я научилась. В конце концов.
– Меня избили за то, что я о тебе спросила, – сообщила я.
Она удивленно моргнула.
– Что?
– Еще ребенком я поинтересовалась, почему тебя изгнали, и король собственноручно избил меня всего лишь за один вопрос.
Она выглядела озадаченной.
– И никто не задавал этот вопрос раньше?
– Задавали, – ответила я.
Выражения ее лица было достаточно, чтобы побудить меня продолжить, но я удержалась – и не закончила мысль. Я боялась дать ей увести разговор в сторону, я хотела знать причину ее изгнания. Она хранила молчание сотню лет, и я не ожидала, что она с легкостью нарушит его теперь.
– Ко времени моего появления при дворе спрашивать уже перестали.
– Что случилось с моими союзниками?
Это был прямой вопрос. Я больше не могла притворяться, что не понимаю.
– Король убил Эмриса. После этого спрашивать о тебе боялись.
Не могла бы сказать наверняка, но кажется, она побледнела под своим золотистым загаром. Мэви быстро отвела взгляд, но я успела заметить, как широко раскрылись у нее глаза. Она поднесла ко рту стакан, но он оказался пуст.
– Нэнси! – крикнула она.
Горничная появилась почти как по волшебству. В руках у нее был поднос с парой солнечных очков в белой оправе и ромом в высоком стакане темного стекла. Через руку были перекинуты три купальных костюма. Очень дорогих, красивых и... крошечных. Едва ли не любой комплект моего белья прикрывал больше, чем эти купальники, а белья у меня было много и разного. Выглядели они вполне обычно, хотя и элегантно, но внешнему виду в таких случаях доверять нельзя. На одежду можно наложить чары, которые подействуют, только когда ее наденут. Среди таких заклинаний есть и весьма неприятные. Я впервые задумалась не о том, хочет ли Мэви быть принятой к нашему двору, а о том, нет ли среди благих таких, кто хочет моей смерти? Может ли моя смерть заслужить ей прошение? Только если моей смерти хочет сам король. Но, насколько я знаю, Таранис меня не любит, но и не боится – так что моя смерть ему безразлична.
Мэви молчала. Ее взгляд был устремлен на бассейн, но не думаю, что она видела хоть что-нибудь. Она молчала так долго, что мне пришлось разбить паузу.
– К чему эти купальники, миз Рид?
– Я просила называть меня Мэви. – Но она так и не повернулась ко мне, и фраза прозвучала механически, будто она говорила не думая. Я улыбнулась.
– Прекрасно. Так зачем нужны купальники, Мэви?
– Это на случай, если тебе захотелось бы устроиться с большим комфортом, только и всего. – Ее голос все еще звучал совершенно невыразительно, как в заранее выученном диалоге, смысл которого уже забылся.
– Спасибо, но мне и так хорошо.
– Думаю, для джентльменов костюмы тоже найдутся. – Она наконец взглянула на меня, но голос был по-прежнему лишен интонаций.
– Спасибо, не нужно. – Я сделала достаточно выразительное ударение на слове "спасибо", так что она должна была уловить намек.
Мэви поставила пустой стакан на поднос, надела очки и только потом взяла принесенный напиток. Она выпила чуть не четверть стакана одним длинным глотком и посмотрела на меня. Большие очки в круглой широкой оправе были ко всему прочему еще и зеркальными, так что я видела лишь собственное искаженное отражение. Ее глаза и немалая часть лица были теперь полностью скрыты. В гламоре она уже не нуждалась, у нее было новое средство защиты.
Она стянула ворот халата поплотнее и отхлебнула рома.
– Даже Таранис не решился бы казнить Эмриса. – Ее голос был тихим, но ясным. Видимо, она старалась не поверить мне. Своей заготовкой с купальниками она выгадала достаточно времени, чтобы подумать над моими словами. Они ей не понравились, так что она пыталась их опровергнуть.
– Он не был казнен, – подтвердила я и снова не стала продолжать, ожидая ее следующего вопроса. Часто чем меньше говоришь, тем больше узнаешь.
Она посмотрела на меня, оторвавшись от своего стакана, стекла очков блеснули на солнце.
– Но ты сказала, что Таранис велел его убить.
– Нет. Я сказала, что он убил Эмриса.
За очками было не понять, но мне показалось, она нахмурилась.
– Ты играешь словами, Мередит. Эмрис был одним из тех немногих при дворе, которых я действительно могла бы назвать друзьями. Если его не казнили, что тогда? Ты намекаешь на преднамеренное убийство?
Я покачала головой.
– Не совсем. Король вызвал его на личный поединок.
Она дернулась, словно я ее ударила, ром выплеснулся на белоснежный халат. Горничная протянула ей льняную салфетку. Мэви отдала ей стакан и принялась вытирать руки, но мысли ее явно были далеко от этого занятия.
– Король никогда не принимает личных вызовов. Он представляет слишком большую ценность для двора, чтобы подвергать его жизнь риску на дуэли.
Я пожала плечами, наблюдая, как мое отражение в ее очках делает то же самое.
– Я только сообщаю факты, а не объясняю их.
Она бросила салфетку на поднос, но не попросила стакан обратно. Потом она наклонилась вперед, все так же комкая халат у горла и на бедрах.
– Поклянись мне, торжественно поклянись, что король сразил Эмриса на дуэли.
– Я клянусь тебе, что это правда.
Она вдруг откинулась назад, будто вся энергия вытекла из нее. Руки еще слабо цеплялись за халат, но казалось, что она на грани обморока.
Горничная спросила:
– Вам нехорошо, миз Рид? Принести вам что-нибудь?
Мэви слабо махнула рукой.
– Нет, ничего. Все нормально.
Она ответила на вопросы в обратном порядке: небольшая увертка, потому как с ней, очевидно, не все было нормально.
– Значит, я была права, – проговорила она очень тихо.
– Права в чем? – спросила я так же тихо, подвинувшись поближе – чтобы она точно меня услышала. Она улыбнулась, но слабо и совсем нерадостно.
– Нет, мой секрет так легко тебе не достанется.
Я нахмурилась, и вполне искренне:
– Не понимаю, о чем ты.
Она заговорила более уверенно и твердо:
– Почему ты приехала сюда, Мередит?
Я слегка подвинулась назад.
– Потому что ты просила об этом.